Никита Селезнев

Яга

Дождь хлестал, как не в себя. Дворники не справлялись с каскадами водопадов, срывавшимися на лобовое стекло. Черт дернул Павлика ехать именно сегодня. Нет бы подождать день-другой. Но кто же знал, что так вдарит.

Вообще, Павлик ехал домой. Провел неделю с друзьями. Жизнь разбросала их по разным городам много лет назад, а теперь они решили встретиться. Кутили – мама не горюй. Голова до сих пор болела. Таблетки уже не спасали – выработался иммунитет. Еще бы, столько пить. Но хорошего понемножку, пора и честь знать. Проспались – и по домам. А Павлик живет у черта на рогах, ехать и ехать. Вот он и поехал. Навигатор предложил срезать, на что Павлик с радостью согласился. А потом вдарил дождь.

И теперь Павлик катится по полузаброшенной дороге. Вокруг громоздится лес. И ни черта не видно. Еще и телефон на последнем издыхании – кое-кто забыл поставить его заряжаться, пока была возможность.

Солнце, если бы его было видно, уже начинало клониться к закату. Навигатор клятвенно обещал, что совсем скоро они выедут на нормальную трассу. Бензин был близок к нулю. И, конечно же, ни о какой заправке рядом не могло быть и речи. Благо, у Павлика в багажнике всегда есть канистра с бензином.

Была.

Дождь лил, Павлик матерился. Багажник был абсолютно пуст. Он еще раз осмотрел его. Куда она могла подеваться? Где насос, где запаска, домкрат?!

Вдруг он вспомнил. Все внутренности его багажника сейчас покоились на заднем дворе у Вадика. Почему? Потому что они мешались. Когда они катались. В багажнике. По двое. Придурки.

Павлик со всей дури хлопнул крышкой. Пнул колесо. Он был зол. Он был в отчаянии. Он промок насквозь.

Вернулся в салон. Позвонил Вадику. Тот поржал, но обещал приехать, как только дождь закончится. Павлик кое-как объяснил ему, как проехать в эту глушь. Хорошо еще, что вообще дозвонился – связь еле ловила. Успел скинуть жене смску, что задержится. Надолго. И телефон сдох.

Павлик снял мокрую кофту, кинул на заднее сиденье. Теперь остается только ждать. Он откинул кресло, улегся поудобнее и уснул.

 

В стекло стучали. Спросонья у Павлика чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Он посмотрел, кто стучит – за дверью стояла старая женщина, опиравшаяся на палку. Павлик опустил стекло.

– Тьфу, бабка, напугала! Ты откуда тут взялась?

Она не спеша откусила яблоко, которое держала в руке, тщательно прожевала и только потом ответила:

– Лесничиха я местная. Вон, на обход ходила, а тут, вот те на, стоит кто-то. А кто тут может стоять-то, в глухомани такой, вот я и пришла узнать, все ль в порядке.

– Ни черта не в порядке. Бензин кончился, вот и стою здесь, жду помощи.

Бабка ухмыльнулась.

– Как же тебя сюда занесло-то? Редко тут кто катается. С тех пор, как дорогу большую построили, – она махнула в сторону, где, по прикидкам Павлика, находилась трасса.

– Да компьютер глупый, говорит, короткий путь, короткий путь. Вот тебе и короткий путь, – Павлик щелкнул по экрану.

Бабка скрипуче засмеялась.

– Техника ваша. Фу! Звать-то тебя как?

– Павлик.

– Паша, значится. Ну что, Паша, голодный поди? У меня тут изба недалеко, хочешь – пошли, накормлю.

Павлик было засомневался, но живот предательски заурчал, не терпя возражений. Поэтому он взял все еще мокрую кофту, нацепил ее и вышел из машины.

Дождь кончился. Он только сейчас это заметил. Солнце уже село, но еще было светло. Сколько же он спал? По привычке потянулся за телефоном, посмотрел в безжизненный экран. Выругался себе под нос, убрал обратно.

– А как звать тебя, лесничиха?

– Можешь Ягишной кликать. Что, не слыхал никогда такого? Ясно дело. Не зовут уж так никого, как папку моего. Годков-то мне много, изменилось уж все давно.

Пока они шли, Павлик мог рассмотреть старуху. Она была высокой, почти с него ростом, но сильно горбилась и прихрамывала. У нее были длинные волосы почти белого цвета. Удивительно. Павлик никогда не видел старух с длинными волосами. Но больше всего в глаза бросался ее нос. Длинный, крючковатый, он занимал большую часть лица и делал его уродливым. Павлик подумал, что с таким шнобелем только и жить в лесу в одиночестве, чтоб людям глаза не мозолить.

Под ногами была грязь. Кроссовки Павлика были насквозь мокрые и отяжелели от прилипшей земли. Бабка вела его по еле заметной тропе, которую сам бы он никогда в жизни не отыскал бы. Внезапно она вышла на опушку, огороженную серым забором. Здесь Павлик увидел небольшую покосившуюся избушку. Странная, она стояла не на земле, а на четырех больших пнях, а дверью была повернута к лесу. Здесь же стояло еще два сомнительного вида деревянных сооружения.

– Вот мы и на месте, – сказала Ягишна и поковыляла к избушке. Постучала сапогами об пень, счистила грязь. Павлик попытался сделать то же самое. Безуспешно.

– Что, изгваздался? Ну ничего. Я сейчас баньку истоплю, отмоем тебя. А пока заходи, заходи, не стесняйся.

Павлик поднялся по небольшой лесенке и зашел в избушку. Скинул грязные кроссовки на пороге. Внутри она казалась куда просторнее. Здесь стояла огромная кровать, печка, занимавшая добрую половину избы, стол с двумя табуретками, лавка и массивный сундук. Как можно было жить в таких условиях, Павлик не представлял. Его «Ауди» виделась ему куда более уютным местом. Но выбирать не приходилось.

Он сел на лавку и стал ждать старуху. Та явилась очень скоро.

– Ну вот и банька готова. Можешь идти. Видел поди, где она?

– Найду, найду. Спасибо.

Над одним из сараев поднимался дымок, хотя трубы видно не было. Туда Павлик и направился.

Баня оказалась на удивление неплохой. Настолько, насколько она могла быть таковой в лесу. Топилась она по-черному, поэтому стены внутри были в саже. Глаза слезились, в горле першило. Но это ничего. Павлик быстро привык. Он посидел, расслабился, прикрыл глаза. Красота.

– По тебе веничком-то походить?

Павлик вздрогнул. Не услышал, как бабка пришла.

– Нет, спасибо, я уже выхожу.

– Ну, смотри. Зря отказываешься. Я тебе тут одежу принесла, твоя-то поди мокрая. На печку ее закинь.

– Хорошо, спасибо, Ягишна.

Павлик вышел в предбанник. Здесь старуха оставила вещи. Рубаха, какие-то огромные штаны и... лапти. Лапти? Павлик фыркнул. Они еще существуют? Он посмотрел на свои грязные кроссовки. Да уж, выбор невелик.

В рубахе он нашел пояс и, когда надел все на себя и подвязался, пожалел, что рядом нет зеркала. Наверняка выглядит он, как будто только из сказки вышел. Или из дурки сбежал.

Павлик вернулся в избу, где уже пахло чем-то вкусным. Закинул вещи на печку и уселся на табуретку. Ягишна поставила на стол котелок, кувшин, несколько тарелок и стаканов.

– Вот, кушай, гость дорогой. Щички, кисель, пирожки и блинчики. Аль еще чего хочешь?

Павлик никогда бы не подумал, что может так уплетать обычные щи. Конечно, целый день без еды, что хочешь съешь. Пирожки и блинчики были очень вкусными, невозможно было остановиться, поэтому Павлик прикончил обе тарелки. Кувшин киселя тоже долго не простоял. Он сильно отличался от того покупного киселя, который обычно пил Павлик и который он не особо любил.

– Сама делала? – Павлик кивнул на кувшин.

– А как же! Сама, все сама. Откуда тут чего взять, в лесу-то?

– Тоже верно. Вкусно готовишь!

Ягишна только усмехнулась. Сама она к еде не притронулась.

На улице тем временем совсем стемнело. Старуха достала свечку и зажгла.

– А что, лампочек нет?

– Какие лампочки, милок? Кто же тебе е-ле-ктричество-то в лес проведет?

Они просидели еще час, глядя на огонь. Павлика клонило в сон. После очередного зевка он сказал:

– Ну что, спасибо тебе за гостеприимство, но надо бы возвращаться. Засиделся я тут у тебя.

– Да куда ты сейчас, на ночь глядя? Оставайся, я тебе на печке постелю. А утром уж пойдешь.

Павлик на секунду задумался, но усталость взяла свое.

– Тоже верно.

На печке было хорошо. Приятное тепло успокаивало и убаюкивало. К нему добавлялось шуршание старухи где-то внизу. Павлик уснул еще до того, как она легла.

Проснулся он от желания выйти. Кисель дал о себе знать. Вокруг было темно. Первые несколько секунд Павлик не понимал, где находится, но, когда он чуть не упал с печи, все сразу вспомнилось. В темноте едва была видна старуха, спящая на кровати. Уродливый нос, казалось, возвышался до самого потолка, да и сама Ягишна казалась огромной, будто бы головой упиралась в одну стену, а ногами в другую. Павлик помотал головой, чтоб глупости перестали мерещиться, и вышел во двор.

Странный серый забор словно светился в темноте, а кое-где на нем висели фонари непонятной формы. Странно, что Павлик не обратил на них внимания сразу. Он зевнул и направился к калитке.

Но он не дошел до нее. Подойдя ближе, он смог получше разглядеть фонари. Он думал, откуда они здесь, если бабка сказала, что нет электричества. И теперь он увидел. Не фонари висели на заборе, а лошадиные черепа. А около калитки злорадно ухмылялись человеческие.

По спине пробежал холодок. Если это были украшения, то очень реалистичные. За спиной скрипнула дверь избушки.

– Ох, и зря же ты ночью прогуляться решил. Не сиделось тебе в избушке, Паша-дурак.

Он обернулся на голос. Нет, в темноте ему не показалось. Старуха действительно была огромной. Она стояла на лестнице босиком. Одна нога у нее мерцала в темноте, как и волосы, мертвенно-бледным цветом. Она противно расхохоталась, щелкнула пальцами, и вдруг изба заходила ходуном. Корни пней вылезали из-под земли, становились похожи на огромные лапы.

Павлик попятился и врезался в забор, который рассыпался под его тяжестью. Павлик упал на его остатки и с ужасом понял, что он лежит на костях. И, возможно, человеческих. В панике он вскочил и побежал в лес. Вслед ему летел старушечий хохот и крик:

– Беги-беги, глупый, все равно далеко не убежишь!

Ночь была безлунной, небо затягивали тучи. Тьма, хоть глаза коли. Павлик бежал, не разбирая дороги. Не зная, куда, лишь бы подальше от чокнутой старухи. Под ногами путались корни деревьев, высокая трава, кусты и ветки хватали за просторную рубаху, добирались до кожи. Несколько раз он падал, но страх поднимал его, заставлял бежать дальше. Он не заметил, как потерял один лапоть. Голая нога болью отзывалась на каждый шаг. Но это не останавливало Павлика.

Вдруг позади он услышал гул. В спину подул сильный ветер. Голос, похожий на раскат грома, ударил в спину:

– Врешь, не уйдешь!

Он обернулся и увидел силуэт старухи, сидящей в огромной деревянной бочке. Или не бочке. Он не мог точно сказать, что это. В руках у нее была метла, ветер развевал белые волосы. Павлик пустился бежать еще быстрее, насколько это было возможно. Ноги и руки были в крови. Но он не замечал этого.

Казалось, что лес становится гуще, встает перед ним стеной. Продираться вперед было все сложнее. А гул позади нарастал. Сквозь него пробивался ужасный хохот.

Это просто страшный сон, просто страшный сон.

Воздуха не хватало, легкие жгло. Но останавливаться было нельзя. Павлику приходилось продираться сквозь кусты, которые водили вокруг него хороводы. Повсюду мерещились ухмыляющиеся черепа. Павлик кричал, сам того не понимая. Время сливалось с вечностью. Все больнее было вставать на голую ногу. Больше он не мог бежать, теперь он шел, волоча ногу за собой. Ветки били по лицу. Весь лес был против него.

Но, казалось, гул удалялся. Павлик облегченно вздохнул и остановился на минуту, перевести дух. Но старуха лишь играла с ним. Гул неожиданно раздался совсем рядом, Павлик от испуга рванул вперед. Но, пока он стоял, корни рядом стоящего дуба оплели его ноги, поэтому он упал лицом в мягкую влажную землю. Корни все сильнее прижимали его к земле, не давая ему встать. Он истошно закричал, осознавая собственное бессилие.

– И чего ты орешь тут среди ночи? – Павлик мог увидеть только ноги подошедшей к нему бабки. Только на одной ноге был сапог. А вторая... Второй ноги не было. Были только кости, блестящие в темноте. Павлик зажмурился.

Это просто страшный сон.

– Нехорошо убегать от тех, кто тебя выпарил, накормил-напоил да спать уложил, ой, нехорошо, – бабка щелкнула пальцами, и корни повернули Павлика лицом к ней. Он посмотрел в ее глаза, горящие в темноте. Ее лицо казалось ужасным отражением в разбитом морщинами зеркале. Теперь Павлик точно мог увидеть – она была куда выше него, казалась одного роста с деревьями.

– А теперь мы вернем тебя домой, – Ягишна перевернула метлу и со всей силы ударила по голове Павлика.

 

Голова раскалывалась. Павлик кое-как открыл глаза. Какой ужасный сон. Сумасшедшая бабка, гоняющаяся за ним по лесу, забор из костей, светящиеся черепа, живые корни. Приснится же такое. Образы еще стояли в голове. Надо бы попить водички, чтобы их прогнать.

Павлик попытался встать, но не смог. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Приподнял голову и увидел, что связан. Увидел свою ногу, в грязи и крови. Увидел исцарапанные руки. Боль вернулась во все тело. И тут он понял. Все это не было сном. Он застонал.

Где-то рядом послышался шорох, скрип половиц, и над ним показалась Ягишна.

– Доброе утречко, добрый молодец! Как спалось? – ехидно спросила она. – Ну, ну, не отвечай, не утруждайся, знаю, что хорошо. Сильно я тебя приложила.

Она отошла куда-то. Павлик слышал, как она что-то делала, но не мог понять, что. Голова очень плохо соображала.

– А ты почти вовремя. Подожди немного, скоро все будет готово.

– Что будет готово?

– Как что? Печка, милок. Ты вчера покушал? Покушал. Теперь моя очередь, – она расхохоталась.

Смутный страх заметался где-то в груди. Но смысл слов старухи ускользал от понимания.

– Ох, совсем я старая стала. Забыла еду-то почистить. Прости, милок, придется тебе еще поспать, – Павлик слышал, как Ягишна подошла к нему. А потом резкая боль и темнота.

 

– Просыпайся, просыпайся, - старуха била его по щекам. В голове как будто звонил хор колоколов. Только спустя несколько секунд ощущения вернулись во все остальное тело. А ощущения были не из приятных. Веревки впивались в голое тело, порезы щипало. Нога... Ноги не было! Ниже щиколотки пустота! Павлик заорал. Старуха ударила его в челюсть.

– Замолчи! Пришлось отрезать. Портила весь вид. Не бойся, осталось потерпеть все ничего. У меня уже все готово.

Старуха щелкнула пальцами, и Павлика развернуло на сто восемьдесят. Щелкнула еще раз, и он начал двигаться вперед. Он едва оставался в сознании. Разрозненные мысли носились в голове. Он связан. У него нет ноги. Его ждет жена. Он забыл заблокировать багажник у «Ауди». О, черт, у него нет ноги!!!

Вдруг он почувствовал, что становится жарче. Он нашел в себе силы приподнять голову. Перед ним раскрыла пасть печь, та самая, на которой он спал всего несколько часов назад. А в этой пасти пылал огонь. И Павлик медленно двигался прямо в него! Он снова закричал, задергался в тщетных попытках освободиться.

– Кричи-кричи, все равно тебя здесь никто не услышит. Еще чуть-чуть, милок, скоро все кончится. Скоро у бабушки будет ужин.

Павлик извивался и визжал, как маленький поросенок. Языки пламени уже лизали его ноги. Он выл и бился головой о деревянный настил, на котором лежал. Он чувствовал запах жженой кожи. Его кожи. Он чувствовал, как горит. Как сантиметр за сантиметром двигается вглубь печи.

– Эх, ладно, не живодерка же я, в самом деле, – старуха щелкнула пальцами, и настил с Павликом моментально оказался внутри печи. Щелкнула еще раз – и заслонка закрыла печь. Из-за нее еще несколько секунд доносились вопли, а потом все стихло. Ягишна потерла руки:

– Давненько я не ела человечинки.

 

Вечером, когда старуха отдыхала после плотного ужина, лежа на еще теплой печи, в дверь избушки постучали. На пороге стоял небритый мужчина с фонариком. Ягишна вопросительно посмотрела на него.

– Здравствуйте, бабушка. Дело такое... Друга я ищу, остановился он вчера тут, неподалеку. А утром я приехал – машина стоит, а его самого нет. Весь день по лесу шатался, да ничего не нашел, ни единого следа. Не видела ли ты его случаем?

– Нет, не видела, милок. Но не переживай, я лесничиха местная, все тропки вокруг знаю, могу подсобить в поисках. Да только куда же на ночь глядя идти? Ты проходи, проходи, устал, небось, весь день по лесу шататься. Я тебя сейчас накормлю-напою, выспишься хорошенько, а утром пойдем искать твоего друга. Не боись, ничего с ним не случиться, зверей-то хищных в лесу нету.

– Ох, спасибо вам, бабушка! А зовут вас как?

– Ягишна я, милок.


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...