Шум праздника и пьяные голоса окружали Бернса, когда он проснулся и обнаружил, что лежит в повозке, трясущейся по ночному тракту. Замок и королевский пир остались позади. Довольный воспоминанием, он улыбнулся звездному небу и начал искать свои вещи.

-Справа, господин, прямо под вашей рукой, - лениво произнес затянутый в новую солдатскую форму верзила и кивнул в сторону свертка.

Заботливо укутанная плащом возле Бернса лежала его лютня. Облегченно вздохнув, он откинулся на солому и затянул балладу о потерявшихся путниках.

-Не надо, господин, - буркнул возница и хлестнул лошадь, - нечистый меня закрутил, связаться с вами... - добавил он чуть слышно.

-Эй, а ты наглец! – Бернс обрадовался поводу и сел ближе к солдату, - вот, смотри! - оно сунул ему в лицо огромный перстень, но ночь выдалась темной, и желаемого эффекта достичь не удалось. Парень лишь хмуро покосился на попутчика и выругался громче.

-Это знак короля, дубина! Я – Бернс! Придворный менестрель, а теперь и хозяин собственного поместья! Как мы вообще здесь оказались? Куда мы едем? – вздрогнув от порыва холодного ветра, Бернс вытаращился на чернеющий лес, поежился, и застегнул расшитую золотом куртку.

-Куда приказали, - горько усмехнулся солдат, - где мы сейчас - не знаю, дорога несколько раз обрывалась, и пару раз мы возвращались в одно и то же место. Но это обычное дело, когда направляешься в Ущелье мертвых. Вы сами потребовали, чтобы вас туда доставили.

-Для чего? – Бернс ущипнул себя за руку и поморщился.

-Известно, для чего – чтобы найти и записать историю, страшней и прекраснее которой еще не знал мир, - парень ответил ему нараспев, передразнивая манеру менестреля, и добавил, - очень разозлили короля. Якобы предали его дружбу, разбили сердце сестре Его величества, и что вы, господин – непроходимый идиот, которого погубит жажда славы и собственная глупость.

-Ну, понятно, почему нет охраны и припасов, - кивнул Бернс и вздохнул, - меня прокляли, не иначе!

Солдат сплюнул и оградил себя знаком от сглаза.

-Ясно дело, господин. Вы даже в стельку пьяным таких речей в адрес короля себе не позволяли! Обозвали его трусом, а свои песенки, значит, собачим бредом, сочиненным ради куска хлеба и спокойной старости. Ну, хлеб-то у вас с маслом был и не только, а что в старости-то не сиделось? – он повернулся к Бернсу, и даже в потемках тот различил разбитое и опухшее лицо солдата.

-Боги...что с тобой? Ты – призрак?

-Пока нет, господин, - уныло отозвался парень и накинул на голову капюшон.

-Я был там. Однажды, еще ребенком я видел Сыноубийцу и его замок. Он предсказал тогда, что я вернусь. Провалиться мне, это было так давно, неужели все это было правдой, а не ночным кошмаром!

-Вы украли у него что-то? Зачем вы ему нужны? Мертвецов ему и без того хватает. Говорят, в полнолуние слышен его зов, и от побережья до предгорий люди кончают с собой в эту ночь, чтобы прийти к нему и служить вечно. Рассказывают, есть деревня в трех днях пути от замка – никто не выжил, даже дети – кто утопился, кто себе нож в горло всадил. Зачем вы нужны Сыноубийце живым?

-Может, чтобы написать о нем балладу? – Бернс прочистил горло и замолчал.

-Я тоже думаю, бред собачий ваши песенки, мне не нравятся! Многим не нравятся! – огрызнулся солдат, - нет в них правды! По вам это сразу видно – холеный точно боров, в золоте и кружевах! – он закипал с каждым словом, - было бы в вас хоть немного правды – вы бы высохли! Вы бы тряслись или пили, но не в удовольствие, а чтобы забыть ее! Вы не стоите даже ногтя нашего короля! Хорошо, что он избавился от такой пиявки!

-А какая правда случилась с тобой? – Бернс попытался сменить тему.

-Я – убийца! - крик его сорвался, и парень всхлипнул, - отомстил за друга. Или на виселицу, или с вами – таков мой приговор. Люди хуже зверей, звери не предают.

-Значит, в случае чего, ты сможешь это сделать снова и спасти нас, -задумчиво произнес менестрель.

Солдат хмуро посмотрел на него и через некоторое время спросил.

-А как убивать мертвых?

 

Ночной лес все глубже погружался в тишину, пока дыхание путников и медленный стук копыт их уставшей лошади не остались единственными звуками. Все замерло. Воздух загустел, даже эхо не смогло бы прорваться сквозь него.

Солдат помотал головой, однако не почувствовал облегчения. Давление усиливалось, хотелось закричать, чтобы очнуться, но вздохнуть полной грудью казалось невероятно тяжело.

-В сотый раз тебе приказываю – поворачивай! – гневно прошипел Бернс и свесился с телеги. Избавившись от остатков ужина, он с трудом взял себя в руки и из последних сил вцепился в огромные плечи спутника, - посмотри на меня! Ты слышишь, что я тебе говорю?

-Пахнет смертью, я чувствую вкус крови во рту и вонь разложения. Мы уже близко, - парень слез и повел лошадь в поводу, тихо уговаривая ее переставлять дрожащие ноги, - некуда поворачивать! – он грубо оттолкнул Бернса обратно на солому, - теперь только одна дорога, уже не вернуться. Или бродить в этом лесу до самой смерти, или пойти к ней и покончить со всем. Хочешь остаться – валяй! У тебя здесь нет слуг! По мне - так самое место для такой падали, как ты.

-Что я тебе сделал? – Бернс заскулил и стал похож на того жалкого найденыша из лесной чащи, каким его однажды подобрал Король Йонрад, отправившись на охоту.

-Ты превратился в худшее, что могло из тебя выйти. Хотя теперь это не имеет значения, - произнес солдат одними губами, так что Бренс, свалившийся с телеги и снова исторгавший свои внутренности, его не услышал.

Закрыв глаза, он в изнеможении погрузился в призрачный мир волшебной музыки. Окруженный тысячами огней и приветливыми лицами, он пел, сидя у подножья каменного трона, и его голос обволакивал саму ночь бархатистым густым покровом тайны. Холод звездного света превращался в предвкушение страстной любви. Между людьми возникали связи и жаркие признания, которые будут существовать лишь до тех пор, пока в их сердцах будет звучать его песня. И он чувствовал себя искусителем, вершителем судеб со сладостной горечью понимая, что расплачиваться за это придется другим.

Медовый теплый свет праздничных фонарей закружил его и медленно превратился в кровавый. Бернс почувствовал, что тонет, и, когда его тело, охваченное судорогой, избавилось от последней влаги и пищи, очнулся. Он стоял на коленях на жесткой земле среди густого незнакомого леса и по его дорогому камзолу стекал ручьями пот, смешавшись с рвотой.

-Кровью платят за кровь, - бездумно произнес он, повторив эти слова из далекого почти забытого воспоминания.

-Эй, смотри! – закричал солдат и указал рукой на небо, - хочешь стать для них добычей? Тогда, конечно, сиди дальше в своей блевотине! – и он тронулся в путь, скрывшись из виду.

Тучи, затянувшие небо, разошлись. Холодный Лунный свет залил землю и обнаружил тех, кто прежде оставался невидимым. Призраки. Мертвые, сотни и тысячи. Они были повсюду, бесконечной вереницей двигаясь мимо Бернса вглубь черного леса. Мужчины, женщины, воины, горничные, фермеры. Там, где луч падал на них, их силуэт отливал мягким молочно-серебристым светом. Попадая в тень, они сливались с ночным сумраком, и только запах смерти, кровь, которую они пролили, тянулся за ними отвратительным шлейфом, превращая лес в одну смердящую и растревоженную могилу.

Дрожа от страха, Бернс вскочил на ноги и пустился следом за солдатом, ища защиты. Оказавшись на мгновение в освещенном пятне, он встретился лицом к лицу с мальчишкой-пастухом, горло которого было перерезано, а за поясом торчала дудочка. Взгляд, полный ужаса и отчаяния скользнул по тучной фигуре менестреля. Мальчик прошел сквозь него и растворился в темноте. Бернс почувствовал, что плачет и с удивлением стер слезы грязной рукой.

-Мы можем им помочь? – глухо спросил он.

В ответ солдат рассмеялся, и странным незнакомым голосом ответил.

-А ты способен на это? Помочь другим.

Мгновение Бернс думал, потом кивнул, подтверждая собственные мысли и запел. Не балладу для королевского двора и не походную песню, какие заводят у костра, чтобы взбодриться. Колыбельную из далекого детства. Как мать своему ребенку, обещая добрые волшебные сны, полную любви и ласки. Бернсу было трудно, горло сдавливали слезы и судороги страха, но он хорошо помнил, как это делала старшая горничная замка, пока он был ребенком, хоть и чужим. Тем больше тепла она старалась ему передать. Он пел ее годы спустя, после того, как она давно упокоилась в могиле, пел только один и уверенный, что никто его не услышит и не станет смеяться. Бернса неожиданно пронзила мысль о том, что, вероятно, где-то и у него есть ребенок и, следом вторая – что его мать, кем бы она ни была, не захотела от него даже денег, ничего.

Взрыв яростного хохота разорвал мелодию, и Бернс недоуменно оглянулся. Уперев мощные кулаки в бока, напротив него стоял солдат, грудь его сотрясалась, разбитый рот был растянут в ухмылке, но в глазах были ненависть и торжество.

Оступившись, менестрель закричал от ужаса. Мертвые смотрели на него. Все, на кого упал бледные свет и сотни других. Тьма, устремившая свой взгляд ему в сердце. Движение прекратилось. Мальчик-пастух сделал один шаг в сторону Бернса и протянул к нему руку, умоляя пойти с ними.

 

-Отлично, теперь у нас есть приманка! – донеслось из чащи. В следующий миг Бернс почувствовал вспышку боли, будто его череп раскололся, и он потерял сознание.

Огонь, не смотря на обилие сухого хвороста, разгорался с трудом, и один их охотников был вынужден постоянно его поддерживать. Вода в котелке едва согрелась, но на большее надеяться было бессмысленно.

-Как с ними поступим? – прогнусавил заросший щетиной и грязью бывший фермер и продолжил точить огромный топор.

Бернс открыл один глаз и со стоном пошевелился. Его связали и бросили под дерево, за пределами скудного разливающегося от огня тепла. Менестрель задрожал от холода, но говорить боялся, продолжая наблюдать за происходящим. Спустя некоторое время единственным и страстным желанием его стало умереть быстро и как можно скорее.

-Я слышал, он чует свежую горячую кровь. Надо пустить этому, жирному, и оставить. Дождемся, пока тварь появится и прикончим. Дело-то нехитрое, - неуверенно продолжил фермер и отложил топор.

-А я другое слышала, - весело отозвалась женщина.

Бернс вытаращился на нее во все глаза. Высокая и гибкая, она явно не уступала в силе мужчинам. Толстая коса отливавших багряным золотом волос спускалась ниже пояса и была переплетена жемчугом. Ножны ее меча были богато украшены камнями, а костюм расписан причудливым узором, которого Бернсу прежде не доводилось видеть.

Трое хмурых и уродливых, но хорошо вооруженных мужчин сопровождали ее, хотя она делала вид, будто они на равных. Страшнее всего было встретить ее взгляд. Светлые полные льда глаза, которые пронзали насквозь. Глаза хищника, наслаждение для которого – рвать своих трепещущих от страха жертв.

-До меня доходили слухи, что твари, охотящиеся в этом лесу – всего лишь его охотничья свора. Их можно убить. С трудом, но это возможно. Однако, чтобы покончить с ним, Сыноубийцей, придется спускаться в ущелье, в его замок, ушедший под землю, и искать его там. Мы сделаем это! – она закричала и остальные тут же вторили своей предводительнице, - пока Король Йонрад отсиживается за своими стенами, мы сами примем бой! Уничтожим древнее зло! За наших родных, которых он отнял! А потом посмотрим, нужен ли нам этот трусливый вождь!

 

-Ты, значит, заклинатель душ, - она села на корточки напротив Бернса, - на службу к Сыноубийце едешь? Хочешь нас всех погубить? – она ударила его по лицу, оставив кровоточащие отметины, и поднесла руку к себе, принюхалась. Во взгляде ее промелькнуло сомнение, - вы оба провоняли им. Что ты и он такое?

-Никто, просто заблудившиеся путники, - ответил солдат.

Он не был связан, хотя за ним следили сразу несколько пар глаз. Его распухшее от побоев лицо стало более выразительным, синяки выцветали. Бернс мог бы поклясться, что его спутник выглядит довольным сложившейся ситуацией.

-Я еще не решила, может, с тебя начнем! – она подскочила, словно кошка и вцепилась ему в горло. Волна наслаждения, прокатившаяся по лицу солдата, привела Бернса в смятение.

Охотники продолжали галдеть возле костра и старались не смотреть, как их предводительница, а за ней и солдат исчезли в темноте лесной чащи.

Бернс затрясся от гнева и посылал проклятья в спину парня до тех пор, пока не потерял его из виду. Спустя мгновение он вскрикнул от озарившей его догадки, но никто не обратил на него внимание. В правом боку солдата зияла огромная дыра, были видны разорванные мышцы, кровь пропитала штанину и куртку на столько, что они стояли колом. Если бы не свет от костра, Бернс бы не смог этого увидеть, но теперь было очевидно, что парень мертв. Не сразу. Вначале он еще действительно разговаривал с преступником, высланным из замка. И его история была правдой, но сейчас... Сейчас его тело уже принадлежало другому существу.

-Может хоть она прогорит дотла! – рассмеялся тощий болезненного вида охотник с луком на спине и бросил в костер лютню менестреля. Пламя вспыхнуло. Искры разлетелись и обожгли путников, но они лишь расхохотались. С глухим звоном треснула струна, за ней – другая, потом следующая... Огонь, наконец, разгорелся и залил небольшую поляну ровным желто-красным светом.

-Пошли прочь! – отмахнулся фермер топором от одного из призраков и попытался уклониться от него.

Мертвые продолжали свой бесшумный и молчаливый путь, с безразличием взирая на живых, ютившихся возле костра. Бернс лежал, не шевелясь, и тихо плакал, пока пламя жадно пожирало его лютню, и в шелесте листвы, потревоженной ночным ветром, доносился сладостный любовный шепот.

 

-Помоги мне, прошу тебя! Если Гаэлдан опять не захочет меня слушать, клянусь, я прикажу им напасть на вас. Дикую охоту сметет словно ураганом! У меня их достаточно, Ниэнна, я собрал более чем достаточно душ.

-Да, я знаю! И кто они, те, кто умер из-за тебя! Женщины, дети? Мне нужно только прикончить твоего заклинателя, этого придворного хлыща, и ты останешься один на один с разгневанной армией, которой не способен управлять...

-Ты не справедлива! Не моя вина, что так действует проклятье! Думаешь, я не хочу от него избавиться?

-Гаэлдан примет бой. Прости, я ничего не могу сделать. Он предводитель Дикой охоты, не подчиняется и не слушает никого, и он очень зол на тебя. За то, что ты крадешь у нас мертвых. Многие из них могли бы присоединиться к нам, но ты вынудил их влачить жалкое существование в ожидании зова крови.

-Значит, так и будет! Я уничтожу всех! И у тебя не останется выхода, кроме как присоединиться ко мне, у тебя и у нашего сына.

-Каррод, он счастлив! Он давно простил тебя. Не отнимай у него жизнь, как сделал однажды.

-Я спас его! Такие как он, полукровки, не живут долго. Ты знаешь, какой была бы его участь, прознай люди, что он на половину эльф, а скрывать это было уже невозможно. Мне жаль, что ему пришлось отказаться от своей человеческой части жизни и тела, но теперь он с тобой, среди своего народа! Я не мог сделать для нашего сына больше.

-Нет, можешь! Отпусти нас, позволь себе обрести покой. Посмотри, во что ты превратился - вынужден использовать чужое отвратительное тело, чтобы поговорить со мной! Я все меньше узнаю того Каррода, бесстрашного воина, поставившего на колени не одну страну, разрушителя! Ты все глубже прорастаешь в эти проклятые камни и опускаешься все дальше в недра земли. Послушай меня, прими помощь! Оставь сражения, хватит!

-Ну конечно! Гаэлдан будет счастлив прикончить меня, если я ему это позволю! Может быть, я уже не нужен тебе?

-Любовь к тебе всегда будет в моем сердце, я не дам ей исчезнуть. Проклятая ведьма! Надеюсь за то, что она сделала с нами, ее душу будут вечно разрывать на куски. Мне жаль, Каррод. Прости!

-Ниэнна...

Шепот оборвался. Бернс плыл между сном и явью, плохо представляя, о чем шла речь, но миг, когда последняя искра жизни солдата угасла, он почувствовал. Как будто порвалась невидимая нить, и осознание того, что Бернс так и не спросил его имя, наполнило его такой горечью и отвращением к себе, что он открыл глаза и проснулся с твердым намерением что-то предпринять. Пока еще у него была его собственная жизнь.

 

-Вставай! – над ним стояла охотница, уперев острие окровавленного меча ему в живот, - пойдешь со мной!

-А остальные? – испуганно отозвался менестрель.

-Пусть продолжают свой путь. Ни ты, ни я не принадлежим к людям и не должны разделять их тревоги.

-Я не понимаю, госпожа! Я всего лишь пою песни и баллады на праздниках и похоронах, зачем мне идти в лес?

Она расхохоталась, но ее спутники продолжали дремать возле горки тлеющих углей, словно их отделяла невидимая стена.

-Госпожа? – она с трудом успокоилась, - так называют коров, обряженных в шелка и прячущихся за толстыми стенами! Я – Ниэнна, королева эльфов и предводительница Дикой охоты! А ты - всего лишь жирный кусок мяса, ставший тем камнем у дороги, о который разбилось столько жизней! Ты говоришь, что ничего не помнишь, но я не верю! Кровь помнит все.

Ледяной рукой она обхватила его затылок, запустила когти в волосы и кожу. Боль, вспыхнувшая в голове Бернса, подобно тончайшим иглам, вонзилась в его мозг. Ткань реальности разорвалась.

 

Он очнулся пятилетним грязным ребенком на полу возле холодной закопченной печи. Тощий одноглазый пес жалобно терся о него носом.

-Берни, почему ты до сих пор здесь?

Он узнал хриплый голос матери и с ужасом уставился в ее высохшее уродливое лицо. О боги, как он надеялся ее забыть!

-Немедленно, хватай корзинку с яйцами и живо на рынок! Пока все не продашь – домой не пущу! И не смей даже трогать их! Испачкаешь!

Пес заскулил и выбежал во двор. Берни припустил следом за ним. Корзинка тяжело раскачивалась на его тонкой желтоватой руке. Вдогонку старуха продолжала поносить его и пообещала отходить хлыстом, если он не поторопится. Вросший в землю каменный дом, одиноко взирающий с холма на раскинувшуюся в долине деревню - ведьмин дом - остался навсегда позади. Берни испытал смешанные чувства и захотел оглянуться, но обнаружил, что не может повернуть голову. Прошлое нельзя было изменить. Значит, и то, что с ним случиться – неотвратимо. Он заплакал, отчаянно и горько. На его щеках не появилось ни одной слезы.

 

Боль. Иглы еще глубже. Нет! Он не хочет, не может туда вернуться!

 

Повсюду огонь. Горит рынок и дом мэра. Огромная черная лошадь едва не затоптала его. Люди кричат и разбегаются во все стороны. Завтра от деревни останется лишь пепелище. Солдаты короля получили приказ. Никто не должен выжить. Слишком часто в этой спрятанной среди холмов окраинной деревушке находили приют и помощь мятежники и бандиты. Никакие переговоры этого не изменят. Верность нельзя ни купить, ни внушить, и король выбрал путь ее выжечь, стереть свое клеймо Сыноубийцы именем Разрушителя.

Берни прижал корзину к груди, но спрятаться не успел. Внезапная боль ожгла его детское плечо. Вторая стрела попала в ногу чуть выше колена. Не устояв, он рухнул прямо на молочно-белый облепленный пухом десяток яиц под копыта закованной в броню лошади и потерял сознание. Бернс вдруг понял, что не испытал страха в тот момент, скорее – облегчение.

 

-Я проклинаю тебя!

Голос его матери. Не такой, как обычно. Он громыхал, словно медь, и отзывался эхом в настороженной тишине. Берни ужасно больно, он не может открыть глаз, но все слышит. А еще он очень хочет вернуться в лес и попросить Ниэнну не возвращать его в тот день.

Невозможно. Бернс понял, что он никогда не мог избежать того, что с ним происходило. И то, что ему уготовила эльфийская королева – он, без сомнения, и это должен будет принять. Никто не станет его спасать. Или нет? Был такой человек в его жизни. Один. Разрушитель. Каррод.

Берни приоткрыл правый глаз и впервые тогда увидел титана, как ему показалось. Могучий, облаченный в шипастые забрызганные кровью доспехи, он снял шлем и смотрел прямо на него. Если бы мог, Берни закричал бы от испуга. Глубоко посаженные черные глаза, борода и спутанные волосы, как смоль обрамляли его еще не старое лицо, но морщины боли и сожаления о содеянном глубоко прорезали его лоб.

-Жизнь и смерть - это воля богов, женщина. Мы просто вершим предначертанное. Мне жаль твоего сына. Прими... - густой сильный голос его так необычно контрастировал с истеричными криками его матери, что Берни едва заметно улыбнулся.

-Я расскажу тебе о предначертанном! – завопила она. Вокруг раздались тревожные вздохи, - ты знаешь, все знают, - Берни не видел, но был уверен, что она обвела безумным взглядом всех, кого могла достать, - сын вдовы – вот кто он!

Бернс почувствовал приступ тошноты, когда она вонзилась длинным ногтем в его щеку и продолжала тыкать, то ли призывая остальных смотреть на него, то ли стараясь даже сейчас задать ему трепку за разбитые яйца.

-Думаешь, я проглочу свои слезы и уберусь обратно на свой холм, оплакивать своего единственного сына? А вы будете отворачивать взгляд и ограждать себя знаком от сглаза каждый раз, если я прохожу мимо? Жизнь и смерть! Может быть, Разрушитель, я найду для тебя еще один выход? Бесконечно долгую жизнь, подобную самой смерти? – она разразилась безумным хохотом.

-Уберите ее, - попытался отмахнуться Каррод, - чего вы ждете? – загромыхал он, но солдаты попятились в стороны. Берни знал, так было всегда. Никто не хотел приближаться к его матери, которую все считали ведьмой.

-Уходи! – гневно бросил он, тихо направив своего коня прямо на задыхающуюся от смеха старуху, - иначе ты умрешь! – недовольное ржание лошади превратилось в жалобный стон и стихло.

Один стук сердца Берни пробыл в невероятной тишине, но за ним наступил хаос, наполненный криками и воплями, грохотом металла и бранью. Его сильно толкнули в спину, и Берни безвольно перекатился на бок.

Сминая доспехи лошадь с подрезанными передними ногами рухнула на то место, где он только что был. Из ее ран хлестала кровь. Она дико ржала, ее черные атласные бока покрылись пеной. Его старуха-мать сидела на земле, едва ли не касаясь ее морды своим крючковатым носом и все еще держала занесенным длинный кухонный нож.

Упав на одно колено, Каррод застонал, по его щекам побежали слезы, в одно мгновение он выхватил меч и прекратил мучения своего коня, затем сделал шаг к ведьме и поднял уже запевший от предвкушения очередной расправы меч, но старуха его опередила. Она воткнула нож себе в шейную артерию, и горячая струя крови брызнула Карроду в лицо.

Будто подкошенный, он упал перед ней на колени и сидел, не двигаясь, пока она что-то шептала, а кровь продолжала литься на него, превращая в багровое чудовище. Никто не смел ни подойти к нему, ни сказать что-либо. Закончив, старуха запустила кривые пальцы в напитавшуюся кровью землю между ними и размазала ее Карроду по лицу. Тело Бернса исказила судорога.

«Она похоронила его!» - хотел закричать он и не мог.

Остатки жизни покинули его мать, она упала. Мягко, как истлевшая ткань, опустилась в огромную натекшую лужу крови вокруг лошади и больше не шевелилась. Один из солдатов пришел в себя, подбежал к командиру, но самостоятельно поднять его не смог. Только втроем они сумели поставить Каррода на ноги и увести. Берни неожиданно захрипел. Рыдания пересилили сковавшую его боль.

-Проклятый! – испуганно закричала какая-то женщина.

-Мертвые не возвращаются! - мужчина рядом с ней поднял тяжелый камень и направился к мальчишке.

-Оставьте его! – приказал Каррод, и Берни поразился, сколько силы ушло из него, это был голос если не старика, то тяжело больного человека, - мальчишка жив! Я заберу его, - пресекая дальнейшие сомнения, Каррод дал знак одному из подчиненных, и тот осторожно, словно Берни был заражен чумой, поднял его и понес следом на предупредительно завернутых в плащ руках.

 

-Дальше! – потребовала Ниэнна в наступившей темноте.

-Хватит! – Бернс взмолился, - покончи со мной, как должно было случиться еще тогда.

-Нет! – она, казалось, скребла когтями его ребра и кости, рвала мышцы и выдавливала глаза, - я заставлю тебя положить конец тому, что сотворила твоя мать! Ты заплатишь за все! Ты сделаешь это – спасешь моего Каррода, как он спас тебя, поганый ты мальчишка!

-Заплатишь? – сквозь боль печально удивился Бернс, - разве можно оплатить столько зла?

Ярость, пронзившая Ниэнну, заставила Бернса бежать вглубь памяти, и он открыл глаза в развалинах старого огромного замка.

 

В темных пустых коридорах гулял ветер. Где-то вдалеке послышался гул, по стенам побежала дрожь, и на глазах Берни выросли несколько трещин толщиной с палец. Один угол залы поднялся. Сверху посыпалась пыль и земля.

-Они надеются избавиться от меня. Им, наконец, удалось расширить подземное озеро, и оно размывает скалу с каждым днем. Не сегодня – завтра мы уйдем под землю. Я сам так приказал им. Никто из моих рыцарей не способен меня убить, даже если бы захотел этого. Ты боишься, мальчик? Подойди!

На возвышении перед Берни стоял массивный каменный трон, украшенный диковинной резьбой. Только сейчас менестрель понял, что тот же рисунок покрывает броню Ниэнны. Наследие эльфов. Древний замок, повидавший множество королей. Тот, что восседал на троне сейчас, был воплощением таящейся в этих стенах магии и умирал вместе с ней. Каррод едва ли походил на того, кем был чуть менее года назад. Его кожу избороздили глубокие морщины, и она стала напоминать древесную кору. Волосы и борода выросли на столько, что обвивались вокруг трона. Огромное тело его стало еще больше, и он напоминал Берни великана, какими их описывали легенды.

-Тебе придется уйти, - Каррод тяжело погладил мальчика по голове и вздохнул, - нельзя прятаться, тебе придется прожить свою жизнь, хочешь ты или нет. Обещай только, что когда я позову тебя – ты придешь попрощаться. Нескоро еще, мальчик, очень не скоро, - он успокаивал его, и сила, исходящая от короля, перетекала в Берни. Мальчик задрал голову, пытаясь уловить слабый солнечный лучик, пробивавшийся сквозь треснувший потолок.

-Я хочу остаться с тобой, - услышал Бернс свой собственный детский голос.

-Что ж, ты единственный, у кого такие странные желания, - Каррод усмехнулся, и замок задрожал, принимая настроение своего хозяина, - а теперь послушай, - он приблизил нахмуренное лицо к мальчику, - я становлюсь кем-то, чем-то иным. Я чувствую это. Жизнь и то, что случается после нее – это долгая дорога, мальчик, долгая и неизвестная. Но тебе, в отличие от меня, нужна пища и сон. Ты растешь и по человеческим меркам скоро достигнешь расцвета. Зачем тебе гнить вместе со мной? Клянусь, я хотел бы хоть немного представлять, куда нас заведет это все, но сейчас – признаюсь, у меня нет ответа. Запомни одно – мы связаны. Возможно, придет время, тебе не захочется обо мне воспоминать, может быть даже, ты скажешь себе, что все это было сном, но судьба... Судьба, мальчик, всегда хитрее. И ты вернешься сюда, это одно, что я знаю точно.

-Сядешь на него, - подчиняясь зову Каррода, из тени выступили пятеро гончих с красными глазами. Самый большой из псов подошел и обнюхал Берни, - покинешь холмы ночью. Никто, если и увидит, не посмеет тебе помешать. Имей в виду – для них ты тоже – часть проклятья. Не обменяй жизнь на горячий мясной пирог и мягкую постель. И еще, я прошу, проведи этот вечер со мной, чтобы не только я, но и замок запомнили твои песни и твой голос как можно лучше. Я не беспокоюсь за тебя, ты сумеешь себя прокормить и найти место среди людей. А сейчас – спой мне...

 

-Ты тоже любил его? – удивленно произнесла Ниэнна.

Бернс глубоко вдохнул ночной запах леса и попытался встать, когда заметил в чаще какое-то движение. Несколько горящих пар глаз приближались к ним с невероятной скоростью, а жар их дыхания накалил воздух.

-Спасайся! – Бернс толкнул Ниэнну как раз перед тем, как одна из гончих мягко приземлилась на лапы возле нее и оскалила пасть. Другая готова была схватить менестреля за ногу, но внезапно замерла и принюхалась.

-Привет, - робко сказал Бернс, протянув псу раскрытую ладонь.

-Каррод! Ты посмел на меня напасть! – взревела Ниэнна, и от звука ее голоса деревья пригнулись к земле. Она вдруг стала расти, ее кожа налилась жемчужным светом, волны золотых волос развивались на ветру, - считай, что объявил нам войну! – она легко запрыгнула в седло крылатого коня, отделившегося от заполонившего небо грозного воинства, и потребовала, - ты, заклинатель, за мной!

-Вам? – вожак гончей стаи оскалился и встретился взглядом с Ниэнной, голос Каррода звучал повсюду, наполняя лес эхом, - значит, ты больше не моя! Ты сделала свой выбор! - пес отвернулся и исчез среди чернеющих дубов. На миг лицо Ниэнны исказила такая печаль, что Бернс не поверил своим глазам.

-Поторопись, ты мне нужен! – шепнул ветер в ухо Бернсу.

Ниэнна не дала ему шанса сделать выбор. Схватив его за шиворот, она подняла менестреля в воздух и усадила перед собой в седло. Раскат грома пронесся по небу, и дождь молний посыпался из мечей и копий Дикой охоты.

Стая заметалась, завыла, один из псов подпрыгнул, чтобы ухватить Бернса за сапог, но сверкнула стрела, и один из лучников охоты пригвоздил гончую к земле, оставив гореть. Стон и гнев сотрясли землю. Ниэнна поднималась все выше, пока перед насмерть перепуганным менестрелем не появилась огромная желтая Луна и россыпь мерцающих звезд. Неосознанно подняв руку, он стер с лица капли влаги и удивленно уставился на ладонь. Ниэнна плакала.

 

От гула, царящего вокруг, Бернс невольно зажал уши. Исчезая за горизонтом по ночному небу вдоль туманности звезд над землей проносилась Дикая охота. Взбитые копытами призрачных лошадей облака тяжелели и готовились обрушить на лес ливень и гром. Повсюду сверкали обнаженные мечи и копья, отражаясь огнем в бледных глазах эльфов и тех мертвых из числа людей, кто не захотел обрести покой.

Бернс почувствовал себя беспомощным и жалким. Его мутило от одного взгляда вниз, на чернеющее полотно леса, куда сыпались молнии одна за другой.

-Отдай его мне! – подобно обвалу камней в горах, прогремел приказ Гаэлдана.

Крики и ссоры, требовавшие скорее вступить в бой, чтобы затем отправиться через море в землю, где идет война, и, наконец, насытиться падшими, собрав новый урожай охотников.

-Он нежить, его дыхание оскверняет наше небо! Смерть не забрала его, но создала проклятье! Смотри! – стук его доспехов, сплавленных из костей, заставил менестреля вздрогнуть.

Король Дикой охоты стоял в санях, запряженных шестеркой бледных жеребцов, выбивавших копытами гром. Впереди, клацая зубами и пуская кровавую пену, неслась свора состоящая пополам из чудовищных огромных псов и закованных в ошейники на длинной цепи людей, смертельные раны которых так и остались не закрытыми. Безумие и голод, терзавшие их, заставили Бернса отвести взгляд.

-О боги...

На дне глубокого ущелья лежал в руинах замок. Эльфийский свет, льющийся с неба, обнажил его полуразрушенные галереи и покои, наполнив мягким серебристым свечением, в котором появлялись и исчезали мучающиеся от горя и боли лица. С каждым мгновением их становилось больше, они словно тянулись к Бернсу, звали его. Сотни, тысячи мертвых глаз впивались в него в мольбе, пока из недр не поднялось черное облако и не поглотило всех, обратившись в гигантское лицо с пылающим взглядом.

-Мальчик, - выдохнуло то, во что превратился Каррод, и все исчезло, оставив голый древний камень и ночь.

-Ты виной этому!

Оглянувшись, Бернс с ужасом обнаружил, что сани Гаэлдана поравнялись с Ниэнной, и ничто уже не разделяет его шею и меч предводителя Дикой охоты.

-Оставь! – Ниэнна увела коня в сторону и загородила менестреля плечом, - пусть он поможет ему, - в ее голосе прозвучала мольба, но взгляд Гаэлдана сделался лишь жестче.

-Хочешь своего любовника в мою свору? – раздосадовано бросил он и хлестнул плеткой одного из закованных мертвецов. Испустив протяжный полный боли стон, тот дернул поводок, и сани устремились прочь.

«Я разобьюсь, и все закончится», - с надеждой подумал Бернс и вывалился из седла.

 

-Проснись же ты! – менестрель не хотел открывать глаза, но болезненное покалывание в лицо заставило его сдаться.

-Наконец! Я боялся, ты умер от страха, - облегченно выдохнул бледный мальчишка и убрал длинный прутик, которым тыкал Бернса.

«Точно, как она», - брезгливо подумал тот, вспомнив мать, но вслух не ответил ничего.

-Сейчас я тебя достану оттуда! Надеюсь, нам удастся спуститься. Ты ведь знаешь, что делать? – сомнение, промелькнувшее в звонком голосе ребенка, заставило его отвлечься от раскручивания тонких прутьев клетки, в которой сидел Бернс, и уставиться на него.

Глянув по сторонам, менестрель во всей красе увидел бездну, над которой раскачивалась его клетка, и закатил глаза.

-Давай, хватайся, - недовольно пробурчал мальчишка, - мама говорит, одно решение есть всегда – это клинок. Садись же! Скорее!

-Ты кто? – прошептал Бернс одеревеневшими губами.

-А сам как думаешь? – усмехнулся тот и ловким движением, подхватив менестреля за локоть, усадил себе на спину. Без сомнения, скулы и нос принадлежали Карроду, но глаза были в точности как у Ниэнны.

-Держись крепче! – весело скомандовал он и полетел вниз, сквозь облака, переворачиваясь в воздухе и наслаждаясь расходившейся над замком бурей.

-Ты должен знать, что твоя мать сделала, и как это разрушить. Или ты был плохим сыном, который ей ни в чем не помогал? – смех быстро сменялся раздражением, и Бернс не без основания подумал, что мальчишка с той же легкостью как спас, прирежет его.

-Знаешь, бывают разные семьи, - глотая ледяной ветер, прохрипел менестрель.

-Дальше я не смогу. Они не пустят, - схватившись за толстую ветку, мальчик кивнул на проявившегося в отблесках молний призрака и уселся на дереве, позволив Бернсу медленно переползти на соседний сук.

-Помоги отцу, прошу тебя! – он задумался и добавил, - помоги принять верное решение, - лицо его исказила боль, и он растворился в темноте, оставив напоследок в дрожащей руке менестреля небольшой клинок с жемчужной рукоятью.

Бернс боялся пошевелиться. Его охватило дурное предчувствие – сколько лет день за днем он вот также сжимал в руке лютню. Ее струны и сердце – вот его верное оружие, выручавшее его в самую темную ночь. До этого момента. Жизнь, которую он украл у смерти, вырвали у него и вернули в ту тьму, где все начиналось. Смерть, страх и боль, через которые ему снова предстояло идти. В какой-то момент Бернс снова вытащил клинок и уставился на него.

«Обыграть всех?» - усмехнулся он, но потом порывисто вздохнул и спрятал его в сапог подальше от глаз.

-Ты видел его? – нетерпеливо спросил Каррод, как только Бернс ступил на растрескавшуюся плиту того, что осталось от тронного зала, - как мой мальчик? – Бернс услышал в его голосе страх и страстное желание новостей.

-Любит тебя, - не хотя ответил менестрель. Раздвинув ногой камни и ветки, Бернс сел на пол, подогнув ноги, перед расколотым каменным троном и, стараясь не выдать свой страх, взглянул в пустые глазницы огромного черепа, увенчанного тусклой затянутой паутиной короной.

-Я пришел. Ты знал, что так будет, - слова, произнесенные Бернсом, глухо ударялись о стены. Царившая годами под каменными сводами тишина не хотела уступать живому голосу, проглатывая его, как трясина свою добычу.

-Ты не торопился и не хотел возвращаться, - дух Каррода наполнял замок. Казалось, он говорит из самих стен, но в тоне его явственно послышалось облегчение.

-А еще он не хочет, чтобы ты присоединился к охоте...

-Проклятье! - волна гнева заставила задрожать тронный зал, сверху посыпался град камней и земля.

-Я видел там людей. Ты не захочешь такой участи.

-Он не посмеет! Дай мне... Возьми меня за руку! Я покажу тебе все!

-Мы должны остановить это, - проронил Бернс.

Неверным шагом он подошел к трону. Во тьме пустых глазниц ему померещился тусклый свет и знакомый взгляд.

-Прости, мой повелитель, - прошептал менестрель и взял высохшую правую руку короля в свою.

Он ожидал чего угодно, и он готовился не подчиниться. Если потребуется – нанести удар. В краткий миг перед их соединением Бернс думал, что его ждет сражение и боль. И боль пришла. Ее было ужасающе много. Как океанская волна, она затопила его. А еще эта боль не принадлежала ему. Он погрузился в память и чувства Каррода и подумал, что столько скорби он не способен вынести.

Дни, годы и минуты, наполненные одиночеством и отверженностью, преданной любовью и жертвой, которые теперь покрывал лишь пепел выжженного дотла сердца, содрогавшегося от неотвратимой неизбежности быть, биться в стенах этого замка, и кровоточащего жалкой надеждой воссоединиться с любимой и сыном.

Каждый день, что Бернс жил, ел и спал, любил и пьянствовал, купался в славе и деньгах, играл и пел, он звал его. Не явно, одной только тоской по ночам и немым стоном. Бернс не слышал. Ни одного проклятого раза он не вспомнил о том, кто спас ему жизнь. И тогда стали слышать другие. Раз за разом, по всем окраинам и городам они стали приходить на его зов.

Они сплели вокруг него саван из собственных воспоминаний и чувств, но этого было не достаточно, чтобы унять его боль, только притупить на время. Он не хотел этого, но не мог их остановить. Такого было проклятье.

Проклятье, которое должно было погубить не только самого короля, но и всю эту землю. Сожрать всех. Злоба, его породившая, не знала пресыщения.

Сквозь все это, отражаясь в каждом призраке, Бернсу являлась мать. Окровавленная и смеющаяся, она гордилась содеянным и своим сыном. Она служила им, и темные боги услышали. Они дали ей власть над жизнью и смертью, и мощь ее продолжала расти.

С криком Бернс попытался вырвать руку и отшатнуться, но легче было отрезать ее. То, что происходило, нельзя было остановить.

Во тьме, напитавшей подземные коридоры и саму ткань этой земли, как заноза в разуме Бернс увидел то, чего не замечал и не понимал Каррод.

Его мать была здесь. Она была здесь всегда, с того самого дня, когда так удачно послала сына в осажденную деревню и использовала его обморок, чтобы подобраться к Королю. О, она безусловно знала, что ее маленький гаденыш жив! Иначе и быть не могло. Передав свой дух этому могучему воину, чтобы использовать его как сосуд и расти, она внушила ему мысль оглянуться на тихий стон. Да, нужно было спасти мальчишку. Спасти и держать при себе. И как только этому проклятому кровопийце удалось подавить ее на время и отослать его прочь! Ну да ладно, теперь все на своих местах. Она собрала достаточно душ, чтобы напасть на Дикую охоту и стать во главе бессмертных! Она станет самой смертью! Погибелью земли! И она заставит, ох как заставит своего никчемного сынка запеть и призвать мертвых к сражению. Даром, что голос ему она выкупила кровью других детей. Она очень старалась. Наконец, время пришло.

-Каррод! Сопротивляйся! Это не ты!

-Заткнись, глупый мальчишка, - зашипела на него мать из черепа короля, - делай, что велено, и я позволю ему скулить на привязи в моей своре! А будешь сопротивляться – и тебя посажу на цепь, будешь вечность рядом со мной, смотреть на чужие страдания! – ему показалось, что одно из отражений ведьмы в проплывавшем мимо призраке жадно облизнулось.

-Я ведь был тебе хорошим сыном, - ответил Бернс, скрепя зубами.

Свободной рукой он дотянулся до клинка и воткнул его себе в бедро. Горячая кровь хлестнула из раны и быстрым ручейком стала стекать на пол. Бернс с проклятьями обрушился на свою привычку к чистоте, но сумел дотянуться до небольшой горстки пыли и, смешав ее со своей кровью, вымазать этим белые кости черепа. Крик возмущения и ярости вырвался из давно высохшей глотки.

-Помоги же, Каррод! Нас здесь теперь трое! Видишь? Смотри через меня, видишь ее?

Словно дикая кошка, ведьма набросилась на менестреля, но между ними встал Каррод и отшвырнул ее в сторону.

-Мальчик, - голос его дрогнул, на краткий миг Бернс почувствовал себя храбрее великого воина.

-Держи ее, сколько сможешь, - твердо ответил менестрель.

-А ты? – Каррод принял боевую стойку и занес тяжелый меч.

-Я буду петь, - Бернс пожал плечами, достал из бушующей вокруг них тьмы свою лютню и уверенно тронул струны.

 

Из пронизанной молниями темноты и отчаяния они понеслись сквозь прошлое, сохранившееся не только в их памяти, но и всех тех душ, что собрались в замке. Сладкие летние ночи, тепло родных рук, запах свежего хлеба, дождя, вкус губ любимой... Бернс вдыхал жизнь в каждый светлый миг, какой ему удавалось найти, наполнял его своим голосом, заставляя время обратиться вспять – возвращая каждого призрака в ту прекрасную минуту. Снова и снова. Тысячи жизней и лиц. Бернс с сожалением подумал, сколько он мог бы сложить самых фантастических баллад, но его время истекало.

После каждого удара ведьма лишь меняла облик, превращаясь то в летучую мышь, то в змею, то в ястреба. Она бросалась в бой, задыхаясь от злобы и сыпля проклятья, но Каррод был верен своему имени. Камень, о который она билась, пока ее силы не начали угасать.

-Тебя ждет тот же конец, что и меня, - произнесла она охрипшим голосом.

-Я что-то не слышал, чтобы в Валгаллу пускали грязных старух! – тяжело дыша, Каррод оперся не рукоять меча.

 

Они стояли посреди праздничного пира в окружении танцующих и захмелевших пар. Ярко горели факелы. Лилась оглушающая музыка, и витал терпкий запах свежих сосновых скамей, вина и жареного мяса. Никто их не замечал, и поверх всех голосов будто издалека доносилась песня менестреля. Бернс восхвалял свою первую ночь любви, и Каррод расплылся в ухмылке. Он вдруг почувствовал гордость отца за беспутного сына, не упустившего в жизни ни одной счастливой минуты.

 

Легкое прикосновение ветра принесло облегчение и запах скошенной травы. На сколько хватало глаз в лучах уходящего солнца раскинулось поле. В вытянувшейся тени стога сидели мальчишки, черные от загара и пыли, и сговаривались о чем-то, поочередно тиская недавно открывшего глаза щенка.

Старуха протянула к одному из них костлявую черную руку, и тот поднял голову, словно его кто-то позвал, оглянулся, но никого не увидел.

Каррод опустил меч. С диким воем ведьма отпрыгнула в сторону. Отсеченная рука тут же превратилась в пепел, и щенок неожиданно чихнул. Раздался дружный смех, и все исчезло.

 

-Они уходят, - удивленно произнес Каррод. Над его головой плыли призраки. Бросая измученные взгляды на них, они неожиданно расплывались в улыбке, будто вспомнив свой самый прекрасный миг, и растворялись в ночи безвозвратно.

 

-Боги, я не смогу... - Каррод захрипел и отвернулся. Он увидел самого себя, идущего по берегу озера, залитого лунным светом, к небольшому костру, возле которого сидела прекрасная золотоволосая девушка и недовольно смотрела на него.

-Эта тварь... твоя... она еще здесь! – возмущенно закричал Каррод, но драться было не с кем. Старуха держалась от него на расстоянии. Улыбка ее напоминала оскал.

-Иди за моим голосом, - менестрель сидел рядом с влюбленными, весело распевая какую-то песенку и любуясь звездами, - только ты можешь от нее избавиться. Ты должен зайти так далеко в своих счастливых воспоминаниях, как только сможешь. На сколько мне хватит сил, - грустно добавил Бернс, и Каррод заметил, что менестрель напоминает мертвеца, - ты должен поверить, слышишь? Навсегда отбросить всю печаль, забыть о горе, только так.

-Так что, мне с этой ведьмой коротать вечность? – выкрикнул Каррод, но менестрель не ответил ему, а старуха сзади расхохоталась.

 

-Хватит! – возвышаясь над Бернсом, потерявшим сознание, Гаэлдан вонзил копье ему в спину, - так я не получу своих душ! Проклятье! Неужели он уже всех отпустил? – с презрением эльф толкнул сапогом Бернса, и тот завалился на бок. Он был мертв, а залы вокруг пусты.

-Это ты виноват! – взревел Гаэлдан, притащив за ухо мальчишку и швырнув его под ноги истлевшим останкам его отца, - ты нарушил приказ! Полукровка! – рядом истошно залаяли призрачные псы, и, сняв с одного из них ошейник, эльф швырнул его в мальчика, - сотня лет! И это только из-за твоей матери! – Гаэлдан взошел в свои сани и нетерпеливо смотрел, как мальчик, поцеловав пальцы, прикоснулся к костям отца, надел ошейник и, превратившись в щенка, встал с остальными.

Ниэнна взирала на все происходящее молча. Как только сани исчезли в небе, остальные эльфы последовали за ними, и она осталась одна.

Опустившись на колени рядом с переплетенными фигурами менестреля и Каррода, она завыла от горя. Эхо ее крика разнеслось по каждому уголку замка, и последний тлеющий уголек жизни разгорелся ярче.

-Ниэнна, - выдохнул Каррод устами менестреля.

-Как... - ей нужно было столько сказать и спросить, что она не могла найти слов.

Взглянув в остекленевшие глаза Бернса, Ниэнна увидела в них своего любимого и поняла, что нужно ему только одно. Со всей страстью она поцеловала менестреля, стараясь вложить в это всю свою любовь, всю тоску по Карроду и всю нежность. Все, что только в ней оставалось живого, она отдавала ему, и хотя тело менестреля уже не могло ей ответить, там, в глубине Каррод услышал ее. Свет, озаривший его, стер всю окружавшую его тьму, и Каррод ушел, навечно сохранив удивление от того чувства, что он любит и любим.

Старуха готова была прыгнуть, почуяв прикосновение жизни, но Ниэнна отмахнулась от нее, как от мошки. Тепло и тихая грусть, переполнявшие ее, стали верным щитом от зла, как и любовь Каррода.

Вспыхнув серебристой вспышкой, Ниэнна исчезла, снова присоединившись к Дикой охоте, которую уже не покидала больше никогда.

 

-Мы нашли его!

Сквозь обрушившийся на лес и ущелье ливень с трудом можно было различить человека, спускавшегося в тронный зал на веревке, но рядом послышались еще голоса и недовольное ржание лошадей. Бернс уверился, что это ему не снится.

Завопив от ужаса, один их охотников, которых Ниэнна оставила в лесу, стал дергать веревку и с проклятиями требовать, чтобы его подняли наверх, но тут менестрель тяжело вздохнул.

-Живой! Хватай его! Я приказываю! – чей-то знакомый твердый голос загромыхал в пещере.

-Будь я проклят, Ваше величество! Это тот самый, кто увел нашу ...охотницу, что была с нами, и погубил ее в этом лесу! Я его узнал! Может он и есть во всем виноват? Ведьмак! – сплюнул верзила и, кряхтя от напряжения, Бернс был отнюдь не пушинкой, накинув на руки мокрый плащ, подхватил менестреля за плечи и потащил.

-Чушь городишь, - отрезал Король Йонрад, помогая вытащить Бернса наружу, - носилки! Что вытаращились! – он продолжал отдавать приказы и с отвращением сбросил насквозь промокший отороченный мехом плащ.

-Смотри, не думай, что я тут из-за тебя! Дубина! Я же не хочу прослыть трусом! К тому же, я сразу понял, что ты упился в конец, но позволил тебе уехать. Как ты свалился в эту чертову яму? Если бы мы не пустились следом, и эти идиоты не попались нам – валяться бы тебе здесь, пока кости не побелеют. А что я сестре скажу? Что услада ее слуха и сладость сердца в канаве валяется? Черт возьми, Бернс, чего ты молчишь? – с негодованием хлопнул король по носилкам и едва их не опрокинул.

Бернс не молчал. Он кричал изо всех сил, но его никто не слышал. Его глазами ведьма внимательно изучала нового Короля.