Начиналось всё просто прекрасно. Солнечное июльское утро, воскресенье, праздник. Я выпил студня и съел круассан, второй, как полагается, оставил на блюдце для домового и, недолго думая, отправился в ПриР… /Не могу удержаться, замечу в скобках – как же красивы, как удачны все эти наши сокращения, наши аббревиатуры! САВАОК, КНЕМАЧ, УРГУР, ПРиР! «Парк Развлечений и Растений» – слишком в лоб, слишком плоско, но ПРиР… В этом есть полёт, в этом есть прыжок. Что-то от прелести, что-то от пира. С моим тридцатилетним лингвостажем составителя слоганов для ПЗУО мне всё это так понятно, так близко!/

ПРиР встретил меня праздником жизни, обилием горожан. Кто только не дефилировал под его сенью: загорелая молодёжь в таких минималистических нарядах, что, признаюсь, и у меня, человека не такого и молодого, дух захватывало; пенно-кружевные дамы, сопровождаемые густо набриолиненными кавалерами; бархатно-атласные старички со старушками и нестареющие трансгуманы, гордо посверкивающие своими эйдж-протезами; и наконец – дети. Те, что постарше – загорелые, подтянутые, все до одного в колпачках с городской символикой и бирюзовых жабо юного атеиста – маршировали, а малыши просто носились, щебетали птицами, шлёпали лягушками и рыли кротами. Там, куда я направился, всегда больше «кротов». Почему мне комфортнее всего именно в Южном секторе, у самой крупной прировской песочницы, я просто обязан пояснить. Хотя… невозможно не догадаться, не так ли? Да. Я силиционер.

Никогда не верьте во все эти городские легенды про поедание силиционерами песка или в совсем уже дикие сказки о том, что мы можем в нём обитать. Мы обычные люди. Обычные, но несколько по-другому воспринимающие песчаную стихию. Мне приятно находиться рядом с песком. Созерцание сыплющихся песчинок восстанавливает мою работоспособность, наполняет меня бодростью. Я слышу, как они шуршат, перемещаясь, вижу, как преломляют и отражают свет. Я ношу с собой песок – в карманах, сумках, пришитых к подкладу чехольчиках – так я чувствую себя более защищённым. Иногда из-за своего сродства к песку я делаю что-то, что может быть не так истолковано. Не хочу представить это как огромную проблему, просто подвожу к тому, что неприятности бывают, случаются. Случившееся сегодня – как раз такая неприятность, казус, который я тяжело пережил, но который вполне объясним.

 

Я сидел на скамеечке и наслаждался – погодой, благовестом, долетавшим из Храма Ника-Чудодея и, конечно, песком, – когда увидел эту приближающуюся, как бы поточнее выразиться… ораву. Оплывшую нянюшку с клеймом пожизненной домашней наставницы на лбу и четверых малышей в древне-египетских костюмчиках. Сопровождал их – вот это-то меня и возмутило! – гигантский чёрный кабан с красными и как будто даже подсвеченными глазами. И – ни поводка, ни намордника.

– Стойте! Остановитесь, уважаемые! – воскликнул я. – Как можно? Куда же вы прёте с этакой красноглазой махиной? Здесь масса детей!

Но они и не думали останавливаться. Нянюшка подошла ко мне вплотную, беззастенчиво нарушая моё личное пространство, уселась на скамейку, достала из сафьяновой сумочки симулятор вязания и перестала меня замечать (если вообще начинала). Дети разбежались по площадке. Кабан расположился за скамейкой.

Нужно ли говорить, что моё настроение было испорчено? Всё это было неприятно как с физической, так и с юридической точки зрения – я был просто уверен, что у них нет разрешения на выгул кабана в ПРиРе! Нянюшка бы ни за что не промолчала, если бы оно у неё было.

Я встал и начал прохаживаться вдоль песочницы, однако дискомфорт мой не уменьшался, а даже увеличивался. Я понял, что один из нянюшкиных подопечных (по виду младший) обладает явными сверхспособностями. Он возился с песком, с ним не возясь! Другими словами, управлял им при помощи взгляда или мысли, а скорее всего и того, и другого. Не прошло и двух минут, как прямо у его ног выросла крепость и такая сложная фортификация в придачу, что я не берусь всё это описать. Прочие, не владеющие такими чудесными технологиями строители пришли в полнейший восторг, а вслед за ними их мамочки-бабушки-нянюшки.

К моему дискомфорту прибавилась обида. Ведь что такое получалось? Что эта малявка – какой-то необычайно сильный силиционер? Такой сильный, о каких я и не слышал?

Но дети есть дети, идиллия в песочнице долгой не бывает, смотрю – какой-то пацанёнок топчется по новоявленной крепости. Древне-египетский, к моему удивлению, в драку не полез. Вместо этого он вырос раза в три и превратил свою голову в ослиную – в общем, как я решил на тот момент, включил визуалку. «Безобразие», – буркнула мамочка топтуна, подхватывая его на руки. Остальные не спешили с выводами.

– Нянюшка! – позвал я увлечённую симвязанием тетёху. – Вам, нянюшка, не положено ли за ребятами приглядывать?

– Что им сделается? – отмахнулась она. – Они вон какие.

Кабан из-за скамейки одобрительно хрюкнул.

– Считаете, что дорогой костюмчик с визуализацией – карт-бланш на распугивание детей победнее? А не противница ли вы, матушка, социальной справедливости?

Нянюшка бросила на меня сердитый взгляд и отложила симвязание.

– Это не костюмчик, мил человек. Сеня такой и есть. Сеня! – окликнула она. – Ты же такой и есть?

Сеня сосредоточенно смотрел на песочницу. В воздух поднялся здоровущий хлыст из песка и стеганул по песку же. Песочный фейерверк брызнул во все стороны, в небеса и снова во все стороны. Хлыст рассыпался. Аплодисменты, визг, довольные возгласы. Обстановка была разряжена.

Ослиноголовый Сеня уменьшился до прежнего размера и с топологической выразительностью перенадул свою голову обратно в человечью. И снова аплодисменты!

– Сеня – это не иначе как Семён? – спросил я.

– Отстал бы ты от нас, мил человек. Сеня! Подойди-ка… Расскажи дяде, кто ты.

– Заче-ем? – закапризничал он.

– Дядя, глядишь, от нас отстанет.

Мальчик посмотрел на меня с яростью. Да-да, я не оговорился. Это была именно ярость. Странно было видеть что-то подобное в ребёнке лет четырёх-пяти. А ещё мне померещилось, что он видит меня насквозь и воспринимает как низшего по чину.

– Сеня, не вздумай, – вполголоса предупредила его нянюшка. Она так это сказала, что меня прошиб пот. Сеня однако послушался, его ярость и высокомерие куда-то задвинулись, и с обычным детским недовольством, что снова заставляют что-то делать, он забухтел:

– Я Сет. Бог песчаных бурь. Ещё засухи. Ещё мести… Настоящий. Ещё у меня есть брат, Осирис. Тоже бог. Тоже настоящий. И сёстры. Про них рассказывать?

– Нет, Сеня. Иди, играй, – отпустила его нянюшка.

Сеня снова посмотрел на меня с жуткой искрой ярости во взгляде и, по-моему, хотел сказать что-то ещё, но тут Восточный сектор объявил пятиминутную готовность к сожжению ведьмы, и все засуетились. Мамочки-бабушки-нянюшки кинулись забирать малышей, малыши – собирать свои совочки и ведёрки. Выбрался из-за скамьи кабан, встряхнулся и терпеливо ждал, когда нянюшка соберёт в кучу свой древне-египетский квартет.

Скамейка освободилось. Я уселся с чувством победителя в незримом противостоянии, но это чувство оказалось мимолётным. Как только сектор совсем опустел, я отчего-то заскучал. Близость песка ощущалась приглушённо, а радостный многоголосый шум, доносившийся из Восточного, притягивал как магнит. Всё-таки человек существо социальное. И я направил свои стопы в Восточный.

Весь народ стёкся туда. Все снимали всех на всё, от обилия камер и прочих запечатлялок рябило в глазах. Дети размахивали флажками-костроидами, в палатках торговали жгучими ярко-оранжевыми леденцами, обжигающими витаминизированными напитками и аккуратненькими столбиками искусственных дров. В небеса то и дело взлетали шарики с гелием и святым воздухом. Играли ложечники на красных ложках и скрипачи на красных скрипках, культпросветовские студенты фехтовали мётлами и разыгрывали пантомимы про наступающее на ведьму пламя. Разложенный с поистине праздничной широтой хворост уже подожгли. Хитрая ведьма, молоденькая и довольно симпатичная, смотрела на пламя с тем же ужасом, с каким смотрела бы и неведьма. «Sevetta Evil» – прочитал я на табличке на шесте над её головой и подошёл поближе в надежде послушать заклинания, – бытует мнение, что некоторые ведьмы пытаются отвести огонь заклинаниями, – но услышал нечто совсем другое.

– Сеня, не вздумай! Не вздумай! Не давайте ему до себя дотронуться!

Нянюшка вопила откуда-то издалека, зато означенный Сеня оказался рядом со мной, – как из-под земли вырос, – и вид у него был самый зловещий. Уворачиваться мне было не только глупо, но и некуда. И он меня коснулся.

Несомненно эти наиболее позорные минуты моей жизни оправдывает лишь то, что действовал я в состоянии изменённого сознания. Как будто выполнял приказ, который не мог не выполнить. Сеня-Сет злорадно, не по-детски усмехался, а я вытаскивал песок из карманов и кидал в огонь! Все остальные, бросавшие туда веточки и дровишки, а также всё это запечатлявшие переключились на меня, шептали «силиционер, это точно силиционер» и расступались, пока я не остался перед костром в полном одиночестве. Огонь подбирался к ведьме, она начала кричать, а я всё продолжал бросать песочные щепотки, выгребая карманы дочиста и выглядя так нелепо, как не выглядел нигде и никогда.

– Смотрите! Смотрите! – начали выкрикивать горожане, задирая головы и камеры. Над Южным сектором поднялся столб песчаного вихря. – Это он! Всё это делает он!

Помнится, у меня промелькнуло: «Он? В смысле?». Т.е. я даже не сразу понял, что они обо мне.

Я попятился и сразу же в кого-то упёрся.

– Хрю!

Несмотря на то, что красноглазый не давал мне сдвинуться с места, народ незамедлительно обозначил его как моего «приспешника», «сатанинское животное силиционера» и «чёртову свинью».

Песчаный вихрь тем временем переметнулся в наш сектор. Бешено вращающийся песок сбил шест – и обрушился, погребая под собой и костёр, и ведьму.

Три секунды тишины – и началось:

– Он погасил наш костёр! Он испортил наш праздник! Сжечь его самого вместе с его чёртовой свиньёй!

– Свинья не моя…

Разбираться, как это всегда бывает, не стали. Стали швырять в нас с кабаном чем ни попадя, и я даже не хочу представлять, чем бы всё это кончилось, только вдруг все разом ахнули, замолчали и, судя по тому, что в меня перестало прилетать что ни попадя, замерли. Я решился убрать ладони от лица и увидел – о чудо! – выбирающуюся из песка ведьмочку. Не скажу, что она была как новенькая, наоборот, порядком потрёпанная – угольно чумазая, волосы все в подпалинах, одежда в дырочку – но в целом лучше, чем могло бы. Она стряхнула с себя остатки песка, подошла к разинувшему рот студенту и забрала у него метлу.

– Улетит! – заволновался народ, усиленно снимая. – Где антидемон-регуляторы, когда они так нужны?

Ведьмочка запрыгнула на метлу и подлетела ко мне.

– Кабанчик ваш?

– Ни в коем случае!

– Жаль. Симпатичный.

Красноглазый самодовольно хрюкнул.

– Зачем вы меня спасли? – спросила она с таким призрачным оттенком благодарности, что, могу поклясться, не каждый бы его уловил.

– Это… это в определённом смысле не я.

– Кто же?

– Один малолетний древний бог, которому я очень не понравился.

– А вы смешной, – усмехнулась она. – Полетели, что ли. Пока вас тут мусором не закидали!

И мы полетели. Да, на метле. Противоправное деяние мистического характера. В сговоре.

Не буду расписывать, как мы любовались июльским городом с высоты птичьего полёт, как сидели на крыше Культцентра им. Нескольких Комиссаров и даже выпили по тридцать миллилитров алкогольсодержащей продукции, после чего целовались и ещё много, много чего. Я прекрасно понимаю, что всё это ведьмины штучки, чары, колдовство и упоминаю данные события только потому, что на камеры городских служб они всё равно попали. Напишу о другом. О странной вещи, которую сказала мне на прощание ведьмочка (зовут её, кстати, Света Ивлева, а кто такая Sevetta Evil, она знать не знает). Она сказала:

– Как жаль, что вы верите во всю эту чушь про ведьм. Мы совсем не то, что вы о нас думаете. Просто ведаем немножко больше. Мы – ведь-мы, всего-то. И немножко по-другому ощущаем воздушную стихию. Всего-то!

Не знаю почему я всё ещё думаю об этих её словах. Ведь не может же она быть права. Ведь абсурдное насилие и немотивированная жестокость остались в глубине тёмных веков, ничто подобное просто не вписывается в наш рациональный пейзаж, в наш глубоко упорядоченный социум. Он даже слишком упорядочен. Я, кстати, только что в очередной раз столкнулся с этой сверхрационализацией, кинув не съеденный домовым круассан пробегающей под окном дворняге. Едва она его схватила, как из-за торца дома выскочили регуляторы численности зооединиц и расстреляли её в упор.

Из-за другого торца выскочили регуляторы численности регуляторов и расстреляли регуляторов численности зооединиц, помахав перед моим носом розовым талоном на регулирующий отстрел.

Сразу вслед за этим с профессионально высокой скоростью возник участковый и, выяснив в чём дело, выписал мне штраф за через-оконную подкормку. Но как же долго он рассчитывал сумму штрафа! Ох уж эта их сверхновая участковая формула. Я сидел на подоконнике и ждал. И я устал ждать! Т.е. да. Формулы, логика, рационализм. Нет, любой абсурд просто немыслим, просто немыслим… /Замечу в скобках, чтобы не забыть. Надо будет обратиться в соответствующие инстанции, в КАЮК, в ЗООПРЕТ по поводу отсутствия у богов-мигрантов разрешения на выгул в общественном месте зооединицы рода «кабан» массой свыше ста килограмм. Может, и двухсот. Может, и трёхсот. Я всё понимаю, боги. Но порядок один для всех. Извините!/