Татьяна Ватагина

Яри, бессмертная

Сильный удар в спину бросил Яри лицом в траву. Незнакомое ощущение разгоралось под левой лопаткой.

«Я убита, - поняла Яри. – Как жаль».

Никаких особых чувств она не испытала – просто не успела. Лежала, раскинув руки, в зарослях вероники и смолки. Толстая зеленая гусеница в перевязочках, с рядом глазков на боку, сбитая ее падением, свалилась с травинки на неловко вывернутую ладонь.

Наверное, в мертвом теле еще оставалось что-то от юной Яри из рода болотных людей. Почувствовав прикосновение живого, это что-то сделало усилие… высвободилось… рванулось… и вошло в тело гусеницы!

Яри показалось, что ее забили в бочонок, и колени сжимают голову, ломая уши. Она зашевелилась, пытаясь добыть чуток свободы.

К счастью, пестрый лесной дрозд заметил аппетитного червяка, корчившегося на открытой ладони своего извечного врага – человека. Но человек лежал неподвижно, а гусеница билась так заманчиво, такая толстая…

Дрозд слетел с ветки за добычей. Едва клюв его коснулся отъевшегося тельца, Яри, с силой воды, вырвавшейся из пробитого меха, перескочила в птицу.

И сразу почувствовала себя вольготнее.

«Я могу жить в других существах! – возликовала она. – Так вот каково это! Интересно, дядька Кипрей чувствовал то же самое?»

 

Смерть дядьки Кипрея была единственной, которую видела Яри. Вместе с Ериком ждала она тогда у дверей хижины, в которой женщины хлопотали, облегчая последние часы старого Кипрея, а уважаемые старцы молча и неподвижно сидели вдоль стен.

Ерик держал на лубяной рукавице Молнию – охотничьего ястреба, воспитанного им самим. В Молнию войдет душа Кипрея, когда покинет тело.

«Ему, конечно, жалко отдавать ястреба», - подумала тогда Яри.

- Я больше не смогу охотиться с Молнией – зато в нем будет жить дядя Кипрей, а это важнее, - сказал Ерик, будто подслушав ее мысли.

Тут его позвали из хижины, и Яри скользнула следом, безмолвная, точно тень, хотя ее-то никто не звал.

Дядя Кипрей тяжко дышал и выгибался на лежанке. Женщины подвели к нему Ерика и велели пересадить ястреба к умирающему на грудь. Да он и сам знал, что делать. Старик захрипел и обмяк, а Молния горделиво вскинул голову, умудрился глянуть на всех сверху вниз, хотя сидел почти на полу, забил крыльями, издал тонкий клич и взлетел. Сделав круг, коснулся крылом головы каждого, словно благославлял, и вылетел в распахнутую дверь. И Ярину головку крылом погладил.

 

Но это случилось давно, лет пять назад, и вот Яри сама, пернатая и хвостатая, сидела на ветке. Пока дрозд давился добычей, Яри вертела его головенкой, разглядывая то одним, то другим глазком тело, бывшее когда-то ею, а теперь лежащее ничком в голубых цветах.

Из-под левой лопатки торчала стрела с полосатым оперением. Люди барона! Опять приехали охотиться. Чем могла помешать баронскому вояке юная девушка, собиравшая травы? Или он сдуру принял ее за лань?

Не дав дрозду до конца заглотить гусеницу, Яри взлетела.

«Прости, я ненадолго, просто гляну, кто меня убил», - подумала она дрозду, хотя тот не нуждался в ее извинениях. Жить в теле птицы оказалось совершенно естественно, ну, как ездить на лошади. Лошадь бежала, выбирала куда ступить, на отдыхе пила и ела, а всадник направлял ее.

Но далеко Яри не улетела – тотчас села на ветку соседнего дуба, потому что кусты зашевелились, и на поляну с треском и сопением – ну, чисто домашний боров - вывалился мужчина в сером кафтане, в дурацкой шапке вроде чепчика, с большим натянутым луком в руке.

Он поглядел на лежащее ничком тело Яри, осторожно тронул его ногой и, наступив на поясницу, выдернул стрелу, после чего стал обтирать наконечник о траву. Яри глядела на него, открывши клюв, благо дрозд уже справился со своей гусеницей.

Убийца всунул отчищенную стрелу в колчан и снова наклонился над телом. Брезгливо отвел с шеи каштановые волосы, покопался под ними пальцами, быстро провел ножом и вытянул за шнурок знак рода – оловянную лягушачью лапку в кружочке, с вытисненным посередине трилистником. Такие знаки носил каждый в их племени. После морового поветрия, случившегося еще до рождения Яри, их на всех хватало – не надо было делать новые. Яри носила знак своей прабабушки.

Зачем охотнику понадобилась грошовая оловянная бляха, не обладающая магической силой, ценная только для болотных людей? Из-за нее-то он и убил Яри?!

Только что Яри намеревалась лететь домой и привести родных к своему телу, но теперь ей захотелось узнать, на что мужчине понадобился ее знак.

Она перепархивала с ветки на ветку, следуя за человеком, пока тот ломился сквозь подлесок. Убийца выбрался на опушку, отвязал красивого светло-гнедого коня и поскакал в сторону замка. Лесной дрозд с его короткими крылышками с трудом поспевал за всадником. Вначале он худо-бедно справлялся, но силы убывали, и птице срочно понадобилось сесть и подкормиться.

В общем, когда Яри долетела до замка, убийцы и след простыл.

Она немного полетала вокруг башен, заглядывая в окна. Замок был небольшой, обычно в нем жило с десяток слуг. Он наполнялся народом, лишь когда здешний барон приезжал охотиться. Сейчас над двором раздавались лошадиное ржание, людской гогот, смех, брань – большую затеяли охоту! Болотные люди воспринимали охотничьи набеги барона на их лес с ужасом и обреченностью, как лесной пожар. На время бедствий они переселялись на островок посередине болота, охраняемый трясиной.

Яри уже отчаялась отыскать своего убийцу в этой толчее, как вдруг увидела у коновязи возле приземистого строения знакомого золотистого коня. Судя по тому, что из дверей вывалился пьяный мужчина, а двое других, подпиравших косяки, подняв кружки, дружески приветствовали его, в низком доме пьянствовали и ели.

Дрозд заметался.

«Если я влечу туда птицей, эти мужланы, чего доброго, подстрелят меня ради забавы и сожрут!»

Возле поленницы дремал белый в пятнах пес – из-за окраски он казался грязным.

Собравшись с духом, Яри опустилась ему спину, и сразу душа ее через птичьи лапки перетекла в собаку. Этот переход дался труднее – все-таки прежде она перескакивала сгоряча, но и теперь справилась.

Пес удивленно поднял голову, почесал ухо, укушенное блохой, встал, встряхнулся – Яри позволила ему проделать все это, а потом направила в питейную избу. И собака, и она входили в вонючий полумрак с опаской, ожидая удара, но кто-то добрый и хмельной протянул псу кость с лохмотьями мяса. Яри с благодарностью взяла ее в зубы, и, навострив уши, стала оглядываться. Собачьи глаза видели огоньки в плошках непривычно голубыми, а людей – серыми и плоскими. Тем не менее, убийцу она нашла быстро – он пировал в компании собутыльников. Подвела пса поближе к столу и только тогда позволила лечь и заняться косточкой.

- Поймал удачу за хвост, Брунс? – рыжий мужик с лицом, иссеченным мелкими шрамами, подошел и оперся на стол.

- Садись, Тертый. Я сегодня гуляю! Шальные деньги надо пропивать. Эй, щенок, еще кружку и кувшин, нет, два кувшина пива! – крикнул он пробегающему мимо с плошками на доске мальчику в длинном фартуке. – И не забывай подносить.

Мужчины за столом одобрительно зареготали.

- Разбогател, значит, - утвердительно сказал рыжий.

- Ну! Девку болотную в лесу кокнул, а господин барон за ихние цацки золотишко дает!

- Да, свезло тебе – вовремя успел.

- Это как - «вовремя»?

- Щербатый умнее тебя поступил. Его парни схватили болотного мальчонку, и живым барону доставили. Так тот наградил и за кругляк, и за «языка». Завтра поскачем изводить болотную нечисть, а парнишка нам дорогу в ихний схрон укажет. Кругляшек будет полным-полно, и цену они потеряют.

И Тертый, запрокинув голову, перелил пиво из кружки себе в пасть.

Яри подняла пса. Он не желал расставаться с едой. Наконец, с костью в зубах, они вышли из дома.

«Кого же из малышни поймали? – с ужасом думала Яри. – Наверное, Ясика – он такой бродяга. Как ему помочь? Где его держат?»

После непродолжительной борьбы она заставила пса закопать косточку у стены, и направила его к замку. Пес смутно знал, что пахнущих страхом людей сажают в подвал, нюх у него был собачий, отличный, и вскоре Яри поняла, что ей нужно попасть в подземелье. Одна беда – в отдушины у самой земли пролезал лишь собачий нос.

Она отправила пса искать в бурьяне внутри обвалившейся башни какую-нибудь тварь помельче, и вскоре тот шарахнулся от змеи. С большим трудом Яри заставила дрожащую собаку ткнуть носом гадючку. По живому мостику она перескочила в змею - освобожденный пес немедленно умчался, а Яри потекла через двор к ближайшей отдушине.

Собачьими глазами Яри успела разглядеть, что стала болотной гадючкой, змеей редкой, верткой и очень опасной. Укушенный ею быстро терял подвижность, чернел, распухал и умирал.

Она боялась, что кто-нибудь из челяди заметит ее и раздавит каблуком.

«Чего я боюсь, - подбадривала она себя. – Ведь я сегодня уже умерла». Но она знала, что опасность велика – ее жизнь перетекала от одного существа к другому через прикосновения. Если в момент смерти ее не коснется кто-то живой, она пропадет.

Но змейка умела прятаться, благополучно достигла отдушины и скользнула туда. Простое змеиное устройство не препятствовало Яри управлять новым телом, как вздумается.

В сыром подвале вдоль стен тянулись водосливные канавки, из-под каждой двери в них спускались специальные стоки.

Заползая туда, Яри обследовала одну камеру за другой. Змея видела в темноте светящиеся неровные силуэты – не глазами, но как-то по-другому.

Наконец, Яри нашла своего пленника. Точно, это был неугомонный Ясик. Мальчуган сидел на каменном полу, обхватив колени, в луче света из отдушины под самым потолком. Рубаха его была порвана, щека расцарапана и от подбитого глаза сползал вниз огромный синяк. Глаз распух как вареник.

Пока Яри с горечью созерцала беднягу, Ясик заметил ее и протянул руку.

- Змейка, змейка, - позвал он. - Укуси меня! Завтра охотники пойдут убивать мой народ. Если они начнут меня резать, я не выдержу и покажу дорогу на остров.

Если бы змеи умели плакать, Яри разрыдалась бы. Но в своем нынешнем обличии она не могла даже закрыть глаз. Она подползла к Ясику и коснулась сухим язычком детских пальчиков – вот единственная доступная ей ласка. Мальчик взял ее на руки, и Яри потекла вдоль запястья, стараясь не тревожить синяки, и свернулась под рукавом на манер браслета.

- Бабушка Улита, – прошептал Ясик. – Это ты?

Яра покачала головой.

- Но ты кто-то из наших?

Яра кивнула.

Мальчик прижал руку со змейкой к груди, облегченно вздохнул и заснул, привалившись к стене. Бедняге здорово досталось.

«Что же делать? Что же делать? – думала Яри. – Допустить живодеров на остров нельзя, но убить Ясика вообще немыслимо. Он верит мне».

Возможно, от пребывания в простом существе человек тупеет. Змея пригрелась и заснула, вместе с ней заснула и Яри.

Ее разбудило вздрагивание пола. Змеи чуют малейшее содрогание почвы, а тут несколько человек топали тяжелыми сапогами. Яри высунулась из рукава. Ясик спал, неудобно запрокинув голову, приоткрывши ротик. Из отдушины выходил розоватый луч. Утро.

«Хороша спасительница, - отругала себя Яри. – Сколько времени зря потеряла!»

Но, правду говорят: с бедой надо переспать. Яри поняла, что ей надо сделать - укусить барона. Пусть она даже погибнет при этом сама. Смерть барона остановит охоту.

Дверь распахнулась, ударившись о стенку. Вошел человек, одетый на манер ее убийцы, но побогаче, тощий, хищный, ухватистый. Он щербато оскалился. В дверном проеме за ним маячили двое: один широкоплечий, с железными полосами поперек груди, другой – толстый, в сером балахоне.

- Ну, звереныш, пора на охоту. И не вздумай кусаться! – пришелец схватил не вполне проснувшегося Ясика за шиворот и вынес в коридор.

У Яри зубы зачесались убить этого живодера, но она не знала, сколько времени змеи копят яд, сможет ли она сделать подряд два смертельных укуса, и берегла яд для барона.

Дотащив мальчонку до светлого коридора, щербатый встряхнул беднягу и, нагнувшись, сунул мальчику под нос волосатый кулак с двумя полукруглыми припухшими болячками.

- Видал, что сделал? Я те счас ухи-то оборву! И сожрать заставлю!

Непонятно, кто испытал больший ужас: Ясик или Яри, представившая, как мужские пальцы отрывают у Ясика ухо и засовывают ему в рот! Змейка опомнилась только, когда игольчатые зубы вонзились прямо в отметину от укуса Ясика.

- Ааа! – заорал не своим голосом щербатый. – Змееныш, колдун болотный!

Он оторвал с руки гадючку, раздавив ее при этом, и швырнул, попав в нагрудные пластины здоровяку. Тот машинально отбросил ее теплой рукой, и Яри уже была в нем.

Еще не придя в себя от стремительного перемещения, девушка видела, как укушенный поднял Ясика, чтоб ударить о стену. Она бросила вперед могучее тело, в котором теперь находилась, но опоздала.

Обмякший Ясик сполз на плиты. Яри бросилась к нему, чтоб успеть коснуться живой рукой. «Сможем ли мы втроем поместиться в одном теле? Ну, это ненадолго», - мелькнуло в ее голове. Но тут нога из-под задранного серого балахона сунулась в ноги здоровяку - тот растянулся на плитах.

- Не замай, не замай, а то он в тебя перескочит, - кричал толстяк в нелепо мотающемся балахоне, рывками утаскивая за рубашку тело Ясика. – Ща мы его в слугу какого пересадим, и он нас поведет!

«Он знает! – поняла Яри. – Не знает только, что душа не может долго быть бездомной. Вздох – и она развеется!»

«Останови его!» - приказала она своему новому телу. Здоровяк привык подчиняться. И убивать.

Заученным движением он выхватил нож и метнул в толстого. Тот упал. Темная кровь потекла по серой рясе. Но и падая, толстяк старался лечь подальше от детского тельца.

Яра подлетела к убитому мальчугану. Огромными руками обхватила его. Нет! Ощупала уже не дышащего толстяка. Нет! Огляделась по сторонам, надеясь увидеть крысу, таракана, муху, наконец! Нет!

Душа Ясика, не найдя пристанища, развеялась в воздухе.

Какой кошмар!

Могучий воин в отчаянии ударил по полу кулаками, а потом, совершенно девчачьим движением закрыл лицо руками и заплакал. Это видел только щербатый, но он уже не мог ничему удивиться. Запрокинув голову, лишенными зрачков глазами он глядел в пустоту. Оскаленное лицо чернело и раздувалось на глазах.

Глянув дико на четыре трупа (включая змеиный), Яри приказала вояке: «К барону!» и тот послушно побежал по лестнице, перепрыгивая по четыре ступеньки за раз.

Вот зал со стенами в гобеленах, вот богатый занавес, из-за которого доносится стук ножей и кубков, запах жареного мяса. Господин барон изволят подкрепляться перед охотой на людей, на вредный волшебный народец!

Незамеченные сперва на пестром фоне пестро одетые мужчины скрестили перед ними алебарды.

«Отбери топор», - мысленно приказала Яри (она не знала, что эта штука на длинной ручке называется алебардой).

«Может, у него нет оружия, - подумала она. – Нож-то остался в сером».

Здоровяк выдернул алебарду из руки в нарядной перчатке, четко, как на учениях, в два приема зарубил стражника. Второй кинулся прочь, но и его достало лезвие на длинном древке.

Руками воина Яри развела занавес и вошла.

«Убей барона!» – приказала она. Хоть здоровяк лучше всего умел подчиняться приказам и убивать, он заколебался, но Яри подавила сопротивление в зародыше. После гибели Ясика она не узнавала себя - ее несло как пушинку, подхваченную ураганом, и сила урагана стала ее силой. Может быть, так повлияло пребывание в теле обученного, не знающего сомнений, убийцы.

Барон сидел во главе стола, сплошь уставленного дорогой посудой и снедью. По правую руку возвышался одноглазый жилистый громила, с лицом, исковерканным жутким шрамом. Слева сидела девушка, однолеток Яры. В белом, точно сугроб в ледяных кружевах, платье, в драгоценных ожерельях, в жемчужных понизях по сторонам очень бледного, нежного и очень грустного лица.

Пару вздохов Яра не могла отвести от нее очарованного взгляда.

Остальные сотрапезники – приближенные барона, заволновались, едва здоровяк вошел.

Он шел, как мертвец, поднятый из могилы черным колдовством, тяжко и мерно ступая, с окровавленной алебардой наперевес.

- Что? – недовольно спросил барон. Великан справа от него остался неподвижен, однако весь подобрался, как рысь перед прыжком. Белоснежная красавица прижала пальчики к губам. Глаза ее сделались огромными.

«Когда барон умрет, я стану ею», - решила Яра.

Опрокидывая скамьи, едоки повскакали, но здоровяк мимоходом откинул их алебардой, действуя лезвием, как смерть – косой. Люди с другой стороны стола, полезли, давя блюда, выставив ножи, которым только что резали мясо.

«Не отвлекайся! Убей барона!» - потребовала Яри. Она видела перед собой только перекошенное, бессмысленное, красное жирное баронское лицо.

«Убей его!»

Отмахнувшись от баронских приспешников, делающих вид, что нападают, воин, ведомый волей Яри, дошел, наконец, до барона. Великан позорно отступил назад. Здоровяк поднял алебарду, чтобы опустить ее на голову человека, обрекшего на смерть народ Яри.

И тут, великан, почти не шевельнувшись, воткнул в живот здоровяка огромный нож и провел снизу вверх до нагрудных пластин.

Тот зашатался, захрипел.

«Убей!» - вне себя завизжала Яри. Здоровяк из последних сил поднял секиру выше, но его хватило лишь на то, чтоб шагнуть вперед, упасть, сползти, цепляясь за парчовый баронский камзол, за жирную руку в перстнях и скатиться под стол, заливая все кровью.

- Уберите его, кто там целый! - дернул головой барон. – Благодарю, мой верный Губер. С тобой я в безопасности, как орел в небесах.

«Как бы не так! – злорадно подумала Яри, успевшая перебраться в тело барона. – «Орел в небесах»! Сейчас ты у меня полетаешь!»

Она приказала барону подняться на высокую замковую башню и броситься вниз, забыв в горячке, что вместе с ним наверняка погибнет и сама. Но барон был не из тех, кто подчиняется чужим приказам – он привык командовать сам. Управлять им оказалось не легче, чем каменным конем (был в родном лесу такой камень в форме лошадиного тела, по поверью, помогающий женщинам понести). Барон просто не замечал приказов Яри. Она билась в нем, как муха в крынке.

Яри попыталась успокоиться. Она отчетливо представила, как рука барона медленно вытягивает из поросячьей ноги нож за драгоценную рукоять, медленно подносит к горлу и режет, как только что резала свинину.

И рука барона взяла нож, вытянула на длину лезвия, подняла и… бросила на тарелку.

- Тьфу, Губерт, - сказал он. – Пора на охоту. Томно мне. Дурь какая-то в башку лезет. Никак, болотное колдовство! И мертвяк этот с секирой неспроста ввалился. Поехали, покончим с ними. Эй! – крикнул он приспешникам, - Живой кто остался? Собирайтесь!

«Поднимись на башню! – отчетливо думала Яри. – Посмотри: приближается болотное войско!». И вообразила тысячное войско на конях с флагами, какого у ее маленького мирного народа сроду не было, и быть не могло.

- Взглянуть разве с башни, не едет ли кто? – сказал барон, и тут же потер рукой лоб. – Фу, что это я, опять морок!

Тут он заметил, что пальцы его перемазаны то ли кровью, то ли соусом, и повернулся к печальной красавице.

- Струхнула, дурочка? – и вытер руку об ее белоснежный рукав, задев пальчики. Яри мигом перелетела в девушку, сама не поняв, зачем.

Но в следующий миг поняла. По ее приказу ручка красавицы сдернула с груди барона драгоценную подвеску в виде овальной коробочки с портретом на крышке. С золотой цепью в два пальца толщиной ей бы не справиться, а вот портрет в рамке из камешков-искорок, болтающийся на ней, поддался легко.

«На башню!» - приказала Яри послушной красавице, надеясь, что та знает входы-выходы в замке.

Та метнулась к гобелену с изображением башни.

Яри мысленно застонала.

Но за гобеленом оказалась узкий проем с винтовой лестницей. Часто-часто стуча вышитыми башмачками, красавица побежала наверх.

- Стой, дура! Отдай ладанку, - заорал барон, бросаясь в погоню. Чем-то вещица была дорога барону. «Хоть бы посмотреть, кто там нарисован! – думала Яри. - Как верно я рассчитала!»

Яри слышала, как шуршат о стены парчовые рукава барона, лезущего по узкому проходу следом за красавицей. Кто она ему? Жена, наверное!

Следом протискивался еще кто-то, конечно, верный Губерт. Но тому совсем тяжко приходилось в узкой норке.

Восторг, охвативший баронессу, передался Яри! Наконец-то бедняжка смогла досадить мужу! Отомстить тирану за все издевательства и унижения! Устремления Яри и ее прекрасной хозяюшки совпадали.

Белым перышком красавица взлетела на верхнюю площадку башни. Она хотела вскочить на зубец, что бы броситься вниз, едва постылый приблизится, но Яри не пустила ее. Не хотела она злой судьбы для печальной девочки.

Баронесса остановилась подле зубца. Рядом пол обрывался в пустоту. Замок был построен сурово, без нежностей. Голова барона высунулась из дыры в полу. Вскоре он вылез весь и подскочил к жене.

- Ах ты, мерзкая… - из-за сбившегося дыхания он не мог ни как следует выругаться, ни замахнуться, но схватил девушку за руку.

- Лови! – крикнула Яри, ручкой баронессы подбрасывая медальон в воздух. Он блеснул, как рыбка, падая в пустоту на расстоянии наклона. Тут Яри перебросилась в баронову тушу и вкрадчиво прошептала: «Ты поймаешь! Баба не возьмет над тобой верх. Она же не умеет бросать!»

Барон, усмехаясь, вытянул руку, наклонился и тут (ах, как расхохоталась Яри) маленькая ножка в мягком башмачке сильно пнула баронский зад!

 

Яри в теле барона летела вниз, в кошеную траву с маргаритками, и знала, что ее, как Ясика, ждет окончательный конец. Это правильно – ведь она не сумела сберечь малыша.

Удара она не почувствовала.

 

Спустя бесконечность, нечто щекочущее, нежное и бессловесное пронизало ее. Трава. Яри столько раз меняла тела, что сделалась очень чуткой и, покинув тело барона, сумела войти в растения, стала переходить от травинки к травинке по корням, сплетающимся под землей в единую сеть, и стала лугом.

Трава не думала, просто жила.

Яри казалось, что она лежит, раскинувшись на земле, глядя в синее небо. Где-то далеко, по обочине луга, тянулась кавалькада, уходя прочь из этих мест.

Пока опасность отступила.

 

Она так устала. Будет лежать на холме и смотреть в небо. Солнышко ее согреет, дождик польет. Овцы придут пощипать ее. Нескоро, когда она отдохнет, может быть, перейдет жить в овцу, или в собаку, или в пастушка. Но пока будет лежать, безмятежно раскинувшись.

Яри ощущала родные места: лес, с трех сторон защищенный болотами - только с опушки можно войти в него.

И тут Яри почувствовала, что движется, медленно ползет от травинки к травинки в сторону леса. «Растянусь вдоль опушки, - в сладостной полудреме грезила она, - и никто, никто не сможет войти к нам незваным».


Оцените прочитанное:  12345 (Голосов 2. Оценка: 4,00 из 5)
Загрузка...