Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Однажды в сезон сливовых дождей…


Дождь набегает за дождём,
 
И сердце больше не тревожат
 
Ростки на рисовых полях.
 
Басё

Дверь протяжно скрипнула, расколов тишину в таверне, точно гром. Дядюшка Сэндзи вздрогнул от неожиданности, сощурился, разглядывая вошедшего. На пороге возвышалась рослая, широкоплечая фигура. Казалось, на путнике не осталось ни одной сухой нитки, дождевая вода стекала с его роскошного хаори1 обильными струями. Но волевое, аристократичное лицо не выражало ни толики беспокойства по этому поводу. Гость повернул голову, оглядывая тесное помещение, пока его взгляд не остановился на дядюшке Сэндзи. Улыбнувшись краем губ, мужчина зашагал к его столику.

В сезон Цую2 дождь набегает за дождём. В такую погоду горожане на улицу носа не кажут, предпочитая предаваться лени, устроившись на тёплом футоне3. Да и приезжих совсем нет. От того и пустует таверна дядюшки Сэндзи дни напролёт. Но каждое утро он упорно открывает своё заведение. Рано-рано приходит в обеденный зал, прибирает пол, а затем садится на татами4 и натирает расписные гуиноми5, пока те не заблестят. Будто бы уверенный в том, что в дверь вот-вот войдёт усталый путник и закажет немного саке6, чтобы расслабиться и отдохнуть с дороги.

Но ни сегодня, ни вчера, ни всю неделю в таверну не забредала ни единая живая душа. Этот посетитель стал первым за долгое время. А потому дядюшка Сэндзи встал с места настолько споро, насколько позволял почтенный возраст. И сразу же склонился в приветствии так низко, что кончик его длинной седой бороды коснулся пола.

― Доброго вечера тебе, господин, ― произнёс он. ― Вижу, что ты из благородных, и, возможно, привык к роскоши. Таверне дядюшки Сэндзи не тягаться со столичными ресторанами, но здесь тебя ждут сытный ужин и тёплый очаг. А в такой ливень это лучше, чем ничего. Проходи и располагайся.

Гость ответил на приветствие небрежным кивком.

― А меня можешь звать Масару7, старик, ― бросил он низким голосом.

Путник сбросил промокший хаори и устроился на татами поближе к очагу, чтобы поскорее высушить кимоно. Вскоре перед ним появился изящный токкури8 и миска густой похлёбки. Но едва попробовав кушанье, Масару выплюнул его, зайдясь в жестоком кашле.

― Ну и мерзкое же варево, язык так и жжёт! ― прохрипел он. ― А нет ли у тебя жареной дичи, старик? Или, на худой конец, рыбы темпура?

― Прости, благородный господин, но в меню моего заведения каждый день только одно блюдо, ― снова поклонился хозяин таверны. ― Попробуй-ка саке, оно самое лучшее во всей округе!

Посетитель опрокинул в рот порцию напитка и остался доволен. К миске с похлёбкой он больше не притронулся, зато пил с большой охотой. Вскоре его выражение его лица из сурового сделалось благодушным. Затуманенный взгляд блуждал по тесному залу, пока не упёрся в старинную биву9 на стене.

― Какой изящный инструмент! ― воскликнул Масару. ― Откуда у тебя эта бива, старик?

― Она изящна так же, как и вкус благородного господина, ― ответил дядюшка Сэндзи. ― Бива досталась мне вместе с домом. Я купил эти развалины за бесценок несколько лет назад, подлатал, как смог, и переделал в таверну. В укромном тайнике нашёл биву и тут же смекнул, что вещица ценная.

― Ты прав, ― кивнул гость. ― Непростая она, видна тонкая работа мастера. К тому же ей очень много веков, таких давненько не делают. Вот бы послушать, как звучит это чудо!

― Увы, господин, ― повинно склонился хозяин таверны. ― Я не обучен игре на ней, потому бива здесь ― лишь украшение.

― Не беда, ― небрежно отмахнулся гость. ― Игре меня научила матушка. Я не брался за инструмент со дня её смерти, но как увидел эту биву, сразу вспомнил нежность родных рук и сладость голоса. Позволь мне сыграть, старик.

Дядюшка Сэндзи покачал головой.

― Это очень старая бива. Наверняка время сделало её хрупкой, да и струны небось истлели совсем.

― Неужели ты откажешь мне в желании почтить память покойной матушки? ― возмутился Масару.

Хозяин таверны не хотел обижать гостя, но никак не уступал ему инструмент.

― А что, если я выиграю право сыграть на биве в каком-нибудь пари? ― не сдавался гость.

В раздумьях Сэндзи почесал седую бороду.

― Кроме старинных вещиц я страсть как люблю интересные истории, ― кивнул он. ― Особенно мне по нраву байки о могущественных демонах. Если благородный господин расскажет удивительную историю, какой я ещё не слышал, то, так и быть, получит биву.

― Ха! ― ликующе громыхнул гость. ― В своих странствиях я истоптал тысячи дорог, так что знаю множество самых невероятных историй. А уж среди рассказчиков мне и вовсе нет равных. Неси ещё саке, старик, и приготовься слушать.

Хозяин таверны принёс полный токкури, удобно расположился на татами напротив гостя, и тот начал рассказ.

 

В один жаркий день юный крестьянин Чиджин10 шёл по лесу, волоча тощую связку веток. Был он одет лохмотья, все пёстрые от заплаток. Ведь монет, вырученных от продажи хвороста, едва хватало даже на еду, не то, что на одежду. И повстречался ему монах. Но то был не обычный служитель, а самый настоящий они11. Едва Чиджин понял это, как задрожал, точно дубовый лист на ветру. Бедный крестьянин был уверен, что демон непременно убьёт и съест его. Но тот лишь глянул презрительно в его сторону и прошёл мимо.

«Почему? ― выкрикнул ему вслед крестьянин, ― почему ты не убил меня?»

Но монах-людоед даже не обернулся на этот крик.

«Я побрезгую не то, что съесть столь жалкое существо, но даже просто прикоснуться к твоей тощей вонючей шее», ― бросил он через плечо.

И демон исчез в чаще, оставив крестьянина стоять на тропе. Чиджина обуяла обида, а затем и злость. В сердцах он швырнул вязанку дров на землю и тоже покинул это место. Но пошёл он не в свою деревню, а в ближайший город.

Поговаривали люди, что через много лет Чиджин вернулся в тот лес, но уже не простым крестьянином. Был он богато одет, с десяток верных слуг сопровождали его. Бывший крестьянин оставил спутников у края леса, а сам пришёл к знакомому месту, развёл костер и стал ждать. Семь дней и семь ночей ждал Чиджин. И вот на восьмой день на тропе показался тот самый монах. Но, как и раньше, он прошёл мимо, лишь бросив на человека полный презрения взгляд.

«Да почему?!» ― выкрикнул Чиджин вслед демону.

А в ответ услышал тяжёлый вздох.

«Будь ты хоть самим императором, скупи хоть все земли до черты восхода солнца, всё равно останешься тем же жалким крестьянином, что и был. От себя не убежишь».

И демон растворился в лесной чаще.

 

Голос умолк, снова стихло в таверне. Только пламя мерно потрескивало в очаге, да капли дождя стучали по кровле.

Дядюшка Сэндзи громко хмыкнул, оборвав паузу.

― Слыхал я про этого демона. Поговаривали люди, что в еде он был привередлив, настоящий гурман. Ел только юных прелестниц и благородных господ. Наводил страх на всю округу, пока не открыл рот на заклинателя Акито. Не по зубам оказался демону любимчик самого Императора, так и лишился людоед головы. А без головы есть не во что, вот и помер от голода.

Гость недовольно нахмурился. Запыхтел, как нагретый котелок-набэ.

― Это я только разминался, ― сквозь зубы процедил он. ― Сейчас ты узнаешь по-настоящему леденящую душу историю! Слушай.

 

Самурай Тенгу12 владел прославленным мечом. Когда-то давно этот меч выковал знаменитый и искусный кузнец, и с тех пор клинок передавался в роду самурая от отца к сыну. Правда, похвалялся Тенгу своим мечом чаще, чем доставал его из ножен ради благородного дела. Все жители округи знали о том, каким сокровищем владеет молодой человек, а он упивался их восхищением и завистью.

Однажды к тому самураю явился ёкай13 в образе красивой женщины, закутанной в широкое кимоно. В руке она держала стальной веер. Ни много, ни мало, а попросила женщина отдать ей чудесный меч.

«Да ты понимаешь хоть, о чём просишь? ― удивился Тенгу. ― Он передаётся в моем роду от отца к сыну уже много лет. Нет ничего ценнее этого меча!»

«А я не прошу отдать его просто так, ― возразила ёкай. ― Взамен ты получишь веер».

Расхохотался хвастливый самурай.

«Разве же это равный обмен ― какой-то там веер против моего великолепного меча?»

«Не какой-то, ― покачала головой ёкай. ― Мой веер так остёр, что рассекает врага раньше, чем тот успевает осознать свою гибель. Но главное его достоинство ― веер читает намерения противника, предугадывая его следующий шаг».

Загорелись глаза самурая от желания обладать волшебной вещицей. Но вслух он попросил день на раздумья. Поговаривали люди, что Тенгу всю ночь не смыкал глаз, ходил из угла в угол спальни и вздыхал. А с зарёй первым делом навестил лавку знакомого оружейника. И на встречу с ёкай явился с мечом в руках.

«Я согласен обменять свой легендарный меч на твой чудесный веер», ― сказал ей Тенгу.

Ёкай протянула изящную руку, укрытую белым полотном, и самурай вложил в неё рукоять своего сокровища. А взамен получил желанный веер. Следующим же утром несчастного молодого человека нашли в постели мёртвым. Один вид тела напугал слуг до икоты. Всё вокруг было залито кровью, она вытекла из перерезанного горла жертвы. Ещё слуги обнаружили тот самый прославленный меч. Как ни в чём не бывало клинок покоился на своём месте. А вот веер чудесным образом исчез.

Оказалось, что хвастливый самурай собирался обмануть ёкай. У оружейника он заказал поддельный меч, щедро заплатив за срочный заказ и ещё больше ― за молчание. Но забыл про чудесное свойство веера и дорого заплатил за своё коварство.

 

Гость замолчал, с вызовом поглядывая на хозяина таверны.

― Что же, хорошая история, поучительная, ― закивал Сэндзи. — Вот только снова неполная. Поговаривали люди, что та ёкай была падкой на красивых мужчин. Едва увидела она заклинателя Акито, как тут же возжелала его. Хотела ёкай очаровать любимчика Императора, да только сама попала под чары любви и потеряла бдительность. Акито завладел её веером и убил коварную обольстительницу. А веер преподнёс в дар Императору.

Масару взревел, со злости стукнув по столу так, что кувшин с саке едва не свалился на пол.

― Вот как? Что же... Тогда расскажу историю про твоего хвалёного Акито! А заодно про место, где мы сейчас находимся. Знаешь ли ты, что за дом приспособил под свою занюханную таверну?

― Конечно, ― пожал плечами Сэндзи. ― Это всё, что осталось от поместья того самого Акито, придворного заклинателя и любимца самого Императора. Об этом здесь каждый малыш знает. После исчезновения хозяина и его супруги дом много лет пустовал. Вот я и решил: чего таким хоромам без дела стоять. Пусть будет людям хоть немного пользы от них.

― Надо же, ― глумливо улыбнулся гость. ― А я думал, ты просто просиживаешь остаток своих дней в захолустье. Вон как заросло всё вокруг.

― Моя таверна не приносит особого дохода, это верно, ― смиренно кивнул хозяин. ― Но мне много и не нужно, я не жалуюсь.

― Дело твое, ― хохотнул Масару. ― Тогда и не жалуйся, когда призраки прошлого явятся тревожить твой покой. Знаешь ли ты, что стало с владельцами поместья? Ужасная участь постигла и Акито, и его жену.

 

В день, когда вон под тем окном зацвела сакура, заклинатель Акито привёл в дом молодую жену. Была она не первой, две прежних хозяйки поместья умерли от неизвестной хвори. Долго Акито оплакивал потерю, но юная Мэйюми была хороша собой и обладала множеством добродетелей. Она вернула Акито краски жизни, и он с радостью доверил новой хозяйке дом. Только одну комнату строго-настрого запретил открывать.

Свадьба была пышной, но вскоре радость Мэйюми сменилась тоской. Муж много времени уделял делам, к нему то и дело приезжали гонцы. Он уединялся с ними для долгих бесед, а потом возвращался, опечаленный вестями. Жене Акито ничего не рассказывал, всё чаще Мэйюми замечала, как он смотрит будто сквозь неё. И от того её сердце разрывалось на части.

«Неужели он разлюбил меня?» ― думала молодая хозяйка поместья.

А ещё много времени Акито проводил у той самой секретной комнаты, которую не следовало открывать. Находилась комната в самой дальней части дома, а дверь в неё запечатывали сотни амулетов.

Как-то раз Мэйюми пошла вслед за мужем и услышала, как он разговаривает, стоя у запретной комнаты. Едва она успела подумать, с кем же Акито может вести беседу, как услышала голос. Шёл он из-за запертой двери и принадлежал очевидно мужчине.

Любопытство разобрало молодую хозяйку. Как только муж скрылся из виду, она подкралась к двери, отыскала щёлку и заглянула в неё. Внутри она увидела статного привлекательного юношу, облачённого в дорогие одежды аристократа.

«Здравствуй, Мэйюми», ― заговорил он чарующим голосом.

Девушка испугалась и убежала в сад. Но уже на следующий день не смогла совладать с любопытством и вернулась.

«Откуда ты знаешь моё имя?» ― спросила молодая хозяйка.

«Твой муж часто говорит о тебе», ― ответил пленник.

«Вот как? ― смутилась Мэйюми. ― И что же он говорит?»

«Он говорит, что нет во всём свете такой прекрасной и добродетельной жены, ― сказал незнакомец. ― И, хотя я не могу видеть тебя, по голосу слышу, что он не врёт».

Румянец стыда залил щёки Мэйюми от таких слов от незнакомого мужчины.

«Если мой муж действительно так говорит, то почему он уделяет больше времени делам, чем мне?» ― горько вздохнула она.

«Я не твой муж, и не могу знать его мыслей, ― ответил голос. ― Но если бы у меня в жёнах была такая девушка, как ты, то я бы всегда был с ней рядом».

Услышав это, Мэйюми не выдержала волнения и снова убежала в сад, прикрывая ладонями пунцовые щёки. Всю ночь проплакала она, но на следующий день снова пришла к запретной двери.

Так ходила она каждый день и вела беседы с незнакомцем. Пока не поняла, что испытывает к нему то, что не пристало испытывать замужней женщине. В один день она явилась полной решимости разорвать эту связь.

«Я пришла попрощаться, ― сказала она пленнику. ― Я люблю своего мужа, и мне стыдно, что в тайне от него я говорю с незнакомым мужчиной. Поэтому это наша последняя беседа».

Опечалился пленник, стал умолять не оставлять его в одиночестве, но Мэйюми была непреклонна.

«Что же, теперь я вижу, что твой муж не соврал, твоим добродетелям нет числа, ― смирился он. ― Только молю, выслушай напоследок историю о том, как я попал в заточение. Я вызвал твоего мужа Акито на честный поединок. Но когда он понял, что уступает мне силой и умением, то прибег к обману. Коварством Акито одолел меня и заточил сюда, а в скором времени убьёт».

«Что ты такое говоришь? ― не поверила его словам Мэйюми. ― Мой муж благороден, для него честь превыше всего!»

«Если он такой честный и правильный, то почему утаил от тебя моё присутствие в доме? ― усмехнулся пленник. ― Почему не рассказывает, о чём ведёт беседы с гонцами за закрытой дверью?»

В смятении умолкла молодая хозяйка, а пленник продолжал.

«Отчаяние поселилось в моём сердце. Я ждал смерти, погружаясь в пучину гнева и ужаса, пока не появилась ты. Наши беседы подарили мне надежду и облегчение, и теперь я готов к любой участи. На прощание молю выполнить одну мою просьбу».

Расплакалась Мэйюми и согласилась исполнить последнее желание пленника. Попросил тот отыскать в доме старинную биву.

«Это подарок моей покойной матушки, его Акито отобрал у меня, ― сказал он. ― Хочу услышать её любимую песню перед смертью».

Не смогла отказать несчастному юноше добрая и жалостливая Мэйюми. Она нашла инструмент в спальне мужа и той же ночью принесла к запретной двери. Как и просил пленник, девушка заиграла мелодию. С первыми же звуками над поместьем поднялся ветер, но запертый в тайной комнате молил не останавливаться. И она запела:

«Долго-долго я играю одна,

Вращаю волчок и катаю мяч.

Когда солнце сядет, я погонюсь за тенью, что держит волчок.

Демон-сан, иди на звуки хлопков в ладоши,

В погоне за моей тенью.

Лишь тени остались, я играю одна,

Звуки голоса ― это мой собственный горький плач,

Когда солнце сядет, я погонюсь за тенью.

Демон-сан, это грустная игра...»14

Чем дольше Мэйюми играла и пела, тем сильнее становился ветер. И вот когда стены поместья уже дрожали от его порывов, прибежал Акито. Гнев искажал его лицо, а в руке блестел клинок.

«Что ты натворила, глупая женщина!» ― страшным голосом воскликнул он, замахиваясь мечом на жену.

Испугалась Мэйюми, упала на пол, в ужасе закрывая лицо. Но тут до их слуха донеслись тревожные звуки, будто бы все жители города кричали разом. Едва услышав это, Акито забыл о неверной жене и спешно покинул свой дом. А Мэйюми осталась плакать у запретной двери.

«Вот видишь, каков на деле твой муженёк, ― снова раздался голос. ― Он только притворялся добрым и правильным, но это страшный и безжалостный человек. Отпусти меня, и я спасу тебя от него!»

В отчаянии и страхе за свою жизнь Мэйюми согласилась. Она сорвала печати-амулеты с двери, которую муж строго-настрого запретил открывать. Вот только вместо прекрасного юноши, которого она видела сквозь щель, из комнаты вырвался ужасный демон Кагухан. Был он огромен ростом, с синей кожей и налитыми кровью глазами. Девушка испугалась чудовища и убежала прочь.

А освобождённый ею демон отправился в город, где дома уже были охвачены огнём, а жители ― паникой. Ведь инструмент, на котором сыграла обманутая жена Акито, оказался демонической бивой бокубоку15. Первый куплет вернул демону силы, который он потерял в сражении с Акито, а второй вызывал полчища кровожадных демонов-они. Вот почему, услышав музыку, заклинатель покинул дом ― он спешил спасти людей.

Встал Кагухан во главе чудовищной армии, вызванной адской мелодией. И снова сошёлся в битве со своим заклятым врагом Акито. Но хоть и были на его стороне полчища злобных они, заклинатель обладал слишком большой силой. Всю нечисть он отправил обратно в Дзигоку16. И только Кагухан не сдавался.

«Никудышный из тебя муж, Акито, ― потешался он над противником. ― Ни одна из жён не любила тебя на самом деле, все они предпочитали меня».

Смутили уставшего заклинателя коварные речи демона, стал он отступать. Но когда Кагухан готовился нанести смертельный удар, на поле боя появилась юная Мэйюми. Она встала пред врагом Акито, заслонив своего мужа. И пала от удара демона.

«Лживы слова нечестивого они, за всю жизнь я любила только тебя, Акито», ― прошептала Мэйюми и умерла.

Охваченный горем, заклинатель набросился на демона, но чувства помутили его рассудок и ослабили руки. Воспользовавшись этой слабостью, Кагухан победил своего давнего противника. Да только сам потратил много сил, ведь не было рядом бивы, которая питала демона. Вернулся обессиленный Кагухан в поместье, все комнаты обыскал, заглянул в каждый угол, но так и не нашёл чудесного инструмента. Перед гибелью юная Мэйюми успела надёжно спрятать его.

Рассвирепел демон и разгромил дом покойного Акито. А после удалился залечивать раны и восстанавливать силы. Поговаривают, что он ещё вернётся за волшебной бивой, призывающей демонов.

 

― Ну что, старик, ― осклабился гость, обнажая острые клыки. ― Теперь-то ты понял, кто перед тобой? И не будешь возражать, если я заберу свою биву?

По его самодовольному лицу было видно, что он рассчитывал напугать собеседника. Но дядюшка Сэндзи остался спокоен, как камыш в безветренный день. Только его правая рука незаметно скользнула под стол.

― Я понял это, как только ты появился на пороге таверны, злокозненный Кагухан, ― улыбнулся он. ― Но я здесь именно для того, чтобы бива не попала в твои руки.

― Вот как, ― прищурился демон. ― И как же ты меня узнал?

― Ты не стал есть похлёбку. Не удивительно, что она пришлась тебе не по вкусу, ведь я добавил в неё бобы фукумамэ17. Вы, демоны, их не жалуете, они жгут вас похуже раскалённого железа.

С яростным рыком Кагухан вскочил, отшвырнув стол. Но дядюшка Сэндзи был проворнее, он уже стоял на ногах. А в его руке блестел длинный меч нагамаки18, который всё это время покоился под столом. Ведь дядюшка ходил в трактир не только прибирать пол и натирать гуиноми, всё это время он готовился к приходу демона.

Глаза Кагухана округлились от удивления, когда он увидел, что не причинил Сэндзи ни толики вреда.

― Я не убил тебя сразу лишь потому, что демону моего уровня нет чести отбирать жизнь у всякого отребья, ― произнёс Кагухан. ― Но теперь вижу, что ты не просто нищий старик. Назови себя!

― Сэндзи Масамунэ, ― поклонился хозяин таверны. ― Меня ещё называют сенсей Длинные руки.

― Что же, раз ты прославленный мастер меча, то твоя смерть от моих рук принесёт почёт нам обоим! ― прорычал Кагухан.

Демон сложил пальцы в мудру19, и человечья личина спала с него, будто змеиная шкура. Теперь Сэндзи видел перед собой чудовище, чей торс, обтянутый синей кожей, едва прикрывала повязка из звериной шкуры. Противник мастера был так высок, что ему приходилось сгибаться, чтобы не царапать рогом потолок.

Кагухан злобно сощурил три красных глаза, поднял канабо20 и накинулся на того, с кем только что болтал и попивал саке. Но демон оказался прав, Сэндзи был прославленным мастером боевых искусств. Его немощный вид нередко обманывал соперников. Вот и Кагухан не ожидал от старика того проворства, с которым он уклонился от удара.

Монстр ревел и махал дубиной, но никак не мог достать Сэндзи. Каждый раз канабо опускалась туда, где мастера уже не было. Сэндзи же не спешил воспользоваться своим оружием, берег силы. Он знал, что без бивы Кагухана можно быстро вымотать.

Двигался демон быстрее, чем любой смертный. Но такому громиле было тесно в таверне, стены сковывали его.

― Да ёкай побери эту проклятую развалину! ― взвыл Кагухан и с размаху разнёс потолок.

Сэндзи отпрыгнул, чтобы не попасть под град обломков, но тут же оказался атакован демоном. Пришлось поднимать нагамаки. И вот уже изящная сталь зазвенела о грубое железо. Как и рассчитывал Сэндзи, Кагухана хватило ненадолго. Его удары становились всё реже, а движения всё медленнее. Без бивы он и правда слабел. Мастер замечал, как взгляд противника то и дело скользит в сторону вожделенного инструмента.

Будто бы в отчаянии, демон рванул к стене, где висел источник его силы. Слишком поздно Сэндзи понял, что это очередная хитрая уловка. В последний миг, изловчившись, Кагухан размашисто пнул старый котелок у очага. И тот, прокатившись по полу, попал прямо под ноги Сэндзи. Не удержав равновесие, мастер опрокинулся на спину. Локоть больно ударился об обломок обрушенной кровли, пальцы разжались и выпустили нагамаки.

― Ха-ха! ― пророкотал демон. ― Я же говорил, что сегодня ты погибнешь от моей руки! Даже сам заклинатель Акито не смог меня победить. С чего ты вообще взял, старик, что у тебя есть хоть малейший шанс? Теперь ты лишился меча, так что принять смерть достойно ― это всё, что тебе осталось.

Мастер Сэндзи рывком откатился в сторону, едва успев избежать удара железной палицы. Оглядел пол, засыпанный обломками стен и битой утварью. Уж слишком далеко его нагамаки, не дотянуться. Но вместо отчаяния и мольбы о пощаде он улыбнулся.

― Ай-яй, какой хвастливый демон, ― произнёс Сэндзи. ― Мне не нужен меч для победы над тобой. Акито был так силён, что одолел и пленил тебя. А мне не составит труда тебя убить, ведь я ― учитель Акито.

Демон застыл, вытаращив глаза, и даже приоткрыл рот от изумления.

― Знаю, тебе интересно, откуда я здесь взялся, ― продолжил Сэндзи, поднимаясь на ноги. ― Это ведь за мной Акито посылал гонцов. Мой ученик хотел видеть на свадьбе того, кто заменил ему отца. Но в то время я обучал боевым искусствам юношей в одном додзё. Было то место затеряно в горах, ни одна тропа не вела к нему. Потому гонцы возвращались ни с чем. А когда меня нашли, оказалось слишком поздно. Вместо свадьбы я попал на похороны.

Кагухан злобно ощерился.

― Именно так, ― рассмеялся он. ― Потому что я убил Акито и его жену! И что же ты, жалкий безоружный старик, противопоставишь мне, владыке демонических легионов?

― А вот её, ― отозвался Сэндзи.

Мастер протянул руку. Между большим и указательным пальцами он сжимал палочку для еды. Ту самую, что упала со стола, перевёрнутого разгневанным демоном.

Вид такого оружия лишь развеселил Кагухана. Демон хохотал так, что его кожа из синей стала тёмно-сливовой.

― Вот так смех, старик! ― произнёс он наконец, утирая выступившие слёзы. ― И как ты собрался этим меня победить? Даже стыдно теперь нападать на тебя, будто на дитя беззащитное. Знаешь, что? Чтобы уравнять наши шансы, я убью тебя голыми руками!

Отбросив прочь железную дубину, Кагухан вытянул огромные лапищи и кинулся на Сэндзи. Мастер смотрел, как здоровенная синяя туша несется на него, но даже не подумал двинуться с места. Вот он уже мог рассмотреть яростно вытаращенные глаза и бугристый от бородавок нос демона. Уродливое лицо Кагухана выглядело ликующим, в своих мыслях он уже победил дерзкого соперника.

Тогда Сэндзи легко оттолкнулся ступнями от пола и взмыл над головой демона. Будто потеряв вес, он описал в воздухе кульбит. Для мастера это не составляло усилий, он делал подобный прыжок столько раз, что тело двигалось словно само по себе. Сэндзи видел, как зрачки-точки демона покатились вверх, как застыли, глядя на его занесённую руку. Руку, сжимавшую палочку. В следующее мгновение её остриё глубоко вошло в точку посреди третьего глаза Кагухана. Сэндзи мягко приземлился за спиной воющего от боли демона. И сразу отлетел кубарем к стене. Обезумев от боли, чудовище металось, круша всё, что подворачивалось под лапы.

Сэндзи тряхнул головой, отгоняя звон в ушах, и спешно откатился на безопасное расстояние. Кровь из раны заливала два оставшихся глаза Кагухана так, что он не видел противника. Но от этого не перестал быть опасным. Мастер поднялся на ноги. Тело ломило от ушибов, но он стиснул зубы, стараясь не издавать ни звука. Улучив момент, прокрался вдоль стены и снял с неё биву.

― Треньк! ― предательски запела струна.

― Я тебя слышу, старик! ― обернувшись, заревел Кагухан.

Мастер поспешил отскочить в сторону. Со всей яростью демон обрушился на стену, у которой он только что стоял. Кагухан вслепую разрушал всё, до чего мог дотянуться, но и теперь Сэндзи умело избегал его ударов. Зажав биву под мышкой, мастер прокрался к очагу.

― Эй, Кагухан! ― выкрикнул он. ― Тут есть кое-что твоё! Приди и возьми свою биву!

Сэндзи размахнулся и бросил демонический инструмент в огонь. Пламя с жадностью накинулось на рассохшийся материал. Страшный крик впился в уши мастера, будто тысячи голосов одновременно стенали от боли. И звук этот тонул в чудовищном вопле демона.

Кагухан устремился на крик и угодил прямиком в огонь. Загрохотало небо, разгромленная таверна закачалась, точно от невидимых ударов. Мастер подхватил с пола свой нагамаки, взял ножны и поспешил покинуть охваченные пламенем развалины.

Беспрерывно хлеставший дождь быстро потушил пожар. Промокший до нитки Сэндзи смотрел на еле чадящие угли ― то, чем стало место, несколько лет служившее ему домом. А когда руины окончательно потухли, долго бродил туда-сюда. На месте очага, от которого осталась лишь груда почерневших камней, он нашёл тлеющую струну и обломанный рог демона. Мастер подобрал их, а затем развернулся и, прихрамывая, побрёл прочь.

 

В сезон Цую дождь набегает за дождём. В такую погоду на перекрёстке в глухом лесу не встретить ни местных, ни пришлых. Мастер Сэндзи был здесь один. Дождь безжалостно хлестал его по впалым щекам, стекал по канавкам морщин. Но он не обращал внимания на стихию. Его блеклые глаза взирали на каменного идола. Невысокого, всего в половину роста человека, а потому неприметного с дороги.

Мастер поставил его над могилой своего лучшего ученика и его жены. Несколько лет назад все, кто уцелел после нападения демона, сбежали из поместья. Сэндзи нашёл тела Акито и Мэйюми и сам похоронил их. В дни, когда он не присматривал за таверной, приходил сюда, чтобы поднести фрукты и цветы. Но сегодня у мастера был для ками21 особый подарок.

― Я одолел того, кто убил вас, ― прошептал старик. ― Теперь вы сможете переродиться.

Его трофеи, рог и струна, легли на траву, которой успела зарасти могила. Будто в ответ на слова мастера небо неистово громыхнуло. В тот же миг яркая вспышка залила тучи, ударив в каменную верхушку истукана. Сэндзи отпрянул, но не смог устоять, мощная сила сшибла его с ног. Знакомое лицо на мгновение возникло перед взором, а потом тьма поглотила его сознание.

Он очнулся, лёжа на мягкой траве. Распахнул глаза и увидел над собой безграничную лазурь неба без единого облачка. Вот и кончился Цую ― сезон сливовых дождей. Сэндзи осторожно поднялся, стряхнул с одежды остатки влаги и комья земли. И с удивлением уставился на идола.

Удар расколол камень ровно на середине. Из места, куда попала молния, всё ещё поднимался серебристый дымок. Вдруг внутри разлома мелькнуло светлое пятно. Мгновение ― и на почерневший камень выползли две большие белоснежные бабочки. Они всплеснули хрупкими крыльями, взмыли в воздух, и, описав круг над головой Сэндзи, растворились в небесах.

― Теперь я точно знаю, что ваши души спокойны, ― тихо произнёс мастер.

И хотя дождь уже давно закончился, на его морщинистых веках заблестела влага.

Примечания

  1. Хаори (яп.) ― вид национальной японской одежды, жакет прямого покроя без пуговиц, надеваемый поверх кимоно.
  2. Цую (яп.) ― сезон дождей, длится с начала июня до середины июля.
  3. 3Футон (яп.) ― традиционная постельная принадлежность в Японии, представляет собой хлопчатобумажный матрас.
  4. Татами (яп.) ― тростниковые подстилки, традиционно используемые в Японии для сидения.
  5. Гуиноми (яп.) ― чашечка для распития саке.
  6. Саке (яп.) ― национальный японский алкогольный напиток, получаемый путём сбраживания риса.
  7. Масару (яп.) ― победитель, лучший во всём.
  8. Токкури (яп.) ― кувшинчик, в котором подают саке.
  9. Бива (яп.) ― щипковый инструмент вроде лютни.
  10. Чиджин (яп.) ― дурак.
  11. Они (яп.) ― демоны-людоеды, изображаются как великаны с чёрной, синей или красной кожей, клыками и рогами. Одеты в звериные шкуры.
  12. Тенгу (яп.) ― хвастун.
  13. Ёкай(яп.) ― фольклорная нечисть у японцев.
  14. Вольный перевод песни Oni-san Kokore Te Nararuho e, поется во время детской игры «Демон с завязанными глазами». Игра по правилам схожа с жмурками.
  15. Бива бокубоку (яп.) ― ёкай разновидности цукумогами ― вещь, которая существовала так долго, что ожила, превратившись в нечисть.
  16. Дзигоку (яп.) ― японский вариант Ада, место обитания демонов-они.
  17. Фукумамэ (яп.) ― букв. «бобы удачи», обжаренные соевые бобы, которые используют в праздник Сэцубун для ритуалов отпугивания демонов.
  18. Нагамаки (яп.) ― японское холодное оружие, состоящее из древковой рукояти с большим наконечником
  19. Мудра (санскр.) ― ритуальный жест.
  20. Канабо (яп.) ― оружие в виде железной дубины с шипами. Считалось, что такими вооружены демоны-они.
  21. Ками (яп.) ― местячковый дух, божок, а также место поклонения ему. Ками могли стать люди, заслужившие при жизни особый почёт либо невинно убиенные.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 3. Оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...