24 вида горы Фудзи кисти Хокусая

Как стать джинном

 

Ночную пустыню раздирали на части вспышки красных огней и взрывы адского хохота. Едкий запах серы надежно впитался в деревянные основания арены. Дым, поднимающийся от курилен, пухлыми облаками уходил в высокое основание деревянного шатра и навечно застывал, не найдя выхода.

 

На мгновение голоса застыли и вместе с ними замерло время, давая возможность рассмотреть происходящее. В центре арены, на фоне ковра грязного серого цвета, испещренного красными прожилками, кружили друг напротив друга две темные фигуры. За ними сидели, стояли, лежали и летали уродливые создания с неразличимыми формами, словно рой из насекомых, созданных проклятым воображением природы.

 

Тени перемещались так быстро, что только обладающие орлиным зрением могли уследить все мимолетные движения. Но и здесь можно было потерпеть неудачу, поскольку иногда движения не продолжали друг друга, а переходили из одной точки пространства в другую, словно разрывая ткань пространства и времени.

 

Шаг. Подшаг. Прыжок. Мгновенное перемещение.

 

Воздух рассекает черная сталь, с лязгом ударяясь о железную пластину одного из гладиаторов. Словно и не ощутив удара, четырехрукий гигант пытается схватить стремительную темнокожую фигуру, скрытую копнами еще более темных волос, но та в очередной раз ускользает. Темнокожий дэв кружит вокруг гиганта, как планета вокруг звезды, как теневая стрелка вокруг оси солнечных часов. В какой-то момент начинает казаться, что у отступающего нет шансов выдержать долгий танец, но это ложное ощущение. Он просто оставляет силы на последний удар.

 

Словно разгадав замысел отступающего, четырехрукий делает ложный выпад. Темнокожий дэв мгновенно оказывается у него за спиной и тут же осознает ловушку: мельница из рук-молотов совершает оборот вокруг своей оси и сбивает с ног ловкача. Отлетев в дальний конец арены, и, похоже, потеряв сознание, он остается лежать недвижимо. Желая довершить начатое, четырехрукий молотоборец в один прыжок преодолевает арену и обрушивается сверху на поверженного.

 

На секунду зал сходит с ума. Верещат даже колонны, подпирающие деревянные потолочные балки, за которыми, широко разинув глазища, прячутся летающие твари, получившие лучшие зрительские места. Но спустя секунду по толпе проходит неуверенный ропот: четырехрукий гигант застыл на земле, лежа лицом вниз. Осознав, что бой окончен, толпа ринулась переворачивать гиганта, но не нашла под ним ничего, кроме кинжала, торчащего в том месте, где должно быть сердце.

 

Тяжело дыша, обессиленный Тимиам материализовался в своем логове. В голове все еще звенело от пропущенных ударов, но он прекрасно знал, что победил. Когда толпа найдет кинжал, король сможет оставить его себе на память. Подхватив копны, Тимиам подставил лицо под тонкую струю воды, водопадом текущую из стены. Сил оставалось только на то, чтобы доползти до мягкого камня и, зарывшись в идущие до колен темные волосы, уснуть и проспать до конца веков. Или хотя бы до следующего заката, как повезет.

 

***

 

...И снился сон, как со дна морей поднимались скалы и врастали в небо. И вместе со скалами возносились суры...

 

— Проснись... Проснись...

 

Тимиам почувствовал, как что-то шипящее пытается проникнуть к нему в ухо.

 

— Хватит нежиться, дохляк, тебя ждут на аудиенцию к королю, — шипение продолжалось.

 

События сложились в калейдоскоп, в комок, которым был уставший разум, и Тимиам открыл глаза. На него смотрели два больших желтых глаза. Впрочем, большими они были только относительно тела — размеры карликовых виверн были такими, что из них даже шашлык не сделаешь. К тому же, попробуй поймай это шипящее и скользкое крылатое поделие проклятой фауны. Иногда Тиму казалось, что единственное полезное качество надоедливого червя неопределенного пола — это менять цвет и делать ноги в случае опасности.

 

— Шиш, еще раз наплюешь мне в ухо, и я натравлю на тебя драконов побольше, — глаза решительно хотели закрыться обратно.

 

— Драконы сдохли давно. Ты бредишь, Тимиам, — шипела виверна, ныряя в густые копны черных волос дэва. — И сдохнешь, если не поешь. Я тебе козенога поймал. Огромного!

 

Тим отметил заботу летучей змеи, хотя от козенога придется отказаться, чтобы не покрыться белыми бородавками. А вот хороший кусок мяса, да с дымом и сурой, не помешал бы.

 

Тимиам поднялся и размял затекшие за время сна конечности.

 

— Здорово ты его вчера насадил на нож! — продолжал трещать Шиш. — Но я в тебе и не сомневался!

 

— Не сомневался? А кто перед боем просил завещать тебе мою пещеру со всем добром? — усмехнулся Тим, осматривая свое лицо в куске разбитого зеркала у камня с тайником. Под черным, во всю глазницу, глазом нарисовался небольшой кровоподтек синеватого цвета. Все остальное на месте: острые концы ушей, торчащие из густых волос, изящные скулы, мускулистый торс, будто слепленный из смолы гениальным скульптором. Тим провел длинным ногтем по шраму на щеке. Такому и сам король позавидовал бы.

Шиш метался, то ныряя в волосы сура, то взлетая к неровному проему у свода пещеры, всякий раз меняя цвет.

 

— Мне твоя вонючая пещера в клюв не уперлась. По вечерам здесь смердит так, что порождения темной магии рождаются прямо в воздухе. Ты же, по сути, под сточной ямой курилен обосновался. А что наверху, то и внизу. Телепортируйся лучше во дворец, раз уж пригласили, хоть полюбуешься на то, как боги живут.

 

— Во дворец, говоришь? — задумчиво переспросил дэв. — Ну, пойдем, обсудим нашу награду.

 

Прекрасная пери уже наверняка извелась от ожидания. О, как она будет удивлена нашим визитом. Тимиам закрыл глаза и представил ее румяные щеки, которые всегда прятались под сеточкой чалмы. Еще он почувствовал, что его ждут. Нащупав нужную точку в пространстве, он протянул невидимые руки и исчез в том месте, в котором находился ранее.

 

Наблюдая телепортацию без его участия, Шиш взвыл от несправедливости.

 

***

 

— Стой где стоишь, сур. — две алебарды образовали крест, не позволяющий двигаться дальше. Тимиам подчинился приказу, хотя ругательное сравнение дэва с низшей кастой существ ему не польстило.

 

На самом деле, он никогда не бывал здесь ранее, но столько раз слышал описания этого места из разных уст, что даже с закрытыми глазами мог представить тронный зал во всем его великолепии. Рыбаки в деревне, доставляющие продукты на кухни султана; стремительные вестники-ракшасы; везущие пажей крылатые рикши и подслушивающие шепот советников хитрые слуги и евнухи, — практически каждый в Карадате знал, как выглядит тронный зал изнутри.

 

Золото: от пола до потолка, насколько хватало глаз. Практически все было из желтого драгоценного металла, либо из желтого песчаного камня, лежащего под ногами. Из него же делали колонны. Высокий купол с узкими застекленными стеклами пропускал не так много света, но расщепляясь миллионами нитей в сверкающих полудрагоценных, драгоценных и стеклянных зеркалах, лампадах, пилястрах, свет находил золото и купался в нем, как птицы в песке.

 

Трон с охраной находился на возвышении, своеобразной сцене, на которую можно было войти либо по центральной лестнице — для важных особ и ценных гостей, либо по пологим подъемам слева и справа. По ним же поднимали тележки с яствами, либо паланкины с теми, кто не желал явить свету свое лицо, а желал говорить уединенно с султаном. Сам трон был устлан шелковыми подушками королевских изумрудных и лазурных цветов. Златотканые узоры и мелкий бисер ручной работы демонстрировали сюжеты апокрифических упанишад и древних битв.

 

По правую руку от султана в неглубокой, но очень высокой нише пряталась небольшая бутыль из темно-зеленого малахитового стекла. Казалось, внутри бутылки вспыхивали искры, но это можно было списать на игру света в отражениях полированных стекол.

Слева от трона, как и положено дочери короля на светских приемах, в белых одеждах, с покрытой головой стояла она — пери Лалла-Бай. На секунду Тимиам представил, как оказывается перед ней, нежно хватает поперек талии и уносит в свое логово. С такой скоростью, что не догонит ни один дротик, ни одно копье, ни одна стрела — со скоростью тьмы.

 

Король слегка наклонил голову из вежливости. Алебарды разошлись.

 

— Я султан Аканур, — первым заговорил сидящий на троне старик. — Король и царь города Ларок, царства Карадат, священный ахур в шестидесятом поколении охраняющий покой подданых и песков под небом и под землей... Но тебе это и так доподлинно известно, дэв. Как и мне известен твой подвиг. Чего же хочешь ты в награду?

 

— Султан Аканур, — слегка колеблясь начал Тимиам. — Я нищего рода, и нет у меня ни родных, ни близких к ахурам. Если слово султана — закон, и обещание данное тобой имеет силу, то прошу лишь руки твоей дочери, прекрасной пери Лалла-Бай, что стоит подле тебя.

 

В знак окончания просьбы Тим низко поклонился и волосы его распластались по желтым камням, омрачив их золотистый отблеск.

 

Некоторое время султан исподлобья смотрел на дэва, словно проверяя, не шутит ли тот. Затем добродушно и расслабленно рассмеялся.

 

— Ты вор, Тимиам. Хранят тебя ахуры, я не дал приказа отрубить тебе обе руки за воровство. Вор не достоин руки моей дочери, потому что высока вероятность, что он потеряет и эту руку. Недостоин. Проси чего-нибудь попроще, поскромнее.

 

Странно, когда тебе сперва обещают что угодно, потом не дают, а ты и взять украдкой это не можешь. В жизни самого искусного вора в Карадате такое бывало редкостью. На этот случай Тим не придумал, что просить, хотя и подозревал, что султан маленечко кривит душой, когда обещает “все, что угодно”. Быстро и исподлобья окинув черными глазами стену за тронным залом, словно опытным путем выбирая, что спереть напоследок, Тим заприметил ту самую бутылку по правую руку короля.

 

— А вот этот неказистый сосудик, можно хотя бы его на память о важной встрече позаимствовать? — уточнил Тимиам.

 

Неторопливо спустившись с горы подушек, султан подошел к нише и достал малахитовый бутыль. Взвесил в руке, словно оценивая, из стекла или редкого малахита выдули этот сосуд.

 

— Подойди, — сказал он. Тим подчинился.

— Загляни внутрь, — последовал приказ. Дэв снова подчинился. И увидел...

 

...Как сквозь водоворот зелено-серого дыма, подсвеченного играющими в стенах бутылки огнями, проявляются облака и очертания гор, за ними открываются равнины и моря. Кричат неизвестные птицы и пахнет дикими животными. Дэв зажмурил глаза, пытаясь ощутить пространство внутри бутылки своим нутром, как делал, когда нужно было переместиться, но не смог. Настолько огромным и неосязаемым оно было. И что-то могущественное и зловещее поджидало там на дне...

 

— Достаточно, — отвел бутылку султан и кивнул стражникам. Стража мгновенно отгородила дэва от верховного ахура.

 

— Что там, в этой бутылке? — спросил Тимиам.

 

— А там, — погладил бороду султан, — там ответ на вопрос, почему и этот подарок я не могу оставить тебе. Море тьмы в этой бутылке. С тех пор, как королевские песчаные черви покинули эти земли, кто-то должен был охранять королевство Карадат и его жемчужину — город Ларок, в тронном зале которого ты сейчас мараешь полы. Лишь благодаря моему союзу с джинном Аль-Таротом, чью скромную обитель ты имел честь лицезреть, королевство остается великим и неприступным на протяжении многих поколений.

 

Султан бережно воздвиг мутную бутыль на привычное место. И продолжил, не оборачиваясь, но грозно повышая голос.

 

— И пока такие как ты не начинают совать свой длинный нос в дела королей и требовать большее, чем им положено по праву, предначертанному в скрижалях судьбы; пока небо отражается в море, а не наоборот, я, как великий ахур, буду благосклонен к тебе. Червивый и недостойный дэв, я предложу скромную награду в последний раз. Проси, чего хочешь?

 

Стоило отметить, что разговоры о недостоинстве начали утомлять Тима.

 

— А знаешь, султан Аканур. — горделиво выпрямился дэв. — Не нужны мне твои подачки. Наступит день, когда я сам решу, чего достоин на самом деле.

 

Оставалось только щелкнуть пальцем в направлении султана и оставить после себя лишь тень и несколько черных волос.

 

О, она дождется его. Тим был готов поспорить на что угодно.

 

***

 

Занавес откинулся и в уединенную коморку курильни вполз сухой, сгорбленный ифрит. Окинув взглядом развалившегося на просмоленных подушках дэва, он поставил на столик поддон с кальянными причиндалами и прикрыл за собой тряпичный полог.

 

— Вот уж не ожидал тебя здесь застать, — было видно как в глазах ифрита играют шаловливые огни.

 

— А что так, Саддар? — поинтересовался Тим. — Отвык от меня?

 

— Да нет, горгулья ты моя крепколобая. Просто слухи быстрее тебя, — покачал головой ифрит.

 

— Еще чего расскажешь, — усомнился Тимиам. От подноса тянуло сладким дымом, и он приподнялся рассмотреть, в каком состоянии кадило, чаша и цвет углей. Черноватые еще, нужно подогреть.

 

Проследив за взглядом дэва, ифрит уточнил:

 

— Серы сегодня нет, но тебе, как обычно, могу сделать на суре, добавить нашатыря для свежести, немного крепкой резины... И вот еще, — с этими словами он достал из кармана несколько обожженных камней. — Ядра Фудзи. Будут держать очень долго.

 

Звучало аппетитно. Внутри дэва что-то разминало крылья, предвкушая выпить и закусить сочным дымом.

 

— Спасибо, старик. Раздувай скорее. А что по слухам?

 

— Не переживай, — подмигнул ифрит, раздувая огонь в ладони, — старик Саддар постояльцев не выдает. Твари шепчут, что ты нахамил солнцеликому султану. Чем же он обидел моего ночного конокрада?

 

— Дважды обманул твой султан. Обещал что угодно, а в итоге ни дочь свою не отдал мне, ни даже заскорузлый бутылек с какими-то фокусами внутри.

 

Ифрит сделал заинтересованный вид.

 

— А что за бутылек? Случайно, не тот, в котором старый джинн дрыхнет?

 

— Интересно, откуда у тебя такие сведения? — уточнил Тимиам, втягивая одной ноздрей тонкую струйку дыма.

 

— Ты вопросом на вопрос не отвечай, невежливо это. — старый кальянщик глубоко затянул дым из почерневшей от старости трубки кальяна. — А вот лучше послушай, что я скажу тебе. В бутылке той живет старый, бессмертный джинн. Непонятно, как, но султан договорился с джинном о защите королевства. Может быть, дочь свою предложил... А может и нет, неважно.

 

Тим несколько раз сжал и разжал кулаки, демонстративно разминая пальцы. Лицо его при этом выражало деланное безразличие.

 

— Но вот чего старый ахур мог тебе не сказать, дабы не умалять заслуг солнцеликих ахуров, так это того, что джинн это, по сути, обычный сур. Вся его сила в камне, который он охраняет как змея свои яйца. Что ты увидел на дне бутылки?

 

— Не знаю, — попытался восстановить увиденное Тим. — Зеленые облака. Горы. Море...

 

Тьма наполняла глаза Тима от края до края. “Пока небо отражается в море... Море тьмы...”, беззвучно прошептал он губами, но ифрит прекрасно понял значение этих слов.

 

— Именно так. Дериатар, что значит “море тьмы”. Камень, хранящий секрет силы султаната. Ну-ка, затянись, попробуй? — ифрит протянул Тиму трубку с раскочегаренным адским зельем.

 

Несколько минут Тимиам вдыхал зловонные пары мощной грудью, выпуская дым перед собой. Затем прохрипел:

 

— А как думаешь, сухостой горелый, что будет, если море отразится в небе? Султан говорил что-то насчет этого.

 

Ифрит поправил угли в колодке.

 

— Море для неба, дорогой Тимиам, как капля для моря. И то, и другое — части одного, однако все относительно. Искусные звездочеты используют это в своем ремесле. Но и они говорят, что невозможно вылить небо в море, а море в ладонь. Следовательно, и море не может отразиться в небе, потому что небо отражается в море, а не наоборот. Куда более важный вопрос: может ли капля отразиться в небе, как небо в море? Ведь если все относительно, то и размеры не имеют значения. Небо своими каплями наполняет море. Но как наполнить небо каплями, об этом алхимики пока не догадались.

 

Каким бы не был ответ, Тима он не устраивал. Если море тьмы не отражается в небе, а все происходит ровно наоборот, то нужно его заставить. Он уже знал, каким будет его дальнейший путь. Но есть время для войны, а есть время для отдыха, как говорил старый, но давно почивший ученый сур.

 

...И дым уходил в небо, и вместе с дымом в небо уходили дэвы...

 

***

 

Тайник был вывернут наизнанку.

 

Обрывки старых волшебных свитков. Вонючие куски завяленных частей погибших тварей. Несколько видавших виды кинжалов и охранные медальоны, сила которых истощилась сотни лет назад.

 

Глядя на разложенные на камне и собранные за многие годы воровства особо ценные трофеи, Тимиам размышлял, что могло бы помочь ему в задуманном деле.

 

— Куда засобирался, волоокий? — подозрительно спросил Шиш, лежащий на высоком камне и терпеливо наблюдающий за ритуалом уже довольно долгое, по меркам виверн, время. Похоже, даже в его змеиной голове сложилось мнение, что все это неспроста. Подозрительно.

 

— Да так, в никуда. К черту за пазуху, — даже врать не пришлось.

 

— А меня возьмешь? — одновременно с надеждой и страхом спросила виверна.

 

— Тебя? Ну и зачем ты мне. Ты же, по сути, просто большая вошь... — задумчиво изрек Тимиам — Разве что на кебаб сойдешь.

 

— Очень остроумно, — обиделся Шиш.

 

Совершенно очевидно, что боевые действия планировать нет смысла. Посягая на сокровища настолько мощного существа, которое способно практически в одиночку сдерживать враждебные силы целого государства, можно было рассчитывать только на одно. На незаметность, на скрытость, на мгновенность... В общем, только на себя. Да и к черту подготовку. Просто делай, что привык делать, Тимиам. Телепортируйся, кради, исчезай.

 

Наконец, дэв определился с выбором. Длинный плоский меч ручной работы — один из любимых клинков нага Амана. Сам сделал, сам использовал, шинкуя всех, кто косо глядел на четырехрукого мастера, либо за филигранную работу платил недостаточно щедро. Тим хмыкнул, вспомнив, как разозлился старый змей, когда однажды недосчитался одного из четырех ятаганов. Ходили слухи, что даже порубил подмастерье на части. Дэв аккуратно провел по лезвию тряпицей, лезвие с готовностью зашелестело. На всякий случай.

 

Несколько шариков с целебным снадобьем, украденных из гнезда гигантских буревестников. Кто-то рассказывал, будто это их окаменевшие слезы. Хотя на вкус были, скорее, как помет. Отвратительно, но бодряще.

 

Ну и хватит на этом. Тим захлопнул сундук, задвинул камень, отпирающий потайную нишу.

 

Закрыл глаза и представил, как кружит водоворот зловещих малахитовых облаков, устилающих горлышко бутылки.

 

— Тимиам, скажи мне еще кое-что, — голос виверны на мгновение выдернул его из калейдоскопа зрительных воспоминаний.

 

— Что?

 

— Почему ты хочешь получить женщину, которую никогда не видел? Почему думаешь, что влюблен в нее?

 

Тим никогда не задумывался об этом. Для него прекрасная пери с румянцем цвета сочного красного тюльпана была, пожалуй, единственным предметом, до которого он не мог дотянуться. Будто сорвать живой, прекрасный цветок — и обнаружить на следующий день, что тот засох. Такое невозможно украсть. Сама кража теряет смысл.

 

Осталось только забрать камень у джинна и доказать султану, что тот ошибался. Насчет того, что он, Тимиам, недостоин. Выкрасть могущественный камень Дериатар прямо из-под носа у величайшего джинна последних шестидесяти поколений — такой поступок и суры, и ахуры будут вспоминать еще столько же поколений спустя.

 

Водоворот облаков сгущался. Шипение виверны переходило в сопение диких зверей. Тим ощупывал пространство и время, пытаясь найти и ощутить себя в другом месте. Кажется, получалось. Сузиться, втиснуться в узкое бутылочное горлышко сухими плечами, со всей косматой шевелюрой сизо-черного цвета было тяжеловато. Но ведь огромные массивы гор и эффект обзора с высоты птичьего полета... Законы магии должны были работать и по ту сторону бутылочного горлышка...

 

...Невидимая вспышка в пещере...

 

...Тим стоял посреди того самого острова в ткани мироздания, который заприметил, когда вглядывался в море тьмы. Оставалось только исследовать местность...

 

И на это не потребовалось много времени. Мастерство телепортации позволило ему составить карту острова за считанные минуты. Большая часть прыжков происходила без непосредственного движения мышцами тела. Иногда хватало мгновенного цикла телепортаций вокруг своей оси, чтобы увидеть все по правую, левую руку и то, что за спиной. Часть объектов он сразу отмел как не привлекающие интереса, еще несколько можно было бы навестить позже — возможно, там припрятали что-то ценное.

 

Но основная его цель лежала, распластавшись, посреди одной из равнин. Сперва Тим решил, что это гора с необычными округлыми вершинами. Но это был великий джинн Аль-Тарот. Его выдавали поднимающиеся и опускающиеся в такт с глубоким дыханием пики гор. Джинн был гигантским, самым огромным ахуром, которого Тимиам видел когда-либо и о котором мог когда-либо слышать. Огромная темно-синяя груда мышц и невероятной силы, в которой ощущалась еще более необъятная магическая мощь. Если бы он проснулся и поднялся, он бы наверняка затмил собой и небеса, и солнце, которое в этих краях было смутным и мутным на вид, скрытым за зелеными облаками.

 

К большому счастью, джинн безмятежно и глубоко спал. И самый искусный вор Ларока прекрасно понимал, что его присутствие ничто не могло выдать. Более того, казалось, и сам джинн не ожидал, что к нему пожалуют гости. Судя по внешнему виду здешних болот и разросшихся коряг, ничего нового в этом мире не происходило по меньшей мере тысячу лет.

 

Только камня нигде не было видно. Что, впрочем, и не удивительно, учитывая, что Тим понятия не имел, как он выглядит. Возможно, стоило искать тщательнее.

 

Дэв занял удобную наблюдательную позицию напротив лица спящего джина, но на безопасном расстоянии. Сев на уступ высокого камня и сгорбившись подобно горгулье, он попытался нащупать пространство вокруг джинна — и самого джинна заодно. И, проходя по голове, чуть не провалился в пустоту. Сосредоточившись, Тим увидел внутренним зрением причину: в центре лба джинна зияла пустота в ткани материи. Но пустота имела ромбовидную форму. Иногда в такую форму ювелиры облекают драгоценные камни, чтобы их можно было инкрустировать в оружие или носить на роскошных одеждах.

 

“Дериатар, море тьмы...” — беззвучно прошептал Тим, повинуясь растущему внутри чувству интуиции. Камень был огромным и черным, полностью оправдывая свое название, и чтобы обхватить его, а уж тем более поднять, не хватило бы и сотни дэвов. В глазнице джинна, которая была примерно равна камню в размерах, могли бы утонуть полчища войск, словно море вышло из берегов и настигло их на сухопутной переправе.

 

“...вылить небо в море, а море в ладонь...”, внезапно вспомнились слова старого ифрита. Повинуясь зову интуиции, Тим попытался ощупать камень целиком. Похожим образом он пытался найти путь из своей пещеры, через бутылочное горлышко, на дно бутылки. Сделать большое маленьким. Если для ткани мироздания такие приемы проходят бесследно, значит должен быть и обратный путь. Что, если изначально камень попал в бутылку совсем небольшим, будто капля, а оказавшись здесь принял причудливые формы, разлился, расширился, как настоящее море?

 

Большой палец, увенчанный когтем, коснулся одной грани ромба. Еще три противостоящих пальца попытались дотянуться до противоположной грани. Одним движением, сосредоточив все внутренние силы, Тим попытался сомкнуть огромную воображаемую кисть и пожелал перенестись... Огромные силы потянулись навстречу руке, вливаясь в нее через кончики пальцев, поднимаясь вверх по венам и жилам, обхватывая запястье и перепонки на локтях...

 

“...Да будет исполнено...”

 

Открыв глаза, Тимиам обнаружил, что стоит с вытянутой рукой в тронном зале султана Аканура, а к нему несутся стражники с алебардами наперевес.

 

— Стоять, — рявкнул султан. Стражники остановились, подняв алебарды. — Что происходит? Только что здесь никого не было, и вот ты свалился как бархан на пустыню?

 

Султан присмотрелся.

 

— Да это же ты, мелкий бес. В этот раз без приглашения? И что это ты держишь в руке?

 

О, теперь Тимиам прекрасно знал, что держит в руке. И знал, что то, что он держит в руке, держит его. Он знал абсолютно все, что происходило в этом тронном зале с точностью до мельчайшего взмаха крыла колибри, запертых в золотых клетках под потолком, как будто и время, и место слились в единое целое. Сквозь его тело текло чистое могущество, в его глазах разливались моря тьмы. За головами стражников больше не было стен — он видел пустыни насквозь, видел оставленные ходы древних песчаных червей глубоко под землей, занесенной вечными переливаниями песочных часов. Еще дальше, у самых границ и дальних постов Карадата, он видел укрытия вражеских лазутчиков, которые веками боялись подступиться к стенам королевства. Об этом всем ему было известно от камня, который теперь был его продолжением. И он сам был продолжением камня.

 

Но что-то живое, недоступное камню, все еще скрывалось в тайных глубинах души темнокожего дэва, слово Шиш, запутавшийся в волосах. Тимиам решил удостоить султана своей речью:

 

— Это... это Дериатар. Камень джинна, о котором ты теперь можешь не беспокоиться. Я вырвал море тьмы из его третьей глазницы.

 

— Ты не шутишь... Но... зачем? — сглотнув комок, спросил султан. В горле у него пересохло, это было слышно.

 

— Я готов обменять его на твою дочь, прекрасную пери Лалла-Бай. Это мое желание, и оно должно быть исполнено.

 

На мгновение верховный ахур Ларока сдвинул седые брови, словно услышанное заставило его задуматься. Затем на его лицо появилось облегчение, будто он вспомнил что-то, и он захохотал.

 

— Ты тупица, дэв, если не понял того, что я сказал тебе в прошлый раз. — кричал король. Лицо его раскраснелось, на лбу выступил пот. — Ты недостойный! Недостоин! Недостойный ты мешок с углем, сколько раз тебе еще повторять! И ты серьезно решил, что сможешь изменить это, украв у моего джинна камень силы? Ты самый тупой вор из всех, кого знал Ларок!

 

Султан обессиленно упал задом на подушки.

 

— Аль-Тарот, — отдышавшись, продолжил он, — и камень были одним целым, и это было его проклятьем. С камнем он был заточен в бутылку, и с камнем он мог ее покинуть. Джинн служил мне и королевству, связанный обещанием исполнять приказы, и мощь камня служила вместе с ним. Без нее он уже наверняка издох. Теперь королевству точно конец.

 

Наблюдая эту сцену, Тимиам попытался прислушаться к своим ощущениям. Чувство бессильной злобы медленно овладевало им, смешиваясь с непониманием и желанием исчезнуть, раствориться в колодце пустоты. Но камень впитывал все это в себя и дарил взамен ощущение силы, спокойствия, забвения и бесконечной, необузданной ярости. “Недостоин!”, звенело у него в голове. Но внутри него бушевало море тьмы, готовое захлестнуть всех, кто находился в этом зале.

 

Тим понял, что пора сделать по-своему.

 

— Я желаю, чтобы ты познал шуньяту, — провозгласил он. И султана не стало.

 

Хотя бы это желание исполнил, старый лжец.

 

***

 

По узкой улочке, опоясывающей нижние ярусы королевского дворца неторопливой, но ровной походкой, опираясь на кривую трость, пробирался неизвестный. Если кто-то и мог его узнать, для этого пришлось бы сорвать неприглядный коричневый капюшон и балахон. Идущий не привлекал лишние взгляды, но определенное знал, куда идет. Поднимаясь все выше и выше через ступени висячих песчаных садов и колоннады, неизвестный, наконец, остановился перед парой грозных стражей, закрывающих собой винтовую лестницу, ведущую на одну из самых высоких башен дворца. Приоткрыл котомку, показав стражам, и те расступились. Чередуя целые ступени с выщербленными, двигаясь на самый верх по кольцевому маршруту и рискуя на каждом круге оступиться и упасть, сухая фигура с котомкой направлялась к вершине: башенке с узким окном, из которого струился легкий дымок.

 

— Приветствую, мой господин. — фигура откинула капюшон и в глазах ифрита заиграли знакомые огни. Или то, что от них осталось.

 

Перед ним, в небольшом котловане, раскинув когтистые руки и ноги лежал изрядно раздувшийся дэв. Его черные волосы были довольно длинными для такой фигуры; половина из них лежала в котле и мокла в оранжевой жиже, половина раскинулась по обе стороны от него. От былой худобы не осталось и следа — то ли сура, то ли праздная жизнь, то ли что-то еще привели к тому, что некогда мускулистое тело принялось активно запасать жир. Подвергаясь воздействию высоких температур, жир отчаянно смердел.

 

Ифрит почувствовал, как его обдало брызгами горячего бассейна: дэв телепортировался к нему в чем был, а был он наг.

 

— Саддар... Ты принес? — слегка прищурив черные глаза во всю длину глазницы, спросил дэв.

 

— Конечно, мой господин, — с этими словами ифрит начал доставать из котомки весьма горючие, а местами даже взрывоопасные, вещества. И добавил, немного помедлив: — По правде говоря, я пришел попрощаться, Тимиам.

 

— Попрощаться? Почему? Зачем...

 

Было слышно, как ифрит вздохнул, словно ему было нелегко сообщать дурные вести.

 

— Я обеспокоен всем, что творится в Лароке, мой господин. Уже несколько лет после того, как вы заняли заслуженный трон, все постепенно катится к дракону в пасть. Дэвы забыли о порядке и обкрадывают ахур среди бела дня. Поставки товаров из ближайших королевств постепенно прекращаются, для торговли и обмена остается все меньше и меньше товара. Торговцы покидают Карадат. Кто принимает торговых представителей в дворце, мой султан?

 

— Аль-Шишерн Утренняя Звезда. Он на приеме.

 

— Мой султан... — сокрушенно покачал головой старый кальянщик. — Вам, конечно, виднее, но было недальновидно садить виверну за стол переговоров с негоциантами. Злые языки говорят, что на попытки сторговаться она принимает цвет трона и сливается с золотом... Торговцы расценивают это как отказ... Или вот кто заказывал боевых крылозубов в прошлом месяце? До меня дошли слухи, что когда их ввели в тронный зал, тут же последовал приказ вывести их и больше никогда не вводить снова... Но самое страшное не это.

 

Ифрит начал разогревать ядра на ладони, как в старые добрые времена. Повеяло кисло-сладким дымом.

 

— Ходят слухи, — слегка понизил голос Саддар, — что в городе развелось шпионов больше, чем козеногов. Крылатые твари полагают, что в любой момент может быть и переворот, и вооруженное наступление от султанов за стеной. Я не могу позволить себе оставаться в этом аду. Я принял решение уходить.

 

Дэв почесал когтем у виска. Затем сделал вид, что рассматривает содержимое под когтем.

 

— Что ж, принял решение — уходи, — невозмутимо пожал плечами Тимиам. — Но ты должен знать. Пусть кто-нибудь даст мне только повод, разнесу в клочья любого, кто посягает на мою власть.

 

Чем ярче становились угли в ладони ифрита, тем больше меркли огни в его глазах. Закончив свое дело, он молча направился к выходу, вниз по винтовой лестнице.

 

— Прощай, старый друг, — сказал ифрит на прощание. И растворился в глубине проема.

 

Сделав несколько первых — самых сладких тяг — дэв взял в руки колбу и чашу и тоже растворился в воздухе. Ему срочно нужно было поговорить с возлюбленной.

 

Прекрасная пери Лалла-Бай смотрела в зеркало, держа в руках резной бокал с сурой, когда в воздухе материализовался Тимиам, а вместе с ним и облако смрадного дыма.

 

— Чтоб тебя черти ели, я же просила не приносить в мои покои эту вонючую мерзость. Хуже беса! — не на шутку разгневалась пери.

 

Но Тим, похоже, ничуть не смутился. Поставив колбу на стеклянный столик подле окна, он приобнял одной рукой свою леди. Она слегка вздрогнула.

 

— Скажи мне, дорогая, что не так с этим городом, с этим королевством? — спросил Тимиам.

 

— Что не так? Может быть, себя для начала спросишь? — с наигранным удивлением ответила вопросом на вопрос Лалла-Бай. И не дождалась ответа: — Все, к чему ты прикоснулся за несколько лет, превратилось в песок. Ты не тот, кем себя считаешь! Поначалу у меня была надежда, что тобой движут благие помыслы, но вскоре стало очевидно, что ты дэв от кончиков когтей до кончиков волос. Посмотри на себя: посадил вместо себя ящерицу, засадил меня в тюрьму в башне, а сам лежишь в бассейне лавы и куришь запретные смеси сутки напролет! Ты думаешь, ты султан?

 

На секунду она отвела глаза и было видно, как в них задрожали слезы.

 

— Ты не султан... Мой отец был султаном. А ты... Мой отец был прав: ты недостоин быть султаном. Ты разрушитель нашего королевства. И всякий раз, когда я говорю тебе эту правду в твои черные, не знающие света, глаза, ты даже не предпринимаешь попыток измениться. Потому что ты никогда не любил меня, ты просто... ты камень, а не живое существо.

 

— Недостоин, говоришь? — похоже, в этот раз слова нашли отклик в сердце темнокожего сура. Он начал злиться. — Хочешь, чтобы я отправил тебя туда же, куда отправил твоего отца?

 

— Мне уже все равно, Тимиам. Я хочу, чтобы ты убрался к черту за пазуху! — схватив со столика стакан, она запустила им в дэва, но тот успел уйти с линии поражения.

 

— Тогда ты исчезнешь сама, — сказал дэв и щелкнул пальцем.

 

И стало так.

 

И вместе с этим что-то сломалось и замерло в его груди. Впрочем, это что-то с каждым днем билось все тише и тише.

 

В какой-то момент в воображении дэва не осталось больше ничего, что стоило сохранить, поэтому он решил устроить очищение. Раздувшись до размеров дворца, он крушил башни и колоннады, обрушивая их на стоящие рядом дома и купели. Вздымая гигантские черные руки, он повелевал песку подниматься и опускаться, звездам падать, а вулканам извергаться. Он рвал и метал Ларок, Карадат, а вместе с ним и саму почву королевства, которое его породило. Крики, огни, дым и грохот камней сливались в калейдоскоп звука и тьмы, словно бушующее ночью море вышло из берегов и наполняло пустыню.

 

Наконец, песок утолил жажду.

 

И только обнаружив, что ровнять больше нечего, Тимиам приказал дыму найти себе место — внизу или наверху, как захочет — и съежился до своих обычных размеров. Сила снова перетекала в камень, который беззвучно хохотал, эхом повторяя вопиющее безумие. На поверхности песка лежала слегка припорошенная, но абсолютно целая бутылка из мутного зеленого стекла.

 

Очевидно, оставалось еще одно место, которое следовало прибрать.

 

Пожелав переместиться в давно забытое место, Тиму пришлось зажмуриться и напрячь память, чтобы восстановить старую картину в голове.

 

Открыв глаза, он увидел знакомый горный пейзаж и круговорот зловещих малахитовых облаков, покрывающих вспышки огней в стенах бутылочного горлышка.

 

Джинн Аль-Тарот уже начал разлагаться. Огромная зловонная туша позеленела и набухла, закрывая собой половину обзора до горизонта.

 

Пнув попавшийся под ногу кусок полузасохшего, полусгнившего мяса, Тим в последний раз сделал кое-что для себя.

 

“...Клянусь никогда не покидать это место без приглашения и никогда не исполнять желания, произнесенные моим поганым ртом...”

 

И черный камень подчинился.

 

А еще один камень, который помягче, намекнул, что было бы хорошо немного поспать.

 

До конца веков.

 

Или хотя бы до следующего заката, как повезет.

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...