Бить бомжа не хотелось – уж очень он был грязный. Юки сморщила нос от противного запаха и брезгливо ткнула лежащее тело носком замшевого сапожка. Аккуратно, чтобы не запачкаться, целясь между пятном от чего-то и другим пятном от чего-то ещё. Бомж невнятно замычал, и стайка одноклассников одобрительно загудела. Даже красные фонари над дверями борделя вспыхнули ярче и качнулись, хотя ветра не было.

Юки пнула снова, уже смелее. В конце концов, сапожки потом можно почистить.

– Знаешь, что самое поганое? – тоскливо протянула она, обращаясь к Насте. – Мать говорит, что если не сдам квантомагию и е-рунистику, то никаких больше тряпок и курортов. Хуже того, не будет новой модели квазисобачки, прикинь? Даже у Польки уже есть, вон, на рюкзаке болтается!

Бомж выпустил кровавый пузырь из носа, лопнул его мизинцем и с интересом уставился на красные разводы. Ойкнув, Юки на всякий случай отпрыгнула, придерживая складки косплейной юбочки. Взяла у Насти влажную салфетку и протёрла пальцы. Мало ли.

– И ведь, главное, зачем? Мне же потом не на физмаг какой! Только и твердит, что помощница нужна, словно для её работы надо чертить интегральные руны или там октограммы до нанометра выверять! Представляешь, я – и ползаю где-то в лаборатории на карачках, выписывая все эти фэхи, исы и остальное! А мне оно в голову никак не лезет, хоть чужую подставляй, да где же её взять? Ой, а чего это он?

Бомж, не пытаясь подняться, водил пальцем по битому асфальту, рисуя какие-то узоры.

– Совсем поехал... – Настя с улыбочкой шагнула к нему и жёстким ударом сбила руку, смазав рисунок. Подумала, добавила ещё, по рёбрам, и бросила, не оглядываясь:

– Так, может, отца спросишь? Поподлизывайся – может, и приструнит мать, а то чего она?

– Не приструнит.

Папа, конечно, добрый и всё такое, и Юки уверена, что он её любит, но нет. Не он решает такие вещи в семье. Увы.

На кровавый рисунок упала капля, за ней другая, размывая его ещё больше.

Хм... А так пятно похоже на смятую и вывернутую наизнанку фразу. Руна, ещё одна, определённость, бесконечность равно... чему? Вот нелепица.

Настя припечатала формулу подошвой, и Юки вздохнула. Искать смысл в размазанных каплях крови? Дожила. Она подняла воротник матроски, и тот развернулся в полупрозрачный полосатый капюшон.

– Не приструнит, поверь на слово. Потому что в этом доме яйца точно не у него.

Получалось, что решения у проблемы не было.

Юки тоскливо вздохнула и потянула Настю за рукав, оттаскивая от бомжа. Когда нет своих ответов, всегда можно поискать чужие. Например, в супермаркете.

 

***

 

Табло над головой стреляло во все стороны разноцветными картинками, в уши бил навязчивый мотивчик, а торговые ряды то и дело вспыхивали призывами: «Последняя цена!», «Умри – дешевле не найдёшь!» и «Суперакция!». Туда тянуло, но Юки упорно шла дальше, в центр большого зала, к которому сходились все коридоры. Там переминался с лапы на лапу старый Бармаглот. Настя тащилась следом, недовольно ворча, и это по-настоящему раздражало. Можно подумать, самой Юки не хотелось пробежаться по обувным или поискать новую блузку, сиреневую с белым. Но сначала надо попробовать ещё один способ. Для очистки совести. Вдруг получится?

К тому моменту, как они с Настей добрели до Бармаглота, его подносы были под завязку забиты мерцающими рекламными пробниками. Бармаглот линял, роняя всё новые лоскуты полупрозрачной кожи, которые тут же вспыхивали яркими картинками в надежде привлечь хоть чьё-то внимание. Зря. Уродливый безволосый монстр, раскорячившийся посреди торгового зала, был слишком стар. Зрение у него уже так себе, да и в глаза никто не заглядывал, так что реклама получалась беззубой, не туда и не о том.

Юки Бармаглот, впрочем, всё равно нравился: порой он ошибался в заявках очень удачно. На все карманные деньги. Если подумать, именно тогда она впервые увидела рекламу того магазинчика с косплеем... но сейчас Бармаглота было жалко. Месяц, два, и его точно заменят новым, и это будет уже совсем не то.

Пробраться ближе сразу не удалось: у морды вилась целая толпа школоты, которые развлекались тем, что кидали в раскрытую пасть конфетные фантики с нецензурщиной.

– Жри! Жри, не подавись!

Юки закатила глаза. Ей бы их проблемы. Смотритель в потёртой серой форме не мешал – такой же древний, как Бармаглот, он занимался тем, что отправлял в служебную пасть очередную стопку древней макулатуры. Монстр давился, но послушно пережёвывал рыхлые страницы и ламинированные обложки. Со щеки то и дело отслаивались ровные прозрачные чешуйки, заполненные столбиками аккуратных циферок. Отчётность. Скука.

– Полное собрание сочинений, – другой служащий уважительно протянул чешуйку даме в неоновой ретро-сорочке.

Юки проводила чешуйку взглядом. Вот бы всё было так же просто. Раз – и вся квантовая магия на одном листочке.

– Ой, смотри! Анонс новой модели квазиков! – Настя потянула её к стенду с журналами, и Юки неохотно пошла следом вдоль серого бармаглотова бока. – Они и интерфейс поменяли! И даже коготки на лапках теперь светятся, и их менять можно будет, нет, ну не кайф, а?

Юки тоскливо смотрела на светящуюся страничку в Настиных руках. О новой квазисобачке мечталось давно, но матери об этом можно даже не заикаться. Уныло пробежалась пальцами по списку тем, свайпнула рекламу антигравитационной дорожки и ткнула в раздел прикладной физики.

В ячейку посыпались предложения новинок от науч-поп блогеров. Юки мрачно перебирала их, чувствуя, как внутри поднимается раздражение от непрерывного потока восторженной Настиной болтовни.

– Дай сюда, – не выдержала и выхватила из рук подруги картинку.

Взмах – и рекламная листовка летит в раскрытую пасть. Пусть хоть не одна Юки страдает!

Бармаглот хрупнул листочком, задумчиво качнулся и уставился на неё всеми восемью слезящимися глазками. Юки мрачно глядела в ответ. Всё равно проку не будет. Даже если каким-то чудом старая тварь выдаст учебник, ей-то нужен не он, а волшебная таблетка. Положить под язык, заснуть и проснуться уже со всеми знаниями в голове.

И всё же она честно попыталась думать об уроках, хотя получалось плохо. Мысли упорно сворачивали не туда, да ещё Настя сопела на ухо, а потом и вовсе не выдержала:

– Да ну тебя, никакого фана! Лучше бы там с парнями остались, ещё б какого бомжа нашли. А может, того самого ещё разок побить? Он постоянно у борделя трётся. Полька говорила, он пытался к ней приставать, представляешь? Да за такое пинать-то мало! Помнишь, какой он странный был? Вот то-то! Извращенец!

Юки помнила. Такая грязь забывается долго, а этот, с его кровавыми пузырями. Рисунок ещё... Интересно, что всё-таки...

Бармаглот моргнул. Юки машинально поймала отслоившуюся пластинку и в недоумении уставилась на заголовок. Аваккум Вигдорчик, биография и избранные работы? Что за ерунда? Раньше ей такое не выдавали.

С фотографии смотрело смутно знакомое лицо. Где-то она уже видела эти поплывшие щёки, поросшие редкой седоватой щетиной. Смущали очки, оседлавшие мясистый нос, но сам нос... На мгновение Юки вновь увидела, как надулся и лопнул кровавый пузырь. И чуть не выронила листок. Не может быть! Откуда?..

Строчки набегали друг на друга, настойчиво лезли в глаза. Она бездумно скользила взглядом по рядам ровных буковок, пока не споткнулась о короткую приписку мелким шрифтом: «После того, как последняя работа учёного была очень прохладно принята в научных кругах, Вигдорчик попытался доказать свою правоту, для чего затеял некий эксперимент, который окончился полным провалом. Не выдержав критики и насмешек, учёный тронулся умом и был отправлен в клинику для умалишённых...»

Над ухом раздался хлопок. Юки вздрогнула, обернулась – а Настя, глядя ей через плечо, развязно выдула и лопнула ещё один пузырь зеленоватого слайма.

– Ну вот, а ты ещё спрашивала, где голову взять.

Ну да, говорила, но не всерьёз ведь? Просто к слову пришлось. Но что-то такое было в голосе Насти, отчего казалось – всерьёз. Что-то такое гаденькое, с подначкой, отчего сразу хотелось нырнуть в журнал с головой и закуклиться. Не отвечать и не ловиться. Насте, к сожалению, ответа и не требовалось.

– Понятно, что там в черепушке небось всё перемешалось, но могло ведь и не всё. На твою долю хватит. Как нас и учат, стало быть: по закону слияния, сходства и, главное, отбирания лишнего. А тут получается ещё и польза обществу – мусор уберём.

Юки, уже открывшая было рот, чтобы возмутиться, так и осталась стоять. То, что предлагала Настя, было неправильно. Немыслимо. И подходило просто идеально. Взять чужие знания, насильно, впитать...

«Лучше бы я закуклилась».

А в голове уже мелькали формулы, расчёты, детали ритуалов... Дойдя до деталей, Юки замотала головой. Нет уж. Творить такую гадость даже ради... оно ведь ещё и запрещено!

– Если, конечно, ты не такое сцыкло, как все думают, – Настя, картинно задумавшись, выдула новый пузырь прямо ей в лицо, обдав брызгами слайма с запахом свежих яблок. – Или если тебе на самом деле не нужны ни собачки, ни мамкино бабло с обобрением.

«Все думают?»

Почему-то Юки зацепилась именно за эти слова. Наверное, потому, что об остальном думать не хотелось. Что значит – все? И мама... может быть, хоть раз взглянет без разочарования?

– А как мы?.. – она провела пальцем по лбу и тут же нервно стёрла невидимую линию.

– Делов-то, – хмыкнула подруга и, схватив Юки за руку, потащила в сторону мигающего светодиодного бобра в строительной каске. – Если подобрать правильный инструмент, то, считай, полдела сделано!

Пока Настя с горящими глазами обшаривала витрину с ножовками – «О, ты только посмотри, какая!» – и вслух рассуждала о том, что ещё понадобится молоток или что-нибудь потяжелее – «ты же понимаешь, нож – не самая надёжная штуковина», – Юки пыталась отогнать от себя картинки того, как придётся всё-таки сделать... это.

– То, что надо! – Настя с торжественным видом подняла над головой ледоруб. – Эй, а ты чего ждёшь?

Прищурившись, глянула на Юки, опустила ледоруб и добавила:

– Грязную работу, так и быть, беру на себя. Ну, давай, включай скорость. Серебряные ложечки в соседнем отделе.

Юки мотнула головой. Что-то Настя слишком раскомандовалась. В конце концов, кому из них нужны мозги? Пусть и чужие. Нет, Насте они, конечно, тоже не помешали бы, но речь ведь не об этом!

– Ложечки подождут, – притормозила она подругу. – Сперва мне надо к маме. На работу, – уточнила в ответ на вопросительно поднятый ледоруб. – Помнишь ролик, где менты конфискат жгли? Ну, штуки те, которые парочки надевают, чтоб всё сделалось глубже: и чувства, и ощущения, и вообще всё ярче воспринимаешь, что своё, что чужое. У матери такое точно есть, для извращенцев всяких. Даром, что ли, целый бордель держит?

Настя недоверчиво глянула на Юки.

– Ты что, правда хочешь, ну, побольше остренького? Типа, насладиться процессом за двоих, все дела?

Юки скривилась, представив картину.

– Нет, это для него. Оно же настраивается. Заглушить для меня, поставить на передачу. У него ведь голова как твой ранец, ничего не найти. А так, может, навести смогу, если думать о нужном. Чувствовать, не знаю. А иначе что я, зря буду...

Она хотела добавить «блевать», но передумала. Слишком близко оно было к правде – аж во рту кислым отдалось. Или это просто потому, что сегодня ещё не обедала?

– И вообще, давай сюда слайм. Может, я тоже хочу пузыри повыдувать.

 

***

 

День не задался с самого утра. Настолько, что Юки подбросило задолго до звонка будильника как раз для того, чтобы успело случиться побольше всякой херни. Сначала порвался любимый чулок – тёмно-синий. Из-за этого она забыла отключить свисток у чайника и разбудила отца, который вернулся с дежурства далеко заполночь. От сонного ворчания, конечно, проснулась мама, и к ворчанию добавилась ругань. А потом, чтобы утро не прошло зря, матушка вгрызлась в дневник Юки. Оценки по тому, заметки учителя по этому, никакого усердия в изучении, отвлекается, бла-бла-бла...

А когда Юки, наконец, спросила, на кой ей эти оценки, да и знания, то получила подзатыльник. «Деньги на деревьях не растут», конечно. Словно маменькин бордель наукой зарабатывает, и там учёный прямо необходим!

А ещё чудесный поначалу субботний день за полчаса сменился таким ливнем, что не помог даже воротник-капюшон. Закончился дождь так же быстро, как начался, но стоять в мокрющих, липнущих к телу юбке и блузке у грёбаных дверей грёбаного борделя под взглядами грёбаных прохожих Юки почему-то очень не нравилось. Поэтому на любопытное и жизнерадостное Настино: «Ну что, достала?» она ответила:

– А как же. А ещё для тебя пару приблуд прихватила, потому что настоящего парня найти тебе точно не светит.

– Э-э... – Настя отступила на шаг, сложила зонт и удивлённо её оглядела. – Я бы сказала: ладно, не трогаю, раз уж кот так круто в тапок насрал, но у нас вроде бы дело? Общее?

– Ага. Так давай делать, что ли, а то меня тут уже каждый первый зафотал.

Наверное, Юки и в самом деле говорила резковато, но отчего-то казалось, что сегодня – можно. А ещё это было приятно. Для разнообразия. Может, стоило чаще и давно уже? Не извиняясь, Юки повернулась, оглядывая прохожих.

– Да где этот бомж?!

– Ну ты, подруга, даёшь, – в голосе Насти слышалось уважение. – Боевой настрой, я смотрю? Да появится он, куда денется. Я ж говорила, постоянно тут ошивается – небось, на девок в витрине пялится, хоть они и старые все, за двадцать. А на тебя точно клюнет! Одежда насквозь, а лифчик-то так и не носишь. Хотя оно и понятно, сиськи не с арбуз и даже не с дыньку. Кстати, нарастить не хочешь? Вот тут мамка наверняка денег даст, тебе же потом её бизнес... О, а вот и рыбка! Карасик. Подсекай!

Аваккум Вигдорчик стоял в тени на углу, там, где красный фонарь почти погас и только слабо мерцал. Смотрел бывший учёный так, что было понятно: наживка заглочена глубоко. Аж слюна по подбородку потекла, отблескивая алым. Или это он просто болеет чем-то? И это ей придётся?..

Настя ткнула зонтиком в спину, и Юки взвилась, выгнулась.

– Ты что творишь, щекотно же!

– Подсечка выполнена успешно, – довольно заметила Настя. – Вон, гляди, снова слюни пустил. И из носа тоже. Смотри на это позитивно. Если даже знаний у него в башке не осталось, научишься вон пузыри дуть. Профессора в отпаде будут.

Юки только фыркнула. Её больше занимал вопрос: а что дальше? Как-то ей до сих пор не приходилось работать наживкой. Медленно уйти куда-нибудь в надежде, что бомж... нет, учёный! Пора начинать думать именно так! В общем, надеяться, что он пойдёт следом? А если не пойдёт? А если пойдёт, то куда? Не вести же его домой, прости, рунный Господи. В бордель?

«Здравствуй, мама, вот господин Аваккум, нам нужна комнатка, желательно в подвале, чтобы тихо, спокойно и без зрителей»?

Нет уж, спасибо.

Нужно было придумать что-нибудь другое, но подходящих мест Юки не знала вовсе. И заранее не подумала, потому что день такой. И то что Настя нетерпеливо колола в спину зонтиком, только мешало думать.

К счастью, бомж разрешил сомнения сам. Осклабился во все уцелевшие зубы и показал конфетку. В ярком синем фантике. Подумал, достал из кармана грязной робы ещё одну, красную.

Юки неохотно шагнула к нему.

«Может, омерзение сойдёт за нерешительность и скромность?..»

Кажется, сошло. Бомж отступил, явно приглашая идти следом. Юки и пошла.

– Ты нож-то взяла? И вилку? Или ложку, – шёпотом поинтересовалась Настя, пристроившись рядом.

Шагала она при этом так целеустремлённо, словно обе конфетки предлагали именно ей, и Юки от этого почему-то стало обидно. Но вопрос был важным. Она провела пальцами по пояску с карманами и ойкнула.

– Забыла. Вот же дурацкий день!

– Ну и ладно, я на всякий случай захватила. Выделю, так и быть. Кстати, а почему мы шепчем? Он вон как далеко идёт.

– Не знаю, – зло прошипела Юки. – Наверное, потому, что собираемся его убивать? Орать об этом на всю улицу как-то не хочется.

– Не убивать, а рационально перераспределять ресурс. – Настя подняла зонтик и покрутила им, изображая, видимо, круговорот бомжей в природе. – То, что этот твой Аваккум процесса не переживёт – просто побочный эффект. Я бы скорее побеспокоилась, что идём в какое-то трущобы, а уже темнеет.

Вокруг и впрямь становилось как-то недружелюбно. И улицы поуже, и грязи на них побольше, и фонарей меньше, а людей так совсем мало. Стоило ожидать. Не в деловом же центре бомжу жить – там, говорят, их отлавливают и пускают в переработку. Так что живёт этот Аваккум, небось, в какой-нибудь заброшке. В какой-нибудь мрачной хибаре, заросшей сорняками, а внутри – клопы, тараканы... вон, тараканы уже тут бегают. Крупные какие!

Юки поёжилась и ускорила шаг.

– Ну, спасибо. Я, между прочим, об этом специально старалась не беспокоиться.

– А ещё у тебя блузка высохла. Кстати, я и бутылку с водой прихватила. Побрызгать?

 

Свалка открылась взгляду внезапно – наверное, потому, что Юки ожидала почуять вонь, а её не было. Вместо этого лёгкий ветерок пах лимоном и чем-то ещё, незнакомым, пряным. И груды мусора пахли так же – ничем собственным, словно они попали в яркий стеклянно-пластиковый мультфильм. Алиса в зазеркалье.

Зато были целые горы игрушек, тряпья, битой посуды, старой мебели и немодной техники. Словно всё это свезли сюда после весёлой вечеринки, свалили как попало и щедро усыпали цветным конфетти. Причём, если поверху ещё можно было различить детали, то ниже к основанию мусорных гор всё было искромсано, изрезано, а земля и вовсе пряталась под толстым слоем пёстрой крошки.

Разглядывать, впрочем, было некогда. Бомж радостно махал рукой из-за туши списанного бармаглота, а Настя... А Настя не менее радостно карабкалась на кучу игрушек. Некоторые были даже с ценниками.

– Ты что творишь?! – яростно зашипела Юки.

Ответом послужил довольный визг: подруга вырыла из кучи яркий поднос, скинула с горы, запрыгнула на него и понеслась вниз. К её, Юки, Аваккуму!

– Сумасшедшая! Если ногу сломаешь, где я тебе врача найду?! А если шею? Впрочем, это ладно, туда тебе и доро...

В осыпающейся после подноса крошке что-то шевельнулось. Потом ещё. А потом... Юки завизжала на всю свалку и отпрыгнула подальше: из-под плюшевого медведя на неё смотрела крысиная морда. Пасть медленно открылась, обнажая стальные зазубренные резцы, и тварь заскрежетала.

– Мама!

– Да не ори. – Резко посерьезневшая Настя схватила Юки за руку, потянула дальше по тропе между мусорными сопками. – Чистильщики же. Не заметила запаха, что ли? Они только тут и живут. Чтобы дальше не расползались, а здесь всё... жевали. Зря я расшевелила, там гнездо небось. А хотя – когда ещё такую увидишь? Лапочка! Почти как собачка, только крыса. Ну, причесать там, бантик на хвост, ушки подравнять...

Юки хотела вежливо поинтересоваться, что Настя несёт, но сердце ещё билось так, что слова просто не хотели придумываться. Никакие. А потом стало не до того, потому что подруга, мило улыбнувшись, толкнула её вперёд, к ожидавшему на полянке Аваккуму. Юки едва успела остановиться, чтобы не влететь прямо в вонючие объятия, и только тут поняла, что вообще не представляет, что теперь делать. Как вообще убивают людей?!

– Э-э...

Панически поискала Настю взглядом, но та, еле слышно насвистывая, рылась в груде каких-то полусожранных обломков. Мерзкая предательница! Юки снова поглядела на Аваккума, на нестиранную одежду, небритые впалые щёки, синяк под глазом... это же Настя тогда врезала? И пальцы корявые, ногти обломанные, а сопли из носа так и текут... Кошмар! Но, может, внутри он чище?..

Аваккум протянул руку так резко, что Юки не успела отскочить. Ухватил за ворот блузки, притянул к себе, наклонился, дыша в лицо... Юки попыталась вырваться, но руки едва слушались. Не получилось даже оттолкнуть. А бомж скривился, пошлёпал губами. Юки его понимала. Наверное. Ей тоже хотелось орать, но почему-то не получалось. Аваккум склонился к самому уху, мазнул сальными патлами по щеке.

– Не... не-ельзя-а. Ни-итки-ы. Ы!

Что нельзя? От отвращения хотелось мяукать. Очнувшись, Юки с силой толкнула его в грудь, но это было всё равно, что толкать ту кучу мусора. Разве что крысы наружу не высовывались. Пока.

– И... и-щщ-иии. Сходи-и...

– Куда?! – выдохнула Юки, всё ещё стараясь выпутаться из этого дыхания. – И, главное, на кой?!

Аваккум помедлил, наморщил лоб, и Юки невольно замерла, ожидая ответа.

– Не ко-ой. С чего-о...

– Да говори уже! А то... ой.

На «ой» наложился чистый протяжный звон, и Аваккум рухнул, так и не договорив. Над ним с безмятежной улыбкой стояла Настя, помахивая дохлой крысой. Под свалявшимся крысиным мехом блестела сталь.

– Удачно нашла! Искала, конечно, дубинку, но это тоже ничего. Хорошо же вышло! Отличная из тебя приманка, а я вообще могу хоть в бейсболистки отбираться. Если позволят таскать крысу вместо биты. Ладно, давай за дело.

За дело было приниматься категорически никак: Юки до сих пор не могла прокашляться от мерзкого запаха. Нет уж, пусть Настя возится. Ей вон в кайф и за шкирку Аваккума потаскать, и порисовать.

Так что Юки, пытаясь отдышаться, гордо сидела на куче конфетти и смотрела, как Настя деловито раскладывает бомжа на полянке, как рисует вокруг октограмму – тщательно, тем же крысиным хвостом, не забывая руны на каждый лучик. Заходящее солнце мягко светило из-под туч, и картина получалась мирная, спокойная. Радостно-пастельная.

И крысы в кучах: шурр, шуррр, скви-ик.

Впрочем, после всё равно пришлось подняться и достать из пояска честно украденные в борделе красивые парные браслеты и ошейники – кожаные, с розовым мехом. Так, защёлкнуть ошейник на своей шее, на аваккумовой. Браслеты на своих запястьях, на его – стараясь не касаться рукавов. Включить на передачу, выключить приём, и готово, Теперь, пока Настя готовит пилу и ложечку, остаётся только усиленно думать о науке, чтобы настроить Аваккума на нужный лад. О физике, е-рунистике, вот хотя бы про октограмму.

«Дальний луч указывает на юг, потому что сочетание звёзд...»

На юге ровными рядами виднелись недогрызенные шагоходы: почему-то крысы сжирали всё, кроме самой основы, и грустные скелеты стояли, как странный обглоданный частокол. Рядом валялся на боку механический жираф из зоопарка – видимо, износился настолько, что чинить его было уже никак. Хорошо хоть, выключили, а то ведь крысы его заживо... А дальше там что? Собачки?! Ух ты! Некоторые ещё в заводских коробках, надо же. Старые модели, прошлогодние – видно же по блеклому меху и ошейникам не в сердечко, а с яблочком. Сейчас уже никто так не делает. Новые собачки – они куда круче, с блестящей шерстью, неоновыми глазками, кисточками на хвостах. А у последней модели даже коготки перламутровые, из настоящего искусственного жемчуга! Вот это да!

Юки, замечтавшись, даже рот приоткрыла. Потому и не заметила, как подкравшаяся Настя сунула в него ложку с чем-то склизским. Автоматически сглотнула – и закашлявшись, смерила подругу убийственным взглядом.

– Ты его хоть помыла?! А то вдруг там паразиты какие, в мозгу этом! И вообще, я...

– Давай-давай, – оборвала её Настя, подавая вторую ложку серовато-розовой массы. – Ложечку за собачек, ложечку за летний отдых за границей, ложку за костюм от кутюр... а, тебе не надо. Ну, на новую матроску. Чтоб не только капюшон, а ещё и плащ!

«А на вкус не так и плохо, – подумала Юки, со вздохом открывая рот. – Да и правда, пять минут потерпеть, а там – слава! Главное, сразу не подавать вида, что резко поумнела. Надо будет постепенно».

Третья ложка пошла лучше, а потом и совсем хорошо. Внутри Аваккум действительно был куда чище, чем снаружи, главное было не касаться ложкой одежды, но за этим-то Юки следила пристально. Всё ради собачек! И чего ради такие ритуалы запрещены? И вовсе даже ничего особенного.

На восьмой ложке – по числу лучей – Юки даже расстроилась, потому что ничего такого с ней не происходило. Зря всё, что ли? А если...

И тут октограмма блеснула алым, под цвет облаков, и мир стал... каким-то не таким.

В голове всплывало странное. Копошилось, пыталось устроиться. Слова, слова, слова, знаки, формулы, но путаные. Бессмысленные, потому что Юки их не понимала. Как глупо! Какой прок в знаниях, если ты не можешь ими пользоваться?

А их становилось всё больше и больше с каждой ложкой, они сливались в плотный жёсткий комок, какой и не разжевать толком, и не проглотить, а вокруг радостно плясали собачки последней модели. Грызли его, толкали лапками, щипали, щипали, щипали...

Когда всё закончилось, Юки какое-то время просто сидела, прикрыв глаза. Солнце уже опустилось за кучи мусора, но всё ещё светило там, с другой стороны, и светило словно насквозь.

– Жива? – В голосе Насти звучала непривычная забота. И привычный задорный интерес. – Вот, держи.

Юки с неохотой открыла глаза и уставилась на бутылку с водой, ту, что так и не пригодилась для блузки. Потянулась к ней и помедлила, хмурясь: из рукава Настиной кофточки торчала длинная нитка. Торчала и нагло извивалась, хотя ветра не было. Или был? Юки его не чувствовала, но всё же... чувствовала? Просто не настоящий ветер. Подветер. Надветер?

Не думая, она ухватила нитку двумя пальцами и потянула. Нитка сопротивлялась, звенела, пыталась вывернуться, но Юки удалось намотать её на палец и дёрнуть. Раздался басовитый гул, как у гитары, и свалка завибрировала в ответ. Громче и громче, пока звук не сошёлся в точке, где только что была Настя. Где её больше не было.

Юки моргнула, протёрла глаза – пустота.

– И что это, по-твоему, ты сотворила?

Знакомый голос раздался откуда-то из-под ног. Юки опустила взгляд и ойкнула, прижав ладонь ко рту: с усыпанной пластиковыми конфетти земли на неё смотрела умильная бело-рыжая собачка с перламутровыми коготками и Настиными глазами. Собачка повертелась, попыталась себя рассмотреть, потом уселась и принялась самозабвенно чесать за ухом.

– Знаешь, а не так уж и плохо. А зубки сделаешь? А крысой? Знаешь, как давно я мечтала укусить много кого за жопу?

Вот тут Юки и поняла, что просто тихо сошла с ума. Незаметно для самой себя. Словно соглашаясь, деактивированный жираф тоже начал прорастать нитками. Поэтому Юки спокойно поднялась и отправилась домой. Через несколько шагов оказалось, что собачка-Настя сидит у неё на плече. И чешется. Ну и ладно.

 

***

 

– Ой, какая славная! Можно погладить?

Рыжая дура Ленка Коврова протянула было руку, но Настя щёлкнула зубами. Настроение у неё, кажется, было ещё хуже, чем у самой Юки.

Началось всё с того, что Ленка плюхнулась за парту так, словно именно с ней, а не с Настей, они отсидели плечом к плечу десять лет. А когда Юки поинтересовалась, с какой, собственно, радости, ещё и обиделась на «лучшую подругу», которая не ценит, ругается и вообще помадой не в цвет шарфика намазалась.

Юки, отродясь помадой не пользовавшаяся, могла только кивнуть. А ещё – сама не зная, какого ответа боится больше – поинтересоваться насчёт Насти.

– Кто? А, была вроде такая, давно, перевелась, – Ленка, заворожённо глядя на собачку, заправила выбившийся локон обратно под обруч и завистливо вздохнула. – Впрочем, не помню. Слушай, а кто производитель? Я тоже такую хочу, только, наверное, сиреневую. Там же полная гамма, да?

– Эксклюзивная модель, – отрезала Юки, сажая Настю на колени.

Жест был почти привычным, что пугало. Внутри зарождалась какая-то тоскливая обречённость, словно ничего уже нельзя изменить. И слова Ленки это ощущение только усиливали.

 

Юки на следующий же день, как пришла в себя, снова наведалась на свалку. Место, где Настя превратилась в собачку, зияло нитяной пустотой и даже махрилось. Словно из ткани выдрали кусок, да так и оставили. А вокруг крутились крысы. Щёлкали зубищами. Здоровущие!

Теперь же оказалось, что Настя постепенно исчезает тоже. Не сама Настя, конечно, но память о ней. Место, которое занимала.

«А от Вигдорчика и вовсе ничего не осталось. Крысы...»

На этой мысли Юки вздрогнула.

Ритуал! Она же не стёрла схему! Получается, крысы сожрали остатки мозга. И что, теперь они тоже?..

Представив, как робокрысы тянут за ниточки мира, Юки ещё сильнее занервничала и уставилась в экран, машинально пролистывая школьный блог. Постеры, впрочем, настроения не улучшали. На групповом снимке Юки стояла в обнимку с той же Ленкой, словно Вселенная, выпихивая из себя Настю, подсовывала взамен что-то другое. Штопала дыру.

– Ну, нет, так я не согласна, – Настя глянула на постер и вывалила язык. – Ладно, быть собачкой мне нравится, но чего это они меня не помнят? Не скучают, не страдают? Эдак домой вернусь, а там Ленка салат из тунца жрёт с моей любимой тарелки! И спит в моей любимой кровати! А слёзы и страдания где? Тоска и печаль по такой замечательной мне?

Юки воровато огляделась, но, к счастью, Настю не только не помнили, но и не слышали. Правильно, все ведь знают, что собачки не разговаривают, значит, и слышать их не обязательно.

Господи, что скажет мама?..

В классном дневнике – благо, доступ классной взломали ещё в первый год, – Настя нашлась. Семь лет назад и без фотографии. Просто имя, да и в том, пока Юки моргнула, мироздание успело потерять одну букву и явно намеревалось продолжать в том же духе.

Ленка облокотилась на её плечо и фыркнула.

– Да чего ты смотришь? Забудь уже эту... как её... Астю? Стю? Дурацкое имя. Скажи лучше, в какой пижаме придёшь вечером? А то я девчонок под цвета подбираю, освещение настроить надо.

Юки повернулась, чтоб ответить... и замерла. От Ленки к ней тянулись тонкие, почти прозрачные нитки, натянутые, вибрирующие от любого движения. Они словно притягивали её к Ленке, или ту к ней. Липкие... Бррр! Ужас!

– Я её сейчас цапну, – мрачно предупредила Настя. – Загрязу. А если...

Юки, не слушая, пискнула от отвращения и смела с себя мерзкие нитки, как паутину. Ленка распахнула рот, но сказать ничего не успела: её отбросило от Юки, словно их и правда притягивало друг к другу тугой резинкой. А потом, запутавшись в остальных нитях, скомкалась в узелок – маленький мячик-попрыгунчик, дробно запрыгала по полу, докатилась до стены, мелко задрожала и... исчезла.

 

***

 

Табло над головой искрило, в уши била какофония, торговые ряды то и дело вспыхивали призывами «Последняя плата», «Двинутым – лучшие цены!» и «Последний приют», а прохожим не было до этого никакого дела. Люди текли мимо Юки нескончаемым потоком, и ей казалось, что лица у них у всех совершенно одинаковые. Или это как раз нормально? Она и сама, бывало, тут круги наматывала, но раньше не обращала на других никакого внимания.

Вздохнув, Юки медленно двинулась наперерез течению, игнорируя тычки, недовольные фырканья и прочую торопыжность. Ну а что? Ей-то спешить некуда. И так... наспешилась.

В центре большого зала устало переминался с лапы на лапу старый Бармаглот. Часть лотков были закрыты, а вокруг суетились работники, запечатывая последние яркими ленточками с рунными глифами. Рядом стояла большая коробка, из которой, вероятно, скоро достанут нового бармаглотика, шустрого, умного – и совершенно не того. Когда-то Юки казалось, что смена Бармаглотов – признак прогресса. Ну там, жизнь течёт, всё меняется, мы становимся взрослыми и прочая дребедень. Теперь от одного вида яркой коробки с логотипами Биолаб и Рунтел она казалась себе какой-то мелкой. Ничтожной. Как может быстрая смена на самом деле обозначать застой? Парадокс.

– А этих-то покусать можно? – сварливо поинтересовалась Настя, поглядывая на безликого, но упитанного рабочего. – Ты вообще слышала, что домашних питомцев кормить надо? И только попробуй ещё заикнуться об ошейнике с поводком!

– Кусай, – рассеянно согласилась Юки. – Главное, не целиком, пожалуйста, а то я ещё не уверена, что могу исчезнуть всю королевскую рать, то есть, полицию, судей и всё прочее.

Когда работник взвыл и отпрыгнул, мотая вцепившейся в штанину и урчащей от удовольствия Настей, Юки прошмыгнула ближе к Бармаглоту и остановилась перед огромным слезящимся глазом.

Монстр вздохнул, почесался, и в руки Юки спланировала маленькая чешуйка, на которой только и было написано: «Как сойти с ума. Инструкция для чайников». Через миг ниже проступили ещё буквы: «Жил был у мамочки серенький козлик – для ценителей».

– Ну спасибо. – Юки вздохнула, бросила чешуйку в лоток и мрачно уставилась на Бармаглота. – Знаешь, я бы предпочла какой-нибудь другой выход.

Монстр выглядел почти виновато, но молчал и не линял, даже глаза погасли. А потом сердитый служитель бесцеремонно сунул Юки в руки Настю и показал на выход. У него даже нитки вибрировали как-то нехорошо, так что Юки пошла, а за спиной раздавались визг пил и стук молотков. Остановилась только раз, уже почти на выходе, потому что из стены торчала крысиная задница и помахивала хвостом. Пока Юки смотрела, рядом с задницей показалась морда с блестящими резцами. Конечно, это могли быть две крысы, но почему-то Юки казалось, что одна и та же. Просто стена вела не совсем на ту сторону, но это, наверное, тоже было правильно, хотя бы иногда?

А ещё смутно вспомнилось, что крысы вроде бы обожают грызть провода.

 

***

 

«Почему крысы были в маркете? Они ведь не могут жить без того мерзкого запаха».

– Может, не могут, а может, и могут. – Настя отвлеклась от обгрызания ножки обеденного стола и махнула хвостом. – Может, теперь весь мир – свалка. И вообще, тебя там уже третий раз переспрашивают, как дела в школе. Плохая дочь, фу, фу! Всегда завидно было. Вот мои предки никогда и не спросят...

Юки виновато вскинулась – и действительно, папа глядел на неё, недоумённо хмурясь. Даже про вкусные тефтели забыл.

Как дела в школе?..

– Отлично.

Если не считать пропавшей подруги, о которой не осталось даже записей, испарившейся не-подруги и того, что стены кабинетов порой шли мерзкой рябью. Зато рот сам по себе выплёвывал любые ответы, что бы учителям ни захотелось – но это отчего-то не очень утешало.

По-настоящему «отлично» было только одно: до дома изменения не добрались. Всё такой же папа, привычный и родной, в рассеянно застёгнутой не на те пуговицы рубашке и старомодных стереоглассах, сдвинутых на лоб. Никогда он их не опускал на глаза во время обеда и во время вечерних посиделок – это было только их общее семейное время.

И мама та же – в костюме даже дома, накрашенная, строгая. Вон как глядит. Но разве Юки виновата, что думает не о том? Ну, пусть и виновата... но правда ведь!

И столовая всё та же. Только... стены чуть подрагивают – но это просто новые водные панели. Мама давно такие хотела. Наверное, Юки просто пропустила установку – сейчас это быстро. Наверняка. Спешили. Даже провод вон торчит и шевелится, как... хвост?

– Готовишься к экзаменам?

Папа спросил это мягко, совсем не как мать. Наверное, потому, что его интересовал не только результат. С папой они всегда понимали друг друга. Вот только сейчас откровенничать не хотелось.

Юки покосилась на мать.

– Замечательно.

«Сожрала мозг безумного гения, до сих пор пор тошнит знаниями, которых я даже не понимаю. Нарушила табу. Оставила ритуал, и теперь всюду лезут крысы, так что экзамены, может, не понадобятся, ура!»

– Юки... – начал отец, но его перебил шлепок делового журнала, резко упавшего на стол.

– Снова потакаешь этой дури? – мать брезгливо смахнула пенку с безлипидного тонизирующего коктейля. – Хорошее же имя – Светлана. Сам выбирал. А теперь – какая-то Юки, как в этих её мультиках. Я не...

Она резко замолчала и принялась пить коктейль, всё ещё хмурясь. Юки, ожидавшая продолжения головомойки, недоумённо моргнула. Это когда мать упускала случай?..

Под столом радостно взвизгнуло, потом раздался непринужденный хруст, и Настя невнятно заметила откуда-то снизу:

– А они ничего, вкусные. Ты это, проверься, а то я, кажется, опоздала чутка. Ну, подумаешь, там нитка, тут...

Провериться? Юки с изумлением уставилась на обрывок нитки, тянущейся из её рукава. Это что такое? Она же ничего не делала! Второй обрывок, скрутившись спиралью, пружинил возле маминого локтя. Юки резко подняла скатерть и ещё успела увидеть, как в Настиной пасти исчезает длинный крысиный хвост. Собачка сглотнула и облизалась.

– А ещё есть? О, да их тут полно!

Лопнула ещё одна нить, и ещё. Юки и не думала, что их так много. Не обращала внимания, потому что это ведь правильно, привычно, всегда. Но мерзкие твари сейчас всё испортят! И добро бы Ленку, но её семью!

– Юки, что ты?.. – начал папа, но осёкся, потирая лоб.

Пожал плечами и опустил на глаза визор, закрывшись в каком-то другом мире – цветном и явно более интересном.

Нет! Это её дом! Почему здесь? Пусть бы жрали что-нибудь другое! Пусть хоть весь мир, но только не её семью!

Юки поймала обрывок нити, печально извивающийся в воздухе, другой. Со стороны она наверное выглядит глупо, ну и пусть. Попыталась связать, срастить, искала в уме нужные формулы, но сожранный Вигдорчик молчал. А нити всё стягивались, тончали, и когда Юки попробовала потянуть сильнее – порвались, оставив в пальцах обрывки. Из стола тут же высунулась крысиная морда и отхватила обрывок чуть ли не вместе с пальцами.

Мама поднялась.

– Пойду на работу.

Оборванные нити свисали с костюма бахромой. Ещё одна крыса попыталась прыгнуть ей на спину, но Настя поймала мерзкую тварь прямо из воздуха и довольно зачавкала. Хм... Если может она, то... Юки закрыла глаза и наугад запустила руку под стол. В пальцы попало что-то вертлявое, сухое и закрутилось, пытаясь выбраться. Юки взвизгнула от отвращения, но всё же сжала руку в кулак. Хлопок – и крыса расползлась невесомым пыльным облачком.

Ага! Не нравится? Вот вам!

Юки поймала ещё одну крысу, и ещё, но их было слишком много. Твари шуршали под ногами, ныряли в стены, но Юки боялась касаться панелей, по которым и так уже шли трещины. Ещё чуть – и квартиру затопит. Но хуже всего – как ни старайся, а крысы всё-таки обгрызали её саму. Со спины, с боков. Пока Юки занималась одной, две другие успевали ещё немного лишить её папы. Нитей было много, очень, но крыс – мерзких, одинаковых – больше. Они накатывали прожорливой волной и грызли, грызли...

«Не успеваю. Никак. Папа... И почему они меня не трогают? Я же их убиваю! Лучше бы грызли меня!»

Но крысы старались увернуться, жалобно смотрели – и не кусались. Кажется, даже специально стискивали пасти, лишь бы не цапнуть. Почему?..

Под ногами взвизгнули, и Юки подхватила Настю на руки, спасая от крыс, которые аж подпрыгивали, стараясь добраться до собачки. Сверкали глазами, скалились – и всё это молча, отчего становилось совсем жутко. Настя рвалась в бой, но Юки держала её крепко – и без того на боку и на шее пролегли полоски от... пустоты? Полосы ничто, за которыми ничего не было.

– Да я их!.. – пыхтела Настя, изворачиваясь. – Всех загрызу! Будут помнить.

«Господи, как хорошо, что папа ничего этого не видит», – едва успела подумать Юки, как, словно по команде, отец поднял глассы и посмотрел на неё с вежливым интересом.

– Кто ты, девочка? Ты к дочке? Прости, но её... – он нахмурился, и Юки буквально увидела, как тончайшие нити в его голове, погрызенные и рваные, пытаются связаться хоть во что-то путное. – Её, кажется, нет дома. Наверное, в библиотеке? Прости, золотце. Если оставишь номер, я передам, чтобы...

Отец подёрнулся рябью, стал каким-то плоским, совсем как обои, мигнул и исчез.

Юки повернулась и вышла в ничто, оставшееся от двери в столовую.

 

***

 

Ветра не осталось, но мир вокруг всё равно пах лимоном и чем-то ещё, незнакомым. Нет, уже знакомым. Так пахли расщепляемые на лету фотоны, оставляя за собой голубоватые росчерки формул и бесконечные в своей одинаковости постоянные Планка. А в остальном свалка выглядела почти прежней, только пустой, словно нарисованная пастельным карандашом.

Прижимая к груди Настю, Юки шла между двухмерными горами конфетти и мрачно поглядывала на выстроившихся по обе стороны дорожки крыс. Те шевелили усами и, когда Юки подходила ближе, склонялись в глубоких поклонах. Чуть в стороне застыл печальный Бармаглот. Его единственный глаз смотрел на неё с пониманием. И сочувствием.

Юки стыдливо опустила взгляд и дальше смотрела уже только себе под ноги.

«Юки – повелительница крыс. Или Света – повелительница крыс? Зря я ругалась с мамой про имя. Хорошее же. Ну на что я такая никчёмная?»

– Это потому, что ты – подросток, – просветила Настя, отвлекаясь от вылизывания откушенного бока. – В нас никчёмность закладывается рунами перед сдачей с конвейера.

«А мысли читать нехорошо».

– Да было бы, что читать. Это тоже часть базовой рунной прошивки. Вау, какая косточка! Хочу! Пусти, ну пусти!

Юки ухватила собачку покрепче, и уставилась на... нет, не кость. Конус... снова нет. Веретено. Огромное серое веретено уходило в чистое голубое небо – неужели облака тоже сожрали? – и терялось из вида где-то в стратосфере. А со всех сторон к нему тянулись нити, бесконечная бесконечность нитей. Длинные, короткие, совсем крошечные обрывки, из-за которых веретено казалось пушистым как уточка. А вокруг ровными кругами сидели и молчали крысы – Юки могла бы поклясться, что интервалы точны до нанометра, но ей было лень.

– Всё то, что они отгрызали?..

Она машинально пригляделась к самому основанию веретена, почему-то ожидая увидеть там трёх седых крыс с ножницами – но нет. Странно. Зато там было колесо, казавшееся просто крошечным рядом с веретеном, и одновременно слишком большим для крыс. Словно его делали...

– Для тебя. Да крути уже! Или отпусти меня!

От колеса к веретену через сложную систему шкивов шли ремни из крысиной кожи. Шестерни, кажется, были сделаны из крысиных же голов – моргали они точно как крысы.

– Ага, только и ждёшь, чтобы я тебя отпустила. Не дождёшься.

– Ну пусти-и! Всё отсутствию твоей мамы расскажу!

– А пожалуйста! Я...

Юки сбилась с шага, потому что крысы начали скрипеть. Или не скрипеть? Царапать коготками ничто? Все вместе? Звук нарастал, пока воздух не стал густым, как те конфетти. И таким же нарисованным. Юки моргнула и оказалась прямо перед колесом.

«Как я сюда попала?»

– Трижды каблуками щёлкнула, – пропыхтела Настя, почти высвободив передние лапки с перламутровыми коготками. – Ну давай уже, не сказать, что у тебя много выбора, да? Хотя нет. Ты всегда можешь просто отпустить меня и дать это всё сожрать, а там разберёмся. Решения не обещаю, но хотя бы будет весело!

– Отстань. Я решаю задачу с Юки, колесом и слишком кусачей Настей.

Что будет, если повернуть колесо? Надо ли его поворачивать? Отсутствие ветра поднесло одну нить к самым глазам, и Юки вздрогнула: не нить. Просто туго скатанные формулы, знаки, числа. Жизни, связи, след в пяти измерениях, и всё это махрилось, распушалось на глазах.

«Ни в жисть я это снова не скручу. Что проку знать, когда не понимаешь? Крысы наверное тоже не понимают, но у них хотя бы предназначение есть. Цель. Этого уже достаточно, верно? А у меня...»

– А ты – подросток, – припечатала Настя и задумчиво почесала лапой нос. – Или я это уже говорила? У нас одно предназначение.

– Или несколько, – грустно добавил Аваккум Вигдорчик, стоя у неё за плечом, и пустил пузырь из носа. – Знаешь, я вот не подросток, а как-то вот тоже... не осилил. Но, может, твой вариант лучше?

– Ага.

Юки задрала голову, глядя в глубокую синь. Потом пожала плечами, подбросила Настю в воздух и – под обиженный писк, перекрывающий даже скрежет крыс – крутанула колесо.

Веретено дрогнуло и медленно провернулось, собирая нити. Оборот, другой, третий, всё быстрее, пока у Юки не закружилась голова. Пришлось закрыть глаза и упасть на спину, в пепельное ничто и крыс.

«Интересно, почему Настя так и не упала обратно?»

 

***

 

Юки качалась на волнах, глядя в отсутствие неба, словно в себя. Где-то в глубине груди пылало и никак не желало останавливаться маленькое, но упрямое и очень горячее веретено.

«Что я сделала не так?»

Уловив движение, она повернула пространство и оказалась лицом к морде с Настей. Алая собачка описывала широкой круг, быстро перебирая лапками.

– А я говорила! Уж точно думала, что лучше было бы меня отпустить, уж я бы придумала, что делать. Перегрызла бы всё, глядишь, нитки эти и расползлись бы обратно. А может нет, так мир всё равно бы себя починил. Со временем. Вот ты бестолковая! Единственное пользы было – когда ты рядом стоишь, парни только на меня и смотрят.

«Когда именно всё пошло не так?»

Из матроски торчала ниточка. Юки потянула за неё и удивлённо ойкнула – пространства стало больше, а в груди сжалось и полыхнуло сильнее. И Настя отчего-то раздулась и стала... ближе? И возмущённее.

– Эй, ты чего творишь?!

«Как же сладко. Наверное, про это хихикали девчонки? И чего это на меня парни не смотрели? А и правда, чего это?..»

Она тянула за нить, становясь всё плотнее, всё горячее, а огромная квантовая собачка отчаянно била лапками, пытаясь уплыть, но никак не могла. Напротив, её притягивало, и отчего-то это казалось правильным.

– А я хотела ещё алмазные зубки к перламу-у-утру! Людей кусать!

«Глупая. Алмазные зубки невидимы, если не светить в рот, а кому это надо? А людей кусать всё-таки нельзя. Никаких. Даже крыс нельзя, хотя они и гадкие».

К тому же, алмаз был уже недостаточно плотен. Мысленно рыдая от наслаждения, от невозможности сдержаться, Юки рывком выдернула нить, раскручивая себя на всю катушку.

 

В начале было слово, и слово это было большое – «бум».