Город шумел с самого утра, как растревоженный улей. Едва над белыми крышами глинобитных домов показались первые лучи солнца, как уже каждый житель Иль-Атам знал, что скоро в город из пустынь привезут настоящего грифона. Пленённого зверя обещали выставить в клетке на базарной площади на пару дней, чтобы любой желающий мог полюбоваться опасным хищником, пойманным лично главным ловчим султана. Подобного оживления в Иль-Атам не случалось уже давно. Даже здешние старожилы не могли припомнить, чтобы на базаре выставляли кого-то крупнее огненной птицы анки или мелких злобных духов, беспомощных под светом солнца.

Суфран не меньше остальных ожидал прибытия грифона, начав твердить о нём отцу ещё за завтраком. Любую свободную минуту он посвящал либо тому, что выбегал на порог дома и вглядывался в кусочек улицы, видневшийся среди тесного нагромождения построек, либо задавал своему отцу десятки вопросов, касавшихся крылатого льва с головой орла.

– Насколько он велик? А много ли у него крыльев? А что он ест? А какие у него когти? Звериные или птичьи?.. Вот было бы здорово приручить такого зверя, правда? Подружиться с ним!..

Отец терпеливо отвечал на все вопросы, не отвлекаясь от своей работы. В примыкавшей к дому полуоткрытой мастерской воздух был тяжёлым и душным, горячими волнами жар вздымался от раскалённого горна. Каждый раз, когда отец Суфрана опускал в бочку с холодной водой очередную заготовку, всю кузницу заволакивало густым непроглядным паром, который неохотно выталкивался наружу.

– Раздуй-ка лучше меха хорошенько, Суфран! – приказал отец. – Работы сегодня много. Чем скорее справимся, тем скорее пойдём с тобой вдвоём на базар смотреть на этого зверя. А пока его не привезли ещё, нужно выполнить заказы, сынок, не время мечтать. Наша репутация превыше всего!

Суфран закатал рукава рубахи и принялся за дело. А в краткие мгновения тишины, между звонкими ударами отцовского молота по железу, он всё так же прислушивался к уличному шуму. Мальчик ждал, когда же запоют охотничьи рожки, возвещавшие о возвращении в Иль-Атам главного ловчего с отрядом.

***

Визирь султана Имрэ Кайх с самого утра только и думал о том, как же чудовищно сильно у него болела голова. Она напоминала бычий пузырь, наполненный водой и готовый вот-вот лопнуть. Не помогали ни благовонные масла, которые слуги втирали ему в виски, ни чай со специями, приготовленный лично дворцовым лекарем. Кайх терзался головной болью с мученическим видом, и оттого настроение его становилось лишь хуже с каждой минутой.

– О великий визирь!..

На пороге рабочего кабинета в глубоком поклоне замер мальчишка-слуга в просторных белых шароварах. Кайх поморщился от звонкого голоса юнца и раздражённо махнул рукой:

– Что тебе надо? Я ведь приказывал меня не беспокоить сегодня без особой надобности!

– Да, мой господин. Но с вами желают увидеться достопочтенные послы из Орохии. Они ожидают вас в зелёной зале.

– Вот же!.. Что им ещё надо?! Все дела с султаном были улажены ещё вчера! Я наделся, что на днях, после подписания бумаг, они уже отбудут!

– Мне это неведомо, мой господин, – нервно ответил слуга. – Они лишь велели послать за вами...

Кайх топнул ногой, прерывая юнца, и скорее выгнал его из кабинета. Слушать и дальше этот звонкий голос не было никаких сил. Поправив свой тяжёлый расшитый халат и постаравшись придать лицу доброжелательный вид, Кайх направился в сторону зелёной залы по полупустым дворцовым коридорам.

Небольшое посольство во главе с ханом Меканзи восседало на подушках возле низкого столика, куда слуги уже принесли и терпкий розовый чай, и сладости из засахаренных фруктов.

– Рады видеть вас в добром здравии, визирь! – поприветствовал Кайха тучный, увешанный шелками хан, поднимаясь со своего места. Его остроносые, обитые мехом куницы, туфли, казавшиеся визирю до смешного нелепыми, были сброшены, и теперь каждый мог полюбоваться короткими толстыми пальцами ног Меканзи, увешанными кольцами и покрытыми татуировками.

– Взаимно, – выдавил из себя улыбку Кайх, стараясь не подавать вида, как боль пульсировала у него в висках, заглушая большинство мыслей. – Я надеялся, что вчерашняя встреча устроила вас, дорогой хан. Мы подробно обсудили все условия дружественного соглашения между нашим султанатом и вашим каганатом. Или у вас ещё остались пожелания, которые необходимо внести в неподписанный документ?

Едва ли прошедшие переговоры можно было назвать успешными, и Имрэ Кайх, кажется, больше всех во дворце ждал, когда же уже наконец посольство отправится в путь, чтобы они не мозолили ему глаза и не напоминали своим присутствием о его личной неудаче. Лежавший на северо-востоке каганат Орохия редко с какими соседями поддерживал дипломатические отношения, и их приезд в султанат обещал быть довольно выгодным мероприятием, но всё обернулось иначе. Султан и визирь просили денежную помощь для постройки флота, а назначенный каганом посол в лице хана Меканзи не видел необходимости давать ссуду такой небольшой нищей, по его мнению, державе.

– Флот необходим нам для наращивания преимущества в идущей по сей день войне с островным государством Као! – пытался убедить посла визирь весь прошлый вечер. – До сей поры мы лишь оборонялись от их набегов, но постройка флота позволит султанату нанести суровый ответный удар!

– Мудрый каган, как и я, сомневается в мощи вашей страны, – не уставал твердить ему хан Меканзи во время заседания. – Для нас велик риск лишиться всех вложений. Потому мы и готовы пойти на заключение дружественного соглашения лишь с такими высокими процентами и условиями, гарантирующими полный возврат оговорённой суммы в том или ином виде.

Кайху не оставалось ничего иного. Под властным взглядом своего султана он был вынужден всё же согласиться на непомерные проценты и довольно-таки скромную сумму ссуды, хотя вся его натура противилась такому исходу. Хотелось лишь надеяться на то, что война с Као принесёт свои плоды и султанату удастся в обозримом будущем получить от островного государства часть флота, рабов или обширный кусок земель.

И визирю уже казалось, что всё возможное с посольством было обсуждено, но нет, вот не прошло и дня, как толстобрюхий хан опять желал встречи.

– До нас дошёл слух, что сегодня в Иль-Атам привезут настоящего грифона. Неужели это правда? – лениво улыбнулся Меканзи.

Кайх на секунду даже растерялся. Он-то думал, что посол желает поговорить о делах, а тот позвал к себе визиря султана, как какого-то мелкого служку, лишь надеясь узнать последние городские слухи. Какая нелепость!

– Да, – резко обронил Имрэ Кайх, едва вернув себе самообладание.

Дипломаты зашептались между собой, наполнив всю зелёную залу глухим невнятным шумом.

– В наших краях не водятся такие создания, – поделился хан, вновь опускаясь за стол и подцепляя длинными ухоженными ногтями засахаренный финик. – Насколько мне известно, в ваших тоже?

– Верно. Этого грифона поймали возле границы. Очевидно, он оказался в наших землях случайно. Может, его принесли морские ветра, либо же он сбился с пути или ослаб от долгого полёта...

– Или, может быть, это воля духов? – невнятно пробормотал хан, пережёвывая финик. – Мы бы желали лично увидеть диковинного зверя.

– Это не проблема, – быстро ответил Кайх. – До захода солнца грифон уже будет выставлен на базарной площади, где любой желающий сможет осмотреть зверя.

– Нет-нет-нет, визирь! Вы меня не поняли! Ещё не хватало посольству идти на рынок, толкаться с простолюдинами, чтобы взглянуть краем глаза на грифона! Нет! Мы желаем, чтобы зверя доставили прямо ко дворцу!

– Это будет довольно проблематично...

– А ещё лучше, пусть султан распорядится, чтобы этого редкого зверя после демонстрации отправили в дар нашему мудрому кагану! Он любит собирать чучела необычных тварей, и грифон стал бы украшением его коллекции... А ваше государство тогда могло бы рассчитывать на куда более приятный процент.

Последние слова хана взбодрили Кайха гораздо больше, чем всё, что Меканзи произнёс за прошедшие сутки. Он даже на миг позабыл о своей головной боли. Если это был не его счастливый шанс вернуть себе уважение султана после откровенного провала дипломатических переговоров, то Кайх даже не знал, как это тогда можно было назвать.

– Я сделаю всё возможное, – торопливо ответил визирь, на ходу прощаясь с посольством и скорее направляясь обратно к своему рабочему кабинету. Меканзи проводил его чуть насмешливым взглядом и спокойно вернулся к чаепитию, при этом блаженно почёсывая свои босые пятки.

– Немедленно привести мне самого расторопного гонца, что есть сейчас во дворце! – едва оказавшись на пороге кабинета, с рычанием потребовал Кайх и устало упал в своё обитое кожей кресло. В коридоре и соседних помещениях послышался топот ног – слуги оживлённо забегали, отправляясь исполнять приказ. Никто из них не желал попасть под руку визирю, когда тот был не в духе. А стоявшее в воздухе напряжение чувствовали все.

Кайх тяжело вздохнул и выглянул в окно, где далеко за пределами дворца и города виднелась пышущая жаром пустыня. Где-то там в железной клетке медленно волокли по песку пленённого грифона, который как ничто другое был сейчас нужен Кайху. Ему вообще следовало ещё столько всего предпринять, а головная боль вновь дала о себе знать, сковав голову раскалённым обручем.

***

Полозья неохотно скользили по песку, и верблюды давно уже выбились из сил, но у Башаза не было других идей, как ему стоило перевозить огромного и разъярённого грифона в подобных условиях. В конце концов, в его задачу, как главного ловчего султана, входило выслеживание и поимка зверя, а вовсе никак не решение проблем с его транспортировкой через пустыню. Но почему-то эта часть дела тоже в итоге легла на его плечи.

Башаз в который раз обернулся, чуть придержав верблюда, чтобы удостовериться, что всё было в порядке. Он скользнул взглядом по своим уставшим и измотанным после долгого перехода людям и привычно осмотрел клетку, особенно много внимания уделяя угловым креплениям и натянутым канатам, которые удерживали грифона внутри на одном месте. Зверь давно уже устал, как и его пленители: последние несколько часов он истратил все силы на пронзительные крики и попытки дотянуться клювом до верёвок и теперь лишь покорно лежал, прикрыв глаза и безвольно опустив свои мощные крылья вдоль тела.

Зной и жажда изводили его, но даже в подобных условиях в звере по-прежнему чувствовалась грация и сила – Башаз не уставал удивляться этому. Впервые за свою жизнь ему, лучшему из охотников на службе у султана, удалось пленить такого величавого хищника. Обыкновенно в этих засушливых и жарких краях не водились подобные грозные звери. Башаз гордился собой, пусть выслеживание и охота на грифона дались ему нелегко. Он был уже немолод, и больное колено дало о себе знать ещё в первый же день, как он залёг в укрытие для слежки. Теперь боль превратилась в настоящую агонию, на ногу невозможно было ступить, и Башаз предпочитал вообще не спешиваться с верблюда. Ему не терпелось скорее добраться до Иль-Атам, выдохнуть с чистым сердцем и заслуженно отдохнуть: сходить в хаммам, распарить ноющее колено и обернуть его смоченными в лечебных отварах повязками.

Но город ещё даже не показался вдали, железная клетка, поставленная на полозья, скользила по песку ужасающе медленно, а солнце без устали пекло обмотанную покрывалом голову. Казалось, этот день тянулся уже целую вечность. А, может, просто Башаз сам не заметил, как стал уже слишком стар для своего дела? Может, пора было уйти на покой?

Когда вдали показалось небольшое пыльное облако, поднимавшееся от гребня одного из барханов, Башаз в тот же миг приказал отряду остановиться. Он всегда был и оставался осторожным. Во многом потому, что не понаслышке знал, какие твари водились в пустынях и как они вредили неосторожным путникам.

Однако через пару минут стало ясно, что песок поднимал за собой одинокий всадник, гнавший верблюда во весь опор. Едва он приметил замерший на месте отряд Башаза, как устремился прямо в этом направлении.

– Мне поручено передать приказ визиря Имрэ Кайха лично в руки главному ловчему султана Гадзи Башазу! – не успев даже толком затормозить, зычно прокричал взмокший гонец.

– Давай сюда. Чего он там хочет? – недовольно проворчал себе под нос Башаз, забирая из рук гонца запечатанный сургучом свиток.

Едва послание оказалось вскрыто и изучено, ловчий потемнел лицом и сурово свёл брови.

– Это что ещё за глупости?! – потребовал он объяснений от гонца. – «Доставить грифона на дворцовую площадь вместо базарной»? Да ведь всё уже было оговорено заранее!

– Визирь изволил передумать...

– Ах вон оно как! – ещё больше взбеленился Башаз, комкая в руках свиток. – Наш досточтимый Имрэ Кайх, значит, встал сегодня не с той ноги и решил всё перекроить на свой лад! А подумал ли этот высокомерный павлин, что при входе на дворцовую площадь стоят узкие арки, через которые может пройти лишь пеший! Всадник там не проедет, и уж тем более туда не протиснется эта распроклятая клетка! И как же великий визирь предполагает решать эту проблему, а?!

Гонец замялся, заёрзал в седле, пытаясь ускользнуть от разъярённого взгляда Башаза, но немолодой ловчий с упорством, присущим лишь опытным охотникам, не упускал из виду взмокшее лицо посланника.

– Мне поручили лишь доставить письмо и сообщить, что приказ подлежит исполнению во что бы то ни стало. Любыми способами грифон должен оказаться перед дворцом...

– Чушь! – прервал гонца Башаз, выбрасывая скомканный свиток. – В клетке его невозможно будет туда доставить! Пусть Имрэ Кайх хоть треснет, хоть пришлёт тысячу гонцов, но это не изменит действительность – клетка не пройдёт!

– Тогда придумайте что-нибудь, – едва слышно промямлил посланник, невольно сжимаясь под суровым взглядом собеседника. – Освободите грифона из клетки, свяжите его, ведите на цепи... Я не знаю! Я всего лишь гонец!

– Да ты совершенно лишён разума, раз предлагаешь такое! Этот зверь одним взмахом когтей разорвёт человека! А ты говоришь, чтобы я выпустил его из клетки и провёл сквозь толпу в самое сердце города?! Да если он вырвется, то со злости перебьёт всех, кто окажется рядом! Мне не нужны жертвы среди простых людей!

– Это не мои проблемы! – взвыл гонец, хватаясь за поводья. – Я лишь передал волю великого визиря! Грифона нужно доставить на дворцовую площадь сегодня же! До заката!..

Последние слова посланник прокричал на ходу, уже развернув своего верблюда и устремившись в обратный путь. Едва за этим трусом рассеялось пыльное облако, Башаз обернулся к своему отряду.

– Мы не можем пойти против воли визиря, – покачал головой один из верных подчинённых ловчего. – Но в наших силах сделать всё возможное, чтобы обезопасить город и его жителей на случай, если зверь вырвется на свободу.

– Он не вырвется, – твёрдо пообещал Башаз и подозвал к себе поближе одного из молодых загонщиков. – Ты поскачешь в Иль-Атам впереди нас. Отыщи там самого умелого кузнеца и прикажи немедленно сковать железный ошейник для грифона, и пусть будет с цепями, что способны сдержать этого зверя. До сего момента мы в город не въедем. Таково моё слово.

***

Работа в кузне кипела. Отец Суфрана созвал всех подмастерьев, что сумел отыскать в Иль-Атам за такой краткий срок, и приказал ковать толстые и крепкие цепи, пока он вместе с сыном трудился над железным ошейником. Зевак, толпившихся возле мастерской, тоже хватало: многие успели прослышать, что лучшему кузнецу в городе дали невыполнимое задание – успеть до заката сковать ошейник для могучего грифона. Никто не верил, что мастеру это удастся, кроме, пожалуй, Суфрана. Тот знал, что отец способен и не на такой подвиг ради репутации своей кузни.

– Мы обязательно справимся, отец! – запыхавшись, твердил Суфран, в который раз раздувая мехами горн. Оранжевые искры взмывали к самым сводам мастерской вместе с потоками раскалённого воздуха. Дышать становилось всё тяжелее: в кузню набилось слишком много помощников, так ещё и толпа зрителей загораживала выход, мешая свежему воздуху попадать внутрь.

– Не отвлекайся, Суфран. Поддерживай жар!

– Конечно, отец! Я так горд, что именно тебе поручили сделать ошейник для грифона! Это ответственное задание!.. Но я никак не пойму одного. Разве не должны были грифона отпустить сразу после того, как покажут на базаре?.. К чему тогда эти толстые цепи, будто его собираются держать в неволе ещё долгие месяцы?

Со стороны молодых подмастерьев донёсся звонкий хохот. Они услышали слова мальчика и залились обидным смехом, потешаясь над его наивностью.

– Что за глупости ты твердишь? – не отвлекаясь от работы, произнёс отец, шикнув на разошедшихся помощников. Тяжёлый молот в его руках так и порхал, придавая толстому куску железа нужную форму. – Никто не станет отпускать этого дикого зверя обратно на волю. Разве ты не слышал, что сказал человек, сделавший заказ? После того, как грифона покажут народу, его отправят в соседние земли, где он станет чучелом в коллекции богатого правителя.

– Но как же так?.. – даже растерялся мальчик. – Зачем кому-то надобно делать чучело из такого величественного зверя? Разве он не прекраснее, когда парит на свободе в ясном небе?

– Суфран! Не отвлекайся! Это не тебе решать. Грифона поймали охотники, его судьба была предопределена уже давно.

– Но ведь это несправедливо! Он имеет такое же право на свободную жизнь, как и мы... Почему его этого лишают?

Отец со всей злости ударил молотом по изогнутому куску железа, крепко сжимая его клещами. Суфран даже вздрогнул.

– Я что тебе сказал?! Прекрати твердить глупости и займись, наконец, делом! Работа любит тишину и собранность! Трудись молча и не отлынивай!

Суфран спешно кивнул, потупив взгляд, и вновь схватился на рукоятки мехов. Но его сердце никак не желало униматься. Обида за грифона, которого он даже никогда в глаза не видел, сковала его душу ледяными цепями разочарования. Он думал о том, как бы себя чувствовал, оказавшись на месте пленённого зверя. И ему не нравились те картины, что возникали в его голове. Нервно облизнув губы, мальчик предпринял ещё одну попытку убедить отца:

– А что если мы...

– Суфран! – гневно воскликнул кузнец, даже не дослушав сына. Он выпрямился во весь рост и угрожающе замахнулся молотом, будто это были розги. – Я тебя в последний раз предупреждаю! Или ты будешь работать молча в моей мастерской, или я высеку тебя так, что ты неделю сидеть не сможешь!..

– Прости, отец, – слабо прошептал Суфран, весь сжавшись в комок под яростным взглядом сурового родителя.

– Никаких больше разговоров об этом проклятом всеми духами грифоне! Я устал с тобой бороться! – решительно подвёл итог отец и, будто в подтверждение своих слов, со всей силы обрушил молот на заготовку.

Раздался нехороший щелчок, треск, и на шершавой поверхности металла зазмеилась глубокая трещина. Уже остывшее железо не выдержало удара кузнеца и чуть не разломилось на две половины. Все подмастерья вокруг замерли, зашептались, словно насмехаясь над тем, что самый лучший мастер Иль-Атам уже утратил былую хватку.

– Вот же чума и проказа! – в сердцах воскликнул отец.

– Мы всё исправим! Не переживай так! – пообещал Суфран, не обращая внимания на то, как обменивались смешками помощники и любопытные зрители, толпившиеся у мастерской. – Время до захода солнца ещё есть. Мы непременно справимся с этим заказом, отец, а после обязательно вдвоём посмотрим на грифона в ошейнике твоей работы!..

Последние слова стали каплей, что переполнила океан терпения кузнеца. Он в ярости бросил молот на пол и приказал сыну выметаться из мастерской:

– Ты не умеешь держать язык за зубами и слушаться своего отца! Я ведь просил не упоминать больше при мне этого клятого грифона! Это по твоей вине я допустил ошибку!.. Уходи отсюда немедленно, Суфран, иначе я за себя не ручаюсь!

Перст отца указал на выход из мастерской, но мальчик первые секунды даже не мог пошевелиться. Никогда прежде он не видел своего родителя в таком гневе, а особенно неприятным было то, что целая толпа зрителей вовсю потешалась над семейной ссорой, будто им больше нечем было заняться, кроме как стоять тут и подслушивать.

– Пошёл вон, Суфран! Я закончу этот заказ без тебя!

Мальчик сглотнул и медленно двинулся к выходу. Люди расступались перед ним неохотно, и со всех сторон слышались издевательские насмешки, обидные прозвища и цоканья.

– Так подвёл отца!

– Язык без костей да ум без затей! Тьфу! – сплюнула одна пожилая соседка.

– Что тут взять? Бестолковый малец!

Шмыгнув носом и пониже натянув на лоб тюбетейку, Суфран бросился прочь от дома и мастерской, расталкивая людей и наступая случайным прохожим на ноги. В тот миг он хотел оказаться как можно дальше от отца, кузни и всех этих обвинительных взглядов, а ещё ему было безумно обидно. Уже не только за грифона, которого ждала такая неприглядная судьба, но и за себя самого, ведь у своего собственного родителя он не нашёл понимания.

Суфран даже не заметил, как выбежал к оживлённому базару, где кипела торговля. Шумный водоворот людей затянул мальчика в самое средоточие крытых столов, ломившихся от товаров. Поблуждав некоторое время среди рядов с ароматными специями и душистыми травами, Суфран понемногу успокоился и вскоре отыскал место, где стояла его мать. Статная высокая женщина в переднике вовсю торговалась с покупателями, отмеряя медным черпачком куркуму, красный перец и корицу. Она вся была объята запахами специй, и Суфран с наслаждением вдохнул полной грудью этот терпкий аромат. После копоти кузни не было ничего приятнее.

Мать была полностью поглощена торговлей и спорами с покупателями. Она ни на минуту не могла отвлечься, чтобы выслушать сына, и только успела дать ему в руки желтоватую лепёшку с шафраном, чтобы он перекусил. Суфран ещё какое-то время побыл возле матери, стараясь не мешаться и тихо сидеть в уголке, но когда лепёшка оказалась доедена, то ему стало откровенно скучно. Он улизнул в сторону дальних рядов базара, отыскал укрытую тенью лавку возле небольшого фонтана, где поили верблюдов, и погрузился в дрёму. После споров с отцом и перекуса его так клонило в сон, что сопротивляться больше не было сил.

Разбудил его пронзительный и заунывный зов охотничьих рожков, доносившийся откуда-то из-за городских стен. Суфран вскочил со своего места, отирая от слюней уголок рта, и в первые секунды пытался понять, сколько он проспал. Судя по положению солнца, прошло никак не меньше пары часов, как он присел отдохнуть на лавку возле фонтана. Над Иль-Атам царил огненно-рыжий закат, а где-то вдали без устали пели рожки.

«Грифон!» – собрался с мыслями Суфран. – «Его уже везут в город!»

Мальчик закрутил головой по сторонам, но далеко не он один был обрадован вестью о прибытии дивного зверя: весь базар словно сошёл с ума. Люди сплошным потоком хлынули в сторону городских ворот, желая встретить главного ловчего султана и самыми первыми увидеть клетку с грифоном. Суфран с трудом влился в толпу, которая понесла его прочь с базарной площади. Кто-то топтался мальчику по ногам, другие люди то и дело задевали его локтями или тяжёлыми баулами, которые зачем-то несли с собой. Дышать здесь было нелегко.

Когда звук рожков приблизился настолько, что Суфран перестал слышать что-то, кроме него, толпа, наконец, остановилась. Судя по всему, ловчий во главе своего отряда уже въехал в городские ворота вместе с грифоном, а жители Иль-Атам стали вовсю рукоплескать главному охотнику. Вот только Суфран ничего из этого не мог разглядеть, поскольку люди вокруг настолько плотно окружили его, что за их высокими тюрбанами, покрывалами и головами ничего не было видно, сколько бы мальчик ни подпрыгивал и ни пытался протиснуться в первые ряды – его не пускали.

Что-то торжественно и громко говорил ловчий султана, изредка слышался звон цепей и клёкот рассерженного грифона, которого удерживали люди охотника, но Суфран едва ли мог различить хоть слово или звук, когда буквально все вокруг восторженно кричали, переговаривались, либо же хлопали.

Мальчик гневно тряхнул головой. Вот будь с ним сейчас отец, то можно было бы попроситься к нему на плечи, чтобы всё хорошенько разглядеть. Но Суфран был один, его и грифона разделяло целое море людей, а рассчитывать можно было лишь на свои силы.

Толпа вновь всколыхнулась, пошла рябью, как песчаная гладь от дуновения ветра, и люди медленно двинулись за процессией главного ловчего в сторону базарной площади по центральной городской улице. Суфрана сжали с обеих сторон и понесли вперёд, как невесомую пушинку. Из переговоров соседей мальчик успел понять лишь, что грифона вели на дворцовую площадь, где зверя собирались представить какой-то почётной делегации послов.

Базар процессия миновала быстро. Суфран лишь успел учуять запах прогорклого масла, заметить давленные фрукты под ногами и уловить недовольный крик какого-то разошедшегося торговца, как над головой у мальчика уже проплыли низкие своды одной из арок, ведущих на дворцовую площадь. Толпа, кажется, стала только плотнее, хотя свободного места здесь, в самом сердце города, по идее, было более чем достаточно, но людей было ещё больше.

На одном из балконов голубого дворца султана показалась группа людей, однако рассмотреть их лица с такого расстояния было невозможно. Где-то на отдалении вновь раздался низкий громогласный голос главного ловчего, и Суфран двинулся в этом направлении. Как настырный скарабей, он без устали протискивался сквозь толпу, раздвигая людей руками, проползая между ног зрителей и проталкиваясь дальше метр за метром. Недовольные горожане фыркали, бранились, грозили оттаскать юнца за уши, но Суфран терпел все тычки и оскорбления, мужественно продолжая свой путь.

Когда голос ловчего раздался уже совсем близко, мальчик остановился передохнуть и перевести дух. Теперь слова охотника явственно можно было различить, а крик пленённого грифона совершенно отчётливо перемежался со звоном железных цепей.

– ...Одним ударом своей лапы он смог тогда уложить двоих моих лучших охотников! Одному грифон рассёк голову, легко вспоров длинными когтями кожу, а другому пробил руку. Эти тяжёлые раны до сих пор не затянулись...

Грянул гром рукоплесканий. Толпа горела желанием отблагодарить храбрых охотников, которые рисковали собой, пытаясь пленить редкого зверя. Суфран, как ни вытягивал шею, всё не мог увидеть своими глазами отряд ловчего. Перед ним ещё оставалось несколько рядов зрителей, но протиснуться мимо них вперёд можно было даже не пытаться. Эти люди так легко не отдали бы свои места, ведь оттуда открывался самый лучший вид на процессию.

Суфран огляделся по сторонам. Невдалеке от него над толпой возвышалась колонна из песчаника с резными барельефами и медным наконечником, которая была воздвигнута на площади в память о жертвах чумы, бушевавшей в этим землях несколько десятилетий назад. К колонне была приставлена лестница, видимо, для проведения каких-то работ, и мальчик целеустремлённо стал пробираться прямо к ней.

Едва оказавшись возле довольно хлипкой на вид лестницы, Суфран без страха стал взбираться по ступенькам. Всего несколько секунд, и вот он уже возвышался над огромной толпой, простиравшейся во все стороны. Неподалёку от колонны на небольшом свободном пятачке виднелся отряд ловчего. Во главе процессии с гордым видом стоял сам главный охотник султана, продолжавший рассказывать о поимке грифона, сразу за ним четверо подчинённых с явным трудом удерживали свирепого зверя. Широко расставив лапы и хлеща по бокам хвостом, крылатый лев с головой орла надеялся вырваться, отчаянно щёлкая клювом и клекоча. Тяжёлый железный ошейник крепко охватывал его мощную шею, покрытую белыми перьями, а люди ловчего тянули цепи в разные стороны, не позволяя грифону дёргаться.

Суфран замер в восхищении. Сколько внутренней силы было в каждом движении этого зверя – мальчик мог лишь восторгаться. Если бы не оковы, то грифон непременно уже бы давно раскидал своих пленителей и вырвался на свободу, но выкованный лучшим городским кузнецом ошейник сдавливал горло крылатого льва, подавляя его бунтарский дух. Ну а сомневаться в крепости работы отца Суфрану не приходилось.

– Я горд, что мне досталась честь изловить этого умного заморского зверя! – продолжал свою речь ловчий, постоянно поглядывая в сторону балкона голубого дворца, откуда за ним наблюдали знатные гости султана. – Пусть люди Иль-Атам будут свидетелями тому, как могуч этот грифон, как он величественен и красив!..

После этих слов толпа в который раз зашлась радостным свистом, криками благодарности и рукоплесканиями. Суфран тоже, оторвав пальцы от перекладин лестницы, решил похлопать героям этого дня. Вот только, едва он отвлёкся, как неустойчивая хлипкая лестница вдруг пошатнулась, заходила ходуном на месте и в одно мгновение стала заваливаться на бок, утягивая за собой и коротко взвизгнувшего мальчика.

Никто не успел расступиться, да и не смог бы – людей вокруг было там много, что даже зерну некуда было упасть. Суфран верхом на лестнице рухнул прямо на головы собравшихся, подняв облако пыли и породив пару десятков недовольных зрителей, сразу же заголосивших во всю мощь лёгких. Лестница ударила по спине одну тучную женщину, державшую в руках тяжёлую корзину, и во все стороны полетели спелые смоквы, а сама горожанка с оханьем упала на бок, потянув за собой и соседей, пытаясь схватиться за их одежды.

Следом за ними в пылу общей неразберихи кто-то ещё из жителей случайно толкнул пустую бочку, оказавшуюся неподалёку. Сидевшая на ней верхом девица едва успела спрыгнуть вниз, как дребезжащая деревянная конструкция, набирая обороты, покатилась вперёд, прорвавшись сквозь все ряды зрителей. Едва бочка с грохотом выскочила прямо перед процессией, разбившись в метре от грифона, как и без того испуганный зверь взбесился ещё больше.

Напряглись металлические цепи. Крылатый лев закричал, протяжно и громко, распахнул свои гигантские крылья, обдав людей потоками воздуха, а после дёрнулся изо всех сил назад, утаскивая за собой всех четверых охотников, удерживавших его.

– Держи-держи! – завопил ловчий султана. – Иначе никому несдобровать!

– Вырывается, зар-раза! – сквозь зубы процедил один из загонщиков, всем весом наваливаясь на цепи.

Люди вокруг закричали на все голоса, заволновались, отбегая дальше от дикого необузданного зверя. Суфран едва успел подняться на ноги после своего падения, как его уже смели и вновь уронили на жёсткую землю.

Грифон со всей силы взмахнул крыльями, потом ещё раз и ещё, поднимая пыль. Дёрнул головой и шеей так, что двое их охотников повалились ниц. А после неожиданно оттолкнулся от земли мощными нижними лапами, на миг зависнув в воздухе.

И в ту же секунду раздался треск. Широкий железный ошейник разломился на две части и упал вниз вместе с цепями, даря грифону долгожданную свободу.

***

Башаз был уверен в абсолютной прочности ошейника, ведь прежде, чем надевать на грифона железный обруч, он сам несколько раз его подёргал. Работа кузнеца показалась ему более чем удовлетворительной, и он со спокойным сердцем позволил заключить зверя в оковы.

Знал бы он раньше, что сделанный наспех и, видимо, с кое-какими огрехами ошейник не выдержит даже минимальной нагрузки, то никогда бы в жизни не подверг простой народ такой опасности. Идея с освобождением грифона из клетки изначально казалась ему скверной, но противиться воле визиря решился бы только дурак. Однако теперь сожалеть было уже поздно: разъярённый зверь вырвался на свободу, и со всех сторон его окружали беззащитные люди, которые ничего не могли противопоставить острым когтям и клюву.

– В стороны! В стороны! Прочь! Уходите! – размахивая руками, кричал Башаз. – Зарха, Фарис, несите сети!.. Да скорее же!

Двое загонщиков бросились к гружёным верблюдам, которых вели на поводу позади процессии несколько прислужников, но двугорбые великаны, едва услышав победный крик грифона, развернулись и бросились куда глаза глядят. За ними было уже не угнаться.

Толпа, не разбирая дороги, тоже устремилась прочь. Кто-то бежал к аркам, надеясь убраться с площади, другие же в какой-то слепой надежде торопились в сторону дворца, уверенные, что их туда пустят и позволят укрыться от гнева зверя. Но стража лишь ощетинилась алебардами.

– Глупцы! – взвыл Башаз, став свидетелем того, как толпа без разбора металась по площади. Выход оказался закупорен горожанами, как плотной пробкой, – никто не мог выйти, стремясь быстрее соседей протолкнуться вперёд и из-за этого и создавая давку.

Кто-то падал на землю, и их топтали, как какой-то мусор. Выли дети, плакали испуганные женщины.

– Все ко мне! – приказал своим людям Башаз, уже обнажая ятаган. В тот миг для него не было ничего важнее, чем схватить крылатого льва, усмирив его нрав, и защитить людей, которые невольно оказались заперты на одной площади с опасным хищником.

Ловчий без страха встал напротив грифона, который всё ещё мотал головой, пытаясь прийти в себя. Зверь расставил лапы, впиваясь когтями в землю. Его угрожающая фигура нависла над охотниками, но никто из них даже не дрогнул, хотя ещё свежи были раны, нанесённые грифоном во время его первой поимки.

– Фарис, зайди с тыла! Вы двое, по возможности хватайте его левое крыло! Маникрей, найди верёвки немедленно! – без устали командовал Башаз, не спуская взгляд с грифона. – Если выбора не будет – убейте!

Зверь тяжело и напряжённо дышал, не двигаясь с места. Его большие желтоватые глаза остановились на фигуре Башаза, и ловчий был готов поклясться, что разглядел в них если не бессилие, то какую-то явную усталость. Такая бывает во взоре у зверей, которые боролись слишком долго.

«Я ведь не желаю тебе зла», – мысленно обратился к грифону Башаз, будто тот мог его услышать. – «Я лишь выполняю приказ. И хочу защитить простых людей от твоего гнева. Мне не нужна твоя смерть».

Крылатый лев моргнул.

Один из молодых загонщиков, Захра, стоявший по левую руку от ловчего, сделал аккуратный шаг вперёд, надеясь, что грифон не заметит этого. Но зверь неуловимым хищным движением развернул голову в сторону охотника, нацелив на него свой клюв.

– Берегись! – закричал Башаз и, даже не успев ничего толком обдумать, бросился в сторону своего подчинённого.

Крылатый лев закричал пронзительно и громко, а после поднялся на дыбы, размахивая крыльями и поднимая клубы песчаной пыли.

Башаз сбил Захру с ног, подминая его под собой и готовясь прикрыть собственным телом от когтей грифона. Он потерял уже слишком многих хороших охотников за время своей службы султану, чтобы позволить умереть ещё хотя бы одному.

Его обдало прохладным потоком воздуха, смешанным с пылью, а следом послышался звук толчка. Через миг уже откуда-то сверху раздалось тяжёлое хлопанье крыльев.

– Он улетает!.. – будто не веря собственным глазам, выкрикнул один из охотников.

Башаз приподнял голову и, прищурившись, окинул взглядом закатное небо. В паре десятков метров над землёй виднелась тень крылатого льва, который постепенно набирал высоту.

– Не могу поверить! Он действительно просто улетел? – прошептал Захра, поднимаясь с земли и помогая встать ловчему. – Я был уверен, что он от нас живого места не оставит!

– Он поступил с нами всеми куда милосерднее, чем мы с ним, – едва слышно произнёс Башаз.

Кругом медленно и неохотно успокаивалась толпа. Люди, завидев, что угроза миновала, переставали жаться друг к другу, упавшие поднимались с земли, а на выходе с площади понемногу рассеивался затор. Едва схлынула первая волна страха, горожане на все голоса стали обсуждать произошедшее, и пространство вокруг заполнилось шумом.

Башаз вместе с остальными своими охотниками помогал тем, кто пострадал в общей суматохе. Он ходил между рядами людей, искал потерявшихся детей, успокаивал особенно впечатлительных женщин.

Недалеко от него в груде обломков от лестницы завозился какой-то мальчишка, покрытый пылью с ног до головы и в порванной рубахе.

– Давай-ка я тебе помогу, малец. Не сильно тебе досталось?

Башаз одним движением поднял парня на ноги и помог ему отряхнуть одежду. Мальчик уставился на ловчего во все глаза.

– А это вы тот самый охотник, что пленил грифона? – робко спросил он.

– Да. Я его поймал. И я же его, к сожалению, и упустил, – признался Башаз.

– Это к лучшему! На воле ему будет куда спокойнее, чем в клетке! – уверенно сказал мальчик, будто знал, о чём говорил. – Но вы всё равно очень смелый и сильный, раз вам удалось схватить этого грифона однажды!

– Не льсти мне, малец. Это я в молодости был полон сил, а теперь едва могу поспеть за иной дичью...

– Неправда! Я видел, как вы не побоялись встать прямо перед грифоном. Будто были равны ему по силе и мощи! Он признал вас равным себе, потому и улетел!.. Я бы так хотел быть похожим на вас, когда вырасту, хоть немного... Но пока всё, что я делаю – это лишь разочаровываю своего отца и мечтаю о собственном грифоне...

Башаз хмыкнул, даже не найдясь, что ответить мальчику, который пожирал его восхищённым взглядом. Но именно в тот момент ловчий вдруг почувствовал себя на пару десятков лет моложе. Будто он снова был юным, полным сил и энергии. Будто ни один зверь ему не был страшен, и он мог сидеть в засаде часами напролёт. Даже больное колено перестало ныть на секунду.

– Как твоё имя?

– Отец и мать зовут меня Суфран.

– Суфран, когда ты вырастешь, то станешь гораздо храбрее и отважнее меня. И непременно отправишься в дальние земли, чтобы отыскать там своего собственного грифона, как это удалось сделать мне. Тогда твой отец точно будет гордиться тобой... И, чтобы ты не забывал о своей мечте, возьми-ка это перо.

Башаз покопался в кармане шаровар и выудил на свет широкое белое перо.

– Оно с головы того самого грифона, что уже скрылся в небесах. И когда-нибудь оно приведёт тебя в края, где обитают эти грозные создания.

Суфран не мог отвести восторженный взгляд от подарка, даже когда тот перекочевал ему в руки.

Ласково потрепав по голове мальчика и сбив ему тюбетейку набок, Башаз попрощался и скорее вернулся к своему отряду, продолжив помогать пострадавшим в давке. Но он чувствовал себя уже гораздо лучше. Пусть грифону и удалось вырваться, но всё же никто не пострадал, да и работу свою ловчий выполнил – привёз зверя на дворцовую площадь, пусть и всего на четверть часа.

Ещё не все его силы были истрачены, как он думал раньше. Быть может, на пару-тройку лет ему всё же стоило задержаться на службе у султана. Назло всем и на радость себе, так сказать.

Задрав голову, Башаз вгляделся в поредевшую группу людей на балконе голубого дворца и лукаво улыбнулся, совсем как озорной мальчишка.

***

Визирь Имрэ Кайх в гневе стиснул пальцами край широкого парапета, наблюдая с балкона, как в закатном небе исчезает крылатая тень грифона. За спиной, сбившись в тесную кучку шептались члены посольства.

– Да это же просто смешно!.. – послышался отдельный возмущённый выкрик.

Кайх резким движением развернулся и остановил свой холодный взгляд на группе дипломатов.

– Вы что-то хотели мне сказать? – с напускным спокойствием поинтересовался он.

– О, нам бы очень и очень многое хотелось сказать вам, визирь, – как и всегда взял слово хан Меканзи, делая шаг вперёд и выпячивая свой необъятный живот. – Но я буду краток! Ваши люди упустили грифона, который был обещан нашему мудрому кагану!

– Это дикий зверь, необузданный и непредсказуемый. Никто не мог знать, что оковы не выдержат...

– Вы должны были это предусмотреть!

– Я сделал всё, что мог. Но в любом деле есть место неожиданным обстоятельствам.

– Ха! Пустые оправдания! – выплюнул хан. Его мясистый подбородок затрясся от пренебрежения и гнева. – После этого показательного случая я ещё больше уверился в том, что нашему каганату вообще не стоило вести переговоры с вашей страной! Жалкое подобие государства! Не представляю себе, какие же амбиции должны быть у вашего султана, чтобы он надеялся выиграть войну против Као, когда его люди не способны уследить даже за одним-единственным грифоном! А, быть может, тут дело вовсе не в амбициях? Быть может, дело в обыкновенной глупости?..

Кайх невольно дёрнулся, чуть не сбросив с себя маску самообладания. Он мог вынести любые неучтивости и насмешки в свой адрес, мог смириться с невыгодными условиями для своей страны ради заключения крепкого дружественного соглашения, но вот терпеть, когда оскорбляли его султана, он не собирался.

– Я непременно передам султану каждое ваше слово, – любезно пообещал визирь, сцепляя пальцы в замок на животе. – А вы пока вольны отправляться вслед за своим грифоном. Кажется, он как раз полетел на северо-восток, в сторону Орохии. Думаю, у вас есть все шансы его догнать и выпотрошить, чтобы вымолить прощение у своего кагана.

– Что вы хотите этим сказать? – впал в ступор хан.

– Я хочу этим сказать, что считаю прошедшие вчера переговоры неудавшимися. Мы с вами не добились взаимопонимания для заключения дружественного соглашения. Поскольку бумаги ещё не подписаны султаном, я отменяю все договорённости и прошу посольство в кратчайшие сроки покинуть дворец.

Дипломаты вздёрнули брови, выпучили глаза на манер выброшенных на берег рыб. По их рядам пробежался недовольный ропот.

– Правильно ли я услышал, – растягивая слова, вновь заговорил Меканзи, – что вы, визирь, отказываетесь от денежной ссуды Орохии на постройку флота и от налаживания дальнейших дипломатических отношений?

– В хорошем слухе вам отказать нельзя, посол, – холодно заметил Кайх, даже бровью не поведя.

– Очень опрометчивое решение! Вам неоткуда взять средства для завершения войны с Као! Щедрость нашего мудрого кагана была единственным вашим шансом на спасение!

– Мир не заканчивается на Орохии. Уж лучше наш султанат пошлёт послов на юго-восток, к язычникам Морий-Туг, и попросит ссуды у них, чем будет и дальше вести дела с вашим каганатом и мириться с заносчивостью мелких ханов.

Резкие слова Кайха на миг выбили почву из-под ног Меканзи. Давно уже никто так открыто не дерзил ему, но вести и дальше этот спор было бессмысленно. Судя по категоричной позиции визиря, отказываться от своих слов тот не собирался. А хан был не из тех людей, кто легко глотал оскорбления.

– Вы ещё пожалеете об этом! Мы немедленно убираемся прочь из этих гнилых земель! – напоследок крикнул Меканзи, в окружении свиты дипломатов удаляясь с балкона и оставляя визиря в одиночестве.

Едва шаги и ропот окончательно затихли, Кайх наконец-то смог выдохнуть, перестать держать спину ровно и расцепить сведённые судорогой пальцы.

Наверное, давно уже следовало так поступить. Не терпеть, не подобострастничать, а высказать всё прямо и открыто. Едва ли когда-нибудь султанат сможет получить статус могущественной и независимой державы, если будет послушно гнуть спину перед каждым соседом.

Конечно, через полчаса до султана уже дойдут эти дурные вести. Слухи по дворцу всегда разносились стремительно. И визирю ещё предстояло оправдаться перед владыкой, доказать правильность своего поступка и посоветовать более удачный дипломатический ход.

Но пока что у Имрэ Кайха было целых полчаса спокойствия и тишины.

Он облокотился на парапет балкона и с наслаждением втянул тёплый воздух полной грудью. Головная боль наконец отступила, город понемногу успокаивался после произошедшего, а окончательно скрывшееся за горизонтом солнце на прощание окрасило небо в нежный охристый цвет.

Кайх прикрыл веки и отдался этому эфемерному чувству свободы всем телом и душой.

***

Над Иль-Атам царила ночь. Чёрная и непроглядная, как сама тьма, она укрыла дома и улицы своим плащом. Тихо дремал величественный голубой дворец султана, мерно дышали спокойствием пустые площади, и жители безмятежно спали в своих кроватях.

Лишь один мальчик не знал покоя, и крыша дома казалась ему привлекательнее собственной постели в этот час. Суфран тайком покинул спальню и через чердак выбрался на гладкую глиняную крышу. Он лежал на спине, любуясь бескрайним звёздным небом, а прохладный ветер, дувший со стороны пустынь, трепал чёрные кудри его волос и приятно обволакивал кожу.

Пусть отец всё ещё был зол из-за случившегося, пусть обещал загрузить сына тяжёлой работой на неделю вперёд, а мать только охала и вздыхала весь вечер. Это было не так важно. Любые трудности можно перетерпеть, если знаешь, к чему стремишься.

В руках мальчика было зажато белое перо, и он нежно поглаживал его пальцами, как настоящее сокровище. А мысли его были далеко-далеко. Там, где кружил в небесах прекрасный в своей свободе грифон, где он рассекал огромными крыльями тугие потоки ветра, а его острый взгляд видел все земли, раскинувшиеся внизу, от горизонта и до горизонта.

И мальчик верил, что не было в мире ничего прекраснее этого. И верил, что однажды и ему посчастливится увидеть мир со спины своего собственного грифона.