— Когда-то очень давно, тысячи и тысячи дождей тому назад, мир совсем не походил на нынешний. Солнце, нанизанное на небесную ось, накрепко вбитую в небо, недвижно висело над головой. Сын небесного огня — змей Ашну, управлял голубой бездной, следил за погонщиками облаков — беспокойными ветрами. Дочь луны — красавица Инцу, ведала бездною морской, ей повиновались течения и волны. И вот однажды Ашну наскучило общество погонщиков, и он решил спуститься на землю, вдохнуть ароматы полевых цветов, прикоснуться к белым шапкам островерхих гор. Вот только пламя, изрыгаемое им, и жар от его тела убивали всё, что встречалось змею на пути. И тогда он опустился возле кромки прибоя, чтобы морская вода остудила его. Но и вода под палящими струями огня шипела, превращаясь сначала в кипяток, а затем в облака пара, которые тут же улетали вверх. Инцу поднялась из морских глубин, чтобы посмотреть, кто же посмел нарушить покой в её владениях. Она крикнула змею убираться восвояси, но Ашну не хотел уступать. Тогда Инцу послала к нему ядовитую рыбу крылатку, которая вонзила свои шипы богу в лодыжку. Змей заорал от боли так громко и затопал так сильно, что горы затряслись, небесная ось выпала из небосвода, а солнце скатилось за горизонт. И тогда наступила тьма.

Богиня Инцу позвала свою мать луну, она умоляла рассеять мрак, чтобы твари морские и земные не умерли от страха, и жизнь не покинула землю. Луна откликнулась на зов дочери и своим бледным серебристым сиянием осветила мир. Когда Ашну разглядел богиню глубин, он бросился к ней, пронзил её грудь своими острыми когтями и вырвал сердце. Забросил его далеко на сушу и собирался уже праздновать победу, но Инцу схватила змея за шею и оторвала ему голову. Та упала на скалы и развалилась на тысячу кусков чёрного туфа. И даже после этого боги не собирались сдаваться. Они бы сражались и дальше, метая друг в друга смерчи и огненные стрелы молний, но солнце всплыло над горизонтом и увидело, что вся земля залита кровью, и мир погружается в хаос. Тогда Небесный Огонь проклял бессмертных древних богов: повелителя голубой бездны Ашну и дочь луны — богиню морских глубин Инцу, и приказал им сгинуть. Инцу заточил под тёмными водами. А своего сына Ашну, чтобы никогда больше не видеть его, низверг под землю.

Инья перевела дух и, отхлебнув остывшего чая из глиняной чашки, указала детям на плоскую, словно обезглавленную, верхушку вулкана, возвышающегося над джунглями. Дети, затаившись, сидели перед ней и ждали продолжения истории. Только самый маленький, черноволосый, выпучив на Инью карие глазищи, отчаянно ковырял пальцем в носу.

— С тех самых пор каждое утро погонщики выкатывают светило в зенит, но к вечеру Солнце опять скатывается вниз. На почве, удобренной кровью древних богов и засеянной осколками их силы, взошли ростки и выросли кусты и деревья, на которых вызрели сладкие и горькие плоды. Люди собирали эти плоды и готовили из них пищу. Доброта и мудрость Инцу, жестокость и коварство змея наполнили их. Люди научились возделывать землю, ковать металл, строить себе жилища, и ещё они научились убивать друг друга. Со временем они уверовали в своё величие и даже решили, что превзошли древних богов.

В полнолуние, когда серебряный диск в небе виден особенно хорошо, приходит большая вода. Море поднимается к подножию каменных уступов, гребнями волн тянется к небу, словно Инцу зовёт свою мать. Молит её о помощи, прощении и свободе.

Инья замолчала. Убрала длинную седую прядь с лица и поднялась с лавки. Она приходила в деревню нечасто и только когда звали, когда в знахарке возникала нужда, старалась при этом не задерживаться дольше необходимого. Но сегодня дети отловили её возле крайнего дома и так долго канючили и причитали, так просили рассказать одну из историй про богиню глубин, что пришлось задержаться. Дом принадлежал местному кузнецу Лакшаю, угрюмому и неразговорчивому. И хотя тот недолюбливал Инью, считая её ведьмой, ему пришлось уступить ватаге деревенских детишек, усадить рассказчицу и её слушателей под широкий навес из пальмовых листьев и даже угостить зелёным чаем. Но с условием, что это будет только одна короткая история.

Дети, словно стайка всполошённых пичуг, весёлой ватагой высыпали на улицу играть в Ашну и Инцу. И из-за изгороди уже слышались крики:

— Не трогай мою голову!

— Дай я тебя укушу за ногу!

Сын кузнеца Хейхо собрал со стола чашки, пузатый чайник и унёс в дом. Инья проводила его взглядом выцветших глаз. Как же он возмужал за последний год. Совсем уже взрослый. А ведь ещё недавно играл вместе с детворой, ловил гекконов и писклявых бурундуков. Время идёт, бутоны молодых цветов распускаются, а те, что источали запахи счастья и молодости только вчера, осыпаются увядшими лепестками. Инья, не дожидаясь хозяина, произнесла слова благодарности и поспешила за детворой. Провожать гостей никто не вышел.

Легко и уверенно поднимаясь по тропе в гору, туда, где толстые корни зелёных великанов крошили камень, она думала о забытых людьми Инцу и Ашну. Почитать домашних и дворовых духов, молиться им, просить о достатке, о хорошем урожае, здоровом приплоде домашней скотины — привычнее и понятнее. Ещё шестнадцать лет назад она сама бы не поверила, что легенды о древних богах могут быть чем-то большим, нежели просто зловещими жуткими сказками.

 

***

 

— Не смотри на свой клинок, смотри на мою тень. Тень не лжёт. Она покажет, куда в следующее мгновение направится тело твоего врага, откроет, с какой стороны он собирается тебя атаковать. Сталь твоего клинка — это лишь продолжение твоей руки. Ты ведь не смотришь на ложку, когда, зачёрпывая похлёбку, подносишь её к своим губам? Ты смотришь, сколько ещё похлёбки осталось в чугунке.

Лакшай, грузный и уже совсем не молодой, всё ещё крепкий в плечах, но не слишком уверенно стоящий на ногах, размахивал мечом, обмотанным мешковиной, чтобы не поранить сына. Сам же, двигаясь боком, готовился прыгнуть Хейхо за спину. В последний момент, когда немалый вес грузного тела атакующего уже не позволил бы ему остановиться, деревянная палка, которую держал в руках Хейхо, рубанула воздух перед носом Лакшая и ударила остриём в землю в двух ладонях от отца.

— Хорошо. — Лакшай вытер пот со лба и уселся на вытоптанную траву. — Принеси воды.

Юноша отложил в сторону своё игрушечное оружие и поспешил в дом. Вынес кувшин с водой, наполнил кружку и, протянув отцу, присел на колени перед ним.

— Пора. — Кузнец сделал пару глотков. — Пора тебе самому ковать настоящее оружие. Ты долго учился, и я уверен, сделаешь это не хуже меня.

Лакшай снял со своего клинка тряпки и, внимательно осмотрев обоюдоострое лезвие, словно маленького ребёнка, осторожно положил на колени.

— Сделаешь пару хороших ножей, а потом займёшься собственным мечом. Начинай работу завтра утром. А сейчас сходи к берегу, на скалы, наруби мангровых корней для очага.

Мангровые корни, выползающие из воды на камни, похожи на скелеты чудовищ, которые замерли, притаившись перед решающим прыжком на свою жертву. Хейхо частенько приходил сюда, и на влажной гальке под ногами темнела старая щепа. Он уже замахнулся топором, когда громкий всплеск воды нарушил мерное дыхание прибоя. На небольшой песчаной отмели, скрытой за высоким круглым валуном, кто-то звонко рассмеялся. Хейхо подкрался к шершавому граниту и выглянул из-за камня. Там, на берегу, по колено в воде стояла девушка. Подвязав длинную юбку на поясе, она играла с волной. Вода накатывала на берег, толкала девушку, стараясь уронить на песок, потом отступала, делая вид, что сдаётся, потом вновь бросалась вперёд, поднимая пенный бурун. Когда брызги окатывали девушку с ног до головы, та смеялась, наполняя бухточку звоном невидимых колокольчиков. Чуть в стороне от неё, на песке, высовывая длинные языки из пастей, замерли два крупных варана. Казалось, они охраняют незнакомку от посторонних глаз. Хейхо отпрянул назад. Сердце в груди гулко бухало. Никогда ещё не видел он такой красоты. В деревне Хейхо болтал с девчонками каждый день, без смущения мог окликнуть и заговорить с любой из них. Впервые в жизни Хейхо встретил такую, к которой он бы не решился подойти, но отвернуться и уйти домой он тоже оказался не в силах. Так и простоял целый час с топором в руке, пока смех незнакомки не перестал доноситься из-за камня, а на влажном песке не осталось даже её следов.

 

***

 

Инья вышла из джунглей на широкий каменный карниз, прилепившийся на склоне вулкана высоко над морем. Миновала его и заглянула под низкий свод пещеры.

— Инцу! Девочка моя. Я вернулась.

Назвать дочь именем богини — большой риск, вот только шестнадцать лет назад у Иньи не оказалось другого выбора. А потом она привыкла.

— Мама. — Инцу оставила плетение циновки из побегов бамбука и приняла из рук матери мешок с рисом и овощами.

— Хороший день. Продала два куска льда, и вот… хватит нам на неделю.

Она прошла вглубь пещеры, к большой каменной чаше, в которой светилась тусклым светом, мерцала и переливалась глыба нетающего льда. В тех местах, от которых накануне она отколола несколько льдинок, уже нарастали новые наледи. Именно в эту чашу, рядом с сияющей глыбой, шестнадцать лет назад она положила бездыханное тельце мертворождённой дочери. И богиня приняла её дар. А теперь поздно что-то менять. Пришло время расплатиться с богиней. Собрать разбросанную по земле силу и освободить Инцу из тысячелетнего заточения. Хотя, повернись время вспять, случись Инье делать этот выбор снова, она поступила бы точно так же.

 

Некоторые мудрецы утверждают, что сила в любви, другие — что сила в знании, третьи — что сила в богатстве и власти. Люди жаждут и богатства, и любви, и знаний. Но Инья не встречала ещё ни одного человека, обладающего всем этим одновременно. Легенда, начертанная на каменных стенах пещеры, гласила, что сила рассыпана множеством осколков, и даже самые отвратительные из них — составная часть целого. Глупость, жадность, жестокость, самолюбие, хитрость — всё это составные части силы древних богов, которую люди взрастили в своих душах. Щедрость, трудолюбие, милосердие, преданность — и это тоже частички силы Инцу. Одних кусочков людям досталось больше, других — меньше. И теперь знахарке предстояло собрать и вернуть эти крупинки богине. Не все. Собрать всё не под силу смертному. Достаточно совсем немного. Получив даже малую толику, освободившись от оков бездны, богиня сможет сама забрать остальное.

Кто начертал слова древней легенды на каменных стенах, знахарка не знала. Да и прочитать у неё получилось не всё, что-то пришлось додумывать самой, но разве имеет это значение, когда вера наполняет смыслом твою никчёмную жизнь? А жизнь наполняет тёплым дыханием уста твоего ребёнка? Надписи и рисунки, покрывавшие стены в пещере, Инья обнаружила в ту самую ночь, когда дочка ожила, открыла глаза и закричала, требуя материнского молока.

 

***

 

Старуха Хребна приглянулась Инье давно. Тогда знахарка только задумывалась над воплощением своего плана. Спускаясь в деревню, она присматривала подходящих для этого жителей. Хребна жила одна, никто не смог бы жить с ней вместе, даже собственные дети. Каждое утро в её лачуге начиналось с проклятий. Старуха сыпала ими направо и налево. Соседи боялись в это время попадаться ей на глаза, они шептались о том, что проклятия очень сильны и непременно сбываются. Ещё старуха оказалась необычайно прижимистой. Однажды она попросила Инью избавить её от болей в коленях. Знахарка несколько дней прикладывала к больному месту нетающий лёд, добытый из чаши, и поила Хребну травяными настойками. Через неделю боли отступили. Когда же Инья назначила цену за лечение, старуха обозвала её ведьмой и шарлатанкой. Заявила, что ноги свои она излечила сама, а все усилия знахарки: волшебный лёд и настойки, оказались бесполезными. Старуха долго кричала и ругалась, выгнала Инью, не заплатив ни единой монетки. Инья не стала спорить, не стала жаловаться. А когда пришло время, принесла старухе небольшой, размером с ноготь, золотой самородок, который выменяла у торговца украшениями. И рассказала, что подобрала этот жёлтый камень на краю обрыва безголовой горы. Попросила помочь разобраться, ценная это находка или нет.

По тому, как от жадности разгорелись глаза Хребны, Инья поняла, что её надежды оправдались. Старуха шамкала губами, пробовала золото кривыми зубами, облизывала длинным языком. Потом спрятала самородок в грязную тряпку и обратилась к знахарке:

— Бесполезный камень. Но, может быть, там, где ты его подобрала, найдутся более ценные? Далеко ли от деревни эта гора и этот обрыв?

Инья подробно описала, куда нужно идти, она не сомневалась, что старая карга явится на поиски золота так скоро, как только сможет. Не сомневалась она и в том, что хитрая Хребна не расскажет никому, куда и зачем она собирается.

Своей дочери Инья строго-настрого наказала не выходить из пещеры после заката. В темноте — говорила она — по джунглям бродят злые люди, которых посылает заточённый под вулканом дух змея Ашну. И чтобы избавиться от них, нужно молиться богине глубин, сидя перед её алтарём — каменной чашей, в которой ледяная глыба сияет изумрудным светом.

Для соблюдения ритуала дар богине требовалось преподнести в полночь, когда полная луна поднимется над самым морем и высокая вода подберётся к подножию горы. Именно следующая ночь и будет таким временем. А если старуха придёт слишком рано, ну что же, Инья найдёт средство задержать её возле обрыва столько, сколько потребуется.

Так и случилось. Старуха явилась, когда солнце уже коснулось горизонта, в надежде, что без труда насобирает много самородков, лишь бы хватило сил утащить всё с собой вниз по узкой тропинке. Задрав грязную юбку и подоткнув подол за пояс, она ползала на коленях по каменному карнизу и рассматривала попадающиеся ей обломки скалы. Ругалась вполголоса и бросалась с обрыва камнями в море. Солнце уже зашло за горизонт. Старуха в тщетных поисках забыла про время. Её не останавливала ни ночная полутьма, пронизанная бледным светом полной луны, ни усталость. Казалось, что она будет ползать по скале вечно, пока не найдёт то, за чем пришла, или не упадёт замертво. Ближе к полуночи Инья выбралась из укрытия в зарослях джунглей, откуда наблюдала за Хребной, и подошла к ней. Даже заметив её приближение, старуха не поднялась с колен.

— Где золото? — прохрипела она. — Где моё золото, проклятая ведьма?! Вонючая дочь обезьяны и пупырчатой жабы!

— Вот оно.

Инья подняла нож и вспорола лезвием морщинистое горло Хребны. Чёрная кровь ручьём хлынула на камни. Тело старухи упало в растекающуюся лужу и задёргалось в судорогах. Инья покрепче ухватилась за липкие волосы и отсекла голову от безжизненного тела. Потом подошла к обрыву и бросила свой дар со скалы в набегающие воды прилива.

 

***

 

Хейхо каждое утро начинал с того, что уходил в кузню и ковал заготовки для ножей. Вкладывал в работу всё своё умение и упорство. Но думал он совсем о другом. Представлял, как после полудня вновь пойдёт к подножию горы к маленькому пляжу с чёрным песком, скрытому в джунглях. Прошла неделя, но незнакомка не появлялась в том месте. По часу, а то и по два юноша сидел на камнях, смотрел на море, мечтал о том, как подойти к девушке и признаться в своих чувствах. И если ножи со временем приобретали свою идеальную форму, то мысли о девушке всё больше печалили Хейхо. В тот день, когда он закончил работу и показал отцу, земля под ногами дрогнула, а из жерла вулкана тонкой струйкой начал подниматься дым. Отец осмотрел оружие и, удовлетворённо кивнув, подозвал сына к горну.

— Видишь это пламя? Ты никогда не спрашивал, почему другие кузнецы разжигают в своих кузнях уголь, а нам это не требуется. Помнишь ту историю, которую рассказывала детям ведьма? Она лживо переврала легенду, выставив змея жестоким и вероломным, но то, что древние боги сражались, и земля горела у них под ногами — правда. И то, что змей потерял голову, а богиня глубин — своё сердце, тоже правда. В нашем горне лежит большой осколок силы змея, который продолжает изрыгать пламя. Я храню эту святыню, как хранили мой дед и мой прадед. И теперь его будешь хранить ты. Никогда не оставляй его без присмотра надолго. Если наполнить ведро холодной водой, подцепить осколок кузнечными щипцами и бросить туда, то можно переносить вечный огнь на большие расстояния. Вода будет выкипать, но не слишком быстро, так ты не обожжёшь рук или не спалишь что-нибудь по дороге.

Каждый хранитель куёт свой меч, раскаляя сталь в горне вечным пламенем. Таким оружием владели все наши предки, владею я, и ты тоже изготовишь собственный клинок. Его предназначение — разрубить сердце, потерянное богиней глубин. Ибо если найдётся человек, который опередит нас, разбудит богиню, а она, освободившись от оков морской пучины, дотянется до своего сердца и овладеет им, тогда этот мир обречён. Я искал её сердце всю свою жизнь. Мой дед и отец тоже искали. Сердце богини похоже на крупный драгоценный камень. Мы разыскивали такие камни в лавках торговцев украшениями, крупные рубины и сапфиры, но ни один из них не походил на сердце ни размерами, ни формой. Может быть, тебе повезёт больше, чем другим хранителям огня.

Но найти и расколоть на куски сердце Инцу — это ещё не всё. Гораздо важнее хранить драгоценный осколок живого огня и ждать пробуждения вулкана. Как только вулкан проснётся и начнёт изрыгать пламя, нужно подняться к жерлу и бросить этот осколок в лаву. Тогда змей сможет вырваться из своего плена и не позволит лживой богине Инцу ввергнуть этот мир в хаос. Так гласит легенда, которую наши предки передают из поколения в поколение. Смысл нашей жизни заключён в служении этому завету. И сегодня ты поклянёшься мне, что исполнишь предначертанное, даже если тебе придётся для этого пожертвовать своей жизнью.

Посмотри на вулкан. Никто из жителей деревни не помнит тех времён, когда из его жерла поднимался дым. Он спал тысячи лет и теперь просыпается. А это значит — близится последняя битва.

 

***

 

Торговец тканями — толстый Фатах, слыл в деревне охочим до женской ласки. Не пропускал мимо ни одной юбки. Ни молодой девушки, ни замужней женщины, ни тем более одинокой, не способной постоять за себя или пожаловаться своему мужу или отцу. Нет, Фатах не неволил и не насильничал. Он считал, что отрез яркой ткани, настойчивость и неутомимость древесной крысы способны убедить любую, или почти любую женщину в его бесспорных достоинствах. Тем более, и бегать за девицами никакой необходимости не возникало. Покупательницы сами приходили в его лавку. А расплачиваться звонкой монетой или же чем-то другим, они решали без принуждения. Фатах при этом не ходил в бобылях. Его милая и хозяйственная жена Санох если и догадывалась о чём-то, то старалась не придавать этому большого значения. В конце концов, доход от торговли покрывал все издержки, а жаловаться на жадность мужа ей не приходилось.

Инья тоже пару раз захаживала к Фатаху в лавку, слава старым богам, интереса к ней похотливый торговец не проявлял. Инья узнала, что жена Фатаха отправляется ненадолго погостить к своей престарелой матери в другую деревню. И тогда она решила, что пришло её время.

Она написал на кусочке тонкого пергамента записку, в которой некий молодой мужчина просит Санох не опаздывать этой ночью к месту их жарких свиданий на высокой скале; что скучает и не может дождаться встречи с любимой; что ровно в полночь он ждёт её в условленном месте; и что её муж — старый жирный похотливый козёл, наверняка ничего не заподозрит, потому что уверен — Санох гостит у матери. Эту записку Инья незаметно подбросила в кувшин с мелкими монетами, стоявший возле кассы в лавке торговца, пока тот крутился рядом с очередной покупательницей, выбирающей себе отрез материи. Как только покупательница ушла, Инья учтиво поздоровалась с Фатахом и попросила его разменять серебряную монету на горсть медяков. Хозяин привычно запустил руку в кувшин и вытащил оттуда пергамент.

По тому, как изменилось лицо лавочника, как задрожали его руки и подкосились ноги, Инья поняла — сегодня ночью у неё на скале появится ещё один гость. Она поинтересовалась у Фатаха, не болен ли тот и не нужна ли ему помощь. А после отказа поспешила покинуть лавку.

Инья не обманулась в своих ожиданиях. Как только стемнело, она услышала пыхтение и хруст веток на тропе. Торговец взбирался на гору. Фатах вышел из джунглей под лунный свет, и длинный нож сверкнул в его руке. Это не смутило Инью, бывают ножи и подлиннее. Но время полуночи ещё не настало и, подкравшись к ревнивцу сзади, Инья огрела его по голове тяжёлой дубинкой. Засунув тому в рот тряпку и набросив на голову мешок, затянула верёвку на горле. Не хотелось ей как в прошлый раз пачкаться в крови. Потом Инья подтащила тело к припасённому заранее обрубку бревна, удобно уложив головой на плоскую поверхность древесного среза. А как только наступила полночь, отрубила торговцу голову. Тело сползло на камни, а голову в мешке теперь можно, не испачкавшись, приподнять за верёвку и бросить со скалы в воду. Завершив ритуал, Инья услышала, как в темноте по камням шкрябают когти варанов, спешащих отпраздновать ещё одну ночь полной луны.

 

***

 

Вулкан изрыгал столб пепла, который поднимался высоко в небо, застилая солнце чёрной пеленой. Море волновалось. И странно, что именно в этот вечер незнакомка вновь показалась на маленьком пляже. Она вошла в воду и гладила волны руками. Хейхо зачарованно наблюдал за ней. Он почти уже решился выйти из своего укрытия, но кто-то ударил его сзади, и ночь наступила намного раньше, чем он ожидал.

Инья давно приметила, что сын кузнеца подолгу сидит на камнях возле песчаной отмели у подножия горы. Она запретила дочери спускаться вниз и купаться в море. Но сегодня она позволила Инцу прогуляться туда. Инья следовала за Хейхо от самой деревни и, спрятавшись неподалёку, в нужный момент подкралась к нему.

Но для Хейхо Инья приготовила роль приманки. Не он, а Лакшай, так похожий на отца её собственной дочери, являлся истинной целью. Такой же властный и самолюбивый, грубый, заросший щетиной, вечно покрытый копотью и распространяющий вокруг себя тошнотворный запах пота. Хороший дар для богини глубин. Знахарка нисколько не сомневалась, что в деревне найдётся не один человек, который заметит, куда направился юноша, и то, что Инья поспешила за ним следом. Хейхо она спрятала в джунглях и оставила лежать в беспамятстве. А сама отправила дочку в пещеру молиться богине глубин и поспешила на скалу, готовиться к встрече с долгожданным гостем.

Уже стемнело, в деревне Лакшай метался по соседским домам, выспрашивая, не видел ли кто его пропавшего сына. Соседи с сочувствием отвечали, что заняты весь день и им некогда смотреть в сторону его кузни. Только маленький Ику, внук старика Чалпы, пошмыгав носом, показал пальцем в сторону джунглей. Он рассказал, что после полудня, когда сам прятался от матери в бамбуковой роще на краю деревни, Хейхо прошёл мимо него по этой тропинке, ведущей на гору. И ещё он рассказал, что той же дорогой за сыном кузнеца увязалась полоумная знахарка, которая однажды заговаривала Ику больной зуб. Тогда Лакшай забрал из дома меч и, запалив смоляной факел, бросился в лес.

Тяжёлые волны бились внизу о каменные уступы. Смерчи кривыми столбами ходили вдоль берега. В серебряном свете луны и отблесках огня, извергаемого вулканом, Лакшай хорошо видел ведьму, та не таилась и поджидала возле обрыва. Он обнажил клинок и бросился вперёд. Однако достать Инью мечом оказалось не так просто. Ловко уклоняясь от выпадов, ведьма с каждым таким промахом подходила к нападающему всё ближе. Но удача улыбнулась кузнецу. После обманного замаха он ударил именно туда, куда скользнула тень Иньи. Клинок пронзил ведьму насквозь. Лакшай и Инья на мгновение замерли друг напротив друга. Один, тяжело дыша, ронял капли пота, у другой на губах пузырилась кровь. Лакшай, больше не в силах сражаться, выронил меч из рук и радовался победе. Инья, превозмогая боль, готовилась к скорому исходу. Она полоснула кузнеца по горлу ножом и, навалившись на него своим телом, толкнула со скалы. Окровавленные, но ещё живые, они полетели вниз. Меч же остался лежать на краю обрыва.

 

***

 

Землю трясло, Хейхо очнулся и сначала подумал, что всё вокруг раскачивается и плывёт перед глазами из-за нестерпимой боли в голове. Но сверху на него сыпались ветки, а совсем рядом упал и раскололся кокосовый орех. В ушах звенело и гудело, над вулканом в чёрном облаке сверкали молнии и вспыхивали искры. Как долго сын кузнеца провалялся в беспамятстве, ночь теперь или день, он не знал. Хейхо поспешил в деревню. Ещё только приближаясь к своему дому, он увидел догорающую кузню. Соседи, может, и пытались тушить пожар, но бросили вёдра с водой и бежали, спасаясь от сыпавшихся с неба раскалённых камней и чёрного пепла. Там и тут вспыхивали деревья, вокруг разгорались пожарища. Из темноты слышались крики обезумевших животных и стоны людей, которые не успели спастись. Хейхо видел, как из глотки вулкана, словно огненные змеи, вгрызающиеся в живую плоть джунглей, вниз ползут потоки лавы. И в этот момент полил дождь. Сначала редкими тяжёлыми каплями, затем сплошной стеной с неба падала чёрная горячая вода.

Отца не оказалось в доме, юноша стоял возле открытой двери и думал о встрече с незнакомкой. Реальна ли она, или это всего лишь морок? Хитрая ведьма одурманила и обманула его. Отец, наверное, сейчас ищет Хейхо в джунглях. А вулкан изрыгает камни и пламя, и некому исполнить предназначение рода хранителей. Некому бросить осколок живого огня в кипящую лаву. Если он сейчас испугается, если не исполнит клятву, данную отцу, этот мир перестанет существовать.

Юноша подошёл к парящим углям. От их мастерской остались лишь развалины, в центре которых стояла тяжёлая наковальня, на которой всё ещё лежали молот и стальные кузнечные клещи. Отбросив в сторону несколько обгорелых брёвен, которые совсем недавно стояли крепкими стенами, он вытащил из-под них пышущий пламенем осколок вечного огня и бросил в наполненное водой ведро. Поднял эту ношу и, оскальзываясь в грязи, в которую превратилась земля, пошёл наверх навстречу бушующему вулкану.

Подниматься по скользкой тропинке оказалось очень трудно, но дождь, даже горячий, очистил воздух от пепла, иначе Хейхо не смог бы дышать. Для того чтобы не обжечь руки кипятком, пришлось скинуть с себя рубаху, разорвать её на куски и намотать обрывки на ладони. Тропинка поднималась всё выше и выше, но до расплавленного камня лавовой реки тропинка не добралась. Вильнула в сторону и вывела Хейхо на широкий уступ. В темноте он увидел, как по ту сторону выступа из-под низкой арки грота пробивается дрожащий неверный свет. Возможно, эта пещера ведёт прямо к жерлу горы, туда, где кипит лава? Хейхо подошёл ближе и заглянул внутрь.

 

***

 

Каменные стены, пол и высокий потолок освещало изумрудное сияние, исходящее от прозрачной глыбы, похожей на хрустальную вазу, стоящую на гранитном постаменте. За ним, в дальнем углу пещеры, вздрагивала чья-то испуганная тень.

— Ты ведьма? — Хейхо обратился к девушке, сидящей на камнях.

Он узнал её. Это, без сомнения, та самая незнакомка, о которой Хейхо грезил с самой первой встречи на укромном пляже под горой. И из-за которой получил предательский удар по затылку.

— Нет. — Она не поднимала на вошедшего глаз.

— Тогда кто ты? Как тебя зовут?

— Инцу. Так называла меня мама, пока не пришёл злой человек из деревни и не убил её. — Хейхо не видел на лице девушки слёз, но мог поклясться, что они солёными капельками падают на камень. Она всхлипывала, и плечи её вздрагивали.

— Значит, ты та самая богиня, которую я должен убить?

Только сейчас он заметил, что чуть в стороне от входа лежит меч, очень похожий на клинок отца.

— Я не богиня. И поэтому ты сможешь меня убить вот этим длинным ножом, которым злой человек убил мою мать.

Злость и ненависть вспыхнули в груди, но что-то мешало им вырваться наружу. Они кричали Хейхо: «Исполни своё предназначение, убей эту лживую тварь! Не дай снова себя заморочить! Не превратись в предателя, не опозорь свой род!» Но Хейхо чувствовал: что-то липкое и лживое скрывается за этими криками, призывающими к скорой расправе над рыдающей девушкой. Разве может убийство быть смыслом его жизни?

— Скажи мне, в чём твоё предназначение?

Инцу впервые подняла на Хейхо глаза. Изумрудные, тёплые, блестящие от слёз.

— Я не знаю. Когда я молилась богине, то просила её о любви. Ведь каждый человек имеет право любить. А я лишена этого. У меня от рождения нет сердца. Мама рассказывала, что я родилась без сердца и лишь по воле богини живу до сих пор. Она говорила, что мой долг — служить своей покровительнице. Так сказано в легенде. А ещё она говорила, что ненависть — это любовь, отравленная ядом предательства и измены. И если я не способна любить, то ничто не может мне помешать ненавидеть, для ненависти не нужно сердце.

— Любовь — это ненависть, очищенная слезами, горем и надеждой от скверны вероломной лжи. Так говорил мой отец. — Хейхо со вздохом сел на каменный пол и прислонился спиной к шершавой стене рядом с девушкой.

— Я знаю совсем другую легенду о древних богах. Вот только обе эти легенды об одном и том же, но отличаются друг от друга так же сильно, насколько огонь отличается от воды.

Люди, пересказывая истории много раз, передавая из уст в уста своим детям и внукам, запоминают лишь понятное и главное. А что в истории главное — они решают сами. Понятнее молится о достатке и здоровье. О приплоде скотины и хорошем урожае. Удобнее использовать негасимый огонь для ковки оружия, а нетающий лёд для лечения синяков. Легенды о великой любви быстро превращаются в истории о великой ненависти, ведь ненавидеть проще, чем любить. Бездна человеческая куда глубже и темнее любой другой, скрытой на дне или под землёй.

Хейхо вспомнил про свою драгоценную ношу. Заглянул в ведро и увидел, что вода почти выкипела. Он ухватился за ручку и выплеснул осколок огня на каменный постамент, туда, откуда по пещере разливалось волшебное сияние полупрозрачной глыбы. Огонь тут же облизал своим жарким языком лёд, и из чаши закапала талая вода. Капли, сливаясь в тоненькие ручейки, стекали на каменный пол и исчезали в трещинах. Когда истаял последний кусочек льда, в чаше остались только осколок огня и круглая цвета морской волны жемчужина величиной с яблоко. Юноша понял, почему поиски отца в лавках торговцев драгоценными украшениями никогда бы не привели того к цели. А через мгновение оба осколка слились воедино, и теперь они действительно походили на трепещущее живое сердце.

Хейхо и Инцу, держась за руки, смотрели на это чудо, не в силах отвести взгляд от исцелённого сердца древних богов. Хейхо обнял девушку за плечи и крепко прижал к себе. Какое ему дело до того, какую легенду рассказывали ей? Проще убить самого себя, чем ту, без которой ему незачем будет жить.

— Это всё, что они хотели. Всё, что было нужно богине и змею. Как же такую простую вещь объяснить людям, для которых верить в чужие страшные сказки привычнее, чем создавать собственные — добрые и светлые? — Он положил тёплую ладонь Инцу себе на грудь. — Слышишь?

— Это бьётся твоё сердце?

— Это стучит наше с тобой сердце. Для любви достаточно одного сердца на двоих.

 

***

 

— …Тогда кузнец Хэй перековал отцовский меч, сделав из него две стальные клетки. В первую он спрятал свой гнев, гордыню и глупость, а во вторую — страхи и отчаяние Инцу. Одну из этих клеток они бросили в море, чтобы бездна морская думала, что душа богини глубин всё ещё томится в заточении. А другую они бросили в жерло вулкана, чтобы обмануть бездну подземную.

Инцу погладила непослушные вихры сына, поманила рукой волну, и та, с шипением подкатившись, остудила прибрежный песок, на котором они сидели и смотрели на заходящее солнце. Любопытный краб высунулся из норы, залитой водой, и поспешил укрыться в тени густых зарослей. Пёстрая птица вспорхнула с пальмовой ветви, крикнула и взмыла в небо. То ли взмахи её крыльев подняли ветер, а может кто-то из погонщиков, пасущих облака в вышине, заглянул под полог зелёных крон. Дуновение это нежно коснулось кожи Инцу.

— А что случилось потом?

— Потом — это после того, как угомонился вулкан, и отступила от скал высокая вода? Или потом — это когда луч света прорвался сквозь чёрные тучи и коснулся живого сердца древних богов?

— Про сердце, конечно.

— Хорошо. Как только луч дотронулся до драгоценного сердца, лежащего в каменной чаше, оно превратилось в младенца. В крохотного мальчика, который вырос и научился парить в облаках на крыльях ветров.

— Ого! Так значит, эта легенда обо мне?

— А о ком же ещё? Все легенды, которые мы придумываем с твоим отцом — все они о тебе, Ашну. Придумывать легенды бывает намного важнее, чем ковать стальные мечи. Ты и сам со временем станешь легендой. Только будь осторожнее. Обязательно найдётся кто-нибудь, кого твоя легенда подтолкнёт к краю пропасти.