Было у Короля три дочери от первого брака. Одна всё время недомогала, а двух других отметил невус в пол-лица. Было ещё три сына от того же первого брака. Старший и средний - малохольные, а младший – олигофрен в стадии дебильности.

Нынешняя жена Короля их совсем не любила (на то и мачеха, да не просто, а как её звали за глаза - мачещища), детей же от второго брака Короля – сиамских близнецов, сросшихся в области лбов и печёнок, - и вовсе пыталась отравить, и, если бы ни прозорливость их воспитателя-монаха, непременно добилась бы своего.

Сама-то она была у Короля четвёртой (третий брак не принёс Королю живорождённых детей по причине, о которой в Державе до сих пор не принято говорить), и, видимо, уже последней, потому что Король, с момента их венчания, совершенно перестал заглядываться на посторонних женщин. Даже на дворцовых балах, где всё перекатывалось и колыхалось в немыслимых декольте, и то – только к ней, только на неё. Люди поговаривали, что четвёртая жена Короля – оборотень, поэтому, мол, Государь и побаивается – может загрызть в полнолунье. Но, справедливости ради, отметим, что никаких документальных подтверждений этому факту не было. С оборотнями в этом смысле вообще очень непросто – попробуй, задокументируй то, чего не может быть! Тут поможет только вера в безграничные возможности ума. А с этим в Державе туго (здесь нельзя шутить, но нам можно, ибо мы – патриоты, а значит, зубоскалим безо всякой корысти и, тем паче, злорадства).

Отметим так же, что имелся у Королевы и свой собственный ребёнок мужского пола, прижитый ещё в ранней юности, от широко известного в оккультных кругах колдуна (имя и регалии которого предпочтём утаить из соображений государственной целостности), и потому тщательно укрываемый в секретных подвалах, где его воспитывали в строгости, но со всеми почестями. Никто, кроме доверенных слуг, о его существовании не подозревал даже. Общих же с Королём отпрысков у Королевы, до сей поры, не было.

Когда Державу тряхнула радостная весть - августейшая супруга Государя понесла, в воздухе повисло напряжённое потрескивание. Король задал, конечно, пир на весь мир, но челом весел не был (и тут мы, как благородные люди, можем его понять, на его месте любой благородный человек не сумел бы ничего скрыть), ибо опасался очередного конфуза. Памятуя предыдущий опыт, мог получиться какой-нибудь уродец или умственно неполноценный, а это грозило бунтом, смутой и прочими катаклизмами. Дело в том, что Король был уже чахл и хил, и эта попытка была, скорее всего, последней, так что, в случае неудачи, страна оказывалась на грани дилеммы – признать власть одного из дефективных наследников (а это, сами понимаете, для Державы верная гибель), или менять династию. А тут ещё кто-то из придворных интриганов (видимо, монах-воспитатель сиамских близнецов), пустил слух, что родится, мол, волчонок. Спокойствия у подданных от такого оборота, само собой, не прибавилось.

Королева, однако, не унывала нисколько (во всяком разе, держалась крепко и много улыбалась), а от этого казалась добрее, чем до беременности, и несколько более очеловеченной, чем можно было ожидать от оборотня. Имиджмейкеры (вот уж подлинно благородные люди) придумали называть её Маменька Королевишна, выкопав этот титул в пыльных библиотечных хранилищах позапрошлого тысячелетия. Они же рекомендовали ввести в Державе культ деторождения и молодым матерям выплатить значительные пособия. Охотников обязали истребить всех хищников в лесах и угодьях, а волков поубивать даже в заповедниках. С одобрения Короля (а мы-то понимаем, кто направлял все его помыслы и действия), министерство природы доложило об уничтожении волка, как биологического вида. Из школьных учебников и народного фольклора начисто стёрли упоминания об этом животном. Монаха-воспитателя четвертовали. Держава поуспокоилась. Подданные возлюбили Маменьку Королевишну истово и нежно, а те, что не сумели, исчезли при невыясненных обстоятельствах.

Всё стало очень хорошо. Со дня на день ждали родов. Даже погода благоволила и воздерживалась от гнусных своих проявлений (технологии имиджмейкеров достигли головокружительных высот). Король царственно раздавал милости, деньги, чины и прочие бонусы. Даровал даже конституцию, но одумался и забрал её назад. Королева ежедневно выходила на публичную прогулку с детьми мужа от предыдущих браков, прилюдно лаская всех, особенно уродов-близнецов и пела им нежные материнские песни.

Незаконнорождённый сынишка Маменьки Королевишны никогда не видел солнечного света. Его держали в каменной коробке, обставленной шикарной мебелью в стиле ампир и бытовой техникой класса hi-fi, вкусно кормили, учили наукам и ремёслам. Когда подрос – стали выдавать очень качественных женщин (всякий раз - новую, чтобы, не ровён час, не привязался к какой-нибудь). Словом, воспитывали, как положено.

Имени у него не было, за неимением необходимости именоваться. Те, кому надо было обратиться к высокому узнику, звали его просто «Маменькин сынок», но это случалось редко, потому что в основном все с ним молчали, и сам он ничего не имел против такого положения дел. Ростом он был велик, и в плечах огромен. Голос имел громоподобный, а глаз рыжий. Волосы вились густо и блестели ярко. Женщины хвалили мужскую мощь. Маменька никогда не навещала своего бастарда. Опасалась. Ибо, согласно, предсказанию его отца-колдуна, встреча Королевы с сыном навлечёт страшные беды на всю Державу. Многие могут рассудить, что при таком положении дел проще всего было придушить мальчонку ещё в колыбели (мы тоже так считаем), но материнское сердце, даже сердце матери-оборотня, - неиссякаемый источник нелогичного поведения.

По наступлению последнего года третьего семилетия непростого жизненного пути в богатырском организме «Маменькиного сынка» обнаружились некоторые странности. Случилось так, что он стал в полнолуние потихоньку подвывать. Этому не предавали значения, пока тот ни превратился однажды ночью в гигантского волка, ни перегрыз всех слуг, и ни сбежал на бескрайние просторы Державы.

Роды прошли благополучно. Новый наследник был здоров, если не считать фенилкетонурии, но она была вовремя распознана врачами, которые приняли необходимые меры, назначив отпрыску пожизненную диету.

Держава ликовала. Король на пиру выпил бочку вина и к утру преставился. Мачещища осталась единственной и полноправной самодержицей. Имиджмейкеры почувствовали своё величие и потребовали прибавки к зарплате, за что были немедленно расчленены на городской площади.

Казнь имиджмейкеров наделала много шуму. Подданные возмутились жестокостью властей, и вышли на баррикады. Пожар революции мгновенно охватил Державу. Верные Королеве войска недолго могли поддерживать порядок и скоро сдались. Королеву арестовали, судили, приговорили к расчленёнке (по аналогии с казнью имиджмейкеров, которые теперь слыли народными героями, и портреты их были вышиты золотом на знамёнах повстанцев). Больного фенилкетонурией наследника было решено умертвить путём отмены диеты. Дети короля от предыдущих браков бежали за границу, где по сей день пользуются популярностью их мемуары (особенно талантливыми на литературном поприще оказались, … кто бы вы думали? ... да, наши старые неразлучные знакомые).

Публичное разрубание Королевы на куски должно было случиться в ближайшее полнолуние. А он взяла, и прямо на эшафоте оборотилась волчицей, да так взвыла что у палачей барабанные перепонки со свистом из ушей повылетали. На помощь ей прибежал невесть откуда взявшийся серый гигант (мы-то с вами понимаем, что это был за зверь). Волк-сын и Мать-волчица вступили в противоестественную связь прямо на глазах всего честного народа, а потом перегрызли охрану и улетели. Больше их никто никогда не видел.

Наступила власть народа. Зашумели весёлые выборы-перевыборы и прочая канитель. Потом начался передел собственности (давайте будем честны – война). Лучшие умы пали в этой битве. Худшие продолжили валить друг друга, и по сей день разливаются в Державе красные реки. И будет так, пока все друг друга не перебьют. Почему, - спросите вы? А очень просто! Сбывается предсказание колдуна – отца Маменькиного сынка. Помните? Он говорил, что встреча Мачещищи с сыном навлечёт страшные беды на всю Державу. Так и случилось!

Сам же колдун после смерти превратился в гигантский утёс над морем. В том месте, где у него жопа, вырос куст, усыпанной волчьей ягодой.