Любовное зелье не работает

Осеннее солнце словно чувствовало, что скоро бабье лето уступит свои права дождям, поэтому оно старательно заливало улицу яркими, почти совсем летними лучами. И радостно подмигивало прохожим. А те щурились в ответ и подставляли лица его золотому свету. Криния тоже остановилась посреди улицы, стряхнула с лица черные локоны и подняла его к небу, довольно зажмурившись на солнце.

– Ну, чего стала как вкопанная? Пройти не даешь! – Кто-то пихнул Кринию локтем в бок. Она повернулась и только успела возмущенно посмотреть на лысого мужичка, как тот залепетал, – Ой-ой! Госпожа бурговедьма, простите, пожалуйста! Со спины не признал вас, многоуважаемая госпожа бурговедьма. Только не наколдовывайте мне ничего плохого, прошу вас! Ой... Как же нехорошо вышло! Ох-хо-хо...

Похоже, мужичок и впрямь запереживал о своей дальнейшей участи. Криния при таком обращении к себе расправила плечи и властно уперла руки в бока, как, по ее мнению, и подобало приличной бурговедьме. Примерно с секунду она старательно изображала испепеляющий все живое взгляд, потом насмешливо фыркнула и махнула рукой:

– Иди уж, обидчик.

– Госпожа бурговедьма, милостивая и великодушная! Заходите ко мне в лавку. Колбаска там, ветчинка – всё самое лучшее для вас за счет заведения. – Потом задумался, что-то мысленно подсчитывая. – За полцены то есть. За полцены отдам вам такую ветчинку, ну просто ах! – он не очень достоверно изобразил руками в воздухе, какую именно ветчинку он собирался отдать за полцены.

– Спасибо, я подумаю, – хитро промурлыкала Криния. – Если за полцены... Пожалуй, заколдую тебя только наполовину.

– Эх, нет, нет! Разорение мое, разорение! – Мужичок обхватил руками голову и выдрал бы себе клок волос, если б не был уже лет десять как лыс. – Угощу! За счет заведения. Добрая госпожа бурговедьма, заходите ко мне в лавку через часик, а лучше через пару. Мы там, за базаром, через дверь от скорняка Стиаза. Все только за счет заведения, – не скрывая досады, проговорил мужичок.

Криния довольно улыбнулась и отвернулась от мужичка, который продолжал раболепно расшаркиваться. Все-таки хорошо быть бурговедьмой!

Ну, что ж, часик-полтора можно и по базару пошататься. Больше гулять в этом скучном, унылом кукольном городишке было негде.

Городишко – это одно название. Деревушка Нижний Ичужок раскинулась по обе стороны одноименной речки. И тот примечательный исторический факт, что семь лет назад ее переименовали в Ичужбург и жаловали ей статус малого города, никак не повлиял на положение дел – она так и осталась деревушкой. Кое-где в центре были двухэтажные дома – в основном, у ремесленников, у которых внизу были лавки, а наверху жилые комнаты. Были и целых две таверны. Здесь местные мужики вечерами занимались древней народной забавой – пили и били друг другу морды. Даже в самых маленьких деревеньках меньше двух таверн быть никак не может: если вышвырнули из одной, то тут уж обязательно нужна другая, чтобы было куда прийти за хмелем на другой день.

В Ичужбурге была даже одна мощеная улица, которая – браво логике и оригинальности! – так и называлась: Каменная. Вела эта Каменная улица от резиденции бургомистра до Народной площади. В простонародье – до базара. Именно по ней сейчас ступала бурговедьма Криния, дипломированная магнесса, которую распределили в славный город Ичужбург отрабатывать три года по своей специализации «гражданское и бытовое практическое колдовство», полученной в Кадиумском коллегиуме. И эти три года заканчивались через неделю. Криния буквально слышала, как тикают секунды до конца этого срока – цок, цок, цок. Как каблучки молодой бурговедьмы по Каменной улице этой до тошноты и оскомины живописной деревушки.

 

Сказали – час гулять, вот Криния час и гуляла. Попробовала три вида медовухи, разжилась хлебом и угостилась булкой, поглазела на изделия в гончарной лавке, выбрала понемногу даров нового урожая у полноватого фермера с кудрявой русой бородкой.

– Бери огурчики, госпожа бурговедьма, – любезно приговаривал фермер, сверкая золотым зубом. – Не малы, не велики. Такие на засолку – самое то! Вот, у меня и хрен с укропчиком имеются. Я тебе хоть два пуда доставлю к порогу. Когда надо, тогда и привезу, только скажи. И отдам – не вдвое сдеру!

– Нет, на засолку мне не надо, – улыбнулась Криния. Она в прошлом году брала у него пуд и солила в кадушке. Огурчики и правда были самое то. Только в этом году они были ей не нужны. – Этой зимой я без своих солений перебьюсь.

– Всё-таки не останешься? – сразу сник фермер. – Уезжаешь? Бросаешь нас?

– Бросаю. Неделька еще – и все. Контракт заканчивается, – бодро ответила бурговедьма.

– Ну, контракт-то ведь и продлить можно. Не по душе тебе у нас, – разочарованно протянул тот.

Криния наклонилась к нему и прошипела, заговорщицки подмигнув:

– А что, если у меня и вовсе души нет?

Фермер зычно рассмеялся.

– Так то у ведьм их нет!

– А я кто, по-твоему?

– А ты перво-наперво женщина. И душа у тебя есть. А женская душа ласки хочет, – на этих словах фермер почему-то решил, что душа Кринии в данный момент находится в ее правой руке. Поэтому он взял ее и погладил, глядя прямо в глаза Кринии. – Карие. А у ведьм красные. Ведьмы, они с нечистью водятся. А ты просто женщина, которая умеет колдовать.

– И не боишься меня? – с насмешкой спросила Криния, высвобождая руку из рук фермера.

– А я никому дорогу не перехожу. Товар порченый не сбываю, денег в три шкуры не деру, конкурентам поля не порчу. Я честный фермер. Вот еще поджениться бы мне, – он продолжил попытку, снова заглядывая в глаза Кринии. Она, не отрывая взгляда от золотозубого «жениха», откусила огурец.

– Корзинку мне наполни. И еще положи зелени. И кабачок один, побольше.

Фермер с досадой вздохнул и отвернулся собирать заказ. Криния посмотрела на солнце, которое катилось на небе по своему дневному колесу и продолжало бодро подмигивать лучиками бабьего лета. Наверное, уже ближе к полудню. Можно и за колбаской заглянуть. Как он там сказал? За лавкой скорняка через дверь?

– Слушай, а где тут скорняк Стиаз? – отвлекла она фермера от сбора своего заказа.

Но где лавка Стиаза, Кринии показал не фермер. Он торговал овощами прямо на развилке, и вторая дверь одного из переулков вдруг с грохотом распахнулась.

– Конечно, так я и поверила! У охотников он был! Полночи!

В проеме показалась худощавая женщина, которая, всхлипывая, трясла копной неуложенных светло-русых волос. Обернувшись с порога, она запустила в дом ковшиком, с которым вышла на крыльцо.

– Ах, ты сатаница! Истеричка.

На пороге показался довольно подтянутый мужчина. Миловидным его лицо сейчас назвать было нельзя: он скривился и держался за огромную шишку на лбу. Вероятно, именно туда только что и прилетел запущенный ковшик.

– С тобой не жизнь, а одно мучение, Ардат Стиаз! И чего я только согласилась выйти за тебя!

– Да не ори ты на всю улицу, иди в дом.

– Нет! Пусть все слышат! Расскажи, с какими это охотниками ты полночи вчера сделку заключал?!

– Агата, зайди в дом, – Стиаз так и остался на пороге, а его благоверная стояла посреди переулка. На ее истеричные крики стала подтягиваться публика, которой совсем не хотелось, чтобы она шла в дом. Покупатели, которые маячили на базаре, быстро переквалифицировались в восторженных зрителей бесплатного уличного театра. «Актриса» продолжала стараться.

– Это от каких же охотников пахнет мускусом и розовыми духами? Нет, ты ответь мне!

– Ну, так охотники же выхухоль и режут, чтобы мускус получить, – затравленно протянул Ардат Стиаз.

Эту карту он побил, но вот розовые духи крыть было нечем. Толпа покотом лежала от смеха. Рядом зычно надрывал живот фермер, шаловливо перемигиваясь с Кринией.

– Изменник! Не строй из себя дурачка! – жена делала в сторону порога такие эмоциональные выпады, что казалось, будто ее нос с горбинкой норовит клюнуть ее благоневерного. – Люди добрые, вот что делается! И так каждый день! Вернее, ночь!

Стиаз вышел из дома и схватил женщину за руки, пытаясь ее увести. Та продолжала выкрикивать обвинения. А весь честной люд исправно рукоплескал этому представлению. Кринии поначалу было любопытно. Но сюжет этой пьесы никак не развивался, а бедная обманутая Агата затянула свои стенания уже по третьему кругу. Поэтому Криния отвлекла фермера:

– Так ветчинка, значит, через дверь от этого балагана? – она вытянула шею, чтобы посмотреть поверх голов.

– Да. Только видишь, там закрыто сейчас.

И действительно – лавка, ради визита в которую Криния час прошаталась по базару, была закрыта.

– Тьфу ты! Обманщик! – плюнула она себе под ноги. – Вот так и верь им!

- Ха, да видишь, вам тоже веры никакой! – отозвался фермер, не сильно вникая в огорчение обманутой бурговедьмы.

– Кому это – вам?

– Женщинам, кому ж еще? Тихая, покладистая невеста превратилась в зубастую крикливую драконицу! Вот же ведьма эта Агата!

– Ведьма? – шутливо отозвалась Криния. – Может, у нее и глаза красные? И с нечистью она знакомство водит?

– Да ты посмотри на нее, какое знакомство! Иная баба – и сама нечисть! Посмотришь на бабу: с виду милая, красивая, и ночью с ней – огонь. А днем – шальная, так прикурить даст!.. – фермер вложил в свои слова всю мужскую солидарность, которую испытывал сейчас, досматривая трагикомедию семьи Стиазов. Криния задумчиво пробормотала:

– На то и огонь, что прикурить даст.

Затем незаметно стащила свою корзинку, полную овощей, прямо из-под носа увлеченного скандалом фермера. Конечно же, не расплатилась. И невозмутимо оставила за спиной базар, и Стиазов, и лавку, где не удалось разжиться ветчинкой. Цок, цок, цок – еще на несколько секунд меньше осталось торчать в этой дыре.

 

Хорошо, что Криния жила неподалеку от резиденции бургомистра – в этой части городишка было более-менее тихо. Основные молодежные гуляния происходили в районе Народной площади. А здесь было и не безлюдно – то тут, то там появлялись прохожие, и не шумно – охрана исправно блюла покой бургомистра. И не страшно, и спокойно.

Криния не влилась в компанию шумной молодежи. Да ей и по статусу было не положено. Вечерами бурговедьма не принимала посетителей: это было хорошее время, чтобы заварить себе травяной чай и посидеть с книгой в свое удовольствие. Другие, правда, думали, что в это самое время здесь, в обители городской ведьмы, творилось страшное, недоступное смертным волхование. Кринии это было только на руку: с наступлением темноты никто ее не тревожил.

До сегодня. Настойчивое «тук-тук-тук» в дверь разрушило магическую идиллию вечера. Криния досадно скривилась, высвободила ноги из-под пледа и подошла к двери.

– Кто там?

– Госпожа бурговедьма, мне очень надо к вам! – жалостливо протянул женский голос.

– Хорошо. Завтра.

– Нет, госпожа бурговедьма, пожалуйста, сегодня, – всхлипнула женщина.

– Я не принимаю вечерами, – Криния уже было отвернулась от двери.

– Госпожа Криния! Ну, я прошу вас!

Бурговедьма уже мысленно прокляла ту чертовку, которая угробила сегодняшний вечер. Потом натянула на лицо любезную улыбку и отперла засов. Ба-а-атюшки, какие люди!..

– Госпожа бурговедьма, я Агата Стиаз. Можно, я войду к вам?

Криния не узнала жену скорняка по голосу, потому что все, что она слышала днем, было не голосом, а визгом. А теперь она блеяла, как овечка. Ведьма молча подвинулась в проеме, давая Агате пройти.

– Ну, что у вас? – Криния даже не пыталась скрыть раздражения.

– У меня... В общем, муж у меня, – Агата нервно теребила кружева на корсете.

– Молодец. Поздравляю. Совет да любовь. Я отдохнуть хочу. Дверь там, – Криния даже не пыталась быть любезной. В конце концов, очень скоро она не увидит ни славный град Ичужбург, ни доблестных ичужбуржцев. Так зачем было стараться?

– Нет, госпожа Криния, пожалуйста! У меня муж...

– Ну, муж у тебя. Дальше что?

– В общем, мой муж... Он мне неверен.

Криния вымученно закатила глаза.

– Ну, так ты б приоделась, там, примарафетилась. Розовой водой надушилась, – на последней фразе она не смогла скрыть ехидства.

– Да я всё... всё делаю для него! А он! А он... – Агата всхлипнула и уставилась на стенку заплаканными глазами.

Криния вспомнила дневной балаган. Ага, как же, всё она делает! Перед глазами стояла картина визгливой растрёпы в замызганном фартуке и с левитирующим в лоб мужа ковшиком.

– А от меня тебе что надо? У меня тут не цирюльня, не парфюмерная лавка, и не курсы женского обаяния, – бурговедьма повернулась спиной к Агате, с очень занятым видом принявшись теребить краешек книги, от которой ее оторвал приход посетительницы.

– Ты же... Ты же... Ведьма! – заговорщицки-благоговейно прошептала горе-супружница. – Ты же все можешь.

– Бурго. Я бурговедьма, – настойчиво поправила Криния. «Ведьма» – как кличка. А «бурговедьма» - должность. И разница для Кринии была принципиальной.

– Ты же можешь его... приворожить? Приворожить моего мужа ко мне?

О, нет, только не это! Как же Криния ненавидела эти просьбы! Тема любовной ворожбы всегда вызывала девчоночье хихиканье, заговорщицкие сплетни и легкомысленные перемигивания. До практики на третьем курсе. Тогда им впервые показали жертв любовных приворотов. Женщины становились назойливыми кошками-прилипалами, жутко обидчивыми и капризными. Мужчины становились безвольными призраками, безразличными и покорными. Заказчики были довольны первые года два. А потом – несчастных привороженных словно выпивали. Они становились пустыми и бессильными. Криния узнала потом, что любовная ворожба – это прижизненная жертва демону любви. Он давал короткое счастье тем, кто принес ему эту жертву. А потом забирал их чувства себе. Оставались только эмоции в их самом низменном виде. Человек больше не испытывал ни душевной боли, ни любви, ни восхищения. И сам страдал от этого. И страдая, оказывался в лечебнице для душевнобольных. В Кадиуме, в лечебнице, есть отделение магических патологий. Там их не лечат – только притупляют их муки.

Криния прекрасно умела готовить любовный напиток. Различала и знала ингредиенты для него. Но когда к ней обращались с просьбами изготовить его, она поступала так, как ей посоветовал учитель на четвертом курсе: дай человеку именно то, чего он хочет. Просит пылкий влюбленный для робкой скромницы? Дай то, что разгорячит и раскрепостит ее – как правило, сойдет и простое вино с пряностями. Просит дурнушка-жена для неверного мужа? Дай то, что немного успокоит его мужской пыл и притупит желание.

Криния уже прикидывала в уме, класть ли в настойку зверобой, или можно обойтись мятой.

– Так ты поможешь? Поможешь, чтобы муж не ходил к ней? Я заплачу, как скажешь. Хочешь, даже целую шкурку чернобурки дам.

– Зелье заказываешь ты, а платить – мужниным товаром? – хмыкнула Криния. Агата смутилась и опустила глаза. – Ладно. Я дам зелье. Завтра придешь ближе к вечеру.

– Спасибо! – просияла горе-жена. – Только вот...

– Ну, что не так тебе еще? – снова вспылила Криния.

– А это правда, что в зелье нужно добавить кровь?

Чертовы трепливые языки! И правда, в настоящее любовное зелье нужно добавить каплю крови того, к кому требуется привязать жертву. Того и гляди, обыватели и весь рецепт изучат. Тогда мудрый совет наставника пойдет насмарку. И лечебница быстро пополнится жертвами не только самого любовного зелья, но и неумелой и неквалифицированной ворожбы на крови.

– Правда. Приходи завтра вечером. Я приготовлю все. А ты добавишь каплю крови и дашь это выпить своему мужу.

Теперь придется ткать сложное заклинание-нейтрализатор. Конечно, капля крови в обычную травяную настойку – это не ворожба. Но с кровью не стоит шутить. Лучше на всякий случай применить заклинание, которое обращает кровь в вино. На каплю уйдет немного сил, но вообще это очень энергозатратная магия.

Она закрыла дверь за сияющей от радости Агатой. Нет сомнений: она уже считала минуты до своего семейного счастья, которое наступит после того, как ее муж употребит ненастоящее любовное пойло Криниевого сочинения. А Криния снова накинула на ноги плед и взяла в руки книгу. Только буквы бегали перед глазами. А в голове – бегали мысли. Всё вспоминалась крикливая чета Стиазов, счастье которой сейчас было в руках у Кринии.

 

Утренний поход к молочнице обернулся новым представлением. Криния свернула с Каменной улицы в один пыльный проулок, потом в другой. И – какие люди! – увидела будущую жертву своей ворожбы.

За пять домов от молочницы жила Марта Ирриза. Рыжая, фигуристая, с острым взглядом светло-зеленых глаз – вот кого можно безошибочно величать ведьмой! Проходя мимо ее аккуратного домика, Криния невольно залюбовалась хризантемами у крыльца. А на крыльце... В общем, руки Ирризы, как змеи, обвивались вокруг торса мужчины.

И Кринии было бы совершенно плевать, с кем на этот раз миловалась не слишком добронравная красотка, если бы мужчина не вырывался из ее объятий, как будто его действительно душили змеи. Оторвавшись от ее губ, Ардат Стиаз возмутился:

– Ну, хватит. Я уже устал от постоянных скандалов! Не начинай. Я просто пришел поговорить.

– Не начинать? Так это ты ко мне домой пришел ведь, – промурлыкала женщина.

– Я пришел сказать, что надо заканчивать с этим.

– Так ты пришел сказать, что больше не придешь? – Марта запрокинула голову и звонко рассмеялась. Так нагло могла себя вести только женщина, абсолютно уверенная в своей красоте и превосходстве.

– Я не могу так больше. Агата мне жизни не дает.

– Агата жизни не дает. А бросаешь меня, – надула губки женщина.

– Марта, пойми, ты... Ты очень красивая. И нежная. И вообще...

Что именно «вообще», никто не узнал, потому что губы Марты прервали эти и без того хилые аргументы. Стиаз сопротивлялся не больше секунды, а потом сдался на милость обольстительницы. Когда она с довольным видом отстранилась, ее глаза сверкнули почти что ведьмиными огоньками.

– Все еще хочешь меня бросить?

– Я... да! Не бросить, Марта, нет, не бросить! Просто давай по-хорошему расстанемся.

– А по-хорошему – это как? – шагнула на Стиаза женщина.

Тут навстречу Кринии прошел мужик с шумной тележкой, груженой сеном. Она пошла дальше, чтобы никто не заметил, как она стоит и глазеет на это представление.

Впрочем, как и предыдущая трагикомедия, эта тоже никак не развивалась и заела на одной и той же ноте. Криния подобрала полы юбки, чтобы не запылилась, и пошла мимо дома Ирризы, оставив этих двоих разбираться в своих сердечных делах.

Когда она шла назад, на крыльце уже было пусто, а в доме – тихо. Хризантемы игриво кивали бордовыми головками. Криния улыбнулась им и попыталась поразмышлять, кого же ей жалко больше – Агату или Марту? Одна – крикливая скандалистка, другая – известная соблазнительница. Бедный Ардат Стиаз! Да. Вот кого жалко – Стиаза, чьи силы и безо всяких зелий растаскивают по крупицам две женщины.

Криния спохватилась и прибавила шаг – с кринкой молока и маслом гулять и предаваться мыслям было не очень-то удобно.

Уже на подходе к своему крыльцу, примерно на мысли «Эх, хорошая погодка, прогуляться бы выйти!» она замедлила шаг и подняла брови от удивления. На крыльце было не пусто.

– Госпожа бурговедьма! Помогите мне, госпожа бурговедьма! – подскочила с крыльца заплаканная Марта Ирриза. Она нервно всхлипывала и заламывала угловатые руки – те самые руки, которые только что двумя голодными змеями цепко привлекали к ней Стиаза. Что здесь осталось от ухоженной кокетки?

Криния раздраженно вздохнула, стряхнула назойливую черную прядь с лица, и, ничего не ответив, прошла мимо женщины к своей двери.

– Госпожа бурговедьма, пожалуйста...

– Я слушаю, – как можно более раздраженно отозвалась Криния, мысленно подсчитывая, когда уже закончится ее трехлетняя ссылка.

– Мой... мой мужчина, он...

– Не верен? С женой тебе изменяет? – повернулась к ней Криния, не скрывая ехидства.

– Он... В общем, да.

– Что «да»?

– Он хочет уйти от меня. А у него жена, но они не ладят. И ко мне он не уходит.

– Я-то при чем? Сами разбирайтесь.

– Вы ни при чем. Но вы можете... То есть, могли бы...

Криния выжидающе смотрела на Марту. Та помялась, а потом выпалила:

– Мне нужно приворожить его! Вы можете изготовить любовное зелье, я знаю!

Да уж. Бедный Ардат Стиаз. И что прикажете тут делать? Продержаться еще несколько дней, подыграть им обеим. А потом – поминай как звали!

– Хм, могу, – по-кошачьи промурлыкала ворожея. – Но это непростой, опасный труд...

– Я уплачу! Я хорошо уплачу вам. Лисий воротник! Он дарил мне, а я не ношу. Дорогая, хорошая лисица.

Криния закрыла глаза и старательно изобразила глубокомысленный вид, чтобы только не рассмеяться. Бедный, несчастный, ободранный как липка Ардат Стиаз – его женщины в попытке разделить его между собой платят ведьме его же шкурами.

– Я подумаю, что можно сделать.

– Ты дашь мне любовное зелье? Настоящее любовное зелье? С кровью?

И эта туда же! Нет, милочка, настоящее вам давать нельзя – оно бы стало оружием массового поражения! А кровь...

– Я дам базовое зелье. А каплю крови добавишь сама, – добавила Криния, прикидывая, сколько сил придется угрохать на два нейтрализатора за один день. – Приходи завтра прямо с утра. Будет готово.

Еще одна сияющая женщина выпорхнула из дома бурговедьмы. Еще одна загадка для бурговедьмы, как приготовить «зелье»-пустышку и нейтрализатор крови.

 

Итак, надо было отрабатывать обещанные лисьи шкуры. Наложить мощный, не рассеивающийся несколько дней нейтрализатор на воду, в которую женщины предварительно добавят каплю крови. Кринии не впервой было вить нейтрализатор. Проще было набросить заклятие сразу на кровь. А тут требовалось воду сделать мощнее крови. Она сидела со свечами и с зашторенными окнами в полуобморочном состоянии над своими склянками и отварами.

К вечеру у Кринии дико разболелась голова. А на столе исправно стояли две пары пузырьков: в одной бутылочке из двух, что побольше, был рубиново-бордовый искристый отвар. Он хорошо сойдет за любовное зелье – непрозрачный, тягучий. Криния добавила побольше специй, чтобы никакая, даже самая искусная хозяйка, не признала в этой кошмарной жидкости простое вино с пряностями. В другом пузырьке был золотисто-коричневая смесь пожиже – крепкий отвар успокаивающих трав. Первое – любовнице. Второе – жене.

Два других пузырька, поменьше, были наполовину наполнены чистой водой. Вот в этих бутылочках действительно было зелье! Строго говоря, это и не вода была вовсе – молекулярная структура содержимого бутылочек была сильно искажена. Если их поболтать, «вода» тянулась по стеклянным стенкам искристыми паутинками. А когда движение заканчивалось – снова замирала, напоминая обычную воду, только прозрачнее и более сияющую.

Криния энергично терла виски и уже не была уверена, стоила ли чернобурка такой жуткой головной боли и усталости, как раздался стук в дверь. Пожаловала жена за зельем семейной верности для супруга. Криния, еле стоя на ногах от усталости и глядя на Агату мутным взглядом, втолковала ей, размахивая прозрачным пузырьком перед ее лицом:

– Вот сюда капнешь свою каплю крови. Подождешь, пока растворится и смешается. И выльешь все это в зелье, – она продемонстрировала бутылочку с коричневатым «зельем». – Ты поняла? Строго в таком порядке. Ничего не перепутай. Это важно.

– Да, я поняла, спасибо, спасибо, госпожа бурговедьма.

– Не перепутай, смотри! – Криния рисковала, ведь эти все дурехи, которые приходят за зельями, могли и напортачить. Само зелье не работает. А кровь может сработать абсолютно непрогнозируемо, если женщина не капнет ее вначале в нейтрализатор.

– Вот вам, госпожа Криния, лисица черная. На воротник сойдет или еще как-нибудь.

Криния алчно провела по меху рукой – такая лисица стоила того, чтобы потерпеть и боль, и усталость.

Попричитав слова благодарности, Агата удалилась. А Криния теперь могла с чувством выполненного колдовского долга поужинать и провалиться в сон.

С утра еще одна такая же клиентка притащила Кринии лисий воротник. Марта чуть не расплакалась от счастья, когда Криния дала ей два пузырька и назидательно рассказала инструкцию как по писаному:

– Сюда – каплю крови. Когда растворится – все это выльешь сюда, – ворожея поболтала пузырьки перед лицом клиентки. Та, казалось, и не слышала.

– Спасибо, спасибо, дорогая вы моя!

– Ты поняла? Вначале – сюда кровь. Смотри, иначе ведь не сработает.

– Да, да, я поняла, – с благоговением тряхнула рыжими кудрями Марта, со вздохом рассталась с лисицей и схватила пузырьки.

Когда хлопнула входная дверь, Криния поспешно накинула на каждое плечо по шкурке. На левом переливалась чернобурка. На правом красовался готовый рыжий воротник. Криния то так, то эдак вертелась перед зеркалом, довольная, что ни с одним зельем не продешевила. Еще два дня. Послезавтра. И лучшими вещицами на память о навечно и без сожаления покинутом Ичужбурге станут две чудесные шкурки.

 

Криния перечистила одежду, где надо – подлатала и починила. По дому работы не было, по специальности – тоже. Поэтому она решила пройтись напоследок по окраинам, прогуляться. На площадь она решила нос не совать – чтобы не нарваться в последние два дня своей работы на очередную бурговедьминскую работенку бытового характера.

Сейчас было не жарко и не холодно. И спокойно – никто не дергал Кринию по всякой ерунде. Криния любила осеннее время. Урожаи уже отгремели, охотники приходили заговаривать стрелы только ближе к ноябрю, фермеры и вовсе раньше весны бурговедьму не трогали: сразу после первого снега они развеивали по своим полям магический пепел плодородия. Зола вообще хорошее удобрение, но если об этом узнают фермеры, как тогда бурговедьмам зарабатывать свой хлеб?

Криния улыбнулась, вспомнив о Кадиуме. Все, чего ей хотелось – вернуться в большой, шумный, настоящий город. И продолжить обучение. В конце концов, она честно отработала свой диплом. Или не очень честно – это как посмотреть. Три года жизни она выкинула на эти живописные задворки мира, и теперь хотела устроиться в аптеку Кадиума. А если возьмут еще и лаборантом в коллегиум – ее счастью не было бы предела. Можно было бы продолжить изучать химию. Ее всегда привлекала наука. Приятнее было иметь дело со свойствами веществ, чем с требующими всяких глупостей клиентами. Хорошо, если просили их лечить. Но лечиться они обычно предпочитали сами живой водой из соседнего болотца. А вот порчи, яды, заговоры и любовные пойла – этим, пожалуйста, бурговедьма занимайся! Тьфу!

Неспешная прогулка вдоль свежего потока речки Нижний Ичужок подходила к концу. Криния даже уже начинала самую малость скучать по раскрашенной осенью деревеньке-городишку. И даже замедлила шаг, давая себе лишнюю минуту полюбоваться местами, откуда очень скоро уедет насовсем.

А когда в поле зрения появился ее дом, и вовсе остановилась. Помялась с ноги на ногу. Потом раздраженно поморщилась и задрала носик. Подошла к мужчине, который, скукожившись, расселся у нее на крыльце, и злобно пихнула его:

– Тухлый русалочий хвост тебе в уху, Ардат Стиаз!

– Да тише ты. Помоги лучше.

Честно сказать, выглядел он так жалко, словно и правда пообедал вышеупомянутым деликатесом. Криния выругалась, толкнула дверь и кивнула ему, чтоб шел за ней. Зашторила окна и взялась было за засов, но потом решила – мало ли что он учудит, так и на помощь никто не придет. Прикрыла дверь, не запирая.

– И чего тебе надо?

– Твоя работа? – шагнул он на юную бурговедьму. Криния привыкла что ее опасались. Обходили стороной. Не любили. Но так открыто демонстрировать презрение никто не смел. Ее сердце – обычное женское сердце – словно дернулось от холодного, металлического страха где-то в глубине.

– Что «моя работа»?

– Ты тут дуру не корчи. Мне и двух дур во как хватает, – он сделал еще шаг на нее и расправил плечи. Глаза Кринии бегали по нависшему над ней мужчине. Очень хотелось съежиться и зажмуриться от страха. Но бурговедьме так делать не пристало. Поэтому она продолжала молча разглядывать его смуглое лицо и сверкающие сероватые огоньки глаз. – Ну? Ты язык свой поганый проглотила? Твоя работа пойла дрянные раздавать? – Он резко схватил ее за горло, но душить не стал.

– Я делаю мою работу, – как можно бесстрастней выдохнула Криния очень тихо – мешала его рука на ее шее.

– Ты делаешь дурную работу. Нормальные люди к тебе за всякой гадостью не обращаются.

Как же она была с ним согласна! Но куда деваться, когда есть контракт, и всякий, кому она откажет, запросто пожалуется бургомистру? И неотработанные три года обязательной практики ставили крест на дальнейшей карьере ученого-химика.

- Нормальные и не обращались. Пусти, - она толкнула его в грудь, но он стоял нерушимой глыбой. Только разжал руку – и она сама отступила от него на шаг и прижалась спиной к стене. Самой было непонятно, что ее холодило больше – то ли стена непротопленного дома, то ли устрашающий вид Стиаза. Вдруг он сморщился, осунулся и приложил руку к животу. Без позволения опустился на стул.

– Тебе плохо?

– Ты еще спрашиваешь, ведьма!

– Бурго.

– Чего?

– Бурговедьма я. Не ведьма.

– Все равно, одна зараза.

Его лоб покрылся испариной, он продолжал растерянно водить рукой по груди и животу. На лице была гримаса боли.

Криния повела его к лавке и уложила.

– Давно это?

– Как твои пойла выпил. Это же ты им обеим дала! Зачем, ведьма? Дала бы уж лучше яду!

Криния не стала реагировать на «ведьму». И объясняться тоже не стала. Задрала его рубаху и бесстрастно стала щупать торс и живот:

– Тут болит?

– Нет.

– А тут?

– Не знаю... нет!

– А так?

– Ай! Да иди ты, ведьма! – новый приступ боли скорчил его, он улегся на бок и скукожился калачиком. Криния укрыла его пледом и метнулась к склянкам с травами.

– Потерпи. Я сделаю отвар – и все пройдет.

– Еще одно пойло я уже не переживу, – с видом мученика простонал Ардат.

– Переживешь. И будешь дальше голову морочить своим двум женщинам.

– Ведьма.

– Бабник.

На этом аргументы закончились, и оба замолчали. Криния ушла возиться с отваром, оставив страдальца лежать на лавке. Она старалась на него не смотреть – было немного стыдно. Отчасти он был прав – это она, Криния, его чуть не угробила. Стоило предположить, что и Марта, и Агата тут же попытаются напоить Стиаза. Кринии хотелось поскорее получить своих двух лис и отделаться от этой ерунды. Поэтому ждать она не стала. А подождать хотя бы два дня между первым и вторым пойлом стоило. Одной женщине она дала крепкий отвар зверобоя с мятой, для вкуса сдобренный и замаскированный другими травками. А другой – сшибающее с ног вино с доброй долей специй. Зверобой с вином, да еще и лошадиная доля пряностей – все это и скрутило желудок... Криния украдкой глянула на Стиаза. Его трясло и он прерывисто дышал.

Кстати, не напортачили ли они еще и с кровью?..

– Дай руку.

– А?

– Руку дай сюда, – она быстро уколола его палец шпилькой.

– Ай! Совсем уже того? Колдовка. Еще и пытаешь!

– Помолчи.

Криния с деловым видом выдавила из его пальца каплю крови на кусок бумаги. Принюхалась. Капнула пару нужных реагентов. Сожгла. Внимательно следила за каждым процессом. Нет, вроде бы все нормально и оба нейтрализатора сработали. На его крови нет следов чужеродных вплетений.

– Может, ты еще и кровь пьешь? Упырица? – с насмешкой протянул Стиаз. Это разозлило Кринию. Нет, как это называется? Дамам мозги пудрит он, а во всех смертных грехах виновата, значит, молодая и неопытная бурговедьма!

– А вот с такими вещами даже не шути. Любовничек, – хмыкнула она. – Называй меня Криния. Или госпожа бурговедьма.

Он не ответил. И хорошо. А то Криния уже была на грани того, чтобы прекратить так и не начавшееся лечение своего пациента.

Наконец слабый травяной отвар настоялся. Она взяла ковшик и села на край лавки.

– Давай, приподнимись. Надо выпить это.

– Надеюсь, хоть от этого я наконец сдохну?

– Не должен. Но если что, я похлопочу, чтобы тебя канонизировали. Как мученика во имя любви, – она промокнула пот со лба и придержала его голову. – По два глотка каждые сорок минут. К утру будет легче.

– Мне что, у тебя ночевать?

– Ну, хочешь – иди. Ночуй, где нравится на выбор, – закатила глаза Криния.

– А ты где будешь спать?

– Я тебя буду будить каждые сорок минут. А ты спи давай.

– Лечишь. Значит, виновата, – буркнул Ардат, переворачиваясь на другой бок. Видимо, боль немного отхлынула. Его перестало трясти.

– Чисто научный интерес. Знал бы ты, как надоели все эти привороты да наговоры. Хочется лечить. Изучать. Пользу приносить.

Два дня. Сейчас уже почти ночь. Послезавтра. Кадиум. И больше – никаких бытовых магических глупостей. Только серьезная наука.

 

Криния сама не заметила, как прикорнула, сидя на полу и приклонив голову на лавку. Она почувствовала прикосновение к разметавшимся волосам, и подняла голову. Ардат тут же отдернул руку.

– Спишь?

– Уже нет. А ты чего не спишь?

– Наверное, надо опять выпить.

Криния боднула головой, прогоняя сон, и встала, чтобы подать отвар.

Внезапно Стиаз резко приподнялся и оперся на локоть, глядя в дальний угол комнаты. Даже в тусклом свете лучины он все-таки разглядел лисиц среди вещей, которые Криния еще не успела упаковать.

– Это же мои шкуры!

У Кринии аж сон прошел. Она назидательно втолковала:

– Это твои женщины, Ардат Стиаз. И это твои проблемы. А это, - она любовно пробежалась пальцами по мехам, - мои шкуры. Плата за мою работу.

– И как это называется? – досадно протянул болящий. – Сама же чуть меня и не угробила.

– Ты недавно сам яду просил. Могу устроить.

– Передумал.

– Ну, так пей молча лекарство. А то лечить передумаю.

Он покорно отхлебнул очередную порцию и опустил голову на подушку. Криния укрыла его. Было видно, что ему полегче.

– А ты можешь сделать какое-нибудь зелье, чтобы они обе от меня отстали?

– Нет. Мой контракт окончен. Заказы больше не принимаю.

– В смысле «окончен»? А кто теперь будет нашей ведьмой? – он намеренно сделал акцент на последнем слове.

– Выпишет вам бургомистр из столицы новую выпускницу в вашу трехлетнюю ссылку. А я завтра получаю расчет и рекомендательное письмо. И послезавтра уезжаю.

– Куда?

– Обратно, в Кадиум.

– Они ж меня угробят! Так они хоть к тебе ходили за зельями. Пусть и за мой счет, – он с тоской бросил взгляд на лисьи шкуры. – А без тебя они сами начнут по бабкиным рецептам зелья приворотные варить. Я загнусь.

Криния улыбнулась. Шутит – значит, уже поправляется. Глаза закрывались от усталости. Ничего, отоспится завтра днем. Сейчас надо было долечить Стиаза, чтобы к утру выставить его отсюда.

– Спи давай. Там еще на два-три раза отвара осталось. Допьешь – и домой пойдешь.

– Жалко, – зевая, протянул Стиаз. Закрыв глаза и почти уснув, он с блаженной улыбкой добавил, – С тобой хоть спокойно. Я бы остался.

Ну, ничего себе наглец!

 

И остался. Оба проспали все, что только можно! Криния шевельнулась и почувствовала дикую боль в затекшей шее – вместо подушки был край лавки, а сама Криния приклонилась к ней, сидя на полу. Потом медленно открыла веки. Потом стряхнула с себя остатки сна и вскочила.

– Вставай! – безо всякого сострадания к болящему она пихнула его в бок.

– Ай... Ну, ты чего дерешься?

– Вставай давай быстро! Уже почти к полудню!

– Я еще болею. Мне нельзя вставать.

– Совсем уже спятил? Быстро напялил сапоги и вон отсюда! Я еще в десять должна была пойти к бургомистру.

– Иду, иду я...

Стиаз завозился на лавке.

Но тут в дверь постучали – уверенно, настойчиво, нагло.

– Уважаемая бурговедьма! У вас все в порядке?

Криния узнала голос бургомистра и брякнула первое, что пришло в голову:

– Я... Я не одета!

И это первое не было удачным, как поняла Криния в следующий момент. Бургомистр невозмутимо закудахтал «Я не смотрю, не смотрю!» и толкнул дверь. А засов-то с вечера не заперт!

Криния пнула сапоги Стиаза под стол, а самого Стиаза – за лавку. И швырнула на него ворох еще не уложенных в дорогу вещей. И шкурки впридачу сверху. Тот шумно охнул, но потом притаился, как мышь в норе: такая компрометирующая сцена ни Кринии, ни Стиазу не была на руку.

Тучный и важный бургомистр без приглашения вплыл в дом. Криния на секунду подумала, что она до сих пор еще во сне – до того нелепым и непонятным был визит градоначальника. Его силуэт колыхался в проеме, залитом полуденным солнцем, словно в комнату пожаловал не чиновник, а кусок непрозрачного желе. Бургомистр едва ли был намного старше Стиаза, но его полнота и надменное выражение лица добавляли ему лет.

– Что же вы так внезапно заходите? – выдавила из себя Криния, пожалуй, даже чересчур старательно изображая любезность.

– Вы не пришли получить расчет и документы, вот я и заволновался.

Ишь ты, еще и сам ноги бил к ее крыльцу!

– Я... я просто себя почувствовала плохо. Устала, знаете ли.

– От чего же вы устали? – бургомистр косился на ворох вещей и шкуры. – Работы много брали?

Криния занервничала: в целом власть спокойно относилась к «левакам» помимо жалованья, но... Но чего все-таки бургомистр пожаловал сам?

– Да погода осенняя... Вот теперь сказывается.

И снова невпопад! Сухая, теплая осень. Криния тихо выругалась сама на себя. А гость сновал по домику и глазел по углам.

– Что же там на вас сказывается? – шагнул на нее бургомистр. – Вы такая.. юная еще совсем. И красивая. И так привлекаете! Если б вы знали, как вы привлекаете...

Ворох одежды подозрительно шевельнулся, но бургомистр этого не заметил. Он шагнул на Кринию – и она оказалась в углу, окруженная бургомистром со всех сторон. Со всем своим проворством Криния вывернулась из угла, в котором стояла, и метнулась к столу. Пришлось изображать, будто она не понимает, о чем речь.

– А это что за бумага? Вы и рекомендательные бумаги мне сами принесли?

– Да, – помахал свертком бургомистр. – Я выправил все в лучшем виде за верную службу.

– Так я возьму?

Криния протянула руку, но уже почуяла неладное.

– Эээ, может, я за три года хоть одного поцелуя ведьмы дождусь? – он отдернул бумаги и хитро прищурил глаз.

Вот он – единственный человек во всем городе, который с самого начала никаких бурговедьм не опасался. И правильно делал. Как на днях очень правильно заметил фермер, бурговедьмы – всего лишь женщины. А Криния – и вовсе юная девушка, которая в ведьмы не напрашивалась, а только хотела изучать зелья и лекарства. И сейчас ей снова стало страшно.

– Я не... не торгую поцелуями! – пролепетала она, съежилась и не глядя на бургомистра стала пятиться поближе к лавке и вороху вещей.

– Ломаться надумала? – он дернул головой, и двойной подбородок затрясся, как бородка у петуха. – А сама ходишь, бедрами вертишь мимо моего дома по три раза на дню!

– Нет, нет, ничего я не хожу... – Криния зажмурилась и бессознательно нашарила рукой ворох вещей, который снова шевельнулся. Бургомистр шагнул на бурговедьму и помахал перед ней документом.

– Вот в этой бумаге – три года твоей жизни. Может, ты и не торгуешь поцелуями. А годами своей жизни – торгуешь?

Меньше всего Криния сейчас напоминала ту надменную хитроватую бурговедьму, которая цокала каблучками по Каменной улице и стреляла глазками в прохожих. Она вся скомкалась, съежилась и была обыкновенной перепуганной девчонкой. И голос – где был тот мурлыкающий, звонкий тон? Она закрыла лицо рукой и глухо лепетала себе в ладонь:

– Господин бургомистр, не надо, пожалуйста, не надо! – а сама перебирала в голове, что же она может сделать прямо сейчас? Она отлично знала историю алхимии, получила несколько грамот по магии крови и химическому составу ауры, получила медаль ректора Кадиумской коллегии за исследование воздействия серебра на трансформацию оборотней, выступала на четырех международных конференциях по вопросам зелий и веществ. И сейчас отличница, которую заслали в самое тихое местечко для получения отметки за обязательный практикум, ничего не могла сделать, чтобы спасти себя – не от смертельного зелья, не от оборотня, а от простого мужчины! И никакая магия здесь не работает. Криния расплакалась.

– А может, ты приворожила меня, ведьма?

– Бурго. Бурговедьма я, – всхлипывая, сквозь слезы исправила Криния.

– Да какая ты бурговедьма! Ты обычная...

Но договорить он не успел. Прямо за спиной у Кринии Ардат перевернул лавку в сторону, поднялся и сшиб огромного бургомистра с ног. Тот чуть не задохнулся от удивления, когда увидел, что с ним борется ворох ведьминой одежды. Но потом Ардат отряхнул с себя тряпье, схватил несостоявшегося любовника за горло и слегка придушил:

– Ну? Кто она обычная? Давайте, господин бургомистр, вы же не договорили!

– Стиаз, ха! – Хрипло протянул бургомистр. – Стоило догадаться!

– Кто она, я спрашиваю? – сильней сжал пальцы скорняк. Криния с ужасом подумала, что в эту самую минуту она становится соучастницей преступления.

– Ааах! Ведьма...

– Неправильный ответ.

– Бурговедьма...

– Не то!

– Да почем мне знать!

– Женщина. Она женщина. И бургомистру не пристало так обращаться с женщиной. – Ардат несильно пнул осевшего на пол градоначальника. – Поэтому вы сейчас извинитесь и отдадите ей бумаги за ее честный трехлетний труд.

– Прям конечно! Извиняться перед этой...

У него снова не вышло договорить, потому что Стиаз крепко двинул его по лицу. Криния перепуганно вжалась в угол:

– Что ты делаешь! Что ты наделал!

– Тебе это так не сойдет! Тебя вздернут! – визгливо вторил ей бургомистр.

Ардат спокойно и невозмутимо привязывал градоначальника к столу.

– Ну, это вряд ли, – с этими словами он запихал какую-то грязную тряпку бургомистру в рот, чтобы тот орал потише. Криния так и осталась дрожать мышкой в уголке.

Ардат подобрал в перепалке выпавшие из рук градоначальника бумаги, развернул их и проверил. Потом снова свернул, несмотря на мычащие нечленораздельные протесты правителя.

– На. Давай быстро собирайся и иди из города. Да что ты там трусишься?! Быстро давай! – прикрикнул он на Кринию.

– А как же он? И ты как же?

– Давай собирайся, – он поставил лавку на место и стал подбирать вещи Кринии. – Этого не так быстро хватятся, час-другой у тебя есть.

– А вдруг он с патрульными пришел?

– Ха! Дурочка ты еще, хоть и бурговедьма, – беззлобно рассмеялся Стиаз. – Ты думаешь, они бы ждали, пока он с тобой бы тут развлекался? Расслабься, это был неофициальный визит. – Он с насмешкой посмотрел на связанного бургомистра. Тот то ли удивленно, то ли обиженно поднял брови, и его лицо стало таким, что его стало даже жалко.

Спустя минут двадцать Криния с бумагой об успешной отработке трехлетнего практикума в должности бурговедьмы была практически насильно выставлена с вещами за дверь своего ичужбургского дома. Стиаз посильнее затянул на бургомистре веревки и завязал ему рот покрепче, а потом тоже вышел вслед за ведьмой. Она растерянно окинула взглядом красно-оранжевые кроны, и мощеную дорогу, и кукольные домишки, но ноги словно приклеились к крыльцу. Она обернулась и прошептала:

– Тебя повесят!

Но Ардат совсем не разделял ее драматичных переживаний. Он только рассмеялся в ответ:

– Нет, у меня другие планы на жизнь. Иди давай. Иди, ты же в Кадиум собиралась.

Криния не двигалась. Она смахнула слезу, чтобы Стиаз не видел, и подняла на него глаза:

– Ардат, то любовное зелье... Вернее, те любовные зелья... Они не работают.

Он взял ее за плечи и снова рассмеялся:

– Прекрасно! Зачем мне это знать? Это им ты должна объяснять.

– Просто чтоб ты знал.

– Тогда отдай шкуры.

– Вот еще! – Криния в секунду стала прежней предприимчивой бурговедьмой. – От клиенток нареканий не поступало.

– Да если б они узнали, что ты дала зелье им обеим, они бы тебя на клочья порвали!

– Я дала клиенткам то, за чем они обратились, – поджала губки бурговедьма.

– Это деловой подход. Уважаю. То, что надо. А теперь иди уже отсюда!

 

Каблучки молодой бурговедьмы больше никогда не будут стучать по Каменной улице славного городишка Ичужбурга. Они поспешно отмеряют шаги до Кадиума. Только это почему-то совсем не радовало Кринию.

В поясной сумке были деньги и документ. В котомке были вещи и две роскошные шкуры. Можно было устроиться в Кадиуме так, как ей всегда хотелось. Только почему-то в этот самый момент ей вообще ничего не хотелось. В памяти плыл тучный бургомистр, который протягивал к ней свои руки с толстыми пальцами-сардельками, и золотозубый фермер, который мечтал жениться, и две влюбленные кошки, готовые уничтожить магией своего кавалера, только бы он не доставался другой. И еще в памяти плыл Ардат Стиаз, которого не сегодня-завтра должны, наверное, повесить. Сердце сжималось при этих мыслях, и никакие зелья тут не могли помочь.

– Ведьма! – кто-то бодро окликнул сзади.

– Бурговедьма, – по привычке буркнула Криния себе под нос, подзабыв, что никакая она уже не бурговедьма.

– Эй, ведьма! Криния!

На свое имя она обернулась. Ее догоняла телега. Недовольно фыркала запряженная в нее гнедая лошадка, подгоняемая... Ардатом Стиазом, восседавшим на козлах!

– Ну, что застыла? Давай влезай.

Кринии хотелось одновременно порадоваться, поострить и рассердиться на этого плута. Но выбрать, с чего же начать, и какие слова подобрать, никак не выходило. Поэтому она молча устроилась рядом с ним на козлах.

– Ты же не передумала ехать в Кадиум? Тогда нам по пути.

– А ты что забыл в Кадиуме? – уставилась на него Криния.

Ардат отдал ей вожжи.

– Ну-ка, подержи, – а сам стал шарить по карманам своей поясной сумы. Потом довольно извлек темный комочек величиной с грецкий орех. – Вот! – с гордостью продемонстрировал он это Кринии. – А еще вот, смотри! – Он перегнулся назад, пошарил рукой в другой сумке и достал флакончик величиной с ладонь. В нем переливалась матовым светом светло-желтая жидкость. Кринии не надо было рассматривать подробнее, чтобы понять, что это такое. Два тонких, ясно различимых аромата сплелись и образовали дорогой, такой желанный для любой женщины шлейф. Вот это любовное зелье всегда работает безотказно! Криния восхищенно протянула, разглядывая сокровища:

– Откуда у тебя мускус и розовое масло? Это ж такие дорогущие штуки! И зачем они скорняку?

– Давно слышал, ты по зельям специализируешься. Да вот масло только на днях раздобыть удалось. Хотел предложить тебе подзаработать. Охотники, с которыми я по шкурам работаю, добыли для меня и мускус. А розовое масло купил сын одного из них, достал по хорошей цене на юге.

Криния стряхнула с себя восхищение – в ней снова проснулась предпринимательница.

– А как же шкуры?

Стиаз откинул край накидки и продемонстрировал добрую сотню лисьих шкурок.

– На первое время в Кадиуме хватит, как думаешь? – подмигнул Стиаз. Он прекрасно знал, что этого хватило бы даже и на второе, и на третье время. – Грязная работенка шкуры выделывать. Не для столицы. А мне всегда хотелось в столицу.

– А от меня ты что хочешь?

– Химик нужен, – буднично сказал он. – Парфюм делать. Не всё же тебе липовые зелья штамповать! – поддел он ее.

– Да если б я штамповала настоящие, ты бы сейчас не ехал в столицу!

– Ты бы тоже. Теперь мне нужен парфюмер. Ты – химик. С меня – доставка любых ингредиентов.

– Даже русалочьих слез? – хитро прищурилась Криния.

– Ну, до этого мы опускаться не будем, – дружески потрепал ее за плечи Стиаз. – Так что, ты в деле?

– Да! – бодро отозвалась Криния и довольно зажмурилась, шумно втягивая носом воздух. От Ардата пахло мускусом и розовым маслом. Это было почти готовое любовное зелье.

 


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 6. Оценка: 4,67 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...