Вот и подошло к концу мое расследование. Чего я только не думал за эти месяцы, исчесался с головы до ног от тревоги и страха. Господи! Тревога! Я и слова-то такого раньше не знал. И почему все это свалилось именно на меня? Поведать бы мою правду всему миру, но ведь ее услышат единицы, а поверит и того меньше. У нас нынче время такое, что никто никому на слово не верит, всем все покажи, продемонстрируй. Увы, если бы я когда-нибудь решился воссоздать ту ситуацию в качестве эксперимента, то скорее всего ничего из этого не вышло бы. Остается надеяться, что моего красноречия хватит, чтобы передать тот ужас, через который мне пришлось пройти.

Когда-то я работал учителем химии. Это было мое первое после университета место работы – во время учебы я еще практику проходил учительскую, а так в основном подрабатывал в разных местах, то грузчиком, то продавцом, то охранником. Мне всегда в школе нравилась химия, особенно неорганическая, да и детишек я тоже любил. Вот только не учел я одной вещи – детишки детишками, а химию начинают изучать уже подростками. И вот тут мой жизненный план провалился. Я раньше был весь из себя скромный и сдержанный, казалось, что меня мало что может вывести из себя, но это была обманка. На самом деле я просто боялся выражать свои чувства, и от того вел себя как типичный терпила, подавлял себя, подавлял, пока оно не стало наружу выходить. Вскоре после начала работы учителем, измученный проделками и безобразиями учеников, я начал вести себя недостойно: оскорблял, угрожал, употреблял бранные слова. А однажды я даже чуть руку не поднял, едва-едва остановил себя. После этого эпизода я сразу же собрал свои вещички и уволился, пока не наворотил чего непоправимого. Но внутри меня уже что-то щелкнуло, и замочек затрещал.

После ухода из школы я устроился охранником, в супермаркет, который находился недалеко от школы. Удобное расположение плюс примелькавшиеся лица продавцов, да и зарплата после школы казалась более-менее сносной. С Катей я пошел знакомиться сам.

Ее должность была выше, чем у продавца, она занималась расстановкой продуктов на полках, и делала это очень хорошо. Во всяком случае, бывая именно в этом супермаркете, я никогда не терялся и всегда находил, что нужно. В момент нашего официального знакомства Катя стояла возле холодильника и раскладывала колбасные изделия. Я похвалил колбасу, которую она держала в руках. Она не улыбнулась в ответ, и мне это понравилось. Благородство и серьезность – вот что отличало ее от большинства женщин.

Я начал работать, и потихоньку узнавал, кто она такая, где и с кем живет. Жила она не одна, а с младшей сестрой. Родители давно умерли. О личной жизни Катя ни с кем не говорила, но все знали, что у нее есть время и силы только на сестру.

Однажды сестра Кати пришла в магазин. Девочка-подросток, типичная особь, расфуфыренная, только пальцы не гнула, стоя перед Катей и чуть ли не облокачиваясь на полки, которые та только недавно прибрала с особой заботой. Я тут же понял, почему у Кати нет личной жизни. И тогда я принял решение немедленно действовать. Впереди маячил праздник, двадцать третье февраля. Я подготовил план и подговорил продавщиц.

Ровно двадцать третьего февраля я пришел на работу очень несчастный, притащил с собой огромную сумку, и рассказал всему коллективу подготовленную байку: мол, сегодня, в священный мужской праздник, я остался на улице – хозяева квартиры экстренно попросили съехать. Денег я у коллег, конечно же, не мог взять, совесть не позволяла, а пустить переночевать никто не предложил. Катя не могла не вмешаться, и все пошло так, как я задумал. Уже вечером я был у нее в квартире и поедал великолепный ужин, а чтобы хоть немного отплатить за доброту, устроил небольшое химическое шоу из подручных ингредиентов. Многого, естественно, в домашних условиях не наделаешь, но я взял побольше спирта и соды. Мои огненные змеи смогли произвести впечатление. Катя даже вскрикнула от страха, а Кристина довольно посмеивалась.

Катю мне пришлось обхаживать еще с пару недель. Дело упростилось, когда она увидела, что я, оказывается, умею управляться с домашними делами. Надо сказать, хозяйка из нее неплохая, но все-таки далеко не идеальная. Стряпня ее была так себе. На уборку же у нее вечно не хватало энергии после работы. Не буду судить слишком строго, но у меня, например, желание видеть вокруг чистоту перевешивало усталость, так что я брал тряпку и шел бороться с пыльными клочьями. Однажды я даже Кристине тряпку всучил – а эта белоручка, между прочим, школьную доску умудрялась не протирать на протяжении нескольких лет.

Тем не менее, несмотря на все "но", наши с Катей отношения складывались в основном так, как мне того хотелось. Она уступила мне роль главы семейства – от чего всем стало только лучше. Конечно, ей было больно, и она сопротивлялась – но смирилась, увидя, какое хорошее влияние мое присутствие оказывает на прежде непослушную Кристинку. В первую очередь, из нашей жизни ушли бесконечные гулянки. Кристина стала домашней девочкой, и отныне целыми днями сидела взаперти да учила уроки. Учиться, правда, она лучше не стала, но разве само стремление не заслуживает уважения? Во всяком случае, я так думал тогда, но кто ж знал, какая подоплека крылась под этой ситуацией, и чем она там занималась на самом деле?

Катя… я понимаю, почему ты на меня так взъелась (пишу "ты", надеясь, что ты когда-нибудь прочтешь мои строки – и я уверен, что тогда ты сможешь хотя бы поверить мне, не говоря уже о прощении). Да, пару раз влепил оплеуху. Где-то не вполне заслуженно, что поделаешь, характер у меня такой.

Но чтоб я хоть одним пальцем тронул несовершеннолетнюю идиотку-школьницу?! Упаси боже, никогда бы в жизни так не поступил, клянусь жизнью матери.

Но все же… все же был! – тот, кто тронул. Я изучил источники, я разобрался абсолютно, и я уверен, что сделанные мною выводы верны. Всему виной был мой двойник, моя точная внешняя копия.

Сейчас распишу обо всем по порядку.

Вернемся в вечер двадцать третьего февраля и зафиксируем самое важное. Я ложусь спать на диване, Кристина, уходя, оборачивается и смотрит на меня долгим взглядом. Сейчас я понимаю, что она уже тогда по уши втрескалась в меня. Я имею все основания считать, что спать она не легла, поскольку несколько раз за ту ночь я просыпался от ее шныряний по квартире. Я предполагаю, что в ту ночь Кристина долго сидела у окошка и мечтательно вздыхала, пока не увидела падающую звезду, или метеор, или нечто очень похожее на него.

Но это явление вообще никак не было связано ни с небом, ни с космосом. Эта блестящая вещичка, пролетевшая по небосклону, обладала собственной волей. Это был хищник, вышедший на охоту. Возможно, он явился ей в моем обличье в ту же ночь, ведь Кристина очень любила открытые окна. А дальше начался их тайный роман, и мне становится нехорошо, когда я думаю, что некто от моего имени, пользуясь моим обликом, совращал практически невинное создание. (Невинное – безусловно, в плане общей развитости ума. К истинно невинной девушке это существо никогда не явилось бы). Почему оно выбрало именно мой облик, теперь тебе, Катя, должно быть понятно, но меня больше мучает вопрос, как же можно было быть такими слепыми? Ладно я, но ведь она же твоя сестра.

Неужели тебе не показалось странным, когда Кристина целыми днями сидела взаперти в своей комнате? Ах, да, ты это заметила, но списала на обыкновенное подростковое стремление к уединению. Ты ведь даже рада была, что она теперь не шляется по улицам и где попало, а все время находится у тебя под рукой. Я же сразу тебя раскусил, мы только едва-едва знакомы были. Помню, как ты стояла возле полок с молоком и осторожно намекала, мол, с сестрой стало сложно справляться, уже не можешь быть и за папу, и за маму. Что ж, я попытался быть отцом. Поначалу нам обоим казалось, что у меня неплохо получается. Она перестала гулять и вернулась под твое крылышко, вроде бы начала учиться. Но оценки продолжили ухудшаться, а потом Кристина стала резко худеть и терять силы.

Клянусь, кроме вышеперечисленного, я больше никаких странностей за ней не замечал. Я много девочек-подростков видел, потому уже привык, что они все такие: то шарахаются от тебя, как от прокаженного, а спустя минуту уже пялятся, смеются невпопад и глаза отводят.

Я не виню тебя за твой поступок. Ты правильно сделала, что попросила меня съехать. Мне самому уже было неуютно в той квартире, рядом с тобой и с ней, не зная, чем я могу помочь. Ты думала, что мое присутствие стесняет Кристину, но если все вернуть как было, то ей, конечно же, станет лучше. Ты не могла знать, что происходит на самом деле. И я тоже еще не подозревал ни о чем таком.

Мне мало было пересекаться с тобой только на работе, я очень страдал и чувствовал себя брошенным. Но еще хуже было видеть тебя такой потерянной и обессиленной, практически потерявшей волю к жизни. Однажды, пока ты находилась в магазине, я решил проведать втайне Кристину, и воспользовался копией того ключа, что ты мне когда-то давала. Я открыл дверь, вошел в тихую темную квартиру, и внезапно услышал бодрый смех, который никак не вязался с состоянием Кристины в последние недели. Я подскочил к двери в ее комнату и резко рванул на себя дверь. Задвижка тут же отвалилась и улетела куда-то в сторону. Мне хотелось выяснить, правда ли Кристина больна, или все это – просто какой-то цирк, направленный на то, чтобы сжить Катю со свету.

Тут я и получил ответ на свой вопрос. Он стоял прямо передо мной, оголенный по пояс, один-в-один как я, только с едва ощутимым лоском, как будто один из этих ваших новомодных фильтров для фотографий. Я едва успел затормозить, чтобы в него не врезаться – о чем сейчас жалею, ведь мне теперь никогда не узнать, какой была на ощупь его плоть.

Его глаза, мои глаза, в них светился разум. Существо, которое притворилось мной, было живым и настоящим. Только руку протяни, и коснешься мягкой кожи. Часто я вижу один и тот же сон, в нескольких повторяющихся вариациях. Я вхожу в квартиру Кати. Дальше либо останавливаюсь в прихожей, либо иду в комнату Кристины, реже – в спальню, которую делил вместе с Катей. Внезапно дорогу мне преграждает он. Я хочу его коснуться, ведь он стоит так близко, будто сам предлагает себя потрогать, но стоит протянуть руку, как он рассыпается снопом оранжевых искр и исчезает.

Исчез он и наяву. Кристина устроила истерику. Я попытался ее успокоить, но она обвинила меня в том, что я уничтожил лучшую версию себя, и что она меня ненавидит.

И это было еще не самое худшее. Кристина рассказала тебе, Катя, байку о том, что она якобы беременна от меня, но я клянусь тебе – это невозможно, поскольку между мной и ней никогда ничего не было и не могло быть. После того, как ты ей поверила, мне ничего не оставалось, кроме как уехать подальше. Не подумай, будто бы я поджал хвост и прячусь. Когда-нибудь я дождусь и услышу из твоих уст извинение и благодарность за спасение сестры от чар опасного существа, которое чуть не убило ее. И тогда я вернусь.

А пока я хочу раскрыть перед тобой и остальными читателями оставшиеся карты. Когда в следующий раз окажетесь в церкви, обратите внимание на икону святых Петра и Февронии и попросите батюшку рассказать их историю. Катя и Кристина, и я с ними заодно стал жертвой того, кто именуется огненным змеем, или, по общепринятому, инкубом. Он практически постоянно был в комнате Кристины, сосал из нее силы, и высосал бы ее до смерти, если бы я не спугнул его.

Такая вот она, правда. Я жутко устал писать, но надеюсь, что теперь смог изобразить всю картину целиком. Если у вас остались вопросы, вы можете отправить мне письмо на электронную почту. А теперь я напоследок хочу снова обратиться к Кате.

Катя, прошу тебя только об одном: никогда не мечтай ни об одном мужчине, чтобы огненный змей не добрался и до тебя.

Твой О.