Фитц Фокслайн

Семиотика

Аннотация (возможен спойлер):

Бывает проблема, что подолгу не выходит из головы, а есть глупости, которые хочется поскорее забыть, но существует то, о чём нельзя даже думать. Есть вещи, которые опасно допускать в ум. Если у кого-то зародится хотя бы маленькая мысль об этом, то он обречён.

[свернуть]

 

 

– Ай!

– Что с Вами, дружище?

– Ох, ничего особенного, – отмахивается страдалец, – не беспокойтесь. Что-то в голове кольнуло.

– Хм, – задумывается собеседник. – Вы определённо голодны. Как раз мы уже приближаемся к стоянке.

Малый дилижанс неспешно движется по узкой проторенной дороге. На горизонте виднеются дома маленькой неприметной деревеньки – последней промежуточной остановки путешественников перед конечным пунктом.

Языковед с мигренью вытаскивает из внутреннего кармана новую аккуратную записную книжку. Пролистывая записи, он вспоминает о последних важных событиях и задачах: старый друг со времён училища пригласил его в развивающийся город Нью Оак далеко в центре континента для преподавания языка в новой школе. Желая не упустить возможность, учитель решился на это не столь рискованное предприятие. Странно, но чем дольше он всматривается в собственный текст, тем сильнее расплываются слова, и тем сильнее болит голова.

Экипаж достигает постоялого двора, и путники получают возможность отдохнуть от долго пути по мучительным колдобинам редко проезжаемой дороги. Солнце стремится к закату, прохладный весенний ветер качает траву. На углу ограды языковед замечает куст – для большинства людей это ничем не примечательный маленький кустик, на вид даже сорняк, – но он знает это растение, на самом деле оно близко его сердцу. Трактир пустовал, поэтому хозяин заведения проявляет подлинное радушие гостям.

– Здравствуйте, джентльмены, – начинает он. – Добро пожаловать в Аркбоу наш скромный городок. Меня зовут Итан Хосп.

– Теодор Трейд негоциант, – бодро отвечает первый. – Мы желаем добротно отужинать и выспаться для дальнейшего пути.

– Отлично! Это мы вам устроим, – восклицает мистер Хосп и громко обращается в сторону задней двери. – Синди, милая, отведи гостей в комнаты и попроси матушку накрыть стол.

Гости поднимаются, но второй вдруг останавливается и подходит к трактирщику.

– Моррис Шарп, – наконец представляется он.

– Очень рад, мистер Шарп.

– Есть ли у Вас какое-либо средство от головной боли?

– О, не волнуйтесь, у моей жёнушки есть подходящее снадобье.

– Буду премного благодарен.

Откланявшись, мистер Шарп поднимается в комнату.

Аркбоу – очаровательный провинциальный город. Избежавший индустриализации, он словно существует в своём мире. Местные приветливы и искренни, они занимаются приземлёнными делами и наслаждаются жизнью. В самом деле, маленькая утопия.

За ужином хозяин постоялого двора Итан Хосп не упускает возможности подробнее узнать о гостях.

– Куда же вы направляетесь, господа, могу я спросить?

– В Нью Оак, – уверенно, как всегда, заявляет Теодор Трейд. – Мне нужно наладить связи в новом месте, ибо всегда есть те, кому нужны редкие товары.

– Нью Оак? – уточняет мистер Хосп. – Да, слыхал о таком, но что-то давно никто туда не направлялся дилижансом.

– Понятное дело, дружище. Нашёлся проныра, у которого были деньги для организации паромного пути вдоль реки. Я же из принципа не стану пользоваться услугами своего врага, а частные суда отказывали мне или требовали вознаграждения в цену их жалких посудин. Наземный способ медленный и малоудобный, но зато я получил уникальную возможность познакомиться с таким человеком, как мистер Шарп, – негоциант указывает на Морриса.

– Вам тоже ненавистен речной способ передвижения? – спрашивает Итан Хосп.

– Не в той форме, что и мистеру Трейду, – говорит Моррис Шарп. – Я не люблю воду в большем количестве, чем у себя в стакане.

В дальнейшем диалоге участвуют преимущественно негоциант и трактирщик, потому языковед решает выйти прогуляться.

Вечерня весенняя идиллия: земля и деревья зеленеют, дети резвятся вдалеке, а вот совсем недалеко от постоялого двора у кого-то развешены расписные ложки. Чёрно-жёлтая краска, не замысловатый рисунок и меандр на каёмке – чудная работа. Пролаченные оставлены высыхать. На мгновение кажется неестественный золотой блеск где-то в стороне, который сразу пропадает. Осматривая просторы тихой деревни, взгляд Морриса Шарпа снова останавливается на неприглядном кустике. Заприметив у колодца оставленное кем-то полное ведро с водой, он не видит ничего грешного в том, чтобы опорожнить полведра на благо растению.

По возвращению мистер Шарп решает уйти спать раньше, ссылаясь на плохое самочувствие. Сделав короткую запись в дневнике, языковед ложится, но сон не спешит. Моррис Шарп уже достиг второй половины зрелости, ещё не в летах, но уже давно взрослый. И вот, на пороге нового периода жизни: преподавание в развивающемся городе, иные знакомства, быт, привычки, уклад. Эти мысли или действие средства от головы мисс Хосп, которое бьёт не хуже палицы, как подумал Моррис, в конце концов отпустили его в объятья Морфея.

Утро наступает мгновенно, мистер Шарп удивляется такому крепкому сну. Он встаёт, но что-то не так: окно настежь открыто, по полу разбросаны бумаги, в комнате беспорядок – кто-то рыскал здесь ночью. Хотя нет, есть ещё странность: Моррис сидит на застланной кровати в жилете, хотя точно помнит, что снимал его перед сном и укрывался одеялом, да и подозрительно тепло для конца весны.

Мистер Шарп поднимает один из валявшихся листов бумаги и пытается прочесть текст, но словно разучился читать. Он поднимает другие листы, но буквы прыгают перед глазами, слова переминаются, и, хотя значение так и осталось не понятым, языковед разбирает самое важное – собственный подчерк.

Моррис хватается за пиджак на стуле и прощупывает снизу доверху, но там ничего нет. Он отчаянно хлопает себя по жилету, пока не нащупывает искомую вещь во внутреннем кармане.

Уже потрёпанная записная книжка с другим карандашом. Все записи с первых страниц варварски вырваны, а чистые заполнены странными детскими рисунками. «Что за шутки?» – думает Моррис Шарп, откладывая блокнот. Он ещё раз осматривает комнату. Конечно, вряд ли перед сном он разглядывал апартаменты, в которых планировал провести не более одной ночи, но вот чего точно не было на стене прошлым вечером – насечек, как будто заключённый отмечал дни заточения.

Моррис снова хватается за записную книжку и открывает первую страницу: рисунок существа с крохотными лапками и длинным телом, свернувшееся кольцом и вытянутой мордой кусающее себя за хвост, – смехотворная версия уробороса, символа вечности и цикличности. «Это безумие!» – восклицает Моррис Шарп. Он подходит к стене с насечками, но у него не получается их пересчитать: постоянно сбивается. Два полных ряда отметок и начатый третий, что на глаз составляет более полсотни чёрточек.

Моррис спускается вниз, за столом сидит Итан Хосп.

– Мистер Шарп, Вы встали.

– Что случилось? – спрашивает Моррис, предполагая , что творится что-то неладное.

– Полдеревни пропало, представляете? Женщины обнаружили, что мужья исчезли, а там уж и другие оказалось тоже, так спозаранку и пошли некоторые искать пропавший люд.

– А мистер Трейд?

– Ваш спутник? Похоже, он тоже исчез. Я утром проверял комнаты: его была пуста, а Вы так крепко спали, что я бы и пушечным выстрелом не поднял Вас. Экипажа тоже нет. Похоже, даже дом портного Тейлора горел, хотя сказали, что там уже одно пепелище осталось, да и хозяин сам девался невесть куда – ерунда какая-та. Уже почти полдень, с Вами всё в порядке, что-нибудь нужно?

– Нет, благодарю, всё в норме. Я лучше прогуляюсь.

Моррис Шарп выходит во двор, и его точно водой окатили: на улице стоит удушающая жара, в сравнении с прошлым днём, да и зелени наросло. Осматривая периметр постоялого двора, языковеда поражает ещё одно невероятное чудо: мальва. Тот самый неказистый кустик у ограды, что он приметил, когда только приехал сюда прошлым вечером. Этот цветок вымахал уже с человека ростом, цвёл и пах. Не веря собственным глазам, Моррис решает посмотреть поближе.

Действительно мальва выросла за ночь, как если бы за пару месяцев. Мистер Шарп ощупывает почву, будучи не уверенным, может ли такое быть. Место вчерашнего вечернего полива совершенно сухое. Конечно, это может звучать с натяжкой, но всё же на подобной земле с таким растением маловероятно столь скорое осушение всего за одну ночь.

Моррис Шарп достаёт записную книжку и просматривает первые страницы рисунков: ветка с цветами; неказисто расписанные силуэты ложек и другой утвари; домик с кривыми курицами; глупо осклабившаяся собака; группа человечков, а над самым маленьким из них изображена лошадь-качалка. Вживую Моррис идёт вдоль улицы и обращает внимание на двор, где висели расписные ложки. Сейчас тут ничего нет, а в окне дома видно: миски, черпак, ковш, блюдо, горшочек и прочие сосуды – всё расписано в том же стиле. Идя дальше, Моррис видит курятник с кудахтающими жильцами; старую собаку на привязи; играющих на улице детей. Языковед начинает укрепляться в понимании того, что любой другой принял бы за вздор: этот день начинается для всех заново уже больше месяца, но как же никто этого не заметил?

– Дети, позвольте у вас спросить? – обращается к ребятам Моррис. Те подходят гурьбой.

– Да, мистер, – отвечает старший мальчишка.

– Ага, – тихо проговаривает Моррис, оглядывая юных. – Меня зовут Моррис Шарп, вы обратили внимание, что сегодня что-то не так?

– Да, мистер Шарп, отец Лесли пропал, – говорит мальчишка, указывая на меньшого, – и некоторые другие. Взрослые пошли на поиски, а нам велели оставаться: малые мы.

– Ещё испарился дом мистера Тейлора, – заявляет девочка. – Вот так, вжиг, и только угольки остались.

– Игого украли, – тихо проговаривает самый младший.

– Да убрали твою игрушку куда-то, ничего с ней не стало, – осекает старший. – Это его лошадка-качалка.

– Нет, – отрицательно качает головой Лесли, – Игого всегда привязана у ручья.

– Вижу, что Игого очень дорога тебе, – участливо обращается Моррис. – Она найдётся. Дети, а что вы думаете обо всём этом?

– Я слышал про “бабье лето”, может это оно, и поэтому уже так тепло, а взрослые пошли разузнать что-то, – предполагает старший.

– Наверное, ночью у мистера Тейлора произошёл пожар. Огонь потушили, и все пошли искать место для нового дома, – считает девочка.

– Игогокрады, – презюмирует Лесли.

Моррис Шарп достаёт свою записную книжку и сверяется ещё раз: один человечек; другой с косичками; третий маленький с игрушечной лошадкой над ним. Моррис некоторое время размышляет.

– Что это? – наконец спрашивает девочка.

– Это моя книжка, я веду записи в ней.

– У неё хвостик, как у Игого, – подмечает юный жокей.

Моррис вертит в руках блокнот и обращает внимание на свисающую красную ляссе. Он открывает страницу, куда вложена тесьма: схематичный пейзаж с деревом на заднем плане, множеством длинных штрихов по бокам и крупной цепью на неком пространстве, испещрённом каракулями, – самый жалкий рисунок из всех, и языковед решает показать его детям.

– Это холмик меж двух ручьёв? – предполагает девочка.

– Но у нас таких мест нет, – вставляет старший.

Малыш Лесли уже забылся и не выражает интереса к художественной критике.

Моррис Шарп благодарит детей за помощь и идёт дальше по улице. Зайдя в тень, он снова рассматривает рисунок, на котором сделана закладка. Кружочки словно сложены кучкой на переднем плане, другие выложены дорожкой в сторону дерева на заднем. Кроме стоеросового объекта с редкой кроной, всё остальное не так очевидно. В углу малозаметный рисунок, на который Моррис сначала не обратил внимания, – ярко красная голова зверя, которая раскрывает сверкающие глаза и приходит в движение.

Языковед резко захлопывает книжку.

Секунду постояв, он медленно раскрывает страницу, но никакой красной головы уже нет. Отложив сложную мистическую энигму, мистер Шарп решает вернуться к первым страницам блокнота. Некоторые рисунки должны служить пророчеством, чтобы Моррис поверил в то, в чём он уже не сомневается: завтра этот день забудется. Есть рисунок дома в ореоле огня – сгоревшее жилище портного мистера Тейлора. Похоже, в один из дней его дом загорелся, но пожар потушили. На следующий день обнаружили уже сгоревший дом, который разобрали. На третий же день все видели только пустырь, покрытый пеплом. Что же случилось с хозяином? На некоторых страницах изображён чёрный ворон – символ смерти для Морриса. Пропавшие люди – это по разным причинам погибшие, которых изо дня в день близкие считают потерянными и потому бросаются искать.

Итак, этим утром мистер Шарп просыпался уже не первый раз, но как всё было в первый день? Он же должен был отбыть с Теодором Трейдом в Нью Оак, и раз дилижанса нет, значит экипаж уехал с негоциантом. Что же заставило языковеда остаться? Он не уехал, а задержался у Итана Хоспа на ещё одну ночь, и утром каким-то образом догадался, что о событиях минувшего дня все забыли. Моррис Шарп, будучи человеком с острым умом, должно быть сложил все элементы головоломки: пропавший экипаж, политая мальва, расписные ложки и другие детали, – чтобы в первый же день оставить себе подсказку на завтра.

Ещё странная нужда делать рисунки. Мистер Шарп никогда не развивал эту сторону самовыражения, отдавая предпочтение прозе, но странная дислексия одолевает его в Аркбоу – языковед с расстройством речи. Все листы из записной книжки вырвал сам Моррис: от них нет толку. Карандаш, наверное, потерялся, и пришлось взять другой. Сколько же он распутывает клубок? Судя по насечкам в комнате, более двух месяцев. Время идёт своим чередом. Видимо, местные, привыкшие к простому укладу деревенской жизни, каждый день ложились спать и не более чем дивились скорому наступлению лета. А потом же осень и зима, проживут ли так долго жители с деменцией? Языковед действовал осторожно: далеко от деревни не уходил, в дела других не вмешивался, спать ложился раньше.

Моррис Шарп продолжает идти по улочкам, пересматривая страницы записной книжки. На одной из них изображён человек с топором. Моррис останавливается и переводит взгляд с картинки на пень, в который воткнут колун. Этот инструмент с характерным металлическим звоном поднимает дровосек.

– Здравствуйте, меня зовут Моррис Шарп, я приехал в Аркбоу вчера, – на последнем слове языковед запинается.

– Силд, – отзывается дровосек.

– Мистер Силд, позвольте спросить, Вам не показалось, что сегодня творится что-то странное?

– Поленница опустела. Видать, уволок кто.

– Больше ничего необычного?

– Нет, – отрезает Силд. – Я в лес, нельзя мне доле дело своё запускать.

– Простите, но я прошу Вас перед уходом взглянуть на это.

Моррис Шарп показывает рисунок, отмеченный ляссе, на что мужик смотрит сначала с недоумением, а затем с недовольством, не давая никаких ответов.

Дровосек уходит. Его нечасто удаётся застать. Он может на весь день уйти за дровами или колоть оные во дворе, в редкий день Моррис мог найти его за вытачиванием деревянных фигурок. Сегодня он уходит довольно поздно, чем бы это не было вызвано. Когда мистер Силд открывал дверь, Моррис успел увидеть недоделанную лошадь-качалку. Могло быть, что в один из дней игрушка сломалась, и мастеру по дереву отдали её на починку, а на следующий день он забыл об этом. Всё же, Моррис решает не совать нос не в своё дело и оставляет всё как есть.

Дальше по дороге мистер Шарп не встречает ничего примечательного. Он доходит до края деревни, где нет домов, но усиливается душистый, сладкий запах. Так он подходит к яблоневому саду.

– Вы заблудились?

Моррис Шарп озирается по сторонам и замечает движение в кроне одного из ближайших деревьев. С приставленной к яблоне лестнице спускается девушка в аккуратной соломенной шляпе с широкими полями.

– Эбби Орчард, – представляется она, протягивая ладонь ребром. Моррис легко пожимает руку и вежливо кивает головой.

– Моррис Шарп.

– Как же Вы здесь очутились, мистер Шарп?

– Наш дилижанс прибыл вчера, но сегодня утром, когда мы планировали отправиться дальше, экипаж уже пропал.

– Да что там экипаж! Сегодня утром куча народа пропала. Большой брат отправился помогать в поисках.

– И Вы одни вынуждены собирать урожай?

– Почему одна? – Эбби оборачивается и хлопает в ладоши. – Молли! Поди сюда, сахарок.

– Иду, сестра! – отзывается поодаль.

Из-за низких деревьев выходит девочка с непомерно большим бантом в волосах. Завидев её, Моррис резко вытаскивает записную книжку и быстро листает страницы, пока не останавливается на рисунке, где изображено большое яблоко и три человечка: первый в широкополой шляпе, второй с большим бантиком, согбенный третий с тростью. Мистер Шарп убирает блокнот обратно в карман. Когда девочка подходит, Эбби оборачивается и продолжает:

– Думаю, нам не помешает перерыв, бабуля должно быть уже закончила первую партию яблочных пирогов. Не присоединитесь к нам, мистер Шарп?

Моррис поначалу решает вежливо отказать, но вспоминает о маленьком рисуночке на наброске, посвящённом семье Орчард. Тарелка и нож с вилкой, что, очевидно, символизирует ленч.

– Как я могу отвергнуть столь любезное приглашение.

В освежающей тени от высокого красного дома с сытном угощением в лице яблочного сока и пирога, да и в приятной компании Моррис Шарп забывает о ситуации, в которой оказался с утра.

– Я вижу, у вас замечательное маленькое газебо, – указывает Моррис на небольшую постройку.

– Что? – удивлённо смотрит Эбби на беседку. – Ах эта! С ней вышла забавная история. Бабуля поручила большому брату починить скрипучую половицу там, и ему пришлось идти в город за гвоздями. В разгар фестиваля. О, это лучше выслушать с его уст.

Упоминание брата возвращает мистера Шарпа к действительности. Жители ушли искать пропавших или погибших, и завтра они снова этим займутся. Ему нужно разобраться в чём дело, пока не кончился день.

– Кстати, позвольте спросить, – Моррис заминается, – сегодняшний день странный, не находите?

– А что сегодня не так? – вопрошает бабушка.

– Да, есть такое, – начинает Эбби. – Буквально вчера яблони только зацвели, а уже сегодня на них спелые плоды. Уж не знаю, что там за удобрение подыскала бабулина кузина, но яблоки наливные и готовые к сбору, точно за ночь пару месяцев прошло.

– А что, если и вправду прошло? – интересуется Моррис.

– Я знаю! – верещит Молли, размахивая гигантским бантом. – Мы и половина деревни крепко уснули, а остальные пошли искать лекарство от бессоницы!

– Ох, сахарок, – нежно смотрит Эбби на сестру, – надеюсь так и есть, и с ними ничего не случилось.

– Как бы то ни было, – говорит пожилой член семьи, – работёнки у нас прибавилось. Если к завтра никто не найдётся, можно поднимать панику, пока что ничего страшного не случилось.

– Да, бабуля права, – встаёт Эбби. – Думаю, нам нужно вернуться к работе.

– Простите, – Моррис тоже встаёт, – это может показаться глупым, но это должно быть важным.

Моррис Шарп достаёт записную книжку и раскрывает её на загадочном пейзаже. Эбби хихикает.

– Простите, мистер Шарп, но Молли рисует лучше.

– Рисует? – удивляется бабушка. – Я думала он буквоед.

– О, о, – скачет Молли, – это гигантская улитка пускает пузыри из озера?

– Если бы я сам знал, маленькая мисс Орчард, – задумчиво произносит Моррис. – В любом случае, спасибо вам за чудесное время.

– Спасибо, что зашли, мистер Шарп, – отвечает Эбби.

– Миссис Орчард, – откланивается бабушке Моррис.

– Если он ищет рисовальщика, то ему нужно встретиться с Феликсом Лейком, – отвечает она, проигнорировав прощальный жест. – Этот тип, должно быть, удит на озере или латает лодчонку на берегу около своей хибары с жабой.

– Спасибо большое, я обязательно его разыщу, – благодарственно кивает Моррис. – До свидания, миссис Орчард.

Эбби и Молли провожают его до выхода из сада и указывают направление к жилищу Феликса Лейка.

– Мисс Орчард, – говорит он на прощание, – оказывается, я люблю... Яблоки.

– Это что, мистер Шарп, – отвечает Эбби, – Вы ещё не пробовали бабулин яблочный джем, сделанный по секретному рецепту.

– Всенепременно, я должен буду его испробовать.

Так вот что задержало языковеда в самый первый день: яблочный пирог. Эх, Моррис Шарп. Старый Казанова.

По пути он поглядывает на рисунки записной книжки. Рисовальщик-рыбак-лодочник – вот это личность, и страница с чем-то подобным оказывается в блокноте: человечек в лодке с удочкой, часть фасада дома с дверью, звездовидный цветок. Последний нарисован слишком натурально для художественных навыков Морриса. Пока что языковед не рассматривает изображения, а стремится к домикам у озера. Может, Феликс Лейк действительно чем-то поможет.

Указанное Эбби Орчард место достигнуто, рядом с домом находятся лодка и мольберт, что соответствует описанию обиталища Феликса Лейка, но хозяина не видать. Моррис стучится в дверь – ответа нет. Он вспоминает про свои рисунки и достаёт записную книжку, чтобы рассмотреть их получше.

Даже вглядываться в картинки очень тяжело: не получается сосредоточиться на изображении. Всё же языковед различает важные детали. Над рисунком двери есть эмблема, над реальной дверью закреплена деревянная табличка с резной жабой гордого вида. Рисунок отдалённо, но сходится с действительностью. Также на странице есть корявый мольберт, нарисованный, похоже, по памяти, а не с натуры. Маленький цветок в форме звезды написал Феликс, но Моррис не узнаёт растение.

Разглядывая страницу дальше, мистер Шарп замечает старый след от ляссе. Похоже, раньше его целью было встретиться с Феликсом Лейком, который как-то помогал в расследовании, но теперь закладка стоит у неразборчивого пейзажа. Что-то в углу, какая-та размытая каплей воды бледная пометка. Моррису Шарпу приходится всматриваться в разводы. «Нет, этого не может быть!» – восклицает он. Там изображён расплывшийся когда-то от капли слезы чёрный ворон.

Насколько же дорог для Морриса был Феликс! Это единственный человек, который каждый сведённый в конце на нет день поддерживал языковеда в решении головоломки. Это был находчивый, оптимистичный, проницательный, творческий альтруист. Феликс Лейк оказал значительную помощь Моррису в обнаружении разгадки всеобщей памятной петли. Хотя мистер Шарп только предполагает, что так и было, ведь он сам не уверен: это упавшая на страницу слеза была следствием оплакивание кончины друга или горечью отчаяния от осознания, что завтра этот человек исчезнет из памяти Морриса навсегда.

Глубоко подавленный языковед волочится по дороге в город. Скоро вечер, а он так и не приблизился к ответам. Хотя бы разобраться, что это за неладный рисунок, который он весь день показывал разным людям. Впереди на дороге топчется дед, вороша тростью траву.

– Вам помочь? – с напускной вежливостью обращается мистер Шарп.

– Туфля, – не оборачиваясь, проговаривает пожилой мужчина. – Видать, надоело ей терпеть мою пяту.

На другой стороне дороги лежит ботинок. Моррис понимает, что перед ним незрячий, поэтому поднимает искомую вещь и предлагает помощь:

– Вам надеть?

– Уж обуться для меня не охлюпкой гнать, – отнекивается остряк, надевая ботинок. – Пришлый? Звать-то как?

– Моррис Шарп.

– А меня можешь звать старик Мосс, – представляется дед и протягивает руку, как будто специально смотря мимо языковеда.

– Очень приятно, мистер Мосс, – пожимает руку собеседнику мистер Шарп.

– Итак, – начинает идти старик, – что привело тебя сюда?

– Сюда? – повторяет Моррис, забыв о своих целях. – Я искал Феликса Лейка.

– Интересный малый, может нарисовать уху или сварить натюрморт и даже наоборот. Зачем он тебе?

– Он мне должен был помочь с разбором одного рисунка, но я уже вряд ли встречусь с ним.

– Рисунка? И для этого ты притащился в наши дали?

– Я в Аркбоу проездом, но меня задержали обстоятельства. Сегодня ужасно необычайный день.

– Необычный говоришь? Самая большая необычность – тот булыжник, о который я запнулся, ведь ещё вчера его не было. Шатался босой на одну ногу, потому что туфли земляного цвета. Я бы с лёгкостью сам нашёл, надев сегодня красные.

Моррис Шарп смотрит на, пускай и выцветшие, но точно бывшие алыми, мокасины старика и делает вид, что согласен с мистером Моссом.

– Кстати, – продолжает спустя пару минут шутник, – между вчера и сегодня прошло несколько недель.

– Как? – озадачивается Моррис. – Как Вы это поняли?

– По календарю, конечно.

Языковед сильнее обескураживается. Старик Мосс продолжает:

– Дело в том, что я сам приезжий в Аркбоу. Здешние грамматике не обучаемы, абсолютно никто. Поэтому, когда я сюда приехал доживать деньки, моё почтовое образование сделало меня самым интеллигентным человеком городка. Как местные живут, будучи оторванными от мира? Да прекрасно, я тебе скажу. Поэтому как-то и я со временем стал с трудом читать те немногие книги, что принёс с собой, и письмо моё захирело тоже, а потом и вовсе зрение пошло на попятную.

– Календарь, – спустя несколько секунд говорит мистер Шарп, – Вы сказали, что знаете о прошедших неделях между вчера и сегодня.

– Мой календарь – примитивные счёты. Я договорился с мастеровитым парнем, когда уже не мог писать дни, чтобы он сделал мне несколько табличек и конструкцию для их перебора. Так у меня дома появился перекидной счётчик дней, недель и месяцев. Каждую ночь переворачивая табличку, я отсчитываю сутки. Со вчера отсчитано больше месяца, хотя, наверное, я сбился, но точно прошёл не один десяток дней. Остальные жители Аркбоу – счастливые, потому что часов не наблюдают.

– Значит, Вы тоже признаёте, что завтра для всех день начнётся, как будто сегодняшнего не было?

– А кто ещё признаёт?

– Я! – почти навзрыд восклицает языковед. – Я расследую это дело все минувшие дни, я оставляю себе зарисовки, потому что тоже утратил способность читать и писать. Мне осталось только понять нелепый рисунок, который я отметил ляссе , и успеть до конца дня продвинуться дальше!

– Что же ты сразу не сказал! Показывай, чего намалевал.

– Но, – Моррис запинается, потому что уверен в слепоте своего собеседника, несмотря на его уверенную, хотя и периодически спотыкающуюся, походку.

– Что? – перебивает его старик Мосс. – Думаешь я совсем слепец? Что-то я ещё различаю! Вон сосед в огороде возится, – указывает он на стоящую корову, – вон детки играют, – указывает он на колышущуюся высокую траву, – вон кошечка спит, – указывает он на булыжник, – вот мой дом, – указывает он на небольшое сооружение для отхожих нужд, – а вот он ты, мой сомневающийся друг, – указывает он на столбик у забора.

Моррис Шарп озадачивается тем, как на это реагировать. Он просто достаёт записную книжку.

– Рассказывай, что там, – велит старик.

– Наверху в середине страницы изображено дерево тонкое невысокое, позади него просто столбы. В центре и нижней середине – некое пространство по форме рогатины, всё окаймлено вертикальными штрихами. В пространстве вразнобой нарисованы жирные закрашенные круги и линии разной длины и направленности. Снизу до середины пространства идёт цепь кружков, а слева в нижнем углу – стопка тех же кружков.

– И что же это?

– В том то и дело: я не знаю.

– Ты это мазюкал или кто?

– Я, но...

– Значит только ты и можешь понять свои каракули, – возмущается Старик Мосс. – Давай, включай бестолковку.

– Все рисунки до этого я легко мог опознать, – размышляет вслух Моррис, – потому что они были до глупости просты. Я использовал символы и описывал людей, предметы или явления, чтобы легко определить их при встрече. Но на этой странице я попытался нарисовать полноценный пейзаж.

– Вот это громкое слово. Хорошо, что Феликс не видал твою пародию на живопись.

– А может и видел, – еле слышно проговаривает мистер Шарп.

– Что ты там бормочешь? Дерево и пространство – полянка какая.

– Тут по периметру забор или высокая трава штриховкой. А на поляне самой должно что-то расти, тут же в пустом пространстве палки и... камни – мусор какой-то. И ещё что-то маленькое в углу... На этом месте было, – Моррис Шарп останавливается, у него в голове проносится образ горящего красного чудовища с золотыми глазами, но он отбрасывает эту мысль и продолжает:

– Адамова голова – череп и две скрещённые кости.

– Смертельная прогалина, где повсюду разбросаны ветви, а вокруг растёт рогоз.

Моррис сосредоточенно смотрит на рисунок.

– Не прогалина, а болото! – вдруг восклицает языковед. – А это цепочка, должно быть, выложенная тропа. Из камней!

– Хм, – задумывается старик Мосс. – Есть тут в лесу одно топкое место. Опасное. Люди, говорят, тонули. Детей туда не пускают, да и старшие не лезут.

– Значит, туда мне и надо. День уже подходит к концу. Если я не успею, то мне придётся возвращаться на постоялый двор, чтобы завтра попытаться вновь.

Мистер Мосс не возражает, да и что он может сделать? Выкинуть глупую остроту? Он указывает, куда идти, и Моррис Шарп направляется в чащобу по описанию, которое помнит старик Мосс, когда ещё видел леса Аркбоу.

И вот языковед добирается до места: топь, растянувшаяся посреди леса кольцом вокруг острова. Моррис обходит заросший высокой травой периметр болота, усыпанного полусгнившими ветвями деревьев, и натыкается на кучку светлых камней у расчищенного и притоптанного участка твёрдой земли, а впереди на другом берегу тонкое невысоко деревце.

Болото оказывается трясиной, по которой можно идти, но легко увязнуть и медленно утонуть. Поэтому на пути по топи расставлены камни, как вехи, чтобы отметить кочки и устойчивые места, на которые можно наступить.

Моррис проходит небольшое расстояние по помеченным точкам и останавливается. Тропинка уходит далеко вперёд, но она, вероятно, не закончена. Мистер Шарп возвращается, чтобы набрать крупных галышей и найти длинную ветку. Когда он наклоняется, чтобы взять камни, он замечает кусок янтаря. Оказалось, что внутри затвердевшей смолы сохранена тройка маленьких цветочков воскового плюща или хойи. Это тот самый цветок, что изображён на странице, посвящённой Феликсу Лейку.

Моррис вырывает из кармана записную книжку, сверяется с точным рисунком художника, секунду сопоставляет факты и хватается за голову. Он качается, стонет и садится на землю. Как такое могло произойти? Неужели Феликс утонул тут? Почему Моррис его не спас? Проявил ли мистер Шарп малодушие и испугался? К сожалению, об этом уже невозможно узнать. Моррис некоторое время сидит недвижно. Со временем он успокаивается. В конце концов, у него нет воспоминаний о Феликсе, чтобы как-то скорбеть.

Языковед решает оставить янтарь среди камней на видном месте. Раз сегодня он всё понял, следовательно нельзя ничего менять, чтобы завтра прийти к тем же выводам. Значит ли это, что и вчера Моррис принял такое решение? Также ли он встретил старика Мосса? Он ли специально поставил камень, о который должен был споткнуться бедный дед? Моррис не верит, что стал бы такое делать, но в таком случае всё происходит случайно изо дня в день. Возможно, некоторые дни оставались безрезультатными, пока подобные обстоятельства не благоволили мистеру Шарпу для продвижения в расследовании.

Моррис берёт несколько камней и длинную прямую ветку. Он осторожно ступает по отмеченным белыми гальками местам. Ему попадаются распутья – некоторые пути ведут в непроходимые участки. Моррис, несколько раз чуть не упав и периодически теряя из виду указатели, подбирается к концу, отмеченному горсткой оставленных камней. Почему он избрал такой ненадёжный способ перемещения? Разве нельзя было выложить гать? Но переправу в одиночку или вдвоём с минимум ресурсов и без опыта тяжело возвести, а с ежедневными провалами в памяти – невозможно вовсе.

Мистер Шарп начинает прощупывать палкой твёрдые места и продвигается дальше, помечая путь за собой. Он старается не думать о воде. К счастью, болото покрыто мхом и травой, от чего у него не разжигается страх перед глубиной. Кое-где встречаются твёрдые участки суши или крепко севшие брёвна и валуны. Моррис избирает только самые устойчивые из доступных вариантов. Если безопаснее проделать крюк, то он отдаёт предпочтение этому маршруту, вместо пусть короткого, но сомнительного.

Близится берег, путь становится легче, мистер Шарп ступает увереннее. Осталось совсем немного, языковед уже почти добрался. Он проверяет последнее место веткой: можно наступать. Делает шаг – немного увязает. Делает второй, но нога застревает. Резкий рывок, и Моррис падает в грязь, его начинает затягивать.

Первая реакция – оцепенение – проходит скоро, затем начинается паника. Моррис Шарп встаёт и пытается поднять ногу, но от этого вторая глубже увязает в трясине, теперь он застрял выше колен. Моррис замирает и смотрит по сторонам. Он замечает ветку, склонившегося дерева. Недолго думая, мистер Шарп тянется к ветке. Ухватился. Ему удаётся вытянуть себя до середины голени, но ветка обрывается. Языковед плюхается в грязь, резко поднимает голову и тянется к обломленной ветке. Опираясь о неё, он ещё немного вытаскивает ноги, затем ползком выходит к берегу.

Моррис лежит на берегу около часа. Он встаёт и на нетвёрдых ногах подходит к дереву, чтобы опереться. Цель достигнута. Мистер Шарп дрожащей рукой достаёт записную книжку и открывает страницу с рисунком болота. Он небрежно дорисовывает выложенную из камней дорожку. На следующей странице ничего нет. Моррис Шарп немного отдохнул, но рассудок ещё помутнён. Стресс уже прошёл, теперь на ум языковеда влияло что-то иное. Он не может сосредоточиться, обдумать своё положение и принять взвешенное решение. «Нужно идти дальше» – бормочет он вслух. Куда? Зачем? Не лучше ли вернуться, а завтрашний Моррис Шарп пройдёт по болоту на свежую голову? А что искать? Что должно быть на этой стороне болота? «Сегодня или никогда» – неизвестно кому бубнит Моррис.

Пройдя ещё с четверть часа, мистеру Шарпу начинают мерещиться движения и шорохи в кустах. Он прибавляет шаг, часто озираясь. Вдруг рядом раздаётся громкое рычание, Моррис резко пускается бежать. Что-то гонится следом. Ноги начинают заплетаться и спотыкаться, перед глазами всё мельтешит, и вдруг резко исчезает земля. Мистер Шарп падает с крутого склона. Кажется, что он скатывается несколько минут, пока наконец не оказывается в низине. Моррис открывает глаза.

Вокруг абсолютная тишина и кромешная темнота, как будто солнце померкло, а лес исчез. Языковед пытается нащупать что-нибудь перед собой, но безуспешно. Сделав несколько шагов в беспросветном пространстве, он падает от потери равновесия и сидит в таком положении несколько минут.

Впереди зажигается свет, голубые эманации от некого объекта, Моррис подходит ближе. Обелиск со светящимся голубым текстом. Текстом, написанном не на обычном языке, его может распознать любое мыслящее существо, даже не обученное грамоте. В этом тексте говорится о тюрьме, витающей в мироздании. Эта тюрьма не позволяет никому, наделённому разумом, приблизиться. Любой, кто окажется рядом, будет поражён деменцией и полной потерей рассудка. Такая мера предосторожности защищает от заключённого.

Узник мог только царапать слова на стенах, что его окружали, и повествовать о себе. Он тот, о котором никто не может ничего знать, у него нет даже имени, ибо любой, подумавший о нём, обречён. Это существо заражает ум, заставляет думать о себе и замещает собой всё в сознании жертвы. Никакая болезнь не распространяется так быстро, как маленькая идея, а одной только идеи уже достаточно, чтобы развиться в роковое измышление. Нет спасения от чудовища, пожирающего мысли и воспоминания. К сожалению, и тюрьма, удерживающая его, должна была с течением времени распасться.

Именно обломок темницы монстра и видел перед собой Моррис Шарп. Ох, Моррис Шарп языковед – ещё один человек со множеством воспоминаний. В детстве едва не утонув, он на всю жизнь заработал гидрофобию. В юношестве проявил поразительную склонность к гуманитарным наукам, что сулило ему успехи в языковедении. В молодости влюбился в прелестную женщину, которая мечтала вырастить сад. В зрелости похоронил горячо любимую жену, которая безмерно гордилась своей первой мальвой. А сколько событий стёрлось из памяти по вине обелиска: первое знакомство с Эбби Орчард и многие последующие; обнаружение улик, по которым можно было распознать цикличность этого дня; общение с жителями деревни Аркбоу, выведывание у них информации о загадочном болоте; философские полемики с Феликсом Лейком; множество того, что произошло единожды и не повторялось.

Камень был частью стены тюрьмы, которая не позволяла кому-либо узнать об узнике. Её кусок мог оказывать лишь частичное действие, что привело к простой дислексии у жителей близлежащей деревни и всех, кто к ней приближался. Времени прошло очень много, но по меркам космоса это был всего миг. Чудовище настигло землю и заразило чумой всех обитателей. Осколок, валяющийся в кратере, ответил на это и не дал жителям Аркбоу пасть жертвой бича. Но как защитить мыслящее существо от мысли? Заставив его забывать.

Моррис Шарп узнал всё, и его постиг зловещий рок. Перед глазами ему предстоит ужасающий колосс, горящий огнём. Глаза монстра сверкают золотом, улыбка ввергает в трепет. Он уже пожрал человечество, осталась жалкая горстка людей, но ненасытный зверь не успокоится, пока не поглотит всё без остатка.

Моррис будет видеть конец мира вечность, всем кажется, что это вечность, хотя на самом деле их тела давно брошены бес чувств. Они потеряли из памяти всю свою жизнь, ведь что есть жизнь, если не наши мысли и воспоминания?


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...