Александр Белкин

Райские чертоги

Два огромных рыжебородых викинга внимательно изучали крохотный зал, скорее даже комнатку, служившую монастырю библиотекой. Грабить тут было нечего. Простые деревянные столы, массивные табуреты – тоже деревянные. Но северяне не отчаивались. Один из них углядел на стене небольшое металлическое распятие и теперь, встав на табурет, пытался до него дотянуться. Табурет трещал, символ веры в руки не давался, викинг громко ругался, поминая каких-то своих нечестивых богов.

Его напарник, цепким взглядом окинув столы, стулья и застывшего столбом высокого крепкого монаха, обратил внимание на стоящий у стены небольшой резной шкаф. В шкафу могло быть что-нибудь ценное. Отодвинув плечом монаха, викинг двинулся к шкафу. Монах, не уступавший северному воину ни ростом, ни силой, безропотно отступил.

«Овцы, трусливые овцы, – брезгливо подумал северянин. – Таких даже резать не хочется». Шкаф не был заперт, но могучий воин не опустился до того, чтобы просто его открыть. Он просунул остриё меча в узкую щель между дверцей и стенкой, нажал. Дверца отлетела. В полумраке тускло блеснули чеканные оклады книг. Викинг довольно осклабился, вытащил одну из книг, посмотрел, прислонил меч к стене, левой рукой схватил листы обложки, правой рукой обхватил остальные листы – дёрнул. Раздался треск, монах что-то закричал на своём непонятном языке. «Цыц!» – рявкнул викинг даже не обернувшись и потянулся к следующей книге. И тут на него обрушился потолок.

 

Патрик не был настоящим монахом, он был мирянином, жившим при монастыре – таких было много в Ирландии той далёкой поры. Монастыри давно уже были чем-то вроде городских центров, притягивающих население. А когда всё чаще стали налетать с севера страшные норманны, не знавшие ни жалости, ни пощады, в монастырях стало селиться ещё больше народу в надежде найти спасение от ужасных набегов. Надежде, как выяснилось, напрасной.

У Патрика, впрочем, была немного другая история. Недюжинная физическая сила сочетались в этом юноше с необыкновенной кротостью и добротой, однако способен он был и на вспышки необузданного гнева, особенно под влиянием крепкого ирландского пива, без которого не обходился ни один праздник в маленькой рыбацкой деревушке. Вообще-то виноват в ссоре был скорее его кузен Дональд, угрюмый желчный парень, не раз уже затевавший драки с односельчанами, но поскольку забияку-Дональда после удара Патрика так и не удалось привести чувство, виноватым остался Патрик.

Убийство не считалось таким уж страшным преступлением в те жестокие времена, Дональда не слишком любили, и после того, как Патрик уплатил родственникам положенную виру, все склонны были считать инцидент исчерпанным. Патрик, однако, судил себя строже и не в силах встречаться больше с матерью и отцом убитого предпочёл покинуть родную деревушку и поселился в одном из близлежащих монастырей, кои в ту пору и в той местности отнюдь не были редкостью. В монастыре он, кроме тяжёлой работы, к которой был привычен с детства, пристрастился ещё и к чтению, находя неизъяснимое удовольствие в таинственном процессе складывания бессмысленных закорючек в исполненные глубокого смысла слова.

Всё свободное время проводил юноша в скромной монастырской библиотеке, иногда читая хранившиеся там книги, иногда просто без конца протирая от пыли драгоценный шкаф, ровно как и предназначенные для учёных занятий столы и табуреты. Занятый этим важным делом, Патрик не слышал ни криков, ни шума битвы, которая в силу внезапности нападения и полного превосходства одетых в броню северных рубак, продолжалась недолго. К тому же, наш герой всё равно не смог бы участвовать в схватке, так как из-за своей истории дал обет никогда не причинять вреда человеческим существам, ибо «человек создан по образу и подобию божию» и «если ударили тебя по правой щеке, то подставь левую».

До сих пор соблюдать зарок удавалось без особого труда, ибо никто не бил Патрика ни по правой, ни по левой щекам. Среди монахов и поселившихся в монастыре мирян царили добрые, истинно христианские отношения, не то что драк, даже и серьёзных ссор никогда не случалось. Не подвергалась тихая обитель и нападениям извне. Многочисленные окрестные короли враждовали между собой, угоняли друг у друга скот, но на монастырь никогда не нападали. Слухи о «страшной северной чуме» ходили уже давно, но ведь люди здравомыслящие не верят каждому пустому слуху. Хотя слухи эти, даже самые фантастические, оказываются иной раз и правдой.

Вот так и случилось, что Патрик, крепко сжимая в руке кусок старой мешковины, коим он протирал и без того уже чистое дерево, беспомощно созерцал бесцеремонные действия наглых пришельцев. «Можно ли нарушить зарок, данный Богу, ради того, чтобы защитить от поругания дом, посвящённый Богу? Можно ли ради этого убить человеческое существо, созданное по Его образу и подобию?» – вот какие вопросы бились в голове Патрика.

Викинг между тем засунул добытый им оклад в висевший на поясе мешок и, радостно ухмыляясь, потянулся к следующей книге. Патрик ощутил озноб – потом жар. Всё поплыло перед его глазами. Как тогда, когда этот гад, его кузен, сказал, что он... Патрик наклонился, руки его ухватились за ножки массивного табурета, и...

 

Сигурд, Волосатые Штаны, почти уже дотянулся до распятия, но его отвлёк звук удара. Удара, судя по всему убийственного, Удара, сминающего шлем и ломающего кости. Опытный воин узнал бы этот звук и в шуме разбушевавшегося моря, швыряющего из стороны в сторону трещащий по швам драккар, узнал бы и в громе кровавой битвы, несущей смерть всем её участникам. Сигурд опустил руку и повернул голову.

Эрик Рыжий, его верный товарищ, могучий воин, бившийся бок о бок с ним в сотне сражений, бороздивший вместе с ним океаны и моря, лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни. Ирландский монах стоял над ним, сжимая в огромных ладонях деревянный табурет – коим грязный подонок и убил его верного товарища.

Громыхнув тяжёлыми сапогами о деревянный пол, Сигурд спрыгнул с табурета. Монах поднял своё импровизированное оружие. «Месть! Месть!» – билась кровь в голове Сигурда. «Месть! Месть!» – стучало его сердце. «Месть! Месть!» – пел его меч, круша дерево табурета.

Монах защищался отчаянно, но что такое ирландский рыбак в монашеской рясе против закованного в броню северного воина? Что такое деревянный табурет против доброго франкского меча, дерево против закалённой стали? Вскоре всё было кончено. Меч северянина, разбив с нескольких ударов табурет, обрушился на голову Патрика и раскроил её на две части. Брызнула кровь, полетел во все стороны мозг. Месть свершилась. А Эрика ждёт Вальхалла, бесконечные пиры, хмельной мёд козы Хейдрун, жующей листья Мирового Древа Иггдрасиль. Когда-нибудь и он, Сигурд, попадёт туда. Нет места скорби, нет места печали. Его верный товарищ будет пировать в чертогах Одина.

 

Хильд, чьё имя означало воительница, особой воинственностью никогда не отличалась. Но от судьбы и от имени не уйдёшь. На селение напали. То ли местные вожди чего-то не поделили, то ли нападавшие ожидали богатой добычи. Ха, в их-то нищей деревушке?!

Пришельцев было много, благодаря своему численному превосходству они быстро справились с мужчинами и, опьянённые кровью и элем, считали себя непобедимыми богами. Всё имущество побеждённых принадлежало им. Женщины – тоже.

Почти все покорились. С воем, слезами, а кое-кто и с кривыми улыбками. Женщины – не воины. Женщина должна выжить сама и помочь выжить своим детям. А если для этого надо... Не всё ли равно? Но покорились не все. Некоторые – пусть их и было мало – схватились за мечи. Мечи своих убитых братьев, отцов, мужей... Теперь уже не было разницы. Они умерли. Но не покорились. Дорого продали свои жизни. И умерли с мечами в руках. Вот так и становятся валькириями. Дочерьми Одина.

А валькирия – это не только крылатый конь и сверкающие доспехи, от блеска которых возникает в небе северное сияние. Валькирии – демоны битвы, парящие над полем брани, они должны успеть выхватить из кровавой сечи умирающих героев и препроводить их в Вальхаллу – чертог убитых. Валькирий всего тринадцать, а кровь льётся везде и в любое время. Но они поспевают всюду

Вот Бернард, чьё имя означало сильный медведь, убит при штурме одного из многочисленных городков на Рейне. Вот Трюггви – верный – сложил голову в земле франков, закрыв собой вождя. А Хрут (баран, он и есть баран) погиб в Гренландии, умудрившись затеять ссору с добродушными эскимосами.

Вот и мчатся крылатые кони, несутся сквозь ночь и туман их отважные всадницы, твёрдой рукой направляя своих скакунов. Сбивает с пути ветер, бьёт в лицо колючий снег, поднимаются к самому небу океанские волны – воля Одина будет исполнена.

Хрут доставлен по назначению и усажен за пиршественный стол. Как ни в чём не бывало осушил огромный кубок, бросил в рот кусок жареной козлятины... Всё! Теперь можно и отдохнуть. Но... Да будет весь мир добычей троллей! Этого ещё не хватало! Какой-то Рыжий Эрик, сын давно издохшей свиньи, умудрился и сам подохнуть почти на самом краю света. В Ирландии. Ну и пусть валяется там, пока его смердящая туша... Да, великий Один! Уже лечу, великий Один...

И снова мелькают внизу бушующие моря, играющие крохотными скорлупками кораблей, леса, в которых могут пропасть без следа целые армии, цветущие долины и седые вершины гор. Быстро несётся небесный скакун, и вот уже открылся перед Хильд прекрасный зелёный остров, страна изумрудных лугов и бирюзовых озер, страна извилистой лазури врезающихся в берега заливов.

Впрочем, Хильд, скакавшей без сна и отдыха уже которые сутки, было не до красот природы. Она тронула поводья и направила коня вниз, туда где на живописном берегу догорали несколько деревянных домишек. В середине стояло неказистое каменное строение без окон, с высокой остроконечной крышей и поднимающейся над ней башенкой. Башенку венчал тоже остроконечный конус, под которым можно было разглядеть несколько узких щелей-бойниц. Перед строением, на заросшей травой небольшой ровной площадке валялась массивная деревянная дверь, очевидно сорванная с петель нетерпеливыми викингами. Ещё... Ещё на этой площадке пасся огромный вороной конь. Конь вяло щипал траву, а его могучие крылья были лениво сложены по бокам. Скакун принадлежал Гейр, чьё имя означало копьё.

– Старая дура, тощая, как древко копья! Снова всё перепутала – высказалась Хильдд по поводу опередившей ей подруги. – Зачем тут нужны две валькирии?

Но делать нечего, посланница Одина приземлилась на поросшую мягкой травой площадку, спрыгнула с коня, обошла валявшуюся перед входом массивную деревянную дверь и вошла в узкий дверной проём. Миновала несколько распахнутых дверей, не удостоив ни единым взгляд суетящихся в комнатах грабителей, и вошла в библиотеку.

В маленьком полутёмном зале ярко светились доспехи Гейр и её сверкающее копьё. Копьё упиралось древком в пол, валькирия небрежно на него опиралась. В середине комнаты, свирепо скалясь, стоял мужик в кольчуге, с мечом в руке. С меча капала кровь. Кроме кольчуги на нём были штаны из очень грубой, «волосатой» шерсти. За мужиком возвышался деревянный шкаф с выломанной дверцей. Полки шкафа были заполнены книгами, сумрачно блестели металлические оклады. С одной стороны шкафа лежал павший герой в смятом страшным ударом шлеме. Меч его был прислонён к стене. Из под покорёженного шлема выбивались густые ярко-рыжие волосы. По кольчуге змеились две косички рыжей бороды. С другой от шкафа стороны лежал ещё один павший герой. Без шлема, с головой буквально рассеченной надвое. Рыжие волосы, испачканные кровью, горели как языки пламени.

– Привет, Гейр, да будет весь мир добычей твоего копья, – сказала Хильд, окинув взглядом нехитрую мизансцену.

– О, Хильд! – повернулась к ней валькирия, пришедшая первой. – Пусть не прекращается битва твоей жизни! Но что привело тебя сюда?

– Боюсь, то же что и тебя. Рыжий Эрик.

– Действительно. Но забрать Рыжего Эрика приказал мне Один.

– Как и мне.

– Один приказал мне! – сказала Гейр, приподняла копьё и стукнула его древком об пол.

– То же самое Один приказал и мне. – Хильд положила руку на рукоять меча.

– Рыбобрюхая курица!

– Тощая жердь – гнилое древко копья!

Мужик в центре комнаты вдруг дико захохотал.

– Боги! – пробасил он, отсмеявшись. – Я увижу битву валькирий!

Обе валькирии повернулись к нему. Хильд вытащила из ножен меч, Гейр направила на викинга копьё.

– Это будет, смертный, – зловеще прошептала Гейр, – последнее, что ты увидишь.

– Ты, – ласково спросила Хильд, – уже позаботился о продолжении своего рода?

– Я... Ик... Ещё не... – Свирепая улыбка сползла с лица викинга. – Законного... У меня нет пока законного наследника... А... А Рыжий Эрик был такой великий воин, что... Его должны сопровождать в Вальхаллу две валькирии!

– Ха! – Лицо Гейр исказилось в свирепой гримасе, которая, как все в Вальхалле знали, означала у неё добродушную улыбку. – А он не так глуп, этот человек в вонючей шкуре козла.

– Да! – поддержала её Хильд. – Никогда ещё валькирии не дрались друг с другом. Тем более, в присутствии смертного.

– Ну, из смертного легко сделать мёртвого, – заметила Гейр. – Но ты права. Лучше всего будет притащить жмурика вдвоём. Тогда мы обе выполним приказ Одина.

– Ты совершенно права. Который из них Рыжий Эрик?

– Тролль их забери! Оба рыжие!

– И оба без оружия!

– Нет, вон у того в руке какая-то щепка.

– Щепка – не оружие.

– Но у второго-то совсем ничего нет! А меч стоит у стенки.

– Да вот же он, Рыжий Эрик, – не выдержал Сигурд, показывая на своего мёртвого товарища.

– Да? – повернулись к нему валькирии. – Почему же он без оружия?

– Этот гад, – объяснил Сигурд, кивнув в сторону второго мертвеца, – подкрался к Эрику сзади и убил табуреткой. А я раскрошил табуретку и убил его.

– Ага! – сказала Хильд. – Эта щепка – всё-таки оружие. Но он – не Рыжий Эрик.

– А тот идиот – Рыжий Эрик, – продолжила её мысль Гейр. – Но он погиб без оружия в руках. Нам тут вообще делать нечего!

– Ни тот, ни другой не подходят, – согласилась с ней Хильд. – Но что мы скажем Одину?

– Да так и скажем.

– Ты уверена? Одину ведь не угадаешь, что в башку ударит. Выпрет из валькирий, как бедную Брюнхильд, ещё и замуж выдаст за какого-нибудь козла, вроде этого. – Хильд кивнула на Сигурда.

– Сами вы... – вскинулся Сигурд. Но вспомнив с кем имеет дело, смешался. – Никакой я не козёл. Это просто у меня штаны такие... Хорошие штаны – ни один змей не прокусит.

– Да, – Гейр задумчиво посмотрела на растерянного викинга. – Может его к Одину притащить?

– Эй, вы чего? – забеспокоился северный воин. – Я же вроде живой ещё. И это... Наследника у меня нет. Законного.

– Наследник – это ерунда, – задумчиво проговорила Хильд. – Но Одину это может не понравиться...

– Да, да! – оживился Сигурд. – Один, он...

– Заткнись, болван! – сказали обе валькирии хором. – Не мешай думать. Тупые тролли! Не могли даже убить друг друга как положено.

Некоторое время дочери Одина молчали, разглядывая лежащие у шкафа трупы. Викинг молчал тоже, не желая привлекать к себе внимание. Один, он, конечно, бог авторитетный, но зачем поручил такое важное дело глупым девкам? Что они могут понимать в сражениях и мужском героизме? Ничего, даже эти дуры догадаются в конце концов, что в Вальхаллу надо доставить его друга, Рыжего Эрика...

– А может утащим обоих? – нарушила затянувшееся молчание Хильд. – Пусть Один сам выберет.

«Вот это правильно, – подумал Сигурд. – Один – мужик, он сразу разберётся, кто из них отважный викинг, а кто жалкая овечка». Но вслух ничего говорить не стал.

– Вот я, к примеру, возьму этого, с разрубленной головой, – продолжила Хильд. – А ты забирай второго, у которого голова расколота как орех.

– Да? – подозрительно спросила Гейр, – а может наоборот?

– Можно и наоборот, – легко согласилась Хильд.

– Хитрая, да?

– Выбирай уже сама. Какого хочешь.

Гейр долго и внимательно вглядывалась в один труп. Потом – так же долго и внимательно – созерцала другой.

– Нет, – сделала она наконец вывод. – Так дело не пойдёт.

– Но... Почему? Ведь ты же выберешь сама.

– А вдруг я выберу не того? Тогда Один изгонит меня из Вальхаллы, а тебя осыплет милостями.

– Но я же рискую не меньше тебя!

– Нет, так дело не пойдёт. Мы – сёстры. И пусть нас постигнет одна и та же участь. Награда или кара. Мы притащим одного.

– Хорошо, – снова согласилась Хильд, чуть слышно скрипнув зубами. – Мы притащим одного. Выбирай: которого?

– Выберет моё копьё! – воскликнула Гейр. – Копьё дал мне Один, значит это будет его выбор!

Она подняла копье, закрыла глаза и быстро повернулась три раза на правой пятке.

– Сумасшедшие бабы! – выкрикнул Сигурд, бросаясь к двери.

Хильд отступила на шаг и закрылась щитом. Гейр завершила третий оборот и метнула копьё. Копьё сверкнуло в полёте и впилось в плечо Патрика.

 

Патрик с трудом разлепил залитые чем-то вязким глаза. Его куда-то тащили. В голове... С головой творилось что-то странное, такое впечатление, что голова была разрублена на две части, а потом наспех склеена. Что... Что случилось? Патрик застонал. Он начал вспоминать. Ведь он... Он убил человеческое существо. Брата своего, созданного по образу и подобию Божьему. Нарушил обет. И теперь его ждал Ад.

Патрик осторожно скосил глаза направо. Потом – налево. Так и есть, его волокут куда-то две полуголые чертовки. Куда, куда? Ясно куда. В геенну огненную! На веки вечные! За что? За минутный порыв, за один необдуманный поступок! И ведь он убил еретика, осквернившего дом Бога. И за это... Однако, он убил грабителя-викинга, когда тот начал рвать и уничтожать книги. Из-за суетной любви к этим книгам. Но книги ведь повествовали о Боге! Хотя и не все. Но некоторые. Может ли быть суетной любовь к книгам, повествующим о Боге? И что важнее, святая книга или человек, созданный по образу и подобию Божию? Но если человек создан по образу и подобию божию, как может он рвать божественные книги, срывать с них драгоценные оклады?

– Дуры! Вы взяли не того! – громыхнул, словно трубный глас, чей-то, видимо, ангельский голос.

Не того! Это было откровение. Не того! Ну конечно! Произошла ошибка – ужасная ошибка! Патрик дёрнулся и попытался упереться ногами в пол, но дьяволицы, похоже, даже не заметили его усилий

– Я не тот! Не тот! – отчаянно прохрипел Патрик.

– Заткнись, – откликнулась дьяволица справа, – моё копьё не ошибается.

– Один разберётся, – успокоила дьяволица слева.

– Кто такой Один? Серафим? Или святой?

– Один – бог, – терпеливо объяснила левая дьяволица.

– Бог есть только один, – заволновался Патрик. – И его имя – не Один!

– Бог только один? – от удивления правая дьяволица даже остановилась. – А... А Фрейя?! А её папаша Ньёрд, повелитель морской стихии. Я уж не говорю про этого мошенника Локи...

– Здорово он тебя шарахнул, – сочувственно сказала бесовка слева.

Патрик замолчал. Голова его, разрубленная пополам франкским мечом, соображала туго. Но ведь Бог только один. Только один! Даже служительницы Ада не могут это отрицать. Служительницы? Но ведь черти – это мужчины? Или у них нет пола? Но кто... Кто тогда эти создания? И куда его тащат?

Валькирии между тем выволокли своего пленника наружу и поставили между двух огромных коней. Оседлали своих скакунов и, схватив Патрика за руки, взмыли в небо.

Один конь был чёрный, чёрный как безлунная ночь, как душа нераскаявшегося грешника, и его всадница была, несомненно, посланницей Ада. Зато другой конь, белоснежный, просто светился неземной чистотой и волшебным светом надежды – его хозяйка могла быть только прекрасным ангелом, спасающим даже самые заблудшие души. «Значит, – сообразил Патрик, – он не погиб ещё окончательно, суд, божественный суд, ждёт его впереди».

 

Но до божественного суда надо было ещё дожить, а способ транспортировки подсудимого оставлял на это очень мало шансов. Руки вырывались из суставов, ветер пронизывал до костей, кожу лица скоблила ледяная крошка.

– Вы... Вы угробите меня! – прокричал Патрик, с трудом перекрывая вой ветра.

– Заткнись, вонючий козёл! – пресекла его жалобы дьяволица на чёрном скакуне.

– Не парься, – утешила его ангелица, сидящая на белом коне. – Ты же всё равно уже мёртвый.

Некоторое время Патрик пытался осмыслить этот факт и найти в нём утешение. Получалось плохо. Ситуация ему совсем не нравилась. В преддверии Великого суда нужно было смириться, осознать и раскаяться. А потом возрадоваться. Или наоборот? Эх, надо было читать богословские трактаты, а не язычника Виргилия. Но ведь как, подлец, описывал пастухов и пастушек! Особенно пастушек. Грех, конечно, но... Да, надо возрадоваться.

Патрик попытался сосредоточиться. Несмотря на боль в суставах и снежную крупу, залетавшую, кажется, даже внутрь головы. Это было трудно. Но сосредоточиться в конце концов получилось. А вот возрадоваться... Ну не видел он во всём этом ничего весёлого. Голову раскроили пополам, руки почти оторвали. Пастушки – и книжные, и настоящие – остались где-то там, в прошлой жизни. Монастырь и библиотеку разграбили. Но... Вот оно! Кажется, получилось! Тонкий лучик счастья пробился сквозь мрак и отчаяние. Нет, как он долбанул тому подонку! Шлем смялся, как медный тазик, башка раскололась, как гнилой орех! Он бы и второму... Нет, стоп, гнев – чувство недостойное. Надо ж его, гада проклятого, полюбить. Искренне. А как его, паразита в вонючих штанах полюбишь? Вот если бы он и ему успел башку разбить, тогда да, тогда можно было бы и посочувствовать. И порадоваться. Или эта радость – не совсем та радость? Как же всё сложно-то, Господи Всеблагой, вразуми грешного раба твоего и наставь...

Хотя попытки просветлить и подготовить свою душу к предстоящему суду и не увенчались заметным успехом, но помогли скоротать время. Патрик вдруг заметил, что снег и холод не терзают больше его тело («Почему тело, какое тело?» – мелькнула в его голове мысль), а вой ветра сменился громкими криками и звоном посуды.

 

Огромный стол, уставленный всевозможными яствами, уходил в бесконечность. Сверкала золотом и серебром посуда. Лежали на больших тарелках зажаренные целиком поросята, некоторые уже наполовину съеденные. Истекали жиром аппетитные куропатки, покрытые золотистой хрустящей корочкой. Тут и там высились котлы с супами, на специальных овальных блюдах вольготно раскинулись двухметровые рыбины. Перечислить все виды мяса было просто невозможно, присутствовали, похоже, все представители земной фауны. Козлятина, баранина, зайчатина, говядина и, конечно же, главный деликатес – конина. Стоит ли уже говорить про тушёные овощи, грибы, разложенные всюду сыры и всевозможные каши в глиняных горшках, внушительные горы яиц, орехов и кедровых шишек? Про всевозможнейшие ягоды, плоды северных лесов и южных садов? Но всё венчала огромная гора мяса и жира – это был... Вы всё равно не поверите, но это был кит – огромный зажаренный на вертеле кит. В его туше были уже проедены просторные пещеры и перепачканные жиром землекопы оживлённо суетились вокруг поверженного гиганта, всё глубже и глубже вгрызаясь в его плоть.

Обильная еда запивалась огромным количеством эля, который, в свою очередь, требовал приличной закуски. Процесс, таким образом, поддерживал сам себя и мог продолжаться бесконечно. Истощение запасов пирующим также не грозило, ибо служанки, хотя и немногочисленные, но проворные как ветер, тут же заменяли опустевшие бочонки и тарелки полными. Всё вокруг чавкало, рыгало, нестройно пело, а кое-где уже и отплясывало.

 

Нападение на монастырь произошло ранним утром, до завтрака. И за весь этот богатый событиями день у Патрика не было во рту даже маковой росинки. Неудивительно поэтому, что заполненный яствами стол и ароматы, этими яствами источаемые, произвели на нашего героя очень сильное впечатление. Хотя и привели его в немалое замешательство, ибо открывшееся перед ним никак не могло быть ни Раем, ни Адом. На Чистилище всё это тоже было мало похоже. И кем был человек в кольчуге и прохожем на королевскую корону шлеме? Или это был не человек? Взгляд его пронизывал насквозь, седая борода ниспадала на грудь, с левого плеча свисала медвежья шкура. Перед ним, единственным, не было ни еды, ни костей, ни каких-нибудь напитков. Одинокий и грозный возвышался он над всеми сидящими за столом. Справа и слева от него стояли два резных стула. Но оба пустовали.

Именно пред его очи и привели Патрика. Нетрудно было заметить, что даже сопровождавшие его ангелица и чертовка смотрели на старика не без испуга. Но истинному христианину не пристало бояться ничего, кроме божьего суда. И Патрик смело глянул в эти бездонные, как две пропасти, глаза. Надолго его не хватило, но несколько секунд он продержался, и только потом, охваченный ужасом и смущением, опустил голову.

– Кого вы притащили? – Грозный старик был скорее удивлён, чем разгневан. – Я посылал вас за Рыжим Эриком.

– Я же говорила! – Гейр повернулась к своей подруге. – Надо было того, второго! А ты...

– Великий Отец! – кузнечным молотом громыхнул голос Хильд. – Рыжий Эрик умер без оружия в руках.

– Как? – То ли вздох, то ли всхлип пронёсся над пиршественным столом. Пронёсся и затих где-то в бесконечности.

– Как?! – грохнул страшный старик. – Рыжий Эрик умер без оружия?!

– Да, Великий Отец, – ответила Хильд. – Он увлёкся грабежом и прислонил свой меч к стене. А этот монах...

Ещё один вздох-всхлип пронёсся над столом. Старик в наброшенной на левое плечо медвежьей шкуре снова вперил свой пронизывающий взгляд в Патрика.

– Ну-ка, – сказал он, – говори теперь сам.

– Э-э-э... – начал Патрик.

Он не мастер был говорить, а в столь непривычной обстановке и среди столь необычной аудитории совсем растерялся. Люди сидящие за столом (если это были люди) выглядели и в самом деле странно. Многие были в жуткого вида шлемах, полностью закрывающих лица, а зверские лица тех, кто сидел без шлемов были ещё страшнее. Вот такие... Да, вот такие же чудовища и напали на его монастырь.

Не совсем удачное начало речи Патрика и последовавшее за ним молчание развеселили пирующих. Смешок возник сначала на том конце стола, на котором сидел величественный старик, покатился, набирая силу, дальше и, уходя вдаль, загремел уже гомерическим хохотом.

– Тихо! – рявкнул старик, хлопнув ладонью по столешнице. – Пусть скажет!

На ближнем конце стола смех стих почти мгновенно, затем тишина покатилась всё дальше и дальше. И хотя откуда-то всё ещё доносились приглушённые расстоянием раскаты хохота, говорить стало уже возможно.

– Э-э-э... – развил Патрик свою мысль. – Я был рыбаком. Дональд, мой кузен, назвал меня тухлой селёдкой, я его стукнул и он умер.

– Правильно! Молодец! Хороший удар! – раздались одобрительные возгласы.

– Тогда я дал обет не убивать людей и не драться,

– Как это? Как не драться? – посыпались со всех сторон недоуменные вопросы. – А если он сам тебя ударит? Или обзовёт как-нибудь?

– Если ударили тебя по правой щеке, то подставь левую...

Над столом пронёсся потрясённый вздох. Все оцепенели. Ни у кого не было даже слов, чтобы прокомментировать это странное заявление.

– Э-э-э... – протянул суровый старик. Он, похоже, тоже был растерян. – Расскажи-ка лучше, как ты убил Рыжего Эрика, могучего викинга.

Все снова закричали. Но теперь мнения разделились. Одни горячо одобряли мужественный поступок Патрика, ведь убийство – поступок настоящего мужчины. Если тебе кто-то не нравится – хватай меч и руби. Другие возражали, что убийство убийству рознь. Убить, например, франка – это, безусловно, хороший, мужественный поступок. Хорошо также убить мавра, грека, англичанина или ирландца. Но совсем другое дело – убить викинга. За такое дело в приличном обществе полагается мстить. Обсуждение задело всех за живое, кому-то надели на голову котёл с супом, кое-где уже рубились на топорах.

– Тих-ха! – снова рявкнул старик. – Давай, говори, – проворчал он в сторону Патрика.

– Ну... – сказал Патрик. – Я... Я нарушил обет... Я не мог смотреть как этот гад рвёт книги. И я... Что-то на меня накатило и я... Я схватил табуретку и стукнул его. А он... Он упал и умер.

Присутствующие снова не знали как реагировать. Кто-то отдавал должное находчивости Патрика, использовавшего для драки подручное средство, кто-то считал, что драться табуретками – это не по понятиям и вообще моветон. Викинги, однако, были скорее практиками, чем теоретиками, поэтому многие тут же вытащили из под себя табуретки и стулья, на которых сидели, и стали бить ими по головам своих соседей. Разумеется, с чисто познавательной целью. Не все испытуемые, однако, сразу поняли суть проводимого над ними научного эксперимента, и реагировали неадекватно. Хотя, может быть, как раз адекватно – это уж как посмотреть. Короче говоря, вдоль бесконечного стола снова закипела бесконечная драка.

Старик некоторое время с добродушной улыбкой наблюдал, как резвятся его подопечные. Потом снова взглянул на Патрика.

– И что же с тобой делать, монах-убийца?

– Я... Я нечаянно... – печально сказал Патрик. – Я... Я исправлюсь...

– Нечаянно, значит? – Суровый старик нахмурился. – А я-то хотел...

– А я говорила! – снова встряла чертовка с копьём. – Это не викинг – это трусливый заяц.

– А своего кузена ты тоже убил нечаянно? – сочувственно спросила ангелица с мечом.

– Нечаянно... – чуть ли не прорыдал Патрик.

– Нечаянно! – развеселился старик. Он хлопнул ладонью по столу и захохотал. – Нечаянно! Добро пожаловать в Вальхаллу, неосторожный юноша! – крикнул старик, перекрывая уже вновь грохочущий вдоль стола хохот. – А вы, – бросил он застывшим в неподвижности валькирям, – отыщите для него хорошую дубовую табуретку.

 

Патрику снилась монастырская библиотека. Снился томик Виргилия, целый, ещё не разорванный безжалостной рукой северного бандита. Счастливые пастухи и пастушки, пасущие тучные стада на изумрудных пастбищах Аркадии, столь похожих на чудесные луга его милой Ирландии. Но что-то, какая-то тревожная нота звучала в этой идиллии. Какой-то звук, монотонно-однообразный, напоминающий сердитое мычание не доенной вовремя коровы. Звук становился всё громче, а счастливые луга уходили всё дальше и дальше.

Нет! Патрик пытался удержать свой счастливый сон, но он уже понимал, что это сон. Уже понимал, что удержать его невозможно. А рог трубил всё громче и громче, возвращая нашего героя к реальности. Или, наоборот, к нереальности. Он совсем запутался...

Но рог трубил и надо было просыпаться. Одеваться. Хватать табуретку и бежать в главный зал. Где уже кипела драка. Мелькали топоры, мечи, секиры. Глухо трещали щиты и черепа. Утреннее солнце пробивалось сквозь многочисленные отверстия в крыше и освещало дерущихся. Патрик примерился и шарахнул табуреткой по чьей-то голове, скрытой причудливо украшенным шлемом. Шлем смялся, человек упал. Патрик отскочил от чьей-то секиры, снова примерился...

Табуретка снова обрушилась на косматую голову. Четвёртый! Нет, гадкое, конечно, занятие. И неправедное. Но как затягивает. И, потом, он же никого не убивает насовсем, перед завтраком все снова воскреснут. Но...

Яркий свет ударил в лицо. Сверкающий меч по широкой дуге опустился на голову Патрика. Эх, не надо было отвлекаться на богословские размышления! Но, похоже, сегодняшний его бой окончен. Мир вокруг привычно вскипел красным туманом, затем утонул в густой непроглядной тьме.

 

Снова трубит рог. Патрик пошевелился и застонал – голова раскалывалась от боли. Это тоже было привычно, надо немного потерпеть – и всё пройдёт. Само по себе воскресение не является чем-то необычным – о нём говорили мудрые книги, но почему воскресения происходят каждый день? И есть хочется, а ведь плотских потребностей остаться не должно? Или те книги ошибались?

Патрик поднялся. Голова уже совсем не болела. Он поднял свою иссечённую железом табуретку, поднёс её к пиршественному столу. Поставил. Сел. Вокруг радостно гомонили викинги, вовсю орудуя кинжалами, руками и челюстями. Эх, грехи наши тяжкие... Но надобно стойко сносить все посланные тебе испытания. Патрив вздохнул, перекрестился и подвинул к себе блюдо с запечённым в меду поросёнком.

Всё было как всегда. Завтрак плавно перетёк в обед, а обед – в ужин. Валькирии метались, подавая всё новые и новые закуски, пирующие их (закуски) исправно уничтожали. Особым успехом, как всегда, пользовался хмельной мёд козы Хейдрун, жующей листья Мирового Древа Иггдрасиль. Патрик тоже отдавал ему должное, хотя, конечно, с ирландским ячменным пивом не сравнить. Ну да, жизнь в Чистилище и не должна казаться мёдом. Тут ведь надо осознать, смириться и раскаяться. Для того, надо думать, и кормят целый день – чтобы поняли, как это противно: жрать, жрать и жрать... Когда уже не хочется. Когда уже не лезет. Без перерыва. Прерваться можно только для драки с соседом. Но Патрик уже постепенно осознавал и раскаивался. Потому драться не хотел. И зачем обязательно драться? Можно ведь и просто поговорить...

Патрик взглянул на правого соседа. Верхнюю часть его лица скрывал слегка покорёженный шлем, нижнюю – густая борода. Ни глаз, ни носа, ни подбородка – только огромный, обрамлённый кривыми зубами рот. «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Да... Бывают такие ближние, возлюбить коих можно только на очень далёком расстоянии. Когда их не видишь. И не чувствуешь запаха. А вот сосед слева...

Сосед слева был без шлема и выглядел не так противно. По сравнению с тем бездонным ртом – вообще миляга-парень. Нет, конечно, вот такие миляги и спалили его монастырь... Но надобно ведь прощать. И возлюбить. Для начала – хотя бы поговорить.

– Э-э-э... Хочешь ещё эля? – спросил Патрик, пододвигая к левому соседу полуведёрный жбан с пресловутым мёдом козы Хейдрун.

– Хочу! – легко пошёл на контакт сосед, схватил жбан и мгновенно его осушил.

– Хочешь куропаток? – решил развить успех Патрик, и пододвинул к соседу блюдо с жареными куропатками.

– Хрум-хрум, – покладисто ответил сосед.

– Э-э-э... Тебе здесь нравится? – Патрик решил придать беседе более философское направление.

– Хрум-хрум. Очень! – ответил сосед, выплюнув косточки очередного крылышка.

– Но... Для чего всё это? – Патрик широко развёл руки в сторону, как бы пытаясь обнять весь, ломящийся от закусок, стол. – Зачем?

– Как зачем? – удивился викинг. – чтобы есть!

– Ну... – попытался объяснить Патрик. – Вот мы ели вчера, едим сегодня и будем есть дальше. А что потом?

– Не бери в голову, жратвы у Одина хватит.

– Но ведь когда-нибудь вся еда закончится?

– А... Хрум-хрум. Вот ты о чём. Хрум-хрум. Когда съедим всё – будет Рагнарёк.

– Рагнарёк?

– Ну да. Волк Фенрир сорвётся с цепи, мировой змей Ермунганд выползет из океана... Ты что, ничего не слышал про великую битву и конец всего?

– Конец всего? Конец времён? – пытался вспомнить Патрик. Эх, надо было не греховодника Виргилия читать, а святые духовные книги. Там ведь было и про конец времён и про...

– Армагеддон! – воскликнул Патрик, наконец вспомнив. – В конце времён будет Армагеддон! Никакой не Рагнарёк! И не волк поведёт легионы тьмы, но Сатана, враг Бога и рода человеческого...

– Какой ещё Армагеддон? – Викинг нахмурился. Положил на стол недоеденную ногу куропатки. – Даже дети малые знают, что будет Рагнарёк. А не Армагеддон. Один специально поднимал из могилы провидицу Вёльву, и она предсказала...

– А в «Откровении Иоанна Богослова» сказано...

– Злые духи поселились в твоей голове! Надо сделать маленькую дырочку, чтобы их выпустить! – выкрикнул викинг, хватаясь за свой топор.

Делать нечего, Патрик вскочил на ноги и схватил свою табуретку. Дырочку! Ещё посмотрим, кто кому сделает дырочку! И не будет никакого Рагнарёка, будет Армагеддон, ясно же написано...

И началась драка. Драка не простая, а за идею. У каждого нашлись сторонники, и хотя не все ясно представляли, за что сражаются, но дрались отчаянно, что называется, с душой. Дрались, пока грозный окрик Одина всех не утихомирил. Тогда вернулись за стол, обругав напоследок друг друга разными нехорошими викинговскими ругательствами.

Каждая сторона считала себя победившей и громко об этом сообщала – чуть не разодрались снова. Но тут завтрак-обед-ужин подошёл наконец к концу, и... И началось новое испытание. Валькирии! Они налетели как вихрь. Подхватывали пирующих и волокли их в спальные помещения. А там...

Патрик уже знал, что будет, но уклониться не пытался. Во-первых, всё равно не выйдет. Во-вторых... Да-да, истинному стоику нельзя отказываться от испытаний. Он должен всё претерпеть, всё вынести. И Патрик вынес. Сдюжил. Претерпел и превозмог. Потом, с чувством выполненного долга, уронил голову на подушку.

Длинный и полный самых разнообразных событий день его совершенно вымотал. Но сон не шёл. Нет, думал он, это всё враки. Никакого Рагнарёка не будет. А будет Армагеддон. Именно Армагеддон. Ибо именно так сказано в «Откровении Иоанна Богослова». А все эти люди заблуждаются. И попадут в Ад. А он... Он должен открыть им глаза. Приобщить к свету истины. Вот в чём его испытание, его миссия. Но как втолковать этим за... заблудшим душам? Что их Рагнарёка не будет, а будет Армагеддон?

Да, тут есть над чем подумать. Что там выдумала эта покойница Вёльва? Волк Фенрир сорвётся с цепи, мировой змей Ермунганд выползет из океана... И начнётся великая битва. Но ведь и Иоанн Богослов сказал про битву. Значит битва будет? Но не та! Не Рагнарёк! А Армагеддон. А чем они отличаются? Ой!

Думать, конечно, надо, но думать надо осторожно. Чтобы не впасть в ересь. И не перепутать истину с выдумкой. Этот ихний Рагнарёк – битва света и тьмы, а Армагеддон – битва добра со злом, Бога и дьявола. Но... Но ведь Бог есть свет, а дьявол есть тьма. И тогда...

 

Усталость взяла своё и Патрик провалился в тревожный, на грани яви и забытья, сон. Ему снилась битва. Грозно рычал волк Фенрир, Один бил его своим волшебным копьём. Свивался кольцами мировой змей Ермунганд, пытаясь опоясать собой всех дерущихся. Вставали над миром чёрные грибы-поганки, клубился ядовитый туман. Целые армии гибли в одно мгновение. Кровь кипела в огне пожарищ.

Волк Фенрир обернулся страшным рогатым чудовищем с двумя уродливыми крылами и шёл вперёд во главе сгустившейся тьмы. Навстречу ему ударил ослепительно-прекрасный золотой свет. Сияние солнца слилось с вязкой чернотой, образовав гигантскую воронку, затягивающую в себя всё. И они все, Патрик, викинги, римские легионеры и ещё какие-то солдаты совсем уж неизвестных ему армий, стояли в одном строю, готовые противостоять любой нечисти Вселенной. Патрику было страшно, но он знал, что дрогнуть, покинуть строй нельзя ни в коем случае. Судьба Вселенной зависела теперь от них – от каждого из них. И вдруг, перекрывая грохот битвы, оглушительно затрубил рог.

 

Рог трубил, и наваждение отступало. Как же приятен был теперь этот привычный, монотонно-однообразный звук, напоминающий мычание коровьего стада. Как удобно легли в ладони ножки тяжёлой табуретки. Как сладостно биться с врагами-товарищами, воинами, плечом к плечу с которыми встретит он Конец времён. И так ли важно, как будет называться эта битва? Рагнарёк, Армагеддон... Какая разница? Или...

Или же он совершает ужасную ошибку, впадает в страшную ересь, равняя глупые варварские суеверия и Свет Истинной Веры. Но ведь тьма не будет разбирать, кто во что верит – тьма захочет поглотить всех. И не лучше ли встать в один строй? Но...

 

Да будет весь мир добычей троллей! Чьё-то копьё ударило Патрика в левую половину груди – прямо в сердце. Боль, невыносимая боль. Не надо... Не надо во время боя отвлекаться на богословские размышления! Надо... Но пожар кровавого тумана уже гас в холодной непроглядной тьме.

 

Как и следовало ожидать, чудо воскресения произошло в очередной раз. Патрик снова сидел за бесконечно длинным столом, уставленным блюдами с закусками и самыми разнообразными сосудами с самыми разнообразными напитками. Вокруг радостно гомонили викинги, вовсю орудуя кинжалами, руками и зубами. Перед Патриком, как всегда, стояло блюдо с запечённым в меду поросёнком. Наполовину съеденным. Он ел машинально, почти не чувствуя вкуса. Он думал.

Можно ли христианину объединиться с суеверными варварами для борьбы с общим врагом? Но, на чьей стороне будут они биться? И не станет ли он вместе с ними пособником врага – врага рода человеческого? Где он? Что это за дьявольское место? Оно нисколько не похоже на Чистилище. Не похоже ни на Ад, ни на Рай. Но вдруг? Как узнать? Что делать? За что ему всё это? Господи, за что?!!!


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...



Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...