Text Z/20530405/ from Elem

Привет всем!

Решил наконец-то выложить те самые записи, которые делал по просьбе клиники, поэтому выбрал текстовую зону.

Когда уже не мог записывать – надиктовывал, тогда здесь расшифровки, но ничего принципиального я не менял. А клинику я сразу предупредил, что буду записывать или всё подряд, или ничего. Фильтруют пусть потом сами. И они согласились.

 

15 февраля.

Только что вернулся из «Денталь». Нет, я не вылечил зуб, я сам скоро стану зубом. Такой вот сюрприз – у меня началось озубливание.

Как всё случилось: очень быстро и именно так, как про это рассказывают.

Стоматолог (в этот раз я был у Олега Тимуровича) нанёс денто-руны, зажёг аромалампу и начал читать наговор, а больше ничего сделать не успел. Кабинет вдруг засиял, а когда всё схлынуло, я увидел, что мои руки покрыты какой-то фигнёй, а если точнее – гладкими беловато-прозрачными кружочками примерно с крышечку «Горного». Заглянул под футболку – та же ситуация. Готов был поклясться, что и весь остальной я в этих штуках. В принципе, до меня дошло, что случилось, но я всё-таки спросил. Надо же было начать хоть какой-то диалог.

– Озубливание, – подтвердил Тимурович мои худшие подозрения. – Эти бляшки (он так и сказал!) – зубная эмаль. К сожалению, мы не обладаем необходимыми защитами от такого. Никто не обладает. От имени клиники приношу извинения. Это происходит по неизвестным нам причинам...

Следующие пять минут он рассказывал вроде бы нужное, а вроде бы и не особо. Про то, что вмешалась сторонняя сила и наложила что-то вроде проклятья. Про то, что, к его большому сожалению, этого не только не предотвратить, но и никак не устранить. Про то, что вероятность такого невелика, и мне просто сильно не повезло.

– К сожалению, вы станете зубом. Но это произойдёт очень постепенно, – добавил он несколько ободряюще.

– Насколько постепенно? – спросил я.

– Обычно это занимает шесть дней. Иногда неделю.

– По-вашему это очень постепенно?!

Почему-то я слышал о гораздо бОльших сроках, даже о месяцах. Но, видно, слухи всегда преувеличивают.

Я попробовал сковырнуть одну из «бляшек», и у меня это легко получилось, но Тимурович тут же вскудахтнул:

– Куда? Нельзя!

– Почему?

– Это только ускорит процесс.

– Так что же мне делать?

Его молчание было самым красноречивым ответом.

Потом он порылся в столе и вытащил какие-то листочки.

– Наши бесплатные программы поддержки для тех, кто подвергся озубливанию.

Я просмотрел. Психолог, юридическое сопровождение, инфокурс, круглосуточный волонтёр, транспорт в любую точку в любое время...

Уже в дверях я зачем-то спросил, умру ли я. Это было верхом идиотизма. И прозвучало соответственно, и было ни к чему.

– Мм... Это философский вопрос. Зубы ведь, собственно, живы.

– Эврика. Но когда они в дёснах, а не сами по себе.

– Но вы ведь станете не обыкновенным зубом из чьей-то ротовой полости. А гигантским. Изначально не расположенным в лунке. И может быть...

– Понятно.

Что мне было понятно, так это то, что ему нифига не понятно. Говорю же – не было смысла спрашивать.

Домой меня довезли мотосани «Денталь». Домчали. Бархатный шик и бешеная скорость. Но на санях она чувствуется мягкой и как бы приручённой. Если б не озубливание, телепался бы я на своей «Эсмеральде»... (Подумалось об этом, а потом сразу о том, что всё было бы лучше, чем это, даже пешком!)

Сейчас сижу голый и рассматриваю себя. Я весь в этих бл-ских кругляшах. На ногах они немного другие, жёлтые и не такие гладкие. Но хоть те, хоть эти, все их жутко хочется посдирать, тем более что это так просто. Однако ускорять процесс я уж точно не хочу. И это при том, что я так до конца и не принял, что это всё-таки произошло и что ничего уже не изменишь. Живёшь вот так, живёшь... В пятницу Миланку с родителями знакомить собирался, а теперь?

При мысли о Милане, о том, что теперь уже ничего не будет, стало не просто плохо, а душно. Как будто меня загнали в какой-то тупик, и там нечем дышать. Кинул запрос «Как избежать озубливания», жду. Если я вызову денталевского информика, ясно, что он мне скажет – никак. Да и кто угодно это скажет, но... Но вот. Запрос кинул.

 

16 февраля.

...А можно было и не кидать...

Разослал оповещалки о случившемся всем, о ком подумал сразу – родителям, Дене и Лису и, конечно, Милане. Остальные узнают сами, потом. Разослал и... устал.

Я не только еле ползаю из-за разросшихся и утолстившихся «бляшек» (всё ж таки какое спасибо Тимуровичу, научил)), но и стал каким-то, как будто... как будто у меня температура. Моментально устаю, бросает то в жар, то в холод, всё, чего хочется – полежать, но и лежать, когда я в этой «чешуе», неудобно и даже противно. О еде или питье не могу даже думать. Когда пробую задержать дыхание, никакой потребности в новом вдохе не ощущаю, дышу просто потому, что как-то страшно перестать.

Вызвал информика, но он до сих пор не пришёл. А ещё я понял, почему «Денталь» так щедро предлагает мотосани. Куда я смог бы поехать вот такой???

...Только что ушёл информик. Он много чего рассказал, но ясно, что совсем не о том, как мне из всего этого вылезти, а обо всяких «особенностях строения». Сказал, что на ногах у меня не эмаль, а цемент, поэтому и отличается. Сказал, это потому, что мои ноги будут корнями (на этом месте я даже хрюкнул, пытался заржать). Что «бляшки» растут, чтобы в конце концов соединиться и покрыть меня уже сплошняком. Что пока всё это происходит снаружи, изнутри образуется дентин и пучок... Нет, не пучок, а кажется пульпа.

Информик засобирался, заметив, что я засыпаю. Я и сам бы засобирался, но только дело в том, что я не засыпал, просто веки удерживать стало сложно!

Я не вставал, чтобы за ним закрыть.

...Звонила мама и так долго выспрашивала, как да что, а я так долго разжёвывал, что у меня пошли сигналы «зашкал негатива на линии».

 

17 февраля.

 

18 февраля.

Вчера так ничего и не записал. Хорошо, что ни свет ни заря вызвал волонтёра, он хотя бы открывал-закрывал двери. День был каким-то сумасшедшим, а может быть, это я уже как-то не совсем по-человечьи воспринимал. Сейчас вот думаю (пока могу, пока мозги не заместились дентином, оооооо как это грустно): все мои близкие мне помогали, они у меня такие молодцы.

Родители заказали полный пакет «Наша память», и уже к семи утра у меня был агент компании. Он делал снимки минут, наверно, сорок, разные ракурсы и варианты, «Элем, надо сесть, Элем, надо встать». Я всё понимаю, им не только для портретов, но и для скульптур, и всё же это было тяжело. Двигаться приходилось через силу – «бляшки» при каждом движении стукались друг о друга, а в тех местах, где они уже срослись, так вообще было больно. А хуже всего с ногами, они ещё и потяжелели гораздо сильнее остального. Нет, вру. Хуже всего с тем, что внутри. Иногда вроде бы ничего, а иногда как будто какая-то пакостная мелкотня развела костёр прямо под рёбрами и не забывает подкидывать дровишек.

В голове – тоже какая-то кутерьма, сегодня чуть потише, а вчера даже не сразу заметил представительницу «Сочувствуем, что...». Я, конечно, знал, что без этого никак, но что родители на первый класс потратятся...

– То, что в вами случилось, ужасно. Бедный мальчик! – печалилась представительница. Из её юных уст это звучало несколько странно, но печалилась она зачётно. На каких-то поворотах это так напоминало Милану... Мне даже как-то не хотелось, чтобы она уходила, хотя валяться перед нею в полуозубленном, практически беспомощном виде было тем ещё испытанием.

Сразу после неё пришёл анестезиолог, хорошо, что сходу предупредил: болезненность понизится – сонливость повысится. Мне это не подходило ну просто никак, и я благополучно отказался. Я и так сонливый, куда повышать?

Но и это ещё не всё. Я думаю, это мамина идея, но в принципе без разницы, чья: они с отцом встали на очередь участников программы «Потерять ребёнка: каково это?». Этого я точно не ожидал, хотя и знал, как они меня любят, ни на минуту не сомневался.

В Дене с Лисом я тоже не сомневался, хотя они и обормоты ещё те. Уже успели скинуться и нанять мне мага-в-дорогу! Маг-в-дорогу – это ж надо было додуматься. Иллюзии на похоронах, на последнем пути, мне-то это на кой? Зубы в дентарий на соседней улице свозят, вот и весь путь. НО. Но я заценил. Не у каждого такие друзья. И между прочим, плюсик не только им, но и мне – умею разбираться в людях. Мага я, конечно, отпустил, на кой он мне?.. А, это я уже говорил...

Ну, и самое главное, конечно, – Милана. Где-то после обеда (по времени, так-то я с завтраками-обедами-ужинами завязал окончательно) от неё принесли совершенно грандиозную штуку – огромную поникшую лилию из обсидиана в ангелитовом штативе. Когда это чудо инженерно-ювелирной мысли поставили на пол, откуда-то из венчика выскочила и зависла яркая табличка.

– Что там? – спросил я у волонтёра таким умирающим голосом, что самого чуть не стошнило («чуть» не считается, тошнить-то нечем).

– График посещения дентария. С будущей недели.

И вот тут я чуть не прослезился. Какая она всё-таки милая, моя Милана. Уже собралась ко мне приходить, не просто собралась – распланировала!

Я начал обо всём этом думать и, наверно, уснул. Как-то вырубило. Проснулся уже сегодня и понял, что мне стало хуже. Ну, или в моём случае надо говорить «ещё хуже». Ни руки, ни ноги не двигаются уже совсем, смог приподнять только голову и увидел, что руки приросли к туловищу, а ноги практически потеряли свою «ножную» форму, теперь это просто кривоватые закостеневшие отростки.

Что удивительно – что я всё ещё могу говорить. Самая незакостеневшая часть – лицо, и то, как я хотел бы это использовать, поражает и меня самого просто до глубины ду... дентина уже, наверно. Видно, я всё-таки сойду с ума раньше, чем до конца озублюсь. Всё дело в том, что я хочу говорить с Миланой, хочу видеть её. Хочу, чтобы она пришла сюда и просто коснулась моего лица, пока оно хоть что-то ещё чувствует.

– Это зубное безумие! – твердит волонтёр и предлагает вызвать психолога.

Два раза я отказывался, но желание увидеть её растёт, мне так тяжело и тоскливо, что ничего не остаётся, кроме как согласиться. Ждём.

...Психолог бы очень убедительным. Да, зубное безумие. Реально, это же свойство зубов – хотеть тепла. Я вспомнил, как дедуля, на дух не переносивший денто-магию, мучился с зубом и подвязывал челюсть шерстяной шалью. Ещё он грел щёку грелкой и чем-то там докрасна растирал...

Никогда не думал, что поеду чердаком, да и кто вообще о таком думает, даже перед психологом неудобно. То, что он говорил, элементарно, и как меня только занесло в такой непролазный кретинизм?

– О, не смущайтесь. Типичный распад психики. Вам хочется иррациональных, противоречащих здравому смыслу вещей. Вы хотите видеть девушку, по-прежнему считаете, что между вами что-то есть, но ничего нет и быть не может. Вас ведь тоже практически нет. Вы процентов на восемьдесят – зуб. Вы близки к финалу. Ваши близкие перепоручили вас заботе профессионалов, и это единственно верное решение, но вы, как зуб, не в состоянии этого осознать...

И так далее. Несмотря на типичный распад психики, я всё прекрасно понял.

Как только психолог ушёл, меня опять стало клонить в сон, и несмотря на то, что я всё понял, я опять начал думать о Милане. А вы знаете, что она природная блондобрюнетка? Слева – блондинка, справа – брюнетка. Ну, может, и не природная, но говорит, что да. Представляю, как она входит в дентарий. Поднимается по лестнице. Входит в зал. Входит – а там я. Среди ровных рядов таких же огромных никчёмных зубов. Интересно, смогу ли я почувствовать хоть что-то, хотя бы как лёгкое дуновение чего-нибудь там? Буду ли я существовать хоть на какую-то свою часть? Есть ли жизнь после зуба? И ещё мне интересно, к кому я сейчас обращаюсь (волонтёр: ко мне? я: иди ты). Кажется, к тем, кому придётся во всё это въезжать, когда меня уже не будет...

 

19 февраля.

Я ослеп. Перед глазами только белая пелена. Но я всё ещё говорю и сейчас скажу, наверно, совсем странное. Мне нужна Милана. Мне так нужна Милана... Я знаю, что уже не увижу её, но я отдал бы последние оставшиеся у меня минуты ради того, чтобы она просто побыла рядом.

– Бред, – фыркает волонтёр. – Всё, что могла, ваша девушка уже сделала. Такая лилия в такие деньги упирается! А график? Столько внимательности, столько готовности!

Я не вижу, но мне кажется, слышу, как он непонимающе крутит головой.

– Голосовой набор... Милана Коваль...

А теперь мне кажется, я слышу, как он замирает.

– Элем?

– Пока ещё да...

– Что тебе... зачем ты... Я же уже попрощалась!

– Приедь... Приезжай пожалуйста, а?

– Конечно, я приеду!

– Правда? Когда? Я так...

– Я приеду в дентарий, двадцать второго числа. Извини, мне пора.

...Только что меня осенило (может, это и глупо, но я зубной безумец, могу осеняться чем угодно): надо попросить волонтёра, чтобы он, когда мне затянет и лицо, поставил диктофон прямо на меня. На зуб. Пусть стоит, пока меня не увезут, и считывает вибрации. Почему-то я уверен, что буду продолжать говорить...

...Кто это? Мама?.. Милана?..

Нет, никто. Никого. Да я и не увидел бы их. Просто кажется. Просто пятна на фоне пелены...

 

20 февраля.

(...Незаписанная часть. Звучала примерно так:

Я внутри. Полностью внутри, затянуло и лицо. Сам не знаю, как мне удаётся говорить. Может быть, и не удаётся, опять просто кажется. Странно, ведь теперь я эмаль да дентин, но чьи же это мысли и слова?..)

Стук. Наверно, это волонтёр поставил диктофон. Ну, спасибо тебе, волонтёрская ты душа, не забыл, не кинул... Надо бы отозваться, но как? Эй, я не умер, эй... Эй, слышишь, эй!

(...конец записи...)

 

Ну, а как было дальше, все вы знаете. То ли от того, что я там, внутри, барагозил, то ли просто не знаю отчего, эмаль треснула. В моём случае это было что-то вроде саркофага, кокона. И я из него выбрался – офигевший, слабый, но живой. Единственный случай, закончившийся так, а не лежанием на полу в дентарии.

У волонтёра челюсть отвисла до самых колен, а когда он водрузил её на место, то понавызывал туеву хучу спецов, и все они меня рассматривали как диво дивное. Когда примчались тивишники, я уже садился в мотосани. Имею полное право. Входит в бесплатную программу поддержки для подвергшихся озубливанию? Входит! Я подвергся? А то!

Я нёсся по вечернему городу, попивая «Горное» девятку – соскучился как не знаю кто! – когда мне позвонила та, по которой я как раз не соскучился. Скучал, наверно, но не в этой жизни. Давно. Зря.

– Кто это?

– Элем, это же я!

– Мда? А это – я, и что?

– Это я, Милана!

– Не помню такую, девушка. Не надо сюда больше звонить.

– Я...

– Не на-до.

Да! Чуть не забыл. Стараюсь повторять при любой возможности, хотя информация не из приятных. Просто чтобы расставить точки над «i». Мой случай уникален, и тем, чьи родственники и друзья озубились, надеяться скорее всего не на что. Я не знаю, по какой причине я – всё ещё я, а не кусок дентина. Просвечивание показало, что во мне есть только маленькие дентиновые «островки», да и те постепенно рассасываются. Может быть, сторонняя магия дала некий сбой, а может быть, я такой особенный. Предпочитаю думать второе. Имею полное право, ну а кто мне запретит?