*

На арену вышли священные быки, которые могли бы раскидать и отряд ассасинов. Я поправил шлем, а затем положил ладонь на рукоять меча, оценивая пространство. Зрители неистово аплодировали, но пока не мне, а сыну императора, который выстрелом из лука пронзил ястреба.

- На ваших глазах этот воин будет растерзан в клочья! - сделав большой глоток браги, возвестил оратор. – Так что посмотрим, почему жители островов так кичатся своей храбростью!

Я упёрся спиной к стене арены, так как эта позиция была куда выгоднее, чем прежняя. Я не испугался, когда священный бык вырвался из оков и ринулся крушить камни – просто стоял, готовый даже к тому, что рухнут небеса.

- И пусть начнётся поединок между страхом и этим темнокожим гигантом! – возвестил оратор и ударил в гонг.

Я ощутил пульсацию страха в груди – и, проникнувшись ею, почувствовал, как горят руки. Глядя на статуи древних, как ископаемые, богов, чувствовал лишь одно желание – вцепиться зубами в быков и вырвать их могучие сердца с потрохами.

Один бык с разбега попытался влететь мне в живот, но я сманеврировал – и сумел подсечь его копытце. Он разозлился ещё пуще – и начал рычать на всю арену, заглушая выкрики толпы. Щит помог мне отбить ещё одно нападение, и я, глядя на трёх массивных быков понимал: их надо класть по одному.

Пока два быка зазевались, я сумел каким-то чудом всадить меч между рогов одного быка – и та звериная ненависть, которая плескалась в его глазах, раззадорила меня. Оратор молча наблюдал за происходящим – у нас с ним был нерушимый договор: после этой финальной битвы я возвращаюсь к себе на Вангой.

Я сбил с толку оставшихся двух быков, кидая в них камни и громко улюлюкая. И, представив, сколько девчушек захотят сегодня со мной лечь в постель, понял: не зря я согласился участвовать в Весенних Играх.

Копьё помогло мне защититься от яростной атаки быка – и тот, видя перед собой могучий наконечник, застыл, как грудничок, получивший каплю молока. И, пока длилось его замешательство, я сумел вскочить на другого быка – и впился шипастыми рукавицами ему в глаза.

- Давайте же искупаем его в аплодисментах! – проорал оратор, и зрители обезумили и начали кидать на арену рукавицы, шапки и даже ботинки.

Я ринулся на оставшегося быка с голыми руками, демонстративно откинув копьё, щит и меч, и зверь покорно преклонился передо мной.

- Вы, люди столицы столиц Перенглайха, запомните меня и моё племя! – прокричал я, и в меня полетели фисташки.

Я закрыл глаза, чувствуя, как орешки колют кожу и наслаждаясь их запахом, похожим на аромат женского лака. Сполна ощутив свою значимость, я распахнул глаза и увидел, что вынесли кубок чемпиона Весенних Игр.

- Этот безымянный воин награждается самой великой наградой на свете – ветвью призрачного цветка!

Взяв в руки этот росток, я смял его и отшвырнул туда, где истекал кровью бык.

- Мне не нужны награды от белых людей – мне нужна только кровь! – высказал я заученную фразу, которую мы с Чепейном учили ещё вчера.

И под громогласные крики я отправился в туннель, в котором меня уже ждал тёплый совиный бульон и душистая булка.

*

Я стоял на борту парома и всматривался в дым, распространяющийся по маленькому, забытому всеми богами островку. Хижины громоздились одна на одну, и загорелые мальчуганы бегали, будто оленята. Заметив дерево, в котором я в детстве сделал домик, я ощутил жар ностальгии.

- Что сделаешь первым делом, Гвайффи? – голосом мечтателя спросил мой друг Чайки – такой же странствующий воин, как и я.

- Первым делом выпью котёл супа из дельфиньих потрохов, - сказал я, наслаждаясь тем, как бриз ласкает моё тело, на котором ссадина на ссадине.

- Мы с тобой вот уже семь лет как отчалили, и, ты знаешь, миг возвращения выходит не таким уж счастливым, каким рисовался.

- Это ты просто ещё не выпил кокосового молока.

Сойдя на ровный, как ногти девственницы, берег, мы увидели ребятишек, которые бежали к нам со всех ног. Один из них держал в зубах живую змею, и я сразу разглядел в нём воина, к ногам которого в будущем упадёт столица столиц.

- Дяденьки, расскажите нам, как прошли Весенние Игры! – вцепившись в мою ногу, прогремел мальчик с разбитой губой.

- А вы привезли фисташки, или хотя бы скальп врага? – повиснув на сумке моего друга, спросил мальчишка с вымазанными кокосовой стружкой щеками.

- Эй, ребятишки, вы валите к костру – ночью всё вам расскажем, а пока дайте ощутить жар наших женщин, - дав подзатыльник одному из них, сказал мой друг.

Я ринулся в хижину, и, увидев толстую, как королевская кошка, женщину, оттолкнул её, когда она пыталась заключить меня в объятья. Не обнаружив Валейшки там, я вышел из своего уже опустевшего жилища – и воскликнул:

- Валейшка, любовь моего сердца и желудка, где же ты?!

Та толстенная бабища заулыбалась и, взяв меня за руку, прислонила её к своей груди.

- Вот же я, милый Гвайффи, целёхонька и невредима.

Я перепугался так, будто на меня шла колесница, и, заметив знакомую до печёнок родинку над верхней губой этой женщины, застыл в недоумении.

- Что с тобой сталось, любовь моя? – спросил я и провёл рукой по её шее со складками.

- Ты клялся, что будешь меня любить, даже если у меня не будет ног, и сейчас ты...

Она припала к моим ногам, плача, всхлипывая. Я помог ей подняться и, едва скрывая презрение, сказал:

- Ну ладно, это я шучу, пойди приготовь кокосового молока и похлёбки, любовь моя.

Она завизжала, радостно поцеловала меня в щёки, и я, скривившись, как от укуса москита, отправился к костру – туда, где старейшины и шаманы пьют алкоголь из мочи слона и хмеля. Там я увидел дряхлых, как засохший пень, стариков, которые даже сперва меня не признали.

- Ну, это же я, Гвайффи косоглазый, ставший победителем Весенних Игр сорок шестого десятилетия, - я вырвал из рук шамана кубок – и залил в себя, испачкав белую, как личинки муравьёв, рубаху.

- Твоя жена понесла от твоего брата, а ты ещё не убил его, ты что, трус? – расхохотались старики, и я, схватив топор, бросился к своей хижине.

Увидев мальчонку лет четырёх, я схватил его за шкирку и тряханул так, что у него полились слёзы.

- Скажи мне, правда то, что старики говорят, что мою жену обрюхатили?

- Она стала жрицей Анассалеи! – проговорил мальчонка, и я швырнул его вбок, а сам взял спичку, поджёг и поднёс к крыльцу из сухих пальмовых веток.

Огонь с удовольствием сжирал эту покосившуюся и уже не такую родную для меня хижину. На этот пожар сбежалось полплемени, и в меня начали тыкать копьями.

- Проваливай, богохульник, тебе не место в племени Изрикайо! – толкая меня к берегу, с желчью кричали мне мои сородичи.

- Я – победитель Весенних Игр, и, если кто-то хочет сразиться со мной, я с удовольствием сотру его в порошок, - выхватив кинжал, проголосил я и шлёпнул по щеке одного из воинов.

- Совет племени приговаривает тебя к изгнанию, богохульник, - тыча в меня закорелым пальцем, пробасил самый уважаемый старейшина – Мнентер.

- Чтобы ваш остров смыло цунами! – я плюнул в их сторону и направился к берегу, от которого ещё не успела отойти вёсельная лодка.

Я плюхнулся в лодку и погрёб, находясь спиной к сброду людей, выкрикивавших в мой адрес самые паршивые ругательства.

*

Когда мне в тарелку плюхнули кашу из древесных опилок, я не скривился – и зачерпнул целую ложку.

- Ты, новичок, будешь участвовать в отборочных боях к Весенним Играм сорок седьмого десятилетия, - сказав это, рекрут плюнул в мою тарелку. – Привыкай к унижениям, иначе на арене тебе делать нечего.

Лёжа под открытым небом на деревянной кровати, я вслушивался в разговоры новичков – эти ребята вспоминали матерей и отцов. Я уже проходил через отборочные бои, и теперь, скрывая свою личность, я чувствовал не страх, а воодушевление, сравнимое с таким, когда ты только рождаешься. Я наизусть знал все препятствия: в первых боях ты должен одолеть циклопов, на следующем этапе на тебя выйдут горгульи, и только через шестьдесят с лишним боёв ты сможешь сразиться со священными быками за титул чемпиона Весенних Игр.

Во сне мне виделись родные места, ставшие для меня чужими: пальмы, хижины, костёр племени. Когда нас утром разбудили плетьми, я уже знал, что будет дальше – предбоевой пир, после которого нас, как пушечное мясо, отправят на циклопов.

- Меня звать Кайсар, и я с земли чудовищ, - сказал тощий, как стручок фасоли, пацанёнок, и я усмехнулся, представив его в битве. – А ты не выглядишь как воин – скорее, как темнокожий пастух. Так как тебя звать, едок?

- Чемпион, - проговорил я, наслаждаясь тем, что новый знакомый смотрит на меня, как на простачка.

Весь день нас били палками, и я делал вид, что мне больно, хотя моё тело давно перестало чувствовать боль. На следующее утро мы отправились на арену, которая и в подмётки не годится тем, на которых я дрался когда-то. Тот парень, Кайсар, лёг уже в первом бою – циклопы растерзали его, как тряпку. И, когда оратор объявил меня победителем первого боя, я почувствовал себя гораздо счастливее, чем после финального боя прошлых Весенних Игр.

- Сегодня тебя, Чемпион, ждёт жирный, как твой кулак, кусок сала, - сказал он и поднял мою руку вверх, как одного из многих десятков победителей.

Ощущая, как сало застревает в зубах и как оно ласкает желудок, я смотрел вдаль, где шли большие, как глаза младенца, волны. Когда сала не осталось, я начал грызть куриную кость, и не было на свете человека счастливее и несчастнее, чем я.