Весенний лес был потрясающе красивым. Даже мне, с моей толстокожестью, эта картинка раскинувшегося передо мной великолепия нравилась. Я закрыл глаза и глубоко, как у доктора на приёме, полной грудью вдохнул в себя наполненный терпкими лесными ароматами воздух. Ну а что, такой лесной воздух лечит получше нынешних врачей! Стоял бы так и стоял, в последнее время не часто мне вот так вот удаётся лесным воздухом подышать, дела всё больше в городе удерживают.

Полтора часа быстрого хода вывели меня на вершину холма, с одной стороны которого образовалась полянка, местами заросшая густым кустарником. Эта поляна и позволила полюбоваться раскинувшейся вокруг ершистой поверхностью весенней тайги, тёмный цвет лапника которой начал разбавляться светлой зеленью молодой листвы. Я ещё раз с удовольствием втянул в себя воздух и открыл глаза. Ладно, пора начинать работать, тем более, что моя работа уже минут пять как сама вышла на меня и теперь рассматривала мою персону, притаившись за кустами.

– Давай, дед, вылезай-ка ты из этих кустов, – пробормотал я себе под нос. – Познакомимся, за жизнь нашу поговорим.

Казалось бы, с такого расстояния разобрать моё бормотание было невозможно, но леший услышал. В кустах, находящихся в десятке метров от меня, началась какая-то возня, а потом раздался неприятный скрипучий голос:

– Сейчас, сейчас ужо выйду! Познакомимся, голубь ясный. Обязательно познакомимся!

Я усмехнулся: «Конечно, выйдешь! Куда же ты денешься? Сапоги вот сейчас на свои ножищи напялишь, спрячешь огромные когтистые ступни, чтобы они тебя раньше времени не выдали, и выйдешь. Прёт тебе, дед, в последнее время! Добыча, можно сказать, сама тебя находит».

Это был обычный леший, можно сказать, стандартный. Росточком метр двадцать, не больше. Маленькое, сморщенное, как кишмиш, личико и растрёпанная рыжая борода с запутавшимися в ней прошлогодними травинами. Одет в старый драный ватник, подвязанный верёвкой, и замызганные холщовые штаны, которые давно стали чёрными, утратив свой естественный цвет. И, конечно, кульминация всего этого безобразия – огромные, наверное, не меньше пятьдесят шестого размера кирзовые сапоги, которые смотрелись на этом мелком создании совершенно по-идиотски. Меня, кстати, всегда волновал вопрос: где они берут обувку такого размера? Ответа не находил!

Нелепо перебирая сапожищами, как пловец ластами на берегу, леший, не торопясь, направился ко мне, и чем ближе он подходил, тем выше задиралась его лохматая головёнка и тем большая растерянность проступала в его маленьких голубеньких глазках. Его оторопь вообще-то можно понять: во мне было добрых два метра роста, и он не дотягивался мне до глаз, росточка у него не хватало. А ему именно мои глаза и нужны были. Так уж сложилось: чтобы забрать жизненную силу у человека, это создание должно было добраться до его мозга через глаза.

Через глаза человек воспринимает большую часть информации о нашем мире, значит, и путь должен быть только таким.

– Что, дед, проблемка, как вижу, у тебя возникла, – процедил я. – Не знаешь, каким образом палец свой пристроить?

– Ты... голубь... откуда такой... прыткай... взялся? – протянул леший и осмотрелся, словно опасаясь, что из леса на полянку начнут выбираться другие такие же, как я, нестандартные и прыткие люди.

– А вот мы сейчас присядем, вон у костерка, на брёвнышко, и тогда я тебе всё подробно и расскажу: кто такой, откуда и зачем я здесь, – ответил я и, не обращая больше внимания на лешего, направился к старому кострищу, возле которого лежало толстенное бревно, по-видимому, уже не одно десятилетие использовавшееся охотниками да шишкарями в качестве скамейки.

До бревна я добрался первым, уселся, с удовольствием вытянул ноги и поднял голову, чтобы посмотреть на дедка, который уже стоял напротив меня и улыбался, что делало его сморщенную физиономию ещё более сморщенной и отвратной.

– Ну вот и всё, голубь, – довольно проговорил леший и, быстро подняв свою корявую ручонку, воткнул мне в глаз длинный когтистый палец...

Я хмыкнул, когда увидел, как леший в предвкушении даже прищурился, ожидая, когда в него устремится энергия, накопленная большим и бестолковым человеком.

– Что, кудрявый, что-то пошло не так? – ехидно осведомился я и, когда удивлённый лесовик обернулся на мой голос, быстрым, давно отработанным движением воткнул ему под челюсть длинный заговорённый стилет.

Мне тоже нужен был его мозг. Иначе никак. По-другому его не убьёшь. Можно было, конечно, и просто попробовать череп пробить, но был риск сломать тонкое жало стилета. Башка у него, знаете ли, крепкая, а это грозило такой вознёй впоследствии, что мама не горюй!.. Это испорченное создание было чертовски сильным!

Взмахом руки разогнав собственный морок, уселся на бревно и на этот раз наконец-то с удовольствием вытянул ноги. Ну что ж, одно дело сделал, осталось ещё одно дельце. Оно уже посложнее будет. Персонажей в нём побольше, да и находится оно подальше, значительно дальше, пару дней по лесу добираться придётся. Но это будет потом, а сейчас надо завершить все дела здесь, и тяжело вздохнув, посмотрел на неестественно вытянувшееся неподвижное тело лешего...

– Ну вот, так-то лучше будет, – проворчал я и, встав с колен, брезгливо бросил на старый ватник лешего его же замызганные штаны, которые с трудом стянул с тощих, покрытых серой шерстью ножек – штанины цеплялись за внушительные когти, украшавшие ступни лесного жителя.

Его можно было, конечно, и не раздевать. Чего, спрашивается, заморачиваться по поводу спятившего хозяина, успевшего уже отнять жизни у нескольких человек? Но по-другому я не мог: всё-таки это один из первых разумных жителей Земли, чтобы там ни говорила на этот счёт учёная братия. Они жили ещё вместе с динозаврами, причём управляли этими гигантскими ящерами. Слушались их эти громадины, как слушаются сейчас, в наше время, все без исключения животные и птицы.

Поправив рюкзак, я оглянулся на лохматое тело лешего, ставшее похожим на большую кочку, и скорым шагом направился в сторону высоко уже забравшегося светила. Об оставленном теле лешего я не беспокоился: его всё равно никто не успеет увидеть. Земля сотню миллионов лет назад породила его, она же и приберёт. Через пару часов это создание погрузится в почву, как в болото. А позже на этом месте вырастет папоротник, и однажды он зацветёт!..

* * *

За десять часов успел намотать по лесу больше тридцати километров, что было очень даже неплохо, особенно если учитывать то, что я ещё и не торопясь пообедал. Я вообще трепетно, можно сказать, отношусь к приёму пищи. Нравится мне это дело! Не зря же один умный человек, дай бог памяти кто, сказал примерно следующее: «Приём пищи – это наслаждение, которое дано человеку не только каждый день, но и несколько раз в день!». Вот я и старался в меру возможности получать удовольствие от этого нехитрого, дарящего уйму блаженства действа! К тому же к любому выходу я готовился заранее, и в моём старом, ещё «советском» рюкзаке лежали с десяток специальных пакетов, в которых месяцами не портились уже приготовленные блюда. Вывалил из пакета в солдатский котелок, разогрел на костерке, и пожалуйста – кушанье готово! Как правило, это были всевозможные каши с мясом, которые я ещё с детства любил страстно и нежно. На них, видимо, такой и вырос!

Когда дело пошло к вечеру, нашёл небольшую полянку, развёл костёр, поужинал и стал готовиться к ночлегу. Весной темнота наваливается быстро. Вот только что было светло, и вдруг на тебе: ярче вспыхнул костёр, деревья стали выше и корявее, между ними начали мелькать какие-то тени!.. К слову сказать, меня это мельтешение теней совершенно не беспокоило. Мне было известно, что в ближайшей округе никого нет. Да даже если бы и был кто, то ко мне этот кто-то подойти всё равно бы не смог, если бы я, конечно, сам этого не захотел.

Я уже засыпал, когда в мозгу настороженно звякнул колокольчик. Сел и отложил в сторонку легкое одеяло, которым укрылся на ночь. Прикрыл глаза, осторожно «пощупал» пространство. Ага! Есть такое дело! Гость, и гость уважаемый, здешних мест хозяин. Снимать защиту не стал. Во-первых, он её всё равно преодолеет: его это вотчина, силён он дома. Во-вторых, пускай он заметит защиту, надо, чтобы знал: перед ним не просто человек и он не просто так погулять вышел. Не у него одного, знаете ли, дела в лесу могут быть.

Минут через пять в кустах раздался негромкий треск, как будто через них пробирался кто-то неуклюжий, и почти сразу же послышался скрипучий голос:

– Позволь, мил человек, у костерка обогреться, а то ночи, вишь, зябкие стоять, совсем я чтой-то продрог!

Я усмехнулся: «Ага! Продрог он! Как же! Зябко ему, видите ли, стало! Ты бы ещё ножкой от холода посучил для достоверности!». Но от канонов гостеприимства отступать не стал, сделал приглашающий жест рукой и как можно приветливей произнёс:

– Рад видеть хозяина мест здешних! Прошу к огню, обогреться и в самом деле не помешает. Гостеприимным быть не сложно, тем более, что гость предупредил о своём появлении, специально потрещав ветками.

Лесовик, не торопясь, вперевалочку подошёл, несколько секунд внимательно меня разглядывал, затем, видимо, придя к какому-то решению, уселся с другой стороны костра, вольготно развалив по сторонам свои огромные ступни, снабжённые нехилыми когтями. Покряхтел, повозился, устраиваясь удобнее, потом взял сухонькой ручкой ветку, положил её в огонь.

Я не торопил хозяина: захочет сказать, зачем пришёл, – скажет, не захочет – молча встанет и уйдёт. А ты потом гадай, зачем он вообще приходил. Странные они, эти лесные жители. Нелюди, одно слово. По правде говоря, мне было известно, зачем он пришёл. Недалеко от здешних мест был убит леший, собрат его, а о смерти своего ближнего они каким-то образом сразу все узнают. Поблизости же только я оказался, значит, с меня и спрос будет.

– Так, говоришь, зачем ты здесь?.. – спросил лесовик и почесал себе то место, где, по всей вероятности, находилось его ухо, скрытое длинными и густыми лохмами.

– А я не говорил, зачем я здесь, – не скрываясь, усмехнулся я.

– Так-то да, так-то да, не говорил, – проскрипел лохматый и поворошил в костре веткой, с интересом наблюдая, как тают, поднимаясь, искры.

– Тута давеча мово сродственника упокоили, можа, слыхал чиво об этом? – спросил лесовик и вперился мне в глаза своими круглыми жёлтыми глазищами, в которых неправильной звездой пульсировали зрачки. Я спокойно выдержал его взгляд – не впервой. Это простому человеку он может голову заморочить, мне – нет. Поняв, что таким образом меня не пронять, ночной гость перевёл взгляд на костёр и опять поворошил в нем веткой.

– А ты, хозяин, не ходи вокруг да около! Ты сразу спроси меня, я ли убил твоего сородича, – снова усмехнувшись, ответил я. – И я тебе отвечу, что да, это я убил его!

Лесовик несколько долгих секунд молчал, а потом, опять посмотрев мне в глаза, спросил:

– А пошто?.. Какое зло он тебе сделал?

– Он стал лешим!.. Тебе, хозяин, надо ли объяснять, что это значит? Или ты и сам обо всём знаешь?

Лесовик не ответил, перевёл взгляд на огонь и опять начал ворошить веткой в костре, заставив взметнуться целый ворох искр.

Молчание затягивалось, да и мне, собственно говоря, надоело уже общество местного лесного смотрителя. Поэтому я покопался в рюкзаке, вытащил из него большое красное яблоко и протянул его лохматому визитёру:

– Угощайся, хозяин, в дороге-то с яблочком веселее будет!

Вроде и подарочек сделал, но вместе с тем намекнул, что, мол, пора бы тебе путника и в покое оставить.

Лесовика сразу же как подменили. Он прищурился, сморщив свою заросшую длинными волосами мордочку и, словно от переизбытка чувств, начал приговаривать:

– Вот уж благодарствую, мил человек! Вот уж благодарствую!.. Вот уж спасибочки, удружил с угощеньицем-то!.. – и он, быстро протянув над костром тонкую ручонку, ловко смахнул с моей ладони яблоко.

Я невольно улыбнулся такому бурному проявлению благодарности:

– На здоровье, хозяин!.. На здоровье!

Его можно было понять: для лесовика яблоко действительно было стоящим лакомством, которое ой как нечасто ему перепадает. В лесу, конечно, тоже яблоню-дичку найти можно, но дичка есть дичка. Кислятина, одним словом.

Ну вот, собственно, и всё, хозяин здешних мест уходил. Прижал к лохматой груди обеими руками яблоко и пошёл. Я смотрел ему вслед и думал: «Обернётся или нет? Если обернётся, то всё у меня получится».

Лесовик обернулся. И не только обернулся, но ещё и проскрипел, словно и не прерывал разговор:

– Так-то да, так-то да, знаю я, мил человек, что это!.. Беду нёс он людям!.. Так всегда бывает, когда заветы Матери нарушаются! А тебе поклон от нас, что не дал пропасть его душе... отпустил её... не побрезговал!.. Не держим зла на тебя!..

– Скажи, хозяин, почему у вас меняется цвет глаз, когда вы нарушаете заветы Матери? – спросил я, пока гость не успел уйти.

Леший ответил сразу, не задумываясь, как будто знал, что я его именно об этом и спрошу.

– Ответ в самоём твоём вопросе человек, – и лесовик, выйдя из освещённого костром круга, растворился в темноте.

– Да чтоб тебя, чёрт лохматый... – выругался я, – в самоём твоём, в самоём твоём! Знаю уже, что в самоём моём!

Злился я вообще-то на самого себя, если бы правильно задал вопрос, получил бы нужный ответ, а так, всё верно, цвет глаз поменялся в результате нарушенных заветов.

Проводив хозяина, подбросил в костёр веток потолще, опять улёгся, укрывшись своим одеяльцем и удобно пристроив голову на рюкзаке, задумался.

Убитому мной лешему я действительно сделал большое одолжение – снял с него людскую одежду. Если бы этого не сделал, то его тело превратилось бы в зловонную кучу не пойми чего, которая долго гнила бы в человеческих обносках. А потом его останки, в конце концов высохшие и превратившиеся в серую труху, были бы разнесены ветром по лесу. И не знала бы его больная душа покоя. А так – Мать-Земля его породила, она же его и обратно приняла. Всё чин по чину.

* * *

Ночь прошла спокойно. Выспался я хорошо, никто меня больше не тревожил. Проснувшись, не торопясь, позавтракал и, загасив почти прогоревший костёр чисто мужским способом, скорым шагом потопал дальше.

Однако не успел пройти и пяти километров, как почувствовал чужое присутствие. Остановился и, снова закрыв глаза, «послушал» лес.

Да! Опять гости! И не просто гости: эти ребята шли прямо по моему следу. Складывалось впечатление, что за мной кто-то гнался. Я недоумённо хмыкнул. Здесь, друзья мои, не глухая тайга получается, а какой-то двор проходной! Палкой бросишь – обязательно в кого-нибудь попадёшь. Ладно, встречать их буду не здесь: место не совсем удобное, деревья сплошняком стоят, за любым из них укрыться можно. Поэтому, несмотря на все мои способности, лучше всё же перестраховаться.

Максимально ускорившись, проскакал ещё километра три и остановился возле довольно широкого ручья, по берегам которого лежали большие валуны. Здесь встречу: место открытое, самое оно то. И, удобно устроившись на одном из валунов, принялся ждать.

Они вышли с разных сторон, в аккурат окружив мой валун. Четыре мужика: трое заметно в годах и один – молодой. Одеты в разномастный заношенный камуфляж, перемежающийся с элементами от «горки». В общем, ничего примечательного. Я довольно долго рассматривал их, а потом, радушно улыбнувшись, произнёс:

– Хорошая погода, ребята, не правда ли? Водички вон не желаете? – и я кивнул головой в сторону ручья. – А то вы, за мной гоняючись, пить, наверное, захотели...

Я нарочно не стал им демонстрировать, что уже знаю их природу, знаю, кого они из себя представляют. Всякое ведь в жизни бывает. Может, перекинемся сейчас парой слов и разбежимся, к ним у меня претензий нет, по крайней мере, пока.

– Да не гнались мы за тобой, так уж вышло, что дорожки наши пока в одном направлении бегут. А что же тебя на самом деле в такую даль-то завело? – внимательно оглядев меня с ног до головы, спросил самый по виду старший из них. – Аль дела какие в этой глуши появились? Какие дела, не поведаешь ли?

А вот это уже верх нетактичности! Я криво усмехнулся и как можно ехиднее проговорил:

– Если вы, ребята, сможете доказать своё право задавать мне вопросы, я, так уж и быть, отвечу.

Я сделал демонстративную паузу, а потом уже с угрозой в голосе продолжил:

– Но и вам, ребятки, тогда придётся за спрос ответ держать.

По глазам старших мужиков было видно, что они уже сообразили: не всё со мной так просто. И они, скорее всего, уже были готовы распрощаться и уйти, но молодой всё испортил.

– Нас четверо! – не скрывая превосходства, хохотнул парень. – В этом наше право! Вокруг ни души, и это тоже наше право! Тебе этого мало? Даю пять секунд: если не начнёшь отвечать на вопросы, у тебя случатся неприятности.

– Ну что же, волчонок, ты сам этого захотел, – пробормотал я и, вытянув левую руку в сторону молодого, сжал кисть в кулак.

Парень захрипел, схватился обеими руками за горло и выпучил глаза. Дышать ему было нечем! Для того чтобы пресечь ненужные действия со стороны оставшейся троицы, вытащил из набедренных ножен стилет и положил его себе на колени. Мужиков от меня как ветром сдуло.

Я усмехнулся про себя: «А вы, ребятки, как хотели? Думали, что всегда всё по-вашему будет? Вы, наверное, решили, что вы тут хозяева?».

– Слушай!.. Не знаю, как величать тебя, – срывающимся голосом затараторил самый старший. – Мы ведь зла тебе не причинили! Отпусти ты парня, а? Молодой он ещё, глупый, жизни не видел, потому и грубить начал.

Я правой рукой поманил тело парня к себе и, когда он, загребая растоптанными берцами мелкие прибрежные камни, против своей воли подтащился ко мне поближе, встал с камня, поднёс к его глазам стилет и спросил:

– Ты знаешь, что будет, если вот этим ножом нанести оборотню рану?

По вполне понятным причинам ответа не услышал и поэтому ответил сам себе:

– Рана, нанесённая этим ножом, не заживёт никогда! До самой твоей кончины она будет открыта и не зарастёт. Она будет причинять тебе непрерывную боль. Не знаю, сколько уж ты сможешь вытерпеть, но в конце концов ты, чтобы избавиться от этой боли, убьёшь себя сам.

– Прошу тебя! – чуть ли не взвизгнул мужик. – Не делай этого, а?! Если хочешь убить, убей парня... Только не это... Не заслужил он такой смерти!

– Откуда вы? К здешней стае какое-то отношение имеете?

– Нет! О них мы вообще слышать ничего не хотим! Сами не из этих мест... С отцом я попрощаться ходил, это далеко отсюда... Совсем он плох стал!.. Не протянет долго.

Я кивнул. Да, так бывает: оборотень рождается в обычной семье, а потом уходит. Манит его лес. Ну а родителей они чтят, навещают регулярно. Знаю такое дело. Странность в другом – они знать не хотят местную стаю! Так быть не должно. Как правило, между стаями тесные родственные связи.

Парня я отпустил. Достаточно того, что он перепугался до икоты. Это очень даже неплохо: умнее в следующий раз будет.

Если к встреченным мной в лесу оборотням у меня претензий не было (возникшие между нами разногласия, разумеется, не в счёт), то к стае, к которой я целенаправленно двигался, вопросы у меня были. И вопросы, как я думаю, для них неприятные.

Оборотни увели из деревни семнадцатилетнюю девушку, и мне предстояло её вернуть. Увели, разумеется, не силой: она просто влюбилась в молодого парня из другой деревни, как он ей представился. Влюбилась и сбежала с ним из родительского дома. Повезло ещё, что её родная тётя, обладая некоторыми знаниями, быстро поняла, что к чему, и сообщила в нашу специализированную контору, занимающуюся не совсем обычными делами. Делами, к которым правоохранителей не привлечёшь.

Ну а дальше всё как обычно. Глава нашего отдела, отвечающий за вверенную ему территорию, Николай Егорыч Зимин, а по-простому Змей, отрядил для спасения бестолковой девки вашего покорного слугу. Снабдил фотографией, путеводителем и отправил. Девчонку действительно надо было возвращать, не место ей в стае. Была ли там большая и чистая любовь или что другое, мне и предстояло выяснить.

* * *

Деревня походила на обычную деревню, ничего странного в ней не было. Срубленные из ошкуренного кругляка избы, во дворах которых громоздились стайки для скота. За избами – довольно обширные огороды, с обязательными банями. В общем, вроде бы всё в порядке, кроме одного: людей в этой деревне не было, жили здесь только оборотни!

Ладно, зря, что ли, сюда такой конец отмахал? Надо начинать работать, и я, поправив лямки рюкзака, вышел из леса и, не скрываясь, потопал прямо в центр поселения, с интересом наблюдая, как отваливаются от удивления челюсти встречающихся по пути местных жителей.

Такую деревню я видел впервые. В том смысле, что в этом месте жили непуганые оборотни. Пока я шёл через поселение, мне попалось с десяток огромных волков, которые, совершенно не скрываясь, ходили по улице, лежали возле ворот, порыкивали во дворах. В общем, занимались своими делами, не утруждая себя необходимостью оборачиваться человеком.

Эта стая была большая! Пока шёл, насчитал домов шестьдесят, среди них, правда, с десяток нежилых – окна у них были заколочены досками. Это значит, что как минимум особей двести здесь водится. Я, в принципе, ничего против оборотней не имею, если они, конечно, придерживаются своих же законов. Если они чтут закон, то проблем с ними нет! В нашем отделе, кстати, несколько из этих ребят работают. И их полезность сложно переоценить. Вот только на мероприятия, связанные с их родичами, мы сотрудников-оборотней не берём. Незачем заставлять мучиться хороших парней.

К дому вожака стаи я вышел в сопровождении двух десятков молчаливых мужиков и нескольких волков. Им всем было ясно, что, если я не начал визжать и, брызгая слюной, требовать у мужиков, чтобы они немедленно перебили лютых зверей, значит, я в курсе дел и пришёл не просто так полюбопытствовать.

Вожак жил в центре деревни, в большом, срубленном из не очень толстых брёвен тереме. Этот приём был издревле известен: так дом не кажется массивным и приземистым. Ну а если ещё и собрать сруб, придерживаясь правила: чем выше стена, тем тоньше брёвна, конструкция даже начинает выглядеть изящной. Я стоял перед высоким крыльцом терема и с нескрываемым любопытством оглядывался по сторонам до тех пор, пока на крыльцо не вышел крепкий с виду седой мужик и с не меньшим любопытством не уставился на меня.

Ничего примечательного вожак из себя не представлял. В образе человека так и вообще был похож на остальных обитателей поселения: ничего выдающегося. Непонятно, каким образом он власть удерживает: я заметил ребят, которые были и повыше его, и физически явно сильнее. А это уже странно. Вызов ему было кому сделать!.. Но не делали... Почему-то...

Пялился на меня вожак довольно долго. Когда же ему надоело меня рассматривать, пробасил:

– Кто таков? Зачем пожаловал в края наши?

– А что, – усмехнулся я, – гостеприимство в краях ваших уже забыто? Так и будем с тобой на расстоянии орать друг другу?

– Ну-ну! – прогудел мужик и, обернувшись к стоящим сзади него парням, сказал. – Давайте это любителя гостеприимства в дом, там говорить с ним буду!

После чего развернулся и скрылся в широких дверях. Я пожал плечами и начал подниматься по крыльцу навстречу рванувшимся ко мне парням.

* * *

Помещение, куда меня завели, было просторным и светлым: большие окна с трёх сторон, а стен, можно сказать, и не было. Вожак сидел на массивном стуле, очень уж напоминающем трон. За его троном в стене имели место быть две двери, ведущие, по всей вероятности, непосредственно в сам дом.

Я осмотрелся: вдоль стен были расставлены два десятка довольно удобных на вид стульев. Ничтоже сумняшеся взял один из стульев, поставил его напротив трона вожака и уселся, вольготно откинувшись на его высокую резную спинку. Вместе со мной в этот импровизированный тронный зал поднялись ещё два десятка мужиков и парней. По-видимому, это была приближённая к вожаку свита. Так и оказалось.

– Кто тебе разрешил сидеть в присутствии владыки? – взвизгнул один из парней и кинулся было ко мне, но был остановлен взмахом руки вожака.

– С каких это пор вожака стаи стали величать «владыкой»? – саркастически усмехнулся я и ещё раз внимательно осмотрелся.

Не нравилось мне здесь! Очень не нравилось. Как только я поднялся в этот терем, сразу же почувствовал, что что-то не так!.. И это что-то было мне знакомо и ненавистно.

Местный владыка не удостоил меня ответом, спросил сам:

– Так зачем же ты здесь? Что человеку понадобилось в наших местах?

– Вы увели у людей девушку, я пришёл за ней. Родители её, знаешь ли, волнуются.

Вожак усмехнулся:

– Никто девку силой не уводил, сама она пошла за своим избранником, – он сделал небрежный жест пальцами, и к нему подошёл один из находившихся в комнате парней, – вот за ним. Любовь у них, знаешь ли, – передразнил он меня.

Я пожал плечами и пробормотал:

– Твои слова остаются только твоими словами!.. А что она сама скажет?

– Хорошо! Приведи её! – велел он парню и, когда тот скрылся за одной из дверей позади трона, вновь обратился ко мне:

– Сам поинтересуешься, за своей любовью пришла она аль нет!

Он помолчал, а потом спросил, ни к кому не обращаясь, словно размышлял вслух:

– Я так полагаю, что ты знал, куда шёл, а это значит: ты знаешь, кто мы! Но это сейчас не важно, важно то, как ты нас нашёл? Ты не должен был нас найти!..

Вот оно! После этих слов мне наконец стало ясно, почему я так неуютно себя здесь чувствовал. Рядом была тварь, которая очень хорошо может скрывать своё местоположение. Теперь понятно, почему путеводный клубочек, созданный для меня Змеем, несмотря на вложенную в него немалую силу, несколько раз терял направление.

Дверь за троном опять открылась, и в комнату вошла девушка. Когда она остановилась в дверях, увидев целую толпу народа, её подтолкнул в спину избранник. Девушка красавицей не была, но своей молодостью и здоровой налитостью тела взгляд притягивала: среднего роста, крепко сбитая, с широкими бёдрами и высокой грудью. Как и у многих деревенских, у неё были прекрасные волосы, в нашем случае соломенного цвета, в настоящее время убранные в роскошную, переброшенную через плечо косу.

– Подойди, дитя моё! – ласково проворковал вожак и вытянул в сторону девушки руку.

Та нерешительно потопталась на месте, но потом всё же подошла и встала рядом с его троном. Удовлетворённо кивнув, мужик спросил:

– Скажи, моя хорошая, сама ли ты сюда пришла, не неволил ли тебя кто? А то вот этот человек, – он кивнул в мою сторону, – утверждает, что тебя привели не по твоей воле, и хочет тебя увести.

Деваха коротко глянула на меня, опустила голову и пролепетала:

– Я сама пришла... Люблю я Пашу... Свадьба у нас скоро...

– Ты услышал, что хотел!? – довольно хохотнул вожак и приобнял стоящую рядом девушку за талию.

Та, явно не ожидая этого, вздрогнула, но отстраниться от него не посмела. Ну что же, всё встало на свои места, загадок больше не осталось. Зачем девушка этому уроду понадобилась, тоже было ясно, как божий день.

– А ты, «владыка», не передёргивай, – с издёвкой ответил я, не обращая внимания на то, как насупились и подались в мою сторону набившиеся в комнату оборотни. – Я и словом не обмолвился, что вы забрали её силой. Я сказал, что вы её увели. Как ты понимаешь, сама бы она дорогу не нашла.

Заметив, что вожак открыл рот, я продолжил нарочито грубо:

– Помолчи, «владыка», пока я говорю!

В комнате воцарилась ошарашенная тишина. Видимо, с местным князьком-оборотнем никто так не разговаривал.

– Скажи, пожалуйста, Марина, – обратился я к девушке. – Тебе твой Паша хоть раз говорил, что любит тебя?

Та ничего не ответила, только, моргнув несколько раз, перевела недоумённый взгляд на своего избранника.

– Вижу, что нет, – усмехнулся я. – А что он тебе обещал?

Девушка, как будто ей стало зябко, повела плечиками и прошептала:

– Он... говорил, что я ему нравлюсь... что мы будем жить с ним вместе... в одной деревне...

– Правильно, в этом он тебя не обманул! Вы действительно будете жить с ним в одной деревне. Вот только он будет жить в своём доме, а ты будешь жить вот с этим вот мужичком, – по-хамски ткнул я пальцем в вожака, у которого на щеках от ярости перекатывались желваки. – И это ещё не всё! Ты будешь рожать для него детей, рожать столько, сколько он сочтёт нужным. Потом, когда ты ему надоешь, он отдаст тебя ещё кому-нибудь, и ты продолжишь свою репродуктивную деятельность, пока в этом будет нужда. Когда же ты выполнишь свою миссию, тебе просто предложат уйти домой и ты благополучно сгинешь в лесу!

Я помолчал несколько секунд, нагнетая и без того накалённую атмосферу:

– Если не веришь мне, спроси об этом своего Пашу. В силу некоторых своих особенностей он врать не может. Он может сказать не всю правду, но солгать – никогда!

Девушка перевела взгляд на парня и прошептала:

– Паш, скажи, что он всё врёт!.. Скажи ему, что мы с тобой будем вместе!..

Ответа она не дождалась, напротив, её неудавшийся избранник сначала опустил в пол свою мордуленцию, а потом и вовсе сбежал, спрятавшись за спины обступивших меня оборотней.

– Да, девочка моя, так уж судьба твоя сложилась, – видимо, решив раскрыть наконец-то карты, довольно хохотнул вожак и опять попытался обнять девчонку.

Но та теперь не позволила ему этого сделать. Ловко вывернулась из его рук и, подойдя ко мне, встала за спинкой моего стула.

Я, задрав голову, посмотрел на неё и улыбнулся как можно непринуждённее:

– Так, Марина, ты сейчас иди к себе и переоденься в дорогу. Сама понимаешь, путь предстоит неблизкий, поэтому соберись по полной программе.

Та молча кивнула и, постоянно оглядываясь на меня, направилась к тем же дверям, через которые вошла. Проводив глазами девушку, вожак посмотрел на меня и спросил:

– А почему ты вдруг решил, что тебе дадут отсюда уйти?

– А у вас выхода другого не будет, – спокойно ответил я, затем встал со стула, дождался, пока вожак тоже встанет, и закончил. – Либо мы спокойно уходим, либо стая перестаёт существовать. Но перед своим уходом я должен разобраться с пригретым тобой вампиром, с помощью которого ты продолжаешь, вопреки вашему же закону, править своей стаей. Не должен ты быть вожаком, слабый ты!

Глядя прямо в злобно сузившиеся глаза оборотня, я повторил:

– Слабый!.. Слабый и противный!..

Вожак немного помолчал, а потом устало сел обратно в своё кресло и отрывисто бросил:

– Убейте его!.. Он уже меня утомил...

Я не стал дожидаться, пока эта свора на меня набросится, и резко развёл руки в стороны, как будто хотел обнять всех присутствующих. Дремлющая во мне до настоящего момента сила расшвыряла оборотней в разные стороны и прижала тех, кому не повезло, к стенам. Те же, кому повезло больше, выдавленные силой через окна на улицу, стремительно улепётывали от дома вожака, стараясь оказаться как можно дальше от опасного места.

С удовольствием оглядев бардак, который сам же здесь и навёл, я поднял упавший стул, опять уселся на него и спросил, обращаясь к вожаку, которого придавило к стене вместе с его троном:

– Ну что, дядя, скажешь, где эта тварь обитает, или по-другому начать спрашивать?

Ответить вожак не успел. Тихонько скрипнула открывшаяся дверь, и в комнату вошёл вампир.

– Не надо меня искать, молодой человек, – негромко проговорил он и облизнул неожиданно ярко-красным языком тонкие бескровные губы. – Я всегда прихожу сам, когда посчитаю это нужным.

Я молча разглядывал одетую в элегантный серый костюм-тройку тварь и про себя удивлялся: «Как мы могли проморгать такую особь?!». Вампир был старым, и не просто старым, он был реально древним! Накопленные им за столетия силы я уже оценил и, по правде говоря, нехило так впечатлился. Если бы не козырь в рукаве, то за положительный для меня исход предстоящей схватки я бы не поручился.

Вампир уже понял, что перед ним не просто человек, что я, как говорится, «прокачал» его и теперь располагаю данными о его возможностях. Растянув в надменной улыбке, обнажившей клыки, губы, вампир насмешливо произнёс:

– К несчастью для вас, юноша, я не могу позволить вам уйти, ибо я собираюсь и дальше здесь жить. Нравится мне здесь!

– Слушай сюда, упырь! – намеренно оскорбил я его, обозвав безмозглой кладбищенской нежитью. – Если ты ещё раз, без разрешения раззявишь свою поганую пасть, я тебе клыки повыби...

Договорить я не успел, так как мой собеседник сделал неожиданный выпад в мою сторону, мгновенно трансформировав руку в крыло, на конце которого тускло блеснул внушительного размера коготь. Если бы я не был настороже, он бы меня достал! Я не стал уклоняться, а просто опрокинулся вместе со стулом назад, сделав задний кувырок. Мгновенно вскочил на ноги и, вырвав из ножен стилет, метнул его в вампира.

Визг раздался знатный, такой, что у меня уши заложило. Этот стилет вообще вещь убойная, и, если бы эта тварь не успела сместиться в сторону, я бы попал вампиру не в плечо, а в грудь. На этом наши тёрки закончились бы. Древний артефакт убил бы его. Но вампир – создание быстрое, он успел уйти, и мы теперь имеем то, что имеем.

С неимоверно перекосившейся рожей вампир выдрал из тела стилет и с остервенением отбросил его в сторону. Я пожал плечами:

– Ну что же, не повезло тебе! Эта смерть для тебя была бы лёгкой.

Тварь восстанавливалась быстро. Вот он перестал зажимать бледной кистью рану на плече. Вот уже опустил руку и пошевелил плечами, словно борец перед схваткой. Вот он уже перестал тяжело дышать и, посмотрев на меня покрасневшими глазами, ухмыльнулся:

– Ну, воин! Чем ещё меня удивить сумеешь? А, может, хочешь силой сломить?.. Давай-ка, попробуй!..

И он, подняв вверх руки, начал словно выдираться из человеческой оболочки, увеличиваясь в размерах. Я, открыв рот, наблюдал, как с сухим треском расползается по швам и рвётся его цивильный костюм. Как следом за одеждой с неприятным хлюпающим звуком начала лопаться растянувшаяся до предела кожа. Как из этих разрывов, словно рождаясь на беду всему живому, появляется отдалённо напоминавшая летучую мышь огромная тварь, лысая и ушастая голова которой имела здоровенную, украшенную клыками пасть.

Если откровенно, то его размеры меня ошарашили. За пятнадцать лет работы на контору я, конечно, имел уже дело с вампирами! Но чтобы вот с таким огромным!.. Впервые!

Тварь решила, что со мной пора заканчивать и, опираясь на огромные перепончатые крылья, направилась ко мне, сыграв тем самым на моём поле. Этого мне и надо было, и я начал медленно отступать, стараясь идти по кругу, чтобы вампир оказался там, где стоял трон вожака и где, соответственно, не было окон. Моя затея в конце концов удалась, и тогда, сняв с пояса рукоять меча, я остановился.

– Ну что, тварь!.. Это твой предел! – прошипел я, и в то же мгновение, повинуясь моему желанию, на рукояти с легким звенящим звуком сформировалось серебристое, метровой длины жало меча.

Раздался дикий визг, и ко мне опять метнулось когтистое крыло. Взмахнув мечом, я отрубил его и сразу же перекатом ушёл в сторону, чтобы избежать удара вторым крылом. У этого меча соперников в природе не было. Он как сквозь масло проходил через любую преграду, будь то хоть дерево, хоть бетон, хоть броня, хоть живая или не живая плоть. Для него всё едино!

– Что, гад?!.. Ты уже понял, что это за меч!.. – пробормотал я и, выставив перед собой сверкающий клинок, маленькими шажками пошёл на вампира.

Тварь опять завизжала и ударила вторым крылом. На этот раз я уклоняться не стал, просто выставил навстречу меч, и отсечённое крыло, судорожно сокращаясь, упало на пол. Вампир, можно сказать, сам себе его отрубил.

Не переставая визжать, вампир шарахнулся от меня к стене и, распластав по ней обрубки крыльев, угрожающе открыл пасть. Нда-а-а-а! Если цапнет, хреново мне будет!.. Лучше не рисковать. Я не стал подходить к опасной твари близко, просто вытянул в её сторону меч, и его мгновенно удлинившееся жало пригвоздило вампира к стене. Разрывающий барабанные перепонки визг стих. Всё! Он уже не выживет. Ни одна нежить не выживает, соприкоснувшись с Кладенцом! Ни одна! Не знает история такого.

Сложив меч, опять повесил рукоять на пояс, поднял опрокинутый нашей вознёй стул, уселся на него верхом и, сложив руки на спинке, стал наблюдать, как съёживается тело вампира, снова трансформируясь в человеческое. Зрелище было неприятное, и, чтобы не видеть этого, я посмотрел на прижатого моей силой к стене вожака.

– Что, уйти, наверное, отсюда хочешь? – спросил я и, не дожидаясь ответа, взмахом руки освободил всех, кому не посчастливилось вывалиться в окна.

Вампир наконец принял облик человека, хоть и с трудом, но умудрился подняться на ноги и сейчас стоял, пошатываясь, прижимая руки к груди, закрывая рану от меча. Я хмыкнул: «Силён, однако!» Но делать приятное своим удивлением вампиру не стал, а просто сказал:

– Ты умираешь...

– Знаю, – прохрипел он, и у него изо рта потекла серая жижа. Вампир сплюнул её и повторил. – Знаю... Я не понимаю только одного: как он тебе дался... Я своими глазами видел, как умер Илья... Он был последним носителем Кладенца...

– Да, ты прав, – согласился я с ним. – Муромец был его последним носителем, и после него меч очень долго оставался один. Ну а потом, по-видимому, передумал!.. Слишком уж много в последнее время таких тварей, как ты, расплодилось. Вот меч и пришёл в мои руки...

Ответить вампир не успел. Он захрипел и со стоном начал раздирать себе грудь тонкими пальцами, увенчанными длинными синими ногтями. От раны, нанесённой Кладенцом, быстро расползалась чернота.

По вполне понятным причинам смотреть на то, что от вампира останется, желания не было, и я вслед за сбежавшими оборотнями вышел на крыльцо. Постоял, осматриваясь, и, заметив выбежавшую откуда-то из-за угла терема Марину, пошёл ей навстречу.

– Ну ты как, в порядке? Собралась?

Девушка быстро-быстро начала кивать головой, но потом спохватилась и всхлипнула:

– Я через задние двери вышла... через светлицу побоялась... Я ему поверила... он такой красивый!

– Забудь ты его! – вздохнув, ответил я. – Не стоит он твоего горя. Ты симпатичная, так что одна никак не останешься!

Одета девушка была нормально. Джинсы, кроссовки, легкая ветровка, а в небольшом рюкзачке, который она сейчас держала в руках, по всей вероятности, что-то тёплое. Ну что же, лады! Для леса пойдёт.

* * *

– Ну что, идём? – спросила девушка и, взяв меня за руку, потянула за собой.

Ей явно не хотелось здесь больше задерживаться.

– Подожди-ка секунду, – остановил я её. – Есть ещё одно дельце.

И, сняв с плеч рюкзак, вытащил из него небольшой кисет, содержимое которого высыпал себе в ладонь.

– А что это? – полюбопытствовала девушка.

– Сейчас увидишь.

Подойдя к терему вожака, прижал порошок, который был у меня в ладони, к одному из брёвен, закрыл глаза, прислушиваясь к окружающему меня пространству, и, уловив нужный момент, негромко и протяжно начал повторять: «Ом-м-м... Ом-м-м...». Я повторил это несколько раз, пока не увидел, как из-под моей ладони по светло-золотистому бревну побежали продольные трещины и оно начало темнеть.

Дом старел на глазах! Почерневшие от времени брёвна с сухим треском лопались, покрывались широкими безобразными трещинами. Через несколько минут терем ощутимо просел и скособочился, крыша провалилась внутрь, рухнуло крыльцо, подняв тучу трухи от сгнивших досок. Ну вот и всё! Защиту от старения я снял, и теперь строение выглядит так, как и должно было выглядеть, простояв, судя по сгнившим брёвнам, пару сотен лет.

– Что это? – икнув, спросила девушка и посмотрела на меня огромными от удивления глазами.

– Скажи, ты что-нибудь необычное в деревне замечала? – вместо ответа спросил я.

– Не-е-ет, – протянула она. – Меня из терема не выпускали, сказали, что по местным обычаям я до свадьбы не должна с женихом встречаться.

– Ясненько, – пробормотал я и, кивнув головой в сторону двух десятков мужиков, приближающихся к нам, озабоченно добавил:

– Нам с тобой, Марина, наверное, немного придётся задержаться, пока я не разберусь вон с теми селянами, которые от нас явно чего-то хотят.

Я подождал, пока оборотни подойдут поближе, и положил руку на рукоять меча.

– Подожди, путник, оставь Кладенец в мире! Мы не лаяться пришли! – выставив перед собой открытые ладони, сказал самый старший с виду мужик. – Напротив, благодарны мы тебе: избавил от напасти, которую на наши холки Демид вздыбачил!

– Как это? – удивился я. – Это вожак сам, что ли, тварь сюда притащил?

– Именно! Так и было, – кивнул мужик и обернулся к столпившимся за его спиной односельчанам, словно искал их поддержки. – Когда он понял, что пришла пора и ему бросят вызов, он привел этого...

Оборотень зло ощерился и, передёрнув плечами, продолжил:

– Я так понимаю, ты знаешь, что противостоять мы ему не можем... Вот и терпели.

– Да, мне это известно, – согласился я. – Но зачем вы девчонку-то увели? Нет! Я, конечно, сразу же понял, для чего она ему потребовалась. Мне только непонятно почему? Вы же испокон веков с другими стаями кровью обмениваетесь!

Мужик опять оглянулся на соплеменников и, опустив голову, ответил:

– Демид приказал... Сам понимаешь, ослушаться мы не могли... Когда в других стаях узнали, что наш вожак с вампиром связался, все снялись и ушли, чтобы нашей участи избежать. Где их теперь искать, неизвестно...

– Я видел пустующие дома ...

– Да, стая стала сокращаться... Кровосмешение нас убивает!.. – он горестно помолчал немного, а потом вдруг спросил. – Скажи, а зачем ты терем разрушил? Он давно уже здесь стоял, незнамо кем построенный. Стая на него случайно набрела, когда место своё искала, из-за него, можно сказать, мы и остались. Не на пустом месте жить начали.

– Разрушил потому, что он давно уже должен был умереть. Всему на этой земле есть свой срок, к тому же сила, удерживающая его, недоброй была! Ты уж мне поверь. Скорее всего, из-за неё Демид ваш душой и ослаб. Долго жил он в этом доме?

– Долго... Он в нём постоянно жить начал, когда вожаком стал. Хотя сперва терем использовали только для общего сбора.

– Ну, ладно, мужики, – начал прощаться, – путь неблизкий, пора нам... Кстати, чуть не забыл! Помочь я вам, наверное, смогу! По дороге сюда встретил ребят из другой стаи, так что могу дорогу указать. Будет вам свежая кровь!

И я вытащил из кармана куртки небольшой клубочек, смотанный из красных шерстяных ниток.

– На одного из встреченных метку свою поставил, эта штука вас прямо на этого парня и выведет, – и я перебросил клубок оборотню, который ловко его подхватил и зажал в кулаке.

– Как звать-то тебя? – улыбнулся вдруг мужик. – Кого добрым словом нам поминать-то?

– Александр я!

Мы шли уже часа три. Девушка успокоилась и начала донимать меня вопросами. Что она, собственно, видела и слышала, и как ей всё это понимать? Постоянно забегая вперёд, чтобы иметь возможность заглянуть мне в глаза, она тараторила:

– Я слышала, он сказал «кладенец»! Это же он про меч говорил? Но такой же только в сказках бывает! Правда ведь?

– Ну почему же в сказках? – я остановился, снял с пояса рукоять меча и активировал его.

Такие глаза я у неё уже видел. Она долго рассматривала сверкающий клинок, а, когда я его опять сложил, спросила:

– Это вот этим вот мечом древние богатыри могли одним взмахом положить целое войско врагов? Он поэтому Кладенец и называется?

– Да Бог с тобой! Нет, конечно! – засмеялся я. – Кстати, и не потому, что он в виде клада где-то хранился. Всё гораздо проще: он имеет свойство складываться. Сама видела...

– Да, видела... – прошептала девушка. – А он тяжёлый? А можно мне его подержать?

– Попробуй! – улыбнулся я и протянул ей рукоять меча.

Следующие два часа пути мы проделали молча. Я прекрасно понимал свою спутницу: когда ты хочешь что-то взять, но не можешь по причине того, что твоя рука проходит сквозь этот предмет, то это, мягко говоря, вызывает некоторое удивление. Я ей, конечно, сказал, что она не может взять меч потому, что он ей не принадлежит, но моё объяснение, по всей вероятности, мало её успокоило.

Вечером, когда устраивались на ночлег, Марина спросила:

– А можно, когда вернёмся домой, я всё это расскажу своим?..

– Конечно, можно, – ответил я, стараясь придать собственной физиономии как можно более серьёзный вид. – Думаю, они с удовольствием будут слушать твои сказочные истории!

– Почему это сказочные?!.. – аж взвилась девушка. – Я буду рассказывать о том, что видела! Я буду говорить правду!

– Совершенно верно, – пожал я плечами, согласившись с ней. – Ты будешь рассказывать своим друзьям правду. Но всё дело в том, что они-то не будут этого знать...

Я зажёг таблетку сухого горючего и подсунул её под приготовленные дрова. Марина молчала, задумчиво уставившись на разгорающееся пламя костра.

– ...Так вот, они, как я уже говорил, не будут этого знать, – повторил я и посмотрел на девушку, которая внимательно смотрела на меня поблёскивающими в сумерках глазами. – Видишь ли, эта правда только твоя и ничья больше! Как думаешь, поверят тебе?

Марина тяжело вздохнула и стала смотреть на костёр, пламя которого скакало по сухим веткам, словно радуясь тому, что его наконец-то выпустили на свободу.

После ужина, когда мы не торопясь смаковали заваренный со смородиновым листом чай, девушка вдруг спросила:

– А правда, что в лесу лешие водятся? Бабуля говорила, что в наших лесах они есть и что они бессмертные, их убить невозможно...

– Убить можно всё живое и даже неживое, – вздохнул я. – Просто надо знать, как это сделать... Убить лешего тоже можно!