И прибило их ладью к острову безлюдному.   И вступили они на берег скалистый.   Две Праматери и двенадцать чад.   По три дочери и по три сына у каждой.   И вынесли они на берег росток Древа священного.   И посадили его на утёсе высоком.   И пошли от Праматерей два народа великих: народ светлых и народ тёмных.   И отсюда берёт своё начало весь род человеческий...     Из предания о Праматерях

 

— Назовись! — потребовал король.

— Хальм я. Из Сырой долины, из того клочка острова, куда вы загнали мой народ — ответил юноша. Несмотря на возраст, держался он довольно уверенно.

— Не говори то, о чём тебя не спрашивают! Вот уже несколько веков ни один тёмный не вступал на нашу землю. Зачем ты проник сюда? Чтобы выведать наши планы? Или чтобы навредить священному Древу?

— Древо священно для нас не менее, чем для вас.

— Отвечай! Ради чего явился сюда?

Но Хальм молчал. Он смотрел на короля Улуза XVII Могучего сквозь прищуренные от света глаза. Казалось, он не замечал воззрившуюся на него толпу.

— Можешь не говорить. Это уже не имеет значения. Через два дня твой народ перестанет существовать. Отрубить ему голову!

Но горожанам приговор пришёлся не по душе. Они кричали:

— Усекновение! Ветвесожжение! Усекновение! Ветвесожжение!

Площадь единогласно требовала приговорить тёмного к смерти. Не могли лишь определиться к какой. Хальм стоял на коленях точно посередине между троном и боевым костром. Он вытер связанными руками пот со лба и окинул взглядом столпившийся позади него люд.

«Совсем мальчишка, а с королём говорит как на равных», — подумала Олия. Ни она, верховная жрица, ни другие женщины никогда не видели тёмных. Этот ненавистный народ обитал в Сырой долине, куда светлые ходить не смели. Слухи твердили, что тёмные и на людей-то непохожи, и горбаты, и кожа, дескать, у них чешуёй покрыта и глаза в ночи светятся. Но вот один из тёмных, этот связанный паренёк стоит у всех на виду, и нет у него ни чешуи, ни горба и глаза обычные. Такой же человек, только волосы угольно чёрные. «Да он моей старшей дочке в женихи годится», — подумала Олия и тут же опомнилась: с тёмными даже разговаривать возбранялось, а про заключение браков и речи быть не могло.

— Ти-ихо-о-о!! — заорал Ведений и шум на площади рассеялся. От раскатистого баса своего супруга Олия вздрогнула. Ходили слухи, что Ведений мог побеждать врага не только своим мечом и мускулами, но и обращать в бегство одним лишь голосом. Олия знала его как любящего мужа и хорошего отца и в эти слухи не верила, но, услышав его рёв, признала, что это может быть правдой.

Улуз XVII Могучий поднялся с места. Он жестом поблагодарил Ведения и обратился к толпе:

— Не слишком ли жестокую казнь вы просите для шестнадцатилетнего мальчишки? Может, просто отрубить ему голову? Как и Тену? — король указал на старика Дуна и только начинавшего седеть Тена. Они стояли у подножья помоста, на котором возвышался трон. Братья провинились в том, что провели врага в столицу. Караулившие их стражники с нетерпением ждали команды, чтобы приступить к казни. За хорошую репутацию Улуз сжалился над Теном и приговорил его к лишь плахе, в то время как старика Дуна — аж к усекновению. Снисхождения мог ожидать и юный Хальм, но толпа воспротивилась:

— Ветвесожжение! Он же тёмный! Этот червяк заслуживает самого жестокого наказания! Усекновение! Ветвесожжение!

— Что же... Ветвесожжение! Вот мой приговор, — король вернулся на трон и кивнул верховной жрице: приступай.

Олия хотела ответить, но толпа радостно загалдела. Купцы, плотники, сапожники, крестьяне, кузнецы — все они собрались здесь ради душераздирающего зрелища казни. Сколько волнения испытываешь при взгляде на мучающегося преступника! Он стонет, извивается от боли, просит пощады. Твоё сердце замирает при виде нечеловеческих страданий, ты сочувствуешь ему, ты даже представляешь себя на его месте. И всё же ты рад, что он это не ты. Может, когда-то и ты очутишься в его шкуре, но не сегодня.

— Государь, — возразила Олия. — мы никогда не водили тёмных на великое Древо. Я боюсь, как бы он...

— Не наложил на Древо проклятие? Я не верю в сплетни. Народ требует зрелища, и я не вправе им в этом отказать. Но если поведение тёмного покажется тебе подозрительным, ты знаешь что делать. Кинжал у тебя есть.

Самое неприятное в обязанностях жрицы — исполнение казни. В этом есть суровый рок. Жрица, чья святая обязанность состоит в том, чтобы оберегать людей от бед, продлевать им жизнь, в то же время сама под эту жизнь подводит черту.

Связанного Тена оставили на площади, где угрюмый палач натачивал камнем секиру. Старика Дуна и юношу стражники подхватили под локти и повели к Древу вслед за верховной жрицей.

Древо... Главная святыня человечества. С вершины утёса оно бросает исполинскую тень на всю столицу. Две легендарный Праматери посадили его тысячу лет назад. Тысячу лет под ним плещется морской прибой. Тысячу лет над ним возвышается лишь небо. Две дюжины человек, выстроившись вокруг, не могут обхватить его мощный ствол. Громадные корни раскалывают утёс и уходят в сердце земли. И лишь засохшая верхушка портит его величие.

Великое Древо знаменует мощь всего рода людского. Каждая его ветвь духовно связана с человеком, живим или уже умершим. Родится младенец, и на материнской ветви появится зелёная почка. Заболеет человек, и начнёт вянуть ветвь. Заведётся в коре личинка, и сляжет человек с древесный недугом. А если ветка сломается...

Процессия во главе с верховной жрицей двинулась к священному Древу. Четверо стражников в кожаных доспехах вели арестованных. Те плелись с неохотой, и их то и дело приходилось подталкивать. Их подвели к стволу, и Тарута, помощница верховной жрицы, опоясала их верёвками, концы которых уходили к вершине Древа. Каждая верёвка была достаточно длинной и позволяла преступнику перемещаться по всей кроне, но до земли не дотягивалась. При виде удивлённого взгляда Хальма, помощница сурово предупредила:

— Это на случай, если вздумаете спрыгнуть с Древа.

— Зачем нам прыгать с Древа?

— Очевидно, чтобы избежать куда более ужасной смерти. Учтите, чтобы найти ваши ветви, вы нам сами ненужны. Достаточно ваших отрубленных рук. Так что второй раз на Древо не поведём.

Они поднимались по стволу. Каждая ветвь, каждая складка коры служили ступеньками. Олия хорошо знала эту дорогу. Половину жизни она выполняла свой священный долг. Она изучила все изгибы могучего ствола. Сколько раз ей приходилось подыматься этим путём, неся на поясе орудие смерти — серебряный кинжал, передаваемый от верховной жрице к верховной жрице!

— Казнят человека не за что, — ворчал Дун. — Мальчишку приютил, накормил, дорогу показал. Ну и что, что он тёмный. Что же мне его убивать, коль с мирными намерениями пожаловал. Но ладно меня, чем мой брат провинился? За то, что знал, но не донёс? Глупость какая. Доброта наша нас же и сгубила, — Дун споткнулся о сучок и едва не упал. — Эй, стражники, не гоните пожилого человека! Я сам когда-то стражником был, тоже преступников по Древу водил, да уж не думал, что снова здесь окажусь. Не толкайте, может, и вы по моим стопам пойдёте.

— Замолчи, старик, — осадила его Тарута. — Знаешь, сколько сетований таких мы уже слышали? Все считают себя невиновными. Кого не спросишь, то нужда заставила воровать, то злость вынудила мстить, то страх прогнал с поля боя, как будто своим рукам да ногам не хозяева.

Олия хорошо знала Дуна. Он ей всегда казался хмурым, но добрым в душе дедушкой. Когда она была ещё неопытной жрицей, он рассказывал ей, как аккуратно шагать по кроне Древа, чтобы не свалиться. А позже она неоднократно лечила его от древесных недугов. Олия помнила, где находилась его ветвь и направилась прямо к ней. От этого у неё защемило в груди. Ведь если бы она не знала расположения ветви, они бы потратили уйму времени, чтоб её найти, и старик бы прожил целым и невредимым ещё немного.

Голые ветви, по которым они теперь шли, принадлежали недавним предкам Дуна, его прапрапрапрапра- и ещё несколько раз пра- бабкам. Ветви сузились настолько, что нескольким людям идти по ним становилось опасно. Дуна пустили вперёд одного. Стражник держал в руках верёвку, готовый в любой момент одёрнуть арестованного или же столкнуть с Древа. И хотя цель поиска Олие был известна, требовалось убедиться, что ветвь, действительно, принадлежит старику. Ни в коем случае нельзя ошибиться и обречь на жестокую смерть невинного.

Что чувствует человек, когда дотрагивается до своей ветви? Разве можно это передать словами? По его коже пробегают мурашки, волосы встают дыбом, а глаза начинают слегка светиться. Человек перестаёт ощущать время и пространство. Он не слышит звуки, голоса. Он забывает о своих тревогах. По его телу разливается блаженство.

Каждый хотел бы это почувствовать, но на Древо разрешалось ходить только в сопровождении жриц да специально обученных стражей. Олия была жрицей, даже верховной. Она могла в любой день дойти до своей ветви и насладиться этим блаженством, но не имела права. Но пару раз она запрет всё-таки нарушала, а потому знала это ощущение. Да ведь кто из жриц хотя бы раз не поддался соблазну?

В отличие от тёмного, Дун не боялся высоты и уверенно шёл по раскачивающейся ветви. До её конца оставалось ещё несколько шагов. Внезапно один из зелёных побегов зашевелился и загнулся в сторону приближающегося человека. Побег скрутился колесом, стремясь дотянуться до Дуна, как и Дун вытянул вперёд связанные руки, чтобы коснуться хотя бы одного листа. Но ему это не удалось: стражник дёрнул за верёвку, приказывая возвращаться. С большой неохотой старик поплёлся назад. Ветвь вновь распрямилась.

Внизу на площади раздался звук удара, за ним последовало ликование толпы. Густая крона скрывала город, и никто на Древе не видел происходившего. Но в тот же миг соседняя с Дуновой ветвь почернела и засохла. Её листья пожухли и жёлтым облаком посыпались вниз.

— Брат! Прости... — простонал Дун и хотел упасть на колени, но стражник его удержал.

У Олии стало нехорошо на душе. Мало того, что она обрекает на мучительную смерть знакомого человека, так и ещё и в столь тяжёлый для него момент.

— Извини, Дун, но я...

Старик быстро пришёл в себя:

— Делай своё дело, доченька.

Олия вытащила кинжал, опустилась на четвереньки, ползком добралась до ветви Дуна и срезала её. Старик издал тяжёлый стон. Нет, Дун не умер, не рухнул без сил. Он продолжал стоять как ни в чём ни бывало. Но казнь через усекновение неспроста считалась самой жестокой. Ему предстояла долгая неделя тяжёлых мук. Его будет сковывать ужасная боль и терзать жажда, истощая его силы. Он будет медленно усыхать, как будет усыхать его ветвь.

Двое стражников отвели старика вниз и стали ждать под Древом. Жрицам ещё предстояло найти ветвь тёмного. Они вместе с арестованным и оставшимися двумя стражниками приступили к обходу. Пленника подводили к каждому побегу и проверять, не тянется ли он к человеку.

Верховная жрица понятия не имела, в какой части Древа может быть искомая ветвь. Их остров огромен и на нём живут тысячи человек. Невозможно запомнить, какая ветвь кому принадлежит. А когда-то светлых было гораздо больше. Предания гласят о сотне тысяч людей! И ещё столько же тёмных. Представить невозможно, как все помещались на одном, пускай громадном, но всё же острове. Тогда, пять веков назад, с тёмными ещё не воевали. Их ненавидели, их гнали, их проклинали, им запрещали вступать на территорию светлых, но войны не было. В ту эпоху Древо покрывалось зелёной листвой целиком. Но с тех пор, как Улуз III зажёг первый боевой костёр, когда положил начало пятивековой кровавой распре, королевство пришло в упадок. После каждой победы над тёмными по деревням проносился мор. Целые селения сходили в могилу, вырастали новые кладбища. В кроне великого Древа появлялись проплешины. Всё больше и больше ветвей засыхало и сбрасывало листву. Ныне же голым было всё Древо окромя нижних ветвей. Многие полагали, что мор вызван древесным недугом, но сколько бы жрицы прошлых лет не искали на сучках червоточины, плесень или мох, всё было тщетно. В народе твердили, что тёмные их прокляли и единственное спасение — очистить весь остров от скверного народа.

«Как выглядит ветвь тёмного?» — размышляла Олия. — «Чем-то же они должны отличаться от наших ветвей». Но сколько ни напрягалась, она не могла припомнить, чтобы на Древе были какие-либо особенные ветви. Тарута словно прочитала её мысли:

— Если бы мы знали, какие из ветвей принадлежат тёмным, мы бы давно победили. Представь, можно было бы просто их срезать и все тёмные умерли бы в ужасных мучениях. И королю не пришлось бы вести людей на войну.

— Не представляю, чтобы король делал, если бы не было войны.

— Женился бы, конечно. Он же такой сильный, такой красавец. Любая бы захотела его в мужья даже помимо того, что он король.

— Ты всё ещё надеешься, что он тебя заметит? Ведь ты всего лишь одна из десятков жриц, пускай даже и старшая после меня.

Молчавший всё время Хальм неожиданно заговорил:

— Олия... Тебя же так зовут? Старик Дун сказал, что ты не откажешь в помощи.

— В помощи? Так то я казнить тебя веду. Чем я тебе могу помочь, коли ты скоро умрёшь?

— Не мне, а... — юноша замялся и с подозрением уставился на Таруту. Больше он не произнёс ни слова.

День близился к концу. Олия едва держалась на ногах и рисковала упасть с Древа. Стражники жаловались на усталость. А ветвь тёмного до сих пор не нашли. Так вся процессия ни с чем вернулись на площадь. Толпа давно разошлась. Лишь Улуз XVII со свитой терпеливо дожидался окончания казни.

— Как это не нашли ветви?! — вскипел король. — Значит, плохо искали!

— Но мы обошли всё Древо трижды, — пристыженно отвечала Олия.

— Человек не может жить без ветви. И кому, как не тебе, жрица, это знать, — Улуз вдруг задумался. — Или же у них есть своё Древо, спрятанное в Сырой долине. Эй, тёмный, где ваше Древо?

— У нас нет священного Древа окромя вашего.

— Врёшь! — от злости Улуз XVII подпрыгнул со своего места.

— Не врёт, — ответила Олия. — В предание говорится лишь об одном Древе для обоих народов: «И прибило их ладью к острову безлюдному...»

— Тогда где она? Где его ветвь?! — перебил её король.

Верховная жрица ответить не успела. Старик Дун, от которого никто не ожидал такой прыти, вырвался из рук стражников и бросился к алтарю. На алтаре — так называли большой плоский камень по правую руку от трона — лежали срезанные ветви всех преступников, приговорённых к усекновению. За многие века накопилась здоровенная куча прутьев. Многие из них рассыпались от времени в труху. Связанными руками Дун схватил свою ветвь, которую туда недавно возложила Тарута, и воткнул в землю. Затем он кинулся к стоявшему недалеко чану с водой, чтобы полить росток, но не успел. Стражники скрутили его и поставили на колени перед королём.

— Ничего, ничего! Я вас всех переживу, — огрызался старик, видя как Тарута возвращает ветвь на алтарь.

— Бесполезно, — заметил Улуз. — Многие до тебя пытались. Это не продлит твою жизнь и уж точно не спасёт тебя. Ни ветвь не может жить без Древа, ни человек без своего народа. Ты теперь отщепенец, изгой, оторванный лист. Ты будешь медленно увядать и мучиться за свои грехи. А с этим, — король указал на тёмного, — так уж и быть, разберёмся после битвы.

Битва. Последняя битва с тёмными. К ней готовились много лет. Всё это время сотни лазутчиков пытались проникнуть в Сырую долину, в это хмурое ущелье с отвесными скалами, вечно покрытое туманом, чтобы выведать слабые места врага. И только недавно разведка завершилась успехом. Один из солдат обнаружил пологий скат, по которому, как по тропе, можно незаметно спуститься в долину и застать врага врасплох.

На утро горожане хлынули ко дворцу. Уже неделю посередине площади горел громадный костёр, предвещавший военный поход. Перед троном выстроились прямоугольные колонны вооружённых солдат. За три месяца Улуз собрал чуть ли не всех мужчин острова, способных держать оружие. Позади армии теснилась толпа из женщин, детей и дряхлых стариков. Кто-то желал победы, кто-то плакал, кто-то просто пришёл поглазеть на редкое зрелище.

— Ти-ихо-о-о!! — вновь заорал Ведений. Он командовал правым флангом. Улуз возложил на его полк задачу захватить дворец короля тёмных. Ведению он доверял как самому себе. Олия гордилась своим мужем и в то же время боялась за него. Каким бы он ни был хорошим воином, он всё же не бессмертный.

— Сегодня великий день! — торжественно произнёс король. — Сегодня мы отправляемся в поход, чтобы раз и навсегда покончить с тёмными, с этим проклятым народом, что пятнает наш остров. Десять лет назад Улуз Шестнадцатый, мой отец, на смертном одре велел мне завершить то, с чем не справился сам: избавить остров от скверны! И сейчас, как никогда, мы близки к тому, чтобы захватить неприступную долину! Я сам поведу армию в битву. — Улуз взмахнул рукой в сторону гавани. — На корабли!

Полки двинулись мимо Древа к заливу. Толпа с криками и рыданиями провожала их до самого берега.

— Будь осторожней, прошу, — умоляла Олия мужа. — Как бы я хотела, чтобы ты остался дома.

— Закон меня обязывает сражаться. А закон превыше всего. Ведь так? Но не бойся за меня. Если мы в этот раз победим, то мне никогда больше не придётся воевать. Будет просто не с кем.

Корабли скрылись за изгибом берега. Они поплыли к противоположной части острова, туда, где среди отвесных скал пряталась Сырая долина. Оставшиеся горожане разошлись по домам.

На опустевшей площади недалеко от боевого костра протянулась шеренга вкопанных столбов. Под двумя из них сидели Дун и Хальм. Длинная цепь, которой они были прикованы к столбам, позволяла перемещаться в круге радиуса пяти шагов и даже приближаться к костру.

В обед Олия принесла старику воды. Вокруг арестованных вечно толпилась кучка детишек. Кто же упустит шанса посмотреть на усечённого! А тут ещё и сам тёмный в оковах — экзотика. Дун выглядел погрустневшим, но пока довольно бодрым. Он выхлебал целый ковш и попросил ещё.

— Лишний ковш не утолит твою жажду, — сказала верховная жрица. — Ведь в воде нуждаешься не ты, а твоя ветвь. Но ветви получают воду только от корней.

— Жаль я в битве не участвую. Уж лучше от ран помереть, чем тут, как собака, сдохнуть!

Олия наполнила в чане ковш и протянула Хальму, но тот рукой его отодвинул. Дождавшись, когда рядом никого не будет, жрица обратилась к тёмному:

— Ты меня просил о помощи?

— Да. Спаси мою мать. Её зовут Нефелия. Она болеет. Одна знахарка сказала, что у неё древесный недуг.

— И ты это говоришь в тот момент, когда наши воины вот-вот ворвутся в Сырую долину и перебьют всех тёмных?

— Она не в Сырой долине. Она с моими братьями и сёстрами укрывается в одной опустевшей из-за мора деревне.

— Закон запрещают вам помогать. Мой муж вечно твердит, что закон превыше всего. Ты же видел суд над стариком.

— Жрица, послушай. Через полдня, максимум через день от моего народа никого не останется. Вы, светлые, будете владеть всем островом. Но какой ценой! На вашей совести будут тысячи жертв, зарезанных отцов, жён, детей. Так сохрани же жизнь хоть одной семье!

— Я... я не могу.

Олия собиралась уйти, но Хальм бросил ей вслед:

— Старик Дун посоветовал обратиться к тебе. Не к Таруте, не к какой-либо другой жрице, ни к королю, а именно к тебе. Дун утверждает, что у тебя на всём острове самое доброе сердце.

На следующее утро началась битва. Ни по морю, ни по суше король не высылал никого из вестовых. Тем не менее, вся столица знала, что сражение началось, потому что с Древа посыпались листья. Сотни женщин расселись на утёсе и вперили взгляд в громадную крону. Они не видели самой битвы, но они могли узреть всю её жестокость. Листопад усиливался. Вся земля под Древом покрылась жёлтым ковром. А где-то там, в Сырой долине, землю устилали трупы. Женщины всхлипывали при каждом опадающем листке, ведь это мог в данную минуту умирать муж или сын любой из них.

Олия снова принесла воды Дуну. И снова вокруг столбов толпилась ребятня. От еды старик отказался, но воду поглощал с жадностью. Под глазами появились мешки, видно, ночь провёл плохо.

— Тело болит. Будто все кости сломаны. Не знаешь, где похоронили моего брата? Хотя зачем мне это теперь...

Хальм ждал Олию с нетерпением. Он выступил ей навстречу насколько позволял цепь.

— Где? — спросила его Олия, с опаской поглядывая на окружавших их детей.

Юноша понял с полуслова и с радостью описал, где спряталась мать.

Скошенная мором деревня оказалась недалеко от столицы. В ней почти не осталось целых домов. За десятки лет они развалились и превратились в кучу покрытых мхом брёвен. Олия заметила свет в одном из окон.

— Нефелия? Ты здесь? — она слегка толкнула дверь. Не успела жрица сделать шаг, как сильная рука схватила её за плечи и повалила на пол. Олия застонала от удара. Её начало подташнивать.

— Ты пришла добить нас? Вам мало убитых? Откуда ты знаешь моё имя?

Низкий голос принадлежал женщине с крепким телосложением. Она склонилась над незваной гостьей, приставив к горлу нож. От засаленной одежды несло рыбой и морем. Жрицу поразили волосы тёмной цвета ночи. У светлых могли быть лишь рыжие, русые, даже коричневые локоны, но не чёрные. Олие всегда казалось, что женщина с чёрными волосами должна смотреться ужасно. К её удивлению, тёмная выглядела вполне привлекательно.

— Я от Хальма. Хочу помочь. Я принесла еду, — ответила Олия.

— Тогда почему у тебя на поясе кинжал?

— Я верховная жрица. Он ритуальный, и я с ним не расстаюсь.

— Что с моим сыном? Он жив?

Нефелия неуверено отпустила гостью и помогла ей встать. Олия рассказала про Хальма, про суд и про безуспешную попытку казни.

— Зря он пошёл туда. Я ему запрещала. Но он не послушался.

Тёмная вдруг зашаталась и плюхнулась на лавку.

— Ой, голова кружится.

Олия поднесла руку к её лбу.

— Да у тебя сильнейший жар! Как ты ещё ходишь?

Она уложила Нефелию и укрыла попавшимся под руку одеялом. Сбоку раздался шорох. Из соседней комнаты на светлую незнакомку с удивлением и страхом в глазах взирали пятеро детей.

— Почему Хальм сказал, что у тебя древесный недуг? От таких недугов бывает боль в теле, сыпь на коже, онемение конечностей, но не жар.

— Он хороший рыбак, как и его отец. Пусть вода тому будет пухом.

— Рыбак? Причём здесь это?

— Он поставил наживку и ты на неё клюнула.

— Что? Так значит рассказ по знахарку ложь?

— Нет, это правда. Но ни я, ни Хальм не верим, что мой недуг древесный, хотя никакие травы не помогают. Он просто хотел, что ты обо мне позаботилась, — тёмная вздохнула и добавила: — В Сырой долине воздух слишком промозглый. Если дело не в древесном недуге, то лучше мне там не быть. К тому же мы слышали, что светлые что-то замышляют. Поэтому мы на свой страх и риск перешли сюда. Поближе к вашей столице, где нас вряд ли будут искать.

На другой день Олия опять навестила арестованных. Старику было плохо. Он с трудом вставал с места. Щёки ввалились, из боков торчали масла. Но при виде воды бросился к ковшу.

— Зачем ты ему помогаешь? — спросила неожиданно возникшая за спиной Тарута. — Лучше подумай, как достойно встретить короля, когда он вернётся с победой. Я приказала срезать как можно больше цветов, что выстелить ими дорогу. Это лучше, чем тратить время на сохнущего старика.

Олия промолчала. Её снова начинало тошнить. Вместо неё ответил Дун, у которого после двух выпитых ковшей развязался язык:

— Всё надеешься, что король на тебе женится? Да-да, все знают, что ты по нему сохнешь. Как, вон, моя ветвь на алтаре. Да только не до женитьбы ему. Он так занят своими государевыми делами, что на женщин даже не смотрит.

— Замолчи! Вот стану верховной жрицей, тогда он меня точно заметит! К тому же после окончательной победы дел у него поубавится.

— Это как ты собираешься стать верховной жрицей?! — возмутилась верховная жрица. Но Тарута не ответила.

Олия подошла к Хальму и лишь молча кивнула. Хальму не терпелось расспросить про мать. Но его вновь удержало присутствие Таруты.

Вскоре армия светлых вернулась с победой. Королевство ликовало! Улуз закатил грандиозный пир. Рассказывали, что солдаты успешно проникли в Сырую долину и, как ожидалось, захватили жителей врасплох. Несмотря на это, битва далась очень тяжело. Враг сражался насмерть, понимая, что отступать некуда. К концу дня в долине не осталось в живых ни одного тёмного. Улуз приказал сжечь все их поселения.

— Представляешь! Я размозжил черепа страже и ворвался в тронный зал, — с жаром выпалил Ведений своей жене. — Там сидел король тёмных и с ужасом на меня глядел. Он схватил меч, стремясь подороже продать свою жизнь. Я бросился на него, но приказ «Оставь его мне!» вынудил меня отступить. Это кричал Улуз. Он возжелал расправиться со своим врагом лично и, таким образом, отобрал у меня самый ценный трофей: корону короля тёмных!

— Ты молодец. У меня для тебя подарок, — улыбнулась Олия.

— Какой может быть подарок для человека, который захватил целый дворец!

— У нас будет ещё один ребёнок.

— Шестой?!

Олия кивнула. Ведений так обрадовался, что подхватил могучими руками жену и закружил на головой.

— Поставь меня на землю, я уже не девочка! — кричала, смеясь, Олия.

Всеобщее веселье по случаю победы длилось недолго. Уже на следующий день торжество сменилось трауром. По деревням вновь пошёл мор. Как и после предыдущих сражений, сотни мужчин и женщин слегли от недуга. У них появилась слабость, пропал аппетит, некоторые не могли даже встать с постели. Всех их мучила жажда. Жрицы носились от одного к другому, не зная, чем им помочь. Они искали причину на Древе, полагая, что нечто случилось с ветвями. И как во все века их предшественницы, жрицы не могли найти проблему. Ветви выглядели совершенно целыми, только слегка подсохшими.

— Странно. Как будто всех этих больных приговорили к усекновению, только ветви не обрезали, — удивлялась Олия.

— Пережить бы эту напасть, а дальше будет легче. Нам больше не придётся сражаться с тёмными, а значит, такого никогда не повторится, — обнадёживала Тарута.

Среди вызванной мором суматохи Олия не забыла и об арестованных. Дун стал совсем плох. Он отощал и сильно побледнел. То и дело стонал.

Олия вновь наполнила в чане ковш и уже двинулась в сторону Хальма, но застыла как вкопанная. Она не могла поверить своим глазам. Юноша сидел к ней боком практически рядом с костром. Он выглядел так же как всегда, если не считать волос. Они стояли дыбом, словно иголки ежа! Когда Олия подошла ближе, то заметила нечто тонкое и чёрное. Оно тянулось из земли и охватывало ногу юноши. Лицо Хальма расползлось в блаженной улыбке. Едва он заметил Олию, как тут же освободил ногу и спешно принялся засыпать чёрный отросток рыхлой землёй. Тот всё равно вырывался из почвы и тянулся к юноше. В конце концов Хальм закопал его насовсем, и волосы вновь опустились.

— Не может быть! — воскликнула Олия. Она прочертила взглядом линию от ноги Хальма через костёр, через королевский дворец вплоть до черневшего за ним Древа. До ствола было в два раза дальше, чем до ближайшей ветви. Неужели дотянулись досюда?

Не теряя ни минуты, Олия помчалась во дворец. Улуз XVII сидел, развалившись в обитом алой тканью кресле. Он с интересом разглядывал груду валявшихся подле него золотых украшений. Все они были добыты в Сырой долине. По обе стороны зала сидели писцы и тихо скрипели перьями. Возле стен торчали солдаты. Приходу Олии король откровенно удивился:

— Жрица? Что ты здесь делаешь? Я только что приказал тебя арестовать.

— Меня?!

— Солдаты направились к тебе домой, но, похоже, вы разминулись.

— Но за что, государь?

— Введите тёмных!

За дверьми раздался детский плач. Послышались глухие удары и визги. Вскоре показался десяток солдат. Они толкали перед собой измученную женщину и пятерых хныкающих детей. Тёмные щурили глаза от яркого дневного света. Олия узнала Нефелию. Та тоже заметила верховную жрицу, и её зрачки зло сверкнули. Похоже, кто-то выследил Олию. Но кто?

— Ах ты предательница! Гадина! Надо было тебя там прирезать! — проклинала её тёмная.

— Рассказывай, жрица, зачем ты к ним ходила? — король постучал пальцами по подлокотнику. — Впрочем, не нужно. То, что ты у них была, — неоспоримый факт. Стража, задержать её.

Двое солдат отошли от стены и встали по обе стороны от Олии.

— Вы не можете меня арестовать, я верховная жрица!

— Твои обязанности переходят к Таруте.

— К Таруте?!

— Да, теперь я верховная жрица, — голос раздался откуда-то сбоку. Олия так волновалась, что не заметила скромно сидящую около писцов Таруту. Она дожидалась ареста своей начальницы. — Это я тебя выследила. Когда мы на Древе искали ветвь тёмного, я слышала, как тот тебя о чём-то просит. С тех пор я не спускала с тебя глаз.

Тарута подошла к Олие и отвязала от её пояса ритуальный кинжал.

— Приговариваю её к усекновению. А этих — Улуз лениво указал на Нефелию с детьми — на плаху. И мальчишку того... Как его? Хельм? Хольм?.. Тоже.

Стражники подхватили Олию под локти и собирались увести, но та воскликнула:

— Государь! Их нельзя убивать. Иначе мы все погибнем!

Улуз XVII разглядывал очередной перстень. Он примерил его, с трудом снял с пальца, швырнул в общую кучу и с неохотой спросил:

— Почему?

— Мы тщательно искали на Древе ветвь Хальма, но не нашли. Потому что её там нет. Как и вообще ветвей тёмных.

— Но ты же сама говорила, что у человека не может не быть ветви. В доказательство приводила предание.

— Корни! Они духовно связаны с корнями Древа. Как у нас дочерняя ветвь является отростком ветви матери, так и у них дочерний корень исходит из материнского корня. Вот почему тёмные дню предпочитают ночь, вот почему они живут посреди тумана, вот почему они прятались в Сырой долине!

— Ты уверена?

— Да. Я видела, как Хальм дотрагивался до корня. Он испытывал тоже блаженство, что и мы, когда касаемся своей ветви. Его волосы стояли дыбом! Корень проходит под боевым костром. Именно от этого у его матери был жар, — она показала на Нефелию. — Каждый раз, когда мы или наши предки убивали тёмных, корни засыхали. Именно поэтому после каждой нашей победы на деревни нападал мор. Государь, понимаешь ли ты, что это для нас значит?

— То есть мы могли не штурмовать ценою наших жизней Сырую долину, а одним разом уничтожить тёмных, всего лишь обрубив все корни? — воскликнул король. Но тут же понял, что сказал глупость. — Что же получается, нам теперь нужно не уничтожать оставшихся тёмных, а заботиться о них? Но я давал клятву отцу, что положу жизнь, чтобы перебить всех тёмных! Как быть?.. — король вновь постучал по подлокотнику. — А сможет ли Древо просуществовать лишь с одним живым корнем?

Олия задумалась.

— Не знаю. Но, боюсь, у нас нет другого выхода.

Король нахмурился. Все эти годы он верно следовал клятве и всё ради того, чтобы ныне в корне её нарушить. В корне... Улуз скривил лицо. Но что поделать, коли все его предки ошибались. И цена этой ошибки может быть непомерна. Он обратился к стражникам, державшим Олию:

— Отпустите её. Тарута, верни кинжал.

— Как?! — обомлела девушка. Её план стать верховной жрицей готов бы рухнуть.

— Тёмных развязать, найти им дом, накормить и поставить им охрану, чтобы никто не вздумал на них даже пальцем показать. Эй, писцы! Я отменяю закон, запрещающий помогать тёмным. С этого момента, запрещается причинять им какой-либо вред. За ослушание — ветвесожжение.

— Но государь! — выступила вперёд Тарута. — Ты не можешь её отпустить. Ведь она нарушила закон до того, как ты его отменил! А закон превыше всего!

— Хм... Она права, — усмехнулся король. — Тогда снова арестовать и отправить её на усекновение. — Глядя на испуганную Олию, он добавил: — Жаль Ведения, надеюсь, он поймёт. Ведь он всегда чтит закон. Тарута, подымается ветер, ночью будет гроза, поэтому казнь надо провести поскорее.

— Но если вы срежете мою ветвь, то погибну не только я, но и пятеро моих детей! — заметила Олия. — Даже шестеро!

— Ничего не поделать, — равнодушно произнёс король и вновь принялся разглядывать драгоценную добычу.

Как только за арестованной закрылась дверь, Тарута подошла к королю.

— Не желает ли государь уделить немного времени новой верховной жрице?

— Иди и приготовь всё к казни, Тарута. Мне сейчас не до тебя, — угрюмо отрезал Улуз.

Оставшиеся полдня Олия прожила словно во сне. Она почти не помнила, как оказалась в тюрьме, как прибежал её муж, утешал её, громко проклинал Таруту и шёпотом — короля, как её на глазах у толпы повели к Древу, как Тарута обрезала её ветвь, как её, падающую от изнеможения, поволокли на площадь и надели цепь, которая раньше сковывала Хальма.

Она пришла в себя, лишь когда стемнело и хлынул дождь. Олия вспомнила всё и заплакала. Слёзы смешивались с каплями ливня и уходили в землю. Она прорыдала более часа, пока ей не стало легче.

— Вот уж не думал, что ты, доченька, тоже здесь окажешься, — прохрипел Дун. Он настолько отощал, что стал напоминать скелет. Со дня его казни прошла почти неделя. Из-за невыносимой боли он не мог пошевелиться. И лишь смягчивший нестерпимую жажду дождь придал ему сил.

Чёрное небо разрезали молнии. Гром сотрясал землю. Дождевые потоки бежали по улицам через весь город. Шквалистый ветер валил Олию на землю. «Простужусь» — подумала она, но тут же осознала, что это уже неважно: ветвь срезана, а значит, так или иначе погибнет.

Налетел резкий порыв. Захлопали калитки, затрепетали знамёна, заскрежетали заборы. Оглушительный грохот донёсся со стороны утёса. Олия в ужасе подпрыгнула с места. Она решила, что молния ударила в землю. Но она бросила взгляд на утёс и обомлела: священное Древо лежало на боку. Буря вырвала его с корнем.

На заре по городу разнесся набат. Жители в ужасе сбегались на утёс. Они глазели на поваленное Древо и не понимали, как такое возможно. Тысячю лет оно простояло на возвышенности. Никакие вихри, никакие шторма, ураганы не могли его одолеть. А сейчас... Неужели это конец всему человечеству?

Площадь тем временем пустовала. Лишь только Олия да немощный Дун оставались прикованные к столбам.

— Олия! — донёсся тихий окрик.

Жрица оглянулась. К ней бежали Ведений и Нефелия. Ведений подскочил к жене, наспех её поцеловал и принялся возиться со связкой ключей.

— Откуда они у тебя?

— Придушил одного стражника.

— Что?! А как же закон?

— Плевать на закон. Тс-с-с-с, надо бежать.

— Но куда и зачем? Древо упало! Теперь все погибли!

— Есть ещё шанс! — и обратился к тёмной: — Где он?

Нефелия разгребла почву и извлекла чёрный отросток, случайно обнаруженный Хальмом. Вместе с Ведением они начали тянуть отросток из земли, пока из-под потухшего от дождя кострища не показался здоровенный корень. Нефелия провела по нему рукой, её волосы встали дыбом. Она дошла до его основания и волосы опустились.

— Дальше корень моей покойной матери. Режь здесь. Где твоя ветвь? — сказала она, обращаясь к Олие.

Ведений швырнул уже ненужные ключи Дуну и бросился к алтарю. Через мгновение они втроём спускались по узкой тропе к морю. У берега на мелководье стояли несколько ладей. В одном из них сидели дети Олии и Нефелии.

— Мама, сюда!

Хальм бросился поднимать парус. Матери он указал на подножье мачты:

— Корзина с землёй там. Быстрее закапывай!

Ведений помог женщинам запрыгнуть в ладью. Нефелия ножом сделала надрезы на корне и на ветви, соединила их и плотно обмотала куском верёвки. Затем закопала полученное деревце в громадную корзину и полила водой из кувшина. Помимо кувшина Олия заметила на корабле тюки с вещами и запасы еды. Ведений и Нефелия явно подготовились.

— Я их задержу на столько, сколько смогу. Плывите как можно дальше от этого проклятого острова, — скомандовал Ведений.

— А как же ты?

Олия с удивлением уставилась на мужа.

— Моя ветвь осталась там, на Древе. Я обречён, как и все остальные, — Ведений на секунду замялся. — Прости, что уделял тебе так мало времени.

— Вон они, на корабле! Схватите их! — донёсся с утёса голос Улуза.

Ведений поцеловал жену и столкнул ладью в море. Ветер надул парус и погнал судно прочь от берега. По узкой тропе к воде спускался отряд стражников. Ведений выхватил меч и преградил им дорогу.

Олия слышала лязг стали и видела бой. Ей казалось, что путь к лодкам преграждает не один её муж, а целая армия — такой стоял шум. Олия никогда не видела мужа в сражении. И сейчас смотрела на бой с восхищением, хотя ей следовало бы плакать.

— Ведений! Ведений... — шептала она.

Волны постепенно скрывали берег. Вскоре он превратился в тонкую полосу, над которой возвышался гигантский контур поваленного Древа. Звон клинков утонул в шуме прибоя. Олия взглянула на детей. Они смотрели на битву и всхлипывали.

— Неужели это он с самим королём дерётся? — спросил Хальм.

И действительно, тропа была узка, и Ведений крошил солдат одного за другим. Вокруг копились баррикады из трупов, пока против него не выступил сам Улуз XVII. Два могучих воина сошлись в смертельном поединке. Чем закончилось противостояние, беглецы так и не узнали: волны скрыли берег.

Нефелия облегчённо вздохнула. Её казалось, что они уже спасены. Но Хальм в ужасе закричал:

— Нас догоняют!

На фоне удаляющейся суши проступили силуэты кораблей. Значит, Ведений уже мёртв. Как и беглецов, их подгонял ветер, но за вёслами сидели солдаты. Отставание стремительно сокращалось.

— Древо! Оно горит! — закричала Нефелия, указывая в сторону берега.

Иссохшую исполинскую крону охватывало высоченное пламя. Оно мгновенно распространялось по голым ветвям. Гиганский костёр взвивался до небес.

— Но Древо не могло само загореться, — заметила Олия. — Неужели его кто-то поджог?

Ладьи настигали. На носу ближайшей из них стояла Тарута. Она с ненавистью вперилась в Олию.

— Глядите! Что это с ними?

Хальм указывал на сидевших за вёслами гребцов. Один за другим, они вскрикивали, подскакивали с места и начинали чернеть. Сквозь их кожу изнутри пробивался алый свет. Волосы и одежда мгновенно тлели и спадали вниз. Как только свет гас, тело, ставшее угольно чёрным, замирало и рассыпалось кучей пепла.

— С ними происходит то, что они хотели сделать с тобой: ветвесожжение, — пояснила Олия.

Нос корабля преследователей ударился в корму беглецов. На нём уже не осталось никого из солдат, и судно двигалась по инерции. Уцелела лишь Тарута. Она запрыгнула в ладью к беглецам. На пути встал Хальм, но она его с лёгкостью столкнула за борт. Жрица накинулась на Олию и повалила на дно. Она почти дотянулась до деревца, но Нефелия её оттащила. Женщины вцепились в волосы друг другу. Оглушительный визг пронёсся над морем. Тарута толкала Нефелию за борт, в то же время не давая Олие подняться на ноги. Дети сгрудились на носу корабля и с ужасом взирали на поединок.

— Древо умерло! Ты всё равно погибнешь. Так позволь нам спастись, — молила Олия.

— Я не дам вам уйти! Я верну корень Улузу. Я должна это сделать! А ты... ты возомнила себя Праматерью?! Не дождёшься!

Тарута вырвалась из хвата Нефелии и столкнула её за борт. Она вновь бросилась к деревцу, но Олия поставила подножку и жрица рухнула поверх. Они катались по дну корабля, вот-вот рискуя опрокинуть корзину с землёй. Силы Олии начали таять. Возобновилась тошнота. Противница почти вырвалась.

Тарута вдруг истошно закричала. Она упала на Олию и схватилась за своё лицо. На коже появились чёрные пятна. Они расширялись и распространялись по телу. Жрица словно обугливалась, но не горела. Пробивавшийся из её тела алый свет слепил Олию. Последним рывком Тарута попыталась дотянуться до деревца, но резко замерла, погасла и рассыпалась. Обжигающий пепел покрыл Олию, забивая ей рот и нос. Она вскочила на ноги и, плюясь и крича, стала себя отряхивать. От бывшей помощницы остался лишь серебрянный кинжал. Олия его подняла и вновь прицепила к поясу. Он принадлежал лишь ей одной, верховной жрице.

Вместе с детьми она помогла Нефелии и Хальму выбраться из воды. Ветер продолжал гнать одинокое судёношко по морю. Другие ладьи остались дрейфовать далеко позади. Беглецы были уверены, что никто кроме них не выжил.

Или выжил? Они в последний раз взглянули в сторону скрывавшегося берега. Пламя поглотило Древо целиком. Громадное огненное зарево охватило небосклон. Казалось, что восходит солнце. И на фоне кровавого пламени Олия различила хилую иссохшую фигурку. Та последними силами опиралась на палку и махала им вслед рукой.

— Старик Дун! — воскликнул Хальм. — Это он поджёг Древо!

Пламя потухло. Остров скрылся в темноте. Одинокое судно держало путь сквозь бескрайнее море.

 

* * *

 

И прибило их ладью к острову безлюдному. И вступили они на берег скалистый. Две Праматери и двенадцать чад. По три дочери и по три сына у каждой. И вынесли они на берег росток Древа священного. И посадили его на утёсе высоком. И пошли от Праматерей два народа великих: народ светлых и народ тёмных. И отсюда берёт своё начало весь род человеческий.