Шаг первый. Учебный

 

Начну с того, что оказаться в паре с Фарзаной пределом моих мечтаний точно не было. Внучка шамана, конечно, и всё такое, но... не из тех она одногруппниц, с которыми хочется иметь дело. Слишком плоское, слишком унылое лицо, мешковатый бурый халат с голубым орнаментом и такая же бурая куртка. И косичка так туго заплетена, что кончик вверх заворачивается – как хвост у скорпиона. Да и от шаманистости её никакого толку. Натурная практика – проверка всего одного, конкретного умения, а с этим конкретным у неё как раз не задалось.

В итоге мы распределили так: я сам выбираю прохожего, сам его останавливаю, сам кидаю плат, а ей остаётся только занести данные в тетрадь. Но я, честно говоря, даже в этой её помощи не был уверен. Моя шаманская напарница брела еле-еле, всё время отставала, а как только я её подгонял, начинала фыркать и путаться в этом своём халате, недовольная как не знаю что. Как, впрочем, и всегда. По-моему, ей просто у нас не нравится, скучает она по своей шаманской родине, второй курс, а всё никак не привыкнет.

В общем, парой мы были так себе, благо что на одну только практику, и я всё время себе об этом благе напоминал. Да и в целом не отчаивался. Ничего, всё ещё получится, так я думал, ловя нашего первого прохожего на Площади Благополучия.

Поймал я его у центральных скульптур (красивые, кстати, я так залюбовался, что споткнулся). Он вообще-то и не убегал, как некоторые, просто очень быстро шёл задумавшись. Немолодой мужчина в длинном плаще, почему-то напомнивший мне актёра – не какого-то определённого, а вообще. Кажется, он не замечал меня до самого последнего момента. Или очень правдоподобно изображал, что не замечает.

– Стойте-стойте, – преградил я ему дорогу. – Безудержный Свет, только посмотрите! – И я кинул ему в лицо тончайший, на грани видимости прямоугольник – соответствующий плат.

Плат, как и положено, прилип к его лбу, прозрачной шторкой свешиваясь на лицо.

– Ну, как? – светски полюбопытствовал я.

– Сними с меня эту дрянь, – прорычал актёрище. Нет, он явно не видел никакого Безудержного Света, он с суровой ясностью глядел на меня, на студента-неудачника, не справившегося с задачкой.

Подтянулась Фарзана с тетрадкой в руках и вопросительно поглядывала то на меня, то на Актёра (так уже и буду называть его для удобства).

– Извините, не получилось, – буркнул я, аккуратно смахнул с актёрского лба тончайший прямоугольничек и отправил в небытие решительным «Плат Безудержного Света, отбой!».

– Отбой? – насупилась Фарзана.

И вдруг:

Визг тормозов. Старуха. Зелёный Марктроен Городского Совета.

Удар грузного металла о невесомое неметаллическое. Чёрт знает куда отброшенное это неметаллическое.

Мгновенно набежавший народ – совершенно непонятно, откуда их столько!

– Сумасшедшая старуха... Зачем она это сделала? – деревянно спрашиваю я.

– Что не так она, по-твоему, сделала? – цедит сквозь зубы незнакомец. – Машине администрации можно сбивать людей прямо на тротуаре?

– При чём тротуар? Бабуля резко выбежала на дорогу, на проезжую часть, – не соглашаюсь я. С чего мне соглашаться, я же всё видел!

– Не выбегала, – говорит Фарзана, очень на то похоже, что со знанием дела. – Это машина вылетела туда, где люди ходят.

– Туда... тогда... – начинаю я, сам ещё не соображая, спорить собрался или удивляться. На зрение я вроде не жалуюсь.

– Тогда – просто уходите, – не дожидается моих умозаключений наш актёрский незнакомец. В его голосе смесь угрозы, предупреждения и просто чего-то нервного. Наверное, тревоги. Да, тревоги.

И мы уходим. Мы идём не на следующую «охоту» (хотя надо бы). Не в Академию (хотя вариант). Не расходимся каждый к себе (хотя тоже вариант). Мы идём гулять по осеннему городу, такому ухоженному, такому красивому. Утро прохладное, но солнечное. Солнечное, но тревожное.

 

 

Шаг второй. Узнавательный

 

Этот день грозится стать самым странным в моей жизни. То, что Фарзана рассказала на прогулке, феноменально. Сижу у неё в общежитии, прихожу в себя.

Так вот почему ей у нас неуютно! Мы – все – под магией плата! Чудесного прозрачного призрачного платочка. Который на Актёра почему-то не действует и которого на Фарзане просто нет.

– И ты вот прямо на всех видишь этот плат? На каждом? Не представляю... – озадаченно чешу я свой нагретый солнышком затылок. Озадачишься тут. Так-то понятно, что если сам я под магией, то ни на себе, ни на других эту магию в упор не вижу. И всё-таки... Трудно представить. И как-то в ум не идёт, что же может внушать нам этот плат. Даже примерно. – Фарзи, а это плат чего? Что он делает?

Она пожимает плечами, но потом всё же надумывает ответить:

– Искажает.

– Это-то понятно. Но как именно?

– Улучшает. Вы многого не видите... Что-то улучшает, а что-то скрывает. Как со старухой, – ещё немного подумав, добавляет она.

– Улучшает? А что видишь ты? Что-нибудь... нехорошее? – Я ещё раз оглядываю комнату. Вполне прилично. Приличная общага, симпатичная комната.

– Так не расскажешь.

– Может, ты просто медленнопривыкучая? Кстати, никак не пойму, зачем тебе Академия? Ваши же и так всё умеют.

– Многое, но не всё. Нужно учиться. Так решили старейшины.

– Хмм... Вот и за меня кто-то что-то решил. На мне эта штука, получается, с детства. Даже с младенчества наверно. Я вообще не помню, чтобы на меня что-то кидали... И я не просил! Я хочу снять эту хреновину!

– Зачем?

– Вот затем! Затем, что я не просил искажать моё восприятие. Сейчас вообще – день? За окном – город?

– День. Город.

– Мне обязательно нужно снять эту хрень! Слушай, а ты могла бы?..

Она отрицательно крутит головой, что вполне предсказуемо. У неё с этим платом что-то вообще не срастается, а уж снимает-то его и вовсе только тот, кто накинул.

– Просто подумал – внучка шамана и всё такое... Мне надо найти Актёра.

– Кого?

– Того чудака в плаще. Так, внучка шамана. А с поисковой магией у тебя как? Я могу и сам попробовать, но что-то подсказывает, что у меня на это целая неделя уйдёт.

– А у меня целый день.

– Ничего. День всё-таки не неделя. Уже лучше. Ну, я так думаю. А ты?

 

 

Шаг третий. Уяснительный

 

– Уясни, приятель, основное. Не ищи меня. Не ищи таких, как я. Не ищи таких, как она, – неодобрительно косится Актёр на Фарзану. – Ищи кое-что поважнее. ИЩИ СЕБЯ.

Мы сидим у него на лоджии. Справа лимонное дерево в деревянной кадке, слева лыжи, а по центру, на садовых стульчиках, мы – я и Фарзана. Актёр (он представился, но я умудрился не расслышать) стоит перед нами, облокотившись о перила. Позади него пылает оранжевый закат, а облака показывают инфернальные силуэты.

– Вы нашли себя и поэтому видите без искажений? – спрашиваю я.

– Просто в один прекрасный день увидел и всё.

– И вы никакую магию не использовали?

– Не владею.

– Ясно... А что мне нужно делать? Как искать себя?

Мое жалкое блеяние в полной мере отражает моё жалкое состояние. Я не понимаю, в а а б щ е не понимаю, о каких он исканиях. Иногда я поглядываю на Фарзану, она, по-моему, и не слушает. Её интересует лимон. Лимон и закат за бортом лоджии.

– Я бы начал с чтения. «Пелену» не читал?

– Но это же выдумки, худлит.

– Читал или нет?

– Нет. Просто слышал.

– Принесу, жди.

Как только он исчезает, Фарзана встаёт и тянет меня за собой.

– Мне что-то кажется, что тебе вооот с такой колокольни плевать на мою проблему! Я ещё до фига всего не спросил! И книжку могли бы и взять, – возмущаюсь я, когда мы, тенью проскользнув мимо роющегося в книгах Актёра, оказываемся на вечерней улице. Возмущаюсь, если честно, не вполне искренне. Не очень-то мне верится, что чьи-то опубликованные фантазии могут разрулить мои реалии.

– Просто я её не понимаю.

– Кого «её»?

– Твою проблему.

– Что непонятного? Я хочу видеть как есть, а не как кто-то зачем-то мне навязал!

– Так видь.

– Ты такая простая!

– Угу.

Я отвлекаюсь на идиллическую картинку: двое патрульных помогают встать с асфальта пьяному, аккуратно усаживают его на аккуратную, всю в витиеватых кованых узорах лавочку, и закатные лучи самым щедрым образом золотят этот акт полицейского гуманизма.

– Вот это, например, мне у вас не нравится, – неожиданно заявляет Фарзана.

– Ты о чём?

– Людей бьют прямо на улице... Ой, так они его совсем прибьют! – вскрикивает она, и добрые патрульные поворачиваются в нашу сторону. Всегда восхищался их добрыми, человечными глазам. И вот этими добрыми, человечными глазами они внимательно, долго на нас смотрят.

Я тоже смотрю и тоже внимательно. Сначала на них, а потом на пьяного. Его лицо совершено пьяное, но совершенно чистое, а он почему-то его вытирает. Чистое, но он... По моему изображению вдруг проносится волна, как по реющему флагу, и под этой волной я вижу, что...

– Пойдём, – хватаю я Фарзану за руку и иду так быстро, что ей, с её-то коротенькими ножками, приходится перейти на бег.

– Куда ты меня тащишь?!

– Подальше от неприятностей. Не надо было так орать. А ещё... я лучше соображаю, когда быстро иду. Как будто бы дохожу до отгадок и решений. Ножками, ножками, топ-топ-топ! У тебя так бывает?

– Нет.

– Может, тебе и не надо. Может, у тебя все решения уже готовые. Где-нибудь там, в глубине твоей головы. Голова-то у тебя ого-го!

– Какое ещё го?!

– Голова внучки шамана! Это ведь ты мне подсказала!

– Да что подсказала? – пытается она выдернуть из моей руки свою коротенькую ладошку.

Мы сворачиваем за угол, и я сбавляю скорость. Патрульные нас, по крайней мере, уже не видят. Своими добрыми, очень добрыми глазами.

– Ты сказала – так видь! И я вдруг понял, что этого может быть достаточно. Я почти увидел, понимаешь? Почти! Увидел!

 

 

Прыжок. Удивительный...

 

Увидел и полностью.

С чем это можно сравнить? Наверное, как если бы я всё время шагал, а потом вдруг прыгнул. Высоко. Далеко. И теперь всё совсем по-другому.

Я проводил Фарзану до общаги и отправился домой. Пешком. Той же дорогой, через ту же лавочку.

Ни патрульных, ни субъекта их добрых намерений там, конечно, уже не было. Но что-то было. Что-то такое, что...

Я подошёл. Знаете, как бывает, когда стараешься что-нибудь разглядеть, напрягаешь глаза, и они просто чувствуются? Могут даже заболеть. Но у меня не заболели. Я почувствовал другое – как будто что-то с них соскользнуло. Не упало, нет. Где-то оно здесь, со мной, на мне. Но глаза свободны.

Я смотрел на асфальт у лавочки и видел чёрную лужу. Кровь? Кровь. Потрогал, вытер пальцы о траву. Кровь? Кровь. Почему чёрная? Потому что закат уже догорал, а до ближайшего фонаря метров пятьдесят... или сто... или?

Я поднял глаза. Ближайший работающий фонарь посылал мне свой привет откуда-то с самого конца улицы. Лавочка вовсе не изобиловала прекрасными коваными узорами, это было нечто убогое, доска на двух пеньках, и доска эта уже треснула, вот-вот переломится. А улица... Что с улицей? Тоже вот-вот переломится? Да. Всё на последней ниточке, на последней соломинке.

Я дошёл до Площади Благополучия. Кромешная тьма. А где же те скульптуры, которые восхищали меня так, что я спотыкался? В центре Площади торчали какие-то коробы... Так вот оно что. Старые контейнеры, окружённые горками мусора. И спотыкался я не от восхищения, а от мусора под ногами...

Полночи я разглядывал в зеркале свой плат, съехавший с глаз, но не желающий сдвигаться ни на миллиметрик дальше, а утром зашёл за Фарзаной в общагу и увидел их такими, какие они есть, – и Фарзану, и общагу.

Фарзана оказалась симпатичней, чем я видел раньше. К тому же она не была такой кислой, как обычно. Её забавляло сползание плата («а почему он не отваливается? как приклеенный!»), забавляло, как я отшатываюсь от осыпающихся, покрытых какой-то слизью общаговских стен, и она всё время грозилась — это ты ещё Академию не видел, это ты ещё Академию не видел!

Вскоре я увидел... Наверное, чтобы как-то себя успокоить, прийти в себя, я начал говорить о том, что мне просто надо привыкнуть, что это ничего, пусть люди ходят с зашторенными глазами, с занавешенными лицами, пусть они видят хорошее на месте плохого, и пусть всё это держится на последней ниточке, но ведь держится ещё, не упало пока...

– Не упало, – согласилась Фарзана. Наверное, впервые я видел её такой оживлённой. Она радовалась, что теперь не в одиночку всё это видит, показывала мне наиболее выдающиеся дыры и обвалы – «Смотри!», «Ужас, правда?».

На лекциях я сидел, стараясь не глазеть по сторонам, а на последней понял, что она в буквальном смысле последняя.

– В Академию я больше не пойду. Просто не смогу.

– В смысле? – удивлённо посмотрела на меня Фарзана.

Мы шли по осеннему городу, неухоженному и некрасивому, переломанному, как та лавочка, но всё ещё солнечному – и вдруг остановились.

– В смысле не пойдёшь? – переспросила Фарзана. – А куда пойдёшь?

– Для начала – к Актёру. Нужно взять книжку. Нужно задать ещё сто один вопрос. Нужно... Стой-ка. А почему ты спрашиваешь? А ты? Ты снова сможешь в Академию?! Ты же сама говорила, что это ужас!

– Ещё я говорила, что нужно учиться, – недовольно, как будто даже с укором повела она плечами. – Так решили старейшины.

– А как же это? Вот это всё? – Я развёл руки. Мой широкий жест охватил весь город. Весь мой разваливающийся, замусоренный, переломанный город.

– Всё ещё держится. Пока не упало. При чём тут вообще наша учёба?

– Всё при чём! Это же не Академия, это же... слизь.

– Нужно учиться, – упрямо повторила Фарзана и вдруг вытворила нечто странное – быстро провела мне поперёк лица ладонью и прижала эту ладонь к моему лбу...

Мы идём по осеннему городу, такому ухоженному, такому красивому. Фарзана рассказывает, что быть внучкой шамана всё-таки хорошо, иногда у неё получается то, что буквально сию секунду пришло ей в голову, то, что как будто и не должно было получиться.

– Что например? – спрашиваю я, чтобы не молчать тупень тупнем. В голове какой-то туман... Не помню, куда мы идём, как мы здесь вообще оказались. Помню только, что... нужно учиться.

– Что например? Да так, ничего. Не важно.