Фениксы не горят

Тот день стал разочарованием. Мне было четырнадцать, уже четырнадцать! А отец соорудил для меня конструкцию в виде громадной чашки с чаем – белой, фаянсовой, с причудливой ручкой, словно та могла спасти мое нелепое средство передвижения.

Я закусил губу. Хотелось то ли расплакаться, то ли заорать от отчаяния. Отец, как ни в чем не бывало, стоял рядом и широко улыбался.

– Креативно, да? – выдохнул он. – Твоя посудина точно будет выделяться среди остальных!

Посудина, именно! Вот чем это было. Громоздкой, бессмысленной посудиной. Я мог послать все к черту (или все-таки разреветься?), но не сделал ни того, ни другого. Потому что времени было в обрез, а я должен был появиться на празднике ровно в срок. Чтобы не привлекать к себе еще больше внимания, чем то, что мне уже гарантировано.

С тяжелым сердцем, почти не слыша окружающих звуков, я шагнул в фаянсовую чашку. Мои ботинки и брюки по колено промокли в мутноватой жиже, которая, очевидно, в отцовской воспаленной фантазии была чаем.

– Как она передвигается? – собственный отрешенный голос показался чужим. – Что это за магия?

Отец просиял.

– Магия молекул! Все дело в жидкости. Жидкость разогревается – не бойся, ты не обожжешься – и меняет гравитационное поле чашки, поднимая в воздух. Тебе останется только поворачивать ручку, вот так... – отец суетливо нагнулся, ткнув пальцем в ручку, словно я мог ее спутать. – Право-лево. Счастливо отдохнуть, сынок! Удачи на конкурсе!

Не утруждая себя прощанием, я начал набирать высоту. Очень вовремя, потому что слезы обиды и разочарования все-таки прорвались градом, бесцветными каплями падая в теплый чай.

***

Конечно, как я и думал, мое средство передвижения произвело фурор в худшем смысле слова. Арон и Ярон прилетели на резиновых драконах – их морды натурально скалились, напоминая самих близнецов. Присмолин – на метле, скромно, но с изыском. Остальные более-менее одношерстно: съемные крылья, ковер-вертолет, огромное фальшивое чучело грифа... второй кандидат на самый нелепый транспорт.

Но фаворитом оставался я.

Стараясь не терять достоинства, я неловко примостил чашку на парковке. Фаянсовое дно с хрустом коснулось земли, и я вылез, ощущая влажный холод на голенях от порыва ветра. Ладно хоть, у меня коричневый костюм. Присмолин, который стоял ко мне ближе всех, многозначительно покрутил пальцем у виска. Я не обиделся, я знал, что это он о моем отце. Присмолин был моим другом, почти единственным среди всех прочих, что сейчас стояли, зажав от смеха ладонями рты.

– Твой старик – это нечто, – пробормотал он, когда я примостился рядом, стараясь на обращать внимания на взгляды.

– Ничего нового, – прошептал я в ответ.

Мы стояли на лужайке, по периметру которой высились столы с угощением. Впереди в импровизированной арке из воздушных шаров наша классная переговаривалась с физруком, листы бумаги в ее руке намекали на поздравительную речь. Ну да, ну да. Восьмой класс все же, не седьмой. Я на секунду закрыл глаза. И стоило родителям переводить меня в эту пафосную частную школу? Ничего хорошего здесь не видел, ничего за последние два года учебы. Куча бесполезной зубрежки, церемоний и соревнований. На лучший волшебный костюм, лучшего мастера маскировки, лучшее средство передвижения... Все здесь было лучшим, кроме меня.

А вот в прежней школе я был царь и бог, с моими-то магическими способностями среди обычных ребят. Когда перешел сюда, у меня отобрали пальму первенства быстрее, чем я успел сообразить, где нужный кабинет. Мимо по коридору проскочил какой-то тощий шкет. Увидев мое растерянное лицо, он затормозил, с любопытством пялясь через толстые линзы очков.

– Новенький? – деловито спросил он. И, понизив голос: – Свой?

Конечно, свой. В этой школе учились только мне подобные – она была оплотом усилий и денег родителей, которые хотели, чтобы дети росли «в естественной среде, оптимальной для развития особенных способностей». Мои собственные отец и мать радостно влились в этот круг, переведя школе пожертвование, щедрое и весьма чувствительное для семейного бюджета. Вообще-то мать настояла сперва на переезде («мы должны держаться своих»), а затем вопрос моего перевода отпал сам собой. Кучка семей, наделенных магическими способностями, наконец-то все вместе смогли оккупировать один из пригородов нашего округа. Концентрация силы и чистоты магической крови. Взаимопонимание людей, похожих друг на друга настолько, насколько отличных от остального мира.

Примерно так убеждали меня родители, и школа... школа, да. Особенная школа. По крайней мере, здесь мое имя не резало слух – похоже, традиция пафосно-нелепо называть своих отпрысков была свойственна всем волшебным семьям.

В тот день я повел ладонью перед лицом у очкастого, и в нее послушно прыгнули его очки – презентация лучше слов. «В новой школе можно быть собой, – уверяла меня мать. – И мы будем спокойны, что ты никого случайно не зацепишь». Под словом «зацепишь» она подразумевала мою врожденную способность к телекинезу – слабую, пока еще слабую. Возможно, навсегда, потому что способности стирались и мельчали от поколения к поколению. Годы жизни среди обычных людей делали свое дело, хотя родители старательно игнорировали тенденцию, заверяя, что талант обязательно раскроется. А что умеет этот парень?

– Интересно, – пробормотал он, отбирая у меня очки и возвращая на переносицу. Меня покоробило: в этом «интересно» не было ни грамма настоящего интереса, скорее, легкое разочарование. – Прикольно, полезно... посмотри на фонтанчик.

Я проследил направление его взгляда. Школьный фонтанчик в центре коридора с мерно текущей водой вспыхнул огнем. Секунду спустя я понял, что пламя вырывается из самого фонтанчика, у меня отвисла челюсть, а новый знакомый не без гордости улыбнулся.

– Ого...

– То-то и оно, – глубокомысленно изрек очкастый и помчался дальше по коридору.

«Неужели здесь все такие? – размышлял я в первый день, стараясь вернуть былую уверенность перед предстоящим знакомством с классом. – И почему я не чувствую радости?» Последний вопрос был риторическим. Если остальные такие же самовлюбленные, как тот парень из коридора, то друзей мне не завести... Удивительно, но именно Присмолин и стал мне единственным настоящим другом. Через год с небольшим, когда у него поубавилось спеси, а у меня – мрачных взглядов исподлобья.

Из воспоминаний в настоящее я вынырнул как раз к началу поздравительной речи.

– Дорогие ребята, – классная широко улыбнулась, отчего ее волосы вспыхнули и засияли цветами радуги – мелочная магия, из тех, что впечатляет только младших школьников. – Поздравляю всех и каждого с достойным окончанием учебного года!

«Все и каждый» дружно зааплодировали, я неохотно стукнул ладонью о ладонь. Брюки еще не высохли, и мне хотелось поскорее сесть за стол.

– Вы славно поработали в этот год и не посрамили своих родителей, – классная довольно оглядывала наше стадо стриженных затылков. – Ешьте, пейте, веселитесь! Скоро к нам присоединится приглашенная джаз-группа, чтобы развлекать в этот вечер. И уверяю, вас ждет еще много сюрпризов, – от слова «сюрприз» я слегка поежился. – Последним из которых станет, безусловно, конкурс на лучшее воздушное средство передвижения!

Арон и Ярон звонко дали друг другу пять, одноклассники снова одобрительно захлопали. Наконец-то. Наконец-то можно сесть за стол и расслабиться. Наливая себе лимонад в картонный разукрашенный стаканчик, я инстинктивно старался держаться поближе к Присмолину. С ним мне было спокойнее.

На празднике были и пара родителей. Отец Арона и Ярона, например – он возвышался над всеми остальными, с удовлетворением оглядывая импровизированные посиделки. Он и организовал их, начальник департамента управления погодой. Неудивительно, что на небе не было ни облачка. Мой отец работал у него мелким служащим, изучал что-то о структуре дождя – отец был помешан на жидкостях и совершенно лишен честолюбия.

Департамент, что возглавлял отец Арона и Ярона, был одним из немногих, которым нашлось место среди современного мира. С ним самим считались и уважали, безоговорочно доверяя «магу» то, над чем неподвластны обычные люди. Если явление не поддается контролю со стороны науки и техники, то и сбагрить его не жалко, рассуждал я. То ли дело финансовая аналитика, управление экономикой и куда более глобальные темы человечества.

– Эй! – мои рассуждения прервал визг одного из близнецов. Покончив с поеданием канапе, он показывал пальцем куда-то на парковку. На одном из зеленых драконов восседал Ярон, дергая поводья. – Смотри-ка на моего брата. Что это у нас за емкость, такая интересная?

Я не успел среагировать, как дракон поднял когтистую лапу над чашкой – Ярон управлял поводьями. Видимо, не слишком умело, потому что лапа так и не опустилась, зато голова дракона дернулась вниз. Из левой ноздри в чашку шлепнулась какая-то зеленая слизь. Сопли дракона, как остроумно. Похоже, со средством передвижения близнецов их отец заморочился куда больше, чем мой.

Секунду я колебался, реагировать ли, но Присмолин осторожно потянул меня за рукав, призывая сесть на место. Он был прав, слишком дешевая провокация. Близнецы не отличались концентрацией внимания, и в следующую минуту один из них уже бегал вокруг стола, отобрав у кого-то сотовый, а второй снимал это на камеру собственного. Пришлось вмешаться классной. Дальше все пошло своим чередом, без происшествий и даже со вполне сносным джазом, который почти примирил меня с необходимостью торчать среди одноклассников.

Когда стало смеркаться и начался конкурс на лучшие летательные аппараты, я незаметно ретировался в кусты. Там и пролежал, глядя на первые звезды. Едва ли мое отсутствие заметили. Победил неожиданно Присмолин, а не близнецы, несмотря на присутствие отца. Я испытал мрачное удовлетворение, глядя как метла со знакомой фигурой триумфально поднимается в воздух.

***

Домой я вернулся, стараясь не обращать внимания на ошметок слизи, болтавшийся в чае. Мать и отец, вопреки надежде, не спали, а ждали меня.

– Ну что?

Две пары глаз не скрывали нетерпения и радости. На столе перед родителями стояла плошка с водой – кажется, отец показывал матери очередной свой фокус. Она поддерживала все его начинания, все до единого. Я устало прикрыл глаза.

– Я не выиграл, – сказать о том, что я и не участвовал, не хватило духу. – Присмолин выиграл, друг мой. Близнецы прилетели на драконах, один из них... изрыгнул что-то... – я запнулся, говорить о соплях не хотелось, – в мою чашку. Оно там плавает.

– Так-с, – отец потер ладони. Расстроенным он совсем не казался. – Это интересно. Близнецы – сыновья моего начальника? Надо бы посмотреть, что это за субстанция.

Я торопливо поднялся к себе наверх, но, не устояв, все-таки выглянул в окно. Вовремя, чтобы увидеть, как отец, вооружившись большим ситом, вылавливает в темноте кусок слизи из чашки. Со стоном я повалился на кровать.

***

Когда утром запах кофе вытащил меня из постели, отец уже сидел за столом, рассматривая в микроскоп то, что казалось зеленым пятнышком на стекле. Сегодня он был серьезным, на редкость сосредоточенным. На мое появление отреагировала только мать, легко махнув рукой.

– Отец твой занят, – прошептала она. – Кажется, что-то нащупал.

Я механически кивнул. Отец все время что-то нащупывал. По сторонам гостиной у нас стояли скульптуры животных из причудливого материала. Не знаю, как отец смог с ней договориться, но вода, что когда-то наполняла канаву за домом, теперь утвердилась в облике двух львов и двух пантер. Впрочем, иногда подтекая, на что мать еле слышно ругалась и ворчала. Ледяными скульптуры не были, жидкими или твердыми тоже. Скорее, как желе, которое готовилось на наши школьные пикники. Иногда отец ходил вокруг них и бормотал что-то похожее на заклинания. Его собственной (нативной – так это называлось) магией было умение менять структуру молекул. Наверное, он мог бы многого добиться, но только не здесь. Не в этой глуши, среди тех, кто всегда был по статусу выше.

Взять хоть отца Арона и Ярона. Управляя погодой, он мог наслать на нас гром или молнии, заморозить урожай или отменить занятия в школе проливным дождем. И пусть он этого не делал, но такое могущество завораживало. Отец же ограничивался безделушками и экспериментами, наподобие моей фаянсовой чашки. Или вот, изучением соплей ненастоящего дракона.

Словно услышав мои мысли, отец оторвался от микроскопа и триумфально, и немного изумленно взглянул на нас с матерью.

– Эта субстанция – ничто иное, как сгусток волшебной энергии! В чистом виде, я давно такого не встречал. Вообще довольно грубая работа... – его руки ловко извлекли стеклышко, поворачивая на свет. – Я имею в виду летательный аппарат твоих одноклассников. Большая игрушка, куда отец твоих друзей просто вдохнул свою магию безо всяких заморочек. Даже не использовал ментальные фиксаторы, раз она так легко выскочила, да еще в материальном виде!

Я распрямился над тарелкой с фасолью.

– Ну да, – согласился с набитым ртом, чувствуя подобие возникшего интереса. – Дракон Ярона так и не взлетел, оттого они конкурс вчера и не выиграли. Это мне Присмолин сказал, я звонил ему перед сном поздравить. Только они мне вовсе не друзья.

Кажется, я проболтался о том, что по легенде должен был видеть сам, но родители ничего не заметили.

– Мы должны его вернуть. – Отец сокрушенно покачал головой. – Эту часть магии он отдал бессознательно, в результате спешки и ошибки.

– Ну вот еще! – в разговор вмешалась мать, впервые на моей памяти возразив отцу. Сейчас она стояла, порозовев, сжимая в руках кувшин с соком. – Ничего отдавать не будем, посмотри, как стало хорошо! В конце концов, тебе и о своей семье пора подумать!

Я посмотрел туда же, куда и мать: в окно.

Что-то было неправильно. За двором, залитым солнечным светом, расплывалась какая-то серая пелена. Выронив вилку, я заторопился на улицу. Пересек двор, чувствуя волнение внутри и, наконец, оказался на дороге. Изумленно выдохнув, не в силах поверить в происходящее, обернулся в сторону собственного дома.

За шиворот мне стекали дорожки воды, в ушах звучали раскаты грома. Вокруг стояла гроза, и только наш дом был обнесен колпаком солнечного света. Словно невидимая граница накрыла его куполом. Не в силах поверить, я протянул к нему руку. Мокрую ладонь внезапно коснулось тепло.

Я понял, что сделал отец, и почему мне мерещилось ночью, что кто-то ходит по крыше. Так и есть: он поместил кусок зеленой субстанции на нашу антенну. Не знаю, что именно сделал с ним и сколько собственных заклинаний произнес, но смог изменить погоду, как это делал отец Арона и Ярона. Правда, только над нашим домом. Я постоял немного под дождем (отец близнецов не в духе после вчерашнего проигрыша сыновей?), хватая ртом холодный воздух, а потом вернулся на кухню, где родители заговорщицки смотрели то друг на друга, то на меня.

– Это в рамках эксперимента, – отец робко улыбнулся. – Мы с твоей мамой просто попробовали, ничего больше.

Я смотрел на них обоих и впервые в жизни почувствовал, как внутри шевельнулось что-то вроде гордости.

***

Я давно забыл это чувство, его сменили годы привычной досады. Вот и сейчас она вспыхнула внутри, пока я перекидывал бумажку из ладони в ладонь. Скомканный лист чего? Очередной отчет или план, и я демонстративно позволяю себе пренебречь им, даром, что документ просрочен. Словно кто-то другой, придя сюда завтра, не склонится раболепно над другой подобной бумажкой, когда от мнимой бравады не останется и следа.

Листок выпал из рук и слетел под стол, нагибаясь, я почувствовал ребро амулета на груди. Напоминание о прошлой жизни, еще одна привычка. Рабочий день на сегодня закончен, и мне пора тенью возвращаться домой. Там ждет прямоугольник кровати, бессловесный аскетичный товарищ. И сон.

Я думал когда-то, что обманул всех. Всех до единого, как обманываю цифры своих повседневных бумаг. Закончил школу и нырнул в заурядную жизнь, словно то было мое искреннее и давнее желание. Шагнул в рутину работы, не поведя ни ухом, ни бровью. Я абстрагировался от прошлого с воспоминаниями о самопальных коврах-вертолетах в том небе, которого больше не было. Мое нынешнее небо бороздили самолеты и только самолеты.

И вовсе бы о нем забыл, если бы привычка тайком следить за каждым из нас не въелась под кожу.

Вот и сейчас в опустевшем офисе навожу мышку на строку поисковика. Мне уже тридцать, я не произвожу впечатление трудоголика, а стало быть, если что и ищу в компьютере во внеурочное время, то это мое дело и только мое. Это прекрасно понимает уборщица, которая коротко кивает и нарочно уходит в дальний угол.

Арон и Ярон... улыбка коснулась моих губ. Я был бы рад узнать, что у них все хорошо, но они развалили работу своего отца. Близнецы не обладали ни достаточной магической силой, ни харизмой (ни концентрацией!), чтобы удержать департамент погоды, который закономерно исчез под махиной гидрометцентра. Исчезли в потоке современной жизни и Присмолин, и другие одноклассники... и родители.

Я щелкнул тумблером и в офисе разлилась тишина. Уборщица давно ушла.

До меня доходили слухи о нас. Мы были некогда магической когортой, а в изданиях дешевой желтой прессы теперь просто сектой. Смешно. Государство рассчитывало на наш потенциал так сильно, что когда-то оставило в покое, разрешив жить по своим устоям. Лишь бы не подвели. Мы подвели, измельчали, стерлись. К концу выпускного курса я и чашки передвинуть по столу не мог. Присмолин пучил глаза за очками, но вода не превращалась в огонь, а близнецы просто растерянно смотрели друг на друга. Простительно, если учесть, что их отец умер от цирроза – весьма обычной и такой человеческой болезни, а мой – от избытка ожиданий, которые скупо значились в документах как «Сердечно-легочная недостаточность».

И если вначале я тайно надеялся, что государство не оставит нас и озаботится проблемой, то глубоко ошибся. Без магических способностей, на которые оно надеялось, мы были просто группой подростков, почти заурядных вчерашних школьников. И никто даже не попробовал выяснить причины нашего регресса, в конце концов, разве не стоило изучить этот феномен в НИИ? Разве мы не та невидимая армия, которой не разбрасываются? Ау! Вопрос образования стал еще одним острым углом: поступать в обычный колледж я не планировал, рассчитывая на индивидуальную госпрограмму. Собственно, здесь я сам виноват: стоило сделать выводы намного раньше, когда с телекинезом пошли первые неудачи – тревожные звоночки, которые мы все старались игнорировать. Мы же были особенными. Привилегированными от рождения, с путевками в неординарное и насыщенное будущее.

Разве могло быть как-то иначе?

Нас не стало. Магия ушла не внезапно, но быстро, и оставалось только гадать, чем мы так прогневали свою природу. А может, ей суждено было остаться в прошлом, вспомнить все наши дурацкие конкурсы в средней школе – они ведь были просто состязанием среди родителей. Тех из нас, кто еще мог делать что-то, что выходило за рамки понимания, и возлагал такие же надежды на своих детей. А теперь судьба, пожалев о былой щедрости, видимо, исправляет ошибки. Я раскрыл ладонь и сконцентрировался – бумажный стаканчик на столе зашевелился, но не сдвинулся с места. То, что когда-то величалось потенциалом, пошло в обратную сторону развития, так же как поезд идет из точки А в точку Б, а сутки сменяют сутки. Уйдет когда-нибудь и эта горечь внутри, и обжигающий столько лет вопрос: как мы могли оказаться такими ненужными? Мы!

Наверное, Присмолин тоже работает где-то в офисе, а может, он так и не оставил тот кусочек земли, откуда я рванул в большой город, едва мне исполнилось восемнадцать.

Забрав с собою только амулет. Теперь же я быстро выскользнул на улицу из застекленного здания и заспешил к метро. Вечернее небо было ясным, намекая на грядущий солнечный день, подтверждая прогнозы погоды. Но кто теперь знает наверняка?

***

У входа в подъезд я невольно притормозил. Они были там.

Два бугая – мои соседи. Вот уже два месяца на съемном жилье я обходил их стороной, как мог, даром, что мужики проводили колоссальное время в подъезде, куря сигарету за сигаретой. Периодически устраивали пьяные дебоши за стенкой, но в безопасных недрах своей квартиры это уже не волновало. Я понимал, что раздражал их подчеркнутой вежливостью и стараниями быть незаметным, даже своим экзотическим именем, которое они невесть как узнали. Интуиция не подвела: поднимаясь по лестнице, я услышал, как разговоры на пролете стихли и почти физически почувствовал на себе недобрый взгляд.

Три пары пьяных глаз – соседи и новый их собутыльник. Подкоплю еще немного и сниму квартиру в районе получше. Пока же, задержав дыхание, я попытался протиснуться мимо трех фигур до собственной двери, никого не задев, и, как назло, зацепил ногой одну из бутылок.

Та звонко покатилась по подъездному полу, разливая остатки пива. Триггер оказался достаточным: все трое, как один, присвистнули и побросали сигареты на пол.

– Ах ты ж... – незнакомый мужик крепко выругался, схватив меня за рукав. Лицо обдал запах перегара, фигура слева сплюнула на пол. – Тварь мелкая, кто мне за пиво ответит?! – я зажмурился и дернулся, но мужик держал крепко. – Вали давай в магазин, да быстро!

Подъезд, темнота и пьяное быдло. Я вдохнул поглубже и на меня нахлынуло видение, очень некстати. Чистой зеленой травы и разноцветных волос нашей классной, а затем – парящих в небе одноклассников, гордых, нарядных. Они окружили меня плотным кольцом, восседая на «лучших воздушных средствах передвижения» и теперь с любопытством смотрели вниз, на нашу сцену в прокуренном подъезде. Я прищурил глаза, пытаясь понять, где начинается грань двух несовместимых миров, отметив задним числом, что, наверное, схожу с ума. Воздух зарябил, и одноклассники пропали, а мне прилетел звонкая пощечина.

– ...даже не слушает меня, козел!

– Вдарь ему, а?

Я с трудом очнулся, возвращаясь в реальность.

– Никуда не собираюсь идти. Это вы убирайтесь отсюда.

Собственные слова прозвучали спокойно, хотя сердце стучало вдвое быстрее обычного, а щека горела. Не дав громиле времени опомниться, я вывернулся из хватки и ринулся обратно вниз, но не удержался на ногах. От резкого падения то, что болталось под рубашкой на тонкой (и слишком свободной!) цепочке пролетело в воздухе, звякнув тремя ступеньками ниже.

Амулет! Я выбросил вперед руку, но схватить его не успел – на предплечье опустился тяжелый ботинок. Резкая боль пронзила руку до кончиков пальцев, я стиснул зубы, чтобы не заорать. Да что им надо от меня? Хоть бы кто-то вошел в подъезд! Ну пожалуйста, прямо сейчас. Я не считал себя слабым, но против трех обозленных пьяных мне не выстоять.

Две пары рук прижали мои ноги к ступенькам, пока ботинок продолжал елозить по руке. Кажется, я не на шутку раззадорил их, удачно подвернулся под руку в попытке выместить алкогольный кураж и злобу. Амулет поблескивал в тридцати сантиметрах от меня, заставляя мысли бешено метаться в голове. За спиной раздались гогот и копошение, а затем – сердце болезненно подскочило! – звук чиркнувшей спички.

– Это тебе в назидание, – прорычал голос над ухом. – Небольшое ускорение, чтобы добежать до улицы.

Да где же люди, а?!

Моя синтетическая куртка вспыхнула мгновенно. В ужасе я дернулся изо всех сил, но руки крепко держали меня. По спине разлилась жгучая, как кислота, боль, и я закричал.

– Слышь, братан? – нервный голос соседа раздался, как в тумане. – Хватит, наверное?

Перед глазами жаркой волной поплыла пелена. В ее толще, через боль и отчаяние, четко виднелся лишь один предмет. Кусочек стекла на грязных ступеньках, на чьей поверхности остался зеленый отпечаток. Когда-то я тайком присвоил его себе, когда узнал, что родители вернут отцу Арона и Ярона случайно им отданное. Когда был обижен и обозлен на них за столь трусливый поступок. Только стеклышко, вот все, что нам осталось. Это его углы я оплавил зажигалкой – наскоро, собирая вещи перед отъездом. Это в нем просверлил дырку, чтобы навсегда повесить себе на шею. Напоминанием о статусе, которого никогда не было у моей семьи... и обо всем прочем.

Шею стремительно опалило болью, сейчас огонь доберется до волос. Кажется, я продолжал кричать, когда пальцы придавленной руки слабо шевельнулись. Все произошло за секунду.

– Хорош, братан, хватит с него! Твою мать, туши, это на криминал потянет!

Но было поздно. Амулет влетел мне прямо в ладонь, как влетали когда-то нехитрые школьные предметы – пеналы и ластики. Почти утраченная способность к телекинезу любезно улыбнулась на прощание. Пока мои спину и шею заливало болью, а трое подонков, осознав, что увлеклись, испуганно рванули прочь, палец коснулся почти стертого зеленого отпечатка на стекле. В следующее мгновение куртка тихо зашипела. Потеки воды струились по обожженному телу, по руке, что крепко сжимала амулет, по грязным бетонным ступенькам.

В подъезде шел дождь.

Я с трудом сел, стараясь не думать о боли, и задрал голову наверх. Странно, но удивления не было, только чувство облегчения и правильности происходящего. Пока с меня смывало остатки страха, я улыбался частоколу капель, который летел с потолка. Мои мучители далеко не убежали, сейчас они стояли пролетом выше, цепляясь за стены и перекрикиваясь друг с другом. На верхнем этаже хлопнула дверь от квартиры, за ней еще, и еще.

Сейчас или никогда. Через боль я взбежал по ступенькам, дождь двинулся за мной. Громилы испугано завопили, когда я показался в их поле зрения, протягивая руки. Потоки мощного воздуха заполнили подъезд, заставив его содрогнуться и разбросав по сторонам три тела, словно кукол. Последним глухо съехал по стенке, очевидно, тот самый «братан», затем повалился на бок и остался лежать неподвижно.

Крики с верхних этажей эхом перешли на нижние – жильцы спешно выбегали из квартир узнать, что происходит. Удивительно, и где они были двумя минутами раньше, когда я кричал, корчась на полу? За моей спиной щелкнула задвижка, и я, не теряя времени, развернулся и побежал к выходу. Разберутся сами.

На улице по-прежнему было спокойно и сухо, я сбавил темп и перешел на шаг. Дождь надо мной закончился. Выбросив покореженные куртку и рубашку в мусорный бак, я еще полчаса бросил по окрестностям, пытаясь привести в порядок мысли. Редкие в этот час прохожие удивленно таращились на мой голый торс, я же в ответ непроизвольно, но искренне улыбался. Прохладный воздух приятными волнами касался израненной кожи, пока я откровенно не замерз.

Когда вернулся, полицейские и спасательные машины уже покинули наш двор. Подъезд почти высох, а три тела забрали и увезли. Напоминанием остались только вмятины на стенах, да россыпь штукатурки на полу. И жгучая боль, которая возвращалась по мере того, как проходил адреналин. На ступеньке между вторым и третьим этажом лежали осколки стекла – удивительно, что их не растащило по сторонам чужими подошвами. Я присел на корточки, морщась – один из волдырей на спине лопнул, и коснулся осколков пальцем. Рядом на полу сохранилась маленькая лужица причудливой формы. Посмотрев на нее так и эдак, я вдруг понял, на что она похожа.

Это был дракон, вне всякого сомнения. Вот хвост, голова и крылья. А там, где должен находиться глаз, поблескивает кусочек зеленого стекла. Зеленого. Последний фрагмент, что остался от волшебства.

Я посидел над ним минуту, размышляя, стоит ли забрать его. А потом решил, что у дракона должен быть глаз.

***

Чтобы присматривать за всеми нами. Я уютно устроился на подоконнике с чашкой чая, ожоги оказались не такими серьезными, но все же ощутимыми – пришлось постелить под спину свернутое пуховое одеяло. Это неважно, все неважно, кроме недавнего дождя. Он отрезвил меня, смыл шелуху офисной жизни, обманчивое равнодушие и скепсис. Заставил сделать то, чего я так давно не делал.

Заставил понять, что скучаю.

«Спасибо, – прошептал я мысленно. – Спасибо тебе». Кого я благодарил? Родителей, или все же отца близнецов за случайно попавший ко мне кусочек магии? Или самих близнецов за нелепый, но судьбоносный поступок? А может, себя, за то, что столько лет проносил амулет на груди, несмотря на разочарование от всего, чем жил когда-то в маленьком округе в тепличных условиях собственной исключительности, которой так гордились родители и учителя.

Сегодня случилось еще кое-что важное. Я коснулся пальцами подоконника и ощутил едва заметную вибрацию. Способности к телекинезу прорвались через годы бессилия. Слабые, еще не в состоянии впечатлять, но они остались со мной. Значит, и все остальное стало возможным.

Я, наверное, вернусь в тот округ. Пусть родителей уже нет на свете, но близнецы точно там. Мы разыщем Присмолина и всех наших. Я соберу из осколков ту задорную команду, что когда-то скучала на школьных праздниках – у каждого из нас что-то осталось в зачатке, бесполезное по одиночке. Отец когда-то говорил о магии молекул, и я, наконец, через годы услышал его слова. Мы соберемся вместе, как молекулы, и заставим этот мир вспомнить о нас. Не бывает бесполезных талантов, как не бывает магии без могущества. Вместе, вместе мы создадим что-то новое, удивительное, и никто не сможет нам противостоять. Придумаем свой собственный департамент!

Ворвемся в таблоиды тем же привилегированным классом, каким должны были быть всегда. Мы все когда-то сделали одну и ту же ошибку: смирились там, где не стоило терять веры.

Погода снова удивила, в этот раз без магии: после ясного вечера небо затянули тучи и закрапал дождь. В неровностях асфальта скоро образуются лужи, и, может, какая-то из них напомнит мне чучело грифа, как знать?

Я поставил чашку на подоконник. Вообще-то я больше кофе любил, но сегодня мне было нужно другое. Глядя в коричневую жидкость на дне, я мысленно обратился к родителям. Последний ком в груди ослаб и развязался, и слезы, как и много лет назад, упали в теплый чай. Отец и мать были бесконечно правы, хотя я только сейчас это понял. На тысячу чашек позже одной-единственной.

Нет никакой разницы, на чем летать.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 5. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...