Старый Тонар умирал. В угасающем взгляде потухал закат. Последний в его жизни. И самый яркий за последние несколько лет. Словно с ним уходила и душа старика. Тонар хрипел, впивался скрюченными пальцами во флейту, с которой никогда не расставался. А я, глотая слезы, сильнее стискивала ему горло. Проще было бы вонзить нож в сердце или выстрелить в висок, но огнестрельное оружие старик презирал, считая, что оно убивает душу, а воспользоваться ножом велел только после его смерти.

Тонар во всем был такой: особенный, отличающийся от прочей массы людей. Яркое пятно на сером фоне. Живущий по своим правилам, видящий мир, словно через призму калейдоскопа. Он шутил, что его прислало небо. Я верила. Человек такого сияния родиться в нашем проклятом безумном мире не мог.

Мы потеряли себя, свою жизнь. Выживали, кто как умел. Доходя порой до скотского состояния. Тонар являлся противоположностью нашей убогой повседневности, вызовом вымирающему обществу: чтил какие-то законы, держал слово, помогал слабым. Забытые догмы. Кто жил сейчас по таким правилам?

Пробороздивший судьбы людей апокалипсис, будто не затронул старика. Он был странный, чудаковатый, непонятный, но с ним ты словно находился в зоне безопасности. Исчезнувшее чувство спокойствия и счастья. Рядом с Тонаром я не боялась: ни завтрашнего дня, ни банд, что заполонили наши города. От одной из них он спас меня несколько лет назад.

Большой ошибкой было зайти на территорию Гремучих в надежде сократить путь до своего убежища, пока окончательно не стемнело. Едва из закоулков послышался характерный звук потряхиваемых погремушек, стало ясно – живой не уйти. От Гремучих не убежать. И неважно, что тебе всего десять лет, а в руках нет оружия. В нашем обществе не делают скидок на возраст. Любой ребенок на что-то сгодится – быть рабом, товаром или просто куском мяса на обед. Порой развлечением для заскучавших бандитов. Заступаться за таких, как я, бедолаг, никто не станет.

Я уже лежала на земле, харкая от побоев кровью, а Гремучие спорили, с какого по счету удара я сдохну, когда в их веселье что-то изменилось, словно приглушили звук. В темноте подворотни раздалось нежное пение флейты, затем тихий спокойный голос, совершенно непохожий на нынешние нервные голоса. Грубость в ответ была ему приветствием. Появление незнакомца Гремучих не особо насторожило. Хозяева территории, где только они заправляли и повелевали, кому жить, а кому умереть – кого им опасаться? Тут боялись их. Но из проулка выпорхнула быстрая тень, из ее ладони полыхнула молния, послышались крики, и бандиты, кто не остался лежать на земле, бросились врассыпную. Перед моим мутным взором возник невысокий старик в бандане.

- Ты жива, дитя? – склонился он надо мной.

- Вы кто? Волшебник или ниндзя?

– Просто путник. Вставай. Я отведу тебя домой. Ничего не бойся. Со мной тебя никто не обидит.

- Вы их разозлили. Они не простят. Теперь защита нужна вам.

- Думаю, я с этим справлюсь. За что тебя били?

- А для этого нужна причина? - Разбитые в кровь губы и выбитый зуб мешали говорить.

Старик горько вздохнул, подал валявшийся в пыли мой рюкзачок.

- Ужасное время озлобленных людей. Не всегда это их вина. Некоторые за грубостью и жестокостью просто скрывают свой страх и растерянность.

- Тогда я самый безжалостный злодей во всем мире, - буркнула я, разглядывая с досадой полуоторванный карман.

- Как тебя зовут, разумное дитя?

- Теперь нет детей. Есть маленькие взрослые.

- Это печальнее всего. Мир без детей бесцветен и пуст.

Я всмотрелась в лицо старика. Не подшучивает ли он надо мной? Но в его глазах была настоящая грусть. Он помог мне забросить рюкзачок за спину, взял за руку.

- Показывай, где твой дом.

Не знаю, почему не сбежала и позволила ему проводить. Доверие было нынче не в чести. Доверчивые умирали быстро. Но он был такой забавный, излучающий тепло, что хотелось немного погреться у его огня. Да и водили меня за руку очень давно, еще в мирное время. Было приятно вновь ощутить себя маленькой девочкой, идущей за руку с отцом или дедом. Старик знал уйму разных историй о космосе, которые, скорее всего, выдумал. Не могли в мире происходить такие невероятные вещи, когда здесь, на Земле, жизнь превратилась в кошмар. Несправедливо.

- А ты знала, что у каждого человека есть связь с определенным зверем, птицей, насекомым или рыбой, которые передают ему черты поведения этого животного и раскрывают заложенные природой таланты, - продолжал удивлять меня старик. – Это эгрегор родового духа.

- Брехня. Тогда все мы - волки. Хотя, есть еще трусливые зайцы и подлые крысы.

- Несладко пришлось в жизни? Поэтому ты такая колючая как еж? – от сочувствия в его глазах захотелось разреветься и еще больше нагрубить.

- А у него какой талант? Кто его эгрегор? – ткнула я пальцем в ковырявшегося в мусоре седого мужика.

Мой спутник слегка прикрыл глаза, пристально уставился на мусорщика.

- Он мог бы рисовать прекрасные картины. А родствен ему стриж.

- А она, - указала кивком на женщину, сидящую с бессмысленным видом на груде битого кирпича.

- Мастерить куклы. Белка.

Игра раззадорила меня.

- А кто я?

От его взгляда по телу прошла горячая волна, затылок закололи иголочки. У старика на лице отразилось вдруг недоумение, потом потрясение. Такое выражение было у всех, кто пережил ночь апокалипсиса. Шок.

- Так кто я? - подстегнула его с нетерпением.

- Ты... У тебя крылья. Невероятно... маленькая девочка, - забормотал он какую-то чушь.

Я глянула себе за спину, пожала разочарованно плечами.

- Нет там никаких крыльев. Будь они, давно бы улетела из этого проклятого места. Только куда лететь? – и зашагала дальше, оставив позади разговаривающего с самим собой старика.

Не люблю сюрпризы и опасаюсь безумцев. Они непредсказуемы. Никогда не знаешь, что от них ждать в следующий миг. Беда в том, что мы все стали немного безумны. И все нуждались хоть в капле сострадания.

- Ты идешь? – помахала ему рукой. Одиночество – плохой спутник в мире отчаянья и безнадеги, как доказывал дед Квор, бывший школьный сторож. Правда, его дружок перерезал ему горло за испорченную банку консервы. Так что тут можно и поспорить: плохой или надежный.

- Далеко еще? Где твой дом? – догнал меня старик, вновь излучающий уверенность.

- Вот он, - промолвила я, остановившись у горы перемолотых бетонных плит и перекрытий.

- А твои родные? - Сочувствие в его голосе разозлило. Зачем спросил? Ведь уже догадался.

- Под ним, - отвернулась, пряча слезы в глазах. А думала, что уже свыклась с болью, очерствела к воспоминаниям. Но к такому нельзя привыкнуть.

Я тогда спаслась чудом, оставшись в гостях у подруги за городом. До сих пор никто не понимает, что произошло в тот страшный день. Раздался странный гул. Казалось, он шел из-под земли. Колокола начали сами раскачиваться и звенеть на всех храмах. Облака окрасились в кровавый цвет. Небо потемнело от взлетевших разом стай птиц. Они носились из стороны в сторону в безумном танце, а потом стали складывать крылья и падать одна за другой. И тут с оглушающим ревом небо прочертил огненный шар с длинным искрящимся хвостом. Прозвучал жуткий грохот, сотряслась земля, что нельзя было устоять на ногах, и следом начали рушиться здания. Высотки одна за другой складывались как карточные домики, падали водонапорные башни, заводские трубы. Жутко было видеть это в бинокль, и знать, что там, в аду, твои родные. Пыль поднялась до небес, заволокла плотной завесой город, что даже в дачном поселке было нечем дышать, першило горло. Когда она улеглась, я уговорила отца подруги отвезти меня домой. Мы смогли добраться только до окраины города. Дальше пути не было. Все дороги оказались завалены, полыхали повсюду пожары, стояли покореженные автобусы и машины. Не обращая внимания на крики отца подруги, я помчалась по улице. Каждая секунда могла стать последним мгновением жизни моих родных. Я летела как сумасшедшая, перелазила через завалы, перепрыгивала заграждения, стараясь не слышать раздававшиеся со всех сторон стоны и плач. Мои целы. С ними ничего не случилось, твердила не переставая. А потом увидела свой дом... то, что от него осталось. Обломки, вперемешку с поломанной мебелью, раздавленной техникой и частями тел. Но надежда еще цеплялась коготками за сердце. Они живы, сидят и ждут в укрытии. Надо только докопаться до них. Я бросилась разгребать завал, крича, воя, плача, сдирая до мяса ногти. Чья-то рука легла мне на плечо.

- Бесполезно, малышка, оставь. Никому при таком обвале не выжить.

Помню, как меня затрясло. Волна нестерпимого жара окатила с макушки до пят. Казалось, тело разрывается на тысячу частей и огонь, вырываясь наружу, превращал меня в пепел. Я задохнулась от крика, отнявшего голос и зрение. Пришла в себя в передвижном госпитале. Тогда, в первые дни после катастрофы, люди еще пытались помочь друг другу: делились продуктами, лечили раненных, старались обустроить временное жилье. Но прошлое уходило безвозвратно, уступая место новому настоящему со своими жестокими законами и правилами, оно диктовало свою волю, подавляя нашу гордость и надежду на лучшее.

Постепенно голос и зрение вернулись. Я осталась при госпитале, помогала, чем могла, уцелевшим врачам и медсестрам, присматривала за ранеными. А через пару месяцев налетела банда и за продукты с лекарствами перебила почти всех. Мне опять повезло – отправили в тот день за водой на колонку. Вернулась уже к разгромленному лагерю. Дальше пришлось научиться выживать самостоятельно.

Старик дал мне время справиться с воспоминаниями.

- У тебя есть еще родственники, к кому бы я смог тебя отвести?

- Нет. Дом подруги сгорел. Родному дяде я не нужна, своих детей трое, не до меня.

Обижалась ли я на брата матери? Вначале да, потом поняла, простила. Эта жизнь никогда не будет, как прежде. И люди не будут. Теперь каждый сам за себя.

- Хочешь пойти со мной? – предложил старик.

Я с подозрением глянула на него. С чего бы такая доброта? Бесплатный сыр, как известно...

- Мне от тебя ничего не надо, - заверил он. – Ходить одному скучно, а тебе все равно идти некуда. Будем держаться друг друга.

- А летать и молнии из ладони пускать научишь? – условия следовало обсудить сразу.

- Я не умею ни летать, ни стрелять молниями. Тебе привиделось. У меня в руке просто был шокер.

Ну почему все взрослые думают, что детей легко обмануть милой улыбкой? Как же, поверила. А то не знаю, как шокеры работают. Но у всех свои секреты и причуды. Людям кажется, что тайны делают их значимее. Ну и пусть думает, мне от этого ни жарко, ни холодно. Я кивнула, изобразив доверие. Не он один здесь лгун.

- Теперь скажешь, как тебя зовут?

- Аврора.

Старик усмехнулся.

- Я так и думал. Тебе идет это имя. А я Тонар. Готова отправиться в путешествие?

- Готова, - путешествовать я всегда любила.

Он не говорил, куда мы идем. А я не спрашивала. Какая разница? Везде все одинаковое: разрушенные города, уставшие, озлобленные от безнадежности люди. Но Тонару как-то удавалось расположить их к себе, завоевать доверие. Нас пускали переночевать, делились едой. Старик платил снадобьями, которые готовил сам, играл на флейте, забавлял детей, мастеря из сена или деревяшек забавные фигурки. Мелкота попискивала от восторга, слушая его сказки. Я вначале держалась особняком, воспринимая такие посиделки с безразличием – великое дело запудрить ребятне мозги! Вся выгода от этого, что сухарем угостят. Но постепенно и сама с интересом уже ждала появление из рук старика очередной игрушки, рассказанной сказочной истории, с гордостью поглядывала на Тонара – вот какой у меня спутник, завидуйте, мелкотня.

Города сменяли друг друга, дороги слились в одну бесконечную серую полосу времени. Не все было безоблачно в нашем путешествии, приходилось ночевать и под открытым небом, и голодать. Случались и неприятные встречи. Однажды мы столкнулись с очередной местной бандой. Они везде одинаковые, как близнецы братья, с похожими голосами, одним запасом матерных слов и хамством.

- Переход через мост платный, старик. Хочешь пройти, раскошеливайся.

- У меня нет денег.

- Кому на хер нужны сейчас эти бумажки. Можешь расплатиться девчонкой, вполне сгодится.

- Она мой друг. А друзей не продают.

- Ты че, удод, не понял, девчонка наша, а ты вали отсюда, пока цел! - один из бандитов выбросил вперед кулак, целя Тонару в лицо, но старик перехватил руку, крутанул, заворачивая за спину до хруста костей, а потом толкнул его к стоявшим неподалеку дружкам.

Нам конец, пронеслась у меня мысль, одними побоями не отделаемся. А Тонар, как ни в чем не бывало, шагнул вперед, к главарю шайки, просочившись сквозь его охрану как вода. Пока они ошарашено оборачивались, выхватывали оружие, его ладонь уперлась в грудь вожака. Тонар что-то негромко сказал ему на ухо. Никто не расслышал тех слов, но лицо главаря вытянулось в удивлении, красные пятна пошли по щекам, стерев надменно-нагловатое выражение.

- Не стрелять! Старика не трогать! - приказал он, стоявшим в растерянности своим людям. Достав из ящика пару банок тушенки, сунул Тонару. – На моих землях вас никто не обидит, можете ходить свободно. Но я слышал, Гремучие вас искали, поостерегитесь.

- Будет интересно, когда они меня найдут, - принял банки с поклоном Тонар.

Я последовала за ним через мост в полном ошеломлении.

- Хорошо, так и быть, я научу тебя этому приему, - буркнул он, поймав на себе мой очередной взгляд. – Даже ты сумеешь заломить руку противнику, немного потренировавшись.

- Да плевать на руку! Что ты сказал ему, почему он отпустил нас?

- Просто назвал по имени, которым его называла только мама, и напомнил о детской сокровенной мечте.

- И он повелся? – фыркнула я с недоверием.

Тонар с улыбкой показал полученные от главаря консервы. Мне пришлось молча проглотить его ответ. Что-то он недоговаривал, о чем-то умалчивал. Это как с рецептами блюд. Состав один и тот же, но каждый повар добавлял какой-то свой секретный ингредиент, который делал его кушанье особенным, отличным от других.

- И какая у него сокровенная мечта? – зашла я с другого бока.

- Мечта потому и сокровенная, что о ней никто не знает.

- А ты откуда знаешь?

- Я много чего знаю, - ответил он уклончиво.

- И когда прекратится апокалипсис? – попыталась подловить его.

- Это тоже.

Я остановилась.

- И когда? – прошептала с волнением.

- Надеюсь, уже скоро. Предпосылки к этому есть. Надо только, чтобы сложились некоторые факторы.

- Бла-бла-бла, - перебила я его разочаровано, - таких предсказателей, как ты, в каждом городе, на каждом углу. Уверуйте люди, и в рассветный час... Слышали. Знаем. Трепачи.

- Ты слишком сурова к ним. Они делают благое дело, вселяют надежду.

- Пустая надежда убивает. Люди перестают бороться и живут грезами.

- У каждого свое предназначение. Мы все пришли в этот мир для определенной цели. - Тонар остановился у перил, бросил взгляд на проносившуюся под мостом грязно желтую реку. – Одни – чтобы родить уникального гения или злодея, другие – чтобы повлиять на его развитие, третьи – случайной встречей изменить жизнь, а четвертые - своей смертью подвигнуть к решительным действиям. Сколько переворотов, бунтов и войн случилось в мировой истории из-за чьей-то гибели. Мы все являемся звеньями одной большой цепи. Вот и живущие грезами служат предостережением остальным.

- А у апокалипсиса какая цель? – взвилась я, не согласная с его теорией. – Чтобы мы все осознали прелесть прошлой жизни? Что имели, и что потеряли? Чушь все это. Некоторые и в этой жизни неплохо устроились и ни о чем не жалеют, - указала кивком на бандитов.

- Возможно, показать, к чему приводит эгоистичное неверное решение, - промолвил со странной грустью Тонар.

- Ты о чем? – спросила с тревогой. Неужели опять начал заговариваться? Бывает иногда с ним такое. Сначала еще пыталась разобрать слова, потом бросила, не в силах понять на каком языке он лопотал.

- Забудь, - улыбнулся старик, протягивая мне банку тушенки. – Подкрепись. Путь дальний. А привал будет не скоро.

Мы шли и шли, сменяя города и села, и едва поспевая за природой, сменяющей времена года. Как-то заночевали в полуразрушенном сарае, сквозь дырявую крышу которого моросил дождь. Очнулась я от легкого прикосновения к коже. При нашей жизни реакция работает быстрее мысли. Дернулась ухватить посох – острым концом можно и горло проткнуть, и глаз выбить.

- Не шевелись, - приказал Тонар.

И опять что-то поползло, щекоча по коже.

- Что ты делаешь?

- Скоро увидишь.

Я послушно опустила голову, больше не пытаясь оглянуться через плечо. Начала уже дремать, когда щекотание сменилось покалыванием.

- Еще долго? Хочу взглянуть.

- Наберись терпения.

Прошло больше двух часов, когда старик позволил встать. Я осмотрела руки и насколько позволяла шея – спину, превращенные тату в бело-огненные крылья.

- Нравится?

- Красиво, но нелепо. Почему крылья?

- Это твоя внутренняя сущность, – Тонар вытер руки пучком мокрой полусгнившей соломы, убрал плошку из-под краски в котомку.

- Тогда уж скорее трусливая мышь, - буркнула сердито.

- Тебе пора уже поверить в себя и принять свою сущность.

- А тебе перестать верить в сказки. У меня нет крыльев. Я не герой комиксов. – Нагрубила. И пожалела. Зачем обидела? Он всего лишь хотел вселить в меня уверенность, избавить от ежедневного страха.

- Значит, я вижу больше, чем ты знаешь о самой себе.

- Может, ты ошибаешься и это всего лишь крылья воробья? – пошутила я, заглаживая размолвку. Какая вообще разница, есть крылья или нет. Толку от того все равно никакого. Хочет верить, пусть верит. У каждого свои причуды.

- Я никогда не ошибаюсь.

Напомнила бы я ему несколько случаев, но как говорит сам Тонар, иногда лучше промолчать и оставить человека в его заблуждении, чем правдой рушить всю жизнь. Молчу, молчу.

Озеро было идеально круглым, словно прочертили циркулем. Деревья и кусты не осмеливались затронуть его берегов, только трава удивительного малахитового цвета устилала землю. Да высилась одинокая, нелепо слепленная из огромных глыб гора. Создавалось впечатление, будто это малыш зачерпнул глубоко ладошкой землю и вывалил ее рядом с ямкой, создав кривобокий куличек. Правда, малыш тот должен быть гигантских размеров.

Тонар присел на один из валявшихся поблизости валунов, выудил из кармана флейту и приложил к губам. Тоскливая мелодия вспорхнула до вершины горы и, отразившись от каменной стены, разлилась над зеркальной гладью озера. В ней слышался шелест камыша, плач раненой птицы и прощальный вздох откатывающихся от берега волн. У меня возникло странное ощущение, что именно озеру и предназначалась эта музыка. Глупость, конечно, кто станет играть пусть и для красивого, но неживого места. На поверхности воды даже малейшей ряби не было от ветерка.

Я терпеливо ждала в стороне, зная, что в такие моменты погружения в себя, лучше старика оставить одного. Каждому нужно немного одиночества, чтобы встретиться со своими призраками пришлого. Интересно, какое оно у Тонара.

Пока он играл, я попыталась развести огонь и согреть нам чая.

- Оставь. Ужин сегодня не понадобится, - остановил меня голос старика.

Я обернулась спросить почему и застыла, заметив, как он смотрит на появляющиеся на небе звезды. Так смотрят с тоской на давно покинутый дом, а не как на завораживающие, но далекие чужие созвездия. Все его существо стремилось к ним, взгляд наполнился болью.

- Так это правда? Ты прилетел оттуда? – голос плохо слушался меня от волнения.

- Из созвездия Гончих псов, - подтвердил он. – Из маленькой умной девочки ты выросла в смекалистую мудрую девушку. И я горжусь, что был тому свидетелем. Ты поймешь... должна. У меня не было другого выхода... тогда мне так казалось. Моя планета погибала. Нам нужен был источник энергии, мощной энергии, чтобы оживить ее. Во все стороны вселенной отправились на поиски разведчики. Я был в их числе. Однажды мой корабль угодил в космическую бурю, и она занесла меня в вашу галактику. И тут, после стольких безуспешных исканий, обнаружил, наконец, редкий самородок. Молодая, дышащая, живая планета. Энергия исходила от нее волнами. Приборы показывали уникальные запасы полезных ископаемых. Но главное, ее питала душа, которая давала всему на ней жизнь. И которая так была нужна моей планете.

Я попятилась от Тонара, догадываясь, что услышу дальше.

- Замолчи. Не хочу знать! Ты все придумал!

- Прости. Мне очень жаль. Но тогда я не мог упустить такую возможность, пролететь мимо. И направил корабль к вашей Земле.

- Зачем ты врешь и делаешь мне больно?! Это неправда! Это не мог быть ты! – закричала я, размазывая по щекам слезы, но они, проклятущие, застилали глаза, словно пытались их выжечь и снова ослепить меня, как когда-то, в день трагедии. – Ведь я люблю тебя. Ты мне как отец... как же так?

- И я люблю тебя, моя девочка, - старик тоже плакал. Впервые за все года нашего знакомства. - Но это я принес смерть вашему миру, так и не сумев спасти свой. Мой корабль оказался чужероден вибрациям поля Земли, стал занозой, повлекший сбой всех ее функций. Это круглое озеро – вместилище ее души. Их несколько на планете, и все они соединены друг с другом. А я разрушил эту связь, когда мой корабль ухнул в здешнее озеро.

- Зачем ты это мне говоришь? Почему сейчас?

- Пришло время, ты должна знать. Помнишь, я говорил о предназначении и, что некоторым суждено умереть ради этой цели? Для этого они и были рождены.

- Не понимаю. При чем тут твои истории? – я сжала ладонями виски, пытаясь унять головную боль. Мысли перемешались, казалось, я схожу с ума.

- Выслушай и сделай, как прошу. Это очень важно. Я пытался исправить содеянное, несколько раз пытался. А потом понял, что могу лишь очистить озеро, но оживить его должно другое существо. Крылатое. Мне показало это само озеро. Я искал это создание несколько лет. А потом встретил тебя... и догадался.

- Ничего не хочу слышать. Ты разыгрываешь меня, - замотала я головой.

- Я хотел бы, чтобы это было шуткой или сном, но, к сожалению, это не так. Ты должна убить меня своими руками, а потом вскрыть вены вот этим ножом, - он указал на ножны, из которых никогда не доставал нож, не использовал его ни при каких ситуациях. – И выпустить всю кровь в озеро. Когда цвет воды изменится, ты войдешь в озеро, и твои крылья расправятся, наполнятся силой. Мир станет прежним.

- Как ты можешь просить такое? Нет! Я не буду! Не смогу!

- Сможешь. Только поверь в себя, свою сущность. – Тонар шагнул ко мне, приложил ладонь к моей груди, и мир закрутился, поменялся в цветах.

Я была дома с мамой и папой. Ларик и Вета - брат с сестрой играли на ковре. Мы смеялись, кувыркались, пускали мыльные пузыри. Они летали по всей квартире, переливаясь разными цветами в солнечных лучах, а потом вдруг все разом лопнули, и вновь вернулся вечер апокалипсиса. Рушились дома, горели машины, кричали в ужасе и от боли люди. И я стояла на развалинах своего дома, понимая, что никогда больше не увижу родных. А пламя безумия поднималось к горлу, выжигая изнутри. И тот, кто сотворил это, лишил меня семьи, находился сейчас рядом. Если бы не он... В голове помутилось, я ощутила в ладонях нестерпимый жар. Руки метнулись к горлу старика, такому родному, доброму и такому лживому, безжалостному, стиснули с силой. Тонар захрипел, но не предпринял никакой попытки освободиться. В его взгляде было одобрение и понимание. «Все верно, девочка, спаси свой мир. Наполни крылья ветром». Слезы текли по моим щекам, но пальцы продолжали сжимать горло, пока я не поняла, что старик мертв. Я опустилась рядом на землю и завыла. Тонар был последним дорогим человеком, оставшимся в моей жизни, а я убила его.

Злые ненавистные звезды сияли уже ярко на черном небе, когда у меня кончились силы плакать и выть. Я сидела, отрешенно уставившись на озеро. Это не Тонар, это оно отняло у меня всех. Такая же темная мертвая пустота заполнила разум, растеклась по телу. Склонившись над стариком, я поправила слегка съехавшую бандану на его голове, поцеловала в лоб. Прости. И потянула к озеру. Там вынула из ножен необычный стеклянный нож, перерезала вену на руке и опустила ее в холодную воду. Пусть его смерть будет хотя бы ненапрасной. Пожалуйста, пусть будет ненапрасной. В ночи сочившаяся из раны кровь виделась темной, с чернильным оттенком. Но, может, это просто мне казалось? Кровь растеклась тонкой пленкой по поверхности озера. Вода замутилась, затем стала прозрачной, сияющей серебром в свете луны. Пора. Я разделась и вошла в озеро. Сначала по колено, потом по грудь, плечи, подбородок и в итоге окунулась по макушку. Ничего не произошло. Совсем ничего. Крылья не выросли, не раскрылись. Окунулась еще раз, подождала. Никаких изменений.

Я вышла на берег, встала над мертвым Тонаром.

- Ты соврал, да? Ты просто устал и сломался. Я права?! Сломался?! А как же твои слова – не сдаваться, бороться наперекор смерти? Ненавижу тебя! Ты уничтожил мой мир во второй раз.

Натянула свои лохмотья и принялась рыть ножом могилу. А пару часов спустя я брела по пустынной дороге, не понимая, что делать дальше. Как теперь жить? Тонар изменил мой взгляд на мир, заронил в сердце доброту и сострадание. Ненужный по нынешней жизни груз, но, может, хотя бы в память о нем попробовать жить, как жил он? Появившаяся уверенность слегка облегчила груз боли на душе. Я направилась к ближайшему поселению, окрыленная мыслью помогать людям. Провидения судьбы долго ждать не пришлось. У повалившейся деревянной ограды плакал малыш. Других людей поблизости не наблюдалось.

- Эй, ты чей? – присела я перед ним, погладила по голове. Ребенок продолжал орать, размазывая кулаком слезы по грязным щекам. – Где твои родные? Потерялись? Не грусти, смотри, что у меня есть.

Я полезла в сумку достать последнюю, смастеренную Тонаром из проволоки игрушку, веселого человечка, и тут удар по затылку отправил меня в темноту.

Было холодно, мокро, а в затылке пульсировала боль, когда я очнулась. Лил дождь, я лежала в грязной луже тут же у забора, сумка с вещами и одеялом пропала, куртку и ботинки сняли. Кто бы сомневался. Заставив себя с трудом сесть, огляделась. Из подвальных окон и подворотен выглядывали настороженные любопытные лица. Ждали, что буду делать. И ради этих крыс умер Тонар? Вот к чему привели твои законы чести, старик. Кому нужна сейчас доброта? Слезы полились из глаз. А, может, и правильно, что его корабль разрушил наш мир? Мы не заслуживали его прежнего. Жили как шакалы и сейчас живем так же. Ничто нас не изменит. Слезы перешли в истеричный смех. Я хохотала до исступления, колотя кулаками по луже. Лица наблюдателей стали испуганными, некоторые попрятались. Мне было глубоко наплевать и на них всех, и на себя. Я поднялась и поплелась бесцельно по лужам, пока шли ноги, и пока не рухнула без чувств в овраг.

Было слышно, как стучит дождь, но меня капли не касались. Пахло сыростью, а тело оставалось в тепле, согреваемое наброшенным колючим одеялом. Я открыла глаза. Чернявый мальчишечка лет тринадцати тут же вскочил с низкой табуретки.

- Очнулась? А уж я боялся, помрешь, - он подал мне воды в надколотой кружке.

Вот уж чего не хотелось совсем. Нахлебалась предостаточно дождевой.

- Где я?

- В моем укрытии. Нашел тебя вечером у заброшенной фермы. Ты была еле жива.

- А чего не бросил? У меня ничего нет. Отплачивать нечем.

- Я же не заплату. Не по совести живых на смерть бросать.

Я пристально глянула на него. Еще один добродетель. Фыркнула:

- Ты в каком мире живешь? Не делай добра – не получишь зла, слышал?

- А в каком бы не жил, человеком надо оставаться всегда, так отец учил, - насупился мальчишка.

Слова обожгли как пощечина.

- Меня тоже.

Я поднялась с лежанки из старых тряпок, остатков матраса и еще бог знает чего, обвела взглядом убежище спасителя. Убого до слез. Как он тут и живет? Конура, заполненная старыми ломаными вещами, выполняющими роль мебели. Из всех щелей дуло, с потолка капало.

- Где моя одежда?

Он протянул заботливо высушенные где-то лохмотья.

- Уходишь? Может, останешься? Вместе веселее и сподручнее выживать. Нас тут человек восемь. Все спокойные, мирные.

Я покачала головой, натянула одежду. Мне не нужны больше ни спутники, ни друзья по несчастью.

- Крутая у тебя татушка. Крылья как настоящие. Просто шикардос. Кто сделал?

- Лгун, - я вышла из хибары мальчишки.

Небо было плотно затянуто грозовыми тучами, ветер в злобе разметывал жалкие настилы крыш сараев.

- Куда спешишь? Переждала хотя бы дождь.

- Какая разница?

- Стой. Возьми, набрось. Не так промокнешь, - он сунул мне белую клеенку.

И откуда ты такой не по времени жалостливый и заботливый? С законами чести и совести, как был Тонар. Год-два и переломает мальчишку жизнь или совсем сметет с пути. Жалко. Без таких, как он, совсем тоскливым станет мир. Одни скажут - он жил героем, другие – глупцом. Тонар смог бы сочинить о нем интересную историю. А о чем сочинять про меня? Девочке с крыльями и душой мыши.

Дождь барабанил по клеенке, но я его не замечала, как и дороги. Какая разница, куда идти. Везде все одинаково: разрушенные города, уставшие от отчаянья люди. Я тоже устала.

Дорога привела обратно к озеру. Почему-то я совсем не удивилась. Наверное, тут и впрямь должно все закончиться. Тонар неодобрительно бы покачал головой, но не ему меня учить. Как же я скучаю по тебе, мой дорогой старик. Злюсь и люблю.

Постояв над его могилой, начала карабкаться в гору. Оскальзываясь на мокрой земле, ползла к вершине, не зная, чего меня туда несет и почему вцепилась в дурацкую клеенку, все равно промокла насквозь. Но цеплялась за обманчивое чувство защиты, боролась с ветром, удерживая ее над головой. Полностью перемазавшись, сбив колени, я достигла вершины. Гора оказалась куда выше, чем виделась с земли. Озеро блестело далеко внизу. Тем лучше. Разом все проблемы решатся. Я на прощанье обвела взглядом местность.

На горизонте алел рассвет. По дороге двигалась цепочка груженых телег, шли люди. Куда вы идете в поисках лучшей доли? И есть ли она где?

Порыв ветра дернул клеенку из моих рук. Она взметнулась за спиной, едва удерживаемая занемевшими пальцами. Люди на дороге остановились, стали указывать в мою сторону. Наверное, издали, в серый предрассветный час белое полотнище, развеваемое ветром, и впрямь выглядело как крылья. Вот так и рождаются сказки. Я прикрыла глаза, представила себя с настоящими крыльями. Вот они взметаются в стороны, наполненные силой и свободой спорят с ветром, борются с ним, а я лечу...лечу. Лечу! Лечу на самом деле! Но не вверх, а вниз, размахивая в панике руками с клеенкой. Очередной, наиболее сильный порыв толкнул меня в спину, ноги заскользили, и я сорвалась с вершины. Но разве не это и хотела сделать сама? Хлещущаяся на ветру клеенка выгадала мне пару лишних мгновений парящего полета. Но какие это были мгновения! Страх ушел, и чувство безумной эйфории напитало каждую мою клеточку. Пусть хоть ненадолго, но ходившая в народе легенда о крылатом существе, обретет реальность. Люди запомнят, поверят, расскажут другим. Беженцы слишком далеко, чтобы увидеть, что случится дальше. Для них белокрылое существо останется живо и принесет надежду.

А затем я рухнула в озеро, и холодные ледяные волны сомкнулись надо мной, отсекая лучи разгорающегося рассвета. Но это уже было не важно. Я чувствовала, как моя душа сливается с душой Тонара, напитывает воды озера и оно оживает. А вместе с ним и другие озера силы. А, значит, все было не зря, не напрасно.