Одна девочка появилась в нашем классе в первый день второй четверти. Дверь в класс отворилась, Екатерина Васильевна (завуч, подпольная кличка баба Катя), держа за плечи, ввела ее – и мы разинули рты. На голове девочки колючим гребнем стоял ярко-розовый ирокез; поверх черной майки на ней был кожаный жилет, увешанный цепями; джинсы продраны на коленях. Ну, и конечно, тяжелые черные ботинки на толстой подошве, а вместо ранца на плече черный мешок с нарисованным черепом и надписью: D I Y. Do It Yourself, это ведь девиз панков, Сделай Сам, по-нашему.

– Вот, – сказала баба Катя, – знакомьтесь. Ваша новая соученица.

Она чуть подтолкнула девочку в спину, и та, ничуть не стесняясь, громко сказала:

– Виктория Ёжикова. Можно Вика.

– Ёже-Вика, – сказал Веня с задней парты, и Вика согласилась:

– Типа того.

– Хорошо, Вика, садись, – сказала Светлана Евгеньевна, наша классная.

Мы открыли рты не оттого, что никогда не видали ирокезы. Наоборот, в нашем классе их уже было два. Закрыв рты, мы повернулись к Жене Ёжину, которого все звали Еженя, и Сережке Колючкину, по прозвищу сэр Ёж. А они сидели, вытаращив глаза на новенькую, и их ирокезы – зеленый и синий, топорщились, как иглы настоящих ежей. Потом они весь урок шушукались и толкались, за что получили от Светланы Евгеньевны не одно замечание. Если бы это не был первый урок в четверти…

На переменке Еженя и сэр Ёжик подошли к Вике и взяли быка за рога.

– Покажь пальцы, – без вступлений сказал Ёжик.

Вика протянула им обе руки, но ребята вцепились в левую. На кончиках пальцев были хорошо видны мозоли. Такие бывают только от гитарных струн.

– Я говорил, я говорил! – загорячился Ёж-Сереж.

– А я что, спорил? – перебил его Еженя, – Я не спорил! Я говорил, посмотрим! Давно играешь?

Это он спросил уже у Ёже-Вики.

– Да уж давнее вашего! С самого детства. У меня папа панк. Ему Джимми Хендрикс свой медиатор подарил. Вот он!

Действительно, на шее Ёжевики на цепочке висел пластиковый лепесток, которым рок-музыканты бьют по струнам. Но мальчишки не сдавались.

– Хендрикс не панк!

– Ну и что! Он великий гитарист!

– А ты панк?

– А я панк! Панки, хой!

– Панки, хой! – хором закричали Еженя и сэр Ёж. – Что слушаешь? (спросил Еженя). Что любишь? (спросил Ёж).

– Ну… Грин Дэй, Оффспринг, РХЧП, Кино, КиШ… да мало ли…

– РХЧП не панк!

– Да какая разница! Музыка-то классная!

– Ты видал? – опять хором закричали мальчишки, – Наш человек! Панки, хой!

И оба протянули растопыренные пятерни Ёжевике. Она с удовольствием их пожала. У нее и у них ладони были одинаково крепкие и горячие.

– Побежали!

И они побежали.

– А я еще на клавишах… и пою, – на бегу говорила Ёжевика.

– Ладно… посмотрим… – на бегу отвечали мальчишки.

– А куда мы бежим?

– Куда-куда! К директору!

– Но ведь сейчас же… переменка-то…

И правда. Сейчас же зазвенел звонок. Переменка закончилась. Надо было бежать в класс. Ребята, повернули назад, не сговариваясь, закричали на бегу: «Панки, хой! Попса отстой!», так что идущие к своим классам Светлана Евгеньевна, Марина Игоревна и Ирина Юрьевна, не сговариваясь, повернули к ним головы и пропели:

– Тише!

Причем одна взяла ноту «до», другая «ми», а третья «соль», образовав вместе стройный мажорный аккорд. Вот такая у нас школа, а вы что думали?...

 

***

К директору пошли после уроков. Мальчишки втолкнули в кабинет Ёжевику, втиснулись сами, сказали с порога:

– Вот. Николай Александрович, нашли третьего. Третью.

– Ага. Нашли-таки. Новенькая… Ёжикова? Вливаешься в коллектив? – довольный директор встал из-за стола, подошел к ребятам. – Стало быть, есть рок- группа?

– Панк-рок!

– Вижу, вижу. Три ежа… Ну, что же, слово свое я сдержу. Будет у новой группы новая аппаратура. Средства для этого у школы есть, все закупим в ближайшее время. Но!...

Он поднял свой толстенный указательный палец.

– С двумя условиями! – и сделал длиннющую паузу. Николай Александрович был мастер пауз, от которых стыла кровь в жилах. Ребята замерли.

– Первое. Дисциплина и успеваемость. Успеваемость! Слышишь, Колючкин?

Ёж-Сереж усиленно закивал колючей головой.

– И дисциплина! Слышите оба?

Закивали оба.

– Второе. Новый год на носу. Музыкальная часть новогоднего вечера на вас. А то, понимаешь, своя группа есть, а на вечер музыкантов со стороны приглашать! Справитесь?

– Справимся, справимся! – закричали ребята, но толстый палец директора снова указал на потолок. Ходили слухи, что Николай Александрович на спор одним щелчком этого пальца забивает гвоздь в стену…

– Вечер будет особенный. Не секрет, ребята, что на прошлых вечерах роли Деда Мороза и Снегурочки играли приглашенные школой актеры. А в этом году нас посетит самый что ни на есть настоящий Дед Мороз. Еще в августе я ездил в Великий Устюг, и мне удалось договориться с ним лично! Пока неясно, сможет ли выкроить время Снегурочка, но Дедушка точно будет! Он никогда не обманывает… Понимаете, ребята, какая на вас ответственность?...

Выйдя из директорского кабинета, ребята только переглядывались и пожимали плечами. Музыкальная аппаратура для группы – это классно! Это так классно, что прыгать и визжать хочется! Но что-то не прыгалось и не визжалось. Зачем Никсаныч начал о дедморозе? Как будто мы дети! Мы уже взрослые люди, пятиклассники, мы уже сто лет в эти сказки не верим!...

– Да что гадать! – сказала Ёжевика, – с дедом или без деда, программа на целый вечер! А времени всего полтора месяца! Надо репетировать!

– Панки, хой! – закричали мальчишки и помчались в каморку за актовым залом, где хранились их старенькие гитары, ударная установка с рваной бочкой и прочая музыкальная рухлядь. Ёжевика еле поспевала за ними.

***

Дней за десять до праздника нашу школу посетил очень странный субъект. Самое странное в нем было то, что выглядел он совсем не странно, а

 

очень даже обыкновенно. Это потом, когда мы кое-что о нем узнали… Но обо всем по порядку.

Итак, самый обыкновенный гражданин с чемоданчиком вошел в школу и, очень вежливо приподняв кепочку, поздоровался с охранником.

– Я к Николаю Александровичу. Мы созванивались и мне… э-э-э… назначено.

И в кабинете директора он был сама предупредительность, обходительность и скромность:

– С вашего позволения, товарищ Ёлкин, видите ли, наступает новый год…

– Ну что ж, с наступающим новым годом, – ответил Николай Александрович, – чем обязан?..

– Я звонил вчера…э-э-э… по поводу проведения предновогоднего вечера…

– Ах, это вы… Но я же объяснил вам вчера, что мы не нуждаемся в ваших услугах. У нас превосходная программа, и классика и современная музыка, своя рок-группа, «Три Ё»…

– Я подумал, что мы не так поняли друг друга… Я ди-джей, артист бурбурбурской филармонии (почему-то место службы он выговорил очень неразборчиво), я имею методически выверенную программу, утвержденную бульбульбульским ОблОНО (название отдела народного образования тоже прозвучало невразумительно). Вот, посмотрите… «Дед Мороз везет подарки», «Папа это правда? Скоро Новый год?», «Хорошо, что снег пошел», ну, и конечно, «В лесу родилась елочка». И все это в исполнении лучших детских коллективов…

– Боюсь, программа ваша, как бы сказать помягче,.. несколько устарела. Нынешние дети быстро взрослеют, и эти песни годятся теперь, может быть, только для детского сада. И если совсем откровенно, то вот ведь у вас записи, фонограммы, так сказать… А у нас живая музыка. Да еще какая!

Николай Александрович распахнул дверь в коридор. Издалека донесся рокот гитарного рифа и канонада барабанов. В актовом зале шла репетиция.

– Слышите? Вот они, наши звездочки! Может быть, будущие звезды…

***

Вытесненный из кабинета ди-джей и артист филармонии вынужден был откланяться. Но, как только Николай Александрович закрылся в кабинете, артист огляделся, убедился, что в коридоре он один, повернул кепочку козырьком назад – и исчез! Стал абсолютно невидим! Только по звуку шагов можно было понять, что он не остался на месте, а пошел в сторону актового зала. Но вскоре он переменил походку и пошел совершенно бесшумно. О, он был великий мастер прятаться и маскироваться!

Дела его были плохи. Обычно в декабре и январе он промышлял тем, что проводил новогодние праздники в школах, гонял на древнем магнитофоне самую убогую и скучную программу, не очень старался и успевал прочесать за день три, а то и четыре школы. И этим «чёсом» умудрялся заработать неплохие деньги. А деньги, денежки он любил больше всего на свете. Даже когда он просто произносил это слово, у него потели ладони и нехорошим огоньком загорались глаза.

А в этом году бизнес ди-джея срывался. В какую школу не придешь – везде свой эстрадный ансамбль, или школьный театр, или хореографическая студия, или духовой оркестр. И везде ребята сами готовят свои новогодние программы, репетируют, поют, танцуют, играют – а кто этого не умеет, тот шьет костюмы и рисует декорации, достойные любого взрослого театра. Он сунулся было в детские сады – и в первом же попал на репетицию: пела и танцевала вокальная группа «Паровозик». С первого взгляда было понятно, что и здесь Деда Мороза дети встретят достойно, что и здесь никто в услугах ди-джея не нуждается.

Наша школа оставалась для него последним шансом. И пока он невидимкой шел к актовому залу, в его невидимой голове появилась невидимая мысль, созрел, так сказать, дьявольский план. «Панки – пауки в банке», подумал ди-джей, «не подерутся, так поссорятся. Надо им только помочь».

Высокая дверь актового зала приотворилась, но никто не вошел. Немного постояв открытой, дверь так же тихо закрылась. «Сквозняк», мельком подумал Еженя и тут же забыл о двери. Ребята как раз проходили трудное место в песне. Надо было петь на три голоса, играть на двух гитарах две разные мелодии, да еще умерять прыть сэра Ёжи, рвущегося именно здесь вылезти со своими барабанами на первый план. Еженя весь взмок от напряжения; Ёжевика вроде бы справлялась, гитара ее выла, ревела и хрипела, как надо. Но, доставая на грифе особенно трудную ноту, девочка невольно сгибалась пополам, и голос ее уходил от микрофона. Один сэр Ёжа ловил кайф и лупил так, что у проходящих мимо школы подпрыгивали на головах шапки. Какое это все-таки удовольствие, играть на отличном, новеньком, сверкающем инструменте!

Невидимый ди-джей поднялся на сцену, походил между юных панков, разглядывая их…Подошел к прыгающей и поющей Ёжевике, прицелился и сорвал с ее шеи цепочку с медиатором Хендрикса. В пылу музыки она не заметила короткого рывка, а ди-джей спрыгнул со сцены и пошел к ранцам ребят. Он еще издалека понял, что мешок с черепом принадлежит девчонке. Медиатор на порванной цепочке он опустил в один из мальчишечьих ранцев, и, порывшись в нем же, достал большой ключ, поразмыслил и закинул его под кресла. Дверь снова, как бы сама собой, открылась и закрылась, но никто из ребят и не заметил этого…

Репетиция закончилась. Усталые артисты убрали инструменты, Ёжевика и сэр Ёжа пошли к дверям, а Еженя чего-то завозился у своего ранца.

– Ну чего ты там? – не вытерпел Ёжа.

– Ключ от зала не могу найти! Куда он запропастился! Включите-ка свет…

Ребята врубили полный свет и пошли к Ежене. А тому уже надоело рыться в ранце, он перевернул его и высыпал содержимое на пол. Образовалась, кроме учебников и тетрадей, целая куча хлама. А ключа от зала не было!

– Во! А чего это у тебя Ёжевикин медиатор делает? – забасил вдруг Ёж-Сереж и потянул из кучи порванную цепочку.

Еженя открыл рот и заморгал.

– Не знаю… ребята, я честно не знаю... Ну, честно!

Он покраснел до того, что стал даже фиолетовым каким-то. Ежевика все щупала шею – искала цепочку и не находила. Она не хотела верить своим глазам.

– Ребята!!! Ну, не брал я!!!

– Ага! Он сам заполз… – сэр Ёжа кинул цепочку с медиатором на пол и полез под кресла, искать ключ от зала. Ранец за спиной ужасно мешал, но Ёж нарочно не снимал его. Назло всем и самому себе. Он хотел как-нибудь застрять под креслами, от стыда подальше, чтобы пришлось вызывать МЧС и чтобы его выпиливали отсюда…

По щекам Ежени текли слезы.

Ёжевика подобрала амулет с пола, сунула его в карман.

– Еженя, – сказала она, – я не верю, что ты мог взять… Нет. Я знаю, что ты не брал. Знаю, и все. Ты не брал. И больше ничего не хочу знать, как он туда попал, и все такое прочее. Не желаю. Ты его не брал.

Но Еженя как стоял, так и остался стоять. И сэр Ёжик затих под креслами. Как будто заснул.

– Ежи! – повысила голос Ёжевика. – Имейте в виду. Кто об этой фигне вспомнит, или хотя бы намекнет – сразу бью в нос. Без разговоров. Ясно? А тебя, Сережик, я прямо сейчас запинаю, если ты оттуда не вылезешь.

Сэр Ёжик заворочался, хотел дать задний ход, но это у него не получилось. Пришлось ползти на четвереньках вперед – почти весь ряд. В конце ряда он закричал:

– Ключ, ключ! Ребята, я ключ нашел!

Еженя и Ёжевика бросились его вытаскивать…

 

***

Дня через три после этого Семенова на одной из переменок подловила сэра Ёжу одного, без остальных ежей. Он сидел на подоконнике и от нечего делать пялился в окно. Его смартфон стоял на зарядке, а так бы он с удовольствием погонял Эль Примо в Brawl Stars… Семенова в нашем классе самая большая; конечно, Веник чуть повыше ее, но он же тощий, чего про Семенову никак не скажешь. Зовут ее Антонина, Тоня, (редкое имя в наше время), но мы зовем ее Тонна. И это не обзывательство, это так и есть.

И вот эта Семенова Тонна подошла к сэру Ёже, для порядка постояла рядом, повздыхала, а потом и говорит:

– Дурак ты, Ёжик-Сережик.

Ни с того, ни с сего. Сэр Ёжа даже не обиделся.

– Чего это я дурак? – спросил он, – у меня по матеше первый раз в жизни четверка в четверти. Ежи помогли.

– Дурак, – она сокрушенно вздохнула и помотала головой, – Твои ежи… Ты знаешь, что Еженя в Ёжевику втрескался?

– Как это?

– Так. Влюбился. А она в него.

– А я при чем?

– А ты ни при чем. Ты им теперь не нужен. Ты у них теперь с бока припека. Бесплатное приложение.

И пошла.

А у сэра Ёжи стало как-то смутно на душе. И кошки на душе заскребли. А они известно когда скребут – когда наделанное зарывают. Это сэр Ёжа недавно в тик-токе вычитал. И главное, никогда Семенова во вранье замечена не была. Говорит, значит так и есть… Ну, что ж, влюбились, так влюбились. Ёжевика девчонка классная, я бы, может быть, тоже влюбился… С бока припека…

Эх, знал бы сэр Ёжик, куда пошла эта Семенова! А пошла она в самый конец коридора, где между огромными шкафами с наглядными пособиями образовался закуток, в который редко кто заглядывал. Семенова зашла за шкафы, глубоко вздохнула – и превратилась в того самого ди-джея. А он опять повернул свою кепочку козырьком назад – и исчез. Опять, значит, стал невидимым. Ходил ли он по школе после этого, или ушел сразу, никем не замеченный, остается только догадываться. Творил ли еще какие пакости, тоже неизвестно.

А настоящая Семенова всю ту переменку проторчала в классе – помогала длинному Венику по математике, у того с математикой вообще никак.

Весь день после этого сэр Ёжик ходил, как вареный. Хорошо еще, что к доске не вызывали – опозорился бы под конец четверти. А после уроков, когда ежи пошли, как всегда, репетировать, он вдруг повернул в раздевалку.

– Ёжик, ты куда?! – хором закричали Ёжевика и Еженя.

«Хором кричат. В один голос», подумал сэр Ёжик и, не оборачиваясь, махнул рукой:

– Домой. Без меня справитесь.

– Как это без тебя? Ты что, с ума сошел?

«Опять хором. Спелись», подумал Ёж-Сереж, но вслух ничего не сказал.

Ёжевика и Еженя догнали его у самой раздевалки, подхватили под руки.

– Ну что ты, Ёжик? Что с тобой? Что случилось? – говорила Ёжевика.

– Ну чё ты, брат? Совсем, что ли? – говорил Еженя.

Сэр Ёжик не отвечал, только молча вырывался.

– Слушай, Еженя, может он заболел? Он сегодня целый день какой-то непрожеванный.

– Ёжик, ты правда заболел? Тебе плохо?

Ёжевика хотела потрогать ему лоб, но он так отбоднулся, что ее рука отлетела и больно стукнула Еженю в нос. Тут Сережику удалось вырваться.

– Да! – закричал он, – Зато вам без меня хорошо! Сладкая парочка! Гитаристы! Не буду я в вашей группе играть! Другого дурака ищите!

Ежевика и Еженя смотрели то на сэра Ёжу, то друг на друга и ничего не могли понять. А сэр Ёжа зашел в раздевалку (она у нас отгорожена от вестибюля сетчатой стенкой), закрыл за собой дверь и заперся – просунул в дверную ручку ножку стула. Как в кино про ужасы. Вот. Потом пошел к своей куртке, сел под ней на пол и разревелся. Еженя и Ёжевика подергавшись в дверь, теперь прыгали за сеткой, пытаясь разглядеть Ёжика, скрытого чужими вешалками. Видели только его ноги.

– Ёжик, а Ёжик! Ну, что ты… Ну прости нас!..

Тут они зашептались и Ёжик невольно стал прислушиваться. «Мы его чем-то обидели. – Да, обидели… и не заметили, чем! – Ты вечно орешь на него на репетициях! – Я ору?! Ты бы себя послушала! Это ты на всех орешь… но я-то не обижаюсь. – Потому что ты бесчувственный! Ты деревянный! Тебе хоть кол на голове пиши!...».

– Ёжик, а Ёжик! Не обижайся на нас! Ну, пожалуйста…

– Сэр Ёжик, ты ведь сердце группы! Мы без тебя никто и ничто!

– Ёжа, я на тебя ору… ну, и ты на меня ори! Ты же знаешь мой дурацкий характер! Мы с тобой ведь с младшей группы детсада знакомы, ты мне роднее брата…

Ёжиковы слезы наконец иссякли. И ему стало полегче. Он сидел на полу под куртками и удивлялся самому себе. Правда, разнюнился, как маленький. Потом вздохнул, встал и пошел к выходу. Ну, влюбились и влюбились. Подумаешь…

– Пошли работать, панки! – сказал он, еще боясь поднять заплаканные глаза на друзей. Но они и не собирались дразниться. У дверей актового зала хлопнули Ёжика по плечам – и втроем издали боевой клич: «Панки, хой!». Хорошо зазвенело эхо под потолком.

 

 

***

Всю предпраздничную неделю ди-джей строил всяческие каверзы ребятам, но поссорить их так и не смог. Пользуясь кепкой-невидимкой, он то не в такт подстукивал по большому барабану, то выбивал палочку из руки сэра Ёжика, то посреди песни расстраивал гитару Ежене, то ставил подножку Ёжевике, так что она летела через всю сцену, выдирая провода из гнезд – мальчишки смеялись, а она обижалась и крутила пальцем у виска. Ребята ругались, ссорились, чуть не до драки, но тут же мирились – ведь они стали настоящими друзьями, и у них было большое общее дело.

А самого, казалось бы, для невидимки простого – поломать новенькие инструменты, оставить группу без звука – злодей ди-джей и не мог. Он пытался, но ничего не получалось, даже поцарапать гвоздиком лаковые деки гитар нельзя было. Гвоздь не оставлял на лаке следов! И украсть их тоже никак не получалось. Видимо, дело было в силе заклятия, наложенного на инструменты и аппаратуру Бабой Катей. Она нанесла на каждый предмет магическую формулу несмываемым маркером: «Инв. №…», и далее какие-то числа, на каждом разные. Потом она переписала эти числа в специальную книгу, прошитую прочной бечевкой и опечатанную сургучной печатью. И заперла эту книгу в надежнейшем сейфе, ключ от которого всегда носила на такой же бечевке у себя на шее. И вот, видимо, без этой книги, без этих волшебных чисел ничего с аппаратурой сделать было нельзя…

В общем, ни так, ни этак, выступление группы сорвать не удавалось. Проворочавшись всю последнюю ночь перед праздником, ди-джей решился на крайние меры.

В этот день уроков у нас не было, все готовились к вечеру. Ежи договорились встретиться в школе в час дня. Но Ежевике не спалось. Родители ушли на работу, а она, послонявшись по дому, вдруг собралась и пошла в школу. Была половина десятого.

Она не прошла еще и полпути, как дорогу ей загородил неизвестный господин. Он приподнял с блеснувшей лысины свою мягкую шляпу, осанисто склонил голову, обратился к Ёжевике:

– Если не ошибаюсь, Виктория Ёжикова?

– Да… Виктория… это я… – Ёжевика даже заробела немного, что с ней случалось очень редко. Но господин был какой-то ненастоящий. Какой-то… она вдруг поняла: киношный… или телевизионный! Точно, он из телевизора! И она совсем недавно видела его в какой-то программе!

– Какое счастье! Какое счастье, что мы вас нашли! Произошла путаница… ваш старый адрес… мы искали вас в вашей прежней школе. И вот… в последний день…

Ёжевика только глазами хлопала. Она ничего не понимала.

– Как! – телевизионный господин был несказанно удивлен. – Вы ничего не понимаете? Вы ничего не слышали о конкурсе Первого канала?!

– Нет…

– Первый канал готовит конкурс школьных рок-групп. Мы слышали ваши записи. «Три Ё» отличная группа! Вы несомненные претенденты на победу.

Он не давал Ёжевике опомниться.

– Это счастье, что мы вас сегодня нашли! Ведь сегодня последний день подачи заявок. Последняя возможность!

Ёжевика открыла рот, но господин снова не дал вставить ни звука.

– Поедемте! Тут рядом! Три подписи на трех бумажках! Ваши друзья не простят вам… Всероссийский конкурс!

Все это время они, оказывается, потихоньку шли по тротуару, и сейчас как раз проходили мимо машины.

– Поехали! Дело пяти минут!

Телевизионный господин распахнул дверь автомобиля и втолкнул Ёжевику в салон. Она только успела подумать, что потрепанный жигуленок как-то не очень вяжется с… но тут господин, уже сидевший за рулем, перевалил с переднего сиденья прямо на Ёжевику огромную мягкую игрушку, белого медвежонка. Медведь оказался таким тяжелым, что Ёжевика не могла ни охнуть, ни вздохнуть, не то, что выбраться из-под него. Так и лежала под медведем, придавленная и скрытая от посторонних глаз. А машина уже мчалась по улицам – неизвестно куда.

 

***

Около одиннадцати Еженя и Сережик получили сообщения от Ежевики: «меня украли сижу в подвале дер хвойная 92 телефон разря». Ребята бросились звонить друг другу, и конечно, телефоны оказались заняты. Еженя первым догадался, убрал руки от телефона. И тотчас раздался звонок.

– Тебе пришло? – кричал Ёж-Сереж, – И мне! И мне! В подвале! Что делать?!

– Бежать надо! Спасать!! – закричал в ответ Еженя. Он прижимал телефон к уху плечом, и прыгал на одной ноге, натягивая ботинок. – Хвойная, это же на 137-ом до кольца! Остановка на углу, знаешь?

– Знаю, знаю! На остановке встре… – и сэр Ёжик отключился.

Автобус как раз отходил, и подбежавшие с разных сторон ребята еле успели вскочить в задние двери. В автобусе сэр Ёжа первым делом стал завязывать шнурки и застегивать молнию на куртке – дома не успел.

– Слушай, Ёж, а может, позвонить в полицию?... – спросил Еженя, который вроде все успел, забыл только надеть шарф.

Сэр Ёж засопел, стал чесать затылок под шапкой.

– Не, Еженя, пока не стоит… Может, опять нас разыгрывают. Сколько за эту неделю нам ерунды приходило… Ты Ёжевике звонил?

– Звонил, не отвечает…

– И мне не ответила… Не знаю… Давай доедем, разберемся, а оттуда и вызовем.

– А ты там бывал? Там-то найдем?

– Никогда не бывал. Слыхал. Рыбалка там классная… Найдем. У местных спросим, если что. Вон сколько туда народу едет, полный автобус…

Но по дороге народ из автобуса весь вышел. Водитель высадил их одних на пустом снежном пятачке конечной остановки, на расспросы ответил: « Не знаю, ребятки», закрыл двери, развернулся и уехал.

С трех сторон был лес, высоченные заснеженные ели, а с третьей, вдоль дороги, по которой они только что приехали – домишки за утонувшими в снегу заборами. С первого взгляда было ясно, что это дачи, и зимой здесь никто не живет. Кругом не было ни души.

– Указатель! – вдруг закричал Еженя, тыча пальцем в дальний конец автобусной полянки.

Там торчал из сугроба длинный шест с синей фанеркой, на которой было кое-как накарябано:

ДЕР ХВОЙНАЯ 0,5 км.

И стрелочка, указывающая в лес. Если бы не стрелочка, ребята ни за что бы не заметили засыпанную снегом дорожку между сугробов. По ней уже давненько никто не ходил. Может быть, туда есть другой подъезд?.. Но отступать было некуда. Мальчишки побежали по тропинке. Подумаешь, полкилометра!

Но эти полкилометра все растягивались и растягивались, лес становился все гуще и глуше, дорожка все уже и уже. Хуже того, дорожка то и дело раздваивалась; ребята останавливались на развилке и спорили, по какой бежать дальше; бежали дальше и снова добегали до развилки, и опять решали: направо или налево? и снова бежали. А деревни все не было. Пошел снег, поднялся ветер, закружила-замела метель. А деревни все не было и не было… Тропинка – уже давно не дорожка – привела их на полянку в самой гуще леса, и дальше не пошла. Всё. Дальше идти было некуда. Пошли обратно.

У первой же развилки опять заспорили, куда сворачивать. Снег уже успел засыпать их следы, опять надо было решать, куда идти. Пошли направо и наткнулись на толстенную ёлку, лежащую поперек дороги. Такую они точно не перешагивали. Вернулись к развилке, пошли налево и уткнулись в незамерзший ручей который точно не переходили. Да и как его перейдешь?... Приходилось признаться самим себе – заблудились.

Потихоньку побрели назад до развилки. Уселись на пеньки, смахнув с них снежные шапки.

– Пеньки как раз для таких пней, как мы, – мрачно пошутил сэр Ёж.

– Если заблудился, первым делом надо определить стороны света, – подскочил Еженя. Он достал из кармана свой смартфон (там была опция «компас»). Но экран смартфона засветился, мигнул и погас. Эти смартфоны! Они совсем не могут работать на морозе!

– Если заблудился, первым делом надо звонить в МЧС, – мрачно изрек сэр Ёж, и тоже вынул смартфон. Но и его гаджет сдох так же быстро, как Еженин.

– Гад же ты, гаджет! – попытался пошутить Сэр Ёж, но и сам не улыбнулся шутке: во-первых, она уже с бородой, а во-вторых, вообще было не до смеху. Сами, собственными ногами, залезли в такую западню!

– Уже бы пора аппаратуру готовить к концерту… – сказал Еженя и машинально посмотрел время на экране – экран был темен.

– Не трави душу… – еле выдавил сэр Ёж.

Так они и сидели на развилке тропинок под густым снегом, валящим с неба, и постепенно превращались в белых кукол в высоких белых шапках. И оба думали: что мы наделали! вот найдут нас теперь будущей весной, а то и осенью, какие-нибудь случайные грибники, вот тогда будем знать… Но мыслями этими друг с другом не делились.

Вдруг дунул ветер поверху, зашатал верхушки елей. Снег прекратился, повеяло холодом, да еще каким! Мальчишек сразу пробило этим холодом до костей.

И что-то красное мелькнуло меж еловых ветвей.

Ветер дул и дул, холод не давал дышать, деревья шатались и скрипели, как мачты корабля, попавшего в шторм. И красное приближалось и приближалось.

 

 

Кто-то шел по лесу, огромный, в красных одеждах. Шел напролом, страшно трещали сучья под его тяжелыми ногами, падали с еловых ветвей плотные снежные шапки под напором его широких плеч. И вот, раздвинув последние ветви, он вышел на развилку к ребятам.

Если бы они уже не были немы от холода и испуга, они бы онемели: это был Дед Мороз. Самый настоящий Дед Мороз! Но какой же он был огромный и страшный! Ребята вскочили и прижались друг к другу, а он, заметив их, нахмурился и громовым голосом спросил:

– Тепло ли вам, мальчики? Тепло ли, милые?

Еженя толкнул в бок Ёжика, но тот и сам вспомнил сказку. Мальчишки ответили, как положено:

– Тепло, Дедушка!

Дед Мороз нагнулся огромным лицом к их побелевшим лицам, дохнул в них совсем уж космическим холодом:

– Тепло ли вам?

Мальчишки опять отвечали дружно:

– Тепло!

А въедливый сэр Ёжик не удержался, добавил:

– Даже жарковато…

И сразу холод пропал куда-то, и заломило согревающиеся пальцы.

Дед Мороз уменьшился, стал теперь просто нормальным большим человеком, ростом с Николая Александровича. Он покопался в своем мешке, и накинул на плечи мальчишек полушубки. И стало вправду жарко. И весело.

– А вот и еще погрейтесь…– приговаривал Дедушка, наливая им чай из термоса, – Молодцы, ребятки, обычай знаете, старших уважаете, Деду Морозу не перечите. Просите, чего хотите, все исполню!

Ежи закричали хором, ни секунды не думая:

– Ничего нам не надо, Дедушка! Выручи только из беды нашу подружку! Похитили ее злые люди, в подвал посадили – а кто похитил, и где спрятал – мы не знаем. Пошли мы ее искать, да не нашли, и сами-то заблудились, не можем из леса выйти.

А Ёж-Сереж опять не утерпел:

– И побыстрее бы… а то концерт сорвем… со стыда сгореть…

Дед Мороз, ни слова не говоря, скинул с руки рукавицу, расправил седые усы, засвистал богатырским посвистом.

– Псы мои верные, псы снежные! Ко мне!

Тотчас далеко в лесу послышались десятки звонких собачьих голосов. Они приближались так быстро, как будто псы не бежали, а летели; вот они уже окружили Деда Мороза и ребят; им было тесно на развилке; они толкались, лаяли, визжали, мотали хвостами и норовили лизнуть в лицо. Были они необыкновенной, снежно-серебристой масти, крупные и сильные, лобастые, похожие сложением на гончих.

– Псы мои верные! Найдите мне девочку, которую ищу, которую видеть хочу! Как найдете, не пугайте, не кусайте, от злых людей защищайте.

Дед Мороз махнул рукавицей, и псы вихрем сорвались с места, помчались в лес. Через минуту и лая их уже не было слышно.

– Кони мои резвые! Ко мне! – закричал Дед Мороз, и тотчас на поляне, вытоптанной собаками, появилась тройка золотых коней с серебряными гривами, запряженных в хрустальные сани.

– Садитесь, ребята, поехали! Время не ждет!

 

***

Около часу того же дня ди-джей вышел из дому и пошел в нашу школу. Он был весьма доволен собой, и всю дорогу напевал и даже немного приплясывал на ходу. Как он все ловко устроил! Выкрал Ёжевику, на первом же светофоре отнял у нее телефон и хитрым сообщением услал мальчишек куда подальше. Да и там сегодня еще в шесть утра сбил со столба настоящий указатель и поставил свой, ложный, по которому попадешь не в Хвойную, а к черту на кулички. А девчонка сидит вовсе и не в деревне Хвойной, а в садоводстве «Лиственное», в подвале на его даче. Ничего, подвал теплый, пусть посидит… «Я ди-джей, ловец ежей! Мне станет лучше, а всем хужей!», мурлыкал он себе под нос. Стишок, конечно, гадкий и рифма никудышная, но ему именно это и нравилось. Ужасно он любил, когда сделано кое-как, а концы сходятся.

В таком настроении вошел он в школу, милостиво кивнул охраннику и прошел прямо к директору.

– Вот, товарищ директор, уже второй час, а ежей ваших на месте нет.

– Ничего, подойдут, – рассеянно ответил Николай Александрович. У него была масса дел перед праздником.

– А если не подойдут? Музыкальная часть вечера… того?..

Николай Александрович оторвал глаза от бумаг:

– Гражданин, вы по какому поводу?... То есть, как не подойдут?

– Если не подойдут, то я к вашим услугам. Моя программа всегда со мной. И она не требует подготовки, в розетку и…

– Гражданин! Очистите кабинет! – повысил голос Николай Александрович, но тотчас же сдержал себя. – Пожалуйста!

– Хорошо, хорошо, – ди-джей вскочил со стула, подхватил чемоданчик. – Я зайду через часок.

И выскочил из кабинета.

В школе шли последние приготовления к празднику. Мимо ди-джея со столами, стульями, лестницами, с пучками электрических гирлянд, с еловыми ветвями, с цветами, искусственными и живыми, а то и просто с деловым видом сновали туда и сюда взрослые и школьники. В вестибюле на высоченной лестнице стоял под самым потолком длинный Веник, кладя на новогоднюю фреску последние мазки. Всех красок с собой он взять не смог, поэтому изредка кричал вниз Макару: «Краплак!», или «Кадмий желтый светлый!», или еще что-нибудь подобное, и тот выбирал в коробке тюбик с соответствующим названием и кидал наверх, прямо в руку Венику. В свободное время Макарик не стоял без дела, разминался, растягивался, стоял на руках, или брал штук шесть тюбиков и начинал ими жонглировать. Старшеклассники выносили из актового зала первые ряды кресел, освобождали место для танцев и игр, без которых какой же новогодний праздник? На месте охраны почему-то сидела тетя Маша, уборщица.

Ди-джей, послонявшись по школе, снова влез в кабинет директора.

– Нету ежей, Николай Александрович!

– Нету? Как нету? – Николай Александрович глянул на часы.– Да что ж такое!

– И не будет, поверьте мне! – ди-джей ехидно заулыбался. – И единственное спасение вашего вечера – моя программа!

Николай Александрович схватился за телефон – ни один из ежей не отвечал. Панк-группа «Три Ё» пропала. А ди-джей лыбился во весь рот.

– Только уж теперь, Николай Александрович, гонорар мой вырос в три раза. Выхода у вас нет, платите денежки…

– Да вы-то откуда так уверены? Уж не знаете ли чего…

Николай Александрович посмотрел на наглую ухмылку ди-джея и стал догадываться:

– Да уж не вы ли и подстроили?..

Ди-джей не смог сдержать себя. Нос его сам стал задираться от гордости к самому потолку, и Николай Александрович все понял.

– Во-о-о-н!!! – закричал он.

Закричал в полкрика; закричи он в полный крик, в школе бы полопались стекла, а ди-джея унесло бы за можай. Но и половины хватило: ди-джей кубарем вылетел из директорского кабинета, успев на лету выкрикнуть: «в пять… в пять раз!»…

Николай Александрович тоже выскочил в коридор.

А там уже вовсю кипело столпотворение. Артисты и гости, ученики школы, их родители, дедушки, бабушки, братья и сестры – все хотели попасть на этот вечер. Входные двери не закрывались. Охранник был опять на месте, но узнать его было нельзя: он, попросив тетю Машу его подменить, переоделся в костюм средневекового рыцаря и теперь встречал гостей блеском и лязгом железных лат. Сама тетя Маша сидела тут же, в образе королевы Елизаветы, не нынешней, а первой, 16-го века, вся в бриллиантах, только вместо королевского жезла в руках у нее была швабра. Многие гости не уступали, а то и превосходили их в оригинальности и красоте костюмов. В школу входили мушкетеры, инопланетяне, тигры, крокодилы, и нильские, и Гены, эльфы, тролли, гномы, роботы и хоббиты, прекрасные дамы и злобные колдуньи, дюймовочки и золушки… Женька Попов и Боря Тараканов пришли, конечно, в полной хоккейной экипировке и с клюшками, хорошо еще, что не на коньках. Вот вошел Саша по прозвищу Уши, со скрипкой в футляре, в концертном фраке и привел с собой целый струнный ансамбль из музыкальной школы, все с большими и маленькими футлярами, все тоже во фраках, без верхней одежды – их привезли на автобусе к дверям школы прямо из музыкалки. Самый маленький и бледненький в классе, тут Саша казался большим и внушительным; сразу было видно, что он в ансамбле солист. Он должен был открывать концерт; но только открывать, дальше все в свои руки должны были брать ежи. А их-то как раз и не было.

Вот на улице зашумели, закричали: «Расступись, расступись!». В двери школы с хохотом и грохотом влетели на метлах Светлана Евгеньевна, Ирина Юрьевна и Марина Игоревна. Платья и прически их были умопомрачительны. Следом за ними, чуть поотстав, влетела ступа с Екатериной Васильевной (подпольная кличка Баба Катя). А что вы думали?...

Все уже были в сборе, и даже Веня успел отмыть руки и нос от краски, и нарядился в костюм жирафа (а кого же еще?), весьма изысканный. А ежей не было. Уже раздевалка была забита одеждой под завязку. А ежей не было. Уже зал шумел и кипел, уже мальчишки с девчонками по десять раз поменялись местами, и наконец, уселись, уже чьей-то бабушке стало жарко, и она обмахивалась программкой, как веером. А ежей все не было! Уже вспыхивали в зале аплодисменты, островками, то тут, то там, требуя начинать. Организаторы концертов знают: если вот так зааплодирует весь зал, откладывать начало будет нельзя. Николай Александрович был опытный организатор.

Он бегал от зала к входу и обратно, по дороге иногда встречая ди-джея. Тот издалека ему показывал четыре пальца (четверной гонорар), потом три (тройной), потом уже и два. Походить ближе он боялся, потому что директор всякий раз сверкал на него взглядом, не сулящим ничего хорошего. Потом ди-джей окончательно понял, что в этой школе он ничего не заработает. Похоже, вся школа взяла себе девизом панковское «Сделай сам». Он страшно разозлился и ужасно захотел как-нибудь навредить им всем, но ничего не мог придумать. Тогда он повернул кепочку, стал невидимым и пошел по коридору, толкая встречных и наступая им на ноги.

А ежей все не было. Николай Александрович зашел за кулисы, навестить артистов. Саша Уши казался невозмутимым, сказал, что его ансамбль готов начать в любое время. А Семенову, у которой пунцовые розы горели на щеках, директор и спрашивать ни о чем не стал, только по плечу похлопал.

В зале раздалось несколько неуверенных хлопков, к ним присоединилось еще несколько, и через мгновение аплодировал весь зал. Николай Александрович вздохнул и ступил на сцену, как в ледяную прорубь вошел. Он сказал несколько приветственных слов и уступил место Семеновой. Та звенящим от волнения голосом объявила:

– Антонио Вивальди! Времена Года! Часть четвертая, «Зима»! Исполняет струнный ансамбль музыкальной школы! Солист – Саша Уш…, ой, Саша Никитин!

Маленький Саша, высоко держа голову, вывел свой ансамбль. Правда, его большие уши горели, как розовые фонарики, но на это никто не обратил внимания. И началась музыка.

Вы ее, конечно, слышали. А если не слышали, послушайте обязательно, ведь музыку невозможно рассказать. Это как будто вы идете по ледяному лесу и от холода клацаете зубами, стучите коленкой об коленку, притоптываете и хлопаете себя по бокам, чтобы согреться – и выходите к замерзшему водопаду, к высоченной стене из ледяного хрусталя. И эта стена на ваших глазах вдруг начинает со звоном рушиться…

Это очень трудная пьеса, но Саша справился! И ансамбль его не подвел, хотя вместе они почти не играли и подготовили только эту одну пьесу. Сыграно было блестяще! Аплодировали бешено! А ежей все не было… И надо было что-то делать, потому что был как раз их выход…

Саша решился. Он что-то пошептал на ухо Семеновой, и та объявила, выйдя на сцену:

– Александр Никитин! Вариации на тему Вивальди! Исполняет Александр Никитин! Автор!

Саша рисковал. Эти вариации он сочинил совсем недавно, и никому еще не показывал, даже маме. Но вещь получилась достаточно энергичная (публика не заскучает), и длинная (и может быть, ежи все-таки найдутся). Так, совсем по-взрослому, рассудил Саша. И начал играть.

Как он играл! Ах, как играл! Забегая вперед, скажу, что с этого вечера его старое прозвище забылось, и теперь все его зовут Саша Виртуоз. Это был настоящий музыкальный подвиг! И судьба его за этот подвиг наградила. А заодно и всех нас. Доигрывая вариации, он скосил глаза за кулисы и увидел там румяную с мороза рожицу и розовый ирокез, потом синий, зеленый… Ежи улыбались, просовывая свои колючие прически в гитарные ремни, сэр Ёж уже сидел за барабанами! Все были на месте!

Саша окончил вариации, и все потонуло в аплодисментах; но и они потонули в гитарном реве и грохоте барабанов. Так и было задумано! Ежи пели, кричали, визжали, как и положено панкам; гитары выли, плакали и смеялись; песня оказалась такой зажигательной, что зал поневоле стал прихлопывать и притоптывать в такт; и вдруг на самой горячей ноте музыка оборвалась. И в зал вошел Дед Мороз.

Самый настоящий Дед Мороз! А кто не верит в Деда Мороза, тот много потерял и ничего не понял в этой жизни. Дед Мороз вышел в центр зала, ударил посохом в пол и громовым голосом возгласил:

– Ёлочка, зажгись!

И тотчас же тысячами огней зажглась новогодняя ёлка – и никто, никогда и нигде во всем свете не видал ёлки прекрасней. И праздник покатился своим счастливым путем, как огромный снежный ком с крутой горы…

***

А что же наш ди-джей, ловец ежей? Где он? Чем он занимался все это время? Он ходил по опустевшим коридорам и злобствовал. А когда услышал далекий гром панк-рока, то вообще сошел с ума от злости. Он даже укусил себя за ладонь, и пребольно! Он готов был биться головой об стены. Ни заработать в лёгкую, ни обмануть всех, ни сорвать праздник не удалось! Проклятье!...

И тут он увидел приоткрытую железную дверь в стене. На ней черной краской было выведено таинственное заклинание: «ЩУ 380/220». За дверью, в маленькой комнатке без окон, школьный электрик копался в железном шкафу, набитом проводами и выключателями. Сообразительный ди-джей сразу понял, что здесь можно отключить электричество во всей школе! Он крутанул кепку, вошел в комнатку, встал за спиной электрика и, глядя через его плечо, пытался понять, где тут самый главный рубильник. «Ничего-

ничего, вы у меня попляшете», думал он, «в полной темноте!»… Но электрик, закончив работу, аккуратно запер дверцы шкафа, повернулся и в два шага вышел из комнаты, и захлопнул за собой дверь. Оглушительно щелкнул дверной замок. Ди-джей не успел опомниться, как оказался взаперти, через секунду и в полной темноте – электрик снаружи выключил в комнатке свет. Надо вам сказать, что мощная железная дверь без ключа не открывалась; и надо ли говорить, что у ди-джея такого ключа не было! То, что хотел он устроить всем, сбылось с ним самим. Он сам себя своей глупой злобой загнал в ловушку. Ну что же, ребята, пусть посидит, подумает, пусть проведет новогоднюю ночь в темной комнате – может быть, что-нибудь поймет. У электрика следующий рабочий день 3-го января.

Побежим лучше на праздник! Он в самом разгаре! Танцы, песни, игры, конкурсы, призы – и подарки, подарки, подарки! Смех и аплодисменты! Дым коромыслом от хлопушек и бенгальских огней. И музыка, музыка, музыка! Ежи в ударе, они играют так, что стекла звенят, стены дрожат, а ноги сами пускаются в пляс. Весь зал танцует, кричит, поет и смеется… А когда праздничный вечер закончится, и все, усталые и довольные, выйдут на свежий снег школьного двора, там всех будет ждать сюрприз – фейерверк, самый богатый, роскошный, самый красивый фейерверк в мире! А вы что думали?...

С Новым Годом!