Ягодные слёзы

Лучи утреннего солнца подсвечивали зелёную листву и жёлтыми пятнами ложились на могильные плиты. Склепы, статуи, надгробные камни, могилы, много могил. А ещё крапива, на кладбище её полным-полно.

Рёскла перепрыгнула через ограду и помчалась по каменной дорожке. Ветер заиграл в тёмных волосах, под ботинками захрустели мелкие камешки. Занавеска на трёхэтажном склепе шевельнулась, показалась сердитая физиономия тётушки Ольт. Ей без разницы за кем подсматривать, за живыми или за мёртвыми. О тех и о других можно посудачить.

Даже ворчливая соседка не могла испортить Рёскле настроение. Впервые в жизни она чувствовала себя по-настоящему нужной. Её дар наконец понадобился. И не кому-нибудь, а самому Старейшине.

Рёскла пробралась сквозь заросли, толкнула калитку. Та оказалась заперта. Чтобы дотянуться до щеколды, пришлось стать на цыпочки. Для своих двенадцати лет Рёскла была маленького роста, с острыми локтями и коленками. Платье, доставшееся от старшей сестры, болталось на ней, словно мешок на ветке.

Она распахнула калитку, пересекла лужайку с поваленной статуей и зашагала вдоль забора. Отовсюду слышалась весёлая болтовня. Привалившись к каменной стене, мужчины курили трубки. Чуть дальше дети прыгали по надгробным плитам. Женщины прямо на могилах стирали в тазиках бельё.

– Ясь-ясь-ясь! Где вы, мои хорошие? – звала бабулька.

– Они тут, сейчас подгоню, – отозвалась Рёскла, заглядывая под рассохшийся гроб. Там пряталось шесть ящериц. Она слегка постучала по крышке. Ящерицы, виляя хвостами, выползли из укрытия и подбежали к бабульке.

Внезапно из гроба вылетел призрак. При свете дня он казался совсем прозрачным. Вид у него был рассерженный.

Рёскла отпрянула. Призрак пролетел сквозь неё и скрылся в стене ближайшей усыпальницы. Страшно не было, призраки безобидны. Осталось лишь неприятное ощущение, её будто окунули в холодный туман. Любят призраки вот так появляться и пугать живых.

Хотя мёртвых можно понять. Им не нравится, что люди живут среди могил. Тут уж ничего не поделать. Старейшина говорит, за пределами кладбища жить нельзя.

Она расправила складки на платье и подошла к склепу с колоннами. Самому огромному на всём кладбище. Над входом виднелась надпись: «Смерть – это жизнь, только наоборот». У массивной двери дожидалась мама. Собранные в пучок волосы растрепались, губы дрожали.

– Хвала костям, ты здесь. Ступай скорее и будь умницей.

– А ты со мной не пойдешь? – спросила Рёскла.

– Мне нельзя, я здесь подожду.

Мамино волнение передалось ей, стало не по себе. Хорошее настроение улетучилось, как песчинки на могильной плите.

– Ступай, не серди Старейшину, – мама подтолкнула дочь к входу.

Рёскла приоткрыла дверь, проскользнула в склеп. Здесь, как и во всех склепах, пахло неприятно. Воздух ужасно спёртый. В закрытые окна, расположенные под высоким потолком, едва просачивался скудный свет. На стенах, будто рваные простыни, висели клочья паутины. Посреди склепа возвышалась могильная плита с затёртыми надписями.

– Рад, что ты пришла, – донёсся хрипловатый голос.

Старейшина возник так неожиданно, что Рёскла вздрогнула. В длинном балахоне он казался великаном. Лоб испещрен морщинами, всклокоченные волосы напоминали непроходимый кустарник. На бледном лице выделялся шрам. Глубокий и уродливый, словно кто-то царапнул по щеке острым когтем.

Из потайной двери вышло ещё четыре человека. Они обступили могильную плиту и отодвинули крышку. Внутри гроба что-то зашуршало, послышались стоны.

Рёскла интуитивно дотронулась до браслета на своей руке. Вчера сплела его из травинок. Бытует мнение, травяные браслеты приносят удачу. Что-что, а удача ей пригодится.

Старейшина стал возле могильной плиты и поманил Рёсклу пальцем. Она робко приблизилась. В гробу среди человеческих костей лежали двое. Это были не люди. Флорвиты!

О флорвитах Рёскла знала немного. Лишь то, что они нападают на людей.

– Не бойся, сейчас эти существа не опасны. На кладбище их магия слабеет, – заверил Старейшина.

Охрана зажгла свечи и расставила вокруг могильной плиты. Тьма спорхнула с неё, как стайка чёрных мотыльков. По стенам закачались отсветы пламени, заметались тени. Потревоженный паук высунул из щели мохнатые лапы. Дохлые мошки, прилипшие к паутине, задёргались.

Рёскла не могла оторвать взгляд от флорвитов. Вот ведь странные создания! Они полностью состояли из даров природы: овощей, фруктов, ягод, листьев салата, каких-то корешков. Этакий натюрморт в виде человеческих фигур. На них были зелёные рубашки и такого же цвета штаны. На ногах – плетённые ботинки.

– Мать рассказала о твоём даре. Уверен, ты сможешь помочь, – начал Старейшина, обращаясь к Рёскле.

– Но флорвиты живые.

– Не важно. У этих созданий вместо мозгов яблочное пюре. Они не живые и не мёртвые, ошибка природы. Так ты поможешь?

Рёскла растеряно кивнула. До сегодняшнего дня её дар считался бесполезным. Людям всё равно, о чём думает сломанная ложка или о чём болтают башмаки. Проблемы вещей никого не интересуют. Никого, кроме Рёсклы. Она с раннего детства понимает предметы, вернее, слышит их мысли.

– Спроси, что они делали у наших границ?

Рёскла сделала, как он велел. Флорвиты вытаращили на неё глаза – жёлтые с прозеленью. В них отражалось нечто таинственное, ни злое, ни доброе. Это как глядеть на пойманного жука. Он смотрит внимательно, но в то же время бессмысленно.

Повисла тишина, даже мухи не жужжали. Пламя горящих свечей трогало заплесневелые стены, подбиралось к нишам. Они были заполнены человеческими черепами, сушёными головами, статуэтками из костей и тому подобными атрибутами.

Охрана стояла неподвижно. У каждого на поясе висела длинная кость, заточенная на конце.

Дедушка Рёсклы носит такую же, только короче. Тётя Ята никогда не расстаётся с черепом покойного мужа. В кармане дяди Банго тарахтят зубы умершего брата. Жители посёлка верят, что человеческие останки защищают от злых сил.

Флорвиты молчали. Может, не поняли вопроса? Или её дар на флорвитов не распространяется?

Рёскла обратила внимание, что они отличаются друг от друга. И не только по «натюрморту», но и по возрасту. Один – совсем старый, с выцветшей соломенной бородой. Яблочные щеки сморщились, кое-где начали подгнивать. Другой – зелёный и недозрелый.

– Скажи, если не ответят, из них сварят компот. Мы живьём бросим их в кипяток.

Рёскла повторила попытку. Флорвиты по-прежнему молчали. Старейшина стукнул кулаком по могиле. Пламя свечей задрожало, на стенах заплясали тени.

Охранники все как один положили руки на пояс, где висели кости. Поговаривали, чтобы усилить защиту, стража Старейшины использовала особые чары, с их помощью заточенные кости становились крепкими как камень.

Рёскла решила, что этим всё и закончится. Язык флорвитов останется для них загадкой. Но молодой флорвит вдруг заговорил. Шуршащим, похожим на шелест листвы голосом.

– Мы подошли к вашей границе, чтобы повидаться с древним орешником. Он засыхает. Наш долг навещать прародителей.

– Арри, не смей с ними говорить! – рявкнул на него пожилой флорвит.

– Что они сказали? – оживился Старейшина.

– Флорвиты подошли к нашей границе, чтобы проведать засохший орешник, – перевела ответ Рёскла.

– Враньё! Эти существа убивают людей, науськивают против нас растения. Одичавшие деревья приближаются. Каждую ночь подступают ближе и ближе.

Рёскла вздохнула. Год назад на охоте погиб отец, его расплющило одичавшее дерево. Многие в посёлке умирают от обезумевших растений.

– Пускай расскажут, как достать радикс, – потребовал Старейшина, почёсывая шрам на щеке.

Она заметила, как из шрама высунулся зелёный росток и пополз по щеке. Флорвиты тоже обратили на это внимание. Оба злорадно переглянулись. Поймав на себе взгляды, Старейшина небрежно сорвал листок.

– Вашему вождю недолго осталось, – с вызовом произнес пожилой флорвит.

– Что такое радикс? – спросила Рёскла.

– Радикс – наше сокровище, – отозвался Арри.

– Вам его не видать. Вы, костешкуры, портите всё, к чему прикасаетесь. Из-за вашей жадности деревья стали дикими и бесплодными, – добавил пожилой.

Старейшина выслушал Рёсклу и прожёг флорвитов ненавидящим взглядом.

– Что ж, мы сами всё узнаем, а с ними пора кончать.

Стражники закивали.

Флорвиты и без перевода догадались, что их ожидает. Пожилой закряхтел, крепко сжав овощные губы. Молодой весь напрягся. Грушеобразный нос покраснел, гроздья винограда, росшие на голове, затряслись.

– Мы этого не заслужили, – заявил Арри и схватил Рёсклу за запястье. Твёрдая и шершавая рука флорвита напомнила ветку с пальцами. Только не с пятью, а с семью.

Рёскла взвизгнула. В воздухе мелькнула кость – одна, потом вторая. Охранники стукнули молодого флорвита по голове. Пожилому тоже досталось. Она выдернула руку из цепкой хватки и отбежала в сторону.

– Эти мерзкие твари пожалеют, что появились на свет, – процедил сквозь зубы Старейшина, поглаживая шрам.

Он подошел к нише и взял обгоревший череп. В тёмных глазницах вспыхнули красные огоньки. Череп опустили в гроб. Пожилой флорвит приподнялся, вскрикнул и рассыпался. Стал грудой овощей, фруктов и веток.

Два сморщенных яблока вылетели из могилы и покатились к Рёскле. Она отшатнулась. Мгновение назад это был живой организм. Подумать только, люди – кучка костей, обросших мясом. Флорвиты – кучка веток, облепленных овощами и фруктами.

– Расщепляйте следующего, – приказал страже Старейшина.

В этот момент из могилы вынырнула лиана и, подобно змее, поползла к потолку. Арри ловко по ней вскарабкался.

– Схватить! – завопил Старейшина.

Охранники метнули в беглеца заточенные кости. Тот, раскачиваясь на лиане, увернулся. Стражник попытался подняться наверх, но соскользнул и с ругательствами свалился на пол. Остальные принялись рубить лиану.

Пока охрана возилась с лианой, Арри разбил окно и выбрался наружу.

– Не дайте ему уйти! – горланил Старейшина.

Стража выбежала за беглецом на улицу.

– Мой травяной браслет. Флорвит его сорвал, – ужаснулась Рёскла, дотронувшись до запястья.

– Это всё магия растений. Теперь ясно, как он удрал. Эти твари умнее, чем я думал.

– И что теперь?

– Ступай домой, его скоро поймают. Только о случившемся молчок, иначе пострадаешь ты и твоя семья.

– А если флорвит на кого-то нападет?

– Это вряд ли. На кладбище они слабеют, человеческие кости подавляют их магию. Здесь на каждом шагу защитные чары, – заверил Старейшина и вручил ей пустую торбу. – Можешь взять немного плодов. Это твоя награда за помощь.

Рёскле уже доводилось пробовать останки флорвитов. Тогда ещё был жив Натик. Ему больше всего понравился виноград. Брат слопал его прямо с косточками.

Она подобрала с пола два яблока, выудила из гроба три морковки, четыре картофелины и гроздь винограда. Когда-то всё это выращивали в садах и огородах. Но деревья давно не плодоносят. Земля родит лишь траву, чахлые цветы и горькие клубни.

– Забудь о том, что видела, и ничего плохого не случится, – назидательно произнес Старейшина, выталкивая её из склепа.

***

На улице Рёскла зажмурилась. Глаза не сразу привыкли к яркому свету. В голове всё перепуталось. Мысли разметались, словно опавшая листва, подхваченная порывом ветра.

Задумавшись, она провела рукой по стене склепа – камни зашептались, глухо и отрывисто. «О-хо-хо, жгучее сегодня солнце. Скорее бы прилетела тень и укрыла нас прохладным одеялом».

И так всегда. Вещам, как и людям, чего-то не хватает. Однажды кости из заброшенного склепа рассказали о многоглазом чудовище, которое живёт в безмолвии и питается человеческой кожей. Рёскла тогда сильно испугалась, и несколько дней не выходила на улицу. Папа заявил, что это глупые сказки. А Натик пообещал проткнуть чудище костью.

– Что там случилось? Куда все побежали? – спросила подошедшая к ней мама. Всё это время она дежурила у склепа.

– Старейшина просил ничего не говорить.

– Раз так, не говори. Он мудрый, его надо слушаться. Что это у тебя, Старейшина подарил?

– Ага, мой дар сработал, – похвасталась Рёскла и передала торбу матери.

– Старейшина очень щедр. Одно яблоко обменяем на рынке, выручим за него мешок сосновой муки. Из второго испечем пирог, морковку высушим для салата. Какая прелесть, виноград! Ещё и картошка, – бормотала мама, рассматривая содержимое торбы.

– Давай ты дома полюбуешься, – огрызнулась Рёскла.

Она надеялась услышать похвалу. Но нет, мама восхищалась Старейшиной. О её даре и словом не обмолвилась. Впрочем, мама редко кого хвалит, это не в её характере.

Рёскла и мама, разговаривая, вышли к ржавой калитке. За ней раскинулся дикий сад, с корявыми деревьями, высоченными сорняками и ядовитым плющом. Там, где ограда упиралась в стены склепов, дорожка заросла крапивой. Сюда сбрасывали мусор, от него исходил тошнотворный запах гнили.

В зарослях квакали жабы, над головой пролетали крылатые ящерицы. Среди кустов Рёскла заметила гроздья винограда. Гроздья медленно отделились от листвы, возникли очертания лица. Грушеобразный нос, помидорные щёки, выпученные жёлтые глаза.

– Что там, гадюка? – спросила мама, всматриваясь в заросли.

Флорвит приложил палец к губам и умоляюще глянул на Рёсклу.

– Угу, гадюка.

– Какая именно? Чёрная, полосатая, бурая? Может, двухголовая? Двухголовые – к внезапной удаче. А может, это была ящерица?

– Не знаю, не успела разглядеть, – уклончиво ответила Рёскла, ускоряя шаг. Маме лишь бы поговорить. Она помешана на приметах, проклятиях и странных снах. К ней часто обращаются, просят растолковать сон или примету.

Тропинка обогнула склепы и поползла дальше, к покосившимся могилам, которые, словно кривые зубы, выглядывали из травы. Вскоре тропинка вильнула вправо, и Рёскла с мамой очутились на широкой улице.

По обе стороны стояли склепы. Из распахнутых окон доносились аппетитные ароматы, пахло крапивным супом и берёзовой кашей. Тётушка Ольт подметала крыльцо, её муж подстригал кусты. По дороге проехала повозка с запряжёнными в неё скелетопами. Эти костеобразные создания передвигались на четырёх лапах и беспрекословно подчинялись людям.

Рёскла то и дело оборачивалась, флорвит её не преследовал. Всё было спокойно. Дети швыряли камешки в надгробные плиты. Неподалёку маячили могильщики с лопатами. Приходилось выкапывать новые и новые ямы, туда помещали часть человеческих останков. Старейшина твердил, что кости не дадут врагам проникнуть в посёлок. Лишь сила человеческих костей способна их защитить.

На Муравьином рынке Рёскла и мама обменяли яблоко на мешок липовой муки, купили змеиные яйца и комариный фарш. Торговцы галдели, перекрикивая друг друга, точно жабы на пруду. Беззубая старуха хотела подсунуть маме испорченную рыбу. Краснощёкий паренёк хватал всех за руки, уговаривая купить дрессированную змею.

Базарная суета навеяла на Рёсклу дремоту. Ещё и солнце припекало макушку. Хотелось домой. Наконец в тени ясеня показался двухэтажный склеп. Узкие окна обрамлял цветочный орнамент. По простенкам тянулась погрызенная временем фруктово-ягодная лепнина.

Мама поправила ногой коврик, открыла дверь, и они вошли. Внутри не развернуться. Между двумя гробами втиснулись деревянные лавки, сундук с одеждой и старая печь. В углу примостилась каменная чаша, над ней висела деревянная бочка с краником. Полки захламляли короба с посудой, корзины с травами. Напротив двери виднелись щербатые ступени лестницы.

Дира сидела на крышке гроба и красила ногти травяным лаком. Волосы струились по плечам и чёрным водопадом стекали по спине. Шею украшал шнурок, на котором, будто дохлая рыбёшка, болтались высушенные пальцы мертвецов. В свете горящей свечи они напоминали лапу чудовища.

– Опять бездельничаешь. Лучше бы воды принесла или обед разогрела, – укоризненно произнесла мать, кладя торбу на лавку.

Дира что-то буркнула и встряхнула волосами. Сестра была старше Рёсклы на три года, а старшим, как она любила повторять, не положено хлопотать по хозяйству. Для этого существуют младшие сёстры.

Пока мама жарила змеиную яичницу, Рёскла приготовила салат, вскипятила чайник, заварила цветочный чай.

– Я обедать не буду, – заявила Дира и подула на зелёные ногти.

– Как хочешь, нам больше достанется, – хмыкнула Рёскла, нарезая угольные лепёшки.

– Сколько можно голодать? Ты скоро в настоящий скелет превратишься, – вмешалась мама.

– Ну и пускай. В тощем теле здоровые кости.

Мама закатила глаза. Переубеждать Диру было бесполезно. Недавно она записалась в склепклуб, где поклонялись скелетам и занимались резьбой по человеческим костям.

Рёскла и мама уселись за гроб и приступили к еде. Дедушку к обеду ждать не стали. В такое время он пропадал на рыбалке. В здешнем озере приличная рыба не водилась, в основном мелкая, не больше мизинца. А ещё ловились головастики и моллюски.

– Ты почему виноград не ешь? – поинтересовалась мама, размешивая в кружке камышовый сахар.

Рёскла вспомнила об убитом флорвите, поёжилась. Затем вымученно улыбнулась и попробовала ягодку. Та оказалась кислой и горькой.

Услышав о винограде, Дира забыла о голодовке и принялась набивать рот ягодами.

– Прожорливые костешкуры. Вам бы только есть, – раздался шелестящий голос.

– Что? Кто это сказал? – Рёскла вскочила с места.

– Ты о чём? – изумилась мама.

– Снова её чудачества. Наверное, ложка чем-то недовольна. Или миска на что-то жалуется, – усмехнулась Дира и с гордостью добавила: – Я вот погоду предсказываю. Полезное умение, между прочим.

Рёскла переместила взгляд на виноградную гроздь – на ягодах возникли малюсенькие ротики.

– Прожорливые костешкуры, – пищали виноградинки.

– Замолчите! – Рёскла стукнула по крышке гроба. Салат рассыпался. Деревянные кружки опрокинулись, чай разлился.

– Что с тобой? – заволновалась мама.

Рёскла смахнула с гроба виноград и начала топтать.

– Очередные заскоки. Из-за её дурости погиб Натик, – проворчала Дира.

– Дира, перестань! – прикрикнула мама и обратилась к Рёскле: – Дорогая, ты не виновата. Такова судьба. Её нельзя изменить.

Рёскла, ничего не сказав, взбежала вверх по лестнице. На втором этаже было теснее, чем внизу. Двухъярусные гробы, каменная тумба и ниши, заваленные тряпьём. У решётчатой двери притаилась статуя с отбитым носом. Это Натик случайно его повредил.

На глаза сами собой навернулись слёзы. Сейчас брату было бы восемь. Она всхлипнула и села на койку-гроб. Дира права. Нужно было лучше следить за братом. Если бы не её чудачество, Натик не свалился бы в разрытую могилу. И отец бы не погиб. Он безумно тосковал, зря он тогда пошел на охоту.

– Ква-ква, – донеслось из-под гроба, и на колени прыгнула рогатая жаба.

Рёскла погладила её по шершавой спинке. Жаба ласково квакнула.

– Ах Гвин, как жаль, что судьбу нельзя изменить.

Жаба снова квакнула и ускакала под тумбу. Рёскла спустилась на первый этаж. Внизу уже никого не было. Сестра умчалась пасти домашних ящериц, сегодня её смена. Мама, как и многие женщины посёлка, отправилась в прядильный склеп, где пряли пряжу из крапивы, хвои и сорняков. Там же шили одежду, плели ковры и обувь.

***

Рёскла сняла с полки корзину, вышла на улицу. Солнце куда-то запропастилось, небо заволокло тяжёлыми тучами. Среди них, будто лоскутья паутины, кружили призраки. Либо они почуяли грозу, либо неприятности. В любом случае это не к добру.

Она зашагала по тропинке в сторону сада. Мама просила нарвать крапивы, наловить кузнечиков, отыскать жирных улиток и набрать воды из колодца. Не забыть бы о берёзовой коре. На ужин будет берёзовая каша. Лето – самая сложная пора, работы непочатый край. Скорее бы осень, начнется учёба, станет полегче.

В воздухе жужжали мошки, пиликали сверчки в траве. Неожиданно всё стихло. Над склепами нависла гигантская тень. Рёскла подняла голову. В небе, махая крыльями-ветками, парило большущее дерево. На нём сидело три флорвита.

Заметившие их люди бросились врассыпную. Послышались крики, детский плач. С другого конца улицы появились стражники. Призраки исчезли, их словно ветром сдуло.

Из кустов выскочил Арри и, едва не сбив Рёсклу с ног, подбежал к летящему дереву. Флорвиты опустили лиану, и он забрался на ветку.

Стража завопила, в беглеца полетели копья. Одно угодило флорвиту-спасателю в руку. Раненный застонал и свалился на землю. Его тут же окружили стражники.

Флорвиты принялись обстреливать врагов то ли орехами, то ли косточками. Судя по тому, как стражники подпрыгивали, вертелись и чесались, снаряды были ядовитые.

Хлопая ветками, дерево спикировало, и флорвиты затащили раненого наверх.

– Хватайте её! – выкрикнул Арри, указывая на Рёсклу.

Она выпустила из рук корзину и заметалась, как испуганная ящерица. Рядом «пританцовывали» стражники. Толку от них было мало.

– Хватайте! – не унимался Арри.

Рёскла ринулась к склепу, но добежать не успела. Шершавая рука вцепилась ей в плечо и потянула вверх.

– Мамочка! – взвизгнула Рёскла, болтая ногами в воздухе.

Её стиснули так крепко, что стало трудно дышать. Перед глазами мелькнули морковный нос и зелёные стебли усов. Рёсклу затолкнули в широкое дупло и запечатали прутьями, соорудив что-то наподобие клетки.

Она взялась за прутья и посмотрела вниз. Стражники кричали, суетились. Кто-то забросил горящий факел на дерево. Вспыхнула ветка, задымились листья.

Пока флорвиты тушили огонь, дерево взмыло ввысь. Кладбище начало стремительно удаляться. Склепы становились меньше и меньше. Люди сделались крошечными, а потом и вовсе исчезли. Так высоко ей ещё не доводилось подниматься.

– Помогите! – жалобно пискнула Рёскла. Почему она не спряталась, ведь возможность была. Забежала бы в склеп, флорвиты бы её не достали. А что теперь?

Дерево уносило и уносило от родного кладбища. Флорвиты справились с пожаром и, сидя на ветках, о чём-то беседовали.

– О Тамнура, богиня камней и костей, защити меня. Помоги вернуться домой, – шептала Рёскла.

– Не бойся, мы тебя не обидим, – пообещал Арри, подсаживаясь ближе к дуплу.

– Зачем я вам? Что вы собираетесь со мной делать?

Арри не ответил.

– Тогда в саду я тебя пожалела, не выдала.

– Я тебе благодарен. Но вы убили Тулли.

– Он был твоим отцом? Моего отца тоже убили.

– У нас нет ни отцов, ни матерей. Мы все – одна большая семья. Если страдает один, страдают все.

Рёскла подумала, что люди не смогли бы жить одной семьёй. Они не умеют сопереживать, радуются чужим несчастьям, смеются над неудачами других. Когда умер отец, соседи говорили – туда ему и дорога. Даже о Натике не сказали доброго слова. Мама не возмущалась, ссориться с соседями нехорошо. Вдруг проклянут. Проклятий она очень боялась.

– А у вас дети есть?

– Дети – огромное чудо. Они рождаются под Радугой, в танце Дождя и Солнца, – пояснил Арри.

– Костешкурка нас понимает? – удивились флорвиты. Но расспрашивать ни о чём не стали. Пленница их мало интересовала. Они занимались раненным, чем-то смазывали пострадавшее место, перебинтовывали руку листьями.

В дупле было тесно, но Рёскле не привыкать. Она прильнула лицом к решётке, чтобы лучше видеть, что творится за стенами дупла. Сразу за кладбищем начиналась каменистая тропа. Она то петляла между деревьями, то взбиралась на холмы, то скатывалась вниз и вилась вдоль берега реки. Потом уползала в заросли кустарника и где-то терялась.

Рёскла ни разу не покидала пределы кладбища. Женщинам это запрещено. Да и мужчины редко выходили. Разве что поохотиться на крупных ящериц или выследить флорвитов. Поимка последних считалась великой удачей.

***

День сменился вечером. Холмы исчезли, на горизонте показался густой лес. Он, как колючий плед, выплеснулся на дорогу, зачастил островерхими соснами.

За это время Рёскла успела поплакать и передумать обо всём. Мысли стрекотали, прыгали и скреблись, будто кузнечики на раскалённой сковороде.

Когда дерево наконец приземлилось, лес погрузился во тьму. Флорвиты спустились на папоротниковую поляну и вместе с Рёсклой двинулись по тропинке. Деревья провожали их недобрыми взглядами.

«Что здесь делает костешкурая? Она хочет нас погубить. Костешкуры несут гибель», – шептались сосны.

Флорвиты шагали молча, мягко ступая по мху. Рёскла постоянно спотыкалась на корнях, хрустела валежником. Ещё и сосны, растопырив лапы, преграждали путь. Им не нравилось, что по лесу бродит чужачка.

Стоило зазеваться, как её дёрнули за волосы, стукнули по спине и больно ущипнули. Какая-то ветка опутала ноги, и Рёскла рухнула в траву. В нос ударил запах сырости и прелой листвы. Стараясь подняться, дотронулась до шершавого ствола, угодила в смолу. Прилипла.

– А ну, кыш! Она с нами, – донесся голос Арри.

– Дикодревы не любят костешкуров, – добавил усатый флорвит.

Арри помог Рёскле отлепиться от ствола, посадил себе на плечи и куда-то понёс. Деревья стояли смирно, не нападали. Лишь сердито вздыхали, поскрипывали мшистыми стволами, пожимали ветками. Где-то в зарослях квакали лягушки, шуршали сухой листвой змеи и ящерицы.

– Долго ещё? – спросила Рёскла.

– Уже скоро, – ответил Арри.

Лес всё тянулся и тянулся. Куда ни глянь – кусты, ветки, пни, папоротники. И сосны – сплошные сосны. Верхушки терялись в темноте ночного неба. Рёскле чудилось, что деревья сливаются друг с другом, превращаясь в многорукое страшилище.

И вот впереди замерцали огоньки. Тысячи огоньков. Казалось, с небес упали звёзды и зацепились за ветки. Подойдя ближе, Рёскла поняла, – это не звёзды, а плетёные фонарики.

Лапчатые ветви образовывали мосты и переходы, расцвеченные всё теми же фонариками. От самых корней поднимались уступы, которые подобно винтовым лестницам, обвивали стволы. Таких толстенных стволов она не встречала.

Флорвиты жили на деревьях, в этом она не сомневалась. Но ни домов, ни шалашей, ни иных сооружений, похожих на жилища, не увидела.

– Мы на склад, – объявил один из флорвитов и направился к огромному дуплу. Двое товарищей последовали туда же.

Арри повел пленницу к спиральной лестнице. Миновав сколько-то оборотов, они попали на балкон. Рёскла окинула взглядом лежаки из сухой листвы, подошла к узловатому пню. На нём стояли кружки и деревянный сосуд. Арри налил из него воду и передал кружку Рёскле.

– Выпей, это тебя успокоит.

– Что это?

– Свежая вода.

– А есть что-нибудь... пожевать? – спросила Рёскла, стараясь скрыть урчание в животе.

– Жевать? – изумился Арри.

– В смысле поесть.

– Мы не едим. Наше питание – целебная вода. Она укрепляет тело, насыщает разум.

– Совсем не едите? – не поверила Рёскла.

– Помимо воды нас питает солнце и ветер, – добавил Арри.

– Даже траву не жуёте?

– Это вам, костешкурам, нужна еда. Мы – плодоносцы, и мы другие.

– Я слышала, вы похищаете людей и сдираете с них шкуру.

– Зачем нам ваша шкура? У нас своя есть... Кстати, я Арри. Как тебя зовут?

Она представилась и осушила кружку до дна. Ничего себе, выпила воды, а такое чувство, будто плотно пообедала.

– Приятная водичка, – похвалила Рёскла, вытирая подбородок тыльной стороной ладони.

Вода и впрямь успокоила, возникло сладостное умиротворение. Похоже, флорвиты не собираются её убивать. Словно подтверждая эти мысли, светлячки, ползавшие по стенкам фонарика, закружились в безмятежном танце.

– У тебя редкий дар, ты слышишь безмолвие, – глубокомысленно изрёк Арри.

– Да кому он нужен. Бесполезная способность.

– Не говори так, боги могут разгневаться. Они знают больше нашего. Их мудрость нам неведома.

– Зато ведома жестокость. Смертных им не жаль.

– Откуда у тебя этот дар? – сменил тему Арри.

– От камней. Мама рассказывала, что отец мечтал о сыне. Чтобы родился мальчик, она каждый день носила в карманах заговорённые камни. Пила отвар, настоянный на камнях, умытых полуденной росою. Перед сном клала камни под подушку. Как видишь, мальчик не получился. Зато получилась я и мой дар. А у тебя есть дар?

– У всех плодоносцев он есть. Мы черпаем силу от ветвей, призываем на помощь магию растений.

– Тогда, в склепе, ты сорвал мой браслет...

– Можешь поспать, завтра сложный день, – перебил её Арри, устраиваясь на лежаке.

Рёскла зевнула и свернулась калачиком. Хотелось ещё о чём-то спросить, но веки отяжелели, и она провалилась в глубокий сон.

***

Когда проснулась, уже рассвело. Сквозь кроны могучих сосен пробивались солнечные лучи. Утром лес преобразился, умылся росой и как будто повеселел. Доносилось жужжание пчёл и писклявое пение ящериц.

Рёскла приподнялась на постели и испуганно моргнула. На неё глядели десятки глаз. Флорвиты окружили балкон и висели на ветках, точно бельё на верёвках.

– Слишком гладкая шкура. Почему на ней ничего не растёт? А кости у неё ядовитые? – перешёптывались флорвиты.

– Ты пришла нас съесть? – отважился спросить самый маленький.

Ни страха, ни ненависти в его взгляде не было. Лишь любопытство и стремление показать себя храбрецом.

– Не собираюсь я вас есть.

– Вы нас убиваете и съедаете по частям, – не унимался храбрец, почёсывая лоб, на котором росли грибы.

– Лично я никого не убивала. Даже ящериц, – отрезала Рёскла, вставая. Под прицелом множества глаз чувствовала себя неуютно. Чего они к ней привязались?

Со словами «желаю ласкового солнца» на балкон вошел высокий флорвит. По стеблям усов и морковному носу Рёскла узнала вчерашнего проводника. Именно он затащил её на летящее дерево.

Любопытные флорвиты разбежались. Там, где они только что висели, ветки ещё подёргивались.

– Где Арри? – поинтересовалась Рёскла.

– Занят. Тебя ждут в шишечном зале, – сообщил усатый флорвит. На картофельном подбородке виднелись глубокие дырочки. Как если бы его червяки поели.

Усатый отвел Рёсклу на верхний ярус, к подвесному мосту. Тот шатался и раскачивался, приходилось крепко держаться за поручни. Навстречу выскакивали флорвиты и так же быстро исчезали, скрываясь в мохнатых зарослях. Кое-кто останавливался, чтобы поглазеть на неуклюжую костешкурку.

За этим мостом начинался следующий мост. Потом ещё и ещё. Рёскла насчитала шесть мостов и семь лестниц, по которым довелось взбираться. За всю дорогу ей не встретился ни один дом. А вот балконы другое дело. Они были натыканы тут и там и торчали из сосен, будто квадратные булавки.

– Где ваши дома? – не удержалась от вопроса Рёскла.

Флорвит жестом руки обвел пространство вокруг себя.

– Балконы? Разве в них можно жить? Там ни окон, ни дверей. Нельзя уединиться.

– А зачем уединяться? Скрывать нам нечего, мы все равны... Сюда, – флорвит указывал картофельным подбородком на арку из шишек.

Рёскла вошла и очутилась в дупле, размером со склеп. Он пропитался ароматом сосновой смолы. К потолку крепились фонарики, стены сверху донизу увешаны венками из шишек. Даже пни, и те облеплены шишками.

В глубине дупла стоял Арри. Рядом возвышалась флорвитка с копной травяных волос, на которых росли красно-белые цветы. Одета в пышное платье из лепестков.

– Это Касуми, наша провидица...

Флорвитка оборвала Арри и обратилась к гостье.

– Ты слышишь безмолвие. Это великий дар. Не каждому он выпадает.

Рёскла что-то промямлила, не в силах отвести взгляд от Касуми. Наверное, по меркам флорвитов, она считалась красивой. На худом лице выделялись сливовые скулы и брови-веточки, подбородок украшали спелые вишни. Бездонные глаза обрамляли лепестки.

– Приводить тебя к нам было ошибкой, – продолжила Касуми.

– Что вы со мной сделаете?

– Это решит совет.

Рёскла сглотнула.

– Не бойся, мы истребляем тех, кто представляет угрозу. В тебе нет зла.

– Она может помочь. Она расскажет своим, что мы не враги, – засуетился Арри.

– Костешкуры ей не поверят, она совсем зелёная. К тому же их вождь жаден, ему нужны наши леса.

– Шрам начал прорастать, я сам видел. Скоро вождь получит то, что заслужил, – отозвался Арри.

– Вождь ещё довольно молод и крепок. Для окончательного перерождения понадобится, как минимум, год – возразила Касуми.

– Откуда у него шрам? – спросила Рёскла.

– Вождь пытался похитить радикс и его оцарапал дикодрев, лесной защитник. Прикосновение дикодрева ядовито. Ваш вождь станет деревом, – усмехнулся Арри.

– Что такое радикс? Я постоянно о нём слышу.

– Это наше будущее. Когда-то их было много, сейчас – лишь один. Всему виной червичная болезнь. Мы стали жить меньше, наши тела сгнивают раньше положенного срока. Жизнь меняется и далеко не к лучшему, – сообщила провидица.

Рёскла, не зная что ответить, вздохнула. Наверное, у флорвита с усами и картофельным подбородком тоже червичная болезнь. И у пожилого, которого расщепил Старейшина, она была.

Касуми глянула на Арри и покачала цветочной головой:

– Вторжение на территорию костешкуров, твоё освобождение, ещё и похищение... Этим вы только раззадорили костешкуров. Они отомстят, подожгут лес, погибнут наши родичи. Я это видела, чаша Вертума не лжёт.

– Я поговорю со своими. Поверьте, никто не хочет войны, – встряла в беседу Рёскла.

– Всё предрешено, судьбу не изменить. – Касуми грустно улыбнулась, от чего вишенки на подбородке затанцевали.

– Мы предупредим дикодревов, – не сдавался Арри.

– Огонь сильнее, дикодревы не выстоят.

Рёскла скрестила руки на груди. И мама, и провидица – все твердят одно и то же. Если слепо следовать судьбе, тогда и бороться не надо. Рано или поздно придет смерть, и всё закончится. Мама верит разным глупостям, боится всего на свете и не может дать отпор соседям-подлецам. Сестра помешана на своём склепклубе. Дедушка взял обет молчания, и уже год ни с кем не разговаривает. Это не жизнь, а пресная каша.

– Должен быть способ прекратить вражду, – пробормотала Рёскла.

– Легенда гласит, если костешкур и плодоносец пройдут по лиственному мосту, как друзья, и откроют грибную дверь, мир изменится, – подхватил Арри.

– Теперь ясно, зачем ты меня сюда притащил. Ты всё спланировал, – догадалась Рёскла.

– Я не планировал... Я лишь об этом подумал... Ты понимаешь наш язык... Мы могли бы пойти вместе... – Он нахмурил лоб, мучительно подбирая каждое слово.

Арри напомнил ей братишку. Натик, когда пытался оправдаться, также смешно хмурился.

– Если я откажусь?

– Так и будет. Это твоё решение, заставить тебя мы не можем, – ответила Касуми, наливая в кружку воду и преподнося Рёскле. – Это утренняя роса, она дарует мудрость.

– Спасибо. Мир действительно изменится?

– Так гласит легенда. Нам её с детства шепчут сосны-столеты. Грибная дверь перенесет в волшебные земли, в край наших предков. Туда, где нет червичной болезни, где растут золотые сосны и вечно светит солнце.

– И вы, костешкуры, нормально заживёте. Дикодревы перестанут нападать, деревья начнут плодоносить, – заверил Арри.

– Нам не надо будет жить на кладбище? – уточнила Рёскла.

– Вы сможете жить, где захотите, – отозвался Арри.

– Тому, кто пройдет испытание, полагается награда. Высшие силы исполнят заветное желание, таящееся в глубине сердца, – тихо произнесла Касуми.

Рёскла выпила сладковатую росу и поставила кружку на пенек. Что за желание? У неё их много. Как выбрать правильное?

– Обрести всё и сразу невозможно. Выбрав зиму, потеряешь лето, и наоборот. Чем-то придется пожертвовать, – предупредила провидица. – И самое важное. На лиственном мосту обитают духи тишины. Они ненавидят живых и разорвут каждого, кто нарушит их покой. Преодолеть путь необходимо молча.

По спине Рёсклы побежали мурашки, внутри всё похолодело. Захотелось спрятаться в склепе и никому не открывать. Но сейчас от её решения зависит судьба людей и флорвитов.

***

Арри и Рёскла, покинув шишечный зал, взобрались на самую высокую сосну. Среди пушистых веток скрывался балкончик. Кроме деревянной колыбельки там ничего не было. В ней лежало нечто крошечное и сморщенное, похожее на человечка. Только вместо волос – листочки. Ярко-жёлтые глаза существа излучали сияние, словно в них горели огоньки.

– Что это?

– Радикс, – ответил Арри.

Рёскла дотронулась до колыбели и слегка покачала. Малыш пахнул грибами и хвойными ветками. В ручонках вертел зелёную шишку.

– До года радиксы считаются священными созданиями. Потом вырастают и становятся плодоносцами, – пояснил Арри.

– Ты тоже был радиксом?

– Разумеется. Мы все рождаемся такими.

Малыш мило улыбнулся и протянул Рёскле шишку. Чтобы его не обидеть, пришлось сунуть подарок в карман.

– Зачем Старейши... вождю радикс? – спросила Рёскла.

– Радикс дарует долголетие. Кто сварит радикс и выпьет этот отвар, проживет тысячу лет. Будет могуч как дуб и мудр, как сам лес.

– А где находится лиственный мост? До него далеко?

– Никто не знает, он непредсказуем. Мост может быть в нескольких местах одновременно.

– Как мы туда попадем?

– Создадим проход, – объяснил Арри. Он наклонился к радиксу и выдернул из головки листок. Малыш не заплакал, лишь сморщил носик.

– Ему не больно?

– Вовсе нет. Через несколько дней вырастет новый.

Рёскла погладила радикса и вместе с Арри спустилась на папоротниковую поляну. Флорвиты наблюдали за ними с высоты сосен. Оттуда доносились взволнованный шёпот и протяжные вздохи.

Арри вырыл ямку и посадил листок радикса. Из земли начал пробиваться росток. Он рос и рос, пока не стал деревцем. У него была золотистая кора, раскидистые ветви и голубые листья.

– Запомни, ни единого звука, – предупредил Арри и первым вскарабкался на радодерево.

Рёскла последовала его примеру. Солнце слепило глаза, всюду мельтешили ветки. Поляна отдалялась. Сосны уменьшались, кусты и папоротники напоминали травинки. А лиственный мост всё не появлялся.

– Когда мы доберемся? – простонала Рёскла, всматриваясь в листву.

– Это зависит от терпения, – буркнул Арри.

– Какого терпения?

Но её слова потонули в шорохе листвы. Пытаясь догнать флорвита, Рёскла подтянулась на ветке. Сил не осталось. Она исцарапала руки, порвала чулок, да и мышцы разболелись. Она готова была повернуть назад. В конце концов, она имеет право отказаться.

Стоило об этом подумать, как солнце исчезло. Всё случилось так быстро, будто ветер задул горящую свечу. Рёскла сама не поняла, как очутилась на мосту. Он был соткан из сухой листвы, поручни сплетены из сосновых иголок.

Мост раскачивался, но листва не шуршала. Ни топота ног, ни биения собственного сердца – тишина всё поглощала. Было сумрачно, пахло вековой пылью. В воздухе кружился белоснежный пух.

Рёскла завертела головой. Куда идти? На расстоянии вытянутой руки ничего нельзя разглядеть.

Сквозь пелену пуха начали проявляться очертания. Вон скрюченное дерево с растущими на нём человеческими головами. Их тонкие губы что-то беззвучно шепчут. Неподалёку на одной ноге скачет скелет. Вторую, оторванную ногу, держит в руке и указывает ею куда-то вправо. Там стоит бесформенное существо с обвисшей кожей, напоминавшей подошедшее тесто. Без рта и носа, с множеством хищных глаз. И все устремлены на неё.

Рёскла едва не вскрикнула. Это чудовище, о котором когда-то рассказывали кости из заброшенного склепа.

– Берегись, – раздался хриплый голос у неё в голове.

Кому принадлежали эти слова, чудовищу или кому-то другому, сказать не могла.

Арри взял её за руку, и они зашагали по мосту.

– Флорвит нарочно заманил тебя сюда. Ему нужна твоя гладкая кожа, – не унимался голос.

Рёскла тряхнула головой. Это всё тишина, она давит на уши, высвобождая потаённые страхи. Арри ей не враг. У них одна цель.

Впереди появились двери. Они, будто живые существа, выстраивались в ряд, по обе стороны моста. Некоторые висели прямо над головой. Каменные, деревянные, железные, кованые, костяные, даже лиственные. Сотни дверей, но грибной среди них не было.

– Ты её не найдешь, – шипел голос.

Чудовище шло по пятам. Оно извивалось, складки кожи подползали ближе. Казалось, если на них наступить, страшилище проглотит. Натянет на себя её кожу, и она, Рёскла, перестанет существовать.

Вдруг одна из каменных дверей распахнулась, и Рёскла увидела свой склеп. Мама, Дира и дедушка сидели за гробом и завтракали.

– Мама, я здесь! – вырвалось из груди.

Родные безучастно посмотрели на Рёсклу. Неужели не узнали? Она метнулась к склепу, но дверь захлопнулась. Что-то липкое дотронулось до руки.

– Беги! – закричал Арри, закрывая собой Рёсклу.

Чудовище прыгнуло, и голова флорвита угодила под обвисшую кожу. Та окутала его, как фруктовую начинку.

– Беги, – простонал Арри.

Рёскла сжала кулаки. Так не должно быть. Натика она потеряла, не должна потерять и Арри. В отчаянии похлопала себя по карманам, извлекла шишку – подарок радикса.

Ничего не оставалось, как швырнуть её в страшилище. Шишка поцелила прямо в глаз, один из многих, и взорвалась зелёным облаком. Такого чудовище не ожидало. Оно взвизгнуло и зажмурилось. Обвислая кожа скукожилась, позеленела. Не дав ему опомниться, Рёскла помогла Арри выбраться, и они побежали.

Мост шатался. Надоедливый пух забивался в нос и уши. Перед глазами мелькали двери. Одни буквально лезли под ноги, другие откуда-то выныривали, третьи глядели сверху вниз. У каждой вместо замочной скважины – беззубый рот.

В тишине послышалось хрипение. Рёскла обернулась, чудовище их преследовало. Передвигалось оно медленно, но уверенно. Вот-вот настигнет.

Рёсклу сковал ужас, она едва не споткнулась. Если бы не Арри, придержавший за локоть, наверняка бы упала. На мосту что-то лежало, нога за это «что-то» зацепилась. Впопыхах расчистила носком ботинка пушинки, под ними скрывалась дверь. Она полностью состояла из грибов. Грибная дверь!

Арри улыбнулся, на глазах выступили слёзы. Крупные, похожие на ягоды малины, только бесцветные.

– Дверь нужно накормить. Понадобится капля твоей крови, – мысленно произнес Арри, отколупывая от деревянного ногтя щепку.

Рёскла позволила проколоть свой палец. Флорвит поднес к нему слёзы, и те окрасились в алый цвет. Теперь их нельзя было отличить от обычных ягод.

Арри вложил ягодные слёзы в дверной рот. Раздался щелчок, как если бы в замочную скважину вставили ключ. В тот же миг подул сильный ветер, все двери с грохотом разлетелись. Стало темно.

***

Прошло какое-то время, показавшееся вечностью, и в глаза хлынул дневной свет. Сомнений быть не могло – она попала на кладбище. Только на чужое, Рёскла ничего не узнавала. Куда подевались улицы? Почему нет свежих ям? Где Муравьиный рынок?

Перед ней возник старик в соломенной шляпе.

– Хватит тута гулять, домой иди.

– Вы кто? Это всё где?

– Сторож я, и это моя территория.

Рёскла окинула взглядом кладбище и глазам не поверила. На деревьях висели фрукты, по кованой ограде взбирался виноград. Доносилось весёлое щебетание. Неужели птицы? Она видела их лишь на картинках.

– Так и знал, что ты здесь, – послышался знакомый голос.

Рёскла ошарашенно моргнула. Озорные глаза, вздёрнутый нос, курчавые волосы – это же Натик!

– Я умерла, да?

– Чего? Ты не заболела? Папа говорит, кладбище плохо на тебя влияет. Пошли, бабушка яблочный пирог испекла, – затараторил брат.

– А где мама, Дира, дедушка?

– Ты какая-то странная. Их с нами нет. Но мы часто их навещаем, – Натик метнул взгляд на ближний склеп.

Ничего не понимая, Рёскла последовала за братом. Они покинули кладбище и зашагали по улочке. На ней красовались опрятные домики, обсаженные живыми изгородями. Должно быть, недавно прошел ливень. Тёмно-красные крыши блестели от дождя. В лужах отражались голубое небо и мокрая листва.

В одной, самой большой, показалось её кладбище. Те же могилы, склепы, надгробные камни и дикий сад. Правда, это уже был не дикий, а ухоженный сад. Он утопал в красных, розовых и сиренево-голубых цветах. На деревьях висели яблоки, груши, сливы... Затем появился родной склеп. Дира и дедушка о чём-то разговаривали. Мама улыбалась, выкладывая на тарелку фрукты.

Ветерок зарябил воду, и Рёскла увидела другую картинку. Среди золотистых сосен сидел Арри и махал ей рукой. Потом изображение исчезло. Она раскрыла ладонь, там лежали ягоды малины.

Значит, у них вышло! Грибная дверь перенесла флорвитов в волшебный край, и всё вернулось на круги своя. А ей досталось заветное желание. Она получила Натика, папу, бабушку. Смерть – это жизнь, только наоборот.

Вспомнились слова провидицы Касуми: «Обрести всё и сразу невозможно. Выбрав зиму, потеряешь лето, и наоборот. Чем-то придется пожертвовать».

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 4. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...