Я Эдуард Смирнов, аспирант Института востоковедения РАН. Специализируюсь по древнему Китаю.

Просматривая сообщения электронной почты, неожиданно наткнулся на приглашение. Некий Павел Артемьев предлагал мне экспедицию в места древнего Китая в качестве переводчика и знатока байхуа* и вэньяня*.

Я созвонился и поговорил с соискателем. Павел хорошо владеет многими китайскими темами, имеет школу, продвигая одно из направлений Цигун. Назначением экспедиции он обозначил «поиски мудрости древнего Китая». На вопросы, каким образом и где конкретно; он сообщил место — провинцию Сычуань, а также характер поисков — общение с местными долгожителями. Численность экспедиции вместе со мной — шесть человек (он, я и его ученики). Была названа приличная сумма вознаграждения. Отдельно расходы на транспорт и питание Артемьев брал на себя.

Для меня, аспиранта предложенные деньги выглядели заманчиво. К тому же я подумывал, где и с кем провести четырёхнедельный летний отпуск. Знакомые предлагали ленивые отели Турции, либо дикие спуски на байдарках. И то и другое меня мало интересовало, и мыслями я уже начал склоняться к предложению Павла. Окончательную лепту в моё решение внесла рекомендация одного уважаемого профессора Института, год назад ушедшего на пенсию. У него были многочисленные связи по восточным темам (особенно по Китаю) с разными интересными людьми не только академически-научного толка. Оказывается, Артемьев был хорошо знаком с профессором, и тот рекомендовал меня.

 

Аэропорт Чэнду встретил нас безоблачным небом, ослепительным солнцем и свежим горным воздухом. Уже через час мы на маленьком грузовичке плюхались по грунтовым каменистым дорогам, проезжая деревни и малочисленные (даже по российским меркам) поселения. На четвёртый час пути тряска перестала нас веселить и уже раздражала. Людные места перестали попадаться. Горы, камни, сопки маленькие речушки с опасными мостиками. Если б не тряска и жёсткая подвеска грузовика, всё это выглядело бы для нас мило и романтично. На седьмой час пути, когда терпение у нас стремилось к нулю, грузовик резко встал. Горы остались позади. Перед нами открылась необъятная, красная от маков степь. На горизонте опускалось большое солнце. Машина дальше ехать не могла. По команде Артемьева мы вылезли из кузова, вытаскивая оттуда наши вещи, и двинулись по красному полю навстречу солнцу.

Всеобъемлющее спокойствие и величественная тишина проникала здесь в каждого. Казалось, что так было и будет здесь всегда.... Но всё нарушилось в ближайшие пять минут.

Неожиданно с севера поползла чёрная туча, быстро пожирая синеву и ровно над нашими головами небо разделилось пополам, на чёрно-серую и голубую половины. Прилетевший резкий северный ветер нагнал пыли и сухой травы, врезавшись в наши разгорячённые солнцем тела. Развернувшись, он закружил вихрь прямо в центре нашей группы. Усиливаясь, он рвал наши одежды и разбрасывал поклажу, грабительски унося её в дали. Мы уже не могли стоять. Первой унесло нашу единственную девушку Аню, предварительно сорвав с неё очки. Артемьев, быстро схватив меня за руку и, повалившись на землю, кричал всем, чтобы сцепились друг с другом руками и легли на землю. Но и это не помогло. За Аней полетели легковесные Артём и Илья, а крупный бородатый весельчак Семён, протягивая руки вперёд, рвался к нам, пытаясь пересилить потоки воздуха. Ветер оказался сильнее, и Семён, откинувшись, сдался потоку и также был вынесен. Наконец, разбойничий вихрь взялся и за нас с Павлом. Поток воздуха, подобравшись снизу, приподнял нас животами вниз и понёс, кружа нас, как флюгер. Мощная центробежная сила инерции расцепила наши пальцы, и мы налету расстались, следуя игре стихии...

Очнулся я в китайской хижине. Блики солнца, благостная атмосфера и насыщенный июльский аромат сухих трав вместе создавали уютное и комфортное состояние. Находясь здесь впервые, я почувствовал это окружение совсем своим, как говорится, в доску. Звуки частого постукивания скорее напоминали кухонные хлопоты. Поднявшись и заглянув в другую комнату, я обнаружил старого китайца, умело нарезавшего свежие корешки, используя нож как тяпку. Старомодно скроенный танчжуан*, гладкая лысая голова и острая китайская бородка говорили о почтенном возрасте. Жаль, что не было Артемьева. Китаец представлял, как раз такой типаж, за общение с которыми он направил сюда экспедицию.

Увидев меня, старец подошёл к китайской печке кан и взял мне чашку, называемую у них чабэй. В ней был ароматный травяной отвар жёлто-зелёного цвета. Целительная жидкость быстро вернула активность и ясность мысли, и я начал разговор. Хозяин говорил на старом вэньяне. «Мастер Чой», — представился он.

Мастер Чой вёл уединённый образ жизни, но не был сознательным отшельником. Он ни от чего, и ни от кого не прятался. Его невозможно было чем-то смутить или напугать. Понимая тонкий юмор, он редко шутил и никогда не смеялся. От частых вопросов о его возрасте он умело уклонялся. Нельзя было понять, как ему это удаётся. Не ответит, но почему-то собеседник об этом, то ли забывает, то ли перестаёт интересоваться. В самом конце нашей встречи я случайно узнал, что Чою чуть менее... восьмисот лет! Узнав об этом, я понял, кого мне щедро подбросила судьба. Он был не только мастером, он был сенсеем в самом широком смысле слова, народным целителем, духовником и мудрецом. Артемьев наверняка позеленеет от зависти, когда узнает, с кем я жил и общался аж несколько дней.

Вечерами я с трудом выкраивал у мудреца-долгожителя минут пятнадцать-двадцать и задавал разные философские вопросы. Его ответы часто вызывали у меня добрый смех. Отвечал он совершенно про другое, но удивительным образом собеседник не только находил ответ, но и узнавал о себе, как будто посмотрел в волшебное зеркало. Китайский Сократ, не иначе. Ни разу я не слышал от него оценки чего-либо. Он говорил только то, что видел своими глазами и ни в грош не ставил домыслы, мнения и авторитеты. Однажды я его так достал «почемучками», что он обещал ответить на любую из них, не уклоняясь, лишь бы вопрос был последним. Подумав, я начал прорабатывать и формулировать решающий вопрос. Почуяв, что я не отстану, он настоял, чтобы я хорошо поел. Он приготовил рис с жирной рыбой, напоил меня особым отваром и уложил на кровать.

- Мастер Чой, я хочу знать, кем я был в прошлых жизнях.

- Этот вопрос мне задают почти все гости с запада. Одна жизнь — это секунда от настоящей жизни, это твоя тень. Ты хочешь узнать тень или ты хочешь узнать её хозяина?

- А кто хозяин моей тени?

- А ты как думаешь?

- Мастер Чой, вы же обещали хоть раз не уклоняться!

- Что ж, отклоняться не будем. Сам всё увидишь, узнаешь и поймёшь.

Он стал втирать мне в лицо и шею какую-то пахучую, слегка маслянистую жидкость, и подушечкой большого пальца нажал на точку рядом с сонной артерией...

 

* * *

Как же я попал в чудный лес?! Как в компьютерном мультике, оттенки зелёного поражали своей яркостью и насыщенностью. Стоял ясный день с лазурно-голубым небом. Солнце скрывалось. Деревья с нашей климатической полосы разбавляли тропические пальмы огромных размеров, обвешанные гирляндами ползучих вьющихся растений. Не смотря на обилие деревьев, ползучим их явно не хватало. Они часто свисали и захватывали в плен соседние пальмы, дубы и сосны. Буйство растительности не было запущенным. Пара дорожек-тропинок были чётко оформлены. Имелись речка-ручей с водопадиком и большими валунам, а также прибрежное очищенное пространство с песком и небольшими камушками. На этом бережку я и оказался.

За стекающими струйками водопада образовался каменный грот, как чёрная дыра, занавешенная накидкой паутины со сверкающими на ней капельками. Не удивился, если бы оттуда зловеще засветили огоньки глаз какого-нибудь монстра. Так и вышло, но глаз был один. Он заморгал и большое чёрное существо вывалилось их грота и лохматыми ножками стало перемещаться в моём направлении. Странно, но этот, казалось бы, грозный паук меня совсем не испугал. Я понимал, что попал в ненастоящий мир, а во сне всё возможно. Реальность неведомым образом генерирую я сам из своих недр сознания. Может, точнее было бы назвать «недра бессознательного».

Неожиданно подплыла огромная черепаха. Пока паук отвлёк внимание, и я не видел, откуда она взялась. Нижняя плавучая платформа её панциря давала возможность головке быть высоко над водой. Маленькие толстые лапки не были похожи на средства водного передвижения. Управлял черепахой, как судном, огромный карп, медленно бьющий хвостом.

Спектакль с такими артистами и декорациями обещал быть интересным. Паук разминал поочерёдно свои ноги, не обращая на меня внимания. Черепаха же, напротив, выпучила свои жёлтые глазёнки и пялилась, будто гипнотизировала. «У неё глаза такие же узкие и хитрые, как у китайцев, — подумал я, — интересно, я могу попасть в гипнотический сон, уже находясь во сне?»

У черепахи получилось из лапок сложить жест рукопожатия. Она ослабила свой впечатывающий взгляд, и прогнула шею в поклоне.

- Привет, Человек. Надеюсь, ты сыт и здоров.

- Здравствуй, большая Черепаха, и я желаю всем того, — ответил я и сделал короткий поклон головой. Произнося «большая черепаха», вспомнил мультик про львёнка и еле удержался от шутки, чтобы не добавить: «а теперь покатай меня».

- А какая часть тебя желает мне здоровья, а какая — покатать? — я даже не успел дрогнуть, как был поставлен перед фактом, что мои мысли легко «прослушиваются». Странно, но это совсем не пугАло, и даже, наоборот, прибавляло ей авторитета. Я и раньше размышлял — зачем думать одно, а говорить другое.

- Вы очень наблюдательны и мудры, нюши* Черепаха. Думаю, что сначала это было из-за трусости. Кто-то побоялся произнести свою мысль. А потом это стало нормой и все привыкли.

- Что значит «нормой»? Если ты соглашаешься с трусостью, значит, ты трус! И не важно, что тысяча трусов так поступали до тебя. В результате они получают трусливое общество, из которого ты сбежал сюда. Что тебе от нас надо?

Я понял, что здесь не пройдёт ни ложь, ни попытка что-то утаить. Раньше я думал, что жить, когда твои мысли у всех на виду, как минимум, страшно. Однако, сейчас ощутил лёгкость от того, что можно открыто говорить без утайки. Как это здорово!

- Меня прислал мастер Чой. Мы с ним беседовали, и из-за моего непонимания он решил меня отправить к вам.

- Я так и думала. Последний чудак на твоём месте передумал возвращаться в Цинмин*. Он до сих пор остался мальчишкой-мечтателем. Кстати, вот, — она лапкой указала на паука. Тот стеснялся и что-то застенчиво процедил.

- Да, это я, простите, — он опустил глаз. Паук повадками напоминал застенчивого слонёнка из мультика с мартышкой, удавом и попугаем.

- Не бойся. Мы тебя ни в кого превращать не будем. Ты сам согласился на нижний класс и там задержался. Никак не можешь справиться с застенчивостью. Странно, что в Цинмине она считается симпатично-умилительной. На самом деле, застенчивость — это тайна, а где тайна, там обычно прячутся нехорошие делишки и нечестные людишки. Он никак не может этого понять!

- Нюши, я это знаю... — нерешительным голосом начал оправдываться паук.

- Нет. Знать и понимать — это разные вещи. Знание — это пыль на твоей памяти, а понимание — это то, что уже не отнимешь, это ты и есть. Пыль стирается, а понимание остаётся твоим вечно. Если бы ты понимал, ты не был бы здесь пауком.

- Вы тоже пришли сюда от мастера Чоя, уважаемый Паук? — спросил я.

- Да. и уже давно. И хотя времени здесь, можно сказать, нет, но полагаю, что прошло лет пятьдесят... ну, я чувствую, что столько, — закончил он после строгого взгляда черепахи.

- Тебя послал Чой, чтобы ты понял, кто ты есть и узнал своё настоящее «Я», — начала новую мысль черепаха, уже обращаясь ко мне, — иначе тебе не о чем с ним беседовать. Ведь неизвестно — какое из тысяч «я» с ним разговаривает. Ложное оно или истинное? Но тебе повезло, и чтобы не терять времени, он тебя послал узнать, кто ты есть.

- Вы правы! Вспоминая разговор с мастером, понимаю, что с ним говорил не только я, но и мои родители, друзья и даже авторы информации, которую я собирал в библиотеке и интернете. В моей речи они всё время выскакивают помимо моей воли и пользуясь моим языком, вступают в общение.

- Что ж, Сюэшэн*, уже не так всё плохо. Ты видишь, где сидит воробей, а это уже пол дела. Ответь на вопрос: кто ты?

- Мне кажется, когда я был совсем маленьким, то я это знал. А потом начал слушать, что говорят другие и потерял себя в их мнениях и оценках. Ещё я помню, что я долго смотрел в зеркало и пришёл к выводу, что то, что я там вижу — не есть я. И малышом, дурачась в одиночку, когда мама надолго уходила из дома, сотни раз повторяя своё имя, я понял, что этим именем не являюсь. Имя, фамилия — это мой ярлык в мире, как впрочем и тело...

Черепаха хитро прищурилась и взглядом показывала, чтобы я продолжал. Паук тоже слушал внимательно. Впрочем, это было всё, о чем я смог вспомнить и рассказать. После паузы взгляд черепахи был уже ласковым.

- Отлично, Сюэшэн. Мы поработаем. Болтать можно долго. Понимание приходит не от болтовни, а от дела. Лью, помоги!

Карп, махнув здоровенным хвостом, подняв столб брызг, резко метнулся и боком толкнул большой валун у берега так, что тот, вопреки законам физики, покатился и прижал к земле одну из лап паука. Паук попытался её вытащить, но окрик черепахи заставил его принять это фиксированное положение. Затем карп Лью, отплыв далеко, со всей прыти понёсся к нам и перед самым берегом, где обречённо стоял бедняга паук, резко развернулся и ударил большим хвостом. Тот вскрикнул от боли и неожиданности и был отброшен к кустам. Лапка осталась прижатой камнем и дёргалась, беспорядочно сгибаясь в трёх суставах. «А-я-яй!» — каким-то чудом пищала оторванная лапка. Паук глядел в пустое место тела, откуда несколько секунда назад начиналась одна из восьми его ног.

Кто-то должен был навести порядок и внести ясность. Неудивительно, что им оказалась черепаха.

- Потерпи, дружок. Не захотел принять знание через чужой опыт, получай через свой, — обратилась она к пауку, — а у вас (обращаясь уже ко мне) появилась пища для размышления. Будь смышлёным, чтобы потом не пришлось вырывать у тебя ногу. Тот, которого мы называли Пауком, где он? Покажи.

Я показал на паука. Всё это время оторванная мохнатая нога дёргалась и что-то пищала.

- Я не понял вас, нюши.

- А тогда это кто? — не обращая внимание на мою последнюю фразу, пафосно спросила командирша, указывая на бывшую лапку паука.

- Это оторванная лапа.

- А раньше мы его называли Пауком, а не «Паук плюс лапа». Лапа была его частью? Почему сейчас из двух частей Пауком мы называем только бОльшую из них?

- Вы хотите сказать, что лапа тоже претендует на звание Паука?

- А давайте спросим у неё.

Лапка сумела вырвать нижний ходунок из-под камня и теперь плясала и пела задорную песенку «ножка, ножка, попляши».

- Мм... нюши Лапка... простите, как вас называть — по-мужски или по-женски? Кем вы себя ощущаете?

- Я Паук. Наконец-то я освободился от этого большого тяжёлого и занудливого мешка. Теперь мне никто не мешает прыгать и танцевать. Почему все называют пауками монстров, держащих нас, весёлых паучков, по восемь штук и управляющими нами, как марионетками, для своего передвижения. Называйте меня Ву Дао Жужу.

Лапка вызвало у меня замешательство. Я понимал, что это чушь, но не мог её логически опровергнуть.

- Ну, нет. Это глупо. До чего мы дойдём, если каждый постриженный волосок с моей головы будет претендовать на право называться мной?

Я представил клочки волос, оставленные в последний раз на полу парикмахерской, которые в мусорном ведре начали воевать за право называться мной. А потом победитель и его свита волосков отправляются ко мне на аудиенцию, чтобы предъявить мне права на то, что я — это уже не я, а он. Такой зигзаг фантазии меня рассмешил. Со мной улыбалась и черепаха. И даже Лью стал сильнее бить хвостом и ртом пузырить воду. Один травмированный паук стоял, отвернувшись от дурашливого Жужу и думал.

По классике жанра, возникшую каламбурную реальность несомненно должен был разрешить какой-нибудь мудрый сенсей в кимоно с иероглифами, с седой бородкой и обязательно китаец. Подходяще бы выглядел в этом качестве мастер Чой. Но в нашем случае сенсеем была черепаха. Долго её ждать не пришлось..

- Глупость живёт долго, если никто не возьмёт на себя ответственность её разоблачить. Мы сейчас же все идём в подземное царство к моей сестре Ню Гуа* за мудростью и опытом.

Я, было, открыл рот, но черепаха обладала такой убедительностью, что данный призыв не обсуждался. Паук, слегка прихрамывая от потери лапки, высоко поднимая из воды ноги, перемещался к гроту в сторону водопада. А карп Лью подогнал ко мне черепаху и пригласительно махнул хвостом. «Интересно, — подумал я, — здесь так сбываются мои мысли? Я же хотел покататься на черепахе в самом начале истории. А если бы мне тогда не пришла эта мысль, у спектакля был бы совсем другой сюжет?». Замыкала водную экспедицию скачущая лапка. С глубиной амплитуда её прыжков увеличивалась. Она первой миновала струи водопада и с разбегу запуталась в паутине, откуда торчала и манила нас к себе кончиком.

Быстро проскочив струи воды, мы подплыли к гроту, где паук выпутал свою бывшую конечность и по-хозяйски отодвигал занавеску из паутины. Черепаха, выставив вперёд лапы, уткнулась в прибрежные камешки. Вежливый паук, подогнув задние ноги, подал мне переднюю для опоры. Хоть это и выглядело смешно и старомодно, но оказалось кстати. Перед нами была чёрная дырка, в которую мы вряд ли бы пролезли. Паук в неё втиснулся и со свистящим звуком велосипедного качка начал раздувать свой объём, расширяя вход. В нарастающем темпе звучал жуткий гул, как будто землю что-то страшно сотрясало. Успокаивали только решимость и непоколебимость моих новых друзей, которые, то ли не слышали, то ли не обращали на это внимание.

Наконец, паук «раздул» вход до нужных размеров и плавно начал проникать внутрь. Вход задрожал. Черепаха командным голосом что-то взвизгнула. Мы с карпом и лапкой пулей сорвались с места. Жужу пролетела первой, за ней нырнул я, а Лью особыми рыбо-змеевидными движениями проскользил по суши в грот. Вход стал засыпаться, и замыкающую нас черепаху слегка придавило камнями. Я взял её за обе передние лапы и рывком втянул в пещеру. Вход завалило окончательно. Нас окутал мрак. Рядом пыхтел и с чем-то возился паук.

Вдруг резко зажглись огни расставленных повсюду факелов и мы увидели вымощенную гладкими камнями дорогу. Над нами нависало огромное пространство с куполообразным светлым потолком, на котором летали тени причудливых птиц, драконов и духов в виде возникающих и пропадающих человеческих лиц. В тишину плавно вкрадывались завывающие жутковатые звуки. Мои друзья преобразились. Карп Лью превратился в Лу Тина*, человека-рыбу. Черепаха стала своеобразным драконом Биси*. Внизу у неё были крепкие и широко расставленные когтистые лапы, а сверху на могучем торсе находилась маленькая драконья голова, как на тарелочке. Этот дракон был похож на массивного борца, подтягивающего свой пояс, в результате чего нижняя и верхняя часть как будто наливаются объёмом и силой. Паук же преобразился в худенького студента. Мощные линзы очков заставляли его морщиться. Было затруднительно определить его возраст. Физиогномия* вряд ли бы помогла раскрыть черты его характера. Я понял, что именно в таком виде он попал к мастеру Чою, а уже здесь стал пауком. Впрочем, слово «здесь» уже не годилось. Пауком он был снаружи, а тут был другой мир. Лапка превратилась в паучка. Видимо, этот мир учёл её давние мечты, о которых она высказывалась на берегу. «А как преобразился я?» — мелькнула мысль, но затерялась в ярких ощущениях стремительного потока необычных событий.

Вдруг перед нами возникли грозные привратники подземного мира Годзу и Медзу*. Годзу сложил руки на груди, а Медзу держал их копытами в стороны, преграждая нам путь. Освещение факелами было недостаточным, поэтому многие места были тёмны и недоступны зрению. В каждом таком месте неожиданно мог появится какой-нибудь колоритный персонаж. Так и случилось. Из тёмного закутка медленно вывалился огромный чёрный дракон. Засмердело падалью и сыростью. Дракон кряхтел, облизывался и даже выпустил отрыжку. Охранники стояли в своих позах, не обращая на него внимания. Годзу выставил бычью голову вперёд рогами, его глаза налились кровью и просачивалась слюна. Медзу закрутил головой, подыгрывая руками, словно готовился к танцу.

- Кто? Зачем? — прорычал грозный Годзу под пронзительное ржанье Медзу.

- Мы идём к моей сестре Ню Гуа и ведём новичка от мастера Чоя, — привратники подземного мира застыли и чего-то явно ждали. Смердящий и противный дракон вдруг преобразился в Дилуна* и встал на дыбы. Его жёлтые глаза сверкали, а кольчуга из зелёно-коричневой чешуи ощетинилась.

- Добро пожаловать в подземный мир, — прорычал Дилун и, бросив на меня грозный вызывающий взгляд, растворился в воздухе, как оптическая иллюзия. Привратники, отойдя в стороны, разрешили нам следовать по дороге.

Мы спешили. Только бывшая черепаха, ставшая Биси, передвигалась медленно. Приходилось сдерживаться и поджидать, когда её тумбообразные лапы отмерят нужные шаги. Дорога была лабиринтом с резкими поворотами. Взору открывались разные виды. Пройдя стойбище лежащих у водоёма драконов, мы попали в дворцовый зал. Многочисленные мелкие фигурки, вензеля и узоры в золотом исполнении покрывали все стены дворца. Вверху и внизу по стенам, в нарушение геометрического порядка, торчали искусно выгнутые в форме ветвей канделябры с зажжёнными свечами. Потолок был выложен лазурной мозаикой с изображениями птиц и драконов китайской мифологии. Дорога здесь закончилась, а двери, входы и выходы отсутствовали.

Примерно через час поисков выхода очкарик запнулся об золочёный рычажок на полу и вскрикнул от боли и неожиданности. Биси оживилась.

- Тяните его. Тяните... вниз... в разные стороны попробуйте.

Студент спешил, суетился, дёргал рычаг. Я хотел помочь, но Лу Тин, отстранив нас своим чешуйчатым телом, умело передвинул рычаг в нужном направлении. Заиграла китайская пятинотная мелодия. Оказывается, одна стена была фальшивой и представляла из себя мастерски расписанный занавес, который падал и растворялся в воздухе от действия рычага. Нашему взору предстал абсолютно белый мраморный мавзолей изнутри с двенадцатью чёрными дверьми. В середине на постаменте из мрамора росло персиковое деревце, на котором извивалась зелёная змея с лицом красивой девушки. Большие завораживающие глаза Ню Гуа превращались то в хищный взгляд, то в блаженный закат томности или грусти. Её длинное тело обтекало ветвистый ствол то вверх, то вниз. Очи сверкали космическими лучами, нацеленными, как мне казалось, на меня. Жужу впервые заткнулась и стояла как вкопанная, поражённая увиденным.

Музыка плавно меняла характер, наращивая ритмичность. Движения Ню Гуа становились более импульсивными. Музыкальный ритм пульсировал, а змея фиксировала перед отдельные завораживающие кадры с разной симметрией расположения своего хвоста и гипнотическим взором. Свет в зале побелел, как под Луной, и всё стало чёрно-белым, как в старом фильме. Состояние сюрреализма и призрачности происходящего овладело мной.

Внезапно свет пропал и мы погрузились в полный мрак. Мы ждали, боясь пошевелиться. Вдруг возникла яркая подсветка постамента, как в театре. Но вместо дерева мы увидели плетёный трон, где красовалась и светилась великолепная Ню Гуа в царском голубом платье. Из змеи она преобразилась в красивую властную царицу. В волосы была искусно вплетена корона с бриллиантами, похожими на хрусталь. Трон представлял природную комбинацию узоров ветвей-завитушек и украшен бело-розовыми цветами и листьями.

Возникла пауза. Царствующая Ню Гуа смотрела сверху, слегка улыбаясь и давая понять, что слово за нами.

Мы, слегка ошеломлённые увиденным, покосились на Биси, которая с улыбкой и восторгом смотрела на свою сестру: «Моё восхищение!. Твоё обладание растёт неимоверно, в чём я убеждаюсь с каждой встречей». Ню Гуа глазами дала сестре подтверждение и продолжала выжидать.

- Ты правильно поняла, что я привела очередного ученика мастера Чоя, — брови царственной красавицы приподнялись в удивлении. О, как я ждал, что она обратит на меня внимание! Однако, удивление было этикетом вежливости, опять же, с целью побудить собеседника продолжать. — Юноша ищет своё настоящее «Я», и близок к истине.

Мгновение, и она перевела взгляд на меня и сразу вернула его Биси. «Она, верно, мастер невербального общения», — подумал я, чётко расшифровав этот жест: Ню Гуа велела дать мне слово.

- Приветствую вас, нюши Ню Гуа! Позвольте выразить в моём лице огромную благодарность от всего человечества. Я изучаю китайскую мудрость и знаю, что сейчас имею честь обращаться к самой Нюйве*. Я вас узнал. Много тысяч лет назад вы спасли нас от потопа, а также в садах Фу-ди* помогли возродиться человечеству...

Ню Гуа открыто улыбалась мне. Однако, в середине приветствия я почувствовал, что несу чушь и мои слова начали затухать. Я понял, что облажался и выгляжу болваном. К этому времени лапка-паучок уже шалил и ползал по всему пространству, издавая звуки и смешные фразы. Лу Тин, как постовой стоял по стойке «смирно», а очкарик, присев на корточки, хлопал глазами, мало что понимая. Биси помогла мне.

- Сюэшэн хочет сказать много и теряет главное..

- Да, нюши Биси, я случайно попал к мастеру Чою и, пользуясь этим, хочу получить мудрость. На первых шагах я столкнулся с вопросами: где моё истинное «Я», и что такое это «Я»? Это фундамент моей личности. Без этого я не смогу идти по дороге знания и с пониманием общаться с такими мастерами, как Чой, вы и ваша сестра Биси. Правда, с ней я нахожу понимание, Спасибо ей...

Опять я сворачивал не туда, но главное донести мне удалось. Ню Гуа также смотрела на меня. В этот момент показалось, что у неё есть решение. С начала царского преображения с моими внутренними чувствами происходили метаморфозы. Творческая жажда знания и деятельности менялась на жалость к себе, которая перекатывала в эстетику, а затем в ужас и оцепенение, в любовь ко всем и, наконец, в решимость на подвиг. Внутри я не ощущал стабильного, крепкого начала и царица легко могла играть моими настроениями и даже мыслями. Несмотря на её молчание, я чувствовал двустороннее общение с ней на уровнях мыслей и эмоций. Не в силах долго смотреть на неё, я только сейчас обратил внимание, что цвет её шёлкового закрытого платья изменился на красный, а музыка приобрела чёткий характер военного марша, затрагивая в душе слушателя патриотическую нотку. Свет в зале тоже делал светлые вещи красными. Чернота и краснота вытеснили всё остальное. Я чувствовал позыв к решительным действиям, но не знал что делать. Ради Ню Гуа я готов был свернуть Гималаи. Но я знал, что именно она управляет моими внутренними импульсами и знал им цену.

Наконец я услышал голос великой Нюйве в образе чародейки Ню Гуа. Является ли он продуктом её голосовых связок или телепатически звучит только в моей голове? Впрочем, это неважно. Ведь Биси тоже может видеть мысли и общаться, в отличии от остальных, что меня вполне устраивало.

- Посмотрите на чёрные двери, Сюэшэн. Идите в первую и победите своего дракона. Будьте тем, кто вы есть. Только сила твоего несогласия пойдёт в счёт, остальное — ложь.

Вложенный в военную музыку патриотизм брал меня за душу. Цветовая гамма опять упростилась до чёрно-белого варианта. Королева грозно и решительно восседала на троне. И тут раздалась та самая молния, сопровождаемая оглушительном грохотом. Я почувствовал неимоверную силу и прибавил в росте метра два. В руке у меня был меч, а тяжёлые доспехи туго сжимали мои части тела, стимулируя мою мощь вырываться наружу. Всё видимое пространство разделилось на чёрную и белую половинки. Как в супрематизме, чёрное полупространство оформилось в прямоугольник на белом фоне. Это была заветная дверь, которую я решительно дёрнул на себя.

Вторично ударила молния с громом, и я оказался под мощным ливнем на маковом поле, откуда я попал к мастеру Чою. Вода заливала всё, образуя жёлтое мутное болото с редкими островками суши с кашей смешавшихся цветов, травы и грязи. Ливень сменил моросящий дождь, и я выбрал точку опоры, ступив на наиболее крупный кусок земли. Чёрные тучи общались друг с другом с помощью молний и грома. В небе возник железный дракон. Мой островок оказался горной вершиной, и чудище непрестанно атаковало меня, пытаясь с лёту сбросить со скалы, поразить огнём или проткнуть тысячей выпущенных шипов. Я выстоял и убил дракона мечом в сердце...

Но это было только началом нашей боевой эпопеи. На следующий день ко мне на гору взобрался мастер Чой и начал уговаривать спуститься вниз и уехать домой. Я чуть было не согласился, но возникшие у меня провидческие способности распознали фальш. Я увидел в образе мастера коварного змея и вспомнил заветные слова моей царицы. Я снова пронзил дракона, но каждый раз он возвращался в том или ином образе с неизменным намерением свергнуть меня с вершины с помощью силы или коварства. Я знал, что на самом деле идёт очередной поединок и чётко видел слова Ню Гуа на волшебных скрижалях. Постепенно переставая что-либо помнить, я возвёл эти скрижали в единственный, оставшийся мне из прошлого, постулат*.

Прошла уже вечность. Дракон сменил тысячу личин и сейчас пребывал в образе жёлтой Хули-Цзин*, рыжей девушки с аппетитными формами тела. Она льстила и соблазняла меня. Прошло сто лет от начала нашего поединка. И вот уже в тысяча первый раз он проверяет меня на прочность в очередном образе. Как часто бывало в таких поединках, в какой-то момент я начинал вестись на обман, а в силовом варианте впускать в себя страх. В этот раз я был атакован женским восхищением, переходящим в безумное чувство похоти. Теряя голову от искусно оголённых грудей и ягодиц, я уже готов был бежать за ней вниз по горной тропинке, но постулат сработал, и образ моей святой скрижали со всей ясностью встал на пути моего внимания.

«Значение имеет статика. Остальное — призрачная ложь времени, которого нет», — вспыхнуло у меня в голове и меня перенесло в зал царицы Ню Гуа, где всё это время пребывали мои знакомые.

Так я вошёл и вышел из первой двери, победив своего дракона и пополнив сокровищницу моего понимания. «Когда я вижу нечто, как есть, то оно перестаёт существовать», — сформулировал я очередное озарение.

Ню Гуа также величественно восседала на троне. В прямом взгляде я встретил мудрость и удовлетворение, и уже не отводил глаза. Это неимоверно ободряло мой дух, а бывшая скромность испарилась, как будто и не было. Паучишка Жужа уже плясала на моём плече, смешливо попискивая в ухо. Биси положила свои слоновьи лапы на мои плечи, а карп Лью по военному отдал мне честь. Только очкарик сидел, покраснев и обиженно отвернувшись. Все его скорбные мысли были на виду. У меня открылась способность видеть мысленные картинки людей. Он пребывал в тёмном диапазоне эмоций, что говорило о самообесценивании, разочаровании и безысходности. «Мне надо обязательно о нём поговорить с мастером», — сделал себе в мыслях заметку на будущее. Мои доспехи и увесистый меч растаяли, освободив моё тело. Я ощутил огромное физическое облегчение. Мой рост опустился до первоначального, а внутри я ощущал крепкий фундамент божественной статики, вытеснившей мои страхи и неуверенность.

Впервые Ню Гуа по-женски, оценивающе посмотрела на меня, как на мужчину.

- Я всегда рада встречать из первой двери окрепших мужчин, непоколебимых воинов. Их крепость не в мясных мускулах, а в едином духе. Чтобы окончательно разобраться в этом, я тебя пошлю к нашей тётушке Цзы-Гу* во вторую комнату. Там у неё интересная мастерская...

Убедительная речь моей госпожи уже толкала меня ко второй чёрной двери, и я не сопротивлялся.

Мастерская оказалась мерзкой, вонючей и напоминала ни то скотобойню, ни то морг. В середине стояли стояки, на которых лежали голые, неприкрытые трупы мужчин, женщин детей. По углам валялись трупы свиней, собак, овец и других животных. Полки по всем стенам были уставлены многочисленными баночками, колбами, жестяными коробками, пучками сухих растений и ещё кучей всяких химических, медицинских и аптекарских штуковин. Одетая в рваные, грязные лохмотья, Цзы-Гу была неряшливой старой ведьмой. Страшная худоба и гнилостный запах делали её крайне отталкивающей. Каркающим голосом она сразу определила моё желаемое поведение: никуда не соваться, сидеть смирно, слушать и понимать, не задавая глупых вопросов, а лучше вообще никаких. Она ворчала на всех: на меня, на племянницу Ню Гуа, на своего помощника-вампира Цзянши* и на весь, не только белый, свет. «Некогда мне возится с бездельниками. Усвоишь, не усвоишь мудрость — ступай, два раза объяснять не буду.

В мастерской оказалось несколько больших смежных комнат. Она позвала меня в первую. Там она преобразилась уже в аккуратную, зрелого возраста хозяйку с собранной копной на голове и в плотном длинном ханьфу* зелёного цвета. Чувствовалось, что колдовство и магия — обыденные элементы её быта, на которые она уже давно перестала обращать внимание.

В середине комнаты был зафиксирован человек с отрубленными руками, ногами, ушами и носом. Во многих местах с него была содрана кожа. Страшное чудище Таоте* рядом с ним жевало его плоть и снова облизывало, определяя место, которое можно было бы ещё содрать.

- Что здесь происходит? — спросил я, не взирая на предшествующее предупреждение, пресекающее вопросы. Такая откровенная живодёрня ввела меня в замешательство. Я не мог понять — к чему это всё. Каков смысл?

- Жалеть мясные тела — дело глупое. Вот сейчас он (она показала на несчастную жертву) — человек. Отрубили у него руку, ногу, а он им быть не перестал. Сколько ж надо у него отрубить и с него срезать, чтобы он им оставался?

«Вот это интересный поворот дела, — подумал я. — Так просто, пОшло, примитивно, и, надо признать, наглядно для понимания. Странно, что раньше мне эта мысль не пришла в голову». Человек корчился, пыхтел и фыркал, не имея возможности даже пожаловаться, так как язык был вырван. Прожорливое Таоте отделяло от бедняги первое ребро. «Наверное, отдав своё ребро он ещё останется человеком. На сколько его хватит?»

Цзы-Гу повела меня в следующую комнату, где посредине стояло четыре штатива с черепами и один полный скелет. Скелет внутри себя имел пульсирующее, разгоняющее кровь сердце и целую кровеносную систему ярко-алых, бурых, синеватых и близких к чёрному по цвету сосудов, сосудиков, артерий и одной кишкообразной аорты.Красные кровяные нити атаковывали ленивую массу печени и селезёнки, почки с надпочечниками, желудок с пожелтевшей плёнкой поджелудочной железы, а также лёгких с многочисленными трубочками бронх и трахей. Наконец, параллельно с шейными позвонками, множество красных, как будто, проводов шли кабелем и поочерёдно подключались к зеленовато-серому мозгу в черепе.

Кроме кровеносного дерева имелись зелёненькие расползающиеся плющем ветви нервов, идущие из позвоночника. Кем-то была придумана поддержка их расположения сложной нитяной трёхмерной системой. Также присутствовала воронка глотки с пищеводом и висящим мешком желудка, в который были воткнуты многочисленные по толщине трубки вводящего и выводящего характеров. Подобные прозрачные трубки окутывали скелет. По ним подавались разного цвета жидкостные растворы. Это уже называлось эндокринной системой. Все эти системы сходились и расходились в множестве точек, обмениваясь разной материальной субстанцией.

Штативы, соседи скелета в одном ряду, представляли из себя то же самое, но с каждым разом всё в более обеднённом порядке. Единственное, что было у них общего — это наличие сверху черепа. Следующий после скелета штатив отличался от него лишь отсутствием костной основы ниже черепа, искусно заменённой сложным металлическим аналогом. Последний представлял из себя простую вертикальную трубку и выходящим оттуда червячком нервных окончаний, вместо объёмной шапки мозга. Также болтались на нескольких трубках сердце, желудок и печень с селезёнкой. Сверху был нахлобучен череп.

- Вот история наших исследований. Сначала мы убрали у человека всё лишнее, без которого он очевидно сможет жить, если мы ему в этом поможем, вовремя подавать нужные и выводить ненужные вещества. Первоначально мы решили оставить почти все его биологические системы. Из-за очевидной ненужности были удалены половая система и часть пищевой в виде кишечного трака от желудка. Вот, что мы получили, — она ткнула учебной указкой в живого скелета. — Убедившись, что он полностью способен воспроизвести все свойства человека для того, чтобы им называться, мы продолжили эксперимент в направлении упрощения, и дальше избавляя его от биологической массы.

- И у вас получился червячок в трубке с подключёнными к нему мешками плюс кило ливера. Не иначе, как в насмешку, вы ещё насадили череп сверху. Это, по вашему, человек?!

- Да. Это так. Он способен существовать в материальной форме, а также мыслить, воспринимать, самоосознавать себя и иметь память.

- А для чего ему сердце и желудок? Тем более, с печенью и селезёнкой, если вы научились подводить и отводить ему нужные растворы? Может, и червячка в трубке хватило бы? Плавал бы себе в каком-нибудь питательном супе? Про череп я вообще молчу. Это явно шутка.

- Мы тоже так думали, Сюэшэн. Мы провели сотни опытов, и оказалось, что без черепа испытуемый полностью теряет главную способность самоосознавать. При этом качество его мышления, восприятий и памяти десятикратно ослабевают. Лишь биологическая сила жизни у него остаётся прежней.

- Невероятно! И почему так, нюши Цзы-Гу? В чём сила черепа?

- Мы прочитали много древних книг и поняли, что человек — это одновременно Гуй, дух умершего и тело, которое он выбрал для новой жизни. Так вот, этот Гуй живёт в голове, в пространстве черепа. Он там прячется и редко выходит наружу, пока тело живо и бодрствует. Вот почему испытуемый, оставляя себе череп, сохраняет главное человеческое качество.

Я был ошеломлён такой смесью материализма и духовным началом человеческой природы. Я, получается, это Гуй плюс мясное тело, которое он выбрал и взрастил. Нет. Тело — следствие. Я — причина. Я это Гуй, пристрастившийся к телам и меняющий их от жизни к жизни.

Голова очищалась от раннее полученных ложных данных. Понимание своего «Я» оформлялась в истинную, многогранную, цельную личность. Следовать дальше по комнатам мне уже было неинтересно, но учёная дама настояла на своём. Она преобразилась в молодую учёную даму весьма недурной наружности в строгом, монотонно-синем ханьфу.

В следующей комнате было три стеклянных колпака. Под одним была искусственная трубка с живым нервом и черепом. Под другим была та же трубка с подведёнными «ливером» (сердце, печень и селезёнка), но без черепа. Оказалось, что вариант без черепа обладает всеми свойствами высокоразвитого животного; а вот вариант с черепом Гуй перестал посещать и нервный червячок на искусственном вскармливании получил все свойства растения, за исключением размножения. Под третьим колпаком располагался продукт эксперимента в последней стадии. Как я провидчески выпалил ранее, в предыдущей комнате, передо мной плавал мизерный отросток нерва в питательном биологическом растворе...

Грациозная и жутко красивая Цзы-Гу выглядела на восемнадцать лет. Мне казалось, я всё понял, но она опять взяла указку...

- Мы обнаружили, что в каждом теле животного и человека ещё обитает мощный дух жизни. Он вращает энергию ци по всем контурам и следит за балансом энергии тела. Также он проникает в ум человека и диктует ему свои опасения по поводу здоровья. Весь его интеллект состоит только из памяти моментов боли и смерти тел, в которых он жил раньше. Обитает этот дух в сердце или животе — в желудке или в печени с селезёнкой. Многое из того, что он доносит, мы воспринимаем всерьёз, считая его мнение своим.

- Получается, что человек — это дух в теле животного. А это животное — дух в биологически пассивном теле. Два духа в одном теле! Один — Я, другой — дух моего тела, не Я.

Мне снова удалось воспринять тайну, как есть, чтобы она исчезла и перестала быть. Сверкнула и грохнула молния, и я снова оказался в мавзолее великих тайн нюши Ню Гуа. Ожидая приветствий и похвалы, совсем расслабил внимание. Великая царица решила не давать мне времени ни на церемонии прощания с моими друзьями, ни на подтверждение моих успехов. В одно мгновение я вылетел как пробка шампанского из подземного царства и плюхнулся в быструю горную речку. Я управился со своим телом, взяв его под контроль хорошо натренированными навыками плавания.

Было понимание, что чудо закончилось, и я должен найти мастера Чоя. Судьба состава экспедиции Артемьева после страшной стихии меня тоже волновала. Но ничем и никому из них я уже не смогу помочь и ни на что не повлияю. Поэтому было бы здорово сейчас найти мастера. Ещё чётко не сформулировав, зачем мне эта встреча, я был полностью убеждён в её необходимости. Приметив удобное место для высадки на берег, я направил все свои силы к нему и только-только увидел, как река резко ускоряется вниз, оставив мои попытки бесполезными. Чуть ниже вода собиралась на широкое водяное плато, как на блюдце, в котором она неслась кругом и ниспадала, о боже... в огромный водопад.

Как букашка меня пронесло по всему предсказуемому криволинейному маршруту и выбросило в водном потоке вниз с двенадцатиметровой высоты. В мгновение осознав своё положение, я вдруг как будто включил медленную съёмку. Мысль стала работать в сотни раз быстрее, а время во столько же раз замедлило свой ход. Луч внимания, как лазер, сканировал временной трак моей жизни.

Я увидел свой роддом, куда я попал летним ранним утром. Я шёл и знал, что должен сделать. Энтузиазма это не прибавляло и хотелось оттянуть этот момент. «Господи, опять то же самое! Как надоело!!!». Запрыгнув на балкон второго этажа роддома, я устремился по казённому коридору. Вдруг мерзкий животный дух ежом проскользнул внизу по полу. Теперь-то я узнал дух моего тела. В палате лежала пузатая мама, и я овладел её плодом, став ей сыном... — Через три часа мучений доктор, взяв меня на руки, громогласно сказал присутствующим при родах интернам: «обыкновенный здоровый ребёнок», заложив в меня постулат крепкого здоровья на всю жизнь... — В ясельках девочка взяла меня за яичко, было адски больно, у меня текли слёзы, но я боялся кричать. Потом за это я хотел мстить и делать больно всем девочкам, похожим на неё... — А в старшей группе воспитка взяла меня больно за ухо и покосившимся от злости лицом прошипела, чтобы никогда я не жаловался, как девчонка. И с тех пор я никому, ни разу не пожаловался... — А в первом классе я струсил подраться с одним наглым мальчишкой, подумав, что ещё успею, если мне надо, и дальше в жизни я всё время боялся с кулаками постоять за себя... — А во втором классе я подслушал маму с бабкой. Оказывается, они хотели сделать аборт, и мама тыкала спицей, чтобы меня убить. Я же это знал... — В шестом классе я влюбился в девочку и узнал, что такое счастье внутри. Я решил сохранить его на всю жизнь, и поэтому решил с ней не знакомиться, не общаться, а только издали видеть её и мечтать... — Летом, после окончания школы, моя мама попала в аварию и умерла. Со мной осталась примитивная деревенская бабка, и я понял, что теперь только я себе хозяин и надеяться не на кого. Будучи избалованным мамой, я очень быстро всему научился и стал взрослым... — Мне двадцать один. От меня ушла вторая в жизни девушка. Я её очень любил и не верил, что такое возможно. Я проревел два дня, а потом решил, что никто меня не сможет заставить лить слёзы. С тех пор я разучился плакать... — В двадцать три я захотел быть похожим на дядю Диму, бывшего боксёра, резко растолстевшего после большого спорта. С тех пор я поправляюсь, и это начинает меня беспокоить... — А сейчас я лечу вниз и на этом закончится мой путь. Я увидел во всех подробностях тысячи кадров, тысячи ниточек причин и следствий. Спокойствие и уверенность вернулись ко мне. К смерти тела я был готов. Внутренний тумблер переключился, и я увидел себя со стороны погружённым на три метра в воду. Странное чувство экстериоризации* было понято мной на уроках Ню Гуа. Я, как духовное существо, позволил себе покинуть мою черепушку и поглядеть на своё чадо-тело со стороны...

Замёрзнув от длительного пребывания в ледяной воде, я дрожал на берегу. Было раннее утро и солнца казалось мало. Огня я создать тоже не мог. Хорошо, что не было ветра. Тепло восходящего солнца через несколько минут начало ощущаться. Через полчаса я согрелся и погрузился в сон.

Проснулся я от резкого порыва налетевшего холодного ветра. Моё тело хорошо выспалось, я был бодр и лёгок на подъём. Дико хотелось есть. Странно, но рядом реки не было. Я опять оказался на маковом поле, куда нас привёз грузовик даже не знаю, сколько времени назад. Ветер поднимал вверх траву и пыль. С одной стороны, небо заволакивала чёрная туча; с другой, оно оставалось чисто голубым. Ударила молния, разделив пространство пополам. Грохнул гром. Возникло дежавю, и всё начало повторяться. Я увидел ливень, вихри... что это?!! Я вижу, как ветер швыряет артемьевских учеников... Вот и я со сцепленными руками с Павлом летим вертолётиком! Я вижу себя со стороны...

 

* * *

Павел в задумчивости медленно приложился к большой чаше настоящего китайского зелёного чая. Мой рассказ возбудил его до неузнаваемости. Всегда спокойный, успешный городской гуру, авторитет, не находил себе покоя.

- Ну, почему, почему не я попал к мастеру? Почему я всегда возвращаюсь ни с чем? Я больше других этого заслужил. Уже пять экспедиций! В четырёх из них случайным, казалось бы, образом кто-то обязательно попадал к мастеру, откуда возвращался просветлённым, как ты сейчас.

Я молча курил кальян в кафе на крыше под открытым небом и одновременно наблюдал за нами со стороны крыши соседнего дома. Я всмотрелся в Артемьева и мне всё стало ясно. Я вспомнил свою тайну в три года. Её никто не знал, кроме меня, что давало мне право считать себя исключительным. Потом я её забыл А сейчас, достигнув просветления первых шагов, она снова была моей.

Я-то сейчас её знаю, а он — нет. Вот, что нас отличает. Поэтому я попадаю к великому сенсею, а он кормит дух диетической пищей редких книг и старых заезженных статей...

- Смирнов, мы снова летим в Сычуань.
Авторский глоссарий (в алфавитном порядке).

 

Байхуа — сильно упрощённый вариант китайского разговорного языка, официально принятого в 1919-м году.

Биси — тяжеловесный дракон-черепаха. Часто используется в качестве фундамента и опоры. Символ надёжности и основательности.

Вэньянь — литературный культурный язык Китая до введения Байхуа.

Годзу и Медзу — привратники подземного царства. Годзу — человек с головой быка, Медзу — с головой лошади.

Дилун — земляной дракон, заведует морями и реками.

Лу Тин — человек с головой рыбы.

Ню Гуа — женщина-змея. Одна из ипостасей богини Нюйвы (см. здесь Нюйва).

Нюйва — одна из главных богинь, прародительница и хранительница человечества.

Нюши — уважительное обращение к особе женского пола, близкое к «госпожа».

Сюэшэн — студент, ученик.

Таоте — мифическое чудовище. Съедает всё подряд.

Танчжуан — китайская традиционная рубашка.

Физогномия — древнегреческая наука о связи черт лица с типами характера.

Ханьфу — женская традиционная китайская одежда.

Хули-Цзин — богиня коварства в образе девушки с головой лисицы.

Цзянши — вампир.

Цзы Гу — богиня отхожиж мест.

Цинмин (здесь) — обычный, реальный мир людей, животных, растений и неживых предметов. Часто ассоциируется с дневным светом.

Экстериоризация (здесь) — выход духа из тела.