«Не бойся смерти, ибо час твоей гибели назначен, и никто не может избежать ее».

 
"Сага о Волунге"

Холодные волны встревоженного прибоя нещадно глодали прибрежные скалы, соленые брызги шипели в пламени множества факелов и, сгорая, тянулись к небу вьющимися полосами дыма. Налитое кровавым блеском солнце медленно тонуло в бескрайнем море, сменившем собой горизонт.

Седоволосый жрец втянул ноздрями обжигающий холодом воздух, предвкушая, как тот уже совсем скоро наполнится приторным кровавым смрадом.

— Пора, — сказал он, и озаренная факелами процессия двинулась вдоль каменистого берега по пути к капищу.

Одна за другой звезды вспыхивали в безмолвно темнеющем небе — это Боги собирались перед лицом Островов, чтобы узреть великую жертву и принять очередного невольника чести под бескрайние своды Вальгаллы.

Изъеденное следами кровавых жертвоприношений капище было готово с самого утра. Столбы волокли аж от Друидовой рощи несколько десятков воинов. Идеально ровные, вытесанные из векового фракийского дуба — их непременно сожгут вместе с телом, когда придет время. Если только соленые брызги и когти сирен не уничтожат останки раньше.

Он молча смотрел на покрытый трещинами алтарь, его молодецкое лицо со шрамом над верхней губой не выражало ни единой эмоции. Он держал руки перед собой, скрестив их у пояса, как если бы они были связаны. Но обычай не позволял неволить Кровавого Орла, он должен был сам принять свою судьбу...

И он был готов принять ее.

* * *

 

Бушующий под самым небом ветер срывал с заснеженных пиков искристые ледяные хлопья и уносил их далеко на восток, где в лучах зарождающегося солнца они сгорали, не успевая растаять.

Йормунд стряхнул иней с ресниц.

Фьерды встречали его суровым безмолвием и холодом, что пробирал до самых костей. Здесь даже птицы молчали, не смея подать голоса. Один только ветер шумел в древесных кронах, да далекий прибой разбивался о скалы. Добраться до этих всеми Богами забытых мест было едва ли проще, чем свалить циклопа, но Йормунд не мог отступить, просто не имел права.

Из хольденбергских капитанов отправиться к Фьердам согласился лишь Олаф Беззубый — законченная пьянь, тем не менее славившаяся тягой ко всякого рода авантюрам. Однако даже ему пришлось пообещать сундук серебром, прежде чем он согласился поднять паруса.

Как и было уговорено, драккар Олафа ожидал Йормунда у восточного берега Малого Фьерда, за каменистой грядой, отсекающей воды береговой лагуны от холодного океанского течения.

Теперь, когда Олаф и его команда остались далеко позади, Йормунд оказался один на один с пугающей неизвестностью проклятых островов. Добравшись до небольшой рощи, он расчистил место под привал и разжег огонь. Отражение пламени закружилось в танце на усеянном рунами эфесе. "Скьель" — фамильный меч дома Йормунда — веками помогал его роду в самых страшных битвах. Именно с этим клинком его прадед отправился за головой Андерского великана, и именно с этим клинком Йормунд пришел в логово дьявола, во имя своих великих пращуров и собственной чести.

Он втянул ноздрями едкий дым истлевающих веток

— Сжечь его! — кричали одни.

— Пусть вспорет себе брюхо! — вопили другие.

А отец лишь молча стоял, устремив взгляд вслед за скользящими по водной глади лучами, готовый ко всему и уверенный, что в любом случаи рука его не дрогнет. Он взял на себя это бремя, дал слово избавить островной народ от жестокой кары Богов...

И ноша оказалась слишком велика.

Он не сумел выполнить обещание и должен был принять любую участь, которую ему назначит Совет. Иначе он сам и весь его род будет предан позору, а его славных предков низвергнут из зала Вальгаллы, после чего их оскверненные души безвозвратно сгорят в поднебесье.

Но как он, Йормунд из рода Каэр Бергов, еще на рубеже совершеннолетия прозванный Злобоглазом, мог допустить, чтобы его отец. человек, научивший его всему, что он знает, принял столь страшную смерть?

— Я поплыву к Фьердам, — его полный молодецкой решимости голос был чуждым в окружении седобородых старейшин. — Дайте мне месяц. Я доберусь до Архипелага и убью Буревестника.

По толпе умудренных опытом воинов пробежала волна негодования. В трескучем старческом гомоне Йормунд отчетливо разобрал: "Молокосос!..". Он уважал их всех вместе и каждого по отдельности. На их лицах застыли кровавой росписью шрамов следы ужасных сражений минувших лет. Многие из тех, кто стоял тогда перед ним, ходили в набег на имперцев, сражались бок о бок с его дедом ради свободы островного народа. Тем не менее Йормунд не мог молчать.

— Я убью Буревестника, — повторил он под насмешливые возгласы. — Иначе... — он замолчал, осознав, что пути назад уже не будет, но уже через мгновение с его губ сорвалось: — Иначе я стану Кровавым Орлом...

И вот теперь он здесь, в месте, которого нет ни на одной карте мира, в плену у моря и собственной чести. Однако на всем белом свете все же была одна карта с по крайней мере приблизительным изображением Фьердов. Этот клочок изорванного во многих местах гобелена Йормунд получил от одного старого друида в обмен на обещание привести ему редкий серебристый пустоцвет, по легенде растущий только на Проклятом Архипелаге. Как это растение выглядит Йормунд и представить не мог, но куда ему было думать о таких мелочах.

Судя по карте старого лесного отшельника недалеко от места, где Йормунд развел огонь, была средних размеров возвышенность, как бы нависшая над заполнившей бескрайнюю даль равниной. Туда то он и направился.

Бедная каменистая почва была покрыта редкой порослью заледенелой травы. Посреди "ведьменского кольца", в двух шагах от края виднеющейся бездны, стоял огромный, в два обхвата дуб. Столетний гигант возвышался над пропастью, словно древний, как сами острова, страж, застывший на рубеже, за которым нет дороги назад. Йормунд положил ладонь на его морщинистую кору и устремил взгляд далеко вперед.

У его ног раскинулась широкая долина, ощетинившаяся покореженными стволами обугленных деревьев. Их черные корни впивались в изъеденную траншеями землю. Гиблая чаща застилала равнину до самого края, а посреди нее зиял огромный, выжженный до основания кратер. Еще дальше, почти у самого горизонта, виднелась покрытая снежным одеялом зелень едва различимых вязов. Густые кроны тянулись к горам, тонущим во мраке грозовых туч.

Вот оно, логово Буревестника, подумал Йормунд, и решимость его пошатнулась. Буревестник терроризирует островной народ вот уже три столетия, но никто никогда его не видел. Во всяком случаи те, кому не повезло с ним встретиться, едва ли могли поведать об этом. На деле, за столько лет никто даже не ответил на вопрос о самой его сути. Бравые старики, поведавшие на своем веку немало чудовищ, в один голос твердят, что это один из реликтов Старого Мира, появившийся на свет когда все вокруг принадлежало разномастным бестиям. По мнению многих, невиданный зверь столетиями дремал на позабытом всеми архипелаге, пока Боги, разгневанные людским невежеством, не разбудили его.

Однако друиды и многие верховные жрецы уверены в том, что Буревестник — скорее явление, порожденное всплеском магии колоссальной силы. Как бы то ни было, доподлинно известно лишь одно — любой, кто осмелиться направить свой драккар в сторону Фьердов, скорее всего, погибнет. Корабли здесь сбиваются с курса, а люди сходят с ума.

Затаив дыхание, Йормунд смотрел на раскинутый перед ним остров. Ничего подобного он раньше не видел. Прищурившись, он заметил на дне кратера витающие над мерзлой землей огоньки. Их чарующее свечение манило его, заставляя позабыть обо всем на свете...

Внезапно твердь под ногами Йормунда содрогнулась, по грубой каменистой почве паутиной побежали трещины. Прежде чем юный воин сообразил, что происходит, он уже летел вниз вместе с обломками древнего сизого камня.

Склон горы со стороны выжженной долины был будто отколот, являя собой некое подобие полумесяца. Йормунд упал на пологий каменистый скат и кубарем помчался вниз. Его тело, защищенное одним лишь стеганным доспехом, ощущало каждый булыжник, встречавшийся на пути. Однако призрение ко всякой боли у островного народа в крови.

С трудом нащупав у пояса топор, Йормунд выхватил его и с исступлением вонзил клиновидное острие в темно-серую горную породу. Лезвие выбило искры из камня и, подскочив, впилось в грунт. Под весом Йормунда топор двинулся вдоль склона, точно клинок, вспарывающий брюхо убитого медведя.

Когда на пути гальдванской стали появился твердый неподатливый камень, тело Йормунда дернулось, словно оборвавшаяся тетива, и он повис над бездной, держась за деревянную рукоять.

Ветер гудел в расщелинах, завывая, будто раненный зверь. В сердце Йормунда затеплилась надежда, но стоило ему поднять взгляд, как сорвавшийся с вершины холма камень разбился о его взмыленный лоб. Руки тут же онемели и выпустили топор. Дважды ударившись о склон, Йормунд провалился в трещину у скалистого подножья...

 

 

* * *

...Спертый воздух резанул ноздри. Он все еще был жив.

Превозмогая лютую боль во всем теле, Йормунд перевернулся на спину и открыл глаза. Пелена в них расступилась, сквозь трещину в сероватой горной породе он увидел синеющее на недосягаемой высоте небо. Ветер гнал облака на север, туда, где остался его родной дом, а сам он лежал здесь, во тьме, словно сплющенная телегой лягушка и не смел пошевелиться.

Наконец он вскинул голову и приподнялся. Вокруг простиралась залитая мраком пещера, в которой лишь скупое солнце, проникая сквозь расщелину, дарило частичку света. Стиснув зубы, Йормунд встал на ноги. После потери топора из оружия у него остался лишь "Скьель" да щербатый нож для разделки акул.

Сочащийся светом шрам в суровой каменистой тверди манил остаться в его холодном сиянии, точно костер под кронами кишащего волками леса. Но порой чтобы выжить, нужно иметь смелость шагнуть в неизвестность. И Йормунд знал это...

...Обнажив меч он медленно двигался вперед. Его воспаленные глаза жадно цеплялись за жалкие крупицы света, скользящие по поверхности иссохших камней.

Вдруг, между свисающими над узким проходом сталактитами мелькнуло странное золотистое свечение.

Йормунда охватило необъяснимое чувство страха. Он надеялся увидеть среди безмолвствующих камней блеклый солнечный луч — верный признак того, что из пещеры все же можно выбраться. Однако этот загадочный свет едва ли был порождением солнца. Нечто внутри Йормунда истово противилось этому демоническому свечению, но отблеск, танцующий между камнями, затуманил его рассудок, словно дурман, порабощающий волю берсерков. Позабыв свое собственное имя, юный воин устремился к чарующему сиянию, ведомый древней силой Проклятого Архипелага.

Вскоре он и сам не заметил, как очутился в месте, где пещера расширялась до немыслимых размеров. От куда-то сверху со свистом падали тяжелые капли скопившейся под недосягаемым глазу потолком сырости. Постепенно самообладание возвращалось к Йормунду.

Перед ним раскинулась огромная, высеченная прямо в камне лестница. По обе стороны от нее стояли резные чаши, каждая из которых была на две головы выше Йормунда. Стоило ему сделать шаг, как эти творения неведомых мастеров вспыхнули ярким пламенем. Огонь заиграл в вырезанных в камне узорах, до Йормунда донесся едва уловимый запах серы.

И тут он увидел его.

Его глаза пылали блеском свеже выплавленной стали. Каждый его шаг оставлял на широких каменных ступенях глубокий, точно отпечаток рабьего клейма, след огромной когтистой лапы. Преодолевая исполинские ступени, он все время звенел тяжелыми, почерневшими от времени цепями.

— Кто ты? — полная сверкающих во мраке зубов пасть медленно двигалась в такт словам, но Йормунду казалось, что его голос, такой чуждый и вместе с этим успокаивающий, звучит прямо у него в голове. — Очередной глупец, жаждущий покорить то, что не в силах понять?

Наконец высеченная из камня лестница скрылась за его гигантской фигурой. Йормунд не верил своим глазам. Перед ним стоял огромный, точно гора, волк, опутанный толстенной цепью, усеянной пульсирующими синеватым пламенем рунами, ничуть не похожими на те, что в обиходе у островного народа.

Йормунд хотел было поднять меч, но не смог пошевелиться. Вместо этого он лишь выдавил из себя:

— Кто... кто ты?

— Мое настоящее имя давно затерялось в глубине веков, — отвечал волк. — Твои предки звали меня Фенрир.

— Фенрир... — повторил Йормунд, точно зачарованный. — Что... что это за цепи?

Огромный волк втянул ноздрями воздух и обратил налитые огнем глаза куда-то во тьму.

— Мои сыновья преследуют луну, сменяя раз за разом день и ночь. Когда они наконец настигнут ее, эти оковы падут, и я выберусь на волю.

— Рагнарек, — едва слышно произнес Йормунд, вспомнив древнее придание островного народа.

— Но все это не важно, — продолжил Фенрир. — Во всяком случаи пока. Куда важнее, кто ты. Люди не должны здесь появляться. Быть может, это единственное место, не оскверненное их присутствием. Так что привело тебя сюда, юный глупец?

Йормунд застыл, словно истукан. Внезапно его объяло гнетущее чувство страха, проникающее в самые потаенные уголки сознания. Но пути назад уже не было.

— Буревестник, — выпалил он. — Чудовище, что топит корабли. Я должен убить его.

Неведомое существо, застывшее перед ним, внушало трепет одним своим видом, и, что удивительно, вместе с трепетом почти сразу пришло и доверие. Оно наполнило Йормунда вместе с налитым древней силой воздухом. Он сам едва ли смог бы это объяснить, но крепкое знание родилась в его разуме — исполинских размеров волк не мог быть тем самым Буревестником.

На черной морде Фенрира мелькнуло подобие ухмылки.

— Вы люди глупо считаете себя венцом творения Всевышних, — голос волка был по всюду, казалось, он раскатами грома льется по пещере и при этом словно растекается по разуму Йормунда, рождаясь среди давно забытых снов. — Вы мните себя царями Мира, раз уж можете безнаказанно убивать зверей и вырубать леса. Но только вы забыли, что если кусок тряпки, ведущей ваши корабли вперед, вдруг расперло бурей — это не значит, что вы покорили Ветер.

На одно короткое мгновение глаза Фенрира наполнились злобой, но потом к ним вернулось прежнее выражение снисходительного превосходства. От одной этой перемены страх едва не вывернул Йормунда наизнанку.

— Но знаешь, — лукаво произнес Фенрир, — я заперт под сводами этой пещеры уже несколько тысяч лет. Думаю, ничего не измениться, если я помогу тебе на твоем пути безумия.

С этими словами волк мотнул головой, отрывисто бросив в темноту что-то неразборчивое. Слюна соскользнула с его сверкающих клыков и, попав на заостренный камень, оставила на нем дымящуюся прогалину. После этого клубящееся облако черноты объяло его гигантскую фигуру, и Фенрир исчез в сгущающемся мраке.

Потом пропало все. Облако тьмы поглотило очертания пещеры. Йормунд точно оглох. Страх окружил его, сжимая тиски с каждым мгновением. Воин вскинул меч, истово уповая на уткнувшийся во мрак клинок. И тут по краю отточенной стали скользнул невесть от куда взявшийся луч света.

Йормунд взглянул на "Скьель" и обомлел. Вместо тридцати дюймового клинка в его руке извивалась и шипела огромная змея, покрытая панцирем из холодных зеленоватых чешуек. Спустя мгновение их взгляды встретились — ярко голубые глаза человека и черные вертикальные зрачки демонической твари — после чего обнаживший клыки змей бросился в атаку. Сочащиеся ядом саблевидные зубы нацелились на шею Йормунда, где трепетала заточенная в плену синеватой вены жизнь.

Воин уже почувствовал холодное дыхание смерти на своей коже, когда его левая рука перехватила напряженную, точно корабельный канат, змею у самой ее головы, напоминающей наконечник копья — такой же стремительный и безжалостный. Широкая змеиная пасть раскрылась до предела. Раздвоенный язык почти коснулся лица Йормунда.

Тварь извивалась в его руках, угрожающе шурша доспехом из чешуи, до тех самых пор, пока вся она, от кончика хвоста до острия клыков, не покрылась ослепительным искрящимся налетом и не исчезла во мраке.

Йормунд растерянно глядел на свои руки. Его меч растворился вместе со змеей, и теперь он остался практически безоружен перед лицом затаившихся в этом странном месте ужасов.

Но стоило воину поднять взгляд, как его настигло новое потрясение. Перед ним разверзлась налитая пламенем бездна, чарующая своими скользящими вдоль расщелин огнями, похожими на мчащихся по лесу волков.

Еще секунда, и взявшись из неоткуда, над пропастью друг за другом выстроились огромные каменные ступени.

Внезапно инстинкты покинули Йормунда, и ему ничего не осталось, кроме как подняться по застывшей в воздухе лестнице. Каждый шаг давался тяжелее, чем когда бы то ни было. По высоте ступени доставали воину до груди, но он не останавливался, даже когда играющее совсем рядом пламя обжигало кожу.

Поднявшись, Йормунд увидел в десяти шагах от себя нечто, напомнившее ему жертвенный алтарь. От гигантских каменных столбов, покрытых причудливыми рунами, тянулись изъеденные ржавчиной цепи. На гранитной плите размером с небольшую скалу лежала голова Фенрира. Тело волка скрывалось во мраке, и лишь руны, покрывающие его оковы, сияли во тьме своим магическим светом.

Глаза Фенрира походили на раскаленные до предела угли. В них отражалось нечто, будто бы состоящее из расплавленной стали и чудом сохраняющее форму, что возвышалось над его перекошенной мордой. Продолжение неизвестного предмета виднелось в раскрытой волчьей пасти, а под нижней челюстью нечто принимало вид небольшого креста с перекладиной.

И тут Йормунд понял, что это. Меч, каких не держал в руках ни один островитянин. Исходящий от необычайного клинка свет манил юного воина, точно в нем воплотились все богатства этого и всех иных миров.

Не слыша голос разума, Йормунд положил ладонь на раскаленную рукоять. Меч был куда больше обычного. К тому же походил на настоящее оружие лишь отдаленно. Но стоило Йормунду коснуться его, как первородная сталь начала обретать форму, уменьшаясь в размерах и опаляя ладонь воина.

Йормунд взревел от дикой боли, звоном отозвавшейся у него в ушах. Но было уже поздно — магический клинок не собирался отпускать его. Тут отблеск пылающих глаз Фенрира коснулся дрожащих от боли и ужаса зрачков воина, после чего адское жжение, не отступило, нет, так было бы слишком просто, но приобрело странный оттенок торжественности. Ожоги, которыми покрывалась ладонь Йормунда, теперь виднелись ему теми сладостными шрамами, неминуемо сопровождающими первый смертный бой, что знаменует собой невозвратную черту взросления.

Вложив всю свою силу в одно единственное движение, Йормунд вынул меч из раненной пасти Фенрира. Боль тут же отступила, клинок уверенно лег в обожженную ладонь. Кровь кипятком шипела на холодном металле, словно еще мгновение назад он не был раскален до красна.

Широкий полуторный меч точно сошел со старого, измученного временем гобелена, на жестком ворсе которого застыли легенды о Богах и о людях, что были равны небожителям.

Йормунд не привык держать в руках подобное оружие. Мечи островитян в большинстве своем были короче и с другим центром тяжести. Но, не смотря на это, магический клинок вселил в юного воина чувство необычайного воодушевления.

Как только меч выскользнул из пасти Фенрира, волк издал протяжный вой, достигший на своем пике такой силы, что необозримые стены пещеры содрогнулись. Где-то совсем рядом камень с грохотом рухнул в огненную бездну. Затем еще один. И еще.

Не прошло и минуты, как все вокруг начало стремительно рушиться. От куда-то сверху падали огромные булыжники, которые, налетев на безропотную твердь, рассыпались на множество осколков. Одна из таких глыб едва не раздавила Йормунда, точно жалкое насекомое. Спасаться нужно было немедленно.

Йормунд судорожно озирался в поисках укрытия или же лазейки, с помощью которой можно было покинуть пещеру. И тут он заметил, как огромная пасть Фенрира покрылась легким металлическим блеском и застыла, словно причудливая, богато украшенная арка. Плиты алтаря, на котором лежала голова волка, теперь походили скорее на широкие ступени, нежели на лежбище для жертвы.

Или все было именно так с самого начала? Разум Йормунда, изнуренный происходящим вокруг хаосом, упрямо отказывался соединять воедино разрозненные звенья непостижимой простому смертному цепи.

Между застывшими в металле зубами Фенрира мелькнул луч, до боли похожий на легкую игру солнца в осколках церковного витража, горячо любимого жителями Большой Земли. Свет лился от куда-то извне, словно в утробе дьявольского волка затаился целый мир. Йормунд застыл в нерешимости. Вера в собственное зрение уже давно покинула его. Однако то, что происходило вокруг, сулило ему неминуемую гибель, в то время как дрожащий в обрамлении огромных зубов свет дарил робкую надежду на спасение.

Порой, чтобы выжить, нужно иметь смелость шагнуть в неизвестность...

* * *

Йормунд был готов ко многому, но увиденное за аркой из пасти гигантского волка потрясло его. Ничего подобного не являлось ему даже в самых волшебных сновидениях. И уж точно это едва ли походило на волчью утробу.

Туннель, в котором очутился воин, оказался не слишком уж просторным, так что Йормунду пришлось пригнуть голову, чтобы не задеть шероховатого потолка. Стены туннеля светились темно-синим, алым, пурпурным и перламутровым оттенками. Все из-за неведомых цветов, что росли прямо на камнях. Всюду мелькали встревоженные тени крошечных существ, походивших на те окаменелые трупы, которыми завалена хижина каждого островного друида. Причудливые многоножки скребли своими острыми лапками по тускло освещенному своду туннеля, недовольные присутствием чужака в своих владениях.

Совсем скоро до слуха Йормунда донесся легкий шум играющей меж камней воды, а еще через несколько мгновений его взору открылось целое подземное озеро.

В кристально-чистой светло-голубой воде виднелись очертания разноцветных водорослей, служивших укрытием множеству мелких каракатиц. Там и тут поблескивали своими прозрачными телами легкие, точно облака, медузы, каждое движение которых заставляло воду клубиться, словно печной дым, окрашиваясь в самые необыкновенные цвета.

Это волшебное зрелище так зачаровало Йормунда, что он далеко не сразу обратил внимание на то, как водная гладь покрывается едва заметной рябью. Значило это лишь одно — вода здесь имеет течение, а значит с ее помощью можно выбраться из пещеры. Еще больше Йормунд укрепился в этой догадке, когда обнаружил щель между потолком пещеры и гранью подземного водоема, в которой виднелись лукаво играющие блики.

Опустившись на одно колено, Йормунд принялся сооружать из кусков плотного кожаного ремня приспособление, с помощью которого можно было бы закрепить его новый меч за спиной, дабы тот не мешал плыть. Спустя некоторое время у него вышла весьма сносная конструкция.

После этого воин поднялся на ноги и, отбросив сомнения, нырнул в ледяные объятия подземного озера. Холод тут же пробрал его до самых костей, а легкие сжались, требуя сделать незамедлительный глоток воздуха. Однако то, что открылось его взору, стоило всех этих мучений. В своей толще вода походила на причудливую настойку со множеством ингредиентов, что все время перемешиваются, взаимодействуют друг с другом, озаряя необычайную жидкость вспышками цвета.

На пути в неизвестность Йормуда сопровождали стайки серебристых медуз, то и дело тревожимые резкими движениями крохотных осьминогов, появлявшихся будто бы из неоткуда.

Чем дальше воин заплывал, тем меньше жизни видел рядом с собой. Вот он уже разгребает заметно потемневшую воду в абсолютном одиночестве. А впереди лишь ощетинившаяся мглою неизвестность...

 

* * *

Давление в легких достигло своего пика, и в этот самый момент Йормунд вынырнул из воды. Позади осталась пещера исполинского волка с ее чудесами, что едва не свели воина с ума. Теперь же перед собой он видел лишь тревожную длань океана да возвышающиеся над ней скалы.

Совсем рядом тянулась рваная береговая линия Малого Фьерда, а сзади — узкая щель, нависшая над пенистой водной кромкой. Она-то и стало для Йормунда спасением из каменного плена.

Вдоволь надышавшись, воин медленно поплыл к берегу. Холод вытянул своими неотвратимыми клещами все его силы. Развести огонь было нечем. И тут, проследив взглядом за скользящим по небу силуэтом чайки, Йормунд заметил, как в окружении грозно чернеющих туч стоит высокий белокаменный маяк. К нему вела усеянная булыжниками дорога, что тянулась вверх, казалось, без конца.

Йормунд не надеялся встретить на вершине людей, да и за столько лет в стенах маяка едва ли осталась хотя бы крупица тепла. Однако древняя постройка могла послужить хоть каким-то укрытием от ветра. Поэтому, собрав остатки своих сил, воин поднялся на ноги и двинулся в путь.

Восхождение давалось ему трудно, даже слишком. Каждый камень, что встречался ему на пути, непременно цеплялся за ногу, норовя опрокинуть на холодную землю. С каждым шагом ветер только усиливался. Он хищно гудел ото всюду, словно зверь, бросившийся в погоню за раненной добычей. Ему вторил шум разбивающегося прибоя.

Время вокруг замерло. Сил не осталось совсем, и в итоге Йормунд сам не заметил, как рухнул на землю без чувств.

 

* * *

Изо рта у него несло протухшей рыбой. Этот невыносимый смрад, точно селедка сдохла в его ужасной пасти, тек через щели в его гнилых зубах, словно из выгребной ямы, заставляя Йормунда морщиться как от невыносимой боли.

Сквозь пелену редеющего тумана, что застилала глаза, Йормунд далеко не сразу сумел разглядеть его лицо.

Свесив широкую челюсть и раскрыв мутные рыбьи глаза так, словно они вот-вот выскочат из орбит, над ним навис грозовой тучей щетинистый мужчина, седые патлы которого свисали с неровного черепа, точно гнилые водоросли.

Нервы в теле Йормунда натянулись сильнее, чем корабельные канаты в бушующий шторм.

— Очухался, — незнакомец оскалился рядами чернеющих зубов. — А я уж думал скормить тебя сиренам, уж больно они нынче сварливые.

Йормунд застыл от изумления. Он никак не ожидал встретить на Фьердах живого человека, тем сильнее было его недоверие к этому и без того странному типу. Воин смерил незнакомца беглым взглядом, после чего попытался встать на ноги.

— Не так быстро. — Неизвестный навалился на него всем своим весом и сильным движением вдавил в стену. Иссохшие от времени доски жалобно затрещали.

— Что за... — вырвалось из груди Йормунда вместе со сдавленным стоном. — Кто ты, черт возьми, такой?!

— Я-то?! — выпалил незнакомец, надавив Йормунду на шею. — Я Рагнар, смотритель этого маяка. А вот кто ты, паскуда, такой и от куда у тебя этот меч, я сейчас узнаю!

С этими словами он выпучил свои огромные мутноватые глаза и принялся с силой сдавливать глотку юного воина. Безумие в его затуманенном взгляде внушало неподдельный ужас, однако Йормунд видел уже слишком много, чтобы так просто испугаться. Возмущение застряло в горле и там же умерло под натиском крючковатых пальцев. Остался лишь гнев. Он-то и придал Йормунду сил.

Высвободив правую ногу, он что было мочи вдарил ей противнику в пах. Прием запрещенный, но крайне действенный. Руки Рагнара тут же ослабили хватку, всего на мгновение, но Йормунду этого хватило, чтобы вырваться из его холодного плена. Как только непомерная ноша перестала давить на тело, воин ударил ладонями по вискам островного безумца, после чего противник тут же отпрял в сторону.

— Ах ты сука!.. — завопил он, схватившись за голову. — Щас я твоими потрохами воронье накормлю!..

— Не думая, — произнес Йормунд, пнув безумца пониже спины. Его несуразная фигура налетела на покрытую трещинами бочку, на которой еще недавно сидел Йормунд, разнеся ее в щепки.

Уже через мгновение Рагнар силился подняться на ноги и продолжить схватку, однако его противник уже успел выхватить меч, что стоял, прислоненный к очагу. В паре дюймов от крючковатого носа застыла отточенная сталь.

— А теперь ты меня послушай, — голос воина звучал тверже камня. — Говоришь, тебя Рагнар зовут? Я — Йормунд, будем знакомы. Если ты смотритель маяка, стало быть это и есть твои владения?

Йормунд окинул взглядом залитую полумраком комнату, а Рагнар в ответ лишь кивнул, злобно оскалив гнилые зубы.

— Та-ак, — продолжил воин. — От куда ты здесь взялся? Корабли не останавливались у Фьердов уже чертову прорву лет.

Глаза безумца забегали. Его костлявое лицо насупилось, а губы тихо зашевелились, как если бы он шептал что-то себе под нос. Йормунд склонился над ним, чтобы разобрать его безмолвный лепет, и тут же смачный маслянистый плевок угодил ему прямо в лицо. Слюна обожгла кожу вспышкой гнева. Смахнув ее на пол, Йормунд с силой ударил Рагнара в область скулы. В ответ на это смотритель маяка разразился противным трескучим хохотом.

— А я и сам не знаю, как я здесь очутился, — выпалил он сквозь смех. — Не помню я, ясно тебе? Ох, ну и кретин же ты!..

Безумец прекратил смеяться, после чего громко и истошно завыл, словно объевшийся белены зверь. Ужасный звук резанул уши, и Йормунд еще раз ударил Рагнара по лицу, лишь бы тот заткнулся. Смотритель маяка сплюнул на пол густой кровавый сгусток и уставился на воина, оскалив измазанные в крови зубы.

— "Улерих"... — произнес он, задыхаясь от злости. — От куда он у тебя?

Недоумевающий взгляд Йормунда скользнул по сияющей гарде полуторного "бастарда".

— Этот меч, — зашипел Рагнар, — выкован из плоти и крови Богов, низвергнутых Одином из Асгарда. Где ты его взял? Где?!

— Фенрир дал мне его, — с нарочитой уверенностью ответил Йормунд. — Волк, что живет в пещере под Островом.

— Фенрир... — как завороженный протянул Рагнар. — Вот дьявол!..

— Слушай сюда, — голос воина обернулся сталью. — Говоришь, ты тут вроде как смотритель на маяке?

Рагнар кивнул.

— Выходит, это ты виновен в том, что корабли в этих водах идут ко дну? А, гнида, отвечай!

Йормунд сжал кулак и замахнулся, а островной безумец отрицательно замотал головой.

— Хозяйка, — завопил он. — Не я, она. Она говорит мне, что делать!..

— Хозяйка?

— Она само могущество, — стоило этим словам сорваться с губ Рагнара, как его глаза недобро заблестели. — Она испепелит тебя! Раздавит, как букашку!..

Смотритель разразился новым приступом дьявольского хохота, но на этот раз Йормунда это не беспокоило.

Так что же такое "Буревестник"? Кто эта таинственная хозяйка Проклятого Архипелага, что пленила разум этого несчастного? Где искать ее логово? Вопросов было куда больше, чем ответов.

— Где мне ее найти? — Йормунд сильнее сжал рукоять клинка. — Отвечай же, ну!

— Она сама тебя найдет, — выпалил Рагнар. — Найдет... и уничтожит!..

Комната вновь содрогнулась от жуткого хохота.

Больше здесь нечего делать, решил Йормунд и, опустив меч, направился к выходу. Он и не заметил, как смех, разрывающий барабанные перепонки, стих, а островной безумец вскочил на ноги и бросился за ним. Не успел воин обернуться, как Рагнар навалился на него, точно медведь. Глядя на тщедушное тело смотрителя, едва ли можно было сказать, что он настолько тяжелый. Его витиеватые пальцы сжимали костяную рукоять широкого обоюдоострого ножа. Мгновения не прошло, а сверкнувшее в полумраке острие уже впивалось в обожженную холодом плоть.

Глаза Йормунда округлились, в груди застрял сдавленный крик. Рагнар скалился своими черными зубами, проворачивая клинок в ране. Ужасная боль затянула взгляд воина своей кровавой пиленой. Пока остатки сознания не успели покинут его, он нащупал немеющими пальцами остроугольное полено и, схватив его, что было сил ударил им Рагнара в висок.

Островной безумец дрогнул всем телом и со стоном завалился на бок. Высвободившись, Йормунд с болезненным хрипом выдернул нож из раны. В глазах вспыхнули искры. Мышцы тронула противная легкость, словно но одно короткое мгновение душа отделилась от тела, а потом резко ввернулась обратно.

По перекошенному лицу Рагнара текла вязкая темно-алая кровь. Глаза его пылали гневом. Отойдя от удара, он с чудовищным проворством вскочил на ноги и с голыми руками бросился на противника.

В следующее мгновение широкий полуторный клинок вошел промеж его выпирающих ребер. Разорвав засаленную рубаху, острие вышло из спины и сверкнуло кровавым блеском.

Йормунд поднял взгляд — казалось сил у него не осталось даже на это. Прямо на его глазах лицо Рагнара иссохло, превратившись в нечто угловатое, обтянутое тонким бледно-серым папирусом. Еще немного, и кости его рухнули на пол. В воздух поднялся столп пепла, как если бы смотритель был мертв уже не одну сотню лет, и кто-то осмелился потревожить его обветшалые останки.

И тут маяк начал рушиться. В одночасье все здание дрогнуло, а потом стены, покрывшиеся вереницей трещин, подкосились, и конусовидная крыша с грохотом сорвалась в бездну.

Йормунду удалось выбраться в последний момент, прежде чем древнее сооружение рухнуло с обрыва прямо в океан. Воин остался один наедине со страхом и болью. Кое-как перевязав рану, он сел на землю, прильнув спиной к стволу дерева.

Кровь стучала в висках, мышцы одеревенели, а там — далеко впереди — огромные грозовые тучи окружили вершины заснеженных гор, высекая молнии из разряженного воздуха. Фьердам не нравилось присутствие Йормунда, и он чувствовал это.

Облака вокруг далеких гор все клубились и чернели, застилая собой горизонт. Нечто древнее, что таилось на окутанных мглою пиках, сейчас гневалось, и гнев этот содрогал землю раскатами надвигающегося грома.

Йормунд знал, где искать Буревестника.

* * *

Путь был не близкий, но воин преодолел его. Теперь, опираясь на крепкий полуторный меч, он медленно поднимался по заснеженному склону. Бушующий ветер срывал с земли ледяные кристаллы, острые, точно бритвы, и швырял ему прямо в лицо. Ткань плаща едва ли могла защитить от этого, но Йормунд не мог сдаться, не теперь.

Вскоре он увидел врата причудливого храма, высеченного неизвестными мастерами прямо в скале. Огромные, многим больше его самого, двери поддались с большим трудом. Дорога вытянула из Йормунда последние силы, однако то, что было впитано им вместе с молоком матери, не покинуло его даже сейчас.

Почуяв близость смерти, он встрепенулся всем телом, и, когда нечто навалилось на него из темноты, рука его не дрогнула. "Улерих" рассек воздух, и на каменный пол рухнуло перерубленное надвое тело. Йормунд бросил взгляд на останки — у его ног валялась груда костей без намека на кожу и плоть. Скелет напоминал волка, только гораздо больше.

Тут по темному коридору святилища пронесся странный трескучий топот, словно из огромного мешка на пол разом рушились тысячи костей. Вскоре из-за поворота появились еще волки. Они мчались на запах живой плоти, кровожадно скаля клыки.

Их было слишком много — Йормунд не справился бы с ними. Ему оставалось только спасаться бегством. Во тьме каменного лабиринта он мчался, не разбирая дороги, а следом неслись разъяренные исчадия ада.

Наконец во мраке воин увидел свет. Вложив всего себя в один единственный рывок, он очутился в широкой залитой призрачным свечение зале. Вслед за ним из тьмы выскочили дьявольские гончие, которые тут же обступили его со всех сторон, готовые напасть в любую секунду.

И тут появилась она. Лишь завидя ее, волки разом прильнули к земле и отпрянули от своей добычи. Йормунд поднял взгляд.

Спускаясь по ступеням, что вели к причудливому каменному трону, в его сторону шагала дева, прекрасней которой не сыскать на всем белом свете. Абсолютно нагая, она сияла, точно луна, отраженная морем, и было в этом сиянии нечто внеземное. От одного ее вида у Йормунда оборвалось дыхание. При этом она, будучи плотью и кровью того мира, что на множество порядков выше всех людских желаний, не вызывала у него ни капли вожделения. Она была воплощением величия самой вечности.

Подойдя к воину, дева положила свою легкую ладонь на его разгоряченный лоб. И в этот самый момент он позабыл собственное имя, но взамен ему открылось нечто большее — тайна, что не постигнуть разуму смертного.

Во взгляде девы, среди небесной синевы ее глаз, он увидел звезды. Огромное множество звезд, что сияли светом вечности в окружении пылающих ярким жаром миров совсем еще юной Вселенной. Гигантские сгустки огня выстраивались друг за другом, чтобы в одночасье погибнуть и тут же возродиться, вновь обретя форму. Один за другим они взрывались, озаряя космическую даль вспышками подлинного волшебства. Затем пылающий тлен начал обрамлять черты грядущей жизни. Тут-то звезды, а на самом деле лишь огромные раскаленные до бела камни, начали срываться с пустоты и падать прямо в твердеющий пепел.

Одна из таких звезд, задев самый верхний шар из тлена и пламени, ударилась во второй, затем, не удержавшись на пока еще зыбкой тверди, устремилась к самому крайнему миру — зелено-голубому шару, что почти обрел свою форму.

Прорываясь сквозь незримую оболочку мира, Звезда тянула за собой огненный шлейф, похожий на хвост причудливой птицы. Наконец раскаленная глыба преодолела невидимый барьер, и со всех сторон ее окружили струящиеся потоки воздуха. Уже через несколько мгновений Звезда стремительно мчалась к гигантскому острову посреди бескрайнего океана. Как только космическая глыба на всей скорости врезалась в зеленеющую твердь, в воздух взлетели огромные столпы пепла, а остров — настолько гигантский, что, казалось, он вобрал в себя все земли ныне существующего мира — вдруг покрылся пылающим огненным куполом.

Когда огонь растворился в воздухе, по всей площади острова побежали трещины — земля раскалывалась на части. Друг за другом в океан уходили небольшие клочки суши. Великий материк прощался со своими детьми на пути в Вечность.

Один из таких островков привлекал внимание Йормунда сильнее других. Звезда, положившая начало очередному процессу Мироздания, осталась именно здесь. Она лежала огромной, почерневшей от копоти скалой, на дне выжженного до основания кратера, вокруг которого простирался бескрайний лес с черными обугленными деревьями. Пепел, поднятый в воздух после падения Звезды, оседал на них, затвердевая, точно каменный доспех.

Целые столетия сменялись на глазах у Йормунда. Остров обрастал зеленью, береговая линия скалилась обточенными соленой водой рифами. От плоти и крови Звезды здесь зарождалась жизнь, и даже исполинский волк Фенрир казался теперь лишь малой ее частью.

Годы мчались вслед за ветром. Вот остров раскололся еще на несколько. Вместе эти клочки суши образовали целый архипелаг. Однажды, проплывающий мимо корабль разбился о прибрежные скалы, и прибой вынес к песчаной гриде единственного выжившего. Йормунд узнал в нем Рагнара — смотрителя маяка, погибшего от его руки.

Из года в год люди пытались подчинить себе природу неведомого Архипелага. Их жадность, смешенная с жестокостью завоевателей, стала причиной гнева обитателей Островов.

Дева взглянула на Йормунда со снисхождением и нежностью, на которую способна разве что любящая мать. Сердце воина дрогнуло, а руки выпустили меч.

 

* * *

Его уложили на холодную каменную плиту и привязали конечности к распоркам. Двое воинов взялись за топоры. Прозвучала заупокойная молитва...

И в воздухе застыл ужасный звук, с которым топоры вгрызались в спину, разрывая ребра на части. Пламя факелов задрожало, леденящий кожу ветер принес с собой тяжелые дождевые капли. Окровавленную плоть вместе с перерубленными ребрами развели в стороны. К лоскутам кожи крючьями прицепили дополнительные распорки. Сдавленный стон повис над капищем. Выпустив топоры из рук, воины вынули наружу трепыхающиеся легкие.

Столбы со скрипом подняли кверху, привязанный к распоркам воин взмыл в воздух. Раз за разом багровые комья легких вздымались над изрубленной плотью, заставляя куски ребер трепетать, словно перья взлетающей птицы. При этом воздух наполнялся густыми кровавыми брызгами.

Орел расправил крылья...