Полная луна   Совсем одна на небе,   Как я на земле.   Забыл ли за столько лун,   Как сливы тонут в снегу?

Микайо перечитал послание несколько раз.

«Это Сэйери, – бормотал он, – бедная Сэйери».

Утром он нашёл веер с посланием на пороге своей лесной хижины и просидел с ним целый день. Чёрные крылья, никчёмные и сломанные, трепетали, когда тёмно-синие губы произносили сладкое имя.

Солнце начало заходить, и тени, скрывавшиеся в складках веера, поглотили чернила.

Микайо знал, что Сэйери никогда бы не послала записку без веской причины. Особенно ему. А причина могла быть ровно одна – она в большой опасности.

Тэнгу спрятал веер за пояс, взял самодельный лук и колчан со стрелами, накинул лёгкий плащ, надел сугэгасу и, опираясь на кривую палку, хромой походкой вышел под полог деревьев.

«Если бы я только умел летать!» – кольнула неприятная мысль.

Но времени на сожаления не было, а потому Микайо, сильно припадая на одну ногу, отправился в путь.

 

Он шёл по лесу, и духи обакэ всех форм и объёмов провожали его взглядами, показываясь из своих укрытий. Микайо часто думал, что сложись всё иначе, он мог бы спокойно жить вместе с ними. Но от него за милю смердело человеком, а потому ёкаи предпочитали обходить хромого тэнгу стороной.

Его это даже забавляло временами. Иногда он специально пугал маленьких кодама и, надрывая живот, заливался хриплым смехом, пока те уносили свои хрупкие жизни подальше от страшного чудовища.

«Страшное чудовище». А ведь если вспомнить, именно так и назвал его принц Теруо. Так и сказал: «Мне нравится это страшное чудовище!».

Тогда Микайо был ещё птенцом. Его истерзанного и переломанного нашли у лесной черты, и сам принц прибыл, чтобы на него посмотреть.

«Добыча кицунэ, – говорил один из высоких вооружённых людей, – лучше не лезть в дела духов».

Маленький человек внимательно выслушал большого и склонился над Микайо.

«Как ты попал на наши земли, малыш?» – спросил он.

Но Микайо был слишком слаб и напуган, чтобы ответить.

Тогда маленький человек улыбнулся и произнёс: «Мы возьмём его с собой. Если на службе у нас будет великий дух, то ни один враг не посмеет столь же опрометчиво появиться на нашей земле!»

Большой человек возражал, но недолго.

Теруо стал для Микайо опорой в мире людей. И хоть им и не было дозволено часто видеться, они сблизились, и однажды тэнгу поклялся, что будет защищать принца ценой собственной жизни. В ответ Теруо звонко рассмеялся, чем изрядно смутил Микайо, но затем лицо принца приняло серьёзно выражение.

«Я клянусь, что пока ты служишь мне верой и правдой, я не дам тебя в обиду ни людям, ни богам», – произнёс Теруо, и юный тэнгу смутился ещё сильнее.

Он боялся за принца, так как знал, что у того не хватит сил, чтобы спасти его от уготованной участи.

Примерно через два года после появления во дворце израненного ёкая из ближайшей деревни пришли тревожные вести. Крестьяне говорили, что впервые за три десятилетия родился кудан.

Император приказал срочно доставить существо в столицу и созвал всех придворных прорицателей и знахарей. Микайо, стоя в огромной толпе, лишь мельком увидел телёнка с человеческим и очень печальным лицом, которого везли в клетке по центральной улице в сторону дворца.

Теруо рассказал Микайо, что по поверьям кудан должен изречь пророчество перед своей скоропостижной кончиной. Однако, как потом не выпытывал тэнгу, но принц отказывался признаваться, что именно сказало то несчастное существо.

Лишь спустя несколько лет, когда Микайо стал выше любого «большого вооружённого человека», один из них проговорился, что кудан предрёк, будто тропа к смерти ворона выложена белым, красным и фиолетовым цветами.

 

Микайо шёл, не сбавляя шаг. Когда он покинул обитель обакэ, перед ним распростёрся древний, как сам лес, деревянный мост. Тэнгу осторожно проверил его надёжность палкой, а затем смело ступил на скрипящие доски. Он посмотрел за край на бурное течение и решил, что на мосту лучше не задерживаться.

Он вспомнил первую встречу с Сэйери. Девочка неведомо как угодила в реку – как потом утверждали, её столкнула одна из служанок – и тэнгу, растолкав ошеломлённых зевак, бросился её спасать.

«Красивый жест», – смеялся потом Теруо. «Ты очень смелый тэнгу, но такой глупый!» – повторял принц, заставляя лицо Микайо наливаться сливовыми тонами.

В тот день Микайо понял две вещи. Во-первых, смелость – не залог успеха, а во-вторых, если уж ты по суше передвигаешься с трудом, то в воду тебе лезть тем более не следует. От верной гибели их спас тот высокий человек, который советовал принцу бросить птенца у леса, Такахаси Изаму, верный и знатный воин на службе императора. Микайо, наблюдая за его тренировками, в тайне завидовал умению человека так ловко обращаться с клинком.

Микайо оступился. Образ юной Сэйери, напуганной и промокшей до нитки, замер перед его внутренним взором. Он помнил, как она, оказавшись на берегу, тут же спрятала лицо за полог рукава, как к ней подбежали служанки и повели куда–то. Помнил их тихие голоса.

«Это чудовище не тронуло вас?»

«Он не посмел обидеть вас, госпожа?»

А ещё он помнил – и воспоминание это заставляло его перетерпевшее многое сердце наливаться наивной молодостью – как Сэйери повернула голову и мельком посмотрела на униженного тэнгу. И посмотрела с любопытством. И ещё с... благодарностью?

 

Микайо ступил на земли людей. Проходя мимо небольшой рыбацкой деревушки, он поймал пристальные взгляды местных.

«Небось думают, зачем это чудовище выползло из норы», – улыбнулся Микайо.

Одна старушка, для которой он часто собирал травы в лесу духов, помахала ему и что–то прокричала. Микайо остановился и низко поклонился в ответ. Ему вновь вспомнился Теруо.

 

Прошло несколько лет, и возмужавший принц стал императором. Он принял новое и сложное имя, которое Микайо никак не мог запомнить, а потому в личных встречах всё равно продолжал звать своего господина Теруо. Тот лишь сдержанно улыбался.

Их встречи становились всё реже, и когда тэнгу обмолвился об этом сожалении императору, тот, немного подумав, достал небольшую бумажку и прочёл:

Чёрные воды   Тайну хранят о нашей   Памятной встрече.   Помнишь ли, мой спаситель,   Сколь холодно теченье?

«Госпожа Ито попросила меня передать это тебе», – произнёс Теруо, с сомнением передавая записку.

Микайо мельком взглянул на стих и недоумённо уставился на императора, а тот лишь прикрыл лицо веером, но тэнгу всё равно увидел его весёлые глаза.

«Напиши ей ответ, – посоветовал Теруо. – «Быть может, ты найдёшь в ней приятного собеседника».

«Но о чём мне писать? Мы же совершенно незнакомы».

Император подумал немного, а затем ответил:

«Может, о том, что ты ел на завтрак?»

«Господин, – ответил ошеломлённый Микайо, – сомневаюсь, что девушке будет интересно...»

«Спокойно, мой друг, – улыбнулся Теруо. – Пиши, о чём угодно. Ведь, подумай, она первая начала переписку».

Микайо попытался вспомнить, о чём именно были его первые письма, но не смог.

 

Госпожа Ито Сэйери оказалась очень милой и воспитанной девушкой. Её послания всегда были немногословны, но источали некое знание, недоступное простому тэнгу, и превосходство. Особенно остро Микайо чувствовал это, смотря на свои уродливые каракули, однако Сэйери никогда не упрекала его в недостатке манер или утончённости.

Он помнил, как впервые заговорил с ней в белом доме у сада глициний. Саму госпожу он не видел, перед ним стояла массивная ширма с изображениями кувшинок, из-за неё доносились приятные звуки кото. Просидев так несколько минут, тэнгу было решил, что всё это розыгрыш. Но как только кото замолк и он услышал её голос, нежный и тихий, сразу понял, что только обладательница такого голоса могла быть автором тех писем.

Микайо почувствовал, как тело его наливается теплом, стоило вспомнить день чёрного солнца, когда госпожа Ито позволила ему взглянуть на край своих одеяний. И хоть он уже видел её лицо прежде, но именно тогда по-настоящему понял, насколько она красива.

Следующей же ночью он тайно пробрался в её покои. Она не сопротивлялась, лишь повторяла, что это не к добру.

Тогда госпожа показалась Микайо такой маленькой и хрупкой, что он невольно прослезился. Тэнгу с замиранием сердца разглядывал её идеально белую кожу, вдыхал аромат её длинных смоляных волос. Она же с интересом изучала его грубое мускулистое тело и слабые вороньи крылья. Никогда до или после этого Микайо так не гордился своими покалеченными членами.

Всю ночь они провели вместе, наслаждаясь друг другом. Сэйери играла для него на кото и читала стихи, гладя Микайо по голове. Тэнгу слушал её красивый голос и чувствовал, как кровь наливает его естество.

Под самое утро он взял Сэйери за руки и, смотря ей в глаза, произнёс:

Вот дивная ночь!   Я готов тонуть в тебе,   Как сливы в снегу

Сэйери оставалась безмолвной несколько мучительных мгновений, а затем, совсем забыв об осторожности, громко и звонко рассмеялась. Микайо думал, что провалится сквозь землю, надеялся, что злые демоны-они унесут его в ад, лишь бы не терпеть это унижение. Однако госпожа Ито, улыбнувшись, отчего стала ещё прекрасней в свете луны, погладила тэнгу по щеке и мягко произнесла: «Мы ещё сделаем из тебя поэта».

 

На очередном мосту Микайо пришлось задержаться. Пузатые широкобокие телеги, гружённые всякой утварью, медленно ползли по брёвнам. Правда, появление необычного путника заставило столь же пузатых и широкобоких торговцев поторопиться. Все они искоса смотрели на тэнгу со страхом. Он хорошо помнил этот взгляд.

В первое время во дворце так на него смотрел почти весь двор. Лишь спустя годы, когда люди привыкли к грубоватому серому гостю, их взгляд изменился. Теперь он полнился ядом презрения.

«Порой я думаю, что стало бы со мной, лишись я твоего покровительства», – сказал как-то Микайо императору.

Теруо посмотрел на него совершенно серьёзно, без тени озорства – чего не бывало, казалось, никогда – и произнёс:

«А ты становишься мудрее, друг мой. Но этого никогда не произойдёт, пока в моей груди бьётся сердце».

 

На следующий год Теруо умер, не дожив и до тридцати. Был заколот во сне наложницей, которую никто так и не сумел отыскать. Говорили, будто сама лесная ведьма явилась во дворец. А ещё обвиняли Микайо.

Но тэнгу не было дела до грязных сплетен, он плакал день и ночь, и даже объятия прекрасной госпожи Ито не могли его утешить. Тогда его посетило смутное предчувствие, что белая пора его жизни окончена.

 

Микайо остановился и поднял взгляд на непрезентабельный деревянный дом, нынешнее имение Такахаси, возвышающееся над убогими лачугами на берегу моря. Наконец дошёл.

«Именно в этом убогом захолустье он держит Сэйери, прекрасный цветок, в сравнении с которым меркнет даже вся прелесть дворца?»

Микайо почувствовал, как злость в его сердце сменяется яростью. Крепко, до хруста, сжав палку, он направился в сторону имения.

Луну скрывали тучи, а потому двум вооружённым людям, сидящим у ворот, пришлось щуриться, чтобы рассмотреть странного гостя, не пожелавшего выйти на свет огня.

«Кто ты и откуда?» – громко спросил один из них.

«Это имение Такахаси? Он сейчас здесь?» – ответил Микайо.

Люди переглянулись.

«Оно самое, – ответил второй. – А теперь быстро говори зачем...»

Но, не дав тому договорить, тэнгу скрылся во мраке.

«Думаешь, стоит доложить?» – спросил один человек другого и захрипел, когда стрела, вылетевшая из темноты, пробила ему шею.

Второй человек вскочил, выхватив клинок, но и его нашла стрела. Однако он не упал, а, пошатываясь, скрылся за деревянной стеной.

Микайо подобрал выпавший из рук человека клинок.

«Это не важно, – думал он, глядя на своё отражение. – Такахаси в изгнании, а значит, здесь только он представляет угрозу».

Тэнгу порадовала эта мысль. Он спрятал оружие и поспешил к большому дому в центре селения.

 

Такахаси Изаму ждал его во внутреннем дворе совершенно один. Статный воин сидел, скрестив ноги, под вишней и, по всей видимости, медитировал. Он изрядно состарился, но Микайо помнил его тренировки и знал, что даже сейчас многократно слабее его.

Лицо Такахаси было спокойным, даже умиротворённым. Тэнгу на мгновение задумался, а должен ли он сейчас быть здесь. Но ощутил упирающийся в бок веер и вспомнил слова самого Такахаси.

 

«Тебе было плевать на господина, ты заботился только о себе! – гремел его голос. – Ты даже не задумывался, как слухи о твоей нечестивой связи с госпожой Ито бьют по нему! Может не ты вонзил нож в его сердце, но оставил там не менее глубокую рану!»

Микайо стоял, опустив голову, крепко сжимая трость.

«Что, нечего сказать?» – продолжал Такахаси. Тогда он явно вышел из себя и отказывался внимать просьбам своих друзей.

«Тогда убирайся из дворца! И можешь заодно прихватить свою нечестивую...»

Он не успел договорить. Трость с треком врезалась в лоб воина–великана. От этого воспоминания Микайо непроизвольно улыбнулся. Но также он помнил, однако, что если бы тогда друзья Такахаси не вмешались, то здоровяк порубил бы тэнгу на месте.

«Убьёшь духа, от сглаза не уйдёшь!» – увещевали люди, оттаскивая разъярённого Такахаси.

После трагичной кончины императора некому было вступиться за Микайо, а потому он был изгнан за нападение на старшего по рангу.

В ту же ночь он пробрался в белый дом в саду глициний. Микайо уговаривал Сэйери отправиться с ним.

«Я должна стать женой господина Такахаси», – отвечал тихий голос, Сэйери плакала.

«Если нас поймают, тебя казнят!» – всё твердила она.

Прошли годы, но Микайо так и не смог простить себя за то, что не был твёрд в ту ночь, что не взял госпожу Ито с собой.

 

«И долго мне ещё ждать? – раздался тяжёлый голос Такахаси. – Или ты пришёл посмотреть на меня?»

Микайо отбросил воспоминания, они придали ему сил, но сразить великого воина с помощью отголосков прошлого не выйдет. Тэнгу обнажил подобранный у врат клинок.

Такахаси медленно поднялся, не спуская спокойного, но пристального взгляда с тэнгу.

«Я убью тебя и освобожу Сэйери!» – не выдержал Микайо.

Такахаси усмехнулся.

«Ты и правда не понимаешь, что здесь происходит, – покачал он головой. – Ты жалок, дух. Но мы оба остались верны юному господину, за что в итоге поплатились. Из уважения к нему я подарю тебе быструю смерть».

Старый воин занял боевую стойку и сжал рукоять клинка.

«Есть только один шанс одолеть его», – думал Микайо.

Их взгляды сцепились. Два воина медленно прошли по внешней стороне незримого круга, изучая и выжидая нужного момента.

«Лишь один».

Микайо сделал шаг вперёд, но хромота дала о себе знать, он оступился. Такахаси сорвался с места и в одном грациозном выпаде вонзил остриё в грудь тэнгу, а затем пронзил серое тело насквозь.

Микайо почувствовал вкус металла во рту, перед глазами заплясали тени.

«Лишь один».

Тэнгу резко поднял яростные глаза и пробил грудь Такахаси. Изумление на лице старого воина быстро сменилось спокойствием, которое забрал холод. Такахаси был мёртв. Его бездыханное тело медленно сползло вниз и повалилось на землю, на груди его расцвёл алый цветок.

Микайо пошатнулся, но устоял. Второй раз в жизни он радовался, что родился тэнгу. Он ликовал, но недолго.

Громкий крик вернул его из кровавого тумана битвы в реальный мир. Какая–то женщина в белом лёгком платье подбежала к телу Такахаси и обняла его за шею. Поняв, наконец, что произошло, она громко зарыдала, протяжно, безвкусно. Её грубый вой раздражал Микайо, но когда он пригляделся к женщине, губы его сами сложились в улыбку.

«Сэйери! – обрадовался он. – Сэйери, это я!»

Женщина подняла иступлённый взгляд и долго смотрела на него. А потом, вдруг что–то осознав, зарыдала ещё громче.

Микайо опустился рядом и осторожно положил руку ей на плечо, но женщина резко отдёрнулась.

«Зачем ты пришёл?» – прошипела она.

«Сэйери, – изумился Микайо, – я пришёл за тобой».

«Уходи! Убирайся!» – простонала женщина и, дрожа всем телом, опустила голову на грудь убитого Такахаси.

 

Микайо, как в бреду, пошёл на непослушных ногах, сам не зная куда. Кривую палку он потерял и постоянно спотыкался, боль от раны на груди он не чувствовал, её заглушала другая боль, куда сильнее.

Остановился он только в каком–то переулке, когда понял, что идти дальше не может. Опершись на стену спиной, он сполз по ней на землю, глаза его полнились росой печали.

Микайо осторожно достал из-за пояса веер, но, не успел он прочитать послание, как тот распался на цветы глицинии. И тогда тэнгу понял, что умрёт.

Всё плыло перед глазами, Микайо чувствовал, как покидает этот мир. Он даже не обратил внимания на игривый танец рыжих хвостов перед собой, не расслышал сладкое:

Сам ветер знает,   Что никто брать не вправе   Добычу лисы.