Здесь небо ночью – река из звезд, ярче земной Луны. Живя в Гипернотее почти десять лет, все равно не перестаю задирать голову и глазеть на него. Река света и миллионов иных миров – наверное, там тоже кто-то смотрит в небо.

Статью раскритиковали. Нет – высмеяли, раздавили, протащили по грязи. Оказывается, нельзя оспаривать экуменистские гипотезы, не будучи экумеником, не того ты полета птица.

Облокотившись на парапет, скинул пепел с папиросы в шелест озера. Звезды отражались в тихой воде. В их перламутровом потоке медленно плыл матовый месяц Деваны, а за ней россыпь мелких астероидов; это единственные спутники Гипернотеи, если не считать Зеркало. Еще экспедиция Неймана, впервые прошедшая сквозь Врата в 1877-ом, заметила, что местное солнце настолько далеко, что сияет едва сильнее других звезд. В основном же тепло и свет дает некое рукотворное сооружение, движущееся по орбите планеты. Считается, что оно собирает, концентрирует и перенаправляет космическую энергию – оттого и имя.

За мной, соревнуясь со звездами, сиял Прометей. Город на краю, как иногда говорят; мне он напоминал всемирную выставку, натянутую на правильную сетку новых американских городов и по недоразумению обжитую. На Обзорном мысе горел маяк Экуменической Лиги – мрамор и стекло тянутся к небу. В окнах свет: отдыхают, сволочи. Да еще и меня поминают, уверен.

Ладно.

Окурок полетел за пеплом вниз, а я побрел назад в город. Мой путь лежал туда, где всегда можно было отвлечься от тоски на душе – к загонникам.

"Загон" был баром у Нейманского университета, где собирались студенты и бывшие студенты всевозможных судеб, кровь от моей крови. Из-за этого, пусть даже сегодня был вторник, заведение полнилось посетителями: неокрепший молодой мозг не способен еще осознать, что такое завтрашнее утро, и живет одним настоящим. Зайдя, поздоровался с Густаву за стойкой и заказал виски сауэр с мелассой.

Внезапная ладонь ударила меня по плечу:

– А вот и наш профессор! Киора, Виктор. Так и знал, что сюда придешь.

Дэниел Уитт, мой однокашник и друг. Получив бакалавра, он решил покинуть научную стезю и подался в журналисты – ныне он вел постоянную колонку в "Первопроходце".

– Киора, Дэн. Ананас тебе в гузло, я чуть коктейль не пролил, – мы обнялись.

– Да-да, бурда твоя. Все, нечего тут с молодыми якшаться, идем к пожилым людям.

Он потянул меня за руку прочь от бара к другому концу, где в углу, под картиной с бразильским пейзажем, традиционно обретались наши "пожилые" товарищи, все моложе тридцати. Милош и Клаус перекидывались в покер, Анатоль смотрел за их игрой, приобняв Сигни, которая в очках читала беллетристику. Помимо них, за столом была незнакомая девушка с макияжем в модном стиле a la kaihan, что дерзкими полосами подражал лицевым татуировкам местных аборигенов. Конкретно ее лицо было разукрашено золотым слева, больше вокруг глаза, что создавало яркий контраст с в остальном более-менее спокойным туалетом. Эта девушка насторожила меня, но слегка. Намного сильнее меня встревожила моя бывшая Татьяна, сидевшая с ней бок о бок и оглянувшая меня совершенно маниакально, едва заметив.

Ощутив мое негодование, Дэн быстро объяснил на ухо:

– Мы ее не звали, она сама тебя искала. Хотели послать к чертям, но говорит, что по делу.

– А это кто, ее новая дама сердца?

– Нет, Таня все еще с Кристин. Это ее знакомая. Кажется, именно она и хотела тебя увидеть.

Мы подошли к столу, и я поднял стакан, приветствуя друзей:

– Вечер добрый, ребята.

– Профессор Осьмин, рады вас видеть, – ответила Сигни, чем вызвала пару смешков у остальных за столом. Я нарочито громко вздохнул:

– Ты опоздала: Дэн уже так пошутил.

– Сволочь ты, Дэниел.

Всем своим положением тела я старался дать понять, что мои слова направлены исключительно моим друзьям, а не двум посторонним девушкам. Татьяна увидела это и не пыталась влезть в наш обмен любезностями. Как только приветствия завершились, она встала с дивана, поманив за собой незнакомку, и улыбнулась мне:

– Киора, Вик, – остановившись на секунду, она продолжила по-русски, – Привет, Витя. Рада тебя видеть.

Ответил на фирмадойче:

– Добрый вечер, Таня, – мой взгляд стремительно перешел на ее спутницу. – А вы?..

– Александра Контос. Очень приятно.

Незнакомка по-мужски протянула руку, я ее пожал. Она оказалась слегка выше меня и смотрела на меня, наклонив голову. Ее глаза были глубокого зеленого цвета.

– Мне тоже. Чем-то могу быть обязан?

Александра улыбнулась, не отрывая взгляда.

– Я присутствовала на вашем выступлении сегодня, на конференции. Меня тоже интересует древняя история Гипернотеи – а именно судьба той цивилизации, на руинах которой мы теперь… так гордо заявляем о себе.

Я скупо усмехнулся:

– Что ж, боюсь, вы зря потратили время. Урок из моего фиаско может быть лишь один, и он известен всем студентам нашего истфака: культура древних гипернотейцев пала вследствие долгого периода катастрофической вулканической активности. Нет света – нет урожая – нет цивилизации. Безудержная фантазия хороша в детективных романах, но в науке ей места нет, как удачно заметил сегодня профессор де Вилье.

Клаус на секунду отвернулся от карт:

– Он действительно так сказал, Вик?

– Слово в слово.

– Arschloch. Эта сволочь меня всегда валила.

Мы сели. Невзирая на мое явное нежелание говорить о своем провале, Александра продолжила напирать:

– Виктор, не наговаривайте на себя. Вас встретил зал, сплошь заполненный экумениками – вы прекрасно знаете, что это за люди.

– Согласен, знаю. Более того, весь Прометей их знает: чуть ли не каждое открытие, стоящее газетных чернил, сделано кем-то из Экуменической Лиги. И, как я сегодня убедился, неспроста.

Легкая улыбка сошла с губ девушки. Она нахмурилась:

– Именно, Виктор, неспроста. Лига подмяла под себя весь университет, все наше научное сообщество – разве это справедливо?

– Тому есть основания.

– Перестаньте. Их основания – бессовестный и безальтернативный гонор. Легко слыть светом науки, когда почти всеми газетами Гипернотеи владеют твои соратники.

Александра не была неправа. Многие экуменики происходили из богатых и зачастую знатных семей Европы – денег и влияния у них было предостаточно. Отпив из стакана, я ответил:

– Это, конечно, тоже верно.

Александра вновь улыбнулась:

– Именно! Они постоянно критикуют любые попытки изучать магию – а сами только и делают, что пропагандируют магическое мышление: экуменик, значит, истина. И наоборот. Абсурд, я считаю.

Изучать магию? Я сделал еще глоток и немного искоса взглянул на собеседницу:

– Фролейн Контос, вы из Прародины?

Она замерла на миг, как лань перед поездом. Затем моргнула, будто сбрасывая с себя оцепенение, и проговорила уже слегка другим, более ровным и осторожным голосом:

– Вас насторожило, как я упомянула магию? Да, герр Осьмин, я состою в Обществе; впрочем, нет необходимости быть посвященным, чтобы видеть наглость экумеников.

Александра облокотилась на стол, смотря мне прямо в глаза:

– Буду рада, если вы не станете повторять их банальные насмешки в адрес меня и моих единомышленников – во-первых, я их все много раз слышала, во-вторых, в этот досадный для вас вечер смею надеяться, что вы открыты для новых возможностей. Общество Прародина предлагает сотрудничество.

Не зная, что сказать, я опустошил стакан и откинулся на спинку дивана, сложив руки за головой. Прародинцы. По сути, они были местным кружком богемных оккультистов, истово верующих, что человечество произошло из Гипернотеи. Насколько я знал, в силу безбрежного гонора и сомнительного душевного здоровья многих членов Общества (широко известно, что они вовсю употребляют экзотические наркотики в своих “практиках”), их взгляды были крайне эклектичны и зачастую противоречили друг другу. От Гималаев до Анд, от древних греков до современных индусов, прародинцы везде искали упоминания других миров и бесстыдно смешивали их, иногда присыпая модной расовой теорией.

Мне обновили коктейль. Пригубив, я наконец ответил:

– Что ж… Не знаю даже, чем могу помочь, моя сфера деятельности, боюсь, далека от вашей.

Александра улыбнулась слегка пошире:

– Не волнуйтесь, Виктор, мы не ждем от вас знаний касательно эзотерического метода. Наше Обществе не монолит, у нас бывают разные цели и подходы, и это высоко ценится. Проект, частью которого я являюсь, имеет много пересечений с более академическим стилем исследований, поэтому мы были бы рады видеть вас в качестве эксперта. Ваши работы показались нам очень свежими, в них нет косности последователей вулканической гипотезы; вместе с этим, ваш опыт в поле бесценен. Как вы смотрите на это предложение?

– Вы не сказали, в чем суть проекта, – Я осторожно прощупывал почву. Меньше всего хотелось оказаться ассоциированным с Прародиной, так как это означало бы моментальную смерть академической карьеры. Впрочем, предложение меня заинтриговало, хотя бы в плане возможного гонорара.

Александра продолжила:

– Мы экспериментировали с направленными галлюцинациями, пытались проникнуть в память места и установить связь с каким-нибудь старогипернотейским духом, – повторяю, Виктор, будьте открытыми. – Один из новых составов оказался действенным, и мы считаем, что смогли пробиться куда-то. Вопрос в том, когда это было и что значит.

Я мог лишь кивнуть:

– Хорошо.

– Наш медиум начал что-то видеть – это всегда обрывки чего-то, смазанный образ или часть разговора, иногда просто эмоции. Такое трудно уложить в сколь-нибудь цельную картину, особенно когда нет базиса, от которого можно отталкиваться.

– Ладно.

Александра остановилась на пару секунд, глядя на меня серьезно. Я сделал все возможное, чтобы выглядеть заинтересованным в этот момент.

– Виктор, слушайте внимательно. От вас требуется дать этот базис, то есть быть готовым рассказать все, что известно современной науке о древних гипернотах: об их обществе, политике, экономике, географии, военном деле, что угодно. В теории, так мы сможем найти соответствия между этим и тем, что сообщит медиум. Поймите, нам важно убедиться, что метод действительно работает, а для этого нужны данные традиционной науки.

Звучит разумно – если, конечно, отбросить вопрос самой их веры в магию. Я уточнил:

– Хорошо, будем считать, что я сторонюсь предубеждений и готов вам помочь. Готовы ли вы к неудаче? Представим, например, что показания вашего медиума не подтвердятся данными археологии – даже не интерпретациями, а самыми базовыми фактами, на которые можно приехать посмотреть. Допустим, ваш человек получит – не знаю – видение города с круглыми домами; а я скажу (и это так), что ни в одном из раскопов, описанных нами в Гипернотее, нет зданий с круглым основанием. Что тогда?

– Значит, в этом случае мы не можем подтвердить наш источник. Будем работать дальше.

Ладно. Не медля, я перешел к более практическим вопросам:

– Хорошо, Александра. Допустим, я согласен с вами работать – однако я ученый и ученым хотел бы остаться. Пожалуйста, не обижайтесь, но я никак не могу афишировать сотрудничество с Прародиной, особенно сейчас. Если экуменики узнают об этом, моей карьере конец.

Александр усмехнулась и махнула рукой:

– Не беспокойтесь, Виктор, ваше имя не будет нигде фигурировать. Результаты нашей работы не для публикации.

– Гонорар?

– Щедрый. Отдыхайте сегодня, а завтра придите по этому адресу, – она передала мне визитку. – Там обсудим все в деталях.

После этого Александра поднялась из-за стола и, попрощавшись лишь с одной Татьяной, исчезла в толпе студентов. Татьяна тоже вскоре ушла. Проводив их взглядом, Дэн подсел ближе ко мне:

– Вик, я подслушивал, как мог: мерещится ли мне, или ты нашел кого-то вменяемого из Прародины?

– Меня нашли, скорее. Как думаешь, стоит соглашаться?

Он пожал плечами:

– Если не засветишься, то почему нет? Работа непыльная, насколько я понял, никаких раскопок и описей. Смотри только, – Дэн понизил голос, – если у них вправду что-то получилось – немедля сообщи мне.

Я рассмеялся:

– Дэн, твоя карьера для меня на первом месте.

Остаток вечера прошел спокойно, мы напились и разошлись по домам. Наутро, жадно вливая в себя воду из кувшина, я читал адрес на визитке. Судя по всему, это был офис в деловом центре, что меня успокоило: обойдемся, значит, без прыжков через костры. Я оделся в неприметное, набил портфель всевозможными материалами с раскопок и пошел ловить трамвай.

Это была новая высотка, украшенная причудливыми растительными мотивами – модное веяние из Франции. Нужный мне офис был на десятом этаже, что дало повод воспользоваться лифтом; к ним я все еще не привык, обитая обычно в малоэтажных зданиях. Захватывающе. Лифтер отодвинул решетчатую дверь, и я вышел в ярко украшенный зал, где уже стояла Александра.

– Доброе утро, Виктор.

– Киора.

Как и вчера, ее рукопожатие было крепким. Сегодня девушка была одета в строгие блузку и юбку, без вызывающего макияжа на лице. Она тут же повела меня по коридору к одной из дверей с окошком из матового стекла. Этаж был пустой, конторы еще не успели арендовать здесь площади.

За дверью была просторная комната с тремя огромными окнами почти в пол. Из них был виден небоскреб напротив, а поодаль – горы, окружающие Прометей. Где-то там, за озером, торчали из земли руины погибшей цивилизации.

Комната, явно задуманная как офис, была почти пуста. Посреди нее стоял круглый стол, четыре стула, рядом – кушетка и небольшая тумбочка, на которой были аккуратно разложены шприцы и стеклянные бутылочки с прозрачными жидкостями. Два человека стояли внутри: молодой мужчина в костюме, с пышными усами и весьма напряженным видом, и тонкая женщина лет сорока, одетая модно, но слегка небрежно. Оба курили папиросы.

Александра представила меня:

– Господа, прошу познакомиться с герром Виктором Осьминым – он будет наш эксперт. Виктор, это Аксель Бруланд, мой друг и блестящий врач, и фрау София Безлер. Фрау Безлер – опытный медиум, именно ей мы все будем помогать.

Мы поздоровались. Пожимая руку Безлер, я ощутил в ней некоторую флегматичность, а во взгляде отстраненность. Естественно или намеренно, женщина казалась едва озабоченной тем, что происходит вокруг нее, будто бы прислушиваясь к чему-то неразличимому вдали. Бруланд на фоне ее выглядел совершенно обычным, пусть и слегка взволнованным. Мне он симпатизировал больше.

Александра продолжила:

– Раз теперь все мы здесь, вкратце повторю нашу задачу. Проект направлен на установление контакта с духом, предположительно жившим до падения старых гипернотейцев, посредством спиритического метода. Цели у этого две: во-первых, подтвердить действенность спиритического метода; во-вторых, если метод сработает, попытаемся узнать все, что выйдет, о цивилизации – в первую очередь об их языке. После ознакомления с рядом артефактов, относящихся к древней Гипернотее, Фрау Безлер выбрала один и с помощью него сумела ощутить дух.

Я заметил, что медиум теребила в руках какую-то вещицу – похоже на кулон из меди, весь в патине. Видимо, это и был тот артефакт гипернотов. Не знаю, как она смогла что-то ощутить, взяв украшение давно мертвого человека, но я ощутил досаду от того, что этот кулон не был в собственности университета.

Будто заметив это, Безлер заговорила на удивление мягким, приятным голосом:

– Герр Осьмин, я очень рада, что вы согласились нам помочь. Вы человек науки и, полагаю, очень критически смотрите на наши способы – и я вас понимаю. Многие в нашем Обществе выглядят и ведут себя как сумасшедшие или шарлатаны, а часто ими и являются. Поэтому мы и хотим проверить те практики, на которые так уповаем. Поверьте, мы искренне заинтересованы в поиске истины, даже если она нас разочарует.

Безлер подхватила Александра:

– Виктор, суть нашего эксперимента будет в том, чтобы фрау Безлер рассказывала или зарисовывала, – она прекрасно рисует, – все, что ощутит под действием состава. Вам нужно будет сверить ее данные со всем тем, что известно вам; больше всего нам интересны, конечно, неопубликованные материалы, дабы исключить возможность прежнего знакомства Софии с ними.

Та, улыбнувшись, заметила:

– Честно сказать, меня всегда больше интересовали мифологии народов Земли, чем непосредственно история Гипернотеи. Я постараюсь сконцентрироваться на деталях – о них в газетах не пишут.

– Герр Бруланд, – Александра положила руку на плечу врача, – будет руководить медикацией фрау Безлер и следить за ее состоянием. Аксель?

Мужчина мотнул головой в сторону сосудов на тумбочке:

– Это новый состав на основе аяуаски и ряда псилоцибинов. Мы надеемся, он позволит Софии легче настроиться на духа и воспринять больше информации. Разумеется, главное – не допустить передозировки.

Мне оставалось лишь молча согласиться. После разъяснений Бруланд вместе с Безлер начали готовиться к процедуре, а мы с Александрой обсудили практические условия моего участия: гонорар, неразглашение, остальные формальности. Оставив подпись на листах договора, я принялся разбирать свои бумаги, мало осознавая, к чему следовало быть готовым. У меня были с собой неопубликованные материалы, но, зная о таком подходе заранее, я бы принес подборку побогаче. Не желая тормозить процесс, решил не бегать домой и обойтись имеющимся.

Мой взгляд непременно останавливался на фрау Безлер. Женщина не выпускала из рук подвеску, ее взгляд все так же блуждал везде, не останавливаясь ни на чем одном. Она легла на кушетку, согнув колени. На них она положила планшет с листами хорошей бумаги для рисования, придерживая пальцем наточенный карандаш. Бруланд вихрем метался вокруг Софии, стараясь найти лучшее место для стойки, куда он планировал поставить пузырь с физраствором – на всякий случай. На тумбочке у кушетки курился ладан в небольшой жаровенке.

Наконец, Безлер промолвила:

– Он здесь. Давайте начнем, друзья.

Она закатала левый рукав, обнажив тонкую бледную руку с едва видными следами прежних уколов; Бруланд, похоже, знал свое дело. Врач взял один из шприцов и, сняв крышку с нужной бутылочки, набрал из нее немного состава. Он взглянул на медиума, та улыбнулась и легко кивнула:

– Давай, Аксель.

Игла бережно проткнула кожу, верно попав в просвечивающий сосуд. Прикрыв глаза, Безлер начала мерно и глубоко дышать. Бруланд был прямо подле нее, мы с Александрой – чуть поодаль, замершие на стульях. Казалось, очень долго ничего не происходило, я невольно стал заворожен моментом и будто забыл всю былую недоверчивость. Сердце предательски колотилось, потные ладони я автоматически вытирал об обивку. Хотелось лишь одного: чтобы фрау Безлер заговорила.

Она вздохнула:

– Вижу… вижу дом.

– Зарисуйте, София, – немедленно сказала Александра.

Медиум взялась за карандаш и стала делать набросок. Робко поначалу, неточно, после первых штрихов рука ее выровнялась и принялась ловко рисовать – что-то. Желая разобрать получше, я встал и подошел к изголовью кушетки.

Стены, колоннада чего-то похожего на внутренний дворик. Рисуя, София продолжала говорить:

– Я здесь живу. Я играю с другим ребенком – с сестрой? Рядом наша… не знаю, как сказать.

– Собака? – предложил я. Это был вопрос с подвохом: первые псовые попали на Гипернотею с землянами.

– Нет, но тоже питомец. Как необычно, он в перьях! Я постараюсь показать, – она быстрыми, но уверенными росчерками карандаша набросала на листе облик причудливого животного. Оно походило на крупного енота, если бы того покрыли перьями и приделали к морде огромный загнутый клюв как у попугая ара. В клюве была какая-то палка.

Я промолчал. Отчасти из-за того, что не хотел мешать Софии; а отчасти из-за того, что животное на рисунке ужасно точно походило на реконструкцию, сделанную по хорошо сохранившейся мумии талантливым аспирантом из университета. Реконструкцию древнего питомца планировалось открыть публике через две недели в рамках обновленной выставки городского музея.

Медиум продолжала:

– Так… теперь я внутри. Здесь прохладно. Вижу двух взрослых, мужчину и женщину, они стоят напротив стены. На стене что-то висит… сейчас, одну секунду.

Женщина сдвинула брови и приподняла голову, будто всматриваясь во что-то впереди. Она проговорила более напряженно:

– Трудно понять. Это как будто большое зеркало, прямоугольное.

– Перламутровая картина, – поймав взгляды Александры и Бруланда, я пояснил. – Так мы это называем: прямоугольники разных размеров, покрытые чем-то вроде разноцветной эмали. Ничего вразумительного на них никогда не изображено, одни мазки да разводы, но, судя по расположению и общему виду, пока что считается, что это была форма изобразительного искусства. Что-то авангардное, наверное.

София решительно мотнула головой:

– Нет. Не картина. Изображение движется – знаете, это как синематограф, я была однажды на показе в Париже. Но здесь это более… реально, что ли. Не могу разобрать четкой границы между изображением и комнатой.

Она все зарисовывала: две высокие фигуры стоят спиной, смотря на пресловутый прямоугольник. Кончик карандаша навис над ним. София сказала:

– Очень сложно увидеть, что там показывается. Но я чувствую… напряжение. Напряжение во взрослых, они волнуются, но я не могу понять, почему. Странно.

После этого на несколько минут повисла тишина. Фрау Безлер молчала, так и не решив, что нарисовать в прямоугольнике, мы тоже молчали и почтительно ждали, что произойдет дальше. Иногда лицо медиума менялось в выражении, то хмурясь, то улыбаясь, то бормоча что-то беззвучно.

Аксель было потянулся проверить у Софии пульс, когда та вновь заговорила:

– Теперь ночь. Я снаружи. Смотрю на луну.

– На здешнюю, на Девану?

– Нет, рядом с Деваной. Недалеко… там еще одна луна.

Напряжение в комнате возросло. Не знаю, о чем подумали Александра и Аксель, но я в этот момент вдруг понял, что именно в иконографии древних гипернотов мог значить загадочный лишний круг на небосводе.

София снова нахмурилась:

– Как странно. Эта луна… мне кажется, ей там одиноко. Она хочет ко мне, она хочет быть здесь. Среди нас. Луна что-то поет… Нет!

Внезапный вопль заставил нас содрогнуться. Отбросив планшет с карандашом в сторону, фрау Безлер отчаянно простирала руки к чему-то невидимому, не переставая кричать:

– Нет, нет, пожалуйста! Отпустите меня, только не внутрь, я должна на нее смотреть! Я должна ее слушать! Отпустите!..

Александра рванула к ней и, сев рядом на кушетку, приобняла:

– Все, Софи, все хорошо. Ты здесь, с нами, все хорошо. Все в порядке. Аксель!

– Дай мне ее руку, – не успел я опомниться, как врач уже держал новый шприц и готовился ввести его женщине. Та не сопротивлялась, но продолжала кричать в плечо Александры. Закончив с инъекцией, Аксель помог уложить Софию обратно. Мне он пояснил:

– Это седативное, должно помочь ей успокоиться. Сейчас поставлю капельницу с физраствором, чтобы состав быстрее вышел из крови.

– Что с ней?

Мужчина пожал плечами:

– Такое бывает с галлюциногенами. Не знаю, связано ли это с тем, что она нам рассказала. Софии нужно отдохнуть.

Александра продолжала успокаивать медиума, и крики той постепенно перешли в стоны, затем в плач, и спустя какое-то время фрау Безлер задремала. Ее лоб блестел от пота, прическа совершенно растрепалась. Вскоре к образу добавился катетер, торчащий из руки подобно пиявке, и вдруг мне от всего этого стало нехорошо:

– Это безумие. Александра, мне кажется, необходимо прекратить эксперимент.

Она кивнула:

– Согласна, завершим – на сегодня.

– На сегодня?! – я не мог поверить своим ушам. Бедную женщину чуть с ума не свели, если вообще не убили, а эта мегера собирается продолжать. Я взглянул на врача: Аксель как ни в чем не бывало приводил в порядок свой медицинский набор. Что за клика!

Александра встала и быстро подошла ко мне, остановившись немного ближе, чем хотелось; я вновь ощутил, что она меня выше. Невольно отвел взгляд. Выждав секунду, она твердо сказала:

– Виктор, возьмите себя в руки. Наш опыт дал плоды, вы сами это понимаете. Мы не можем остановиться в самом начале пути – и если думаете уйти, будьте готовы, что о вашем участии узнает пресса. Карманные газеты есть не только у экумеников.

Вот черти. Внезапно просторный офис сузился до тюремной камеры, паника начала подкрадываться ко мне. Сердце опять забило молотом.

Не сводя с меня глаз, Александра глубоко вздохнула и, немного расслабившись, положила ладонь мне на предплечье:

– Простите, Виктор, мне не следовало. Разумеется, мы вас не держим, я зря сказала о газетах. Поймите, это наши методы – они необычны для вас. Мы же давно работаем с разными составами и привыкли к подобного рода случаям. София в том числе: поверьте, она опытнее меня с Акселем вместе взятых и намного сильнее, чем может показаться. Дайте ей прийти в себя, поспать, и завтра она первее всех вернется к эксперименту, еще и подгонять нас будет, – Александра разгладила руками отвороты на моем пиджаке. – И вы отдохните. До завтра.

Из небоскреба вышел, будто из преисподней. Забежал в первый попавшийся бар, выпил залпом пару рюмок, после чего на трамвае вернулся к себе на квартиру. Мне всучили рисунки фрау Безлер; дома, передохнув, я хотел рассмотреть их еще раз повнимательнее и попытаться более точно соотнести с имеющейся хронологией древней Гипернотеи.

Очень интересно. Похоже, медиум и впрямь была опытна: даже в делирии она дотошно, с поправкой на скорость, запечатлела как можно больше элементов своего видения, стараясь максимально детально его описать. Результат меня ошеломил, так как все “сцены” из сегодняшней сессии не только полностью совпадали с рядом находок, но и относились к одному и тому же периоду – самому позднему культурному слою. Характерные капители колонн, довольно обычная планировка городского дома богатой семьи, животное это… Перламутровая картина особенно меня зацепила: если верить галлюцинациям Софии, это была вовсе не картина, а нечто намного более технологичное. Боже, я поверить не мог, что допускал реальность прародинского бреда! И тем не менее…

Ночью долго не мог заснуть. Со стаканом шнапса я сидел на балконе, уставившись на небо. Одинокая Девана все так же плыла на фоне звезд, ведя за собой череду мелких астероидов.

– Интересно.

 

Зайдя на следующее утро в наш офис, я упал духом: фрау Безлер летаргически лежала на кушетке, отреагировав на меня лишь слабой полуулыбкой:

– Киора, Виктор.

Превосходно. Александра избегала смотреть мне в глаза, но я был настроен решительно:

– Что это такое? Посмотрите на Софию: она голову держать не может. Что, снова наркотиками ее напичкаем? Александра, это абсурд, мы не можем продолжать.

Прежде чем та смогла ответить, фрау Безлер выкрикнула:

– Нет! Мы повторим процедуру, – приподнявшись на локте, она понизила голос. – Продолжим, надо продолжать, пока… пока идет. Не волнуйтесь, Виктор, я старый боец и свои границы знаю. Нужно продолжать.

Аксель поспешил добавить:

– Я доработал состав, сегодня должно быть помягче. Дозу тоже поменьше дам.

Оглянув коллег, я понял, что не получится их переубедить. Особенно саму Софию. Та едва сидела, не падая, но во взгляде ее была твердость, которой не было вчера. Уверенность, опасно граничащая с фанатизмом. Не зная, что ответить, я мог лишь развести руками:

– Ладно. Готов, когда вы готовы.

Та же процедура, тот же ритуал: кулон, ладан, шприц. Фрау Безлер снова какое-то время лежала молча, прежде чем заговорить:

– Вижу луну. Ту, вторую.

Я глубоко затянулся папиросой. Как и вчера, карандаш резво зачертил по бумаге, рисуя ночное небо Гипернотеи. Вот она, сбоку от Деваны – меньше и вся изрезанная какими-то полосами, похожими на знаменитые марсианские “каналы” (я не верил в их рукотворность). Женщина продолжила говорить:

– Теперь меня никто не держит. Я чувствую холод на коже, но меня это не волнует: я смотрю наверх. Луна снова поет, и я не могу перестать ее слушать. Оно так хочет к нам.

Мы втроем переглянулись. Следующий час или около того София в основном молчала, иногда прерывая тишину разрозненными ощущениями:

– Холодно… слушаю… слушаю… так странно…

Александра и Аксель сидели рядом с кушеткой, неотрывно следя за медиумом. Я не мог находиться в одном месте, шагая из угла в угол и с тоской заключенного смотря в окно на далекие улицы внизу. Сложно понять, почему, но сегодняшний сеанс мне нравился еще меньше предыдущего.

Наконец, София вернулась к нам, проговорив:

– Такая необычная песня.

– Почему? – вырвалось у меня. Александра посмотрела на меня почти с укоризной. Должно быть, нарушил какое-то негласное правило подобных сеансов. Однако Софию это не смутило, и она ответила:

– Как бы сказать: в ней нет слов, но есть язык. Язык, созданный лишь ради этой песни – а может, наоборот, песня породила свой язык.

Она помолчала еще несколько секунд:

– Мне кажется, я начинаю понимать. Мне кажется, я всегда ее знала. Другие тоже теперь поют ее, и я пою. Оно поет нашими голосами.

Внезапно София поднялась с кушетки. Двигаясь медленно, будто не доверяя своим мускулам, она подошла к окну и остановилась, молча смотря наружу. На меня, стоящего рядом, женщина никак не реагировала.

– Предлагаю сделать перерыв, – голос Александры разорвал нервное затишье. Не решаясь трогать Софию, мы предоставили ее самой себя, занявшись собственными делами. Аксель, как обычно, стал перебирать саквояж, Александра удалилась до уборной, а я, отпив из припасенной фляжки, уставился в свои записи как баран на ворота. В голову ничего не шло.

Постепенно взгляд переполз на рисунок двух лун, оставленный на кушетке. Отчего-то не мог оторваться от линий на втором спутнике, от их изгибов и пересечений. Сперва напомнившие Марс, теперь они выглядели совсем иначе: их выверенность скорее могла напомнить нечто сотворенное, нежели грубые марсианские полосы. Я вглядывался, едва не забывая моргать. Кажется — нет, там точно есть паттерн. Повторяющиеся участки…

Меня отвлек странный тихий звук; я обернулся и заметил, как спина Софии едва заметно содрогалась. Она плакала.

– Фрау Безлер, что вы… – подойдя, я приобнял ее, бережно поворачивая к себе. Женщина рыдала, как рыдают отчаявшиеся люди: слезы потоками лились по красному лицу. Ее рот скривился в гримасу, а руки продолжали яростно сжимать древний кулон. Дрожащим голосом она прошептала мне на ухо:

– Виктор, я боюсь. Оно снилось всю ночь. Теперь эта песня укоренилась во мне и командует мной. Я вспоминаю чужие воспоминания и забываю свои. Сегодня я не вспомнила имен своих родителей – это испугало меня, но уже поздно. Меня размывает…

– О чем вы? Какое “оно”? – держа ее, я пытался поймать взгляд Акселя; тот глубоко зарылся в свою сумку, что-то ища.

– Не знаю, Виктор, – ответила София. – Оно из второй луны. Оно заставило меня – или ту девочку, это так сложно, – слушать себя. Мы выслушали песню, и теперь оно поселилось в нас. Вот тут, понимаете?

Женщина с силой ткнула себе пальцем в висок, будто сверля его. Мне пришлось постараться, чтобы отвести ее руку от головы. Она вновь положила ее на другую, в которой оставался зажат кулон. Я сказал:

– Пожалуйста, не волнуйтесь. Должно быть, это снова состав – так и знал, что не стоило сегодня начинать.

София замотала головой:

– Нет, это оно. Господи, мне так страшно! Виктор, оно жрет мои мысли… Оно хочет, чтобы вы тоже его услышали, поэтому заставит меня петь. Я уже чувствую его хватку на моем горле. – Вдруг замерев, она взглянула на меня широко раскрытыми глазами, после чего оттолкнула и быстрым шагом пошла в другой конец комнаты. Я окликнул врача:

– Аксель, ну что вы копаетесь!

– Я не могу найти свой скальпель. Виктор, вы не видели?

Оглядев стол и тумбочку, я ничего не нашел. Только на кушетке, рядом с рисунком, лежал оставленный древний кулон. Пот прошиб меня.

– София, что у вас в руке? София! – не дожидаясь ответа, я ринулся к ее согбенной фигуре у стены. – Аксель, у нее скальпель! Помоги мне.

Мы оба схватили женщину за руки, пытаясь заломить их, но с животной силой она продолжала резать себя. В крови и суматохе было плохо видно, пока нам не удалось отвернуть Софию от стены:

– Господи, – не удержался я, – она хочет добраться до голосовых связок.

Вся передняя часть шеи была одной рваной раной, из которой лилась кровь. Кожа и плоть свисали лохмотьями, обнажая белесую трахею, порванные мышцы хаотично сокращались, более не прикрепленные к сухожилиям. София продолжала наносить удары; я не увидел, как вернулась Александра, но она сразу подсунула одну из принесенных мной монографий между клинком и шеей, после чего тройными усилиями мы смогли выбить скальпель из рук женщины.

– Она не задела артерию, – не теряя времени, Аксель начал доставать из саквояжа бинты. – Посадите ее на стул.

Потеряв оружие, София больше не сопротивлялась. Стараясь не потерять самообладание, я придерживал куски плоти, пока Бруланд накладывал повязку. Александра убежала в поисках телефона – вызвать скорую. Когда кровотечение было остановлено, я наконец открыл окно, подставив лицо прохладному утреннему ветру и шуму улиц. На часах еще не было полудня.

Все оставшееся время мы в основном молчали. Александра выписала чек – полная сумма, все как договаривались. Она пообещала постараться замять мое участие перед прессой, но мне для этого нужно было уйти до приезда полицейских, что я и сделал. Аксель одолжил свой пиджак взамен моего, окровавленного. София, с перемотанной головой напоминающая египетскую мумию, никак не реагировала на нас, но и не теряла сознание; перед уходом я со смутными чувствами пожал ей руку. Холодная, она была неподвижна. После такой кровопотери прежде румяная кожа казалась совсем бледной, как слоновая кость. Я пригляделся: сложно было различить, но ее матовая гладь оказалась сплошь покрыта еще более светлыми линиями. Правильно выверенные, они изгибались и пересекались в бесконечно повторяющийся узор.

Не прощаясь, я быстрым шагом покинул здание. До дома дошел пешком, там сразу же скинул с себя всю одежду и с полчаса стоял под душем. Сначала думал остаться и пить в одиночку, но тишина оказалась слишком громкой. Как часто бывало, мой путь лежал к “загонникам”.

Наконец, Дэн оставил попытки меня разговорить:

– Ну и черт с тобой. Господа, это бесполезно, профессор Осьмин более не чтит наше общество!

Сигни вяло махнула рукой:

– Да ладно, оставь его. Если то, что говорят о Прародине – правда, мы еще радоваться должны, что он тут в костюме, а не в набедренной повязке и медвежьем дерьме.

Дэниел усмехнулся:

– Тоже верно. Ладно, Вик, другой вопрос: в твоей статье, которую экуменики разнесли, ты же утверждаешь, что древних гипернотейцев мог погубить метеоритный дождь, верно?

Я нахмурился, вспоминая конференцию:

– В общих чертах. Ряд раскопок имел, как мне казалось, намеки на кратеры от небесных тел. Мои заблуждения быстро развенчали.

– Рано ты сдулся: птичка нашептала, что независимая команда из США сейчас проводит свои исследования, и пока что их выводы очень-очень напоминают твои.

Он подвинулся поближе и продолжил более серьезным тоном:

– Вик, слушай меня: они с Земли, им наплевать на экумеников и, самое главное, они хотят работать с тобой. Если ты завтра с утра не придешь вот на этот адрес, – Дэн протянул мне свернутый листок, – я официально разрываю нашу дружбу. Понял, голова?

Я посмотрел на адрес – это был пятиэтажный отель рядом с университетом. Слава Богу. Убрав листок в нагрудный карман, я улыбнулся:

– Спасибо, Дэн. Обязательно приду, – сквозь окно бара я взглянул на виднеющийся край луны. – Думаю, для твоих американцев у меня будет еще одна гипотеза.