Это случилось очень давно. В те времена ещё не было ни доблестных рыцарей в железных доспехах, ни смелых моряков в старых, пахнущих солёными водами, сорочках. Это случилось далеко-далеко, в месте, о котором не знал ни один светлокожий. Там, в густых чащах лесов, покрытых северным проклятием, время не шло своим чередом. Пожелтевшие листья рано опадали, гонимые неласковым ветром, и их сразу же заменяла своим гнетущим величием суровая зима. Холода наступали, погружая в сумерки всё живое и слабое. Эта история - одна из тех, о которых никто и никогда не вспомнит. Ну, а если кто-нибудь и осмелится рассказать её, над ним лишь посмеются и погонят прочь.

С порывом ветра пронесутся мои слова, рассеиваясь в холодном тумане. Задевая тусклые листья, давно уже мёртвые, они сольются с первыми пушистыми хлопьями из массивных туч, окрасивших небо в молочно-белый цвет, растворятся в нём, станут частью леденящих оков, властвующих над лесами в эту зимнюю пору. Эти оковы остановят время, погрузят в сумрак всё, что не успело надёжно спрятаться. Там, среди беснующейся вьюги, тишину нарушат редкие голоса. Они будут услышаны лишь на секунду, после чего зацепятся за острия ветра, который воссоединит с миром, что их породил.

***

Солнце заливало своим тёплым светом равнину. Травы полыхали в его лучах, отражавшихся в утренней росе. Люди, работавшие там, наслаждались небесным Богом, хоть и знали, что он улыбается им последний раз в году. Вскоре на смену свету придёт холод и тьма, вырывая жителей из привычного ритма жизни.

На поляне сидела девочка. Её тонкие руки с необычайной силой толкли непонятную массу в глиняном горшке. Она смотрела в сторону леса, раскинувшегося возле равнины. Брови девочки почему-то сошлись на переносице, а из носа вырвался обжигающий пар.

— Уна, сколько можно копаться с этим!? — из жилища вышла женщина. Она выхватила горшок у девочки из рук, и, поправив длинную юбку, зашла внутрь. Вновь послышался её недовольный голос, - Никакого толку от тебя нет. Родилась бы мужчиной, пожалуйста — уходи в свой лес хоть на всю зиму, - она снова вышла, придерживая юбку, — а сейчас изволь помогать мне. На, холода наступают, - она кинула девочке шкуру оленя.

Девочка, всё ещё хмурясь, накинула шкуру на плечи. Она снова посмотрела в сторону леса. Там, уклоняясь от колючих кустов, на равнину вышла группа мужчин. Их крепкие руки были опущены, некоторые копья в них были сломаны. Девочка подбежала к мужчинам, но никто словно этого и не заметил. Все шли, смотря перед собой, громко шаркая ногами. Навстречу им вышла та женщина.

— Снова ничего? — её длинная юбка развивалась на холодном ветру.

Они прошли мимо, не замечая и её.

— Не хорошо это, — морщины на лбу женщины в мгновение разрослись, — пойдём, — она махнула рукой одному из них, — у нас есть немного еды для тебя.

Как только они зашли внутрь, девочка перетащила тяжелый пень ближе ко входу; села, настороженно прислушиваясь. Из-за тонких веток, оплетённых старой древесной корой, не доносилось ни звука. Лишь изредка Уна слышала тяжёлые вздохи родителей. Наконец, через несколько десятков минут кто-то подал голос.

— Мы не переживём эту зиму.

Снова тишина. Хоть девочка и не видела лица матери, она представила, как теплый свет огня играет на её лице. В нём, в этом свете, каждое её чувство, каждая эмоция, становилась грозной тенью. Сейчас она точно хмурится - думает, что ответить. Её некогда густые брови, теперь лишь тоненькие ниточки, точно превратились в практически сплошную линию.

— У нас есть небольшие запасы...

— Да как ты не понимаешь! — он словно ждал этих слов, — всё в лесу замёрзло. Ягод там больше нет, дичь подохла, а волки лишь доели остатки, — он выждал мгновение, — будем молиться, чтобы они и до нас не добрались.

— И ты ещё смеешь такое говорить? — голос матери стал громче, — у нас растёт ребёнок! Мы должны заботиться о ней, а не опускать руки.

— Я так больше не могу, ты понимаешь, Тэлута!? — на секунду воцарилась тишина, - нам не справиться с этим так, - сказал он тише.

— И что же ты предложишь? — женщина усмехнулась.

Ответа не последовало, хотя мама Уны поняла его и без слов.

-Нет! - она зашипела. Внутри жилища что-то брякнуло и покатилось. - Не смей даже думать об этом!

Послышались тяжелые шаги. Мужчина поспешно вышел.

— А ну стой! — за ним, цепляясь за края шкуры на бёдрах мужчины, выбежала мать Уны. Мужчина схватил её за руку и посмотрел прямо в глаза. Его сухие губы медленно задвигались вверх-вниз.

На секунду женщина остановилась. Ветер дул в сторону леса. Туда же и направлялся глава семейства. Подойдя к первым деревьям, он разорвал руками свою поношенную одежду. Потрепанный мех упал на холодную землю. Его босые ноги ступили на мокрые от прошедшего дождя листья, и через мгновение он скрылся за деревьями.

Девочка подскочила.

— Мама, куда он? — она лишь повернулась в ту сторону, куда ушёл отец, как женщина перехватила маленькое тельце и начала толкать в сторону укрытых корой веток.

***

Листья на деревьях исполняли свой последний танец. Некоторые падали, порывисто кружась в вальсе. Великое множество уже укрывало земли мягким ковром, они лишь ждали оставшихся. Там, под сотнями когда-то живых тканей, прятались те, чьи глаза никогда не увидят свет. Даже сейчас, когда солнце выливало последний огонь из своего золотого кувшина, наполняя равнину алым, некоторых он все же не коснулся.

— Не думай об отце сейчас, — свет огня играл на лице матери ровно так, как это и представляла девочка. Однако сейчас, в такой, казалось бы, волнительный момент, на нём не появилось ни одной тени. Она была совершенно спокойна. Лишь тёмные стеклянные глаза забвенно смотрели на красно-оранжевые ленты пламени. — Придёт время и тебе всё станет ясно.

-Но, куда он пошёл? Зачем ушёл так поздно? Ведь скоро стемнеет. И холодно в лесу будет...- поток нескончаемых вопросов лился из уст Уны, однако мать не спешила отвечать ни на один из них. Она повернулась. В свете пламени волосы женщины стали багровыми.

— Почему ты никогда не слушаешься меня, девочка? Солнце дало нам благословение, а ты его отвергаешь, - она ласково погладила дочь по щеке, — у нас теперь всё будет хорошо, Уна. День уже давно закончился. Давай спать.

Даже мысли о завтрашнем дне не помогли ей отвлечься. Повсюду были слышны тихие, но отчётливые голоса. Мать бормотала что-то, посапывая. Из соседнего жилища был слышен детский плач. Где-то вблизи послышалось протяжное урчание голодного существа. Девочка прислушалась. Это был её желудок.

Дни медленно тянулись нескончаемой чередой. С каждым новым рассветом солнце всё меньше радовало жителей равнины. Первые хлопья снега уже кружились в воздухе, готовые упасть. Вскоре они оборвут все жалкие попытки согреться, накрыв всё живое тяжёлым бременем холода.

Вокруг небольшого огня сидела группа людей. Укутанные в толстые шкуры, они отчаянно прижимались друг к другу. Одно лишь дыхание забирало желанную теплоту. Белый пар выходил из лёгких и поднимался к небу, воссоединяясь со свинцовыми тучами.

— Уна, иди сюда, — казалось, что брови женщины уже никогда не перестанут тянуться друг к другу. На её лице появлялось всё больше морщин, а некогда пышные волосы теперь превратились в тёмные колтуны.

Девочка сидела на том же пне, вспоминая последние слова отца.

“Нам не справиться с этим так”. Он даже не посмотрел на неё уходя. Уна встала.

— Костёр скоро погаснет, не уходи, дитя, - сказала ей старушка, прижимающаяся к матери.

Уна посмотрела на неё. Бледно-жёлтая кожа была похожа на опавшие листья - такая же сморщенная, такая же неживая. Лишь тёмные глаза спокойно смотрели на девочку, подзывая её насладиться последним танцем огня. Пёстрые языки пламени вздымались к небу, превращаясь в тёмную дымку. Ветер подхватывал его, провожая в последний путь.

— Я не могу здесь больше находиться, — она прошептала это так тихо, что, казалось, никто не услышал.

— Я расскажу тебе одну легенду, девочка. - проскрипел голос старой. Она протянула руку. Уна медленно подошла к ним и села, укутавшись в шубу. - Эта легенда, наверное, старше чем я сама, - она усмехнулась, - когда-то давно вблизи леса прямо возле гор располагалось поселение. Было оно далеко, отсюда мы его точно бы не увидели. Жители там, как и мы, возделывали почву, принося дары Высшим, искали дичь и ягоды в лесу. Были у них такие же проблемы, как и у нас - земля неплодородная, да леса бедные. Даже мы сейчас живём лучше. Вспомни те пушистые фиолетовые поля из киноа, которые мы сажаем по весне, толстые стебли маиса, да грибы в лесу. У них же пищи с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Дух людской начал покидать этот мир от голода. Тогда-то вожак племени и решил, что так продолжаться не может. Ушёл он в лес голодный, не ел, наверное, дней шесть до этого. И стал он учеником духа-людоеда. Говорят, что если принести свою судьбу в жертву ему, то у племени твоего бед больше не будет.

Старушка замолчала, поднося ладони ближе к пламени. Уна посмотрела на костёр. В нём, казалось, танцевали они сами. Некогда радостные, одетые в мягкие бархатные шкуры. Мужчины размахивали руками и ногами так, что перья в роучах на их голове превращались в маленьких птиц и улетали, а бусы на шеях женщин подпрыгивали словно на сильном ветру. Все улыбались.

— Бабушка Иси, — тихо произнесла Уна.

— А? — в руках женщина теребила старое белое перо с черноватым кончиком.

— Выходит, отец тоже пожертвовал своей судьбой, чтобы спасти нас от смерти зимой?

Старушка посмотрела на небо. Пушистые серые тучи молча наблюдали. Словно опомнившись, большие белые хлопья полетели вниз. Уна протянула руку и поймала одно из них. Роскошный узор, одеяния которого может себе позволить лишь мать-природа. Она всегда хотела нарисовать его на какой-нибудь хижине.

Дни неспеша тянулись. Становилось всё холоднее. Однажды в лес не пошёл Кикэла. Этого мужчину называли Лучом Рассвета за то, что он всегда был бодрым, никогда не болел и больше всех ценил дары леса. Однако теперь, по словам его жены, у него резко заболели ноги, да так, что Кикэла даже встать не смог. Через пару дней Уна нашла свою маму плачущей.

— Что случилось? — обеспокоенно произнесла девочка.

Женщина лишь протянула к ней руку и крепко обняла. Горячие слёзы обжигали Уне плечи.

— Мам, что произошло? — она повторила.

Мать внимательно посмотрела ей в глаза.

— Джэки умерла.

Уна открыла рот. Её тело одолело такое ужасное чувство, словно ты в начале зимы залез в речку искупаться — холодно, не приятно, а главное страшно.

— Как умерла... — она не успела договорить, как мать перебила.

— Уна, дитя, если ты почувствуешь себя плохо, сразу говори мне! Поняла?

Уна закивала.

— А теперь иди, там принесли ветки для костров. Принеси и нам немного. - женщина погладила её по щеке и отпустила.

Девочка повернулась. “Как такое могло произойти? Почему мама не рассказала, как Джэки умерла? У неё ведь осталось двое детей и больной муж...” - мысли гудели, словно назойливые насекомые. Уна отмахнулась от них и подняла голову на встречу прохладному ветру. С музыкой шуршащих листьев зимний воздух принёс ещё кое-что. Тихие разговоры старушек, которые собирали себе ветки.

— О Небо, за что нам всё это? - бормотала одна из них. - Слышала, как Кикэлу вытаскивали утром?

— Да слышала конечно, слышала. - вздохнула другая. - Хорошо, что никто из детей этого ужаса не увидел.

Они подхватили хворост и с тяжестью потащили его к хижинам.

— И что это получается, вождь на нас проклятье вместо благословения наслал?

Вторая молчала.

И дни снова потянулись, словно свежий мёд из улья. Только в отличие от свежего мёда, холодные месяца были совсем несладкими. Земля, которую и без того портил своими примесями песок, промёрзла. Теперь взращивать что-либо можно было лишь спустя долгое время. Однако, как говорила мама Уне, зима хоть и кажется ужасным временем, на самом деле таковым не является. Заснеженные горы, застывшие словно в танце веточки деревьев, пушистые, как меха, снежинки — вот что есть зима. А какое влияние она оказывает на людей — уже не дело природы, а самих людей.

—А я так не думаю, — однажды возразила её подруга Мэл, — природа должна помогать нам, а не мы подчиняться её прихотям.

Уна посмотрела на неё с удивлением. Мэл часто говорила подобные вещи, но Уна каждый раз удивлялась словно впервые.

—Нам с младенчества вдалбливают в голову, что природа есть высшее, а мы должны найти с ней баланс, если хотим выжить. А я так не думаю, — она повторила.

—А как ты думаешь?

Мэл посмотрела на неё и ухмыльнулась.

—Действительно, как же ещё можно думать, если не так, как вы. — она посмотрела на серое небо. — Почему мы не можем пойти на поиски лучшего места для нас? Туда, где теплее, где можно будет растить киноа, собирать ягоды и грибы хоть целый год!

Девочки засмеялись.

—Ты же знаешь, что мы должны брать только то, что нам дают и не больше. Лишь то, что необходимо, — Уна вспомнила фразу, которую часто повторяли жители деревни.

—Лишь то, что необходимо, — повторила Мэл с грустью и вскочила, — А знаешь что!?

Девочка подняла на неё голову. Тёмные волосы стали цепким убежищем для маленьких снежинок.

—Что?

—А я вот возьму и убегу!

Уна молчала.

—Да-да, не смотри на меня так, Небесная, — она хмыкнула. Лишь Мэл называла Уну её прозвищем. — Вот сбегу я в лес, а оттуда и пойду куда-нибудь, где будет теплее. Найду это место, построю там дом и уведу всех вас отсюда!

—Ты же не думаешь, что тебе позволят пойти в лес одной? Тем более в пору таких холодов...

Подул сильный ветер, принося запах хвои из начинающихся зарослей вблизи.

Мэл прищурилась и посмотрела прямо в глаза подруге.

—Не думаю. — загадочно произнесла она. — Но кто сказал, что я буду спрашивать?

Уна привстала.

—Давай сбежим вместе?

Теперь глаза Мэл перестали блистать радостью. Её взгляд стал таким серьёзным, что Уна невольно поёжилась.

—У меня здесь мама... — ей не хотелось говорить на эту тему, ведь подруга только недавно потеряла родителей.

Взгляд девочки потупился. Она посмотрела на лес и нахмурилась. Высокие деревья обдавали лицо неприятным холодным дыханьем.

—Тебе не рассказывали, от чего умерла моя мама?

—Нет. — сказала Уна тихо.

—Отец её убил. — она снова присела. — Хотя называть ту тварь отцом я уже не осмелюсь.

Где-то вдали женщины и мужчины утепляли вигвамы сухой корой, смазанной неведомым никому маслом.

—В ту ночь я проснулась от тихого шёпота мамы. Она из последних сил умоляла меня убираться наружу, бежать к людям и позвать на помощь. — Мэл начала ковырять землю пальцем, словно ища что-то. — То существо, в которое превратился отец, ело её. Отдирало куски плоти кусочек за кусочком.

Лицо девочки побледнело. Уне казалось, что Мэл вот-вот вырвет, но она держалась.

—Когда я пришла с помощью, тварь уже сбежала. А мама лежала мёртвая.

Она укуталась в шкуру и смахнула снежинки с волос.

—Так ты хочешь найти то существо?

—Найти и убить.

Сзади что-то прогремело. Вигвам молодой пары развалился, когда мужчина связывал его крышу.

—Уна, я не буду уговаривать тебя идти со мной. Но я знаю, что твой отец тоже ушёл в лес. Скорее всего, с ним происходило тоже самое. — Мэл встала. — Если всё-таки захочешь пойти, приходи на это же место с рассветом.

Подруга Уны начала уходить к поселению.

—И возьми какое-нибудь оружие с едой. —крикнула она напоследок.

Уна ещё долго сидела, рассматривая застывшие во льду листья и толстые корни. Где-то там её отец. Интересно, жив ли он? Не встретился ли с отцом Мэл? Ведь, по словам бабушки Иси, отец пожертвовал собой, чтобы в деревне всё было хорошо. Почему же так случилось?

—Ну наконец! — всплеснула руками мама Уны, когда увидела дочь. — Садись есть скорее. Где ты ходила так долго?

И снова этот потрескавшийся глиняный горшок. Снова зеленоватая похлёбка, от которой несёт погибшим животным.

—Гуляла. Разговаривала с людьми.

Мама Уны молча жевала. Чуть позже она потушила огонь, оставив тлеть хрустящие угли. В укрытом промёрзшей корой вигваме запахло ночью.

—Спи, девочка. — она поцеловала дочь в лоб.

Уна не смогла расслабиться до самого рассвета. Стоит ли ей идти с Мэл? Ответа она так и не смогла найти. Единственное, что она чётко осознавала — жертва отца никак не помогла. Голод не отступил от деревни, да и смерть Джэки... Неужели это было действительно проклятие? Но, что тогда стало с отцом Уны и отцом Мэл?

Эти вопросы роились в голове, пели оглушающим воем, словно сверчки летом. Они били крылышками самую душу девочки. За пару пальцев до восхода солнца Уна тихо встала, взяла немного сухих семян, топор, свою самую тёплую шкуру из золотистого оленя и вышла. Мама не шелохнулась. Её, наверное, часто мучали кошмары, особенно после смерти Джэки. Женщина беспокойно переворачивалась, время от времени что-то бормоча и тихо плача.

—До встречи, мама. —прошептала Уна.

Утренний ветер обжигал лицо своим холодом. Чем-то похож он напоминал одежду для взращивания плодов — такой же жёсткий, такой же грубый и неприятный.

Мэл сливалась со стволами деревьев. Её волосы плясали последний радостный танец. Уне вспомнилось, как они праздновали начало года первым летним днём — тогда мужчины прыгали у костра практически без одежды, а женщины вблизи били в бубны, пели и танцевали. Мама любила разрисовывать лица дочери и мужу яркими красками. Чаще красным, синим и зелёным.

Мэл повернулась и зашагала к лесу, ни сказав ни слова. Её подруга в последний раз повернулась и посмотрела на поселение. Так вот, что чувствовал отец. Он должен был спасти их ценою своей жизни.

***

Мокрые от лесной влаги листья шуршали под ногами. Тёмные волосы теперь были усыпаны большими снежными хлопьями, которые никак не хотели таять. Вдали, где-то сверху, шумела приближающаяся буря, туманя высокие кроны деревьев белыми пушинками.

Лес становился всё мрачнее и мрачнее, открывая путницам новые, далеко не приветствующие, колориты. Когда-то среди этих деревьев заливисто пели птицы, наполняя всё живое страстью и волей к жизни. Теперь лишь тихий шёпот ветра заставлял листья невольно содрогаться. То ли изматывающий голод, то ли затуманенный холодом разум заставили Уну прислушаться к песне ветра. Среди осипших от безобразного крика голосов, девочка смогла уловить один тихий, но чёткий шепот.

-Унаааа...

-Унааа... - этот свист, настолько похожий на ветер, словно звучал в голове Уны.

В какой-то момент шепот перешёл в гул, а гул - в крик. Прислушавшись, Уна наконец поняла — это был голос отца. Она начала судорожно оглядываться по сторонам в поисках источника звука, но было тщетно - шум исходил со всех сторон. Окутывая деревья, словно шёлк, он легко скользил меж острых веток и не спеша плыл прямо к девочке. Отец молил о помощи, взывал к дочери. Не выдержав, Уна закричала.

-Отец! - она замерла.

Внезапно все звуки стихли. Они ушли в снежную бурю, беснующую в небе, так же быстро, как и начались. В лесу воцарилась тишина. Где-то вдали пробежал заяц, сломав пару веток своими прыткими лапами. С величественного дуба, под которым стояла девочка, упала пара листьев, приземлившись прямо в белые от снега волосы.

Внезапно Уна осознала. Тихих шагов подруги тоже теперь не слышно. Она обернулась, но на неё смотрела чёрная кора дубов. От холода заболели уши.

—Мэл! — она крикнула. Тихо. — Мэл, где ты!?

С каждым часом, проведённым в одиночестве, девочка чувствовала себя всё хуже и хуже. Ей начинало казаться, что Мэл здесь никогда и не было. Уна не чувствовала души Мэл в лесу, как чувствовала её в деревне. С восходом Луны начали выть и волки, протягивая свою песнь Королю неба.

 

Какие тайны зимний лес хранит?

Под снегом пряча в беснующей метели.

Ты посмотри, кто позади тебя стоит,

Увидишь тень невиданного Зверя...

Пришла ночь, но тучи и не думали рассеиваться: метель только вцепилась своими оледеневшими когтями в лес. Среди снега дорога, по которой шла девочка, совсем пропала из вида. Уна щурилась, пытаясь спасти глаза от кусающего лицо холода. В то же время ей приходилось постоянно оглядываться по сторонам - всё время казалось, будто за ней наблюдают. Спину кольнуло что-то острое. Девочка обернулась, но увидела лишь сломанную ветром ветку.

В этом месте время тянулось особенно медленно. Каждая секунда превращалась в минуту, минута - в час. Уна старалась идти без остановок, ведь прекрасно помнила, что ей когда-то говорила мама: “Если ты заблудишься в лесу зимой, никогда не ложись отдыхать. Даже если силы будут на исходе, все равно иди.”. Теперь же, гонимая холодным ветром, девочка шла сквозь слёзы горечи и голод, стараясь думать о том, как тепло будет греться у костра в деревне. Лишь к утру метель утихла, и девочка наконец смогла найти дорогу. Знакомая тропинка тянула её невидимыми нитями, завораживая, утяжеляя голову. Ветер снова заговорил с Уной. На этот раз он, как и тропинка, звал её в деревню. Ветер вился вокруг головы девочки, и его паутина, такая прочная, уже не давала уйти своей жертве.

Оставалась всего пара шагов до последнего дерева леса, как внезапно она остановилась. В голове был словно камень. Он раскалялся с каждой секундой всё сильнее, подогревая чувства, заставляя холодный пот выходить наружу. Вялые листья зашумели, нашёптывая девочке.

Костёр в деревне давно потух. Тёмные угольки превратились в пепел, стоило Уне лишь потрогать их. Со всех сторон падали снежинки, сталкиваясь друг с другом, вступая в ожесточённую драку. Били они и Уну - потрёпанная шкура уже не спасала её от зимних холодов, тем более в такую метель. Вдалеке она заметила пятна. На тонком, но сплошном слое снега они бросались в глаза своим ярко-красным цветом. Постепенно пятна превращались в силуэты, а затем Уна поняла. На снегу лежали люди. Тела были слегка белые от налетевших пушистых хлопьев, но девочка могла чётко разглядеть их лица. Длинная юбка мамы слегка развивалась на ветру (прошла бы ещё пара часов, и она потяжелела бы и упала на землю). Её черные волосы запутались, смешавшись с кровью, образуя колтуны. Уна не смогла подойти ближе. Губы девочки задрожали, она поднесла ладонь к лицу и смогла выдавить из себя лишь слово:

— Мама... — хриплый голос перешёл в шёпот с последней буквой.

Теперь-то Уна вспомнила. Со смертью Джэки в деревне стало очень тихо. Дети больше не бегали по вечерам, не играли в догонялки. Теперь обеспокоенные родители прятали их в вигвамах. Мэл не успела убежать в тот вечер.

Позади послышался шорох. Маленькие снежинки хрустели под тяжёлыми шагами, изнывая от боли, но Уна не повернулась. Её брови поднялись и, словно те вялые листья на деревьях, задрожали. Снизу живота начало тянуть, словно туда поместили камень. С каждой секундой он разогревался, выливая в тело такое долгожданное, но далеко не приятное тепло. По коже девочки словно проползли сотни насекомых, заставляя волосы вставать дыбом. Она закрыла глаза. В темноте было не так страшно, лишь приближающиеся шаги и шум ветра напоминал о том, что происходит снаружи. Внезапно все звуки стихли. Словно не было бури, словно снежные хлопья и не сталкивались друг с другом, начиная драться. Уна слышала лишь тяжёлое биение своего сердца. Она открыла глаза.

Перед девочкой, закрывая маму и остальных, стоял отец. Его крепкие руки были расслаблены, однако вены чётко выступали, как если бы он вернулся с долгой охоты. Он стал высок - выше любого человека, которого довелось ей увидеть в своей жизни. Отец протянул руку. Длинные пальцы были холодны, почти прозрачны. Он сжал ладонь девочки, стараясь не царапать своими острыми когтями. Уна посмотрела на лицо родителя - некогда веселая улыбка теперь пропала. Девочка лишь видела длинные, жёлтые зубы, прикрывающие язык цвета грозового неба. Он посмотрел прямо в душу Уне. Ей стало хорошо. Впервые за долгое время девочка почувствовала спокойствие. Камень внизу живота постепенно пропал. Тепло, которое он оставил за собой, теперь стало приятным, убаюкивающим. Захотелось спать. Эти янтарные глаза продолжали смотреть на неё, улыбаясь.

***

Далеко-далеко, за северными горами произошла моя история. Конечно, никто не поверит. Да что уж тут, её никто и никогда не узнает. Мой тихий голос сольётся с холодным ветром, который понесёт его через высокие леса. Могучие деревья услышат, начнут шептаться своими сухими листьями. Где-то там, в самой тёмной глубинке леса, ветер будет насвистывать лишь одно слово. Оно пролетит сквозь вечность, не угасая. Лишь когда ветру встретится заблудившийся путник, меж тёмных ветвей прозвучит этот гул: “Вендигооо...”.

Вы слышите, как оно тянется, словно водопад? Возможно, в один тихий день, гуляя по лесу, моё последнее слово услышите именно вы.

--------------------

Существо Вендиго упоминается в легендах племён, которые жили в районе Великих озёр (в большинстве случаев - алгонкины). На фоне постоянного недоедания, переохлаждения и депрессивного состояния, люди впадали в безумство. Говорят, что именно тогда они и могли превратиться в духа-людоеда и убить всю семью и племя.

Существовала и другая легенда. Согласно ней, человек, ставший учеником лесного Вендиго, может спасти своё племя от бед, отдав свою жизнь на попечение духу. Однако в ряде случаев это чревато последствиями.

Так что же случилось с Уной на самом деле? Был ли это тот самый Вендиго, убивший всё её племя, или же это было лишь неспокойным сном давно не евшего человека? К сожалению, такие тайны прошлого так и останутся для нас словно за толстым стеклом — что-то мы можем увидеть, но большинство деталей навсегда будут спрятаны в тени.