Утренний воздух прозрачен и чист. Видно далеко-далеко, до самых гор на краешке горизонта. Не хотелось верить, что совсем скоро солнце начнет безжалостно жечь, и ветер принесет из пустыни мелкий колючий песок. Хорошо, что пастбища питают рукотворные каналы, и трава там всегда сочна и зелена. Все самое лучшее для царского стада. Сима оперся на деревянный посох, увенчанный искусно вырезанной фигуркой орла. Почти двадцать лет он ухаживал за животными и гордился своими знаниями о них – именно его пахучая мазь лучше всех иных средств избавляла скотину от личинок оводов и заживляла раны. Торговцы из Лагаша предлагали янтарные бусы и тяжелые серебряные браслеты в обмен на рецепт, но Сима отказывался. Царский пастух был готов передать секрет только наследнику. Которого у него не было. Мысли об этом немного омрачали утреннее настроение. Боги подарили ему дочь, но только они и ведали, что это был за подарок!

– Шамирам, сегодня останешься дома, – без особой надежды проворчал Сима. – Не пристало девушке твоего возраста уходить в поля. Твое дело – очаг и ткацкий станок. Что мне ответить достопочтенному Аггу, если он спросит, как ведет хозяйство моя дочка?

– Дорогой отец, скажи ему, что у тебя никогда не было дочери. Только сын. Ты нашел его малым ребенком под инжирным деревом, и голуби грели его и укрывали крыльями, – девушка рассмеялась и убрала под шапочку скрученные в объемный узел волосы. Высокая, стройная, быстрая в движениях – она действительно немного напоминала юношу. Но только пока не увидишь лицо – с нежным румянцем, родинкой над полной верхней губой и густыми загнутыми вверх ресницами. Отрада усталых родительских глаз. Упрямая, как ослица и своевольная, как необъезженная кобыла. Сима с любовью посмотрел на девушку в короткой по-мужски тунике, но тут же снова сурово свел седеющие брови.

– Надо было все же взять себе жену, чтобы вразумляла тебя и секла розгами за непослушание, раз уж у меня, старого дурака, рука не поднимается.

– Отец, я слушаюсь тебя! Слушаюсь! – Шамирам тут же водной змеей обвила его руку, потерлась щекой о щеку. – Позволь сходить в последний раз. Самый-самый последний!

– К новому году я найду тебе мужа, клянусь. И дальше ты будешь его заботой, моя голубка. – Старый пастух улыбнулся, ласково потрепал девушку по плечу. – Чего стоишь? Коровы того и гляди свернут к садам.

Шамирам сорвалась с места, легко догоняя стадо, звонко крикнула, хотя этого и не требовалось – дорогу на пастбища животные знали прекрасно. Сима огладил уложенную кольцами бороду. Покарают ли его боги за то, что он снова и снова нарушает данное им слово? Он желает дочери счастья, но не хочет расставаться с ней. Нужно принести в жертву ягненка и подарить жрецам отрез крашеной ткани во искупление вины.

***

Шамирам шлепком убила овода на спине своей любимицы – молодой рыжей телки – там, где хвост не мог его достать. Потрепала по мягким ноздрям, благодарно ткнувшимся в ладонь. С животными ей всегда было проще, чем с людьми. Может быть, история отца о голубях, что заботились о брошенном младенце, не только красивая сказка для маленькой девочки, которую правильнее было назвать Сугаиту, «найденная на улице», а не Шамирам – «голубка»? Становилось все жарче, скоро надо будет перегнать коров туда, где деревья дают тень. Вдруг что-то закрыло солнце, а порыв ветра хлестнул с такой силой, что Шамирам упала на колени. Она прикрыла голову, сжавшись в комок и не решаясь выпрямиться сразу, когда шквал стих. А когда Шамирам подняла лицо от травы, то увидела, что перед ней высился чудовищный сирруш. Он был размером с боевую колесницу, покрытый золотистой чешуей от плоской змеиной морды на гибкой шее до задних лап, похожих на лапы стервятника. Сложенные крылья прижимались к вздымающимся бокам, львиные когти на передних лапах глубоко вошли в землю. Чудовище мало напоминало маленький выпуклый образ, вырезанный на стене храма, на который указывал жрец, рассказывая о свирепом драконе, создании Тиамат. Пораженная Шамирам не сразу заметила человека, сидящего верхом на звере, прямо под жалом изогнутого скорпионьего хвоста. Крепкая фигура, облаченная в расшитую небесно-синюю тунику, длинная квадратная борода, выбивающиеся из-под рогатого шлема черные кудри до плеч, руки сложены на животе в жреческом благословении. Шамирам распласталась ниц перед богом, сжимая в кулаках траву и пачкая ладони соком.

– Поднимись и послушай меня. Я буду говорить с тобой, – его голос, казалось, звучал внутри, приподнимая волоски на коже. Шамирам хотела было послушно встать, но только тихо вскрикнула. Сирруш исчез, исчезло поле и коровы, вокруг нее плыло бесконечное звездное небо. Внутренности скрутились холодным комом – взгляду не за что было зацепиться, где верх, а где низ? Только рослый мужчина был незыблем, соединяя собой небо и твердь. На него Шамирам смотрела, боясь отвести глаза. Тот кивнул и продолжил. – Я – Набу, сын Мардука. Я принес дар от твоей матери. Прими его, и жизнь твоя будет счастливой.

Голова шла кругом, кровь бросилась в лицо. Тело обдало жаром, который тут же сменился ознобом. Пальцы похолодели, Шамирам мелко задрожала и шумно выдохнула. Горло, сведенное судорогой, забыло, как издавать звуки. Слова царапали губы.

– От матери? – это слово зацепило больше всего, пробилось через туман и дошло до сознания. Мать! У нее есть мать! Женщина, которая оставила ее под инжиром. Кто же она, если бог пришел с ее волей на устах? Царица, богиня, жрица?

– Да. Ей пришлось покинуть тебя. Но сейчас, когда ты расцвела, она желает благословить свое дитя. Что ты выберешь, Шамирам? Любить самой или чтобы любили тебя? Подумай.

Девушка замерла, сердце отдавалось в висках грохотом колес царских колесниц, мысли метались, но она выбрала, уже выбрала. Сразу же. Бог расхохотался, и это было намного громче стука ее сердца. В одно мгновение он стал гигантом, сравнимым ростом с горой. Подхватил Шамирам на огромную ладонь, поднес близко к исполинскому лику, на котором ярко горели темные глаза.

– Хорошо, Шамирам. Я вижу, то, чего еще нет, но только будет. Возноси мне хвалу как единственному твоему богу и будешь великой. Это – моя милость.

А после он уронил ее в звездную пустоту.

Шамирам дернулась всем телом и распахнула глаза. Над ней склонилась перепуганная отцовская рабыня и трясла за плечо.

– Госпожа, просыпайся! Быстрее! За тобой прислал царь. Сам царь!

***

Шамирам быстро привыкла к тяжести украшений, пышной одежде из ярких тканей, отороченной длинной бахромой. Даже покрывало, закрывающее плечи и спину, теперь не причиняло неудобств. Немногие помнили, что царица совсем недавно жила в доме пастуха и бегала за скотом в некрашеной тунике и грубых сандалиях. А еще меньше придворных рисковало говорить об это вслух. Царь Онна обожал свою жену и сурово карал за непочтительность к ней. После рождения сыновей страсть его еще более возросла, так, что он брал Шамирам в военные походы, не в силах выдержать даже краткого расставания. А осада города Бактры обещала быть долгой.

Шатер стоял в отдалении, но через прочное полотно все равно доносились приглушенные звуки лагеря. Царица отщипнула прозрачно-желтую ягоду винограда от пышной грозди. Она выгнала рабынь, сказав, что сама будет прислуживать мужу за столом. Царь Онна только улыбнулся этой причуде. Невысокий, но широкоплечий и крепкий, с толстыми мускулистыми ногами и руками, он был ниже своей жены, но сидя этого не было видно.

– Дозволено ли мне будет сказать? – Шамирам лукавила – ей было позволено все. Даже уроки верховой езды и стрельбы из лука по глиняным мишеням, даже рабыни-нубийки, обучавшие ее бою на копьях, даже занятия с учителями, до этого наставлявших в грамоте только мальчишек в школах-эдуббах. Онна фыркнул и поймал тонкое, украшенное широким браслетом запястье жены, поцеловал ладонь.

– Говори свободно, голубка.

– Я много слышала от тебя и твоих советников о Бактре и ее защитниках. С восходом армия пойдет на штурм, – тонкий пальчик запутался в тугих кольцах бороды, потянул несильно. – Там, где стены наименее укреплены, бактрийцы поставят много воинов, но там, где самые крутые уступы, защитников будет мало. Если основные силы направить туда, но сделать вид, что мы атакуем очевидные слабые места, мы обманем их ожидания.

Онна хотел было рассмеяться – что женщина может понимать в военных делах? Но потом задумался, глубокая морщина пролегла между бровей. А Шамирам продолжила щебетать, перебирая завитые пряди.

– В честь славной победы нужно будет поставить обелиск и приказать высечь на нем твое имя рядом с именем великого Набу, благословившего своей мудростью.

Странно, царь точно знал, что в шатре они были вдвоем, но на миг ему померещилась на полотняной стене высокая тень, увенчанная рогами.

***

Правитель Ассирии Шамши-Адад V вместе со свитой прибыл во дворец Онны, царя Сирии. Он хотел лично поздравить того с победой над городом Бактрой. То была великая честь, ведь Онна подчинялся Шамши-Ададу. Праздничный пир удался на славу. После его вспоминали как самый великолепный и самый ужасный одновременно.

Шамирам сидела по правую руку от супруга, блистая роскошью одеяний и драгоценностей. Полупрозрачное покрывало оставляло открытыми густо черненные глаза, которые должны были быть скромно опущены. Но царица смотрела открыто, позволяя пересекаться все чаще и чаще взгляду ее и ассирийца. Так, что к концу празднества Шамши-Адад глядел только на нее. Кряжистый Онна нервно ерзал, сжимал губы и кулаки, пряча их под золотой бахромой плаща. Когда пришло время подарков, он велел внести все, чем была богата Бактра, и что он силой забрал оттуда. Перед ступнями Шамши-Адада рабы укладывали ткани и ковры, золотые и серебряные украшения, изящные конские упряжи и тонкие хищные кинжалы – все самое лучшее, воистину достойное властелина Азии. Тот встал, заставив всех замереть в изумлении, перешагнул через дары и протянул руку Шамирам.

– Нет! Только не она! – Онна вскочил, тяжело дыша, и тут уже охранники двинулись вперед, хотя царь был безоружен. – Забирай все, но оставь ее. Я не смогу смотреть ни на кого больше!

Шамши-Адад чуть склонил голову к плечу, прищурился.

– Под этой крышей я нашел сокровище, поэтому прощу тебе неповиновение. И даже исполню твою просьбу, Онна, – Шамирам вложила узкую ладонь, утяжеленную перстнями, в ладонь правителя. – Ослепите его.

***

– Мальчик. Как и предсказывали. Рожден в счастливое время, здоровый и тяжелый.

Шамирам лишь качнула головой, когда ей показали кричащего младенца. Она слишком устала и измучилась, чтобы чувствовать что-то. Еще один сын. Третий. Двое остались при дворе Онны, она уже смутно помнила их лица. Этот будет наследовать Шамши-Ададу. Для нее этого было достаточно. Шамирам точно знала, что хвори обойдут ребенка стороной. Для многих придворных стало поводом для пересудов то, что царица призвала на роды не жрецов Иштар, богини кровавых дел – деторождения, плотской любви и войны, а почитателей Набу – бога письменности. Хотя кто лучше их мог читать знаки судьбы? Главное, что теперь у Ассирии есть наследник, Адад-нирари III.

***

– Ты подарила мне первенца. Он крепок, криклив и жаден до молока. И скоро осчастливишь следующим ребенком. Я пожертвовал в храм Иштар десяток серебряных светильников. Богиня наполнит твое чрево, – Шамши-Адад положил широкую ладонь на живот Шамирам. Царица нежно улыбнулась и незаметно ушла от прикосновения, потянувшись к инжиру на блюде. – Но чем мне одарить тебя? Хочешь новый венец? А может сладкоголосых рабынь, чтобы пели тебе гимны? Или найму каменщиков в храм твоего любимого бога Набу? Выбирай!

Шамирам опустила ресницы и надкусила сочный мягкий плод, облизнула сладкие губы.

– Муж мой и царь, дозволено ли мне будет говорить открыто?

И это, и многое другое было ей разрешено перед очами правителя Ассирии. Тот вздернул бровь, пряча улыбку в уложенных кольцами усах, и приготовился выслушать женскую прихоть, чтобы тут ж ее исполнить. – Есть то, что на всем свете можешь подарить мне только ты. Но могу ли я просить о таком? Не знаю… Сердце мое в смятении.

Шамши-Адад легко терял терпение, вспыхивал ярко как сухая трава.

– Говори! Клянусь перед богами выполнить просьбу.

Показалось, что в светлом зале с высоким потолком на мгновение стало темно, и темнота эта рассыпалась звездами. Шамирам опустилась на пол, оперлась коленями о толстый ковер и низко склонилась перед царем.

– Государь мой, подари мне день власти над Ассирией.

Шамши-Адад удивленно округлил глаза, а потом рассмеялся, звонко хлопая себя по ляжкам.

– О! Ты удивительная, моя голубка! Это очень смешно. Очень! – мужчина поднялся и ухватил Шамирам за руку, заставляя ее тоже встать. – Дарю! Не на день, а на целых пять! Я щедр. Правь мудро, о властительница Ассирии.

Он так низко поклонился ей, что вышитая жемчугом шапка упала с головы. Это вызвало новый приступ смеха. Шамши-Адад оглядел зал, крикнул замершим около трона стражникам в железных вытянутых шлемах.

– Эй, вы! Слышали? Приказываю подчиниться царице Шамирам как единоличной правительнице. Такова моя воля! Вся Ассирия пусть служит ей как мне!

Шамирам поправила платье, провела пальцами по золотой бахроме на рукаве.

– Благодарю тебя, мой муж и супруг. Стража, убейте его.

Воины одновременно подняли мечи. Их взгляды, устремленные на царицу, горели тем же огнем, что и глаза Шамши-Адада и Онны.

***

В шатре было душно. Шамирам вытерла выступивший пот со лба. Она не любила ждать. Гораздо проще, одетой в чешуйчатый панцирь, вести за собой войско, управляя тяжелой боевой колесницей. Но и терпению царица была обучена. Города строились ее именем. Возводились храмы и стелы, где угловатой клинописью было начертано «почитайте бога Набу». Пальцы безошибочно нащупали на плече под тонкой тканью платья узловатый шрам от стрелы – поражения тоже были известны Шамирам. Индийский царь Стабарпати ранил ее, но, когда их кони поравнялись, опустил занесенное для удара копье. Ее сын скоро войдет в возраст, но ни у кого нет сомнений, что она будет продолжать править вместе с ним. Она, Шамирам, царица Шамши-Адада, царя вселенной, царя Ассирии; мать Адада-нирари, царя вселенной, царя Ассирии. Никто не оспорит величия ее дел. И не скажет, что правительница не думает о стране. Даже сейчас ей двигало желание укрепить державу. Брак – лучшее средство. Она сама предложила союз царю Армении, Аре Прекрасному. Пусть судачат о том, что виновата красота жениха. Чушь! Будь он хоть чудовищем, порожденным Тиамат, она бы сделала то же самое. Но его надменный отказ нельзя было простить. Поэтому теперь одна армия сражалась с другой у склона горы Араи-лер, а Шамирам ждала, когда ей приведут пленного царя.

– Царица! – Первым в шатер вошел военачальник Марту и низко склонился, задевая пол украшением на остроконечном шлеме. – Прости недостойных. Твой приказ был нарушен. Царя Ару ранили. Он еще жив, но скоро умрет. Найти того, кто нанес удар невозможно. Мы все виновны. И готовы к любым карам.

Слуги внесли укрытые цветными покрывалами носилки, на которых лежал черноволосый бледный мужчина. Богатый его доспех был разрублен на груди, кровь продолжала течь из широкой раны, добавляя тяжелый железистый запах в духоту шатра. Ара Прекрасный действительно был красив, даже за несколько мгновений до смерти.

– Вон! Все вон! Убирайтесь! – Шамирам сморгнула злые слезы, которые после истолкуют как плач о потерянной любви. Оставшись в одиночестве, она присела около умирающего. Взгляд серых выразительных глаз остановился на ее лице, вспыхнул страстью и остекленел. Царица провела по векам, скрывая потухший огонь, к которому давно привыкла.

Интересно, а каково это – полюбить? Когда-то давно Шамирам любила пастуха, заменившего ей отца, но это было иное чувство. Страсть и нежность, огонь и лед, аромат розы и боль от шипов. Поэты описывали любовь, не скупясь на слова. Она читала и не понимала. И тогда Шамирам казалось, что в ее жизни, как в треснувшем кувшине, не хватает небольшого кусочка, чтобы заделать скол, из-за которого вода вытекает, никогда не доходя до краев.

***

Шамирам прогуливалась по среднему ярусу висячего сада, разбитому по ее приказу при дворце в Ниневии. Отсюда был хорошо виден высокий семиступенчатый зиккурат бога Набу. Храм превосходил размерами все остальные святилища, и так было по всей Ассирии. Царица продолжала ловить восхищенные взгляды, хотя возраст добавил тяжести шагу и седины волосам, скрытым сейчас под роскошным париком с золотыми пальмовыми листьями. Уже давно не регент при маленьком сыне, а соправительница, чье слово было равно царскому. А острые языки утверждали, что оно ценилось больше. Золото против серебра. При ней строились новые города, одерживались великие победы, прокладывались дороги через непроходимые горные перевалы, цвели самые прекрасные сады. Истинное чудо.

Женщина остановилась, чтобы сорвать с дерева зрелую фигу. Откуда-то сбоку выскочил человек, обнаженное лезвие в руке отразило свет, отрезая луч от солнца. Шамирам вскрикнула и отшатнулась. Все произошло слишком быстро. Вслед за убийцей из-под тени деревьев появился Адад-нирари, ее сын, и с громким криком кинулся к нее. Его меч вошел в спину мужчины с кинжалом, тот сбился с шага, обернулся и умер, упав к ногам царицы. Теперь она узнала перекошенное лицо старшего евнуха, Адати. Шамирам все еще держала плод, но пальцы смяли податливую мякоть в кашицу.

– Мама! – Адад-Нирари, крупный мужчина с длинной квадратной бородой, похожий на отца, упал на колени и ткнулся мокрым лицом ей в живот. – Прости меня! Демоны овладели моим разумом, когда я слушал шакала Адати и его союзников. Они говорили, что тебя надо убить. Ради будущего. И я… Я согласился! Но когда увидел тебя… О! Твоя красота изгнала всех демонов! Прости меня, прости! Скажи, и я брошусь вниз. Только не молчи.

Он поднял блестящий взгляд и Шамирам увидела в нем то же, что видела в сотнях других мужских глаз.

***

Утренний воздух был прозрачен и чист. Видно было далеко-далеко, до самых гор на краешке горизонта. Шамирам стояла в одиночестве на балконе, отослав слуг и стражей. Резкий порыв ветра сорвал покрывало с ее головы, растрепал не завитые волосы. Женщина откинула прядь с лица и чуть повернула голову.

– Приветствую тебя, могучий Набу. Я знала, что ты всегда был рядом. Хотя, признаюсь, иногда мне казалось, что я выдумала нашу встречу. Кто я такая, чтобы боги говорили со мной?

– Ты, Шамирам, царица Шамши-Адада, царя вселенной, царя Ассирии; мать Адада-нирари, царя вселенной, царя Ассирии. Воительница и созидательница. Никто не оспорит величия твоих дел, – бог склонил голову, бычьи рога на его шлеме качнулись.

– Величия – нет, но власть… – Шамирам оперлась о каменные перила, оглядывая город внизу, который еще только просыпался для нового дня, – ее оспорят. Мои дети, внуки, придворные, подчиненные правители. Несмотря на всю любовь ко мне. Я часто думала, прокляла или благословила меня мать? Это мучило меня сильнее того, что я не знаю ее имени.

– Хочешь, я назову его, моя голубка? – Набу шагнул к ней и, кажется, небо шагнуло вместе с ним. В его глазах горел знакомый Шамирам огонь.

– Сейчас это не важно. А может быть и никогда не было важным. Я ведь все же смогла полюбить. Разумом, не сердцем. Не человека или бога, но мое царство. И для него будет лучше с памятью обо мне, но не со мной.

Шамирам улыбнулась, а потом оттолкнулась двумя руками и с удивительной легкостью перенесла грузное тело через перила.

Но не упала на камни, а взлетела к небу белой голубкой.

Набу кивнул, соглашаясь с выбором царицы. Его даром или проклятием была способность читать Таблицы судьбы, где ровными рядами символов писалось будущее. Шамирам не забудут через многие и многие годы. Время исказит память о ней и одарит другими именами. Шамирам, Шаммурамат, Семирамида. Но ничто не оспорит ее величия.