Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Соседи

– Что значит «Увя»? – спросила Алла.

Нет, не с этого стоит начинать.

 

Юра проснулся в самый темный час, час волка. Сквозь окно светил фонарь. Деревья настороженно замерли. На потолке расселись тени. Муть. Страшный час.

Юра, не включая свет, прошел в уборную. Поднял седушку и стоял с закрытыми глазами, чувствуя свое постепенное опустошение. Он слышал, как на подоконнике копошатся в террариуме мадагаскарские тараканы. Если вытащишь, они смешно шипят. Алла утверждает, что они милые, и питаются фруктами. Юра, конечно, соглашается, но любить этих зверюг так и не научился.

Юра вынул из холодильника бутылку, глотнул лимонада. Послушал шуршание с подоконника. Сразу вспомнилось.

Почему-то ночью память всегда острее, четче. Они жили тогда с мамой в другом городе. Вспомнилось, вот.

 

Пять лет – вообще не лучшее время для ребенка. С одной стороны, все понятно. Понятно, к примеру, что ты – мальчик, глаза карие, волосы – каштановые. Гречневая каша – фу! Фруктовый лед – вау! С другой... Что делать в часы, когда не знаешь куда себя применить? А еще и мама сбежала от отца в понедельник. И сына, вместо того, чтобы отвести, как обычно в детский сад, забрала с собой. Перед этим, сказала: «У нас будет интересная жизнь». Юра поверил. Он тогда, очень верил, особенно маме.

На автобусе они приехали в другой город, долго шли пешком и, наконец нашли этот дом. Дом стоял на самом краю, торчал как перст, как одинокий зуб. Дальше пустырь, осинки да проглядывающие между стволов болота. Ряска. Под ряской в глубине что-то клубилось, к поверхности поднималась пузыри, замирали, лопались.

Мама окончательно чокнулась в тот понедельник. Ничего, в общем, страшного. И она не обижала Юру, просто в ней как будто все сломалась, и если ее обнять, слышно было, как внутри хрустят осколки. Мама познакомилась с соседями и стала подкидывать Юру им, а сама исчезала на сутки или двое.

Надо было возвращаться в постель, но Юра постоял еще, пялясь в окно. Луна всплывала, блестящим мятным леденцом, так и хотелось съесть. Снова вспомнилось. Там, тогда в детстве, в любое время приложи ухо к стене, – услышишь шорохи, шум, смех, разговоры. Здесь ночью просыпаешься как в вакуум. Здесь соседи не знают друг друга и ложатся рано.

 

Алла лежала разметавшись, согнутая нога – поверх одеяла, рука откинута. Луна серебрит кожу. Почувствовав появление Юры она открыла глаза.

– Алло, ты чего не спишь?

– Ложусь, спи давай.

– Не, – она гибко, по-кошачьи извернулась, села. Черные буквы на белой футболке сложились в слова: «Я читаю надпись на футболке, я не могу не читать эту надпись, но где же моя воля?» (там дальше было еще что-то – Юра не помнил).

– О чем думаешь? – спросила Алла.

– Да так, – Юра пожал плечами и неожиданно для себя зевнул. Сел, осторожно потянулся к подруге: «Не бросишься? Можно, погладить?».

– О чем?

– Детство. Мама. Соседи.

– Расскажи, – Алла положила голову ему на колени.

– Не знаю. Не уверен, что это правда всё.

– Какая разница. Я люблю сказки.

 

Мама вытащила его за руку в предбанник, немного постояла. Юра возмущенно раздувал ноздри. Сегодня он не хотел к соседям. Просто так, нипочему. Его дома все устаивало. И матрас на полу, один на двоих с мамой. И макароны. И холод из окна. Но, если подумать...

– Улыбнись, а то не пустят, – сказала мама. Ее темные волосы растрепались. – Молчишь? Ладно.

 

– У кого тут красный день календаря? – ворчливо спросил Чаплин, входя в комнату.

Варя открыла глаза, потянулась так что заскрипели все сочленения инвалидного кресла.

– Я не при чем, – решительно заявила она и зевнула. – Месячные не скоро. И да, я не боюсь говорить – месячные. Прозрачность, вот мой стиль. О! Уже вечер. Там луна есть?

– Половинка, – отозвался Чаплин. – Я слежу.

Чаплин был, кстати, совсем не похож на своего знаменитого тезку-комика. Тросточка, усы, котелок отсутствовали. Был он долговяз, сед, по дому ходил обычно в синем халате. И веяло от него чем-то этаким... Древностью, что ли. В доме его чаще называли просто Белый.

– А это как понимать?

Чаплин, помахал ладонью возле носа. Чаплин поморщился. Открыл рот, сказать что-то еще. Не сказал, но стала видна прореха на месте верхнего левого клыка. Впрочем, остальные три были все еще ничего себе.

Варю пробрало жутью.

– Стареем, – вздохнул Чаплин, потрогал прореху кончиком языка и захлопнул рот.

Из ванной выплыла огромная, величественная Цветкова. Узкие черные шортики, короткая черная маечка, а под ними все очень большое, сдобное. Будто бы Цветкову много лет старательно наполняли сливками. Одной рукой Цветкова придерживала на макушке полотенце, другой массировала переносицу.

– Опять голова болит.

– Ты много лежишь в ванне, – заметил Чаплин.

– А, куда мне идти? Все замерзло. И да, это у меня красные дни. Уж извини. – Голос у Цветковой был под стать внешности, грудной, сдобный.

– Двести шестьдесят восемь. Считая с первого октября. – Донеслось со стороны окна.

Там на высоком табурете сидел мальчишка, всем своим видом демонстрируя бесконечную скуку.

Чаплин покосился на него вопросительно.

– Синяя машина, –- произнес мальчишка, тщательно проговаривая каждый звук. – Синяя проехала. И закат ничего такой. А в прошлом году сегодня весь день шел снег. И было, не разглядеть заката.

Чаплин хотел, что-то сказать, но не успел. Громко распахнулась входная дверь. Мама втащила в квартиру насупленного Юру.

 

– Я, вот. Пирог вам принесла, – прощебетала она и бахнула на стол что-то в черном пакете. Что-то звякнуло.

Юру она выпустила, потеряла к нему интерес.

– Я ухожу, – сказала она, села и положила ладони на стол. – Я тут прочитала о мертвецах. У вас есть мертвецы?

– У кого их нет, милая, – Чаплин изо всех сил старался сохранить самообладание.

Цветкова посмотрела на Чаплина, маму Юры, Юру, круто развернулась и пропала в дверях смежной комнаты.

За стеной что-то упало и покатилось.

Юра тихо-тихо приходил в себя.

– Если у вас появился мертвец, – продолжала мама, – вы чувствуйте его запах, или, там, запах цветов, табака.

– Я то думал, чем это на кухне так мерзотно воняет третий день. А это призрак шалит, – сказал Чаплин, – ну-ну, что еще пишут?

– Еще, призрак появляется во снах. Подсознание спящего человека более открыто духовному миру. Обычно сны, в которые приходит близкий человек, очень реалистичны и не похожи на сновидения. Также любимые, ушедшие в мир иной, общаются с нами с помощью сновидений. Обратите внимание на детали. Может быть, сон содержит особое послание для вас?

Варя крутанула обода инвалидного кресла, ловко сманеврировала и сгрудилась локтями на стол.

– Я знаю, это тетя Неля. Мне недавно приснилось Мэрилин Монро, я ее в подъезде встретила. Был мороз, я привела ее домой. И она по-русски мне говорит: «А нет ли у тебя пельмени?». Я говорю: «Говно-вопрос». Открываю холодильник, а там пельмени разных цветов и размеров. Мэрилин лицом просветлена и говорит: «Я тебе так благодарная». Вот, зачем она ко мне заходила в сон, а?

Чаплин остановил Варю.

– Не мешай соседке делиться.

– Еще могут появляться странные мысли, не ваши, в смысле. – Мамины глаза замерли на Чаплине. – Вас могут посещать мысли, которые не свойственны вам. Вы также можете начать вести внутренний диалог: задаете себе вопрос и сами же... то есть не сами... отвечаете.

– И последнее, – мама говорила, как по бумажке, – души умерших посещают собственные похороны. Обычно близкие люди не обращают на это внимание из-за горя, в которое они погружены. Но даже на похоронах можно заметить знаки. Может, таким образом любимые хотят утешить нас и сказать, что нет необходимости горевать?

– Что им делать там на кладбище? На себя любоваться? – хмыкнул Чаплин.

Мама смотрела не мигая и улыбалась.

– Не знаю. Приходят. Так положено. – Она встала, – Я ухожу, завтра днем приду, ладно? И сводите Юру с утра на анализы. Там баночка в пакете.

Она удалилась, шурша подолом юбки, таким длинным, точно ног у нее не было.

Некоторое время в комнате стояло удивленное молчание.

– Ну, что, Юрка? Есть хочешь? Пить? – разрушил тишину Чаплин.

Юра помотал головой. Он тогда вообще мало говорил. Не то чтоб не умел, просто не хотелось. Зато смотрел и слушал всегда внимательно.

 

Сегодня с самого рассвета небо хмурилось. Юре казалось, что у неба только брови и есть, суровые брови. Чем же тогда смотрит небо? Но ведь смотрит же.

Дождя как бы не было, но в воздухе висела водяная пыль. Асфальт блестел. Юра торопился на работу. Капюшон, музыка в наушниках. Все хорошо? Нет, какая-то червоточинка, мелочь не давала покоя, заставляла дергаться.

– Ну, как дела? – спросил Серж обернувшись от ноутбука. – Там дождь что ли?

Сержа на самом деле звали Дмитрий Сержинов, но Серж – звучит круче. Особенно для парня, заведующего магазином «СНАРЯЖЕНИЕ, ОРУЖИЕ И Т. Д.». «И Т.Д.» было названием. Его придумал дядя Сержа, когда купил этот магазин полгода назад.

Серж предложил работу Юре. Юра согласился, ему так и так пришлось бы искать, в универе опять хвосты, и препод один зверь. Лучше побыть в академе, пока можно. Серж, кстати, универ бросил. А с Юрой они учились вместе с пятого класса.

– Дождя, как бы не видно, но он есть.

Юра зашел в подсобку, переоделся.

– К нам никто не забредал?

– Я их душу и в углу складываю, будешь одеваться, не наступи, – отозвался Серж. И заржал.

– Надо, как-то рекламу еще разместить. – Юра криво улыбнулся. – Движуху придумать, конкурсы там, купоны.

Вспомнилось, как начинали. Затащили в подвал гору барахла, развесили. Форму, там, разнообразную, каски, массогабаритки, патронташи, прочие бебехи. Серж приволок откуда-то тренажер для отработки массажа сердца – манекен «Анна», одел в бундасовский камуфляж, положил на столик. В универе на БЖ тоже притаскивали такую куклу, и однокурсница Юля рассказывала у доски: «Набрать воздух, и вдуть в Анну...». «Что?» – поперхнулся преподаватель. «В Анну».

– А, ты ко мне придешь сегодня? – спросил Серж.

– Куда?

– Бёзник буду справлять вечером. Придут, кто сможет, и кто не сможет.

– В феврале же справляли.

– Не, я решил перенести. Не люблю холод. А так – прибухнем на халяву, и реклама опять же.

– Когда родил?

– Утром еще. Проснулся, и осенило. А что?

– Да ничего, – Юра зевнул. – Со скольки тебя можно поздравлять?

– Пашем до девяти. Стало быть, с десяти – норм. Сейчас пост выложу. – И он застрекотал клавишами.

Юра под шумок спросил, можно же позвать с собой девушку.

– Конечно! Чем больше народу, тем лучше!

– Только уши твои это не спасет.

– А?

– Тянуть буду со всем тщанием!

Хлопнула дверь. В магазин вбежал взмыленный мужик. Обвел выпученным взглядом полки.

– Хлопцы, баллончик у вас есть?

 

– То есть это не его день рождения? – говорила Алла, вылезая из зеленого неудобного костюма доставщика еды.

Доставка – это, конечно, не работа, так, но по профессии пока не получалось. Зато в мертвые часы она имела возможность забежать в «И Т.Д.». Иногда они даже вешали табличку «закрыто». Так что, Юра смотрел на зеленый костюм, с тайной радостью.

Были и неприятные моменты. Например, когда Алла спрашивает: «Тебе не хочется крови? Я купила замечательные отбивные!». Или: «Ах, если бы я умела дышать под водой. Поедем в Турцию, там дайвинг».

В квартире было пасмурно. К вечеру дождь расходился. Шумно. Со всхлипами.

– Серж решил, что не хочет праздновать зимой.

– Понимаю. – Юра любовался бедрами Аллы пока та влезала в джинсы.

– А, сны больше не снились? – спросила она.

У нее была такая манера, перескакивать с темы на тему, без объявления войны.

– Нет. – Юра пожал плечами. – Я почти не вижу снов. По-моему, это болезнь, но мне лень искать доктора.

От Аллы приятно пахло. Духами, дезодорантом, чуть-чуть потом. Когда ее не было долго, все запахи теряли смысл. Оставался вечный и неистребимый запах прогорклого масла.

Квартиру они снимали маленькую, микроскопическую. Плита, раковина и постель уживались в одном, оно же единственное, без прихожей и кухни, пространстве-комнате. Но Юре так нравилось. И прибираться почти не надо.

– Ты очень интересный человек, Юрка, – сказала Алла, – ты так рассказываешь, про это свое детство.

– Это не детство. Это просто... Давай, не будем, а?

– Оки-доки.

Алла расчленила яблоко. Попрыскала пульверизатором в террариум.

– По-моему, Вивьен опять беременна. Скоро мы получим мелких таракашек.

 

Дождь затих. Эхо шагов гулко отскакивало от мокрых стен. Юра перепрыгивал лужи. Алла легко шла в своих блестящих резиновых сапожках. Под прикрышкой1 тучи горел, не спеша уходить, закат. В «И Т.Д.» было шумно, дымно, людно.

 

– Вы со стороны невесты или со стороны жениха? – спросил незнакомый парень и заржал.

– Жениха, жениха! – из многолюдья вынырнул Серж. – Привет, Юрка! Мою невесту тебе представлять не надо.

Он широким жестом указал на прислоненную к стене Анну. Манекен была все в том же бундесвере, только поверх каски некий умелец (вероятно, жених) приспособил тюлевую штору.

– А, день рождения – все? – удивился Юрка.

– ДР – это прошлый век! Мы идем со временем семимильными шажищами... Эй там, текилу для свидетеля!

– Пасиб... – Юра принял рюмку, поискал глазами Аллу, не нашел. Покрутил в пальцах рюмку и поставил на стол.

Использованный в этом качестве прилавок ломился от закусок и бутылок с разнообразным спиртным. Юра налил себе пива, но только пригубил. Он не любил алкоголь. За опьянением всегда приходила паранойя. Казалось, что он, это уже не он, а подменыш.

Музыка гудела.

Мимо Юры протиснулась Настя, – кивнула, и утащила бутылку мадеры. За спиной в чехле, спала скрипка. Значит сыграет.

Юра пошел выглядывать Аллу. Она в любой компании мгновенно растворялась, как не было. Вот такая особенность.

Голоса сливались в шум. Только отдельные фразы вываливались, ловились ухом.

– Фу! Накурили! Ты потом не продашь ничего!

– Наоборот! Это же тру мужчины!

– Я куртку в подсобку повешу?

– Вешай, куда хочешь.

В луче подвешенного на стропу десантного фонаря Юра увидел незнакомую девушка. Она говорила с Сержем, Серж млел. Юра удивился. Пассиями Серж хвастался сразу по обретении, и через соцсети, и лично.

Музыку из динамика сменила скрипка.

Юра пожимал руки, потные, сухие, вялые, сильные, обнимал подруг, и продолжал выглядывать Аллу. Но появление ее все же проморгал.

– Юр, – сказала Алла, – поболтать надо.

Юра округлил глаза. Она была очень серьезна.

– Давай в подсобку пойдем.

Он жутко не любил, когда они ссорились, или недопонимали друг друга. У Юры вспотели лоб и руки.

В подсобке стояла почти неразбавленная темнота.

– Я не знала, что Дима, это и есть твой друг Серж.

– А, что?

– У меня был романчик с ним, и мы нехорошо расстались.

Юра сглотнул почти с облегчением.

– Это ничего. То есть, ерунда. Пустяки.

– Но, Дима будет рассказывать, всякие вещи, а я, правда, не виновата.

– Он не будет. Он легкий. Он, наверно, и забыл уже.

– Ты считаешь? – протянула Алла.

На фоне светлого прямоугольника возник силуэт головы.

– Выходите, чего прячетесь, щ-щаз Сержа замуж выдадут.

– Дебил! Он жениться!

– А?! Какая разница...

Препирались, – Юра опознал по голосам, – два пожизненных клоуна: очень умный Витя и жутко предприимчивый Мишка.

Все уже, стояли. Настя с прижатой к щеке скрипкой и воздетым смычком выглядела торжественно. Юра понял, что она еле сдерживается, чтобы не расхохотаться в голос. Алла снова растворилась в толпе.

«Невесту» подняли в четыре руки. Однокурсник Стас изображал регистратора из ЗАГСа.

Юра почувствовал себя странно. Свадьба, само собой, розыгрыш. Но он бы предпочел, чтобы Алла была сейчас рядом. Смеялась, хмурилась, отпускала замечания. Но Алла решила не показываться «жениху» на глаза. Такой день, нельзя. Пиво в стакане степлилось и показывало дно. «Алла и Серж – вот незадача», – думал Юра.

Гости вместо денег и конфетти бросали в воздух визитки «И Т. Д». Появился Серж в пиджаке с чужого плеча. На груди ярко блестела китайская реплика значка «Ворошиловский стрелок».

Настя заиграла свадебный марш. Ей это плевое дело.

Юра сделал приличествующее лицо. В следующий момент случилось то, чего он решительно не ожидал. И пропустил, не заметил бы, смотри он хоть чуть в другую сторону. Но он смотрел в ту, когда хлопнула дверь и на пороге появился его, Юрин отец. Не виделись они давно.

После расставания родителей восстановить прежние отношения не получилось. Наверное, отец просто не умел с детьми. Но прожили же как-то. Добрыми знакомыми прожили.

– Пап? – Юра протолкался к нему. – Ты чего здесь?

– Давай выйдем.

Юра подумал, что сегодня все хотят с ним личного серьезного общения. У отца было странное лицо. Тревога? Скорбь? Похоже, что-то случилось.

За спиной Серж клялся, что будет носить Анну на руках.

– Не дозвонился до тебя, – сказал отец, – а в вэка рассылка – праздник тут у вас.

Юра выудил из кармана свой телефон, посмотрел на пропущенные. Пожалуй, надо завести аппарат с динамиком погромче.

После заката похолодало. Лето никак не могло раскачаться, выйти на режим.

Юра пожалел, что не курит, – так и не научился.

Мимо пронесся визжа тормозами и рыча выхлопом какой-то придурок.

– Так, что случилось? – спросил Юра.

– Полиция звонила, – сказал отец с некоторым усилием. – Они нашли маму.

– Что?

– Тело нашли. Вернее, скелет. На том самом пустыре. Рядом с домом куда вы уехали. Там стройку затеяли, и раскопали, – он помолчал, – мне очень жаль.

– Как она умерла? – откуда-то, не своими губами проговорил Юра.

– Неизвестно. Во всяком случае теперь знаем точно. Она никогда, бы тебя не бросила одного. Она бы никогда...

 

Квартира соседей была жутко и как-то всегда по-разному забита мебелью, вещами. То тут, то там возникали и пропадали в никуда разнообразные тюки, коробки, ящики. Там, было чем поживиться: сколотая голубая, прямо из той книги, чашка, чучело щегла, разорванная цепочка, календарь за 1935 год. Запах пыли и древности. Юра, пятилетний человек, любил этот запах в квартире соседей. А с вещами было проще находить общий язык, чем... Даже с мальчишкой. С ним, если честно не получилось вообще.

Мальчишку звали Ян. Он был дружелюбен, отвечал на любые вопросы, но никогда не отвлекался от собственной игры. Игра заключалась в том, что всегда нужно смотреть в окна. Сначала в то, из которого был виден рассвет, потом перебираться вместе с солнцем к тому, из которого виден закат. Кажется, он даже не уходил спать.

Юра попробовал играть вместе, но быстро соскучился и занялся исследованием дверей. Первая же принесла сюрприз. Из нее высунулась огромная костяная голова на серой дряблой шее. Юра сначала испугался, он никогда не видел такого непонятного зверя, отскочил и вдруг понял, что это черепаха. Просто очень-очень огромная.

– Ну да, – подтвердила Цветкова. – Обычная галапогосская черепаха. Совсем безопасная. Карина зовут. Смотри, какие глазки. Ее можно кормить салатом. Мы сейчас сходим за салатом.

Зеленые листья, извлеченные из холодильника и вымытые Цветковой, Карина принимала с достоинством. Прижимала лапой, флегматично жевала, иногда застывая в своих черепашьих мыслях.

– Юрка, – сзади неслышно возник Чаплин. – Тебе, наверное, интересно, как она пролезла в дверь?

Юра хотел кивнуть, ему действительно было интересно, но не успел.

– Они поставили ее на ребро и задвинули, – сообщил с подоконника Ян. – Там на полу царапины есть.

Юра оставался у соседей часто... Соседи не возражали. Юра гадал: может они мамины родственники? Или друзья?

А мама уходила и уходила. Юра думал: может у нее появилась другая, новая семья. Может и ребенок есть? И с тем ребенком интереснее, он много говорит, и мама может вести беседы, а не так как с Юрой, когда мама говорит, а он только слушает.

Он хотел спросить маму, стеснялся и не спрашивал.

 

Из всех соседей он больше подружился с Варей. Наверное, потому, что она совсем не могла ходить и ей было скучно.

Варя читала ему сказки. Про Винни Пуха и Кристофера Робина, Бэмби. Иногда сама рассказывала истории. Все они были про животных. Лис, или волков. Варя была уверена, что они много умнее людей, просто скрывают это.

Чаплина Юра побаивался. И не оттого, что Белый, когда задумается, имел привычку приоткрывать рот, так что становились видны страшные клыки. Просто человеком он был вздорным. Но в пять лет такие слова не приходят в голову. Зато готовил Чаплин, как бог.

В тот вечер, когда мама... ну, то есть, после которого она больше не вернулась, Белый приготовил жутко вкусное блюдо с курицей и грибами. И сладкий грушевый пирог на десерт. Мамину стряпню он выбросил даже не открыв пакета, сказав, что есть это невозможно. Сам он, кстати, ел совсем мало, да и остальные обитатели не отличались избыточным аппетитом. Даже Цветкова, что вообще странно.

Юра наблюдал и складывал странности в копилку памяти. Нет. Не так. Он, как будто выстраивал вокруг себя этот новый мир, помечая странные, несуразные детали. Например, такие.

Комнат в квартире было три, но жили в них не так как обычно живут люди. Ян не нуждался в комнатах, ему нужно было только два окна. Чаплин спал днем. Цветкова по большей части проводила время в ванной, или рядом с ней. У нее всегда была влажная, в капельках воды, кожа. Юра узнал, что раньше Цветкова была учительницей начальных классов. Она тоже рассказывала Юре истории, только не про зверей, а про школу. Про то, как уже скоро Юра будет ходить туда, носить портфель, и звать его будет первоклашка.

– ... потом ты будешь октябренком, а еще через год – настоящим пионером.

– Не будет, – смеялась Варя, – пионеры с октябрятами – это прошлый век. И, светлое будущее тоже не наступило.

– Я все время забываю, – расстроилась Цветкова... и Юре шепотом, – но мы можем с тобой поиграть в это. Ты же хочешь быть лучшим в классе – октябренком?

Подошел, шаркая шлепанцами, Чаплин.

– А, помните, – сказал он Цветковой, и вдруг поцеловал ее руку, – как мы жили в Мурманске. Полгода темно, хорошо!

– Зато, вторые полгода ты все время чихал и везде, оставлял платки. Весь дом был завален этими платками! Ужас!

И они замерли, как будто вспомнили что-то общее, важное.

 

Наутро, когда Чаплин разбудил Юру, было совсем темно.

– Уже утро? – удивился Юра.

– Уже, – сказал Чаплин в самое ухо. – Ты должен пописать в баночку. Помнишь, мама говорила про анализы.

По потолку прополз желтый свет фар.

В туалете было тесно. Юра таращился в банку.

Это была банка из-под кабачковой икры. Юра помнил, как ел эту икру, а теперь ему надо писать туда.

– Знаешь, что делать?

– А это точно надо? – Юра вздохнул.

 

Детская поликлиника была в двух кварталах. Встречные автомобили таращились насмешливо. Юра плелся нога за ногу, ему хотелось есть, спать, и спрятаться, но Белый крепко держал его за руку.

В коридоре пахло больничным запахом, толпились дети и взрослые. По ощущению все готовились к худшему.

Чаплин поставил банку на стол, подсунув под донышко направление. Там были и друге банки. Много банок.

– Кто последний? – спросил Чаплин в пространство.

Ему ответили.

Скрипуче открылась белая дверь, выпуская плачущего мальчика. В спину его подталкивала недовольная мамаша. Она была огромная, как Цветкова, но не сдобная и сливочная. Просто туша и все.

Юре стало жалко мальчика. Это же ужасно жить с такой тушей, но тут к плачущему подскочил видимо брат, возраста чуть постарше Юры, обнял, и тот, в ответ, обхватил его руками. Так они и пошли не оборачиваясь на мамашу.

Очередь двигалась слишком быстро.

– Это всего лишь кровь, – сказал Чаплин. – Всего-то из пальца.

Юра промолчал. Его пугала не царапинка, а ее неизбежность.

И врачиха пугала тоже. Мельком глянув на Юру она сморщила физиономию и приказала:

– Руку давай.

Юра спрятал руки за спину и сцепил пальцы.

– Давай быстрее. Или я тебе каждый палец уколю!

– Уважаемая, – Чаплин прокашлялся, – не стоит так пугать мальца. Понимаете?

– Д-да... – врачиха завороженно смотрела на улыбку Белого.

– Дай ей руку, Юрка, не бойся. – и когда они уже покинули кабинет пробурчал себе под нос, – у-у, вампирское отродье!

По дороге домой Чаплин купил Юре шоколадку и мороженое. Солнце показалось над крышами, когда они зашли в подъезд.

В квартире Ян сидел у восточного окна.

– Хороший рассвет, – сообщил он. – В этот день такой же был в семьдесят четвертом. Облачка так просто один в один.

А мама не пришла ни сегодня, ни завтра, ни через неделю.

 

Юра проводил отца до подъезда его дома.

– Зайдешь? – спросил отец.

– Нет, – сказал Юра. – Я пройдусь еще. Подумаю.

– Позвони завтра, может что-то узнаю. И извини... Вы что-то праздновали?

– Это ерунда, – и когда уже дверь закрылась повторил, – это ерунда.

 

Ветер выметал с неба остатки туч. От реки тянуло стынью. Березы тревожно взмахивали плакучими ветками.

Юра нашарил телефон в кармане. На экране было уже два пропущенных и три сообщения. «Где ты?» – спрашивал экран с фотографией Аллы.

«Дела семейные. Дома расскажу», – отписался Юра.

«Ты в порядке?», – тут же пришел вопрос.

«Да».

Он спрятал телефон, и свернул к набережной.

Вода за каменным парапетом клубилась. Не хотела вода, чтобы не нее смотрели люди. Через темноту полз какой-то совершенно неуместный сегодня прогулочный теплоход. Эхом неслось: «...музыка играет, а я одна стою на берегу».

Юра пытался думать о маме, и не мог.

Мама всегда была в его жизни какой-то силой, присутствовала, ходила по лестнице в его памяти. Она хоть и ушла, но всегда, Юра это чувствовал, приглядывала за ним. В детстве, в первом классе, он был уверен, что находил монетки на дороге не просто так, – это она разложила их, чтобы Юра углядел, подобрал.

 

Отец приехал через месяц. Как нашел – Юра не знал. Он вернул Юру в родной город, он вообще-то был неплохой человек, не такой, от которого надо сбежать. Почему же мама бежала? От чего?

Мысли сталкивались. Распадались. Ворочались как огромные камни, отскакивали.

Юра замерз, устал, но идти домой, не хотелось.

Он пошел обратно в «И Т.Д.», дернул дверь, а она поддалась.

В зале магазина – как после бомбежки. Серж сидел на продавленном диване и смотрел в никуда.

– Все ушли? – спросил Юра.

– Всё кончено. Ты куда пропал?

– Отец приходил, – отозвался Юра, поискал себе стул, нашел, сел. – Полиция обнаружила мою мать. Похоже она умерла. Давно.

– Сочувствую, старик, – сказал Серж, сцапал со стола бутылку крепкого, глотнул. – Слушай, я правильно понял, что Аллочка... это та самая твоя девушка?

– Правильно, – сказал Юра.

– Ты, как бы, это... будь осторожен! А лучше брось ее нахрен. Ну... Хочешь, Анну тебе отдам? Она по крайне мере... молчит.

Юра отобрал у Сержа бутылку. Они убрались в магазине. Отмотали от манекена штору, подмели пол. Юра вынес мусор, а когда вернулся, обнаружил, что пьяный и печальный Серж разговаривает о чем-то с Анной, и она, как будто, отвечает ему.

– Я пойду, – сказал Юра.

Серж кивнул, не оборачиваясь. Он гладил Анну по затылку.

– Хотя нет, погоди. Помнишь, ты тогда уехал на два месяца. Она тогда появилась –Алла эта. Крутая девица.

– Это когда я на раскопки ездил?

– Ну. Она появилась, как из-под земли. Мне понравилась... Я ей про тебя рассказывал, кстати. Просто по приколу. У нас все было зашибись. А когда ты приехал, Алла меня бросила, прикинь. Сказала, извини, мы такие разные. Короче, будь осторожен с ней. Я после нее так ни с кем. Думал с Анной замутить снова... не нашей, а... А она сегодня с мужем пришла, представляешь?

Юра кивнул.

– У нас так-то даже одно свидание было. А потом Алла. – Тоска слышалась в голосе Сержа.

Наполняла комнату, стекала по лестнице, капала с веток. Улица тонула в тоске. Юра чувствовал ее, как физическое прикосновение. И от этого прикосновения вздрогнула, повернулась лицом память.

 

Юра проснулся ночью. Тогда в детстве, он ночь, считай не видел. Он ее просыпал, открывал глаза – утро. А тут – толкнуло что-то. Проснулся в темноте. Осторожно слез с раскладушки. Та в ответ хищно лязгнула, взвизгнула пружиной, но этим и ограничилась. Может побоялась свидетелей.

На окне угадывался неподвижный силуэт Яна. С кухни бубнило радио. Или бубнил Чаплин, а радио молчало, слушало.

Юра на ощупь добрался до двери с писающим мальчиком, сделал дела, дождался, пока перестал журчать, наполняясь, бачок и двинулся обратно. Вдруг из-за двери (не той, где обитала Карина, другой) раздался новый непонятный звук. Мокрый, сосущей, чмокающий. В щель над полом сочился слабый свет. Искушение заглянуть оказалось просто-таки неодолимым. Юра осторожно приоткрыл дверь, заглянул.

Цветкова сидела на кровати, спиной к нему. Однако Юра видел ее всю благодаря огромному пыльному трюмо в глубине комнаты. Глаза Цветковой были полуприкрыты. Огромные груди оголены. И, самое странное... страшное было в ее позе. Юра сначала не понял, а потом понял. Цветкова будто бы держала на руках кого-то, приложив к груди. И чмокающие звуки шли именно оттуда. Но Юра не видел никого в ее руках...Прозрачный, неведомой страшный. Цветкова открыла глаза.

– Юра...ты не спишь? – и кому-то. – Не кусайся, малыш. Хочешь молока, Юра? У меня много молока...

Юра молчал. Смотрел. Из коричного соска сползла большая белая капля.

Сзади на плечо легла тяжелая рука.

– Пойдем-ка спать, увя, – сказал Чаплин. – Не мешай кормить.

 

Вот уже две недели Юра жил у соседей. Мама не возвращалась и не давала о себе знать. Ему не было страшно, нет. Он не скучал по маме, или по папе. Просто жизнь не входила в колею. Невидимый почти не давал о себе знать, но он был. То смех раздастся из пустоты, то игрушка пропадет.

Цветкова стала брать Юру с собой в бассейн. Плавать она не умела, сразу пугалась, била ладонями по воде, и шла на дно, стоило ей отпустить пенопластовую палку со смешным названием «нудл». Юра плавал, как лягушка, воду обожал.

Сегодня они тоже должны были идти в бассейн, но планы вдруг изменились. Цветкова сказала, что сегодня они сначала идут гулять с Варей. Юра надулся, – обычно с прогулками Варя прекрасно справлялась сама, – но дома оставаться не захотел.

Темнело. Небо обещало синий вечер. Цветкова выкатила коляску с Варей из подъезда и повернула налево, в парк.

Парк был скучный. Ни аттракционов, ни будочек с мороженным и сладкой ватой. Сосны, редкие лавочки и еще более редкие фонари вдоль небрежно заасфальтированных дорожек. А если углубиться – фонари и асфальт заканчивались. Начинался обыкновенный лес. Цветкова толкала коляску именно туда.

– Здесь, кажется, подходяще, – сказала Цветкова. – Тебе нравится?

– Годится, – Варя осмотрелась, вытягивая шею.

– После бассейна придем и заберем.

– Хорошо. Кстати, у тебя не получится никогда.

– Почему?

– Ты русалка. Твой ум не может понять, что плавать надо учиться. Все люди учатся.

– Тсс...не при ребенке.

– Он не поймет. Не запомнит. – Варя отжалась на руках и полезла из кресла.

– Давай, помогу, – сказала Цветкова.

– Скорее бы, – Варя опустилась на землю и облизнула губы. Ее ботинки, как неживые смотрели на небо блестящими носами.

– Пойдём, Юра, – сказала Цветкова.

Но Юра заупрямился, вырвал руку. Он смотрел на Варю и не понимал, зачем оставлять ее одну, среди темноты.

–Ладно, оставь его со мной.

– Точно?

– Ага. Я его не обижу. Правда, увя?

Юра потом так и не смог себе объяснить. Он хотел в бассейн, он любил плавать, но все равно остался с Варей. В темнее шуршали иглы. Варя позвала:

– Подойди ко мне, увя.

Юра подошёл. Варя засмеялась. Она, правда, была веселая, с самого утра.

– Сегодня полнолуние. Это как Новый год для меня. Это может тебя напугает, но боятся нечего. О...уже начинается.

В призрачном свете медленно выплыла луна. Варя запрокинула голову. Ее шея удлинилась.

– А-а-а... не бойся... а.. фмяу...

Юра зажмурился, и распахнул глаза, когда в лицо ткнулся нос. Кожистый. Мокрый. Перед ним сидела лиса, и смотрела, будто улыбаясь. Пустое кресло замерло в лунной дорожке. Юра смотрел на лису, а она радостно тявкнула, и понеслась между сосен. Она прыгала, скакала, валялась в пыли. Она двигалась так быстро, что казалось, у нее не один, а все девять хвостов.

Наскакавшись лиса прянула к Юре, снова ткнулась носом. Юра осторожно погладил блестящую рыжую шубу.

 

Домой Юра пришел около двух. В глубине комнаты тлел ночник. Алла дремала, обложившись подушками, но услышав щелчок замка тут же вскинулась.

– Что случилась?

Юра промолчал. Содрал грязные промокшие ботинки, прошел мимо Аллы, выудил из холодильника бутылку лимонада и присосался. Он двигался медленно, с трудом, словно все его тело болело, или было не совсем его.

– Ты купила молоко? – спросил он наконец.

– Да, – Алла ловила взгляд, но Юра упорно смотрел мимо.

– Свари кофе.

Она тут же бросилась наливать джезву, ставить на огонь. Тени метались по стенам.

– Ты меня спрашивала, что такое «увя», – сказал Юра. – Я посмотрел в словаре Даля, хочешь скажу?

– Скажи.

На столе возникла подставка, чашечки, какой-то сыр.

– Увя – это младенец. Раньше, так называли младенца. – Юра поднял глаза и встретился взглядом с Аллой. – Они нашли тело мамы.

Алла ойкнула.

– Мне очень жаль. Вот, кофе.

– Жаль?

– Да. Я не знала ее, но мне жаль.

– Серж говорит, что вы были с ним вместе до того, как я вернулся с раскопок. А как только приехал, ты ушла. Совпадение?

Алла села за стол, взяла чашечку кончиками пальцами, и сделала глоток.

– Ты думаешь, я вру?

– Я не знаю. Просто до тебя я не вспоминал... Вообще ни разу. А тут подряд. Все эти воспоминания. Яркие, пленительные.

– Пленительные?

– Не цепляйся к словам. Отец сказал про тело матери. Серж о вашей яркой, но короткой любви. Я не знаю, о чем и думать. Явно не о словах.

Алла усмехнулась, простучала пальцами по столешнице. Будто аккорд взяла.

– Не веришь... – она встала подошла к окну, постояла. – Ты мне нравишься, – она обернулась. – Ладно, я тебе все скажу. Все-все. Ничего не скрою. Я присматриваю за тобой. Это моя работа, – те, кто в группе риска.

– Что?

– Ты полгода жил со странными созданиями. Вампир. Русалка. Оборотень... Бессмертный ребенок. Когда отец забрал тебя, они исчезли. Мы не знаем, где они сейчас.

– Ну и что? При чем здесь я?

– При том, Юрочка, при том. Ты теперь как бомба замедленного действия. Когда рванешь, почему – неизвестно. И соседи эти твои... – Алла, когда нервничала, начинала говорить неполными рубленными фразами, начинавшимися с «и». – И с матерю твоей непонятно...

Юра второй раз за сутки пожалел, что не курит. Алла молчала.

Он вдруг ощутил, в груди что-то напряглось и лопнуло, как лопались те пузыри на болоте. Лопнуло, и стало легче. Потому что он знал, что никакого трупа полиция не нашла. Нет, ошибка. Мама жива.

– Вы ошиблись, – обращаясь не к Алле, а вообще непонятно кому, сказал Юра. Что его услышат, он тоже откуда-то знал. – Там, кстати, был еще один ребенок. Невидимка. Цветкова его кормит... Или ее. Не знаю. И Цветкова тоже не знает.

– Интересно.

– Да, нет...

– Почему? – Алла то ли вернулась к амплуа, то ли просто Юра застал ее врасплох.

– Они... – Юра задумался. Ему снова, как в детстве, не хватало слов, чтобы говорить. – Они неинтересные. Ну, вампир. Ну, русалка. Ну... Они же жить должны. На полную катушку, с размахом, а не так от бассейна до гастронома.

Алла хищно улыбнулась.

– Ты пересмотрел «дневников вампира» или «сумерек». Бессмертные все – скучные, банальные люди. Я пока была стажером, чуть не умерла со скуки за монитором. Да. А ты как думал, мы следим за ними. И аудио, и видео. А про тебя, мы не знаем, просто ты по случайности к ним попал, или ты уникальный, – Алла, когда нервничала становилась косноязычной и начинала все предложения с «а».

– Я обыкновенный!

– Нет! И ты сам это подозреваешь!

 

Они просидели до рассвета. Больше молчали. Спать не хотелось. Алла раза четыре ставила кофе. Молоко кончилось и в дело пошел коньяк. В террариуме шебуршились тараканы, можно закрыть глаза и представлять себе Мадагаскар.

– Пришибут меня, – сказала Алла, – на моей работе.

Юра промолчал.

На столе затрясся поставленный на вибрацию телефон. Звонил, конечно же отец. Юра знал, что он сейчас скажет, но сделал вид, что не знает. Он мазнул по трубке пальцем, разрешая звонок.

Примечания

  1. «Под прикрышкой» – диалектизм, встреченный автором на Северном Кавказе.

Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...