С неба упало...

Бухнулось с громким хлопком на песок у гвардейских конюшен... залаяли, вскочив, уснувшие было псы. Затопали грузно лошади в стойлах. Огонёк свечи трепетно зажелтел в окне пристройки, где жил конюх Коринд. Клацнул замок, скрипнули петли, лохматая голова Коринда высунулась в уличный сумрак.

 

– Хорош орать! – заорал он псам. Гнева в голосе его было немного, но достаточно, чтобы они успокоились, с обидой поскуливая. Он сразу понял, что произошло. Там, на песке бугрилось... да, ещё одно тело.

 

Поводив свечой над ним, Коринд понял: теперь во всём приграничном городке разверзнется хаос... И у полка их начнётся весёлая жизнь. Плащ из двух сшитых тигриных шкур, что он распознал на трупе, ясно давал понять, кто это! Кнолт Рагхин, в банде которого давно уже намечалась внутренняя грызня. Или, всё же, не Кнолт? По развороченному лицу ничего не понять.

 

Коринд недовольно крикнул снова залаявшим псам:

– В небо вы за ним не полезете, да и не по зубам он вам... дракон, чтоб его... поспать не дал, гад! Теперь надо ехать за капитаном.

Чем Кнолт Рагхин насолил небесному хищнику, Коринд уразуметь не мог.

Но выходило почти забавно – плохой парень пал жертвой совсем уж явного чудовища...

 

Тут защемило сердце у Корирнда от суеверного ужаса – вдруг небесный хищник услышал его грубые слова? Дракон и мысли людей, вроде, "слышит". А если обидится и разозлится? А Коринд здесь один, без оружия... И конюх, на всякий случай, жалобно-покорно запричитал, опасливо поглядывая на тёмно-фиолетовые небеса:

– Прости, дракоша, я не хотел тебя обидеть! Глупый, старый трудяга Коринд. Лети там, лети себе с миром.

 

Но, может, никуда ему сейчас и не ехать?

Темень непроглядная близка.

Да, пожалуй, дело до утречка подождёт.

Тело подождёт. А уж коли исчезнет, и хлопот меньше...

И вот надо же было конюшни за городом расположить! Ах, местным запах будет не по нраву, если возле полка коней держать. Обязательно пару часовых нужно сюда выпросить у капитана!

 

Решено. До утра.

Собаки предупредят Коринда, если вдруг что ещё приключится, и защитят.

Он же все засовы запрёт, на случай, если мертвец встанет и пойдёт бродить.

Капитан, тот вообще в дракона не верит. Хотя и умный. Скажет, что Кнолту глаза подельники закрыли, а тело катапультой забросили. Так ведь и скажет. Да наорёт ещё, что Коринд не осмотрел поле вокруг.

 

Засыпая, Коринд успокаивает себя приятными мечтами об одной местной вдовушке. Если же неприятное вторгается в идиллию грёз его, губы шепчут капитанскую мантру:

– ...нет в мире драконов... прошло время их... нет уже сотню лет...

 

Алэм-Клак летел и думал, а потому летел он не быстро. Плавно вздымал он мощные крылья, и с шелестом распахивались на них перепончатые веера. Уже забледнели наверху, а кое-где отчётливо просияли, золотистые звёздочки. Он иногда выбирал самую красивую из них, и долго-долго летел к ней, ему так хотелось прикоснуться... но достичь её никогда не удавалось.

Печальна жизнь дракона, влюблённого в звезду!

Обоими своими сердцами он чувствовал эту печаль.

А правое ещё и болело от старой раны.

 

Скучновато без птиц было в небе ночном.

Сам Алэм-Клак вполне отчётливо видел предметы во тьме, только всё представало в багровых тонах, других красок ночью его глаза не распознавали.

Лишь надмирные звёздочки играли в ночи для его глаз неизменно золотистыми переблесками.

Внизу, на земле, он увидел яркое, красное кольцо. Огонь костра. И подвижные шарики там увидел – головы людей.

Сбросить ношу здесь? Искупаться в их забавных страхах?.. Ведь это так бодрит.

Вчера он наказал главного клеветника, совершающего свои преступления так, что всем казалось: виновен в них дракон. Он, Алэм-Клак, то есть, иных драконов тут на тысячи миль нет, он бы почувствовал...Простить клеветы на себя Алэм-Клак этим людям не мог. Сбросил первого за городом вчера. А сегодня черёд познакомиться с когтями дракона пришёл исполнителю преступной воли главаря, кузену-подельнику.

 

 

Алэм-Клак изогнул шею дугой и вытянул вниз свою удлинённую, чешуйчатую морду, схожую с лошадиной, только саму размером с жеребца, и зеленовато-бугристую... Вытянул её к своим морщинистым лапам.

Тусклым янтарём мерцали глаза Алэм-Клака. Он осмотрел добычу. Когти клещами сжимали мертвеца, безвольно болтались у того руки на ветру, словно тот был тряпичной куклой. Невидящие глаза Одлара Кримжа, кузена Кнолта, были раскрыты навстречу звёздам... а иногда, в могучих когтях, его мотало к заднице Алэм-Клака.

 

Душа Кнолта Рагхина не отходит от ещё не остывшего тела. Не так она светла, чтобы проложить себе путь во тьме. Суждено ли ей блуждать вечно-неприяканно тут, или Огнеликая утром сожжёт её, как бесполезный мусор?

 

Конюшня, псы, лохматый человек со свечёй, словно шаманит над телом... Вот значит, где его тело бросили? Кто, что с ним так... Там, в поле, птица простая ведь кружила в вышине, но вдруг ринулась вниз... О, то не птица была.

И сковало разум и тело у Кнолта, пока она неслась к нему чёрной стрелой, приближаясь и становясь чем-то большим, тёмным, опасным. Затмила собою весь мир... Даже закричать от ужаса не смог там тогда Кнолт, у виноградников. Магические цепи сразу повесил небесный хищник на него ум, язык, мышцы.

О, теперь многое ясно.

Когда дракон тебя выбирает жертвой – нет сил даже пискнуть в свою защиту.

 

Душа Кнолта знала, почему у неё отняли тело.

Ведь, когда Кнолт ещё с гордостью носил на этом теле плащ из двух тигриных шкур, и считал себя подлинным хозяином приграничного городка...

Он не просто не поверил в то, что древнее чудовище пробудилось. А кузен Одлар быстро смекнул, насколько страхи местных могут быть прибыльны им.

 

И, через продажного часового в гарнизоне, достав из "книги тайн", что привёз с собой гвардейский капитан, рисунки клыков и когтей драконовых, сведения об их размерах... Одли выковал острый, похожий на уродливую саблю, стальной "зуб дракона". С согласия Кнолта, разумеется. Для дел кровавых, предстоящих.

 

Сколько улыбок тогда было на их устах, и кружился в танце с невидимой красоткой Кнолт от радости в белом особняке своего поместья. Он представлял, что с ним танцует прелестная, русоволосая Эшани Роэ. Уж теперь-то законник Милжэн всегда получит лёгкое объяснение загадочно-кровавым случаям в городе и вокруг.

Ясно всем будет, что это дракон виноват, а не "шайка Кнолта Рагхина".

 

И полк Ринлана Кетчара останется в городе, раз уж население в опасности. Дракон ведь не дремлет! Он пробудился, ха-ха-ха... пусть все глупцы так и считают. У воинов Ринлана – хорошее жалование, а у Кнолта – хорошее вино.

Вначале их очередной гулянки оно точно хорошее, а потом, когда они песни начинают орать: можно смело разбавлять его. И навар хороший, чуть ли не с воды подкрашенной, получать. Кнолт сам учил этому виночерпиев.

И ещё ого-го чего можно наворотить при таком раскладе безнаказанно.

 

Наворотили. А невидимая красотка, похоже, была самой смертью, которую он пригласил на танец, приняв то роковое решение… Устранить парочку конкурентов, братьев-бандитов Коуни-Кейм, что иногда угоняли лошадей у местных, но в основном занимались кражей драгоценностей в далёких городах, чтобы потом, одев костюмы и приняв солидный вид, продавать побрякушки здесь. Кнолт это терпел, но они стали привозить вина в таверны… И продолжали делать это, сбивая цену на товар, вопреки угрозам Кнолта.

Одлар предложил пустить "зуб дракона" сразу в ход, а Кнолт не отказался, чужими руками всегда легче распоряжаться, нежели своими. Но раз он главный, с него и спрос, вот почему дракон пришёл за ним. Умные твари, не обманешь.

 

Оскорбили они, выходит, пробуждённого дракона своими выходками.

Случалось, Кнолта и самого чудовищем называли. Но тогда сам дракон что такое? Чу-ж-овище? Чуждовище. Или оба они, кто прежний, кто новый, чудовища тут...

 

Душа Кнолта Рагхина не могла отдалится от поверженного тела, но вот иное время, прошлое, стало доступно ей, она могла войти в те недалёкие ещё дни, заново прожить их, что-то почувствовать...

 

Полк прибыл неделю назад, и день тот выдался насыщенным для Кнолта. Утром в двери постучал гонец и сообщил, что обоз со статуей старого короля, прибудет к вечеру. Это было чудесно.

 

Он её, обшарпанную статую, посеревшую от ветров и дождей, купил всего за десять золотых – в другом, далёком городке, где была традиция: ставить статуи королей на площади. Прежний король что-то застоялся, да и выглядел уже не очень, помутнел от времени, одна нога стала крошиться с колена. Пора заменить его нынешним властелином, решили в том городке. Почуяв прибыль, Кнолт быстро вернулся в свои края, и стал убеждать почтенных господ родного города в том, что им всем здесь нужно чтить память бывших правителей.

 

А то, что у них нет мастеров, способных изготовить статую прежнего самодержца, так это вовсе и не беда. Он уже договорился с мастером в одном селении у гор: сошлись на двух сотнях золотых за работу. Если же почтенные горожане вскладчину, даже не из городской казны, соберут хотя бы полторы сотни золотых, то он, Кнолт, раскошелится аж на пятьдесят монет!

 

И они собрали все две сотни!

Кого речью пламенной, кого укорами, убедил.

Хорошо разыграл расклад, очень хорошо.

Потратив всего десять монет на саму статую, и столько же на дорожные расходы, он отяжелил карманы свои из шкатулки, в которую собирал золото горожан, на две сотни монет. На сто-восемьдесят, за минусом расходов, точнее.

Великолепно. Очень приличная прибыль.

 

Даже младшая его сестра, Джолта, дерзкая и злопамятная, не раздражала в то утро. Пусть бродит по комнатам своей вкрадчивой, бесшумной походкой, и пытается раз за разом прочесть древнюю книжицу, на которой совсем уже помешалась. От неё, Джолты, иногда есть и толк, подлечить может. Считает себя ведьмой. Смешно. Помимо чёрных волос и холодного, мстительного взгляда, ничего в ней нет от настоящей ведьмы. Но свойства грязей и трав знает, подучилась у пары старух.

А вот её грызня с Одли уже в печёнках. Где он, кстати. Спит, похоже.

 

Из окна тем утром Кнолт видит приближающуюся к особняку фигуру Махиса Роэ. Вот с кем он точно не хочет говорить. Этот Роэ, чей дом и сад – в поле, дальше к лесу от поместья Рагхинов – построил недавно для Кнолта новую конюшню, амбар и беседку.

 

Полтора месяца Махис строил, на совесть делал.

Условились на сорок золотых, договор заверили у Милжэна. Но... что-то мешает, не даёт Кнолту, просто взять и выплатить Роэ долг. Может какой новый расклад, игра чуется, ещё до ясных мыслей не окрепнув...

 

Махис уже приходил и до того, просил оплаты. Напоминал, что у него трое детей, двое совсем ещё малые. Кнолт сказал, что сейчас у него нет столько свободного золота, что он должен не только Махису. Сам Кнолт, поступи кто с ним, как он с Роэ – терпеть бы, ходить и униженно просить своё, не стал... отделал бы, даже не своими ручищами, подлеца, и взял своё с процентами. Ну или разломал, что построил. Но это же Махис... Сам виноват, сразу надо было, частями, золото своё забирать! Растяпа.

 

А сорок монет, всё же, и жалко теперь Кнолту. Чужому отдать их непросто, когда можно и оставить. С положением и связями Кнолта в городе, многое можно. Договор бы только тот их с Махисом заполучить, а то законник Милжэн, и вся прочая канцелярия, на стороне зануды Роэ будут.

 

Одлар, тот вообще предложил уличить Махиса в воровстве досок, или, сломав часть стены в амбаре, поставить в вину Роэ плохую работу. То есть, пути к сохранению сорока золотых у Кнолта имелись!

 

Он ещё в первый приход Махиса за оплатой сказал, что дети того всегда могут получить у Рагхинов хлеб и фрукты, пусть Махис пришлёт Эшани...

Но вот, Махис Роэ снова заявился сам.

 

Кнолт врывается в комнату прислуги, видит затылок Бруги, тот рожей в тазу с водой, булькает, умывается.

– Быстро, одевайся, скажи Махису, что меня нет, я уехал в город!

Бруги поднимает голову, с ушей и волос течёт. Басит:

– Ясно. Сейчас.

 

Не в старшей же дочери Махиса дело? Или он, Кнолт, всё же из-за Эшани, хочет привести семью Махиса к бедности, чтобы потом стать благородным спасителем, очаровать Эшани? Но ведь сейчас она его, может, уже и ненавидит...

– Стой, Бруги! Вот пять монет. Отдай ему. Скажи, что господин Рагхин передавал привет. Ему, и Эшани.

 

Но, когда Бруги возвращается, пять золотых при нём. Как и "бычья" шея, неприятное лицо с толстыми губами, лоб с какими-то бугорками, и маленькие глазки под нависшими, кустистыми бровями. Может, в городе цирк с силачём Бруги организовать? Надо на досуге обдумать, прибыльно ли такой расклад разыграть.

 

Бруги в нос гнусавит, припоминая слова Махиса:

– Он сказал – если у Вас нет всей суммы в сорок монет, то он заберёт себе половину Вашего виноградника... сказал – он продал Вам виноградники три года назад, за семьдесят монет, и потому, если Вы...

– Заткнись! Пшол вон, клоун!

 

На крик в комнату быстро входит Одлар, этот – худой и жилистый, раза в два тоньше Бруги телом; но таких, как бугролобый здоровяк, Одли вырубал с одного удара, бывало, в тавернах. Знает, куда и чем ударить. А на самом вон и шрама ведь нет, но то заслуга "живой грязи", что Одли у Джолты украл, хоть и не признаётся.

Ещё и лицом Одлар – почти принц Кловельд, знатный красавец, сын короля. Тьфу, то есть, конечно, всякие там кудряшки на голове, смазливое лицо юнца... Но, будь сам Кнолт изящнее, худее, а не чуть более благородной версией Бруги, так может и Эшани... к нему воспылала бы.

Колдовство, конечно, есть и на эту тему, способы стать покрасивее, или там очаровывать... Но, ещё со времён службы в гвардии, у Кнолта к ведьмам стойкое отвращение.

 

Гвардия! Полк ведь придёт сюда сегодня, Кнолт обязательно должен познакомиться с офицерами! Махис ушёл, можно седлать лошадь.

 

Когда Кнолт служил, гвардия уже не жгла ведьм. А сорок лет назад указ о сожжении злотворных дочерей тьмы был ещё в силе. Но тогда звёзды и сошлись так, что начался "ведьминский век" – и после смерти тел на кострах, ведьмы стали вселятся в гвардейцев, своих обидчиков. Потому их теперь покупают, ведьм. И добрая их половина служит Высокому Двору. А вот недобрая...

 

Одли, узнав причину крика его на Бруги, а Кнолт вовсе не хотел терять – ни золота, ни половины своих виноградников – молча откинул правую часть своего плаща... словно черным крылом взмахнул. Не такой роскошный плащ у Одли, как тигровый, у Кнолта, конечно. А под плащом у кузена бликовал "Зуб Дракона".

 

– Ты его теперь везде, что ли, носишь с собой, – удивлённо покачал головой Кнолт.

– Никогда не знаешь, где пригодится, – пожав плечами, произнёс Одлар. – я могу догнать Махиса в поле и решить вопрос. Дракон решит, я хотел сказать, этот сложный вопрос...

 

Кнолт глубоко задумался. До чего всё зловеще просто, когда Одли так рассуждает. Нет, неприятно, Махис давний сосед всё-таки. Зла нет у него к Махису, но от виноградников нужно его отвадить будет.

 

Конечно, Эшани без отца, её защитника и хозяина дома, станет более доступной, но Кнолт всё же не такой подлец… Ему не хотелось бы, то есть, уж слишком откровенно пользоваться её беззащитностью. От бед Эшани может потерять очарование, огрубеть, а то и лихой девкой стать. И тогда он вынужден будет о себе думать хуже, чем ему хотелось бы.

– Ладно, Кнолти, подумай ещё. Пусть пока уедет с миром. Может, одумается. А потом, если пойдёт против нас, просто не говори мне ничего, я сам разберусь. Достаточно будет промолчать, когда я спрошу ещё раз тебя, лететь ли дракону за Махисом. Если спрошу.

Проклятые слова Одли.

Почему у Одлара всегда есть пара самых диких мыслишек в запасе. Он точно к ведьмам ходил! Потому и глаза хитрые.

– Принеси вина, – хрипло просит он Одли. Вино должно унять тошноту.

 

Потом они с Одларом и парой надёжных парней из местных, скачут в поле навстречу пёстрой ленте, что переливается у далёких холмов. Лента, когда они приближаются к холмам, дробится на вертикальные палочки, а потом уже можно разглядеть каждого, по отдельности, гвардейца полка...

 

Офицеров же всегда можно узнать по одеждам, манере держаться, взгляду...

Их двое. Один – светловолосый, светлоусый, заметно моложе второго – загорелого лицом, бывалого вояки со шрамом на щеке.

– Приветствую вас, господа! Гвардия – братство среди приключений! – Громко говорит Кнолт, натягивая узду. Он излучает восхищённое дружелюбие, и трое копьеносцев, подавшиеся было в его сторону, возвращаются в строй. – Я – Кнолт Рагхин, бывший сержант…

 

– Рагхин? – Темнолицый, загорелый офицер, кивает ему. Голос у него твёрдый и чёткий, в самый раз для командира, – уж не тот ли Рагхин, для которого аж новую медаль придумали в королевской канцелярии?

– Тот самый! – Подтверждает Кнолт. Он восхищён этим подтянутым капитаном, но собой ещё больше. Гвардия, сабельно-копьевое братство, не забыла о сержанте Кнолте Рагхине, спустя столько лет! – С кем имею честь?..

– Капитан Ринлан Кетчар. А это мой помошник, Фанги, – капитан указывает на светловолосого офицера, что едет чуть в стороне, и тот сдержанно салютует.

 

– Вы ведь знаете, как устроены эти города в дальних углах королевства? – Приступает сразу к делу Кнолт, – всегда есть находчивый парень, который может быстро достать всё, что угодно. От изысканных южных вин, до готовых к знакомству дам. Который знает всех вокруг, и помогает избегать ошибок в общении с местным людом.

– И такой парень здесь Вы, я верно понимаю? – Спрашивает с легкой иронией Ринлан. У него удивительно ясные, зеленые глаза. Не выцвели в походах под лучами Огнеликой. Или к ведьмам ходил?

– Да, так вышло, что я...

– Буду знать, Кнолт. Но заранее не усердствуйте, особенно с дамами. Мне в полку эти дрязги не к чему.

– Конечно, капитан.

– Что ж, рад знакомству, Кнолт Рагхин!

– Взаимно, Ринлан Кетчар!

 

Кнолт ещё с удовольствием узнал бы, какой приказ дан полку, чего ждать горожанам, но чувствует, что момент не тот. Приказы канцелярии, всё же, деликатный вопрос, часто с секретной частью, даже от гвардейцев полка...

И Кнолт решает, что он после, при личной встрече с Ринланом, выяснит – зачем пришёл полк в их края. Он отъезжает от вереницы идущих в город гвардейцев к своим людям.

Он счастлив. Гвардия не забыла!

 

И только Одлар портит момент своей, с виду доброй и ласковой, но, по сути, погано-ехидной улыбкой.

– Брось, Кнолти. Он же просто мальчик на побегушках у короля.

– Ничего ты не понимаешь! – Запальчиво спорит Кнолт. – Я сейчас мог уже быть сам капитаном! Или повыше – над полками, над битвами...

– Ага, если бы казну своего полка не выкрал. И, ничего здесь не понимает – лишь этот бравый капитан! А не я.

Кнолт кривится, плюёт в сторону, и бросает бранное слово в лицо Одлара, после чего быстро разворачивает вороного.

"Как тебе угодно" – отвечает насмешливо Одлар, уже в спину прочь скачущему Кнолту.

 

Да, казну своего полка, Кнолт, конечно, выкрал. По дурости, кутежи да игры довели, долги благородным домам за ним числились. А когда, в ту далёкую ночь грабежа, на него наткнулся часовой, и сразу начал вопить, Кнолт от страха полоснул того кинжалом по громкому горлу. Не хотелось позора.

К ним уже бежали из казарм, разбуженные воплем гвардейцы, когда Кнолт быстро сообразил, что сможет выпутаться – лишь рассыпав золото полка на стремительно умирающем часовом, хрипящем последней кровью своей, всё медленнее льющейся из раны. Что Кнолт и сделал: рассыпал золото на окровавленном теле у своих ног, и завопил:

– Сюда! Вор! Я поймал вора!

 

Так он и стал героем гвардии. Ему выплавили медаль, тогда еще первую такую – "За чистоту наших рядов", и вновь расплавив ее, Кнолт сделал слиточек, отдав один из своих долгов. У начальства к нему претензий не было, ведь он сочинил складный рапорт о том, как выйдя ночью попить воды... заметил грабеж, вынужден был защищать казну, и в темноте случайно попал вору лезвием повыше плеча, о чём сожалеет.

 

А вот в казармах не все поверили Рагхину, кое-кто хорошо знал там бедового часового, в деньгах якобы у "вора" нужды просто не было, часовой был не из бедных. Косые взгляды раздражали, Кнолт покинул гвардию при первой удобной возможности.

 

Ну было, да, но зачем Одли напоминает, вот же ядовитый! Завидует? Развлекается? День чудесный испоганил, гад!

 

– Кнолт, а я тебя искал! – Встретил его Махис у особняка. "Главное, чтобы мы тебя не искали" – раздражённо подумал Кнолт. Сутулый, жилистый Махис Роэ, был слегка хмельной, пару дней не бритый, в пропыленной рубахе, на худом лице лихорадочный румянец, быстро моргающие глаза. Левая скула у Махиса была измазана глиной. Кнолт сказал, не слезая с коня:

– У меня есть десять свободных монет.

Краем глаза Кнолт заметил скачущего к ним Одлара.

 

Роэ улыбнулся, замотал головой:

– Мне уже не нужно, мы со Скимсом и Эшани подумали, и решили выкупить половину виноградников, в счёт долга.

– Ты делаешь ошибку, Махис.

– Я хотел лично тебя предупредить, Кнолт, что сегодня мы со Скимсом начнём строить забор там. Не побей в тот год град урожай, и не заболей я тогда, чтобы зарабатывать плотником... мы никогда бы не продали виноградники!

А Махис, похоже, и правда не понимал, что Рагхин своё никогда не отдаст… Если даже в прошлом оно было чужим.

 

Сказав своё слово, Махис быстро, хоть и прихрамывая, пошёл прочь.

А Одлар подъехал на своём гнедом жеребце, и остановился возле Кнолта.

Понял всё Одлар по лицу Кнолта.

– Очень надоедливый тип, – Сказал Одлар, – дракон любит пробовать на зуб таких. Дракон готов к охоте. Что-нибудь скажешь?

Кнолт промолчал.

Одлар подождал.

Кнолт продолжал молчать, уставившись на холку своего вороного.

Резко хлестнув коня плёткой, Одлар поскакал вперёд, к Махису, и полы его плаща развевались чёрным знаменем на ветру...

 

Душу Кнолта вдруг стало затягивать куда то... И возникли вдруг все запахи, краски того дня, и чувство рук, и тяжесть тела… Тела! До того чувства были блеклыми, такими не насытишься, призрачными, как и сам Кнолт, они были. И вот он в живом теле! Но не очень знакомом, не своём словно теле… Душа Кнолта оказалась в каком-то сутулом, хромающем человеке.

Оглушительное мгновение полноценной жизни, оно так освежающе прекрасно!

Но дальше ждал только ужас!

 

Боль настигла его новое, сутулое тело, дикая и ослепительная боль. Имелось и то, чем её выразить – рот ведь был теперь у него... Катался по траве и выл. А корявый, похожий на уродливую саблю, "Зуб Дракона" продолжал жалить его, протыкать... И глаза убийцы, о, эти льдинки вместо глаз, у кузена, красавчика Одлара...

Кончилось.

Теперь и тьме рада была душа Кнолта.

Но нет, ещё тысячу раз он станет Махисом в минуту агонии, чтобы очиститься, и получить шанс...

 

Эх, люди... Грусть проникла в оба сердца Алэм-Клака, стоило ему лишь вспомнить о событиях прошедшего дня. С привычной, облачной высоты, люди днём для взгляда его – маленькие жучки внизу; но для обоих его сердец, люди – прекрасные цветы. Просто, иногда поляну с цветами, нужно пропалывать от сорняков...

 

Самое долгое его путешествие к звезде длилось почти век – Алэм-Клак, будучи загадочно-волшебной тварью, мог обходится без еды. Вернее, он ел и пил свет Огнеликой. И без отдыха мог обойтись. Вернее, он брал время взаймы у будущего сна.

 

Вот потому, вернувшись, так и не долетев до звезды, он ещё на век уснул, нырнув в жерло древнего вулкана... который, Алэм-Клак чувствовал это безошибочно, больше не закипит и не взорвется, ибо подземное сердце того вулкана, стало пеплом без надежды на огонь...

 

Конечно, люди этого края, успели забыть о драконе за столько лет, вот и волнуются.

Эх, люди... только дракон может быть сто лет в пути, не сойти с ума и не потерять целеустремлённости. Но, если в том, надмирном пространстве, чувства его словно застывали, то здесь – возникала быстрая смена их в обоих его сердцах.

 

Да, мир внизу меняет его.

Алэм-Клак слышит их мысли, он хочет понять людей, но ещё не знает: зачем ему это. Может, это особенности нынешнего цикла его бытия?

Или просто любопытство – что же изменилось в них за время его, векового сна.

А ведь похоже, что ничего...