Пой мне песню, дерево печали! Я, как ты, ворвался в высоту, Но меня лишь молнии встречали И огнём сжигали на лету.   Николай Заболоцкий «Гроза идёт»

 

- Ну же, возьми веточку.

Юноша стоял на лестнице, приставленной к стенке глинобитной хижины. Внизу около его ног сидели соседские дети: они подавали солому и ветки, чтобы он мог заделать дыру в крыше. С лестницы юноша видел холмы за частоколом, что окружали деревню. По холмам были разбросаны низкие кустарники, в которых кричали птицы. Солнце склонялось к Горе на западе, и по холмам ползли ветвистые тени. Птицы замолкли, а потом взлетели и стайкой удалились подальше от людских глаз. Между холмами показался человек. Слишком далеко, чтобы разглядеть, кто это, но юноша и так понял. Он посмотрел на Гору, потом снова на человека, который то исчезал, то возникал вновь. Юноша хотел предупредить жителей, но кто-то его опередил. Вся деревня вышла из жилищ и замерла в ожидании. Старый шаман покинул дом и встал, прислонившись спиной к стене.

- Возьми веточку, - повторила соседская девочка и ткнула юношу сухим кончиком в босую ногу.

Он отвёл ветку в сторону и спрыгнул на землю. Девочка проследила за юношей, а когда поняла, что тот её не замечает, бросила ветку и побежала за показавшимся из-за угла ягнёнком.

Все отложили дела и столпились у прохода в частоколе. Только калека из другого племени, которого приютили перед прошлым сезоном дождей, остался у своего жилища, но и он вытягивал шею и вглядывался вдаль.

Гонец бежал в одном темпе. Длинные худощавые ноги выбивали из сухой земли облачка пыли, которые тут же рассеивались на слабом ветру. Люди разошлись в стороны, гонец пробежал мимо них, не сказав ни слова. После себя он оставил стойкий запах пота: бежал он несколько дней по жаре, которая душила окрестные земли вот уже пару месяцев. Гонец направился вверх по тропинке в дом вождя. Люди шептались, говорили о том, что увидели на мокром и уставшем лице гонца. Потом тихими шагами пошли к дому вождя. Остановились на почтенном расстоянии, снова зашептались. Кто-то заплакал, послышалась ругань. Люди говорили, нельзя плакать раньше, чем гонец расскажет, что видел.

Вышел гонец. Глаза его бегали по земле, будто искали следы, которых давно уже нет. Он метнулся в одну сторону, в другую. Ноги его подкосились, он сел на корточки и закрыл лицо руками.

Кто-то спросил, какую весть он принёс вождю и остальным.

Гонец заплакал.

 

В тот день юноша так и не заделал дыру в крыше. Сквозь неё, он видел звёздное полотно, которое каждую ночь, вот уже почти семнадцать лет, появлялось из мрака. Теперь, где-то среди этих звёзд, нашли последний дом его отец и братья. Юноша ещё раз посмотрел на знакомые сияющие капли, застывшие в темноте, и понял, что там его отца и братьев нет. Может, они где-то в другом уголке неба? Он встал и направился к выходу.

- Куда ты? - спросила мать. - Не ходи никуда. Я не хочу оставаться одна. Не уходи, ладно?

Юноша вернулся на место и опять посмотрел на звезды. Нет, его отца и братьев там нет. Не сейчас, по крайней мере. Может, чуть позже они там и окажутся. Он повернулся к стене, но уснуть не смог.

Потом, когда сквозь дыру в крыше на него проливались светом уже другие созвездия, он услышал тихий голос. Шаман говорил из своей хижины. Говорил с теми, кто понимал только древний язык песен, состоящих из звуков, которые появились задолго до первого слова, произнесённого человеком. Юноша хорошо знал мотив песни дождя, которую шаман безуспешно пел последние дни, знал и песню солнца - её шаман пел, дабы приблизить конец сезона дождей. Ещё свежа была в памяти песня войны, которую шаман пел в ночь перед тем, как ушли почти все мужчины, кроме стариков и младших сыновей. Теперь шаман пел другую песню. Она была медленнее, громче и почтительнее остальных. И если раньше шаман приказывал, то теперь - просил. Юноша повернулся на другой бок. В тёмном углу жилища он видел очертания матери. Он сел и прижался спиной к стене.

- Что такое? - спросила она.

Юноша молчал. Он смотрел на стену позади матери, но видел Гору, что была где-то там за частоколом деревни, за равниной, за рощей, усеянная светом тысяч и тысяч душ, скрытая холодным предгорным туманом. Шаман пел для того, кто родился в Горе. Для того, кто её оставил, устремившись ввысь. Он пел для Бога. Юноша слышал от отца, что Бог полон любви, но справедливости у него искать не стоит. В те дни мало кто говорил о Боге. Может, поэтому за последние месяцы племена, пришедшие из-за песчаного моря, разорили столько деревень. Теперь и их деревня доживала последние дни. Защищать её некому. Почти все мужчины погибли, стоя бок о бок с воинами из соседних племён, по ту сторону Реки. Юноша подумал, что завтра может проснуться от треска соломы, а через не заделанную дыру на него будут падать горячие искры. Но шаман все пел песню, и юноше стало спокойно. Он снова лёг. Подумал, хорошо бы Бог услышал шамана и сказал ему, как отвести надвигающуюся смерть.

 

Утром шаман собрал жителей деревни у своего жилища.

- Вы знаете, что ваши мужья и сыновья не вернутся. Теперь они будут освещать наши сны из царства мёртвых, но мы пока живы. Всю ночь я взывал к Богу, рождённому Горой. И он ответил мне. Пока я просил о помощи, погибли три жертвенных петуха. - Шаман достал мёртвых птиц. Он держал их за тощие шеи, тушки вяло покачивались. Бросив их перед собой, он продолжил: - Бог просит жертву. Он отвратит от нас врага, что погубил наших мужей, братьев, детей. Но ему нужна жертва. Их должно быть трое. Трое мужчин. Так мы докажем Богу, что отдаём себя в его власть. Мы отдадим последних наших защитников, дабы через их жертву обрести защитника более могущественного. Того, кто сможет одной лишь мыслью пролить на землю всю воду, какая только существует в мире, и не пустить врага через Реку. Кто же эти трое?

Женщины заохали. В деревне остались только почти обезумевшие от пережитого горя старики, женщины и дети.

Юноша смотрел на одну из безжизненных тушек, которую тут же облепили мухи. Глаза птицы закатились. Когтистые лапки были сжаты, будто в кулаки.

Среди толпы прокатилось изумление. По тропе от хижины вождя шёл старик. Короткие седые волосы его чуть кучерявились. Несмотря на возраст шёл он твёрдо, в каждом его шаге чувствовалась внутренняя сила. В руке он держал посеребрённое копьё, но он на него не опирался, а нёс не касаясь земли.

- Вождь, - сказал кто-то.

- Больше нет, - сказал он, обведя всех глазами. Та сила, что таилась в секущихся мышцах, была лишь отголоском той могучей бури, того огня в крови, что смотрели на жителей деревни, через чёрные глаза вождя. - Из-за моего решения погибли наши воины, наши братья, наши сыны. Я больше не ваш вождь, - повторил он и посмотрел на одного из петухов. Он подцепил тушку под крыло кончиком копья, поднёс к себе поближе и повесил сбоку на пояс. - Мою вину я искуплю жертвой во спасение деревни. Я - один из трёх.

Люди вокруг смотрели на вождя и не могли ничего сказать.

- Я больше не ваш вождь. Теперь вы можете со мной говорить. Запрета больше нет. С сегодняшнего дня мой брат будет главой деревни. Пусть он лишился ноги в бою с костяными кулаками, но голова его на месте, а разум острый, как это копьё, - вождь посмотрел на кончик, отразивший луч восходящего солнца. - Брат может уже сейчас выбрать тех, кто станет жертвами, но он даёт шанс вам сделать выбор. Добровольная жертва милее Богу. Верно я говорю?

Шаман кивнул.

Сквозь толпу прошёл калека из другого племени. Он остановился возле мёртвого петуха и сказал:

- Уже давно я хотел отблагодарить вас за доброту. За то, что подарили мне вторую жизнь. Жизнь среди вас. Из-за костяных кулаков я не могу сражаться за ваше племя, но я могу умереть для вашего Бога. Жизнь за жизнь. Я - второй.

- Можем ли мы принести в жертву человека из другого племени? Не обидим ли мы этим Бога, не смутим ли? - спросил старый вождь шамана.

Тот смерил взглядом калеку.

- Запутать или смутить Бога мы не можем. Он ел нашу пищу, спал на нашей земле, смотрел в то же небо, что и мы. Несомненно, Бог примет эту жертву. Но, как он понесёт копьё, если даже петуха поднять с земли не может? - шаман указал на руки-плети калеки: когда его племя проиграло сражение костяным кулакам, его оставили на поле боя, думая, что он умер. Очнувшись спустя пару дней, он обнаружил, что руки ему больше не подвластны, а племя погибло.

- Приладим ему ремни к спине и поясу, - сказал старый вождь, - ими и зажмём копьё. Подойди, - сказал он калеке.

Он подошёл к старому вождю, тот зацепил ему тушку петуха за пояс.

- Остался один, - сказал шаман.

Все смотрели на последнюю мёртвую птицу, кроме двоих. Юноша смотрел в глаза другому парню, младше его всего на год. Оба понимали, что пойдёт кто-то из них. Юноша пытался понять, что говорят глаза парня. Он ожидал увидеть в них решимость. Но парень отвёл глаза в сторону. Юноша сделал шаг вперёд. Мать стояла позади него, она хотела схватить сына за руку, но он увернулся и в один прыжок оказался возле последнего петуха, подхватил его и повесил на поясе.

Старый вождь кивнул юноше.

- Идёмте, - сказал шаман, - я подготовлю вас.

Старый вождь и калека пошли к хижине шамана. Юноша же обернулся на толпу и снова встретился взглядом с парнем. Он смеялся, обнимаясь с матерью. Тогда юноша поискал взглядом свою мать, но успел заметить лишь тихую тень, что скрылась в глубине дома, с зияющей дырой в крыше.

Когда он вернулся домой, мать кричала. Крик прерывался слезами, потом она снова кричала. Слезы и крик, слезы и крик - так, пока не потеряла голос. Юноша слушал и не отвечал. Когда она замолчала, он сказал ей, чтобы она не провожала его. Никто не должен их провожать. Никто не должен лить слезы им вслед. Никто не должен их жалеть. Это лишит жертву той чистоты, которой она обладает. Юноша взял с матери обещание, что та не будет плакать.

- Я хочу посмотреть вслед своему последнему ребёнку, - сказала она. - Хоть это мне можно?

Юноша кивнул и сказал, что смотреть можно.

Когда они уходили деревня делала вид, что ничего не происходит. Все занимались своими делами, и лишь изредка косились на троицу, что покидала деревню. Старый вождь и юноша несли копья в руках. Калеке выдали укорочённое копьё, которое вставили между спиной и ремнями, повязанными вокруг тела. У каждого на поясе висела фляга с водой и ощипанная тушка петуха. До Горы было идти три дня.

Когда они вышли за частокол, юноша остановился.

- Оборачиваться нельзя, - сказал старый вождь, идущий чуть позади.

Юноша постоял пару мгновений, прислушиваясь, потом пошёл.

Впереди показалось стадо, возвращающееся с далёкого пастбища. Его вели двое мальчишек. Они лениво постёгивали по бокам сонных коров, что норовили отделиться. Когда мальчишки заметили троицу, они остановились, а стадо пошло дальше, приметив знакомый частокол.

Старый вождь сосчитал коров и сказал ближнему мальчишке:

- Одной не хватает.

Тот уставился на старого вождя.

- Я больше не вождь, можешь говорит со мной.

Мальчишки переглянулись.

- Ну.

- Она ушла к роще. Я побежал за ней, но услышал рёв Зверя и не пошёл дальше.

- Зверя?

Мальчишка кивнул и прижал прутик к груди.

- Бегите, - сказал старый вождь, кивнув в сторону деревни. - Вы нужны вашим матерям, как никогда.

И те побежали за стадом.

 

Мать юноши стояла возле дома. Мимо неё, поднимая жёлтую пыль, двигалось стадо, а она смотрела, как её сын превращается в тёмную точку на границе раздела неба и земли. Они вышли перед закатом, и его тень долго тянулась к частоколу, точно не хотела покидать деревню, но потом и она оторвалась, а далёкая равнина поглотила всё остальное. Тогда мать вошла в дом, и, проклиная Бога, которому понадобился её последний сын, заплакала.

 

Ночь застала их вдали от деревни. Они прошли достаточно, чтобы можно было обернуться без страха перед осквернением жертвы, но никто не обернулся. Бледный свет луны освещал им путь, изменяя знакомые тропы, кустарник и камни-указатели до неузнаваемости. Точно перед ними развернулся другой мир, заполненный тихими призраками, что обитали где-то вдалеке у самого края зрения. Даже звери молчали, будто понимали торжество, что таили эти трое.

- Отдохнём, - сказал старый вождь и воткнул копьё в землю.

Он сел, скрестив ноги, и подставил лицо лунному свету. Он глубоко вдохнул ночной воздух и улыбнулся. Расправив плечи, он втянул живот, растянул грудь. Мгновение спустя выпустил воздух наружу.

Юноша помог калеке вытащить копьё из-за ремней и воткнул в землю рядом с копьём старого вождя. Тут же воткнул своё. Потом он скрылся за кустарником в поисках подходящих веток. Когда с этим было покончено, и все трое сидели вокруг костра, старый вождь заговорил:

- Сладкий сегодня воздух, - он улыбнулся и посмотрел на юношу.

Тот кивнул.

- Ты можешь говорить со мной, если хочешь. Я больше не твой вождь.

Юноша опять кивнул.

- Как это будет? - спросил калека.

- Это будет правильно, - сказал старый вождь.

- Конечно, но я о том, что нам нужно делать?

- Ничего, все сделает Бог.

- Как это?

- А ты знаешь? - обратился старый вождь к юноше.

Тот помотал головой.

- Ну да, последний раз жертву Богу приносили, когда я сам был таким, как ты, или чуть помладше. Мы тогда не видели дождя почти год. Страшная засуха. А ещё болезни. Много всего случилось тогда. Как и сейчас шаман приказывал духам, но те не слушались. А потом он стал говорить с Богом. Тогда умерло трое козлят.

- А почему сейчас погибли петухи? - спросил калека.

- Ты спрашиваешь не того, - сказал старый вождь и продолжил. - Трое вызвались, трое пошли к Горе, каждый со своим ритуальным копьём. Они предложили себя в жертву Богу. Он принял двоих. Третий выжил.

- Выжил?

- Да. Как и с теми двумя, в его копьё ударила молния. Он уснул на три дня, а когда очнулся, обнаружил на теле отметины. Точно под его кожей проросли корни дерева.

Юноша выпрямился и вопросительно посмотрел на старого вождя.

- Да, ты должен его помнить. Он умер, когда ты был совсем маленьким, но этот рисунок на коже трудно забыть, верно?

Юноша кивнул.

Потом они зажарили петухов на огне, съели по половине, половину оставили на другую ночь. Затем, сменяя друг друга в дозоре, они поспали, и вышли ещё до рассвета.

До Горы оставалось два дня пути. В предрассветной мгле она казалась червоточиной на фоне, исчезающих одна за другой, звёзд. Когда небо начало синеть, Гора вернулась из мира ночных иллюзий. Из деревни облака, клубящиеся над вершиной, не были так заметны, но теперь все трое видели, как те огромными тучными змеями вьют кольца-узлы вокруг вершины. Пару раз юноше показалось, что он увидел синие вспышки там в вышине. После каждой он замирал, ожидая услышать звук, но кругом было тихо. Только стрекотали насекомые, но и те замолкали, когда троица проходила мимо их неприметных убежищ.

- Зверь вернулся, - сказал калека.

Вождь хмыкнул.

- Мальчишка так сказал. Он слышал Зверя.

- Много он понимает? Упустил корову, а когда пошёл за ней, то услышал вой красного волка или дикой собаки. Про Зверя он сказал, чтобы его не ругали.

- Что если он на самом деле слышал Зверя?

- Тогда нам стоило бы держаться подальше от рощи.

- Обойдём стороной?

- Нет. Пойдём точно через неё. У нас нет времени. Шаман сказал, что прибывшие из-за песчаного моря будут семь ночей пировать после бойни, что они устроили по ту сторону Реки, а потом придут сюда.

- Откуда он это знает?

- Гонец рассказал о знаках, которые видел у пришедших из-за песчаного моря. Шаман знает того духа, с которым они говорят. Его знаки они рисуют на каждом своём шатре, на морде каждого зверя, что помогает им проливать кровь. Дух ненасытен, он вечно голоден до страданий и смерти. Семь ночей, посвящённых ему, чуть утолят голод, а потом они тронутся в путь. Два дня гонец бежал к нам. День мы провели в деревни. До горы идти три дня. Последний день нужен Богу, чтобы решить судьбу племени. Мы не можем обходить рощу. Пойдём через неё.

- А если там Зверь?

Старый вождь не ответил.

 

Вечером они увидели ту самую рощу, где пропала корова. За холмами верхушки деревьев казались чёрными клыками, точно оторванная челюсть хищника. Троица устроилась отдохнуть. Копья вонзили в землю, будто заявили на неё свои права, и разожгли костёр. Они доели птиц, сделали пару глотков воды и молча стали смотреть на пламя. Калека затянул песню на своём языке. Юноша понимал отдельные слова. Он пел о доме, что ждёт всех нас. О том месте, куда тянет человеческую душу, но которое ускользает всю жизнь. А вот последних строк он не понял. Старый вождь дослушал и сказал:

- Если где и искать дом, то только там.

Калека вздохнул и лёг на спину, подставив лицо свету колючих звёзд. Он чуть потянул плечи кверху, но руки так и остались лежать на земле двумя мёртвыми змеями. Юноша подошёл к нему, предложил помощь.

- Если ты не умеешь оживлять мёртвое, то ты ничем не поможешь. Все хорошо, я в порядке, - сказал калека.

Распределили дозор на ночь. Юноша был первым. Он слушал крики ночных птиц, больше походивших на вопли проклятых. Где-то в десяти шагах от него пару раз мелькнули зелёные глаза, затем пропали. Луна тихо катилась среди звёзд бледным диском, рождая призрачные тени. Когда она устроилась над Горой, юноша разбудил калеку и сам устроился спать. Ему снился отец с братьями. Он видел, как они взбегают по каменистому склону, верх которого был охвачен синим светом. Они добежали до вершины, обернулись и помахали, чтобы он поднялся следом. Только он сделал шаг, как его вырвали из сна. Юноша ощутил солёную и жёсткую ладонь старого вождя, что закрывала ему рот. Неподалёку, пригнувшись, стоял калека: он смотрел в сторону рощи.

- Тихо, - сказал старый вождь.

Юноша кивнул, и тот убрал руку.

- Возле рощи появилась стая красных волков, они учуяли нас, но подходить не стали. А потом, кто-то напал на стаю и убил нескольких волков. Слышишь, один ещё скулит?

Юноша прислушался. Тихий свист, который он сначала принял за ветер, пойманный в ловушку из низкого кустарника, оказался предсмертным стоном красного волка.

До троицы долетел звук глухого удара и зверь прекратил стонать.

- Что это было? - спросил старый вождь калеку, что всматривался вдаль.

- Ничего не вижу.

Послышался шорох, переросший в удары лап о землю и тяжёлое дыхание. Мимо их стоянки пробежала стая красных волков, один чуть не угодил в костёр, но вовремя дал вправо, проскользнул между ног старого вождя и скрылся в кустарнике.

- Что же там такое? - спросил вождь, глядя, как последний рыжий хвост исчез из виду, оставив вопрос без ответа.

Потом до них донёсся звук, точно тащили что-то тяжёлое. Пару мгновений они следили за очертаниями рощи, пока звуки не затихли. Калека посмотрел на старого вождя.

- И что делать?

- Пойдём дальше.

 

Они спустились с холма и увидели место битвы. Среди следов лап красных волков, тут и там поблескивали в лучах рассвета капли горячей звериной крови. Где-то не обошлось каплями, и жёлтая пыль сковала, а где-то почти покрыла, кровяные озера размером с ладонь. Слабый ветер катил в сторону комья шерсти, точно наводил порядок. Старый вождь подошёл к одному из кровяных озер и вытащил то, что торчало посредине.

- Чья это? - спросил калека, глядя на стрелу в руке старого вождя.

Тот присмотрелся. В качестве оперенья использовали воронье перо.

- Не знаю. Но тот, кто её выпустил, ушёл туда, - он выставил стрелу, показывая на две узкие полосы, между которыми виднелись следы пары ног, что вели в рощу.

- Утащил с собой добычу, - сказал калека. - Хорошо, что не Зверь. А чем это так пахнет?

- Красные волки метили территорию, - сказал вождь и пристроил стрелу за пояс. - Но, похоже, она принадлежит не им. Идём.

Не прошли они и десяти шагов по роще, как обнаружили, отбившуюся от стада, корову. Животное лежало на боку, неестественно выгнув спину, будто её сломали об дерево. Внутренности лежали кругом, точно кружева, сплетённые на потеху духу, которому молятся люди, прибывшие из-за песчаного моря. Головы у коровы не было, поперек шеи виднелись три глубоких борозды.

Юноша посмотрел вокруг, но ни одного следа красного волка он не нашёл. Только глубокие следы, похожие на человеческие, но стопа та была шире, и заканчивалась когтями, что оставили в земле глубокие лунки.

- Мальчишка был прав, - сказал калека.

Вождь посмотрел на него, потом на корову, переступил разбросанные внутренности и пошёл дальше, держась в стороне от следов.

Они шли медленнее прежнего. Пригибались и оглядывались. Замирали от каждого шороха, слушали собственное дыхание, постоянно пытаясь дышать тише.

- Как же воняет этими волками, - не выдержал калека. - Они весь лес пометили? Где же тогда их следы.

- Думаю, дело не в них.

- А в ком?

- Пока не знаю.

Калеке все тяжелее было идти с копьём за спиной. Оно цеплялось за ветви, срывая с мест птиц, что взмывали вверх и исчезали в голубом небе, просачивавшемся через бреши в лиственной крыше. Тогда юноша вытащил копьё из-за ремней калеки и понёс вместо него.

- Спасибо, - сказал тот.

Юноша улыбнулся, перехватил копьё, и они пошли дальше.

Роща то сгущалась, то расступалась, обнажая поляны-плеши. Им попадались деревья с ободраной корой, а среди невысокой травы можно было различить следы, какие они видели у трупа коровы. Калека больше не говорил про Зверя, но этого и не требовалось: все спинами ощущали незримое присутствие. Роща поредела, в очередной раз показались холмы, а за ними начиналось высохшее озеро, над которым кружили вороны. А дальше Гора. Троица стала дышать свободнее, роща осталась позади. Калека попросил юношу вернуть его копьё на место. Когда они отошли от рощи на сотню шагов, справа из-за холмов донёсся рёв. Они присели на корточки и замерли. Калека посмотрел на рощу, думая отступить в тень деревьев. Старый вождь поймал этот взгляд.

- Не успеем.

- Что будем делать?

Что-то взлетело в воздух над одним из холмов. Круглый объект повертелся, глухо упал на склон и покатился вниз. Троица узнала в скачущем снаряде обглоданную коровью голову. Следом на холме появился Зверь. Он замер, проследил за катящейся вниз коровьей головой, которая задорно подпрыгнула на остром камне, прокрутилась три раза над землёй и продолжила путь. Зверь бросился за ней. Коровья голова остановилась, пару мгновений спустя рядом с ней на земле, довольно рыча, растянулся Зверь. Он катнул коровью голову из стороны в сторону, затем толкнул носом, широко раскрыл пасть и прикусил.

Троица услышала, как захрустел коровий череп.

- Что будем делать? - повторил вопрос калека, который мучил всех троих.

Зверь вертел мордой, пытаясь сбросить коровью голову с клыков, затем встал на задние лапы и дёрнул головой так, что игрушка улетела вверх. Зверь проследил за, направившейся к солнцу, головой. Та упала у него за спиной, он обернулся и побежал за ней, а троица двинулась к холмам в другую сторону. Заигравшись с коровьей головой, Зверь снова перебросил её через себя. В тот же самый момент на него посмотрела калека.

- Он нас заметил, - сказал он, выпрямился во весь рост и побежал вверх по холму.

Старый вождь и юноша побежали за ним, не оборачиваясь.

Зверь хрипел позади, и хрип этот приближался. Юноша смотрел на Гору и просил Бога помочь им. Когда они взбежали на холм с другой стороны на вершину бежал человек. Худой и высокий, с серой кожей и абсолютно лысый. На нем была набедренная повязка, за спиной колчан, в руке он держал длинный лук.

- С дороги, - сказал он, взошёл на холм, достал из колчана стрелу с опереньем из вороньего пера и выстрелил в Зверя. Стрела вонзилась тому в лапу, сначала Зверь не обратил на этот пустяк внимания, но после пары шагов его лапа подогнулась. Зверь перекусил стрелу, что только усилило боль, тогда в шею ему вонзилась вторая стрела. Он встал на задние лапы, как когда бросил коровью голову вверх, и в грудь влетела третья. Зверь с рёвом опустился на все четыре лапы, повернулся и зачастил в сторону рощи, позабыв про коровью голову.

Серокожий стоял к ним спиной. Троица переглянулась.

- Спасибо, - сказал старый вождь.

Серокожий обернулся и подошёл к ним.

- Ух, - сказал калека, отворачивая голову, - чего это от тебя так волками несёт?

- Я смачиваю наконечники стрел в их моче. Он боится этого запаха, - сказал серокожий и кивнул головой в сторону удаляющегося Зверя. - Или просто не переносит. Сами стрелы ему, конечно, нипочем, но мне и не надо его убивать. Лишь отпугнуть.

Серокожий осмотрел всех троих.

- Издалека шагаете?

- Оттуда.

- А идёте куда?

- Ещё дальше.

- На Гору, небось?

- Может и туда.

- С такими штуками туда лучше не соваться, - сказал серокожий, указав на копья, - там гуляют грозы.

- Это уже наши заботы.

- Ну да.

Все помолчали, проводив взглядом чёрную тень, скрывшуюся в роще.

- У меня тут жилище. Можете передохнуть у меня, если сами не боитесь этого запаха.

- Нам нужно идти дальше, - сказал старый вождь.

- Конечно, но сначала поешьте. Там дальше зверья никакого нет - только пыль, камни и солёная земля. Я ночью прибил пару красных волков. Мясо совсем свежее.

- Мы видели ту стаю.

- Значит, знаете, что вас ждёт. Ну так?

Старый вождь посмотрел на юношу, потом на калеку.

- Веди, только нам нечего дать взамен.

- Тут недалеко.

 

Серокожий жил в землянке, сокрытой под одним из холмов. Внутри сильно пахло мочей красного волка. Запах чуть отступил, когда серокожий разжёг костёр. Он сел возле пламени и стал резать мясо красного волка на равные куски. Вождь сидел по другую сторону костра и смотрел на серокожего.

- Откуда ты?

- Отсюда.

- Ты ведь откуда-то пришёл сюда.

- Ну да, - сказал тот, на миг посмотрел на старого вождя и продолжил нарезать мясо.

- На твоём теле есть шрамы, которые я узнаю. Шрамы костяных кулаков.

- Вот ты и узнал, откуда я.

- Но есть и другие.

Серокожий посмотрел на руки, точно успел позабыть, как они выглядят.

- Да, есть и другие.

- И мне они не знакомы, - сказал старый вождь.

- Я вот тоже кое-что заметил, - сказал серокожий. - Эти двое до сих пор стоят позади, будто бояться сесть рядом с тобой. А ты этого даже не заметил. Видимо, привык, к такому обращению, равно как и они к такому порядку. Ещё я заметил, как на меня стал смотреть ваш покалеченный приятель, после твоих слов про мои шрамы. Мальчишке всё равно, откуда я, но не ему, - серокожий указал на калеку кончиком стрелы, на которую он нанизал кусок мяса. - Похоже, он принадлежал к одному из тех несчастных племён, что повстречались на пути моим сородичам. Могу заверить, - серокожий обратился к калеке, - я пострадал от них не меньше. Те шрамы, что не узнает ваш вождь - я ведь угадал?

- Я больше не вождь.

- Пусть так. Но эти двое ещё не смирились с этим. Так вот... эти шрамы, что остались не узнаны: их оставил шаман. Вы не могли не заметить цвет моей кожи. Ещё бы. Все моё племя купается в золе, чтобы окрасить себя в такой цвет, а я таким родился. Священный мальчик, кровь которого должна служить на благо племени. Шаман пускал мне кровь для каждого ритуала. И я терпел это. Долго терпел. Даже когда он ходил тупым лезвием по ещё не зажившим ранам. Но в голодный год шаман сказал, что духам угодна не кровь, но моя жизнь. Меня решили принести в жертву. Я не согласился. За день до церемонии, я выколол шаману глаза и сбежал.

- Отступник, - сказал старый вождь.

- Нет. Выживший.

- Твои шрамы давно зажили.

- Давно, - кивнул серокожий.

- Так тебя не искали?

- Искали.

- Почему же они не могут тебя найти?

- Могут. Они знают, где я.

- И до сих пор не убили?

- Они боятся Зверя. А Зверь боится, хотя, вернее сказать, «недолюбливает» меня. Пока все так - я жив.

- Ты ведь знаешь, что у нас с твоим племенем мир? Не боишься, что выдадим?

- Никто не мирится с костяными кулаками. То, что вы не воюете, не означает мир. Я знаю, что ваши воины ушли за Реку, чтобы там встретить нового врага вместе с другими племенами. И я знаю, что костяных кулаков среди тех племён не было. И ты, вождь, должен понимать, почему.

Старый вождь промолчал.

- Чего вы хотите? - спросил серокожий, кивнув головой в сторону Горы.

- Мы сделаем то, что не сделал ты.

- Хотите умереть за племя. Хотите, чтобы некое существо обрушило на землю дождь в обмен на ваши жизни? Ведь только это спасёт твою деревню, вождь. Нужно, чтобы Река разлилась. Тогда вражеские орды не смогут перебраться к вам.

- Ты все верно понял.

- А они? - серокожий кивнул на юношу с калекой.

- Что с ними?

- Они сами это решили?

- Почему бы тебя не спросить их.

Серокожий посмотрел на юношу.

- Так что?

Тот молча кивнул.

- Ты правда веришь в это, мальчик? В существо, что дарует дождь в обмен на жизнь?

Юноша посмотрел на серокожего, сидящего по ту сторону пламени. Все его тело покрывали шрамы, серая кожа в свете огня, казалось, чуть блестела, а в хитрых глазах сияло что-то красное. Потом посмотрел на старого вождя, который все ещё сидел лицом к костру, а к юноше спиной. Невозмутимый, крепкий, кожа, впитавшая лучи солнца, и оттого чёрная, точно угли. Эти двое сидели по разные стороны костра, будто сквозь пламя проходила граница двух миров, а они были частями друг друга, которым не суждено было встретиться в одном теле.

- Твоё молчание красноречиво, мальчик.

- Вождь, почему мы его слушаем? - спросил калека.

- Он встретился нам не с проста, - сказал старый вождь и принял от серокожего кусок поджаренного мяса. - Он дан нам как испытание, чтобы мы не сошли с пути. Какой-то дух-проказник говорит его устами.

Серокожий улыбнулся и протянул мясо юноше. Тот подошёл, взял еду и сел у костра.

- А ты? - спросил серокожий калеку. - Ты разве не голоден?

Калека подумал мгновение, глядя, как юноша вгрызся в мясо.

- Нет, - сказал тот, громко сглотнув слюну.

- Как знаешь, - сказал серокожий, пожав плечами, и тоже стал есть.

Когда с едой было покончено, и они стояли у выхода из землянки, серокожий сказал:

- Завтра пойдёт дождь.

- Конечно, - сказал старый вождь, - мы за этим и идём.

- Он пойдёт независимо от вас. За годы жизни в одиночестве, я начал видеть природу иначе. Начал понимать её голоса. Дождь скоро пойдёт, и вам не нужно для этого умирать, - последнее он сказал, глядя точно на юношу.

- Мы пойдём, - сказал старый вождь и вышел из землянки.

- Постойте. Возьмите это с собой, - он протянул три стрелы.

- Зачем это нам?

- Вы знаете зачем.

- Разве Зверь водится там, куда мы идём?

- Я знаю тропы Зверя. Возьмите.

- У нас и лука-то нет.

- А они и не нужны. Просто пусть стрелы будут у вас.

- Нам нечего дать взамен, - повторил вождь.

- Вообще-то есть. Могу я посмотреть ваши копья? Если, конечно, я этим не обижу вашего Бога.

Он поочерёдно подержал в руках копья и вернул хозяевам.

- Теперь, прощайте, - сказал серокожий и скрылся в жилище.

 

Они пошли дальше. За холмами лежало высохшее озеро. Дно его покрылось трещинами, кое-где рос сухой кустарник, местами попадались кости животных, отбелённые ветром и песком. Пока они шли по дну озера, солнце прокатилось над их головами и нырнуло в шапку из облаков, высекающих синие искры на вершине Горы. Теперь до них доносился гром. Юноша протянул калеке мясо.

- Ты украл его? - спросил тот.

Юноша замотал головой и протянул опять. Калека открыл рот и стал жевать несколько подсохший кусок.

- Спасибо, - сказал тот.

Юноша в ответ улыбнулся.

Дойдя до границы высохшего озера, там, где уже начиналась мелкая трава, они увидели людей. Четверо шли к ним навстречу. Должно быть, заметили троицу ещё издалека. Все четверо были увешаны ожерельями из когтей. В волосы вплетены трубчатые кости какого-то мелкого зверя. Юноша выставил копьё им навстречу, но старый вождь рукой поднял его копьё обратно.

- Оно не для этого, - сказал старый вождь. - Что вам нужно? - обратился он к людям, что остановились в нескольких шагах от них.

- Нам? Это, кажется, вы к нам пришли.

Наплечники говорившего были выполнены из черепа крупного хищника. К кистям привязаны ремешками челюсти красных волков. Зола, которая покрывала кожу, местами сошла вместе с потом, отчего говоривший, казался полосатым. На шее у него висел дугообразный кусок чего-то кровавого. Юноше показалось, что он увидел человеческие зубы на этом мрачном украшении.

- Мы идём дальше, - сказал старый вождь.

- Мне кажется, вы стоите.

- Между нашими племенами мир, не забыли?

Костяной кулак промолчал. Он смерил вождя взглядом и зацепился за стрелу с вороньим пером.

- Где он сейчас?

- Кто?

- Тот, кто дал стрелы.

Старый вождь посмотрел на стрелу, потом на говорившего.

- Не тяни, старик.

- Если я скажу, вы пропустите нас?

- Говори.

Старый вождь рассказал, где они встретили серокожего.

- Вот оно что, - сказал костяной кулак, не сводя глаз со старого вождя. Остальные стояли в стороне и перешучивались, глядя на калеку, а тот с силой сжимал пальцы ног, загребая песок.

Старый вождь хотел было пойти дальше, но костяной кулак остановил его, толкнув рукой в грудь.

- Давайте сюда стрелы.

Старый вождь взял копьё в другую руку. Юноша выставил оружие в сторону костяных кулаков, ожидая, что вождь начнёт атаку, но тот поднял руку.

- Отдайте им стрелы.

Юноша замер.

- Ну же, - крикнул вождь.

Юноша забрал стрелу калеки, вытащил свою и протянул вождю. Тот передал их вместе со своей костяному кулаку.

- Теперь мы можем пройти? - спросил старый вождь.

Костяной кулак чуть отошёл в сторону и кивнул своим, чтобы те пропустили троицу. Они пошли дальше, а в спину им летели смешки.

- Ещё увидимся, - крикнул костяной кулак.

- Не думаю, - сказал под нос вождь.

 

Ночью развели костёр. Все лежали лицом к пламени, пытаясь согреться, но тот холод, что пробрался к ним в кости, уже ничем нельзя было вытравить.

- Ты думаешь, почему я не дал тебе напасть на них, да? - сказал старый вождь.

Юноша поднял голову и увидел старого вождя, что смотрел прямиком в пламя. Старый вождь не моргал, он чуть двигал глазами, точно читал знаки среди всполохов или прислушивался к словам, что прятались среди треска сухих веток.

- Копья, что мы несём, послужат другой цели. Осталось совсем немного. Нельзя было обагрить их чужой кровью. Я знаю, ты боишься, что костяные кулаки дойдут до нашей деревни. И я боюсь. Но если бы мы и убили этих четверых, то что бы осталось для Бога? Сколько бы из нас погибло? Один, двое? Думаю, в живых не остался бы никто. И что тогда? Бог бы остался глух к нашей просьбе, будь она даже предсмертным криком. Пришедшие из-за песчаного моря перешли бы Реку. Дальше ты и сам знаешь, - сказал старый вождь и перевернулся на спину. - У нас есть цель. И она там. Грохочет и сияет в вышине. Нам нельзя отступать. И не жалей серокожего, если он и погибнет, то по законам своего племени, которые сам и нарушил.

Юноша проснулся ещё ночью. Отошёл в сторону от стоянки, чтобы справить нужду. В свете Луны он ясно различил тёмный след поверх примятой травы. Он прошёл дальше до небольшого оврага, где обнаружил тело человека. Неизвестный лежал на спине, широко раскрытые глаза смотрели в звёздное небо, точно видели его впервые. Рот он открыл так широкого, будто и вправду дивился этому холодному ночному свету. Юноша подошёл поближе и увидел, что у человека вырвали нижнюю челюсть, и кровь залила его грудь фартуком. Бегом он вернулся в лагерь и больше не уснул.

 

Перед рассветом они продолжили путь. Все чаще стали попадаться крупные плоские камни. Дорога уходила вверх и юноше пришлось идти позади калеки, поддерживать того одной рукой, чтобы он не свалился. Они забирались все выше, бродили между камней в поисках хоть какой-то тропы. Пару раз им попадались козы, что тут же срывались с камней вниз, чтобы затем, каким-то чудом, вновь возникнуть уже над их головами. Старый вождь шёл впереди, и пару раз юноше казалось, что тот начинал смеяться после грохота, летящего с высоты, от которого сыпались камни. Юноша обернулся назад, увидел высохшее озеро, что выглядело залысиной среди невысокой травы. А где-то там, в той самой траве, лежал, раскрыв удивлённые глаза, труп неизвестного. Вдалеке едва заметным изгибом виднелись холмы, где поселился серокожий, за холмами чуть щетинилась чёрными верхушками роща. А может, то были другие холмы, за которыми была другая роща. Они так часто меняли направление при подъёме, что юноша уже не помнил, откуда пришёл и с какой стороны Горы они сейчас карабкаются.

- Эй, - крикнул сверху старый вождь, - там не на что смотреть. Забирайся.

И юноша стал карабкаться дальше, помогая калеке. Последнего потом приходилось подтягивать за тряпичные руки, и все слышали, как что-то хрустит у того в плечах, но калека молчал, и они тоже молчали. Вождь больше не смеялся от раскатов грома.

Когда все трое забрались на большой плоский камень, перед ними открылось плато. Каменный пол, казалось, был кем-то выложен. Трещины в породе выглядели не просто случайными разломами, а линиями судеб. Юноша посмотрел на свою ладонь, в тот же миг в сотне шагов перед ними в землю ударило копьё синего света. В их сторону полетела каменная крошка. Юноша закрыл лицо рукой, калека пригнулся, и только старый вождь остался недвижим, лишь чуть прикрыл глаза.

- Вот и все, - сказал он и обернулся.

- Что теперь?

- Мы сделаем, что обещали. Только и всего.

В этот миг позади старого вождя, чуть ближе, чем в первый раз, в землю вновь вонзился пучок света, выбив тени из всех троих. Старый вождь провёл рукой по голове, собрал каменную крошку и сдул её с ладони. Он посмотрел сначала на юношу, потом на калеку.

- Я иду первый. Старый вождь привлечёт внимание Бога. Как только со мной будет покончено, вы пойдёте вдвоём. Ты, - обратился он к юноше, - привяжешь его руки к копью и отойдёшь. Калека вызовет у Бога интерес. Когда он присоединится ко мне, ты пойдёшь вперёд. Тебе нужно зайти дальше всех. Бог подпустит тебя поближе. Когда ты будешь идти, думай о деревне. Думай о тех, кого любишь. Бог поймёт твою просьбу.

Старый вождь прочитал немой вопрос в глазах юноши.

- Не бойся. Мы тебя встретим на той стороне, - сказал он, повернулся и зашагал по плато.

Юноша смотрел вслед удаляющейся фигуре. Сначала вождь держал копьё на плече, потом взял в обе руки и вытянул перед собой. Он пел какую-то песню.

- Надо же, - сказал калека. - Запомнил.

Потом вождь остановился. Он опустил копьё на землю, при этом острый конец смотрел в чёрное небо.

Вспышка. Такая яркая, что юноша и калека отвернулись. Какое-то время они не могли раскрыть глаз. Потом над их головами прокатился гром, который чуть не сбил их с ног. Когда они, наконец, открыли глаза, увидели старого вождя, неподвижно лежащего на земле.

Оба дышали часто, мысленно примеряя на себя его судьбу. Смотрели, не моргая, ждали хоть какого-то движения, но тело не шевелилось. Первым пришёл в себя калека:

- Идём. Только оставь своё копьё здесь. Вождь сказал, ты должен быть последним, - сказал он и пошёл вперёд.

Юноша положил копьё на землю и пошёл следом.

Они дошли до тела старого вождя. Тот лежал, сжав остатки копья в руках, словно все ещё не верил, что выполнил долг. Оба замедлили шаг, мысленно простились и пошли дальше. Отошли достаточно далеко, когда калека сказал:

- Здесь.

Юноша вопросительно посмотрел на калеку.

- Ты сам поймёшь, когда останешься один. Привязывай.

Юноша вытащил копьё из-за спины калеки. Нашёл подходящую трещину под ногами последнего и с силой ударил тупым концом, чтобы копьё вошло поглубже. Затем привязал одну руку к середине древка, потом другую.

- Знаешь, - сказал калека, когда все было готово, - тот каменный кулак, что забрал стрелы, - именно он сделал это со мной. Я его сразу узнал, а он на меня даже не посмотрел. Даже его воины узнали меня, а он вёл себя так, будто меня уже нет.

Калека посмотрел юноше в глаза.

- Посмотрим, заметит ли меня ваш Бог.

Юноша пошёл обратно за своим копьём. Проходя мимо тела вождя, он глянул на него ещё раз, но тот лежал, как и прежде. Дойдя до копья, юноша наклонился за ним.

Вспышка. Перед юношей возникла его собственная тень, которая, казалось, пролегла через все предгорье и улетела вдаль, до самой его деревни. Потом проревел гром. На этот раз он промчался не над головой, а пробил юношу насквозь, заставил сердце замереть на миг.

Юноша обернулся. копьё калеки разлетелось в щепки, сам он лежал в пяти шагах от того места, где юноша его оставил.

Юноша глубоко вздохнул. Воздух щекотал и покалывал ноздри. Пахло дождём. Он поднял копьё и пошёл вперёд. В голове звучали слова старого вождя и калеки: « ...думай о деревне. Думай о тех, кого любишь. Бог поймёт твою просьбу», «...сам поймёшь, когда останешься один»

Он не заметил, как прошёл сначала мимо старого вождя, потом мимо калеки. Он шёл, а где-то сбоку на краю зрения молнии резали воздух и вгрызались в землю, небо синими хлыстами истязало спину Горы. Пространство вокруг ревело громами.

«... сам поймёшь, когда останешься один»

Он видел себя со стороны. Тощий юноша, бредущий по каменной равнине, окружённый грохотом и светом. В руках то, что принесёт ему смерть, а деревне - жизнь. Он подумал об отце и братьях, которые, должно быть, также шли на врага с копьями. Теперь его черёд. Они свой долг выполнили. Они следят за ним оттуда, из-за непроницаемой завесы над головой, оттуда же за ним следит и Бог.

«Думай о тех, кого любишь. Бог поймёт твою просьбу»

Сам собой вспомнился мотив песни, которую пел калека у костра. Юноша тихо завывал, морщась от всполохов света. Он допел и замер.

«... сам поймёшь...»

Он дошёл. Возникло чувство, что дальше идти некуда. Будто бы в этом мире для него все дороги сошлись в одной точке, в которой он и замер. Но это точка, что являлась концом здесь, была началом другой дороги, что протянулась вдоль копья юноши - вверх. Он поднял голову и вздрогнул. Точно в середину лба упала тяжёлая капля. Потом ещё одна, и ещё, и ещё. Юноша открыл рот, высунул язык. Он поймал несколько капель, облизал губы и засмеялся.

Вспышка.

 

Мать юноши спала на той самой лежанке, где ещё пару дней назад спал младший сын. Теперь и он ушёл. Она не выходила из дома. Соседки приносили еду, но она только пила воду - к еде не прикасалась. Все эти дни, что её сын шёл к Горе, она провела в забытьи. Страшная угроза, которую она даже не видела, унесла её мужа и всех сыновей. Зачем же она осталась в живых? Она слышала, как шаман пел для духов, чтобы те охраняли в дороге её сына. Охраняли только для того, чтобы он умер от рук более могущественного духа, или кем там является Бог. Но духи давно не слушались шамана, с чего бы им помогать теперь? Так прошло два дня. На третий день она точно очнулась ото сна, попыталась броситься вдогонку за сыном, но её вернули обратно в деревню. Когда она попыталась бежать за ним во второй раз, её заточили в своём же доме, поставив у входа охрану из соседских женщин. Те просто сели в единственном проходе, что был и входом и выходом из глинобитный лачуги. Ближе к вечеру, когда охрана поедала кашу из фасоли с перцем, мать юноши перетащила все вещи, что были в доме, сложила их на лежанку сына, забралась по ним наверх, схватилась за край дыры в крыше, что так никто и не заделал, и высунула голову наружу. Она посмотрела по сторонам, обернулась назад и замерла. В сторону деревни чёрным одеялом двигалась туча, простирающаяся от края до края. Все под ней размывалось от сплошной стены дождя. Она спрыгнула с вещей, убрала их на прежние места и легла точно под дырой, глядя в мутнеющее небо. Она слышала радостные голоса жителей, слышала песни. Слышала ликование шамана, точно именно он призвал этот проклятый дождь. Потом что-то застучало. Чаще и чаще, все ближе к ней. Наконец, капли добрались и до неё. Они били по лицу, пролетая через дыру в крыше, но к тому моменту все её лицо уже было мокрым от слез.

 

Он очнулся от тряски. Приоткрыл глаза насколько мог, попытался повернуть голову - не вышло. Всё, что он увидел: как земля двигалась под ним, или он сам парил над ней. Траву прибивали большие капли, вся она дрожала точно от боли, да и он чувствовал боль в руках, но боль эта его не мучила, а даже смешила.

Потом он очнулся и уже смог повернуть голову. Мир вокруг всё также двигался. Он лежал на спине, видел свои ноги и руки. Ноги кто-то связал вокруг щиколоток, а руки за запястья. Словно его готовились подвесить над костром. Кисти и предплечья его покрывали узоры: точно под кожей проросли корни. Он закинул голову назад, увидел чью-то сутулую спину и затылок, покрытые струями воды. Обернулся в сторону. Ему показалось, что он различил шевелящийся холм, тот выпрямился на миг, принял очертания Зверя, но тут же расплылся в серой дымке, окутавшей всё вокруг.

После чёрного и густого забытья он пришёл в себя, лежа на земле. В десяти шагах от него на корточках сидел серокожий. Он копошился в груде чего-то, отдалённо напоминающего человеческие тела. Вокруг прыгали вороны. Серокожий потянул что-то из кучи. Это был каменный кулак. Голова его была разбита, челюсть висела на одной только коже, правое плечо было откусано. Серокожий забрал обратно стрелы и бросил останки обратно в кучу.

- Эй, - обратился серокожий к нему, - ну-ка возвращайся в санки, а то я тебя так никогда не дотащу.

И снова серая дымка, снова густое ничто овладело его разумом.

Толчок. Потом ещё. Голова пару раз качнулась, а потом в неё вернулся разум.

- Проснёшься, ты, наконец? - спросил серокожий, толкая его в плечо.

Он открыл глаза. Небо проливалось на землю вязким полотном непроницаемого дождя, но даже за этим он различил очертания деревни впереди.

- Что случилось?

- Что вы и хотели. Пошёл дождь, - сказал серокожий.

- Но я жив.

- Так и есть. Разве не здорово? Видимо, Богу ты понравился больше старого вождя и того мальца.

Калека сидел на земле. Позади, упираясь в его поясницу, стояли небольшие сани серокожего, которые тот придерживал ногой.

- Почему я связан? - спросил калека.

- Когда я тебя нашёл, твои руки выкручивались так, что я решил, связать их будет для тебя даже лучше.

- Выкручивались?

- Да. Как две слепых влюблённых змеи. Крутились, пытаясь найти друг друга.

Только теперь калека заметил, что ощущает, как прохладные капли разбиваются об его руки на капли поменьше. Он попытался пошевелить большим пальцем. Тот дрогнул.

- Ты можешь?

- Сейчас.

Серокожий снял верёвки с рук и ног.

- А ноги ты связал зачем?

- На всякий случай.

Калека попытался поднять руки: плечи слегка потянулись вверх, локоть едва заметно согнулся.

- Не понимаю, - сказал калека, глядя на пальцы, что снова чувствовали мир вокруг, - почему я?

- Ты спрашиваешь не того, - сказал серокожий, глядя вдаль. - А теперь прощай, - сказал он, повернулся и потянул за собой сани, которые оставлял глубокую борозду в размоченной земле.

- Постой, - позвал калека, - зачем ты пошёл за нами?

- Мне было интересно.

- А вождь, мальчишка, ты видел их?

- Видел. На мальца страшно смотреть, - сказал серокожий и продолжил путь.

- Подожди, - опять позвал калека.

Серокожий остановился.

- Могу я пойти с тобой?

- Это ещё зачем? Я же тебя привёл домой.

- Меня там ждут меньше всего. Если они узнают, что Бог вернул силу моим рукам, но забрал жизни вождя и мальчишки, ничего хорошего из этого не выйдет. Я не могу вернуться. Могу я пойти с тобой?

Серокожий подумал пару мгновений.

- Почему бы и нет. Зачем только тащил тебя так далеко.

Калека поднялся, догнал серокожего и пошёл рядом с ним.

- Тела каменных кулаков, - сказал он, когда деревня пропала из виду, - они мне привиделись?

- Нет. Тела были. То, что от них осталось.

- Это был Зверь?

Серокожий кивнул.

- Но ведь они забрали у нас стрелы.

- На это я и рассчитывал. Потому я обработал копья, когда вы дали мне их посмотреть.

Они прошли ещё немного и калека спросил:

- Зачем я тебе?

- Что?

- У тебя, похоже, на все есть какой-то план. Ты согласился, чтобы я пошёл с тобой. Почему? Пусть мои руки и начали шевелиться, но силы в них ещё нет. Так какой во мне толк?

Серокожий остановился. Отошёл в сторону, поднял что-то с земли и протянул калеке.

- Что это?

- Будем возвращать тебе силу.

- Этим?

- Надо с чего-то начать. Ну же, возьми веточку.