Эвери проснулась и несколько секунд лежала с закрытыми глазами. Воспоминания о страшном вечере медленно, урывками возвращались к ней. Со слабой надеждой она подумала, что сейчас откроет глаза и снова окажется дома, Пищалка с урчанием заберется к ней на грудь и уткнется мордочкой в ее шею, и все будет хорошо, как раньше.

Девушка набралась смелости и открыла глаза. Потолок над ней был деревянным, чужим. Эвери осторожно села на постели, огляделась, и — не смогла сдержать вопль ужаса.

На полу между кроватью и входной дверью валялись истерзанные трупы, пол почернел от запекшейся крови. Пищалка сидела в центре комнаты: кошечка игриво трепала оторванную нечистой силой руку мертвеца.

А на кровати рядом Эвери сидела кукла, которая напугала девушку вчера вечером. Единственный глаз игрушки неотрывно смотрел на девушку, рот и маленькие ручки были заляпаны красным. Эвери забилась в угол крови, ее трясло от ужаса.

 

За десять месяцев до пробуждения среди трупов

 

За полдня, которые Эвери провела в Академии, немного потеплело, снег стал липким и плотным, весело стучала мартовская капель. Прихватив сумку, Эвери выбежала из унылого здания и вдохнула весенний воздух полной грудью. Напевая себе под нос, девушка поспешила домой.

Эвери хотела забросить в квартиру сумку с учебниками, переодеться и встретить с работы Стрелка — в пятницу он заканчивал пораньше и они часто ходили за город, тренировались. Мурлыкая песенку, девушка шла домой, пока ее внимание не привлек бедно одетый ребёнок.

Малыш лет пяти стоял посреди тротуара и озирался по сторонам, словно искал кого-то. Эвери мягко спросила:

– Привет, все в порядке? Ты потерялся?

– Барышня, помогите! - мальчик вцепился ей в руку. - Там котята, они… я…

Малыш потащил её куда-то во дворы, и Эвери еле-еле поспевала за его быстрыми ножками. Через две минуты они остановились возле вонючей свалки: жители окрестных дворов выбрасывали здесь всякую гадость, и полисмены не могли это пресечь. Ребенок указал Эвери на картонную коробку, до половины заваленную снегом, и у девушки сжалось сердце.

Она сперва подумала, что там мертвые крысята: такими крохотными, почти голыми выглядели эти зверьки. Трое из них были черными с белыми пятнами, и один — рыжий с белой грудкой. Только через несколько секунд Эвери сообразила, что это котята.

Позже девушка сильно жалела о своих действиях. Ей следовало посадить по котенку в карман пальто, еще одного — в сумку, и последнего прижать к груди, и со всех ног бежать домой. Тогда, возможно, она смогла бы спасти их. Но Эвери была в замешательстве, и естественная жалость в ней смешалась с брезгливостью — девочка из хорошей, обеспеченной семьи, она знала, что такое вирус, и боялась подцепить что-нибудь от новорожденных уличных котят.

Поэтому Эвери отломала прутик и осторожно потрогала им черного с белыми пятнышками котенка. И кроха запищал, громко, во всю силу своих крошечных легких! На глазах девушки выступили слезы. Она потрогала прутиком и других котят: они ответили тихим писком.

– Посторожи их, - сказала Эвери ребёнку, а сама огляделась, соображая, что делать.

Храм белел совсем близко, и девушка бросилась туда. Запыхавшись, забежала внутрь — и наткнулась на ледяной взгляд старушки, продающей свечки.

– Без платка, размалеванная, расхристанная, стыдоба… - пробубнила бабка.

Эвери взволнованно заговорила, с мольбой глядя на служительницу:

– Пожалуйста, бабушка, помогите, я там котят нашла, маленьких совсем, новорожденных, они там умрут от холода, вы не могли бы их взять? Это же Храм Божий, тут должны помогать живым существам… они отогреются, будут мышей ловить…

– В храм с кошками нельзя, - оборвала ее старушка.

Потрясенная, Эвери отступила на шаг.

– Бабушка, они же умрут, - тихо сказала она.

– Они все равно умрут, без кормящей мамки. Бог дал, Бог взял.

– Как вы можете…!

Старуха долго смотрела на девушку, и наконец взгляд старых глаз смягчился. Она сказала:

– Подожди минутку, барышня.

Служительница скрылась в маленькой каморке за прилавком. Эвери только сейчас заметила, как быстро, отчаянно бьётся её сердце. Она посмотрела на иконы и впервые за долгие месяцы обратилась к Богу: «Умоляю, пожалуйста, пусть мне удастся спасти малышей! Пожалуйста, Господи, пусть получится!»

Старушка вернулась, неся в руках маленький деревянный ящичек.

– Положи котят туда и походи по домам, авось кто возьмет, - бабка отдала ящик Эвери. На дне ящика лежала белая тряпочка.

Девушка благодарно кивнула и направилась к выходу. За спиной у нее старушка бормотала:

– Как не стыдно, котят выкидывать, нелюди… лучше бы утопили…

Эвери вернулась к свалке, где лежали малыши. Она сказала мальчику:

– Их надо переложить в коробку. Ты знаешь, как это сделать? (тела выглядели чудовищно маленькими и хрупкими, и девушка боялась им навредить).

Мальчик помотал головой.

Тогда Эвери сделала глубокий вздох и осторожно, тряпочкой, взяла рыжего котенка за передние лапки — они были тоньше спички — и положила его в коробочку, а рядом троих черненьких малышей. Потом она накрыла их тряпочкой, чтобы не мёрзли

Эвери много раз вспоминала тот день и винила себя за дурость. Надо было бежать домой и отогревать котят, но она стучалась во все избы и спрашивала, кто может взять котят. Конечно, ее прогнали — родных детей бы прокормить.

Где-то по дороге мальчик отстал — опаздывал на работу в мастерскую. Эвери одна дошла до своего дома, и у калитки решила проверить малышей.

Они не шевелились. И, кажется, не дышали.

Эвери терла их, тормошила, но котята были безответны. Слишком долго новорожденные кошачьи дети оставались на холоде.

И вдруг один из малышей слабо запищал! Это был тот самый котенок, который громче всех кричал, когда Эвери только нашла их. Плохо соображая, что делает, девушка завернула его в белую тряпку и, нежно сжимая в руках, побежала домой. Коробка с мертвыми или почти мертвыми котятами осталась на снегу, но Эвери заставила себя не думать о них. Она должна была спасти хотя бы одного. Дома, в тепле, она долго-долго растирала кроху, бормоча: «только живи… только живи...» С помощью маленькой медицинской трубочки она заставила малыша выпить немного молока.

В этот день она не пошла тренироваться со Стрелком. И в следующий. Зато к ней зашёл сам Стрелок, и, разобравшись в ситуации, сказал:

– Ты молодец, Эвери. Я помогу.

Он ушёл — и спустя час вернулся с хорошими новостями:

– Я нашёл кормящую кошку для нашей малышки. Не дело кошачьему дитю кормиться коровьим молоком. Закутай котёнка потеплее и поедем.

Эвери положила в коробку из-под обуви шарфы и тряпки и посадила туда малыша. Кроха пищал не замолкая и норовил выбраться из коробки: он пока был слепым, но уже пытался ползать.

– Такой жизнелюбивый, - улыбнулась девушка.

– И такой громкий, - усмехнулся Стрелок. - Маленькая пищалка… Пищалка-мурчалка…

Когда он смотрел на котенка, Эвери видела в его глазах непривычную нежность, и его лицо сразу молодело. Из тридцатилетнего мужчины с короткой, почти военной стрижкой и правильными чертами строгого лица он превращался в нежного светловолосого юношу. Эвери никогда не рассматривала его в качестве кавалера, да и он был давно и счастливо женат, но сейчас она жалела, что он не свободен.

Девушка сделала в коробке несколько больших дырочек, чтобы котенок мог дышать, закрыла крышку, и они со Стрелком вышли на улицу. Экипаж поймали быстро — повезло. Через двадцать минут они приехали к двухэтажному дому. У порога их уже встретила толстая молодая девушка с очень добрым лицом.

– Простите, не могу пустить в квартиру — у меня там злые собаки, - пояснила она.

– А они не съедят котенка? - испугалась Эвери.

– Нет, что ты! Они едят только людей. Кстати, меня зовут Анна. Открой коробку, посмотрю хотя бы на вашего кроху…

Анна взяла черного котенка на ручки и покрутила, придирчиво осматривая.

– Это девочка, - наконец заключила она.

– Как вы догадались? Там же ещё ничего не рассмотреть, - удивился Стрелок.

– Видишь её шёрстку? Вся черная, но есть белые и золотисто-коричневые пятна. Черепаховый окрас называется. Трехцветными бывают только кошечки, котиков природа так не наградила. Радуйтесь, черепаховая кошка — к удаче…

Спустя три месяца Эвери вернули котенка, который к этому моменту превратился в большеглазого подростка с ушами как у кролика. Пищалка носилась по квартире со скоростью света, и мяукать она так и не научилась — только пищала. Она приносила носки и шарики, ела все, что не приколочено, и Эвери полюбила ее, словно своего ребенка.

 

За два дня до пробуждения в комнате с трупами

 

– Ты волнуешься? - спросил Стрелок.

– А что, заметно? - грустно усмехнулась Эвери.

– У тебя лицо белее снега.

Девушка потерла щеки, словно пытаясь вернуть цвет бледной коже.

– Ну вот, теперь ты выглядишь так, будто я дал тебе пощёчину.

– Тебе не угодишь.

Стрелок взял её ладонь в свою.

– У тебя ледяные пальчики.

Эвери высвободила руку из плена его чутких пальцев и мотнула головой:

– Это нужно сделать. Бояться нечего.

Они сидели в маленькой каморке в Академии, их пистолеты лежали рядом, на столе.

– Я понимаю, что мы должны убить его, но, Господи, как это жутко — убить человека, - внезапно сказала Эвери.

– Губернатор и глава полиции — два сапога пара. Никита до сих пор вздрагивает при их упоминании, а Тамара встречу с ними не пережила.

– Да, но на место одних гадов придут другие…

– Так наши товарищи и их прихлопнут. Или есть шанс, что новые побоятся повторения судьбы старых и станут вести себя прилично. И не вешай нос, Эвери! У нас есть шанс выжить.

– Какой шанс?

– Пятьдесят на пятьдесят — либо выживем, либо нет.

Сегодня губернатор и глава полицмейстеров присутствовали на рождественском вечере в Академии. Они должны были вручить небольшие подарки отличникам и произнести пафосные речи. План заговорщиков был предельно прост: когда губернатор вручает Эвеои подарок, она прямо через карман стреляет в него. Одновременно с ней Стрелок выпрыгивает из комнаты для слуг и убивает полицмейстера. Затем они с боем прорываются к выходу, где их ждёт экипаж.

Эвери тоскливо посмотрела на зеркало, стоявшее в углу каморки. Нежное белое платье вскоре будет в крови — как и ее руки. Скорее всего, её убьют на месте. Темно-русые волосы, сейчас уложенные в изящный узел, растреплются, когда она будет мертвой лежать на паркете. А может, её не убьют сразу? Может, будут пытать? Холодок пробежал по спине Эвери, когда она представила, как с нее сдерут белое платье, подвесят ее голую в подвале полицейского управления и будут бить хлыстом. Кровь потечет у нее по спине, собираясь в лужицу у ног. А потом… Потом… потом они повалят ее на пол и войдут в нее по очереди, разрывая ее на части. После пыток ее отправят в тюрьму или на каторгу, и она будет гнить заживо. Тогда придется покончить с собой.

Эвери внезапно достала салфетку и стала тереть губы, стирая с них сияющую красную помаду.

– Что ты делаешь? - удивился Стрелок.

– В суматохе все равно размажется. Не хочу, чтобы мой труп был похож на клоуна.

– Эвери, - мужчина взял ее руки в свои. Снова. - Ты не умрешь, я тебе обещаю. Я клянусь сберечь тебя.

– Не давай неисполнимых обещаний, - девушка мягко освободила руки, - нам пора.

Пышные складки платья идеально скрывали карман с пистолетом. Эвери спустилась в залу, где уже сияли тысячи огней и девочки с младших курсов плясали вокруг ёлки.

«Мне не страшно», - говорила себе девушка, - «мне не страшно».

Отличниц собрали в углу залы, где дама-наставница раздавала последние распоряжения:

– Когда губернатор даст вам подарок — взгляд в пол и глубокий реверанс, понятно?! Эвери, если снова попытаешься пожать ему руку — сильно пожалеешь, я тебе обещаю!

Эвери подавила смешок. Год назад, получая подарок на рождественском вечере, она по привычке протянула губернатору руку для рукопожатия. Она всегда здоровалась с товарищами рукопожатием, подражая западным суфражисткам, но здесь все были потрясены неслыханной дерзостью — ведь женщина, предложив чиновнику рукопожатие, поставила себя на один уровень с мужчиной, нарушила все нормы приличия! Сейчас, конечно, она бы ни за что не подала губернатору руки.

– Девочки, постройтесь! - сказала дама-наставница. - Высокие гости идут!

Девочки собрались в группы по курсам, отличницы — отдельно, у самой ёлки. В зал вошли губернатор и глава полицмейстеров в окружении охраны. Сердце Эвели забилось быстрее — приближался тот страшный момент, когда ей придется стрелять.

Директриса, высокая худая дама, начала речь. У Эвери вспотели ладони от напряжения. Её подруга Эжени легонько толкнула её в плечо:

– Эй, всё хорошо? Ты белая, как смерть.

– На мне слишком много пудры, - отшутилась девушка.

Эжени покачала головой, но ничего не сказала — в их сторону уже посматривала дама-наставница, готовая шикнуть на учениц.

Следующим начал говорить губернатор. У Эвери всё плыло перед глазами, бальная зала пульсировала — то сжималась, подступая к ней совсем близко, то расширялась, давая ей сделать вдох. Зрение сузилось до холеного, красного лица губернатора.

Внезапно девушка услышала тихое-тихое кошачье мяуканье. Она обернулась, но котят не увидела. «Наверное, переволновалась, вот и мерещится всякое», - подумала Эвери. Однако благодаря неожиданному звуку ее мысли потекли в другом направлении. Она вспомнила, как по утрам, когда она еще в постели, Пищалка забирается к ней на грудь и сразу начинает урчать. Громко-громко, словно маленький паровозик. Кошечке уже полгода, даже больше, но она до сих пор очень маленькая. Анна объяснила: это потому что Пищалка в первый день жизни недополучила полезных элементов из материнского молока.

Иногда Пищалка замирала, глядя в стену, а порой подбегала к голой стене с писком, будто там сидели другие котята. Порой по ночам Эвери слышала мяуканье и не могла понять, чье оно — ведь Пищалка мурчать так и не научилась. Девушка списывала это на звуки из окна.

Эвери представила, как она лежит и нежно гладит кошечку по голове, чешет ее шейку и спинку, как Пищалка сползает с ее груди и ложится рядышком, переворачивается кверху белым животиком и урчит, урчит, урчит… в груди у девушки потеплело.

– Эй, ты что стоишь? - толкнула ее Эжени.

Эвери пришла в себя и обнаружила, что награждение студенток уже идет! Девушка вздрогнула — она не готова идти сейчас, она не готова, нет! Пистолет в кармане казался раскаленным и очень тяжелым.

На ватных ногах Эвери сделала несколько шагов вперед. Губернатор с широкой отеческой улыбкой смотрел на нее, и девушку пронзила мысль — его жалко! У есть жена, есть дети… Вот его дочка — белокурая девочка со смешными кудряшками, она стоит среди младшекурсниц и смеется над шуткой подруги. Эвери хотела одними губами прошептать ей: «Не смотри», но не могла сказать ни слова.

Эвери подошла ближе, и губернатор заглянул ей в глаза.

– Юная госпожа Ионель, поздравляю с успешным окончанием семестра! За особое усердие в обучении примите награду от города — эту замечательную книгу…

Девушка машинально взяла книжку левой рукой и присела в глубоком реверансе. Её правая рука в кармане ощупывала пистолет. Она успела увидеть обложку — «житие блаженной Матрены». Внезапная злость кольнула сердце Эвери, и она сказала с недобрым азартом:

– Губернатор, а почему не житие святой Елизаветы?

Святой Елизаветой в городе прозвали молодую булочницу Лизу, которая пыталась убить губернатора три года назад. Она привела в действие бомбу и хотела швырнуть ее в сани чиновника, но слишком поздно увидела, что в санях сидит не только он, но и его жена с детьми… До взрыва оставались ничтожные секунды, и Елизавета накрыла бомбу своим телом, чтобы спасти детей.

Короткий страх промелькнул в глазах губернатора, и Эвери выстрелила.

Она была маленькой, низкой девушкой, и пуля, выпущенная сквозь юбку, попала губернатору в нижнюю часть живота. Эвери нажала на спусковой крючок еще несколько раз, и губернатор отшатнулся, по его белой рубашке расползалось пятно крови. Он упал на колени, и Эвери мстительно произнесла:

– За Лизу.

Сейчас ей было все равно, убьют её или арестуют. Мрачное торжество поселилось в ее сердце. Она сделала это! Она убила губернатора! Технически он ещё жив, но с такими ранами не живут.

Девочки в суматохе бросились к выходу, кто-то отчаянно закричал, чьи-то руки схватили Эвери. И в зале прогрохотали новые выстрелы — схватился за сердце и начал сползать на землю глава полицмейстеров, и упал жандарм, схвативший девушку, кто-то заорал от боли. Среди сотен чужих лиц Эвери заметила лицо Стрелка и услышала его крик: «Беги!»

И она побежала. Кажется, охрана и жандармы сами не совсем сориентировались, кого хватать, и девушка смогла добежать до окна. Это был второй этаж, она знала, что если выпрыгнет в снег — уцелеет…

Внезапно молодой жандарм пригрозил ей дорогу. Кажется, это был совсем мальчик, милый вояка со светлыми волосами.

Эвери не стала долго думать. В пистолете оставались патроны — и она выстрелила в юношу дважды. Оттолкнув обмякшее тело с пути, она открыла окно. Морозный воздух ошпарил ее лицо, и на мгновение она услышала тишину — зимняя улица словно всосала все звуки паникующего зала. Но долго наслаждаться воздухом ей не пришлось — кто-то схватил ее за плечо и за платье. Эвери вслепую выстрелила назад, надеясь, что не ранила девочек, и перемахнула через оконную раму.

Полет длился лишь мгновение. Из-за холода сугроба она сперва не почувствовала боли в ногах и тазовых костях, но когда побежала по снегу, боль вернулась.

– Сюда! - закричал Степан, который ждал её в экипаже.

Девушка бросилась к нему и запрыгнула в тепло. Экипаж моментально тронулся.

– Стой, - пробормотала Эвери, и завопила: Стой! Мы не можем ехать! Стрелок там!

– Стрелок приказал уезжать без него. Он попытается задержать жандармов.

Экипаж мчался сквозь ночную мглу, девушку трясло: как они могли уехать без Стрелка? Как они могли?

Через минуту они остановились. Степан вытащил девушку из экипажа, накинул на нее шубу и шаль и заставил пересесть в сани. Эвери знала, что это нужно, чтобы уйти от погони, но она почти ничего не соображала. Только сейчас в ее голове сложилось, что имел в виду Стрелок, говоря, что не даст ей умереть. Он ценой своей жизни дал ей сбежать. И это он, а не она, лежит сейчас на паркете с простреленным телом, и из его серо-голубых глаз утекает жизнь…

В конспиративной квартире царила тишина. Степан включил лампу, и Пищалка грациозной тенью соскользнула со стола. Она подбежала к Эвери и стала с тихим урчанием тереться о ее ноги. Девушка со слезами на глазах взяла кошечку на руки — она и не мечтала снова ее увидеть. Два дня назад Фиона отвезла Пищалку на эту квартиру и пообещала заботиться о ней, если Эвери не вернётся.

Укачивая на руках кошку, Эвери мельком заглянула в зеркало. Её волосы почти не растрепались, но на мокрой одежде остались брызги крови. Это была нестрашная кровь — буквально несколько пятен. Эвери поняла, что уже не боится крови и ей плевать, что одежда измарана. Ее больше пугала смерть Стрелка. Она только сейчас поняла, что никогда не увидит этого серьезного, спокойного мужчину.

Эвери решила, что должна, просто обязана найти его жену. Стрелок говорил, что это женщина очень замкнутая, с душевным расстройством и слабым здоровьем. Роды убьют её, поэтому у них со Стрелком нет детей. Он говорил, что когда они победят — если победят — он хочет усыновить ребёнка. Теперь он никогда не сможет это сделать. Потому что он мертв… Эвери содрогнулась в рыданиях. Пищалка спрыгнула на пол у перевернулась на спинку, подставляя девушке свой белый животик. Эвери села на пол прямо рядом с ней и стала рассеянно гладить кошечку.

Степан поставил самовар, и в комнате стало теплее. В неверном свете лампы Эвери казалось, что Пищалка отбрасывает три тени, и аж три котенка шевелятся у стены.

Внезапно дверь распахнулась. Степан схватил за пистолет и приготовился защищать девушку.

– Спокойно, это я, - толстенький мужичок в шинели полицмейстера поднял руки, - у меня плохие новости.

– Садись, Вадим, - кивнул Степан, - что случилось? Губернатор или глава полиции выживет?

– Губернатор убит, за жизнь второго упыря борются доктора, но шанс выживания почти нулевой. Еще несколько жандармов погибли. Так им и надо — эти сволочи устроили пальбу и зацепили девочек…

Эвери потрясенно прижала руки к губам. Отвечая на её невысказанный вопрос, Вадим ответил:

– Девочки ранены легко. Сейчас их допрашивают. Многие в истерике. Но я хотел сказать не об этом…

– Говори, не томи, - нахмурился Степан.

– Стрелок выжил. Его отвезли в главное жандармское управление на допрос. Он ранен в плечо и в ногу, бежать точно не сможет, но он в сознании.

Девушка ахнула. Он жив! Неужели он жив? Видимо, нежданная радость отобразилась у неё на лице, и Степан гаркнул:

– Что улыбаешься? С ним сделают такое, что ты его не узнаешь. Его и жена не узнает. Одевайся, надо немедленно тебя перевезти — он может выдать эту квартиру под пытками.

– Он ни за что меня не выдаст!

Степан опустился на колени рядом с подругой и сказал с непривычной мягкостью:

– Эвери, Стрелок велел мне защитить тебя. Он сказал, что ты самая добрая, самая смелая, самая вдохновляющая девушка из всех, кого он знает. И он очень хочет, чтобы ты дожила до победы. И я не имею права нарушить его последнюю волю. Может он заговорит, может нет, но я в любом случае должен увезти тебя из потенциально опасного места.

– Куда мы ее повезем? - Вадим потер виски. - Стрелок знает почти все наши убежища. Если его сломают, он расскажет о них.

– Есть одно место, - глаза Степана свернули, - я не говорил о нём Стрелку, и тебе, прости, не скажу — ты работаешь в управлении, Стрелок тебя знает и может выдать, а ты расскажешь об этой квартире. Так что мы сейчас поедем, а ты возвращайся на службу, чтобы тебя не хватились.

Вадим кивнул. Когда он уже выходил, Степан тронул его за плечо:

– Сделай всё возможное, чтобы облегчить страдания Стрелка, ладно? Даже если придётся убить его.

– Хорошо.

У Эвери тошнота подступила к горлу. Она посмотрела на настенные часы — девять вечера. Бал начался в полседьмого. Примерно в семь она открыла стрельбу, и в семь Стрелка схватили. Нужно полчаса, чтобы доехать до полицейского управления. Что, если его уже полтора часа пытают?

Степан кинул ей новую одежду — штаны и рубашку как у крестьянского мальчика. Когда девушка переоделась, он подошёл к ней с ножницами.

– Прости, Эвери, я должен это сделать… Мы не можем использовать тот белокурый парик — о нём знает Стрелок. Мне придется обрезать тебе волосы, чтобы ты стала похожей на паренька. Они будут искать худенькую шатенку или толстенькую блондинку, но не подумают искать худенького мальчика.

Эвери кивнула. Ей было все равно.

Пока он резал её локоны, девушка смывала с лица косметику. Вонючие мужские вещи отлично перебивали тонкий запах её духов, и Эвери грустно подумала, что ее бальный образ совершенно испорчен.

Когда Степан закончил, девушка взглянула в зеркало и не узнала себя. Короткие волосы уродливой шапочкой обрамляли ее лицо, из-за плохо смытой косметики кожа казалась чумазой. Она стала похожа на трубочиста.

– Я мерзко выгляжу, - тихо сказала Эвери.

– Ты прелестный маленький мальчик, - усмехнулся Степан, - надевай куртку, пошли.

Пищалка ползала по полу и ела обрезанные локоны Эвери. Увидев это, девушка ужаснулась:

– Что же ты творишь, маленькая обжора?!

Она посадила кошечку в сумку и вместе с ней и Степаном вышла на улицу.

– Куда теперь?

– Пешком, здесь недалеко.

Это был бедный район. Две проститутки в кошмарно легкой одежде ругались возле пивной, несколько рабочих с пустыми глазами спешили домой — они были измучены на работе и страдали из-за того, что не могут ничего подарить своим детям на Рождество. Вдалеке голосил пьянчуга. Эвери и Степан быстро шли между домами, пока перед ними не появилась старая изба.

– Я оставлю тебя тут, а сам пойду — иначе меня хватятся на фабрике, - сказал Степан.

– Не надо, - почти автоматически выпалила девушка, - а вдруг придут пьяницы? Вдруг они…

– Не волнуйся, никто не придёт. Обещаю, - ухмыльнулся Степан, - это место пользуется дурной славой. Десять лет назад здесь повесилась сумасшедшая бабка, потом внезапно умерла проститутка. Люди обходят это место стороной, считают его проклятым. Мы-то адекватные люди, атеисты, и не верим в эту чушь. Я сам здесь ночевал пару раз и никакие призраки меня не съели. Окна заколочены, так что можешь зажечь лампу — она есть внутри. Там также немного еды. Спи в одежде — холодно, а печь топить нельзя, дым увидят.

Эвери кивнула и открыла дверь дома. Та заскрипела громко и как-то похоронно. Девушка храбро зашла внутрь и закрыла дверь.

Полы громко скрипели — это хорошо, она сразу услышит, если войдет чужой. Она прошла по узеньким заставленным сеням и оказалась в небольшой темной комнате. Эвери чиркнула спичкой, и благодаря ее неверному свету нашла лампу. Стало немного светлее. Она выпустила кошечку из сумки и поставила для нее коробку в углу, чтобы той было, куда ходить в туалет.

На столе, покрытом толстым слоем пыли, обнаружились нож и банка армейких консервов. В бумажном пакете — сухарики, в чайнике вода с дурным запахом. Эвери выпила ее, не поморщившись — давно хотелось пить. Размочив в воде несколько сухариков, она дала их Пищалке и снова поблагодарила Бога за то, что кошечка есть все, что не приколочено.

Девушка легла в диван и поняла, что ее трясёт. Старый дом скрипел, шумел, шептался вокруг неё. Эвери попыталась устроиться поудобнее и поняла, что какой-то предмет упирается ей в бок. Девушка вытащила его на свет и чуть не закричала: это была кукла! Но какая… Один глаз вывалился, некогда золотистые кудри свалялись, губы смазались, одежда порвана. Жуть, да и только.

Эвери отбросила её подальше, на пол, и Пищалка с интересом подошла к игрушке. Опасливо потрогала ее лапой, а потом начала с ней играть. Хватала ее зубами, перетаскивала с места на место, перепрыгивала через нее. Это выглядело почти умиротворяюще, и Эвери постепенно задремала.

В её сне был Стрелок. Он связанный, без одежды лежал на полу камеры, его плечо и правая нога были забинтованы, следы побоев покрывали сильное тело. Жандармы совещались. Один говорил:

– Его нельзя больше бить, он умрёт от потери крови.

Второй отвечал:

– Он должен выдать других подпольщиков и девчонку; плевать, что с ним будет после этого. Я готов забить его насмерть, если понадобится! Василий Петрович, пошли, продолжим.

Двое жандармов подошли к Стрелку, подняли его и переложили на лавку. Один из них сел перед лицом узника и крепко взял его связанные руки. Стрелок застонал от боли, пронзившей плечо, и тогда жандарм с отвратительной улыбкой сильнее потянул за раненую конечность. Пленник сцепил зубы и сдержал крик. Второй тюремщик сел на его ноги, и третий жандарм с ремнем подошёл к ним. Он сказал:

– Ты знаешь. что нам теперь известно твоё настоящее имя? Александр Орлов, мастер стекольного завода. На предыдущем месте работы ты возглавлял стачку. Так вот, Саша, у меня в руках ремень. С помощью него наказывают детей. Но если бить той частью, где пряжка, и бить долго, то потечет кровь. Когда я устану тебя бить, на мое место встанет кто-то другой, и так пока твоя спина не превратится в кровавое месиво. Или пока ты не заговоришь. Ты будешь говорить?

Стрелок тихо сказал:

– Нет.

И тогда пряжка ремня опустилась на низ его спины — туда, где находятся почки.

– Ещё несколько ударов в эту область, и будешь мочиться кровью ближайшую неделю, - прокомментировал безымянный жандарм.

Он ударил снова и снова, последним ударом рассекая кожу спины. Затем он переместил своё внимание на ягодицы пленника, бил и приговаривал:

– Хорошие мальчики на Рождество получают сладкие подарки. Ты был очень плохим мальчиком, убил человека, поэтому вместо подарка ты получишь порку по заднице… Впрочем, возможно, твоя задница станет подарком для заключенных из соседней камеры. Ты красивый, похож на греческую статую, им очень понравится.

Стрелок лежал неподвижно, уткнувшись лбом в скамью. Жандарм провел рукой по его волосам, пытаясь ухватить за них, но не смог — волосы были слишком коротко стрижены. Тогда он перехватил поудобнее ремень и вернулся к избиению. Следы от пряжки и кожи пересекались, где-то брызгала кровь, и глухие стоны вылетали из груди пленника.

Но этого было недостаточно — жандармы хотели криков. Другой служитель правопорядка взял ремень и удары продолжили сыпаться на спину и ягодицы Стрелка. Кровь снова потекла из раны на плече, следы ремня тоже кровоточили. Пленник вздрагивал от ударов, дрожь усиливалась — шок от боли и потери крови охватил его. Жандармы проигнорировали перемену в его состоянии и продолжили беспощадно стегать его ремнем. Дерево под лицом Стрелка стало совершенно мокрым от слез, ремень был замаран кровью.

Через час, как и обещал жандарм, спина, ягодицы и верхняя часть ног узника превратились в красное месиво.

– Красота, прямо как ваши флаги, - засмеялся охранник.

– Что-то он вялый. Спать видимо хочет, - заметил другой.

Стрелка рывком подняли на ноги. Он едва ли мог стоять сам, его взгляд блуждал. Когда его отпустили, он рухнул на колени.

– Правильное положение для бунтовщика — на коленях, - похвалил жандарм, - давайте-ка добавим ему бодрости.

Притащили ведро, полное снега, и высыпали его прямо на лицо и плечи Стрелка. Он и так мёрз из-за потери крови и низкой температуры в камере — холод добавил ему лишних страданий. Пленника била крупная дрожь; тогда жандарм присел рядом с ним на корточки, заглянул ему в лицо и сказал:

– Плохо тебе? Дрожишь? Та девочка, дочка губернатора, тоже дрожала в истерике, когда мертвого папу увидала. Стоило оно того, а? Вас с девчонкой повесят, но сперва вы превратитесь в дрожащие и орущие куски мяса… И все, кто вам помогал — каждый мужчина, женщина или ребенок — разделят вашу судьбу. А теперь пойдём. Я обещал, что отдам тебя заключенным, которые разорвут твое тело на части? Я всегда держу обещание.

Стрелка, который всё ещё молчал, потащили в соседнюю камеру — там сидели уголовники, осужденные за грабежи, изнасилования и жестокие убийства. Жандармы использовали их, чтобы избивать и насиловать других заключенных.

– Когда я вернусь, он должен заговорить, - сказал жандарм главарю бандитов.

Главарь — матерый уголовник, убивший шестерых — кивнул:

– Ваше благородие, эти политические — гордые люди, но бутылка или швабра в правильном месте развяжут язык любому.

Измученного Стрелка втолкнули в камеру, и жандарм закрыл дверь. С минуту он прислушивался к гоготу, сдавленным стонам и долгожданному крику боли, а затем развернулся и пошёл к друзьям. Начальник сыскного отдела раздосадованно говорил:

– Мы обыскали дом Ионель и дома её ближайших подруг, обыскали квартиру Орлова — там тоже пусто… Мы перекрыли выезды из города, но девчонка, наверное, уже покинула город!

– Нет, - покачал головой жандарм, - она бы не успела. Наверняка она прячется где-нибудь в бедняцком квартале. Нужны повальные обыски, пусть досмотрят каждую квартиру каждого бедняка, пусть выставят патрули на улицах — она не должна уйти.

Толпы вооруженных до зубов жандармов расползлись по городу. Они выбивали двери, запугивали хозяев, вламывались в нищие избы и крохотные комнатушки рабочих. Они приближались к той избе, где спала Эвери.

Словно сверху она видела, как тени в черных шинелях окружают проклятый дом. Один жандарм шепнул другому:

– Может, не пойдем? Говорят, дом проклят… девочка-подросток никогда не стала бы там ночевать…

– Вот и проверим, - ответил другой.

Эвери смотрела на них и не могла проснуться. Она наяву слышала их настороженные, злые голоса, чувствовала их мрачное присутствие, но сон держал её своими липкими руками и не отпускал, не давал спастись, спрятаться… Удар сапога в дверь, казалось, сотряс хлипкий старый дом, вдалеке замяукала кошка, и Эвери проснулась.

 

…Она сидела в углу дивана и всхлипывала, глядя на трупы жандармов вокруг. Окровавленная кукла лежала рядом с ней. Пищалка, наигравшись с рукой, запрыгнула к девушке на кровать, пачкая кровью поеденное клопами покрывало. Эвери вырвало. Солнечные лучи проникали в комнату даже через заколоченные ставни и причудливо танцевали в лужах крови.

Скрип в коридоре предупредил её о том, что в доме посторонние. Девушка выхватила пистолет и направила на дверь, но на пороге появился Степан.

– Господи, ты жива! - воскликнул он. - Ночью были повальные обыски, я думал, что ты арестована…

Его взгляд упал на пол, где лежали трупы, и он не смог сдержать потрясенного вздоха.

– Эвери… Что случилось?

– Я не знаю, - покачала головой девушка, - я проснулась, а они… тут…

Степан опустился на колени рядом с одним из жандармов. Проверять пульс было бесполезно: из мужчин вытекло столько крови, что они не могли быть живыми.

– Это не пулевые раны, - заметил Степан, - и не ножевые. Их будто… растерзали зубами.

– Я честно не знаю, - всхлипнула Эвери, - я просто спала! Да я бы и не справилась с пятью взрослыми мужчинами…

– Верю. Ладно, тебе пора убираться отсюда. Выезды из города перекрыты, но поскольку ты изменила внешность, мы поселим тебя в семью одного рабочего и будем молиться, чтобы тебя не узнали. Ты позавтракала?

– Ты смеешься?

– Ну да, - кивнул Степан, осознав, что растерзанные трупы не добавляют аппетита, - одевайся, пошли.

– Подожди… Нет новостей про Стрелка?

Мужчина покачал головой, но по его виноватым глазам Эвери поняла, что он врёт, и потребовала:

– Скажи мне правду! Они убили его?

– Нет. Тебе не нужно это знать.

– Когда я не знаю, а додумываю, мне намного хуже!

И Степан взорвался:

– Его били кулаками, стегали ремнём, а потом бросили в камеру к насильникам, которые развлекались с ним всю ночь! Ну что, стало тебе легче?!

Эвери смахнула слёзы и тихо спросила:

– Он ведь молчит, да?

– Молчит. Но прошла только одна ночь, а впереди недели пыток. Прости, Эвери, но тебе лучше забыть его. Чудо, что ты выжила, но вытащить его мы не сможем.

По дороге в другое убежище девушка сказала Степану:

– Мне кажется, смерть жандармов легко объяснима. Наверное, среди них был наш сочувствующий, такой как Вадим. Они не ожидали, что во время обычного рейда и правда найдут меня… А когда он понял, что меня сейчас арестуют, то просто убил остальных.

– Возможно, - поморщился Степан, - но я представить не могу, каким оружием он мог это сделать.

А вот что было действительно необъяснимо, так это сон Эвери, в котором она увидела всё: от допроса Стрелка до визита жандармов в убежище. Окровавленные трупы снова встали у нее перед глазами; впрочем, она вспомнила, что сделали со Стрелком в тюрьме, и жалость к жандармам быстро пропала. Желая отвлечься от тягостных мыслей, она обратилась к Степану:

– Слушай, помнишь, в том доме была жуткая кукла? От нее прям веяло опасностью и потусторонней злобой. Ты не знаешь, чья она и как там оказалась?

– В этом доме жила семья бедняков, но старуха-ростовщица забрала у них жилье за их долги. Рабочих вместе с детьми выгнали на улицу, но, видимо, кукла младшей девочки осталась в доме…

Эвери кивнула. Да, тогда понятно, почему кукла такая жуткая — наверное глава семейства нашёл эту куклу где-то на свалке или купил за копейки на базаре и подарил дочке, ведь новые игрушки им не по карману.

Второе убежище находилось на чердаке многоэтажного дома — там в крохотной каморке ютился мальчик с матерью: они приехали в город из голодающей деревеньки. Мать и сын радушно приняли Эвери и согласились называть её вымышленным именем — Пашка.

Вечером Степан ушёл на собрание исполнительного комитета, мать мальчика отправилась на фабрику в ночную смену, а ребенок ночевал у друга. Эвери была совсем одна, когда Пищалка притащила ей куклу. Она была такой же жуткой, как и в последнюю их «встречу», только без крови. Эвери взяла страшную игрушку в руки и долго смотрела на неё.

В Академии девчонки рассказывали страшилки про кукол, в которых заточены души рано умерших хозяек. Некоторые семьи вообще считали, что вместе с девочкой надо хоронить ее игрушки — иначе они не дадут покоя родителям и другим детям. Но Эвери была почти атеисткой и не верила в эти сказки; однако последние события немного поколебали её безверие. Что, если в кукле скрыта потусторонняя сила, которая мстит за грех смертоубийства?

Не в силах дольше смотреть на куклу, Эвери запихнула ее в печку-буржуйку и легла на кровать. После сна на изъеденном молью диване в жутком доме ей было приятно снова спать в настоящей постели. Это напоминало о потерянном навсегда доме. Пищалка запрыгнула к ней и прижалась мокрым носиком к её руке. Вот теперь — точно как дома.

Сон быстро овладел Эвери, и она вновь увидела Стрелка.

Когда ты спишь, твои чувства заторможены, и отголоски эмоций еле долетают до тебя, как звук сквозь вату. Но даже сквозь сон Эвери почувствовала ужас при виде друга. Так много крови… Кровь все еще сочилась сквозь бинт на плече и на ноге — повязки были грязными, их ни разу не меняли. Кровь стекала по бёдрам, и Эвери прекрасно знала, что стало этому причиной. Кровь текла по спине, где добавилось следов от ремня — или в этот раз они использовали кнут или розги? Стрелка держали за плечи двое охранников, пока жандарм использовал его в качестве боксерской груши.

Наконец палач устал, и пленника усадили на жесткий стул.

– Не очень-то приятно сидеть, да? - ехидно спросил охранник, видя гримасу боли на лице заключенного. - Ну что, будешь сотрудничать?

– Да, - прошептал Стрелок.

– Отлично! Расскажи мне, где скрывается твоя подружка, а также структуру и главарей вашей партии…

– У меня встречное предложение, - узник поднял голову и встретился взглядом со своими мучителями. Его лицо было почти черным от побоев, один глаз заплыл, но второй сиял ярче, чем прежде, - я подпишу признание в двойном убийстве. Но вы оставите в покое Эвери.

– Ты что, смеёшься? - жандарм недоверчиво посмотрел на него. - Вы устроили стрельбу на балу, полном маленьких девочек, вы убили чиновника на глазах его дочери, вы — террористы, убийцы! И после этого ты просишь оставить Эвери в покое? Никогда! Она пойдет на виселицу.

– Тогда мне больше нечего сказать, - Стрелок откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

– Тебе мало прошедшей ночи, или тебе понравилось? - жандарм встряхнул его за плечи. Заключенный оставался безмолвным.

– Сергей Александрович, - осторожно сказал охранник, - У Орлова жар, это симптом инфекции. Кровотечение внутри и снаружи, кровь заражена… Его нужно немедленно положить в лазарет, иначе он не доживёт до суда.

– Смерть от внутреннего кровотечения и сепсиса занимает несколько дней, - сказал жандарм, - я успею его разговорить. Суд — пустая формальность, все равно казнят.

Он заглянул в лицо Стрелка:

– Ты думал, эта ночь была кошмаром? Сейчас тебе будет намного хуже.

Пленника снова потащили в соседнюю камеру, где заключенные уже ждали свою игрушку.

– Не зря я молился Боженьке о рождественском подарке, - облизнул губы главарь бандитов.

Стрелка втолкнули в камеру, и его сразу подхватили жадные, потные, горячие руки. Он закрыл глаза, молясь Богу, в которого не верил, чтобы сепсис и внутренние травмы убили его прямо сейчас.

Внезапно унизительные и мучительные прикосновения прекратились. Тело болело, но никто больше не трогал его. Стрелок мечтал полежать спокойно, наслаждаясь коротким отдыхом, но годы тренировок восстали против этого, и он открыл глаза.

Он лежал в центре камеры, и заключенные, бросив его, жались к стенам. Стрелок посмотрел на входную дверь и понял, почему: два гигантских кота, черный и рыжий, грациозно зашли в камеру. У рыжего из пасти торчала отгрызенная нога жандарма.

Стрелок смотрел на них без страха — должно быть, предсмертные галлюцинации.. Черный кот неторопливо подошёл к нему, неслышно ступая огромными лапами. Он обнюхал пленника и заглянул ему в лицо: Стрелок утонул в этих бездонных жёлтых глазах. От котов веяло кровью и смертью, и мужчина приготовился умереть.

Однако коты вальяжно прошли мимо него — и с рычанием бросились на заключенных. Вопли ужаса и боли наполнили камеру. Рыжий кот трепал главаря за шею, изо рта и ран бандита выплескивалась кровь, глаза тускнели. Чёрный в это время прыгнул на другого насильника, повалил его на пол и откусил половину головы, заливая пол темно-красной кровью и кашей из мозга; затем бросился за бандитом, который пытался убежать, схватил его за ногу, протащил орущего мужчину несколько метров и лишь потом начал его есть.

Когда коты покончили с заключенными и окружили Стрелка, он даже не пошевелился, лишь смотрел на них потрясенными, заплывшими от побоев глазами.

 

…Эвери проснулась. Первым, что она увидела, была кукла, которая сидела на подушке. Страшная игрушка выглядела красиво и опрятно: глаза на месте, волосы расчесаны, платьице чистое. Ещё не придя в себя от сна, девушка молчала, настороженно глядя на гостью. Затянувшееся молчание нарушила кукла:

– Знаешь, я пощадила тебя только потому, что мертвецы меня попросили.

– Какие мертвецы? - спросила Эвери, слишком измученная, чтобы чему-то удивляться.

Кукла медленно повернула свою голову и указала куда-то вправо. Девушка затаила дыхание и приготовилась бояться, но ничего страшного не увидела: на голом деревянном полу играла Пищалка. Эвери выдохнула, но рано, потому что кукла щёлкнула пальцами, и вот тогда девушка закричала.

В воздухе проступил силуэт кота: полупрозрачный, искрящийся; порой кости было видно сквозь шёрстку. Он весело играл с Пищалкой, которую совсем не пугал призрачный гость.

Это её погибший брат, поняла Эвери. И к горлу вновь подступил ужас, когда она подумала: «А где вторые два?»

– Просто подожди, - прочитала её мысли кукла.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнатушку зашёл огромный кот, ростом со взрослую овчарку. Он огрызнулся было на девушку, демонстрируя длинные клыки, но затем неторопливо подошёл к ее кровати и лёг рядом.

Однако Эвери моментально забыла о нём, когда на пороге появился второй кот. На его спине лежал окровавленный Стрелок. Девушка спрыгнула с кровати, чуть не наступив на призрака, и бросилась к другу. Но кот сам осторожно принёс его к кровати и перекатил на матрас. Стрелок никак не отреагировал, он даже дышал слабо. Эвери не знала, как к нему подступиться, чтобы не навредить ранам.

А коты с тихим мяуканием уменьшились и бросились к сестричке. Кукла сказала:

– Ты их сестру спасла, вот они и убедили меня внести коррективы в ваши судьбы.

– Как…? - только и вымолвила Эвери.

– Что предначертано, того не изменить. Тебе было суждено воссоединиться с другом… на виселице. А я сделала так, что вы воссоединились, но в более приятной обстановке.

Кукла спрыгнула с кровати и подошла к веселящимся котам. «Пора», - сказала она.

Впервые в жизни Эвери видела, как слёзы текут из кошачьих глаз. Призраки скулили, не желая расстаться с сестрой, а Пищалка бегала вокруг них и трогала их лапкой, не понимая, что происходит — маленькая и живая, она не познала мудрости смерти.

– Нам правда пора, - кукла покачала головой, - мёртвые должны быть с мёртвыми, а живые — с живыми.

Призрачные коты и ужасная игрушка растворились в воздухе. До Пищалки дошло, что она снова потеряла кого-то близкого, и она пищала, скулила, чуть ли не кричала, умоляя братьев и сестер вернуться, но их уже не было в нашем мире. Обессилев, она запрыгнула на кровать и легла на грудь раненому.

Стрелок пришёл глубоко вздохнул, приходя в себя, и слабо улыбнулся.