Антон Рундквист

Преображение

– Слышь, Грегор, – обращается ко мне Трелони, – ты чего притих?

Не твоего ума дело. Отвали от меня, проклятый балабол! Я устал. Я замёрз. Мне безумно хочется спать. Когда же наконец этот мнящий себя выдающимся кулинаром стервец Шульц объявит о том, что похлёбка готова? Пожрать бы, да на боковую. Хотя кого я обманываю? Ха, пожрать… Скупердяй Шульц наверняка зажал добрый кусок мяса. И соль. Гадёныш всегда экономит на выданных ему казённых припасах. Ну, то есть как экономит – просто тырит их внаглую. Ладно. Меня и чуть разбавленная водица устроит. Главное – согреться малость. Весь день драпали по чёртовому снегу. Ненавижу снег. Ненавижу холод. Выпить бы сейчас. И желательно не детского глинтвейна, а какой-нибудь по-настоящему крепкой настойки из мандрагоры. Да, выпить…

– Оставь его, – предлагает Крамер. – Не видишь, наш Грегор явно не в духе. Оно и понятно. Коли б и моя бабёнка сбежала с бродячим торговцем…

Заткнись, урод!

Я пытаюсь взглядом заставить его умолкнуть. Кажется, получилось. Негодяй прерывается на полуслове. Славно. Не собираюсь выслушивать насмехательств от какого-то жалкого преступника. Знаю, он заключил сделку с властями Штейнбурга, и формально перед законом Крамер чист. Но от него по-прежнему несёт сырым запахом городской темницы, и он по-прежнему остаётся гнусным типом, готовым на любую подлость ради личной наживы. Ох, только дай мне повод, шакалье отродье… Только дай мне повод… Попробуй даже заикнуться ещё раз о моей жене. Святая Праматерь! Как я по ней скучаю! Нет. Гори она в преисподней! Тварь! Я её презираю! Или люблю? Презираю! Люблю… Или презираю? Ага, понял! Люблю и потому презираю – вот так правильно.

– А всё же, – не унимается Трелони, мелкий назойливый сплетник, – как думаете, на кого мы по итогу наткнёмся? Я ставлю на оборотня.

– Дебил, – отзывается о собеседнике здоровяк Бугз. Пожалуй, из всей нашей компашки он раздражает меня меньше других. Возможно, причина в его немногословности. Или в гигантском молоте, способном одним махом размозжить череп кому угодно, в том числе и мне. Бугз – идеальная машина для убийств. Он пережил множество войн, память о коих навеки отпечатана на его лице в виде изобилия шрамов, и отправил в Дальние Чертоги сотни – ежели не тысячи – мужей разной степени благородства. Крайне опасный господин.

– А чё сразу дебил? – обижается Трелони.

– Оборотней давно истребили, – коротко поясняет Бугз.

– Точняк, – поддакивает Крамер. – Мы, скорее, имеем дело либо со стаей волков, либо с диким вепрем, либо с медведем-шатуном – короче, с обыкновенным зверьём.

– Либо же с бандой разбойников, – добавляет Шульц, мерно помешивая содержимое котла.

– Ещё не хватало, – сквозь зубы проговаривает Бугз. – Не приведи Праматерь, засаду нам устроят. Уж лучше с медвдём подерусь: молот супротив когтей.

– Ни фага се! – поражается Трелони. – Впервые вижу смельчака, предпочитающего схватке с бандитом бой со страхолюдным зверем.

– Со зверем интереснее, – поясняет здоровяк.

– Э-э… допустим. А как насчёт гулей?

– Ты совсем сдурел?! – восклицает Крамер. – Их здесь отродясь не водилось.

– Раньше не водилось, а теперь вот взяли и завелись, – парирует Трелони. – А чё нет? Тела разве ж обнаружили? Неа. Сдаётся мне, как раз гули-то их и слопали без остатка.

Тел и правда не было. Да, собственно, ничего не было – сплошные слухи и домыслы, дескать, за последний месяц в лесах близ Штейнбурга пропало несколько человек. Чушь. Для начала люди всегда пропадали и будут пропадать. Кто по пьяни в чаще заплутает, кто от властей в ней укроется, а кого действительно или животные дикие пожрут, или разбойники сталью попотчуют. И обычно внезапные исчезновения мало кому интересны. А тут вдруг все переполошились. Причина? Банальна до омерзения. Срок полномочий нынешнего бургомистра весной истекает, и проныра всячески стремится задобрить население перед очередными выборами. По городу расползаются слухи о пропадающих в лесу людях? Народ требует тщательного расследования? Без вопросов: дадим гражданам то, чего они требуют. Или по крайней меря сделаем вид, будто даём. Основная задача опытного политика – своевременно предпринять меры по имитации бурной деятельности. А наш бургомистр – политик со стажем, поэтому, прознав о нарастающем среди жителей Штейнбурга волнении, он поспешил сформировать группу для разведки местности. Но поскольку речь шла не о подлинной поисковой операции, а о пресловутой имитации, на которую в здравом уме никто значительных средств выделять не намеревался, то вместо полноценного конного отряда со сворой гончих послали… хм… нас, причём пёхом. М-да… придурок, мелкий воришка, матёрый уголовник, убийца и я, неудачник, – поистине великолепная пятёрка. Скучаю по старому отряду. Но тех славных парней уже не вернуть… Достало. Всё достало. Хочу выпить…

– Ужин готов! – объявляет Шульц.

Хвала Праматери! Я протягиваю ему миску. В неё он наливает подозрительную мутную жижу. Пробую похлёбку на вкус. Фу! Редкостная пакость! Вдобавок совершенно пресная! Заныкал-таки соль, шельмец. Зато горячая – авось согреюсь.

Покончив с похлёбкой, залезаю в палатку, хорошенько укутываюсь в шерстяное одеяло и закрываю глаза. Дольше суток не спал. Меня ведь с утра сразу опосля ночного дежурства припахали. Скоты, сволочи… Переодеться и то не дали. Про помыться – вообще молчу. Кабы вши не завелись… Лишь бы сейчас все замолкли: и люди у костра, и люди из моих воспоминаний. Пускай до меня доносятся только звуки леса и хруст догорающих веток… Да-а-а… блаженный сон… я чувствую, как медленно в него проваливаюсь… глубже и глубже… хр-р-р…

 

А?.. Почему мне так холодно? И почему, вурдалаки меня расчлени, я лежу лицом в снегу?! Стараюсь пошевелить одеревеневшими конечностями. Кажись, получается! Правая нога задвигалась. А левая? Ну же не отставай от сестрицы! Руки? Вы меня слушаетесь? Отлично! Вы мне понадобитесь в качестве опоры. Подымаемся, подымаемся… Здорово! Я уже сижу на коленях – прогресс! Ой! Кто мне светит прямо в рожу? Никто. Просто солнце встаёт. Блин, значит, сейчас утро. И отнюдь не самое раннее. Оглядываюсь по сторонам. Снег. Ожидаемо. Я на поляне в окружении елей. А где же шерстяное одеяло? Где палатка? Где костёр? Где, Святая Праматерь, Трелони, Шульц, Крамер и Бугз? Они что, вытащили меня наружу и бросили в снег? С них сталось бы… Осматриваю ладони. Они без перчаток. Кроме привычных мозолей, полно свежих царапин. Оружия при мне нет. Левый рукав куртки оторван. На предплечье кровь. Много крови. Очевидно, моей. Она вытекла из отвратительной рваной раны. Это чем ж меня так?.. Ой-ёй! Похоже на отметены зубов. Глубокие – едва ли не до кости. У меня плохое предчувствие… Впрочем, как и у любого, кому не улыбнулось бы очнуться мордой в снегу посреди лесной поляны.

Что же, демоны подери, произошло? Сперва нужно успокоиться. Ха! Легко сказать! Попробую дыхательное упражнение. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Лучше? Немного. Теперь постараюсь поднапрячь память. М-м-м… Мы сидели у костра, мужики болтали ни о чём. Шульц приготовил паршивую похлёбку. Я поел и отправился спать. А потом… потом… Зараза! Ничего не помню! Может, стоит изучить собственные следы? Не без усилий встаю с колен и оборачиваюсь. На снегу позади меня змеится цепочка из отпечатков двух сапог. Она уводит в чащу. Отлично. Стало быть, я приковылял с той стороны. Вернее, прибежал… Иных следов, кроме своих, я не вижу. Пойти по ним вглубь леса? Да ну на фиг! Коли мне пришлось со всех ног оттуда драпать, то явно не без веской причины. Пойду-ка в противоположном направлении – лицом к солнцу, на восток. Там пролегает тракт. Придерживаясь курса, рано или поздно я выберусь к дороге, а по ней доползу и до Штейнбурга. Надо выдвигаться, иначе замёрзну. И как я до сих пор не окоченел? Вероятно, мне просто повезло, и я недолго провалялся в отключке в снегу. Итак, вперёд! Раз шажочек, два шажочек… Ура! Ноги слушаются! В мышцах ощущается боль от недавнего напряжения, но они работают. Прекрасно – есть шанс выжить.

Идти. Идти, не останавливаясь. В движении моё спасение. Перчаток нет, куртка изодрана. Руки от холода коченеют. Вынужден засунуть их под пояс. Пальцы ног еле ощущаются. Хвала Праматери, меховой капюшон на месте! Хоть уши не отморожу. Идти, идти…

В животе урчит... Терпеть! Выпить бы... Терпеть! Проклятые сугробы… Терпеть!

Лоб покрывается испариной. Хорошо. Предпочту попотеть, нежели и дальше зубами клацать. Правда, намокнув, рискую замёрзнуть ещё пуще. Потому-то и останавливаться нельзя, ведь, покуда двигаюсь, холоду сложнее окутать меня смертельными объятиями. Хе-хе… «Окутать смертельными объятиями» – да я долбаный поэт! Видать, в тяжёлых условиях во мне проснулся скрытый талант. Вот вернусь домой, напишу книгу, её напечатают, заработаю на ней миллион, уволюсь со службы, построю особняк в пригороде, у пускай кое-какие поганые бродячие торговцы с кое-какими лживыми бабами локти кусают от зависти. Великолепный план. Безупречный. Ни малюсенького изъяна…

Гр-р… Тело начинает зудеть. Сколько я, бишь, не мылся? Плевать. Не обращать внимания. Но, тьфу ты, я уже обратил! Чешется. Плечи, ноги, спина, шея – всё чешется. И нос. Машинально дотрагиваюсь до него рукой. Экие у меня длинные ногти – раньше не замечал. А ну назад, под пояс, глупая рука, а то пальцы отвалятся.

Тук. А это что? Тук. Вот опять. Тук. Не, я точно не ослышался. Кто-то определенно стучит по дереву. Я здесь не один? Стоит проверить. Отклоняясь от намеченного маршрута, заныриваю в лес. Звуки ударов усиливаются. Источник совсем рядом. Осторожно выглядываю из-за толстого елового ствола. Лесоруб! Мужик в валенках, шубе и ушастой шапке энергично орудует топором. Вроде бы опасности нет. Покидаю укрытие и, приветственно махая рукой, иду лесорубу навстречу.

– Нехило тебя, брат, потрепало! – присвистнув, оценивает мой внешний вид мужик. – Со зверем диким, поди, поцапался?

Со зверем? Не знаю. Не помню. Внезапно голову пронзает резкая боль. Зверь… Кровь… Крики… Стон умирающего… Обрывки неясных образов мелькают пред внутренним взором. Зверь… Гляжу на рану от зубов. Зверь…

– Ты, брат, на, хлебни-ка медовухи. – Лесоруб протягивает мне флягу.

Я жадно глотаю скверное пойло, представляющееся в сей момент божественным нектаром. Тепло мгновенно растекается по телу. Блаженство! Огромное тебе спасибо, милостивый вальщик леса!

К несчастью, наслаждение стремительно сменяется подступившей к горлу тошнотой. Наверное, я выпил слишком много за раз, и организм взбунтовался. В глазах помутнение. Подношу ладони к лицу. На тыльной их стороне шерсть! Чего?! Да-да, не волосы, а именно шерсть! Жёсткая серо-бурая щетина…

– Тебе плохо, брат? – взволнованно спрашивает лесоруб.

Плохо? Плохо?! Да меня всего прям выворачивает! А ты… ты вызываешь во мне омерзение и жгучее желание вцепиться тебе в глотку!

Нет! Хватит! Мужик худого мне не делал. Наоборот, бескорыстно поделился медовухой. Надо сваливать! От греха подальше сваливать! И побыстрее!

Мчусь сквозь чащу напролом. Еловые ветки нещадно хлещут по щекам. Вдруг лес заканчивается. Я выбегаю на расчищенную равнину, а впереди маячит – о чудо! – Штейнбургский тракт. Следуя по нему на юг, я скоро прибуду в город. Перво-наперво покажусь знахарю. Он обработает рану на предплечье, приготовит успокоительный отвар и, возможно, объяснит, почему, во имя Праматери, у меня растёт шерсть! Проклятый зуд не унимается, зато мне стала понятна его природа, и дело вовсе не в налипшей на коже грязи. Просто тело в усиленном темпе обзаводится новым волосяным покровом, разрази меня гром! Бред! Дичайший бред! Мне требуется помощь. Срочно.

От волнения стискиваю зубы. Э-э… странное ощущение во рту – будто что-то мешает полностью сомкнуть челюсти. Прикасаюсь к зубам пальцами. Ого! Мои клыки заметно удлинились. Ай! Порезался! Они – словно две острозаточенные бритвы… Безумие продолжается! Поспешу в город. Ежели не у знахаря, так в доме для умалишенных обе мне непременно позаботятся.

Бредя по тракту, замечаю вдалеке три людские фигуры. Судя по жестикуляции, двое крепких парней о чем-то оживленно спорят с тщедушным старичком. О, знакомая ситуация: парочка жуликов прицепилась к невинному путнику и пытается стрясти с него последние деньги. Подонки! Волна ненависти накрывает меня с головой. Зуд, усталость, голод, мороз – они отходят на второй план. Их всецело затмевает неистовая тяга к насилию. К праведному насилию. Ох, и проучу же я вас, несносные воришки, жалкие мошенники, бесовские выкормыши!

Голос разума не успевает вмешаться, дабы остановить меня. Я несусь на врагов, аки таран. Они ничего не успевают осознать. Столкновение! Один уже валяется на снегу, держится за выбитое плечо. Второй тщится схватить меня сзади за шиворот. Я легко перебрасываю его через себя и от всей души пинаю уже лежащую негодяйскую тушу сапогом. Ну давай, гнида, попробуй подняться! Удар кулаком пресекает робкие потуги соперника принять обратно вертикальное положение. Ещё удар! И ещё! И твоему приятелю тоже! Получите, пакостные свиньи! На тебе! На! На! На!..

– М-мне к-кажется, им х-хватит, – заикаясь говорит старичок.

Я оборачиваюсь к нему. Глядя на меня, бедолага ни с того ни с сего вскрикивает и убегает. Неужто я выгляжу настолько ужасающе? Воспользовавшись моим кратковременным замешательством, оба злоумышленника вскакивают и улепётывают в лес, на ходу громко повторяя молитву: «Святая Праматерь, убереги нас! Святая Праматерь, убереги нас!»

Погнаться за ними? Я бы мог. Однако боевой азарт потихоньку развеялся. Наступила пора трезво оценить произошедшее. На кой ляд я вообще полез в драку? Не в моих правилах вмешиваться в чужие разборки. Когда это я возомнил себя героем? И… как мне удалось расправиться сразу с двумя противниками? Причём «расправиться» – мягко сказано. Я их чуть не убил! Голыми руками! Со мной явно творится какая-то чертовщина. Шерсть, клыки, необузданная агрессия… Нижняя часть лица вытянулась…

И здесь меня снова поражает приступ невыносимой головной боли. Опускаюсь на колени. Взор затуманен кровавой пеленой. А за ней…

Образы, раньше размытые, отныне чётко различимы. Вон наш лагерь, вон Шульц с поварёшкой, вон Крамер обтёсывает ножом деревяшку, а вон… Невообразимо! Гигантский, покрытый бурой шерстью зверь прыгает на Бугза! У опытнейшего воина не было даже малюсенького шанса защититься. Далее на очереди Крамер. Взмах огроменной когтистой лапой, и бывший заключённый лишается головы. Шульцу чудище вцепляется зубами в шею, из раны хлещет кровавый фонтан – мгновенная смерть. Трелони, скованный страхом, застывает на месте. Миг, и болтуну распарывают живот. А я? Я смотрю зверю прямо в глаза, преисполненные первобытной злобы. Он приближается. Надо сматываться! Он совсем рядом! Не выходит пошевелиться! Он раскрывать окровавленную пасть…

Всё. Всё, всё, всё… позвольте отдышаться. Привстаю с колен, стряхиваю со штанов снег. Всматриваюсь в отметину на руке. Вот, значит, как оно случилось. А трепач Трелони оказался-таки прав: в лесу ошивается оборотень. Чудище напало на нас. Мой отряд погиб. А меня… меня укусили. И что теперь? Я сам превращусь в чудище? Я покрываюсь шерстью, отращиваю клыки и… ногти мои поразительно меняют форму…

Святая Праматерь, помоги! Можно ли мне вернуться в город? Я ведь неимоверно опасен для окружающих. Лечится ли ликантропия? Отыщутся ли у знахаря старинные рецепты нужных снадобий? «Оборотней давно истребили», – сказал Бугз незадолго до смерти. Давно… Сохранились ли знания о них?

Гадство! Гадство! Гадство!

Мне дурно. Мысли путаются. На уме кровь, оторванные головы и вывалившиеся наружу потроха. Сердце учащённо бьётся. При выдохе нет-нет да вырывается протяжное рычание.

Р-р-р…

Не уверен, но вроде продолжаю шагать по тракту на юг. Солнце в зените. Дурно… А когда оно скроется и взойдёт луна? Превращение станет необратимым? Или?.. Дурно…

Р-р-р…

Шаг, другой… Тени удлиняются. Шаг, шаг… Потерял им счёт.

Кто потерял?

Я потерял.

А кто я?

Кто я? Гр-р-р… Грегор. Я – Грегор.

Надолго ли?

Я – Грегор…

Хорошо. Не забывай.

Я – Грегор…

Отлично.

Я… Гр-р-р…

Не сдавайся! Эй, впереди повозка!

Р-р-р?

Она едет прямо на меня!

Р-р-р…

Кончай рычать! Люди! В повозке люди! Они мне помогут! Они довезут меня до Штейнбурга, доставят к знахарю. Он даст мне микстуру… Я вылечусь…

Р-р-р-р…

Нет! Нет! Нет! В повозке мужчина и женщина. Мужчина – розовощёкий, слегка полноватый жизнерадостный хлыщ. Женщина… Силы небесные! Она так на неё похожа!

Р-р-р-р…

Стой! Не надо! Это не тот торговец!

Р-р-р-р!

Остановись! Поздно… Металлический вкус крови на губах… М-м-м… Нечестивец истекает ею… Вкусно… М-м-м… Женщина орёт, плачет…

Р-р-р-р!

Гляжу на неё. Красивая…

Р-р-р-р!

Хватит! Не… не тр-р-рону… её.

Р-р-р?

Сказал: не трону!

Р-р…

Бежать! Бежать! Бежать! Прочь с тракта! В лес! В глубокую чащу! Подальше от людей!

И я бегу. Бегу, опустившись на четвереньки. Бегу подобно животному.

Что я натворил? Я… я… убил того человека… Я… убийца…

Отставить! Я не виноват! Это болезнь! Меня укусил оборотень!

Я убийца.

Превращение до конца не завершено…

Я убийца.

Меня укусили!

Я убийца…

Я…

Я…

Р-р-р… Р-р-р…

Жер-р-ртва… Меж дер-р-ревьев…

– Кто там?

Вкусная жр-р-ртва…

– Мужик, ты чё?

Ближе, ближе…

– А ну не подходи!

Р-р-р…

– Я тя предупредил! Не остановишься – стреляю!

Р-р-р-р!

– Блин!

Р-р-р? Р-р… Р-ранен… Больно… Чер-р-ртовски больно… Стр-р-рела… Сер-р-рдце… Кр-р-ровь… Дикая боль…

– Эй, мужик! Ты живой?

Дикая боль…

– Святая Праматерь, я не хотел! Ты сам…

Дикая бо…

 

– Докладывайте, – велел бургомистр.

Часы с маятником в его кабинете мерно отстукивали время. В камине тихо догорали дрова. Упитанный рыжий кот еле слышно посапывал на бархатной подушечке в углу. Тепло и уют, людскими усилиями созданные внутри помещения, позволяли совершенно игнорировать не на шутку разыгравшуюся за окном метель.

– Кхм-кхм, – готовясь с длинной речи, прочистил горло вытянувшийся по стойке смирно Шеррингфорд, известный штейнбургский дознаватель. – Вчера вечером нам поступил сигнал об инциденте в лесу. Некий охотник из арбалета подстрелил насмерть мужчину, позже опознанного как капитан Грегор, командир разведотряда на службе у Вашего Превосходительства. Названный разведотряд был организован с целью расследования участившихся слухов о пропавших гражданах. В результате предварительного осмотра тела капитана Грегора обнаружено: разодранная и окровавленная верхняя одежда, смертельная рана от арбалетного болта в области сердца, содранная кожа на костяшках пальцев обеих рук, многочисленные порезы и ссадины на ладонях, отметина от зубов на левом предплечье, следы крови на подбородке, зубах и языке. По словам охотника, погибший без видимой причины накинулся на него в лесу. В целом поведение капитана Грегора отчётливо свидетельствовало как минимум о временном помутнении рассудка. Грегор передвигался на четвереньках и непрестанно рычал, а на предупреждение о выстреле отреагировал попыткой наброситься на охотника, по причине чего действия последнего не могут квалифицироваться иначе как необходимая оборона. Полученные сведения побудили дознание заняться обстоятельным изучением последних часов жизни капитана Грегора. Для этого наша группа прошла по следам покойного, хорошо заметным на свежевыпавшем снегу, вплоть до лагеря разведотряда в глубине чащи. По пути мы натолкнулись на стоящую посреди тракта повозку. В ней лежало мёртвое тело мужчины лет тридцати с перекусанной сонной артерией. Над телом, пребывая в состоянии истерики, рыдала молодая женщина. После принятия успокоительного снадобья она рассказала о том, как незнакомец, чьё описание полностью совпадает с описанием капитана Грегора, внезапно набросился на её мужа, невпопад выкрикивая нечто вроде: «Презираю! Люблю!» Повадками нападавший напоминал зверя, хотя внешне не отличался от обычного человека в потрёпанной куртке. Чуть позже, двигаясь по тракту на север, мы набрели на следы борьбы с пятнами крови. Между кем произошла стычка, на текущий момент установить не удалось. Далее отпечатки сапог капитана Грегора увели нас на запад в лесную чащу. Там нам встретился очередной свидетель – местный лесоруб. Он показал, что утром пересекался с Грегором, и тот вёл себя поистине странным образом, демонстрируя признаки крайнего душевного волнения. Пройдя ещё около лиги на запад, мы достигли искомого лагеря разведотряда, где… кхм-кхм… Прошу прощения, Ваше Превосходительство. В лагере нами найдено четыре тела, принадлежавших рядовому Крамеру, капралу Шульцу, сержанту Трелони и лейтенанту Бугзу. Тщательный анализ места происшествия позволил восстановить наиболее вероятную картину случившегося. Первой жертвой стал лейтенант Бугз. Преступник перерезал ему горло кинжалом, подкравшись сзади. Вторым пал рядовой Крамер, которому мощнейшим взмахом меча отсекли голову. Третьим – от удара кинжалом в шею – погиб капрал Шульц. Дольше других сопротивлялся сержант Трелони. Даже будучи смертельно раненным в живот, он пытался остановить злоумышленника, вцепившись тому зубами в руку, однако потерпел неудачу. Получивший повреждение убийца, бросив и меч, и кинжал на месте преступления, поспешил на восток. Согласно заключению эксперта, отметины на предплечье капитана Грегора полностью совпадают с формой зубов сержанта Трелони. Данный факт в совокупности со множеством иных доказательств, недвусмысленно указывает на вину капитана Грегора в убийстве четырёх человек из своего же собственного разведотряда. Тем не менее в сложившихся обстоятельствах привлечение к уголовной ответственности по законам вольного города Штейнбурга является очевидно невозможным ввиду гибели самого обвиняемого. За сим дознание объявляется официально законченным, а дело закрытым.

– Гм, – задумчиво произнёс бургомистр. – А пропавшие ранее люди?

– О них ничего не известно. Слухи по-прежнему остаются слухами.

– Ясно, ясно… А скажите, Шеррингфорд…

– Да, Ваше Превосходительство?

– Наш покойный капитан Грегор… Отчего он всё-таки впал в безумие? То есть я действительно не понимаю, как и почему столь благородный в прошлом человек мог превратиться… м-м… в чудовище.

– Ох, – вздохнул дознаватель, – да кто ж его разберёт, Ваше Превосходительство.


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 1. Оценка: 3,00 из 5)
Загрузка...