В городе, изобилующем всевозможными механизмами, хитроумными системами и техническими приспособлениями, росло лишь одно дерево. Огромный ствол, весь покрытый морщинами и трещинами, раскидистые тонкие руки-ветви, уныло свисающие к дорожному покрытию, непременно зелёные листья, которые по заученному алгоритму перебирал воздушный поток вентиляционной системы. Дерево называлось Ива, именно так, с большой буквы. Мама Еси рассказывала, что по легенде раньше было много таких деревьев, и тогда они были просто ивами, а теперь только одно осталось. Иву строго-настрого запрещалось трогать, и никто не собирался объяснять, почему.

«Вырастешь – поймёшь»: так звучал ответ мамы на любой мало-мальски важный вопрос. Почему Ива так ценна? Почему Есе нельзя купить новое платье? Почему белковый концентрат нужно есть каждый день, а сладкую вату – не больше раза в неделю? Почему взрослые ходят на работу? Со временем Еся перестала спрашивать, а только ждала того дня, когда она вырастет и поймёт. Сначала с нетерпением, потом с радостным возбуждением, а уже ближе к шестнадцати годам внутри что-то перегорело.

В удостоверительный центр она плелась с единственным желанием поскорей закончить процедуру, в чём бы она ни заключалась. Естественно, взрослые и об этом умалчивали. Всё, что полагалось знать детям, идущим в центр: их встретит куратор и даст всю необходимую информацию.

Здание удостоверительного центра располагалось на главной площади и ничем не выделялось среди прочих. Внутри тоже ничего особенного: функциональная мебель из пластика и хрома, просторная приёмная, тихий гул климат-системы, аппарат с охлаждённой водой и горячим чаем. Дальше по коридору – уборная с подсобкой, ещё дальше – комната ожидания. Вот туда и проводила Есю витающая в облаках администратор.

Еся поудобнее устроилась на одном из стульев и от скуки уставилась на экран, с которого бесшумно лилась реклама скоростных поездов, легкокрылых планеров, невесть зачем бороздящих пустошь за городом, престижная работа, электронные ресурсы, квартиры, релакс-программы – в общем все прелести жизни, доступные миру взрослых.

Совсем скоро в комнату заглянула администратор и попросила следовать за ней. Еся покорно вышла и столкнулась лицом к лицу с парнем её возраста. Она готова была поклясться, что знает его имя, хоть виделись они один раз и давно. Сложно не узнать кого-то, если это альбинос. Он её, похоже, не узнал. Конечно, в отличие от него она – обычная девочка, каких в городе сотни или тысячи. Хотя, может, это и не он?

Администратор проводила их в большой зал, абсолютно пустой, за исключением белого круглого стола, за которым сидел куратор. Сухой, небольшого роста мужчина приятно улыбнулся, привстал и жестом подозвал вошедших поближе.

– Я рад приветствовать вас и спешу поздравить с совершеннолетием, – он вежливо кивнул обоим. – Есения, Ян, шестнадцать – это особенный возраст. Возраст, когда ребёнок становится взрослым, самым ценным жителем нашего прекрасного города.

Значит, всё же он. Еся покосилась, не вспомнил ли он её имя, но Ян всё так же выжидающе смотрел на куратора. Ну и ладно, не больно-то и хотелось.

– Вам предстоит пройти ритуал взросления, – куратор смерил их внимательным взглядом. – Пройти через лес. Это такое скопление деревьев, что лежит за пределами города, за пустошью. Там вы отыщете существо и получите от него дар, с ним и вернётесь. Это будет ваш залог миру взрослых, тогда вы сможете свободно пользоваться всеми привилегиями и ресурсами.

Еся нахмурилась. Из школьной экскурсии она хорошо усвоила, что за стеной тянется тусклая бесконечность непонятного серо-бежевого оттенка, изъеденная крупной сетью трещин. Жизнь есть только в городе, дерево есть только в городе.

– У каждого – свой путь в этом лесу, и он проходит его в одиночестве. Хотя, разумеется, случалось и так, что несколько детей проходят ритуал в один день. Лес один, но совсем не обязательно, что вы попадёте в него одновременно, а уж о пересечении дорог я слышал очень редко да и то только от свои предшественников... Так что не переживайте о том, что вы отправляетесь вдвоём.

Куратор выразительно посмотрел на Есю, пришлось с напускным равнодушием пожать плечами. Странно признавать, но она внезапно осознала: Ян её раздражал, с самого детства. Они не были соседями, не встречались в детском саду или в школе, не сидели за общим столом на чьём-то празднике. Они встретились единственный раз, когда Еся проходила медицинскую комиссию для поступления в школу.

Городская поликлиника, как и все наиболее важные структуры, находилась на центральной площади. Мама оставила Есю немного побыть на улице, а сама отправилась заполнять документы для осмотра. Солнечные лучи, проникая сквозь прозрачный купол, рассыпались на белоснежные блики в колышущихся листьях. Тогда ещё казалось, что это по меньшей мере красиво, если не волшебно. Еся, подолгу любуясь зрелищем, обходила ствол дерева, пока не столкнулась плечом к плечу с незнакомым мальчиком. Такого бы она сразу запомнила: необычно белый и невесомый, как те самые солнечные блики. Где заканчивался рукав футболки, а где начиналась его рука, можно было понять, только если напрячь зрение. Он стоял боком к Есе, глядел в противоположную сторону от дерева, на один из магазинчиков, вытянувшихся небольшой дугой вокруг площади.

– Ты такой белый! – вместо извинений ляпнула удивлённая девочка.

Мальчик, даже не взглянув в её сторону, коротко кивнул. Кожа ровная и белая, как пластик, может, он вообще не настоящий? И волосы как...

– Как облачко, – Еся недоверчиво потянула прядку до еле слышного «ой». – Живое облачко.

Мальчик наконец повернулся к ней, явив совершенно беспомощные, беззащитные глаза. Тоже белые, с огромной чёрной каплей-зрачком, от которой растекалась бледно-серая радужка.

– Никакое я не облачко, а Ян. Я просто жду маму, нам надо к врачу.

– А я – Еся. Хочешь пить? Мне мама оставила денег на воду.

Не дожидаясь ответа, она схватила нового знакомого за руку и потянула из-под завесы ветвей к небольшому магазинчику на краю площади, но тут же встретила жёсткое сопротивление. Ян с ужасом вытаращил глаза, упёрся ногами и потащил Есю обратно под Иву.

– Подожди.

– Чего ждать? Идём!

– Отпусти!

Еся хотела возразить - ещё непонятно, кто кого держит – но вместо слов всего лишь шумно глотнула воздуха. Ян её толкнул. Вот просто взял и толкнул, а потом отошёл ближе к стволу Ивы. Но разозлило Есю не это. Взгляд, такой, словно Ян только что попробовал очень вкусный, но горячий пирог и обжёгся. Радость, захлёбывающаяся в боли. Никакое он не облачко, он...

– Дурак!

– Извини, я просто...

– А ну-ка отойди от него! – послышался из-за спины визгливый женский голос.

Воинственно размахивая детской, не по погоде длинной и плотной курткой, к ним приближалась взволнованного вида женщина. Наверняка мама Яна. Внутри у Еси всё сжалось – от громкого крика. Её мама никогда не повышала голос и вообще не проявляла эмоций, ни на публике, ни дома.

– Не смей трогать моего сына! И даже не разговаривай с ним! Глупая девчонка! А ты...

Она кинула сыну скомканную одежду. Мальчик безмолвно поймал куртку и закутался в неё так, что воротник оказался выше головы; на виду оставались только глаза, да и те стыдливо, а может боязливо прятались в тени.

– А ты чего удумал? Я отошла на пару минут, а всё из-за тебя! Это же надо так умудриться – порвать куртку прямо на улице! Её не приняли в утиль, пришлось зашивать в ателье. Ты понимаешь, сколько беспокойства причиняешь мне только лишь потому, что просто вышел на улицу?!

Серые кляксы на белом фоне увлажнились. Еся не заметила, как по её щекам тоже потекли слёзы обиды.

– Извини, мам.

– Что мне с твоих извинений? Я что, должна успокоиться по щелчку пальцев? Идём скорее, мы опаздываем на приём!

Женщина ухватила Яна за плечо и подтолкнула в сторону поликлиники.

– Извини, – он обернулся к Есе, изогнувшись под навесом из рук и куртки. – Мама у меня... беспокойная.

– Конечно! С тобой последнего покоя, которого и так нет, лишишься!

Еся сквозь слёзы фыркнула. Как будто после слова «извини» всё должно стать хорошо, как по щелчку пальцев. Ха!

Не прошло и полминуты, как пришла уже её мама, с каменным выражением лица утёрла дочери слёзы, монотонно размышляя над тем, что некоторым людям, прежде чем лезть в жизнь чужих детей, со своими бы разобраться. Потом сухо обняла дочь и повела к врачу.

Тот день запомнился Есе как день встречи с настоящим облаком. Потом он незаметно преобразовался в день детской глупости. Почему Ян её раздражал? Даже сейчас, хотя чего он такого сделал, кроме как родился с Есей в один день?

Куратор выдал им пластиковые временные удостоверения, разрешающие проход за городскую стену, администратор вынесла совершенно одинаковые рюкзаки с запасами на три дня. Всё, даже домой не разрешили зайти. Ян только взял куртку, которую оставил на вешалке в приёмной, и их на лифте доставили к скоростному поезду. Еся ни разу в жизни на таких не ездила, они были недосягаемо далеки: и потому что детям ими пользоваться запрещалось, и потому что поезда ходили по прозрачным тоннелям прямо под куполом. Издали он казался ниткой, которую шустрые невидимые пальцы вдевают в иголку, вблизи больше походил на огромного монстра, которых рисуют в детских книжках, только вместо зловещих глаз – жёлтые фары, а вместо бородавчатой неровной кожи – гладкий пластик.

Поезд шустро доставил их на нужную станцию, потом – на лифте до контрольного пункта. Нет, всё-таки взрослеть скучно.

Карты доступа позволили выйти за стены, плавно разъехавшиеся в стороны. Прекрасно, теперь начинается увлекательное приключение по типу «Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что»¹.

Ян накинул куртку поверх головы и рюкзака и двинулся вперёд.

– Ты так всю дорогу собираешься идти? – фыркнула Еся.

– Нет, только на солнце. В моей коже нет пигмента, который защищает от ожогов, поэтому приходится исхитряться. Мама все производственные цехи оббегала, чтобы выкупить какой-нибудь солнцезащитный крем, но его не производят. Нерентабельно. Потребителей нет.

– Ясно, – протянула Еся. Теперь понятно, почему он тогда не хотел выходить из-под тенистой Ивы.

Шли в основном молча, иногда как бы нехотя заводили разговоры, вроде того, как должен выглядеть лес, как они найдут дорогу в пустоши или когда устраивать привал.

Днём Еся была зла на весь мир, но уже к вечеру так устала, что на злость сил просто не хватало. Даже то, что в рюкзаках не нашлось ничего, на чём можно поспать, вызвало лишь снисходительную улыбку. Пришлось располагаться прямо на жёсткой поверхности.

– Как увидеть дорогу там, где её нет? – Еся не ждала ответа, просто разговаривала сама с собой, так ей становилось спокойнее. – И где он, этот лес? Тут куда ни глянь – пустошь. Бред, полный бред.

– Я вижу дорогу.

Она подскочила с твёрдой поверхности и огляделась.

– На внутренней стороне век, если долго вглядываться, – Ян улыбнулся, не открывая глаз.

– Дурак.

Еся порадовалась, что под рукой не оказалось ничего подходящего по размеру, иначе бы она точно в него чем-нибудь кинула. Ладно, это всего лишь первый день, может, завтра им повезёт. Если нет, придётся вернуться, запасов еды не хватит. Интересно, кто-то возвращался обратно ни с чем? Так и остался ребёнком и в шестнадцать, и в семнадцать...

Веки закрылись сами собой, Еся протёрла уголки глаз, избавляясь от пыли и грязи. И тоже увидела, на мгновение. Между лениво движущимися точками и расходящимися в разные стороны полосами явственно образовалась дорога и тут же исчезла. Если долго вглядываться, значит. Она напрягла зрение, сосредоточилась на, как ей казалось, том самом месте, но тщетно, только голова заболела. Еся раздражённо согнула руку в локте и накрыла ею усталые веки. Сон долго подбирался, преодолевая непривычные преграды в виде неудобной позы, жёсткой поверхности и, самое главное, присутствия постороннего человека, но наконец взял верх.

Проснулась Еся от неожиданности. В нос лезли отдалённо знакомые запахи, пространство заполняли десятки сливающихся друг с другом звуков, а по векам плясали солнечные блики, словно она стояла перед Ивой. Еся осторожно открыла глаза и не поверила тому, что увидела. Насколько хватало взгляда, всюду толпились стволы деревьев, не похожих на Иву: другого цвета, другого размера, даже таких, которые растут из одного места, словно торчащие во все стороны волосы. И листья. Зелёные листья повсюду, даже из поверхности растут, словно всё здесь – одно большое дерево. Дерево, которого можно касаться. Так мягко на ощупь, так приятно пахнет. Еся невольно погладила листья, края оказались острыми, как у бумаги, но пореза удалось избежать.

Рядом медленно и шумно вдохнул, а затем выдохнул Ян. Еся привстала и обернулась. Глупая куртка откинута за ненадобностью, сейчас его защищает тень от деревьев. Он крутил в руках листок с поверхности, на лице застыла растерянная улыбка. Что-то подобное ощущала и сама Еся под воздействием этого странного места. Приятно, но настолько нереально, что до нервного зуда хотелось вернуть хотя бы часть привычного. Поэтому она заговорила.

– Это и есть лес?

Ян неуверенно пожал плечами, потёр переносицу, затем кончик носа.

– По крайней мере, это похоже на то, о чём говорил куратор.

Он ещё раз задумчиво крутанул листочек и протянул Есе, несмело улыбаясь. Белые пальцы в пятнах зелёного сока. Еся инстинктивно подалась вперёд, а потом раздражённо фыркнула и отвернулась. Что за глупости? Этой листвы вокруг – полным полно, нечего смотреть на замусоленный обрывок.

– Нужно найти дорогу.

Еся согласно кивнула и поднялась. Ничего, похожего на дорогу, на первый взгляд в лесу не было, только бесконечная листва и деревья. Поверхность неровная, словно кто-то застелил зелёным покрывалом кровать, заваленную вещами. Может, где-то и есть дорога, но придётся поискать.

Они разделились и отправились каждый в свою сторону. Еся не особо искала, точнее, она пыталась, но незнакомое окружение притягивало внимание. Руки с любопытством исследовали поверхность стволов, размазывали вязкий, липкий древесный сок. Глаза выискивали в воздухе странных существ, похожих на миниатюрные модели планеров, но только с подвижными разноцветными крыльями. Запахи, десятки знакомых и незнакомых запахов щекотали нос, и Еся с упоением дышала, запоминала, удивлялась. Может, таким был мир раньше? До того, как появился город? Интересно, где прятался лес, неужели и правда под веками...

– Еся!

Она аж вздрогнула. Дорога, да... Ян, должно быть, отыскал. Пришлось идти обратно. Он стоял, накинув куртку на плечи, ковыряя ботинком поверхность, свободную от листвы. Её оттенок несколько отличался от поверхности пустоши, трещины тоже были, но совсем неглубокие и встречались реже.

– Есения и никак иначе, понял?

– Понял. Извини.

Шли молча. Дерево сменяло дерево, получалось однообразное разнообразие. Противоречивые чувства, противоречивые мысли, Есе казалось, что само её, точнее, их присутствие в этом мире было главным противоречием.

– Может, мы идём не тем путём? Как думаешь, стоило поискать ещё?

Еся пожала плечами. Найти хоть какой-то путь в этом буйстве листвы – уже удача, не хотелось думать, что их выбор оказался ошибочным.

Впереди у дороги зависли, покачиваясь в ритмичном танце, разноцветные огоньки. Словно рекламная вывеска, нет, словно указатель верного направления! Еся кивнула Яну на огоньки и предложила следовать за ними, он не возражал. Ноги несли, идти стало значительно легче. Наверное, так всегда, когда знаешь, что движешься в нужную сторону. Наконец-то они нашли нечто определённое, знакомое в этом лесу! Разум ухватился за это, как за спасительную ниточку, сконцентрировался, отрезал остальное. Есть только она и огоньки, всё прочее незначительно.

– Есения! Еся, стой!

Странные слова, странный голос. Но это не её заботы, не её путь. Её путь подсвечен огоньками. Туда, всё дальше и дальше. Там тихо и пусто, и нет поводов для беспокойства, не нужно ни о чём думать, не с чем сравнивать, нет ни «завтра», ни «вчера», ни даже «сейчас». Есть только она... А кто она?

– Еся!

Что-то извне потянуло за руку назад, а потом обхватило, навалилось тёплой тяжестью. Огоньки отдалились, свет ослабел. Мысли, вытянувшиеся в тонкие, готовые в любой момент порваться, нити, медленно сплетались в сложные узоры и узелки.

– Стой, ну пожалуйста... Еся, послушай. Там нет дороги. Там... Не знаю. Еся!

Такой тихий, но такой настойчивый голос над самым ухом. Очередная нить памяти затянулась в узелок. Это Ян, и он её раздражает. Только вот почему?

– Еся.

– А?

Вместо ответа тяжёлый выдох, и что-то мягкое опустилось на плечо. Взгляд уловил рядом белое и воздушное. Как облако. Облако, мальчик, дерево, город, лес... Узоры и узелки выстроились в полноценную картину. Секунду Еся ошарашенно вглядывалась в блуждающие огоньки, ненадолго появляющиеся из грязной булькающей жижи в нескольких шагах впереди, а потом встрепенулась.

– Отпусти уже.

– Извини.

Дорога вывела к странному месту: широкая впадина, наполненная гладкими камнями, простиралась вдаль, насколько хватало взгляда. Противоположный край тонул в белой дымке. Воздух наполнял нескончаемый стук камня о камень, словно эхо отскакивало от эха, раз за разом. Еся подошла к краю и глянула вниз. Вроде не так уж и высоко, не больше двух человеческих ростов, и склон покатый, трудностей со спуском не возникнет, а вот дальше... Камни не внушали доверия и больше напоминали огромную мозаичную картину, готовую в любой момент рассыпаться на детали. Ян неторопливо спустился; со спины его фигура с накинутой над головой курткой напоминала необычный самодельный планер. Еся непроизвольно засмотрелась и не успела опомниться, как он обернулся, протягивая из тканевого убежища бледную руку.

– Держись, – голос дрожал, он сам весь дрожал, но улыбался.

– Вот ещё, сама справлюсь, – недовольно фыркнула Еся и незамедлительно приступила к спуску. Внутренний вопрос, кем она больше недовольна – собой или Яном – остался нерешённым.

При ближайшем рассмотрении стало заметно, что над относительно ровным каменным настилом возвышалась гряда камней, словно... да, дорога. Узкая, чуть шире стопы, но всё же. Ян попробовал на прочность и остался доволен. Сделал несколько осторожных шагов и выжидающе обернулся. Еся не заставила ждать.

Они медленно продвигались вперёд, соблюдая безопасное расстояние. Чуть кружилась голова из-за однообразия под ногами, бесконечный стук камней бил по нервам, по ушам. Еся неудачно поставила ногу и соскользнула с гряды. Камень продавился под тяжестью её веса и встал под углом, в зазор вырвалось облачко пара. Через одежду жар дошёл не сразу, но Еся вскрикнула больше от неожиданности и тут же вернулась на безопасную дорогу. Ян обернулся проверить, всё ли с ней в порядке, но проверять, как оказалось, нужно было совсем другое.

Каменная мозаика пришла в движение. Стук, стук – множество звуков слились в бесконечную какофонию. То тут, то там из зазоров вырывался пар, оставляя влажные капли на серой шершавой поверхности. Выступающая гряда, по которой они двигались, вздыбилась, Еся едва удержала равновесие, а Ян припал на одно колено, куртка сползла с плеч.

– Они как живые, – словно не веря собственным словам, прошептал он, ощупывая движущиеся камни. Он действовал осторожно, чтобы не защемить и не ошпарить пальцы.

– Да не всё ли равно? – процедила Еся. – Нам надо на другую сторону. Давай, гряда больше не движется.

С края, откуда они начали путь, раздался звук, похожий на вздох или шум останавливающегося механизма. Каменный настил разом поднялся вверх, а затем резко опустился. Еся удержалась на ногах лишь чудом. Из глубины снова донёсся тот же звук, и из-под плотных рядов камней вынырнула огромная голова с сияющими жёлтыми глазами. Существо разинуло пасть и выпустило огромное облако пара.

– И я, – ни с того ни с сего заговорил Ян, обращаясь к существу, и сделал шаг по каменному полю. – Я тоже.

Еся испуганно вздрогнула. Что – тоже? Существо ведь ничего не говорило. Как во сне, как в наваждении. Наверное, совсем недавно и она так же безвольно следовала за огоньками. Она позвала его по имени, безрезультатно.

– Ян! Да очнись же, дурак!

Блестящие, жёлтые глаза существа, словно фары, источали яркий манящий свет. Ян болезненно щурился, но не отводил взгляд. Сделал ещё шаг, поскользнулся на мокром от пара камне, упал на колени. Еся, стараясь держать равновесие, подошла ближе, подняла куртку (ах, эта дурацкая куртка!) и присела рядом с Яном. Опять звала его по имени, трясла за плечи, силой тянула обратно, когда он пытался встать и снова идти навстречу существу. От долгого контакта со взглядом существа у Яна заслезились глаза, но он даже не моргал. Еся не придумала ничего лучше, как укрыться вдвоём под одной курткой. По крайней мере, сохранит зрение. Если не станет дёргаться.

Они сидели на шаткой мозаике, укрытые от глаз существа обычной курткой, словно дети, неумело играющие в прятки. Ян не сопротивлялся, не пытался выбраться, но и не реагировал на Есины попытки привести его в сознание. Только бережно гладил камни и время от времени повторял «и я тоже».

Здесь, в хлипком убежище из куртки, Еся наконец смогла признать, почему же её так раздражал Ян в детстве: он ушёл и больше никогда ей не встретился. Этот мальчик-облако, вынужденный скрываться от солнца. А сейчас... Сейчас он раздражал потому, что не вспомнил её.

Пустые глаза были обращены к огромному существу, не обращая внимания на то, что их отделяла ткань куртки. Сейчас радужка Яна казалась темнее, не того сложного оттенка, а ближе к цвету камней под ногами.

– Знаешь, Ян, я тебя сразу узнала, – Еся щурилась, чтобы не зареветь, вот ещё новости. – Мальчик-облачко. Я тогда наверное тебя обидела. Прости.

– Я тоже тебя узнал. Карандашик. Волосы в хвостике, чёрные, блестящие. И хрупкая, не трогай – или уколешься сам, или она сломается.

Еся в замешательстве жевала губы. Карандашик, значит. Совсем на неё не похоже. Наверное. Она так не думает, не видит себя такой. Хотя, со стороны виднее. Вряд ли Ян себя сравнивает с облачком.

– Всё нормально?

Ян кивнул.

– Тогда надо идти дальше. Только не смотри больше на это существо. И не говори с ним.

Едва они перебрались на твёрдую поверхность, каменное существо громко выдохнуло, пар поднялся над краями обрыва. Медленно, сантиметр за сантиметром, голова погружалась вглубь. Камни выстроились в гладкие ряды, отдельные полосы разъехались вперёд, назад, вглубь... Существо пряталось, словно головоломка складывалась в коробку. Через несколько мгновений не осталось ничего, только из огромной дыры внизу вырывались клубы пара.

На этом краю дорога опять ныряла в лес, но какой-то другой. Не зелёный. Листья окрашены жёлтым, красным, коричневым, некоторые едва держатся на ветвях, другие же лежат на поверхности. Есе невольно пришло на ум сравнение с больным человеком, умершим человеком. Это ощущение тревоги и неизбежности давило, ноги передвигались с трудом. Листья ломались и крошились в пыль, опадали прямо вниз, стремясь попасть на макушку. Еся пожалела, что не может укрыться от них курткой, как это сделал Ян. Всё равно по его виду становилось понятно, что мёртвые листья ему неприятны.

Поверхность под ногами задрожала. Руки хватали воздух в поисках опоры, выше, ниже, дальше. По коже скользнула плотная ткань куртки, Еся сжала пальцы в надежде почувствовать руку Яна, но встретилась с пустотой. Куртку потянули в другу сторону. Еся обернулась и увидела его. Всё хорошо, да, хорошо, пока он здесь, держит куртку за правый рукав, а она – за левый. Как путеводная нить, за которую можно ухватиться и достигнуть цели.

Из-под ног хлынул жёлтый свет, густой, горячий, тяжёлый. Такой тяжёлый, что ощущалось каждой клеточкой. Сухой хлопок, словно полотенцем по воздуху – вспышка алого; брызги искр взметнулись к небу, облизнули сухие ветви, растаяли в побелевшем небе. Лицо словно горело, особенно щёки. Еся изо всех сил старалась хотя бы отодвинуться, но тяжесть стала непреодолимой.

Хлопки приближались, воздух раскалялся, искры вгрызались в ветви, громко хрустели потрескавшейся корой, слизывали скупые древесные слёзы. С очередным хлопком из трещины вынырнуло огромное существо, похожее на объятый пламенем, летящий строго вверх планер. Чёрные глаза блестели, словно в них капнули люминесцентных красок.

Это оно, существо – хранитель мироздания, цель путешествия. Пальцы расслабились, ткань куртки скользнула по ладони, но Еся тут же испуганно сжала их вновь. Существо замерло, скосило глаза на неё и чётко произнесло одно-единственное слово. Слово, как и свет, оказалось тяжёлым. Настолько тяжёлым, что заглушило всё остальное. Еся больше не чувствовала жара, усталости, страха, ей нужно было донести это слово в целости и сохранности домой, в этом – цель путешествия.

Существо сложило пылающие крылья и камнем рухнуло в трещину. Еся бы так и осталась стоять на краю, если бы Ян не потянул куртку в свою сторону. Он молча мотнул головой назад, наверное, тоже не мог говорить под тяжестью слова, произнесённого существом.

Обратный путь занял всего один привал. Наверное, этот странный лес и правда прячется под веками, нужно только разглядеть дорогу к нему в пульсарах света и тёмных полосах. Они долго лежали рядом, на ковре из мягких жёлтых иголок, упавших с незнакомого дерева, молча разглядывая мир сквозь закрытые глаза. Засыпать не пришлось. Просто когда Еся открыла глаза, то уже стояла у городских стен, таких непривычных, неестественно белых, гладких, тёплых. Пластик вызывал отвращение; хотелось вернуться в тот лес, в объятия мягкого, шершавого, прохладного, хрупкого, живого... Она огляделась. Ян после визита к существу всё-таки обгорел, стоял чуть позади, молча сдирая отслаивающуюся кожу с болезненно-пунцовых щёк и носа.

Плавно разъехались створки, открывая взгляду коридор, уходящий плавно вниз. Друг за другом, держась за куртку, они спустились. Пластик и хром на стенах тоннеля сменились сталью, потом – тёмными, из незнакомого материала, стенами, укреплёнными подпорками. По полу тянулись тёмные, истрескавшиеся от времени трубки. Некоторые толщиной с мизинец, другие – едва ли не крупнее Еси.

Наконец коридор вывел их в просторный зал, освещённый ровным светом люминесцентных ламп. Здесь почти ощутимо тяжесть слова уменьшилась. Еся непроизвольно огляделась: трубки стягивались из коридора по стенам к куполообразному потолку, туда же устремлялись их собраться, выступающие прямо из стен. Или наоборот? Из купола – вниз...

Миновав сплетение трубок, с противоположной стороны вышел куратор.

– Ян, Есения, хочу вас поздравить с окончанием испытания. Вы принесли нам слово?

Еся нервно кивнула, едва не потянув мышцы шеи.

– Есения, какое слово дал тебе феникс? – обратился к ней куратор.

Так вот что это было за существо... Тяжесть разом отпустила, губы стали лёгкими-лёгкими, и слово вспорхнуло под купол:

– Память.

Куратор кивнул и обратился к Яну. Его словом оказалась любовь.

– Ваши подношения ценны, вы станете достойными взрослыми.

Трубки скрипнули, словно деревья в лесу. Они отделялись от стен, подбирались всё ближе, и тогда стало понятно, что это не трубки, а корни, вырвавшиеся из глубины, растопырившие тонкие волоски, чтобы напитаться подношениями.

– Давно городу под деревом не приносили любви и памяти. В последнее время всё чаще мечты да надежды, а много ли энергии произведут эти ваши пустые мечты да призрачные надежды? То ли дело... Эй!

Еся почувствовала, как её рванули в сторону. Ян тянул куртку, а заодно и саму Есю прочь от трескучих, облепленных чёрными комками корней, оставалось только бежать следом. Наверх, наружу, прочь отсюда. Балки, подпирающие стены тоннеля, заскрипели под напором рвущихся отовсюду корней.

Еся наконец выросла и всё-всё поняла. Город, живущий на чужих чувствах и ценностях. Дерево, высасывающее саму суть жизни. Планеры, так похожие на того волшебного феникса, поезда как гигантские существа с гладкими камушками вместо кожи. Мама Яна отдала Иве спокойствие, мама Еси – эмоции. Город – ни что иное как пластиковая тюрьма, выпускающая на волю пленников лишь затем, чтобы они добыли ещё немного энергии для поддержания её работоспособности...

Ян споткнулся об вырвавшийся из-под ног корень, теперь уже Еся потянула его к себе вместе с курткой. Ткань затрещала, но выдержала. Сухой скрип корней раздался прямо рядом с ухом. Всё, больше некуда бежать, изначально некуда было бежать: дерево-паразит повсюду.

– Не хочу, – выдохнул Ян, бросив рукав куртки и взяв Есю за руку. – Нельзя отдавать самое важное в жизни.

– И я не хочу. Хочу сохранить. И пусть все хранят.

Так мало. Всего лишь два человека против целого города. У города есть его Ива с корнями-трубками, а что есть у них? Лишь они сами. И мир, проход в который нарисован на обратной стороне век.

Еся крепко сжала руку Яна – теперь уже не ниточка, а опора. Веки плотно сомкнулись, между блуждающими разноцветными огоньками и полосами, ежесекундно меняющими направление, никак не находилась дорога в лес.

– Феникс, прошу, оставь нам своё слово. Я верю, оно для тебя тоже важно. Оставь, пожалуйста, оставь...

Корни оплели ноги, задеревенели сцепленные руки, обратную сторону век заволокла сухая, шершавая кора.

***

– А что это такое, мам? – мальчишка лет пяти указывал пальцем в столб, разделяющийся надвое, словно обёрнутый в прохудившийся, истерзанный глубокими трещинами серый пластик. Из верхушек расходились шарообразные пучки зелёных листков.

Женщина подняла глаза к небу, вспоминая новое, непривычное название.

– Это дерево. Есян. Нет, Ясень.

– А откуда оно взялось? А почему тут рядом ещё дерево какое-то, но поломанное?

– Вырастешь – по... – женщина оборвала себя на полуслове и, доверительно сжав руку сына, поправилась: – Вот придём домой, расскажу тебе сказку про это дерево.

– И про другое?

– Про другое – страшная.

– А я не боюсь!

– Ну тогда две сказки.

Ясень согласно зашелестел листвой; его корни медленно рассекали погребённые под поверхностью останки умирающей Ивы.

Дерево-хранитель теперь уже не забирало, а преумножало.

1. название русской народной сказки.