Иван Дурнов

Ханша Аканда и Белый Князь

Ханша Бодомгул в гневе металась из стороны в сторону, словно тигрица в клетке. Весь отряд её прославленных Чёрных Пауков, отправленных убить Ак-Бека, оказался уничтожен. Выжили только проводники – люди улуджарского хана Зангара. Тот, в свою очередь, отправил гонца к Бодомгул и обещал вскоре лично прибыть к ней во дворец.

Пару дней спустя уже целых две пограничные крепости Акандского ханства пали под натиском себенцев...

Свита ханши нехотя поглядывала на висевший у неё на поясе ятаган, свято веря, что клинок ни разу не был извлечён впустую.

Высокий рост, могучая сила и строптивый нрав Бодомгул сослужили ей добрую службу, породив множество красочных баек о её яркой личности. Впрочем, многие байки имели реальную основу.

Во дворце лучше всего знали историю о покушении ревнивых дочерей наложниц на молодую ханшу. План казался предельно прост: наброситься на Бодомгул со всех сторон и крепко держать её за руки, пока одна из сводных сестёр станет полосовать её нежное тело кинжалом. Однако, план с треском провалился: Бодомгул свалила двух девушек голыми руками, затем взяла кедровый табурет и выбила дух из остальных.

После того случая Бодомгул стала всегда носить при себе ятаган, которым собственноручно казнила мятежных баев. Они желали видеть на престоле Аканда мужчину, пусть и не прямого наследника умершего хана. Но Бодомгул всегда помнила, что у её степных предков женщины не давали собой помыкать.

Ныне времена были совсем иные: акандцы уже мало походили на предков-кочевников. Однако, знать кичилась своим происхождением от «лучших» степных воинов, а Бодомгул была прямым потомком величайшего из них – легендарного хана Ирбиса.

 

Широкие двери распахнулись, и стража впустила во дворец десятку мужчин в меховых колпаках, впереди которых шёл коренастый хан Зангар. Кривые ноги – черта прирождённых всадников – делали их походку неуклюжей и неказистой.

По бокам встали акандские баи в позолоченной броне, а престол ханши окружили гулямы – гвардейские телохранители, воспитанные из мальчиков-рабов. Как правило, ими становились юноши воинственных степных народов. Однако, особенно ценились проданные в рабство юноши из бедных семей Марахана. Казалось, владение оружием у них в крови: едва взяв в руки заточенную сталь, мараханцы уже не могли променять её на плуг.

Позади гулямов встал Калкон – один из предводителей Чёрных Пауков, переодетый под слугу. После недавних событий репутация Чёрных Пауков сильно пострадала, и теперь теневое братство навострило уши, выжидая удобного случая для реванша.

Улуджарский хан в изгнании с плохо скрываемой завистью оглядел многоликое окружение ханши. Взгляд степняка – человека, жившего одним мгновением – говорил о том, что Зангар задумал нечто дерзкое. Но Бодомгул не славилась проницательностью и в тонких делах полагалась на советников.

– Мир вам, господин Зангар! – сказала ханша. – Есть ли новые сведения о сары-кесапах?

Зангар злобно оскалился и отвечал:

– Колдовские чары сары-кесапов дают им власть над небесной твердью и земной. Их летающие корабли всюду снуют и, вне всяких сомнений, выдают расположение наших войск...

– Что скажете о россказнях про самоходный таран, перед которым якобы не устояли ни одни ворота?

– Если он и существует, то сары-кесапы тщательно скрывают его. Что касается Чёрных Пауков, то большая их часть попала в западню: их перехватили в тайном лазу, ведущем во дворец Сары-Калы. Вне всяких сомнений, только предатель мог выдать его расположение. Остальные погибли, пытаясь прорваться с боем. Ранен один из военачальников сары-кесапов, но презренный Ак-Бек жив. И ведёт своё войско на вашу столицу!

– Ак-Бек идёт сюда... Неужели, нам суждено встретиться? – задумалась Бодомгул. – Что ж! Если сары-кесапы сильны в интригах, то мы встретим их на поле битвы! Стальной кулак бронированной конницы сметёт их и втопчет в песок! А что насчёт ваших джигитов, господин Зангар?

– Джигиты пойдут туда, куда я им прикажу. Но их пыл слаб, покуда Сары-Кала находится в руках врага.

– Когда мы победим, Сары-Кала будет ваша! – пообещала Бодомгул.

Зангар склонил голову и приложил нагайку к груди в знак признательности. Но исподлобья глаза хана блеснули неприветливо и холодно.

 

Себенцы не слишком серьёзно относились к муштре, однако их колонны двигались стройно и резво. За день марша пехота одолевала порядка шестидесяти вёрст.

Солдаты с пышными усами и густыми бакенбардами шагали, распевая бодрые походные песни и мрачные былины. Сейчас они пели былину о галке, которую себенцы не без оснований наделяли умом и бойким характером:

 

Ты поведай мне, галчишка,

Как лебёдушка живёт.

Чёрных коршунов, галчишка,

Истреби коварный род!

Ты поведай на отчизне,

Как шагаем день и ночь,

И скажи, что горькой тризны

Ищем, ибо ждать невмочь!

 

По краям походной колонны выступали лёгкой рысью гусары в пышных доломанах, высились стройные ряды уланских пик. В середине колонны шла наиболее грозная часть конницы – кирасиры в сверкающих касках и латах. Следом шли двухметровые великаны-гренадёры, набранные в густонаселенных областях Себенской империи специально для новой кампании.

 

К вечеру следующего дня разведчики заметили множество акандских всадников, и вскоре стало ясно, что перед ними не очередной патруль, а целое войско.

Замолвич и Хмельночарский сейчас же выехали вперёд в сопровождении младших офицеров и заняли ближайшую высоту для осмотра местности. Им открылось внушительное войско в несколько десятков тысяч пехоты и конницы.

– Сколько же их здесь, Антигон Пиррович? – выдохнул Хмельночарский.

– Тысяч двадцать, – быстро отвечал Замолвич. – Против наших семи сотен. А вы не робейте, Архидам Аристоньевич! Вот увидите, сколько стоит весь этот дикий блеск! Акандцы словно живут в тех временах, когда наша родина управлялась удельными князьями. Если желаете увидеть прошлое, – тогда вот оно, перед вами! А мы не останемся в долгу и в свою очередь окажем услугу: объясним туземцам, что они проспали новую эпоху! Эй, ребята! Пехоту и артиллерию вперёд, гусар и улан на фланги, кирасиров в тыл! Айда!

– За императора! – воскликнули офицеры, и ускакали на позиции.

– Что насчёт моей машины? – поинтересовался Хмельночарский.

– Если она в порядке, можете использовать. Но сперва я лично проверю её состояние.

– Как будет угодно!

 

Раздались протяжные гудки длинных акандских дудок, а по другую сторону загремели малые барабаны и звонко запели медные трубы. Себенцы выдвинули вперёд могучие пушки, а солдаты насадили штыки на дула мушкетов.

Кавалерия заняла свои позиции и стояла неподвижно, словно выстроенные в ряд изваяния. Но вдруг их лошади попятились от страха, ведь акандская лавина помчалась им навстречу.

В центре шла тяжёлая конница баев, окружённая по бокам улуджарскими джигитами. За ними с воем и улюлюканием неслась лёгкая акандская кавалерия, дико размахивая саблями на полном скаку. Аканды даже не пытались окружить противника: они приняли себенское наступление за небольшой передовой отряд и надеялись одним натиском смести его.

Грянули пушки: передние ряды акандской конницы в мгновение ока превратились в кашу из сломанных костей и мяса.

Шеренга солдат встала перед пушками и выстрелила, затем следующая линия вышла вперёд и тоже выстрелила, потом третья.

Акандская конница, утопая в трупах, продиралась к себенским полкам. Выстрелы продолжались, сминая броню и пожирая плоть атакующих.

Ряды себенских стрелков расступились, пропуская вперёд кирасир, а с боков стремительно выскочила лихая конница гусар и уланов, подобно клиньям сжимая в смертельной хватке конную лавину акандцев. Кое-где стрельба продолжалась, однако вскоре первая шеренга себенцев опустились на одно колено, и вместе со второй и третьей ощетинилась рядами штыков, готовясь принять удар акандцев. Смешанные ряды бронированных коней в суетливой спешке налетели на них.

В центре акандской лавины засверкали золотом доспехи тяжёлой конницы гулямов – личной гвардии ханши. Гулямы врезались в ряды кирасир и стали одерживать верх.

В жуткой свалке, от которой хотелось отвернуться и бежать не оглядываясь, стояли друг против друга озверевшие акандцы и стойкие себенцы. Одна из солдатских шеренг уже подавалась назад под натиском гулямов, однако упрямо сохраняла строй. Сбитые с лошадей меткими ударами штыков гулямы вновь яростно бросались на солдат.

Линия почти прорвана!

Гулямы торжествующе визжали и отрезали головы мёртвым себенцам, дабы после боя хвалиться ими друг перед другом. Шеренга растянулась под их напором.

Упал солдат, разрубленный саблей гуляма, но его заменил другой. Стоило гуляму оступиться, как мощный удар прикладом сбил с его головы шлем.

Солдат отпрянул, видя женское лицо – то была ханша Бодомгул, лично возглавлявшая атаку. В прореху тут же устремились гулямы, и линия оказалась прорвана.

Но тут откуда ни возьмись возник русобородый всадник верхом на белом жеребце, одетый в ослепительно яркий снежно-белый мундир.

– Разойдись, ребята! – крикнул он своим гулким голосом.

Себенцы мигом расступились, а все взгляды акандцев обратились на всадника. Бой на несколько секунд прекратился. Казалось, прирождённых убийц охватило немое оцепенение, а вместе с ними и Бодомгул.

Ханша едва успела прошептать: «Ак-Бек!».

С угрожающим пыхтением на бархан взошла железная повозка на огромных колёсах с большой, устремлённой вверх выхлопной трубой, откуда валил дым. Вся серая, немного подкрашенная в красный цвет для пущего эффекта, с тесной бронированной кабиной, в которой заправлял Хмельночарский, устройство направилось прямиком на гулямов, угрожая смести их своим острым железным тараном. Напуганная до смерти гвардия бросилась бежать, унося свою ханшу от «железного демона».

Внезапной психологической атакой брешь в обороне оказалась устранена. Ак-Бек, в переводе Белый Князь, хотя князем он в помине не был, повёл солдат в контратаку. Это был Замолвич: он ворвался в ряды конных гулямов и баев, теснивших кирасир и угрожавших вот-вот обратить их в бегство.

На помощь акандским всадникам подошла пехота, однако себенцы навалились на них одновременно со всех сторон: кирасиры и пехотинцы ударили в центр, а гусары и уланы по флангам.

Контратака переросла в контрнаступление.

 

Внушительная часть ударной конницы Аканда погибла под огнём себенской пехоты и артиллерии. К этому добавились незначительные в общей массе залпы пистолей гусаров и кирасиров, однако к моменту их вступления в бой акандские всадники смешались, потеряли скорость и боевой пыл, после чего растерянно встретили лобовую атаку себенской кавалерии. Акандцы оказались опасны лишь по центру, где гулямы и баи гурьбой ринулись на кирасир. Покончив с ними, себенцы принялись за оставшуюся уязвимой акандскую пехоту. Штыки, пики и сабли интервентов испили акандской крови и собрали обильную жатву отнятых жизней.

Если когда-то акандское воинство знало громкие поражения, то сегодняшнее покрыло собой все предыдущие.

Некогда царствующие на открытой местности конные лучники пытались прикрыть отступление, однако из-за опаски попасть по своим и сильного ответного огня отказались от этого намерения. Зангар был первым, кто увёл своих джигитов.

Замолвич встретил Хватова – гусарского ротмистра. Они привстали на стременах, дабы лучше оглядеть поле битвы. Оба понимали необходимость закрепить успех и довершить его полным разгромом противника.

– Пехоту нужно уничтожить до конца! – сказал Замолвич. – Оставшись одни, конные лучники могут сделать попытку помешать дальнейшему продвижению нашего отряда, либо уйдут вглубь страны. В любом случае, путь на Аканд прямо перед нами, и он открыт! Айда!

Замолвич поднял шпагу и воскликнул, обращаясь к разгорячёнными конникам:

– Слушайте, богатыри! Пусть каждый из вас дерется как раненый вепрь! За императора и на страх акандцам!

Между тем акандцы сумели остановить бегство и перегруппироваться, демонстрируя дисциплину и военную выучку. Увидев их построения, Замолвич усмехнулся и отправил Хватова с гусарами и остатками кирасир на левый фланг, а сам в сопровождении улан ускакал на правый.

Когда кавалерия ушла с линии огня, войско акандцев вновь попало под жёсткий обстрел себенской артиллерии. Акандские пушки пытались вести ответный огонь, но не сумели оказать должного сопротивления. Их пушки рушились, а пушкарей рвало на части себенскими ядрами. Солдаты и гренадёры к тому моменту вновь выстроились в ровные шеренги и переводили дух, готовясь к возможному продолжению схватки.

 

Придя в себя, ханша Бодомгул в немом изумлении наблюдала за истреблением собственной армии. Она пыталась понять: в какой момент перевернулся мир, в котором Акандское ханство не знало себе равных? Мир, в котором даже шахиншах Заминдарана всеми силами избегал ссор с ханами Аканда. А что сатрапы и коварные соседи ханства скажут теперь?

Авторитет великой державы превратился в пыль меньше чем за час.

Бодомгул отдала новый приказ: отвести пехоту и прикрыть её отступление конными лучниками. Видевшая своими глазами уничтожение цвета собственного войска, половины гвардии и множества наследников благородных акандских родов, она теперь не верила, что конные лучники, а тем более пехота сумеют нанести врагу существенный урон. Перед глазами ханши всплывали образы то неведомого стального чудовища, то белоснежного всадника Ак-Бека. Кажется, сама судьба вынуждала её смирить собственную гордость и искать обходные пути сохранить державу и собственную власть.

Можно было набрать новую армию, но что это принесёт? Очевидно, с могучими чужаками выгоднее дружить, чем враждовать. Хан Зангар не стоит поддержки, решила она, – это лишь мелкая сошка, которая чересчур себя превозносит. Бодомгул один раз уже сделала неверную ставку на него и теперь пожинала плоды собственной глупости. Зато сары-кесапы сумеют научить акандцев своим премудростям, и тогда акандцы вновь обретут былое могущество. Более того, возможно, даже сейчас Акандскому ханству и в частности самой Бодомгул, удастся сохранить более выгодные позиции...

 

Никто из командиров не возражал, когда она отдала приказ отступить. В противном случае ханша собственноручно отсекла бы ему голову. Но командиры не менее своей повелительницы оказались растеряны подобным поворотом событий и тоже могли сейчас думать лишь о том, как сохранить остатки армии. Множество конных гулямов отдали жизни, зато уцелела пешая гвардия с верным телохранителем-мараханцем Азаром во главе.

Большая часть акандского войска выжила и скрылась за отрогами барханов, однако потрясение оказалось слишком велико.

Бодомгул поймала себя на мысли, что хотела бы вернуться в Аканд всего с двумя гулямами, да и тем приказать отрезать языки.

Как будто это могло что-либо изменить...

 

Когда акандское войско скрылось, командиры себенского отряда вновь собрались вместе. Туда же прибыл на своей машине и Хмельночарский.

– Архидам Аристоньевич, водица в пустыне на вес золота, но ваш паровой двигатель того стоил! – воскликнул Замолвич.

– Это феноменально! – подхватил Хмельночарский. – Видели, какой эффект оказала моя самоходка на туземцев? Поистине славная психологическая атака!

– Должен признать, что без вас нам бы пришлось совсем туго. Акандцы не зря славятся как лучшие воины Юга: они сумели вступить в ближний бой, практически разбить кирасиров и едва не прорвать строй пехоты. Ещё немного, и мы бы погибли.

– С такою ордою, как у них, не мудрено, – проворчал Засечин, ротмистр кирасиров.

– Почему мы не ведём преследование? – серьёзно спросил Хватов.

– Не нужно лезть на рожон: конные лучники могут часами водить нас за нос и обстреливать, – отвечал Замолвич. – Не забывайте также, что конницы у акандцев всё ещё больше, и практически вся она состоит из лучников. Поэтому, уничтожив пехоту, мы должны немедленно возвратиться в лагерь.

– Скоро стемнеет, – проговорил Хватов. – Полагаю, мы сумеем оказать на туземцев ещё более деморализующий эффект.

– Верно! Пускай гусары и кирасиры перезарядят пистоли. Архидам Аристоньевич, возвращайтесь к своей машине и ждите нас там. Эй, Досым! Скачи в Сары-Калу и передай, что пришло время направить дирижабли в Аканд. Нам больше не от кого скрываться, верно, господа? Так пускай акандец воочию убедится, что само небо в наших руках! И ещё передай, чтобы привезли с собой военный оркестр!

Верный джигит-улуджарец сейчас же ускакал, а себенская конница направилась прямо по следам отступающего врага.

Пехота и артиллерия остались стоять на месте, дожидаясь их.

 

Вернувшись, Хмельночарский наблюдал, как солдаты помогали санитарам отыскивать раненых. Песок усеял багровый ковёр из трупов, похожий на ад в воображении некоего художника – эти трупы принадлежали большею частью львам пустыни – акандцам.

Хмельночарский оказался рядом с тремя пехотинцами: южанином, старым ветераном и гренадёром. Диалект южанина удавалось разобрать хуже всего. Наверное, товарищи понимали его по наитию. Кроме того, южанин был большой весельчак и явно душа компании. Старик напротив принадлежал к числу хладнокровных людей, которые никогда не лезут на рожон. Их кредо весьма доходчиво: если никто не трогает их, то и они никого не трогают. Как нетрудно догадаться, в послужном списке ветерана не было безумных геройств или тяжёлых ранений, по которым его могли бы раньше времени выписать на пенсию. Гренадёр же олицетворял не иначе как сдержанную силу медведя: физически сильный и крепкий, он двигался неторопливо и уверенно. Практически всё время он молча курил трубку и лишь изредка подавал голос.

На глазах Хмельночарского смертельно раненный акандец привстал при виде них, однако его ослабшие руки не выдержали, и он рухнул на труп бая, которого должен был охранять. К удивлению Хмельночарского, хладнокровный великан снял с пояса флягу, встряхнул её, проверяя количество содержимого, и собрался протянуть раненому.

– Оставь свою проклятую воду! – прохрипел акандец. – Мне не нужна помощь нечестивого пса! Будьте вы прокляты, сары-кесапы! Если хочешь сделать мне добро, то лучше убей меня!

Гренадёр вопросительно посмотрел на старого ветерана, который перевёл слова акандца. Гренадёр коротко кивнул, снял с плеча мушкет и отточенным движением всадил штык в горло акандцу.

Эта сцена ещё долго не выходила из головы Хмельночарского.

– Да брось ты этих головорезов! – махнул рукой старый ветеран, обращаясь к своему товарищу. – Пускай себе умирают!

– Лишний глоток воды мне не повредит, – равнодушно пожал плечами гренадёр.

 

Солнце медленно тонуло в волнистых барханах, которые извивались, словно плывущие на морской глубине мурены. Акандское войско перевалило через них и встало лагерем.

Бодомгул хотела отправить к себенцам парламентёров, однако опасалась, что в темноте их примут за лазутчиков и перебьют. Гулямы образовали вокруг неё стальной заслон, и усталая ханша чувствовала себя в безопасности только в окружении своих гвардейцев. Мараханец Азар не отступал от неё ни на шаг, и сама ханша нервно сжимала рукоять ятагана.

Вдруг началась суматоха. Раздались крики: «Сары! Сары!». Джигит вскоре донёс, что на арьергард налетела себенская конница и безжалостно крушит его саблями и пиками. Ханша тряслась от гнева, чувствуя, как по спине стекает холодный пот: себенцы уже не тратили снарядов, а просто резали её людей как забойную скотину!

Бодомгул растолкала гулямов, вскочила на коня и помчалась навстречу себенцам. Гулямы взбодрились и разнесли по всему войску кличь: «Ханша скачет в бой!». Впавшие в панику акандцы развернулись и пошли в атаку, пропуская перед собой небольшой конный отряд гулямов.

Последние лучи солнца растворились во тьме. Меж рядов испуганных пехотинцев метались конные тени.

Бодомгул отчётливо увидела Ак-Бека: он скакал во главе лихих уланов, вселяя суеверный ужас. По его зычной команде конница внезапно развернулась, дала залп из пистолей и ускакала прочь, прежде чем свежие силы успели вступить в бой.

Конь Бодомгул рухнул на песок, сражённый пулей, а следом подались другие всадники.

Когда Азар добежал туда, ханша лежала на груде неподвижных конских мышц. Её обступила десятка спешенных гулямов с саблями наголо, а вокруг толпились выжившие пехотинцы.

Азар подскочил к телу Бодомгул и с облегчением обнаружил что она дышит, и ни одна пуля не покусилась на её жизнь. Вместе с верными гулямами он подхватил её и унёс в ханский шатёр.

 

Утром Замолвич явился к завтраку, где его уже ждали, расположившись вокруг костра, Хватов, Засечин и Хмельночарский. На нём был обыкновенный синий мундир взамен парадного, в котором он обыкновенно выходил на битву.

– Как вы полагаете, Антигон Пиррович, где находится уцелевшая часть акандского войска? – поинтересовался Хватов.

– Вероятно, на пути к ближайшей крепости: уносят ноги, пока могут! – отвечал Замолвич. – Не удивлюсь, если эти шельмы провели в пути всю ночь. А нам некуда торопиться: когда придём, тогда придём!

– Разумеется, наши разведчики уже исследуют окрестности? – спросил Хмельночарский.

– Само собой, – Замолвич достал серебряные карманные часы. – И скоро должны вернуться: прошло уже двадцать пять минут.

Разведчики и впрямь скоро прибыли в лагерь, поэтому офицеры вышли им навстречу. Двое гусар слезли с лошадей, и один из них сразу признался:

– Мы попали в засаду акандцев... И выяснили, что они стоят лагерем неподалёку отсюда.

– Как же вам удалось спастись? – спросил Замолвич.

– Акандцы сами отпустили нас. Они велели передать, что хотят говорить с Ак-Беком, клятвенно обещают не применять силу и просят нас о том же.

Лица офицеров невольно растянулись в улыбке: если это правда, то кампания могла закончится в самые короткие сроки.

– Весьма приятно иметь дело с умеренно варварскими народами! – заметил Хватов. – На какое мерзкое приходится идти дело, убивая поголовно целые племена дикарей. А всё потому, что они скорее умрут, чем бросят свои дикие повадки. Вспомнить хоть гызылганцев, этих заядлых головорезов и работорговцев, с которыми воевал мой отец. Однажды он проснулся от кошмара и признался, что на его руках кровь малых детей...

– Нельзя не согласиться, Корнелий Орестович, однако радоваться ещё рано, – отвечал Замолвич, и вновь обратился к разведчику: – Кто будет с нами говорить?

Гусар слегка задумался, вспоминая имя, и отвечал:

– Сама ханша Аканда! Кажется, её зовут Бодомгул.

 

Делегации сошлись в углублении между двух барханов, когда солнце только начинало свой жаркий обход вокруг земли. Бодомгул сразу узнала Ак-Бека: жилистого, широкоплечего мужчину средних лет с пышной русой бородой, выбритым черепом, не слишком рьяно скрывающим проплешину, и большими серыми глазами. Замолвич в свою очередь вспомнил рослую воительницу, чьи косые веки и широкие скулы ясно говорили о принадлежности к акандской знати. Оба они с большим интересом разглядывали друг друга, и несколько секунд продлилось молчание.

Ханшу сопровождали преданный телохранитель Азар, улуджарский союзник Зангар и три гуляма.

Рядом с Замолвичем находились Хватов, двое гусар и Хмельночарский, которому не отказали в удовольствии видеть переговоры своими глазами.

– Мы готовы выслушать ваши условия, – проговорил Замолвич на акандском и, переведя взгляд на Зангара, с лёгкой усмешкой добавил:

– Не удивлён видеть здесь знакомые лица.

– Только тогда вас сопровождал бек Моровский. Кстати, как его здоровье? – злобно отвечал Зангар.

– Здоровье бека Моровского не вашего ума дело. Вынужден напомнить, что я пришёл говорить с ханшей Аканда, а не с бывшим ханом Улуджарии.

– Замолчите! – властно осадила своего союзника Бодомгул.

Уязвлённый Зангар сейчас же развернулся и ускакал обратно к войскам. Хватов и Хмельночарский многозначительно переглянулись, а на лице Замолвича растянулась насмешливая ухмылка.

– Мне известно ваше прозвище, но не имя, – обратилась к полковнику Бодомгул.

– Антигон Пиррович Замолвич. Рад, что наконец имею счастье с вами повидаться, госпожа!

– Итак, вы военачальник кагана, которого зовёте «императором». Могу ли я надеяться в скором времени увидеть его?

– В ближайшее время это невозможно: наш каган очень занят. Возможно, позже вы будете иметь удовольствие с ним познакомиться.

Бодомгул закусила нижнюю губу, и на её лице отразилось уязвлённое самолюбие.

В конце концов, кто такой этот «император», который даже не почтит визитом владычицу Аканда?!

Бодомгул с трудом взяла себя в руки и проговорила:

– Тогда я буду говорить с вами, Ак-Бек. Извините, но для меня трудны себенские имена...

– С радостью вас выслушаю! – учтиво отвечал Замолвич.

– Я и мои военачальники воочию убедились, что себенцы великие воины. Мы лишь просим вас о снисхождении к нашему народу. Моя армия сдаётся...

Ханша ловко перекинула ногу через круп лошади и выскользнула из седла. Затем, ко всеобщему удивлению, она села на колени, склонилась до земли и вытянула руки вперёд со словами:

– Я готова покориться наместнику, которого вы назначите.

Поражённые спутники Бодомгул сейчас же последовали её примеру.

Себенцам, в свою очередь, стало неловко оставаться в седле, и они озадаченно сошли на землю.

– Прошу вас подняться, досточтимая ханша! – настоятельно проговорил Замолвич.

Бодомгул встала и посмотрела прямо на полковника.

Замолвич продолжал:

– В таком случае, с этого момента вы, ваша семья и ваша собственность переходят под мою защиту. Акандское ханство станет провинцией Себенской империи, и власть в нём перейдёт к выбранному нами губернатору. Будьте уверены, что вашу почётную сдачу оценят по заслугам.

После этих слов ханша поклонилась второй раз в жизни, сама не веря, что способна на такое.

 

Столичный Аканд трепетал от известий о скоротечной сдаче чужакам. Гонцы объявили о возвращении ханши и требовал от её лица не оказывать никакого сопротивления интервентам. Позже вперёд основного войска явился конный отряд акандцев, которому было поручено оценить обстановку в городе.

Народ столпился на улицах, ожидая пришествия завоевателей, разгромивших непобедимую акандскую армию. Завоевателей, перед которыми склонилась сама ханша Бодомгул.

Величайшее чудо показалось в небе: тройка дирижаблей воспарила над Акандом. Поднялся ропот. Тем временем дозорные объявили о приближении себенцев.

В город вошёл отряд из двух сотен себенских солдат, которым было поручено занять позиции у ворот.

Дирижабли спустились ниже, едва не достав дном до шпилей башен, и над головами жителей помпезно заиграл торжественный марш.

Наконец, в город стройными шеренгами вступили солдаты и гренадёры. Они бодро шли в центральную часть города – туда, где расположился ханский дворец. Командиры даже не пожалели воды на паровую самоходку, чтобы Хмельночарский торжественно проехал на ней по городу.

Последними вступили всадники, среди которых со своей свитой показалась и Бодомгул. А сопровождал её сам Ак-Бек, небылицы о котором уже давно гуляли по Аканду. Горожане молча наблюдали. Одни простодушно разинули рты, другие растерянно и недоверчиво глядели исподлобья.

За отрядом завоевателей в город вошли уцелевшие акандские воины. Они пришли с поражением, понимая, что заслужили всеобщее презрение. Однако, в открытую стыдить и порицать вооружённых людей тут боялись.

 

В тронном зале по приказу владычицы Аканда слуги под руководством евнухов ставили широкие столы и накрывали их длинными скатертями. На кухне витали сонмы запахов, среди которых особенно выделялись баранина и экзотические приправы. По всему городу до самой ночи веселили народ музыканты и фокусники, которым платили из ханской казны. Не возымев превосходства в бою, ханша рассчитывала покорить чужеземцев богатством и роскошью.

Себенские офицеры разместились в предоставленных покоях, затем посетили общественные бани, после чего им оставалось облачиться в свежую одежду и ждать торжественного ужина.

Себенцы считали свои бани оплотом здоровья и крепости собственных тел. Себенские банщики поднимали несносный жар и хлестали посетителей дубовыми вениками, а те блаженно возлежали на скамьях. Внешне себенские бани представляли из себя деревянные срубы, откуда себенцы выходили голыми на мороз и растирались снегом. За себенцами и вправду закрепилась репутация людей, одинаково стойких к жаре и холоду, которых не беспокоили резкие смены погоды их родного сурового климата.

Акандские бани сильно отличались: просторные мраморные залы с колоннами и бассейнами свидетельствовали о преемственности традиций от древних монументальных культур. По меркам себенцев, жар стоял в сущности пустяковый. Возможно потому, что акандские бани служили равно для гигиены, дружеских бесед и сплетен.

Из бань Замолвич и Хмельночарский возвращались вместе с Хватовым и Засечиным, с которыми недавно разошлись. Оставшись вдвоём, они внезапно столкнулись в одном из дворцовых коридоров с самой Бодомгул.

Ханшу сопровождали телохранитель Азар и ещё один акандец, чья походка своей лёгкостью была подобна ветру в пустыне.

Замолвич бегло оценил их лица.

Азар выделялся пышной бородой и большим орлиным носом, вовсе не походя на акандца. А во втором спутнике ханши узнавался тип акандского простолюдина: низкий рост, округлое лицо, густые брови и немного скошенные изумрудные глаза.

При виде Замолвича, губы Бодомгул растянулись в лисьей ухмылке. Ханша удостоила Хмельночарского беглым взглядом. Тот, в свою очередь, коротко кивнул.

– Красота Аканда сравнима только с великолепием его правительницы! – быстро нашёлся Замолвич.

– А могущество сары-кесапов – с красноречием их военачальника, – парировала Бодомгул.

– Вам будет угодно представить ваших спутников?

– Мой телохранитель Азар и... советник Элдор. А кто с вами?

– Бай Хмельночарский. Тоже своего рода советник.

Их спутники раскланялись.

Замолвичу показалось, что ханша не заметила в его словах уклончивости. Сам полковник, напротив, разбирался в людях и посвятил целый год изучению народа львов пустыни. Чутьё подсказывало ему, что Элдор точно не похож на советника или другого обитателя дворца. Это был человек иного склада, хотя он и старался это скрыть.

– Скажите, можем ли мы надеяться, что великий Ак-Бек явится на пир? – спросила Бодомгул.

– Несомненно! Цветы распускаются всего раз в год, но приглашение от столь прекрасной госпожи стоит всех цветов мира!

То, что у него на родине восприняли бы за слишком вычурные и безусловно забавные словесные конструкции, к тому же несущие в себе явные признаки любовной страсти, в Аканде считалось высшим сортом вежливости.

Впрочем, на Юге эмоции говорили сами за себя, избавляя владельца от неловких объяснений в чувствах и недомолвок. Слова являлись формой уважения, а истинные намерения человека были скрыты в его взгляде, ужимках и тоне голоса.

Бодомгул не обладала тонкой проницательностью великих умов, однако понимала чужой настрой.

И то, что она прочла невидимыми буквами, находило отклик в её сердце.

Они разошлись.

В соседнем коридоре Элдор неожиданно припал на одно колено и плашмя рухнул на пол. Бодомгул и Азар подскочили к нему и увидели, как изо рта лазутчика потекла кровь.

– Я отравлен! – прохрипел Элдор. – Берегитесь, госпожа! Чёрные Пауки... Заговор...

Кровь потоком хлынула у него изо рта. Тело несколько раз вздрогнуло и обмякло.

– Олы-Рух! – прорычала Бодомгул. – Элдор! Единственный из главарей Чёрных Пауков, который вызывал моё доверие. Он прав: безродные ублюдки готовят заговор.

– Их не было с нами в битве! – воскликнул Азар. – Они потерпели неудачу в Сары-Кале. Не им попрекать вас, госпожа!

– Мне никогда не приходилось сомневаться в твоей верности, Азар. Ты верен как волк, которого приютили щенком.

– Клянусь, так и было! Меня взяли ребёнком с грязных улиц Марахана. Вы дали мне всё, что у меня есть. Моя жизнь – служение вам! Но как нам быть на пиру? В каждый напиток, в каждую чашу может быть подмешан яд...

– Пускай слуги и евнухи испробуют всякую еду и питьё перед тем как преподнести их мне или гостям.

– Если на то будет воля госпожи, я лично испробую всякую пищу, какую вам подадут.

– Пусть гулямы бдительно стерегут каждую дверь и окно во дворце. Кроме того, Ак-Бек обещал мне, что позаботиться о моей безопасности...

 

Ужин в пиршественном зале во всей красе продемонстрировал величие Аканда: выступали музыканты, певцы и танцовщицы, десятки слуг и служанок суетились вокруг столов. Разнообразие и объёмы еды не могли не поразить, однако Замолвич вдруг сказал сидящему рядом Хмельночарскому:

– Знаете, Архидам Аристоньевич, туземная кухня по-своему интересна. Но иногда мне не хватает пирогов, блинов и вареников... Съел бы их целую гору, а запил бы квасом или медовухой!

– Антигон Пиррович, вы в своём репертуаре! – усмехнулся Хмельночарский. – И всё же, я вынужден заметить, что мы насквозь пропахли бараниной, перцем, корицей и многими другими запахами, которые я не берусь называть! Готов поспорить: от такого буйства красок любая благородная дама упадёт в обморок!

Явилась ханша Бодомгул.

Себенские офицеры встали и подняли чаши в её честь.

Бодомгул сдержанно кивнула и элегантно возлегла на трон, облокотившись о подлокотник и подогнув под себя согнутые ноги.

Хмельночарского обычно тяготили многолюдные собрания. Но здесь он, к своему немалому интересу, заметил, что Замолвич часто переглядывался с хозяйкой.

В один момент Бодомгул неожиданно встала и покинула чертог. Тут же рядом с Замолвичем оказался евнух и шепнул, что ханша хочет говорить с ним. Полковник жестом успокоил своих спутников и направился следом за евнухом.

Они прошли через два коридора к широкой позолоченной двери, которую сторожили два гуляма. Евнух заискивающе поклонился и оставил его. Замолвич потянул створку на себя и проник внутрь.

Внутри царил полумрак. И в этом полумраке, среди шёлковых подушек, его ожидала Бодомгул.

Она жестом пригласила полковника сесть на ложе, не отрывая от него желтоватых глаз, подобных глазам тигрицы.

Неожиданно для неё Замолвич подошёл к ней вплотную. Бодомгул рефлекторно подалась назад. У неё из-за спины показался кинжал, лезвие которого устремилось в живот офицера.

Но жилистая кисть бросилась вперед, словно кобра, и обхватила запястье ханши. Бодомгул впервые в жизни показалось, что она непростительно обмякла. Она никогда не верила, что такое возможно.

Замолвич забрал кинжал, который ханша отдала почти без сопротивления, и отбросил в сторону. Только теперь она заметила, что Замолвич даже немного выше неё. Это казалось невозможным: в Аканде она была подобна легендарной богатырше и почти не видела мужчин выше себя. Впервые в жизни Бодомгул встретила человека, который имел над нею нерушимую власть. Чутьё говорило: вот он – мужчина, достойный ханши Аканда!

Замолвич прочёл в ее глазах всё, что надеялся там увидеть. Его руки обвили длинный стан Бодомгул и опустили ханшу на ложе. Когда она наконец пришла в себя, то спросила:

– Где вы столь бегло научились говорить по-акандски и откуда знаете наши обычаи, господин Ак-Бек?

– Я пересёк акандскую пустыню вдоль и поперёк, – отвечал Замолвич. – Наша встреча была лишь вопросом времени, госпожа Бодомгул.

– Нам угрожает опасность! – шепнула она. – Не все подданные одобряют мои действия. Нам стоит опасаться...

Сдавленные крики и топот ног прервали её на полуслове. Замолвич и Бодомгул быстро встали, и полковник спрятался за занавеской.

Створки дверей распахнулись, и на пороге оказались отнюдь не Чёрные Пауки, которых опасалась Бодомгул. Отбросив зловещую тень на стене, в опочивальню с обнажёнными саблями вошли хан Зангар и четверо улуджарских джигитов.

– И ты посмел врываться в мои покои, презренный овцепас?! – воскликнула Бодомгул.

– Замолчи! – рявкнул Зангар. – Сары-Кала по-прежнему в руках врага, а ты пируешь за одним столом с нечестивыми псами! Продажная шлюха!

Бодомгул обнажила ятаган.

Когда степняки окружили её, Замолвич одёрнул занавеску и встрял в гущу схватки. Вдвоём они убили наповал нескольких человек и ранили самого Зангара.

Джигиты подхватили упавшего хана и попятились.

– Улуджарцы! – выдохнула ханша. – Меткие стрелки, но фехтовальщики никудышные.

В коридоре снова раздался топот множества ног. На этот раз в комнату ворвались гулямы Азара. Улуджарцы сразу же сдались, и Замолвич с трудом отговорил акандцев убивать их. Его подход был тоньше: такие важные люди, как Зангар, могли ещё не раз пригодиться в дальнейшем.

Замолвичу показалось, что ханша быстро отошла от покушения. Слугам теперь предстояло убирать тела и чистить ковёр, поэтому они с Бодомгул перешли в соседнюю комнату.

– Очень неприлично прерывать людей во время конфиденциальных встреч, – проворчал Замолвич, снимая мундир.

 

Разумеется, гулямы не нашли Чёрных Пауков в их логове: ведь теневое братство знало, что ханше известно, где оно находится. Но Бодомгул не сомневалась, что это далеко не единственное их укрытие.

Древние заминдарцы выкопали под Акандом сеть подземных коридоров – столь обширную, что каждая семья в городе могла иметь там собственный тайник.

Из поколения в поколении передавались тайны об особых подземных маршрутах, известных только узкому кругу лиц. И Бодомгул не сомневалась, что у Чёрных Пауков таких тайн больше, чем у ханского двора и всех остальных горожан вместе взятых.

Поэтому ханша не откладывая посвятила Замолвича в тайные опасности, которые поджидали их во тьме. Полковник пообещал взять дело в своих руки и немедленно приступить к расследованию.

За дверью опочивальни его поджидал Азар.

– Господин Ак-Бек! Вы поклялись оберегать жизнь ханши. Значит, отныне мы с вами верные союзники!

– Почту за честь! – отвечал Замолвич. – Только скажи, что тебя тревожит, Азар.

– Гулямы отрезали головы паре щенят-карманников, которых Чёрные Пауки не успели как следует обучить. Возможно, презренные шакалы активно ищут слабые места в нашей обороне, и в скором времени стоит ждать нападения. Но я считаю, что мы должны ударить первыми!

– Нельзя ударить того, кого не знаешь, где искать, – проворчал Замолвич. – Однако, клянусь, именно так я и поступлю, если найду их!

– Раз наши мысли совпадают, давайте объединим усилия, господин! Если вы согласны, прошу за мной – в казематы!

Они вышли к неприметной лестнице и спустились по ней вниз. В самом конце тёмного коридора они пробрались в крайнюю комнату, где им предстала малоприятная картина: истерзанных юноша лежал на пыточном столе, а двое мучителей копались в содержимом его живота.

Замолвич, привыкший к устаревшим методам туземных народов, сохранял хладнокровие. К своему глубокому сожалению, он видел такую сцену не впервые.

– Нам удалось взять живьём одного, – с явным пристрастием в голосе объяснил Азар. – Он уже поёт, как соловей: ещё немного, и сверим показания...

 

Пока большая часть Чёрных Пауков рассредоточилась по городу, небольшая группа посвящённых собралась в древнем подземном храме.

Со стороны их можно было принять за ничем не примечательную группу горожан: ремесленников, купцов, стражников и городскую бедноту. Однако, за овечьей личиной скрывались коварные волки.

– Братья, мы должны обратиться с молитвой к покровителю Чёрных Пауков – богу коварства, Элюакто! – сказал Урак, чей халат, тюрбан и окладистая борода выдавали его за купца.

– Однако, не стоит забывать, брат, что мы с тобой акандцы, а не алмадинцы! – возразил Калкон, облачённый в доспехи стражника. – Олы-Рух имеет в Аканде больше силы, нежели далекий Элюакто.

– А поможет ли Олы-Рух тем, кто пойдет против законной власти? Ты уверен, что пришло время для патриотизма?

– Когда же, по-твоему, оно придёт, если не теперь, когда наша родина под пятой сары-кесапов?

– Братья! Мы собрались здесь, чтобы найти верное решение, – прервал громкий, но холодный голос третьего спорщика.

– А что скажешь ты, Бурибой? – спросил Урак.

Мужчина в одеянии нищего – один из самых опасных людей в Аканде – задумчиво провёл рукой по куцей бороде.

– Я скажу прямо! Оба ваших предложения – всего лишь полумеры. Они не отражают реальной опасности. В то же время, вы оба правы, когда возражаете друг другу. Я думаю, что на этот раз для победы нам понадобится более древняя и могучая сила. Сила, заключённая в самой природе тьмы... Нужно призвать из глубин Теневых Коридоров владычицу тени – Мадэшту!

Бурибой сплюнул и посмотрел на своих спутников с немым вопросом. В наступившей тишине было слышно, как падают капли с сырого потолка.

 

После ухода Замолвича ханше не спалось.

Она сидела на своём просторном ложе, прижимаясь к стене и нащупывая под бархатными подушками рукоять верного ятагана. Ей казалось, что вот-вот в окне покажется косматая голова убийцы. И хуже всего, если им окажется Бурибой.

Она знала главарей Чёрных Пауков, но понятия не имела об их тайнах. Теперь ей казалось наивным думать, что столь независимая и тайная организация верна ханской власти. Что если они давно уже преследуют лишь собственную выгоду и только ждут благоприятного момента, чтобы посадить на трон марионетку? Возможно, они винят её за гибель половины братства в Сары-Кале, ведь это она отдала приказ.

В конце концов, ханша вызвала в свою комнату стражу и приказала стоять у её ложа. Под охраной двоих закованных в броню гулямов она наконец почувствовала себя в безопасности и заснула. Те мельком поглядывали на спящую ханшу, однако тут же отворачивались в благоговейном трепете. Они не решались коротать ночь за тихой беседой, как могли бы поступить, стоя за дверью. Здесь сама ханша могла услышать их разговоры и наказать за болтовню на посту. А приговор ханши нельзя обжаловать.

Тень в углу сгустилась, словно свет факелов был бессилен.

Крики разбудили Бодомгул. У неё на глазах два стражника-гуляма встретили налетевших на них убийц, по меньшей мере десятку.

Двери распахнулись, и ещё двое гулямов, стоявших за дверью, вбежали в комнату. Вчетвером они принялись защищать ханшу от наседавших Черных Пауков.

От выхода их тотчас же отрезали, а из тёмного угла выходили всё новые и новые убийцы...

Послышался утробный рык.

Убийцы расторопно отскочили в сторону, освобождая путь для кого-то. В следующий миг из тени вышла трёхметровая человекоподобная фигура, покрытая чёрной шерстью. Ноздри плоского раздвоенного носа с шипением расширялись, втягивая воздух, маленькие глаза хищно смотрели вперёд.

Бодомгул задрожала, когда поняла, куда направлен взгляд чудовища – точно на неё.

– Хотите одолеть меня, отродья мрака?! – воскликнула ханша, вскакивая на ноги с ятаганом в руке. – Подходите, и я отрежу ваши овечьи головы!

Бодомгул выскочила вперёд и наотмашь рубанула одного из убийц. Тот успел парировать её удар и отступил вместе с другими, освобождая дорогу для гиганта. Удары его тяжелых рук обрушились вниз, и гулямы попятились. Быстрым ударом чудовище отбросило двоих гулямов к стене, и те со звоном тяжелых доспехов грохнулись об пол.

Но тут в распахнутую дверь влетели полковник Замолвич и Азар – телохранитель ханши, а за ними ввалился плотный строй гулямов. Не мешкая ни секунды, Азар подскочил к чудовищу и отрезал ему путь к ханше. Быстрый тычок ятагана почти не причинил боли великану, а в ответ мощный удар лапы опустился на голову Азара. Если бы не стальной остроконечный шлем, о который поранился гигант, шея телохранителя могла бы сломаться вместе с позвоночником.

Как бы то ни было, Азар завалился на пол и больше не вставал.

Замолвич тем временем достал кремневый пистолет и выстрелил в голову исполина. Отбросив пистолет, Замолвич бросился к ханше. Бодомгул уже истекала кровью от порезов, и он едва успел предотвратить коварный выпад клинка, который мог привести к её смерти.

Из глоток убийц вырвалось пресловутое: «Ак-Бек!». Вот он дрался у них на глазах без своего знаменитого белого мундира и четырёхугольной уланской шапки. Смуглые лица Черных Пауков исказила животная злоба, но в следующий миг они были сметены разъярённым и ослепшим исполином.

Замолвич увернулся, обхватил рукой стан ослабшей Бодомгул, и увёл её с фронта атаки: обезумевший великан ударился об стену, так что та содрогнулась и рассыпалась. Гигант исчез в проёме.

Когда пыль рассеялась, новая свора убийц предстала их взору.

– Бурибой! – воскликнула ханша, и прилив гнева в последний раз придал ей сил.

– Сегодня только один из нас уйдёт отсюда живым, Бодомгул! – крикнул лидер лазутчиков.

Вновь налетели убийцы. Сам Бурибой оставался в стороне, подобно хищнику целясь в единственную цель. Он ринулся вперёд, так что глаз с трудом мог уследить за его движениями, и ловко проскочил связанных боем гулямов. Теперь он мог обернуться и обрушиться на них со спины, однако его цель оставалась впереди – этой целью была ханша.

Новый рывок, и ослабленная Бодомгул не успела бы замахнуться для удара, если бы рядом не стоял Замолвич. Быстрый выпад тонкой шпаги опередил Бурибоя – великий убийца упал как подкошенный. Выставив вперёд ятаган и уставившись на Замолвича, он презрительно спросил:

– Да кто ты такой, чтобы стоять на пути самого Бурибоя?! Всего лишь переоценённый иноземный пёс! Твоя армия уже скоро будет разбита!

Сильный удар выбил ятаган из рук убийцы и рослый силуэт ханши навис над ним.

– Уверена, со мной таких вопросов не возникнет, – процедила Бодомгул.

Бурибой тщетно силился подняться на ноги. Он быстро осмотрелся и увидел, как стальной поток гулямов сминает остатки легковооруженных убийц.

Раздались взрывы гранат себенских гренадёров, которые положили конец ослепшему исполину.

– Тёмная богиня подвела нас, – Бурибой сплюнул под ноги ханше. – А ты опорочила память предков!

– Нет, вы сами оказались пустозвонами! – огрызнулась Бодомгул.

Её ятаган рассёк шею Бурибоя, в очередной раз испив крови изменника, и голова убийцы повисла на остатках мяса.

В этот момент силы окончательно покинули ханшу: её ноги подкосились, и Замолвич едва успел удержать Бодомгул от падения.

– Лекаря сюда! – крикнул он.

Гулямы тем временем обступили городского стражника и стали хвалить его за доблесть, не задумываясь о том, как он попал во дворец. Бодомгул из последних сил приказала подвести его к себе.

– Калкон, второй предатель, – ханша слабо улыбнулась. – Думал улизнуть, презренный пёс? В темницу!

Калкон упирался, однако удар кольчужного кулака оглушил его. Гулямы потащили Калкона в подземные казематы, где пыточных дел мастера всегда готовы были приступить к своей мерзкой работе.

Придворный лекарь уже перевязывал бинтами раны ханши, когда лицо Бодомгул из бледного превратилось в синее. Её тело затряслось в судорогах, на лице отразился испуг, а рот широко раскрылся в попытке сделать глубокий вдох. Поначалу оцепеневший лекарь бросился лицом на пол и заплакал.

– В чём дело?! – воскликнул Замолвич.

Гулямы сейчас же заставили лекаря подняться.

– Клинки были отравлены... не спасти... – пролепетал лекарь.

Лёжа на руках полковника, властительница Аканда из последних сил слабо улыбнулась, глядя на его лицо. Глаза ханши медленно закатились, шея обвисла под тяжестью головы.

Краем глаза Замолвич увидел, как гулямы берут под руки рыдающего лекаря и собираются куда-то увести. Это вывело его из оцепенения.

– Стойте! – приказал Замолвич. – Куда вы его ведёте?

– Этот шакал не сумел вылечить ханшу: его ждёт смерть! – отвечал один из акандцев.

– Запрещаю! Отпустить немедленно!

– Но таков закон...

– Теперь я здесь закон!

За спиной полковника стояли двухметровые гренадёры со штыками на изготовку, что добавляло пущего веса его словам. Гулямы отпустили лекаря. Замолвич уложил Бодомгул на ложе, тяжело вздохнул и подозвал лекаря.

– Ты обязан мне жизнью! – тихо сказал он. – Если хочешь спастись от расправы, собирай свою семью и пожитки и отправляйся на летучем корабле в Сары-Калу. Но сперва позаботься о раненных и не бойся: тебя будут охранять мои солдаты.

Лекарь быстро кивнул и расторопно бросился осматривать раненых. Первым делом он помог подняться пришедшему в чувства Азару. Увидев сперва лекаря, а потом Замолвича, телохранитель спросил:

– Что это была за тварь? Неужто исполин из джунглей с Края Света?

– Исключительно большая обезьяна, – проворчал Замолвич.

– Нам удалось спасти владычицу?

– Унесите его...


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...