По молодости Петр Сергеевич преподавал русский язык и литературу старшим классам, настолько давно, что перестал об этом вспоминать. Его предмет сочли избыточным для школьной программы, оставив основы грамотности и арифметики, но талант общения с детьми, которым Петр Сергеевич обладал в совершенстве, решили использовать, доверив новый курс – Основы полезного посмертия.

Деваться было некуда, новое направление сделали профилирующим, а другой работы в провинциальном городе не осталось. Живым становилось все сложнее получить место, ведь они нуждались в еде, сне и лекарствах.

Петрушу, как его, посмеиваясь, называли коллеги, очень любили ученики, стабильно сдавая экзамен по его предмету на «отлично». Рано поседевший и спрятавшийся за толстыми стеклами очков, он никому не внушал подозрений. А зря, как выяснилось впоследствии.

 

Запоздавшее бабье лето в середине октября окутало город маревом. Клонило в сон тех, кто еще мог им насладиться, и по обезлюдившим после полудня улицам ветер гонял пожухлую листву. Школа, где у Петра Сергеевича пять минут назад начался очередной урок, пряталась в тени старых раскидистых тополей. Из распахнутого настежь окна второго этажа свесился неопрятного вида мальчишка и лениво плевал бумажными катышками в голубей, устроивших купальню в небольшом фонтане перед главным входом.

― Не придет, ― радостно объявил подросток и оглянулся на одноклассников.

― Петр Сергеевич никогда не пропускает занятия, ― отрезал Михаил.

Решение прогулять всем вместе или ждать дальше было за ним. Ребята слушались его даже за стенами школы, староста класса и надежный товарищ, он не раз помогал им выбраться из беды.

Их осталось восемь выпускников. Одни отказались от сомнительных перспектив выбраться из захолустья и освоить какую-либо профессию ради грошового заработка. Другие уже сменили красный цвет ученического профиля на синий, оказавшись в посмертии раньше обычного.

― Давайте сбежим, ― пробормотала Настена и вздрогнула, заметив преподавателя на пороге кабинета.

В полной тишине Петр Сергеевич прошел за свой стол, сел и раскрыл классный журнал, чтобы отметить присутствующих. По спине Михаила пробежал холодок, было что-то неправильное в движениях учителя, как будто его пожилое сухопарое тело утратило последнюю гибкость.

Прошло несколько минут. Где-то в шкафу с раздаточным материалом закопошилась мышь. Девчонки беспокойно переглядывались, но никто не проронил ни слова, пока Оля, сидевшая на первой парте, не вскочила и не зашлась криком, пулей вылетев из кабинета.

Жирная осенняя муха выползла из ноздри Петра Сергеевича и, пробежав по правой щеке, прилипла к неподвижному глазному яблоку.

― Вот и случилось, ― среднего роста черноволосый мальчишка за последним столом потянулся к сигнализации.

«В случае обнаружения незарегистрированного умершего немедленно вызвать наряд некро-полиции. Пункт 3.5 Кодекса полезного посмертия. Нарушитель без различия пола и возраста подлежит уголовной ответственности» ― гласила настенная табличка рядом с черной кнопкой за защитным стеклом.

― Не смей! – Михаил ударил одноклассника по руке. – Паша, только дернись!

― Мы не поступим так с ним, ― кивнула Ксения, самая взрослая и красивая девочка в классе, и Михаил бросил на нее благодарный взгляд.

― А какие варианты? – слащавого вида блондин подошел к учительскому столу и навис над неподвижным преподавателем, рассматривая его с брезгливостью и любопытством.

― Подожди, Егор, надо подумать, ― Михаил стер крупные капли пота со лба и плотно закрыл дверь, отрезав коридор, где гуляло эхо, и остальной мир, с его запретами и наказаниями.

― Оля все равно нас сдаст, ― Егор отмахнулся и сел на свое место, с которого лучше всего было видно Ксюшу. Зрелище куда приятнее, чем все остальные вокруг.

― Не нагнетай, она как мы, ― Михаил прислонился спиной к доске и посмотрел на одноклассников, ища в них ту решимость, которую чувствовал сам.

Незаметно, пока другие спорили, Мотя, давно потерявший интерес к разморенным от жары голубям, вытащил из рюкзака видавший виды складной ножик и стал подбираться к учителю. Петр Сергеевич неожиданно встал, подошел к доске и ткнул мелом в верхний левый угол над Мишиной головой, по-прежнему не издав ни единого звука. Казалось, тишина окутывает его плотным коконом. Тишина и что-то еще. Михаил готов был поклясться, что это была скорбь, сам он с трудом сдерживал слезы.

― Давай же, ― проронил Мотя, зачем-то прижимаясь к преподавателю, и, наконец, показал одноклассникам отрезанный средний палец Петра Сергеевича, с меловой пылью под ногтем и распухшим от артрита суставом.

― Ты дебил? ― взвизгнула Настена и выбежала следом за лучшей подругой Олей, в коридоре послышались ее затихающие рыдания.

― Шанс все скрыть тает на глазах, ― равнодушно заметил Егор, проявив интерес только, когда Михаил заехал Моте кулаком по лицу. – О, да! Давно пора!

― Что вы за люди! – Ксюша развернула Петра Сергеевича к классу и помогла ему сесть обратно, спрятав покалеченную руку в карман выцветшего пиджака. Густая темная кровь испачкала ее пальцы и подол шерстяной юбки.

― Такие вот! А что, не нравимся? Миха, я на тебя ставлю, вмажь ему еще!

― Заткнись, Егор, ― сухо проронил староста и отпустил съежившегося одноклассника. Мотя был ниже и слабее Михаила, но обиду запомнил, присоединив к длинному списку предыдущих стычек.

― Я надеялась, что мы этого не застанем. Что мы успеем с ним проститься. Нам же осталось меньше года до выпуска! Почему это случилось именно сейчас! – про существование Жени, как всегда, забыли, и удивленно уставились на нее, не веря, что она заговорила.

― Может быть, он хотел доверить свое посмертие нам. Чтобы мы позаботились о нем. Петр Сергеевич мечтал, чтобы его похоронили. Как он нам рассказывал – про устаревшие обряды, помните?

― Ксюша, что ты несешь? ― Павел вышел вперед и встал между учителем и Михаилом. – Нам нужно немедленно оповестить службы, вы же знаете – если в ближайшие сорок восемь часов его не определить в программу посмертной переквалификации и не вшить рабочий функционал, он будет бесполезен. Превратится в непригодный к работе труп, которых полно под городом – в метро, или куда их еще свозят, чтоб не мешались. Целая рабочая единица будет утрачена для общества. Я уверен, Петр Сергеевич хотел бы и дальше приносить пользу, я… ― речь Павла оборвал удар в скулу, и Михаил поморщился, костяшки его пальцев распухли и покрылись ссадинами.

― Где ты этого нахватался? Крыса, – спросил Егор и сплюнул Павлу под ноги.

― Мы не должны нарушать! – закричал Павел, его лицо пошло красными пятнами, зубы стучали. – Нас накажут! Нас…расформируют, мы больше никогда не увидимся! Ему уже все равно! Его больше нет, а мы есть!

― Угу, а тебе еще потом медаль выпишут, за сознательность, ― огрызнулся Егор, но Ксюша уже прижала голову Павла к своему плечу и крепко обняла, будто пытаясь удержать шарнирную куклу. Спустя короткое время Павел обмяк и затих под тяжелыми взглядами остальных мальчишек.

― Если мы сумеем его вывести из здания и не нарвемся на патруль, я знаю, где можно его спрятать. Там никто искать не будет, точно, ― Женя выглянула в коридор, но никого не заметила. – Я схожу проверю, кто на вахте, и вернусь. Вы только тихо тут, ― и она юркнула за дверь, плотно прикрыв ее за собой.

― У нас что, новенькая, Евгению подменили? Чего раскомандовалась? – удивился Егор.

― Ты с нами пойдешь! – Михаил шикнул на Мотю, забившегося в угол, и снова все повернулись к Петру Сергеевичу, словно надеясь на чудо, что он передумает и заговорит с ними, как обычно.

Занятия по ОПП – основам полезного посмертия были самыми длинными, по четыре часа каждый день. Времени у десятого «А» было достаточно, чтобы что-то придумать, пока смерть Петра Сергеевича не обнаружили. Вряд ли кто-то до них вообще заметил, что с ним что-то не так. Одинокий старик с диагностированным пороком сердца, за ним даже не был закреплен дежурный сотрудник некро-полиции, как за прочими взрослыми, чьи останки представляли хоть какую-то ценность в качестве рабочей силы.

 

Тяжелое послеобеденное солнце ласкало последними жаркими лучами опустевший город, в котором медленно истлевала жизнь. Изменялась, перерождалась, но по какой-то причине не могла закончиться.

Под толстым слоем ржавой пыли, которую нагнали ветра из окружавших город степей, гнили бесполезные смартфоны, ноутбуки, оптоволоконные кабели, мечты о прекрасном и далеком. Скоро очередная зима похоронит их еще глубже, и по узким мощеным улицам, где уже никто не чистил снег и не ставил машину, будет гудеть лишь эхо радиотрансляций из столицы.

Посмертие не признали ни болезнью, ни казнью судного дня. Сделав обыденностью, быстро придумали, как получать экономическую выгоду. Случилось ли такое в других странах? Неизвестно, об этом в школьной программе не говорили, но существование «после» стало намного важнее, чем сама жизнь.

 

Вахтер, уже час как обосновавшийся в столовой, только отмахнулся от Женьки, прибежавшей предупредить его, что Петр Сергеевич поведет их на экскурсию, и что занятие по ОПП пройдет за пределами школы. Какой смысл стеречь этих сосунков, должны уже сами уметь о себе позаботиться, а случись что – в посмертии от этих разгильдяев будет больше пользы. Хоть на овощебазу, хоть на производство – все рабочие руки, а затрат никаких. Вахтеру на обед больше достанется. Ему нужно себя беречь, надзор и охрану порядка всяким умертышам доверить нельзя.

 

― Свободно, пошли, ― Женька вернулась в класс и, встретившись взглядами с одноклассниками, вздрогнула.

Бледные, затравленные лица одновременно повернулись к ней, и она почувствовала, как страх, запертый вместе с ними, обрушился на нее. Руки задрожали, Женя оперлась на дверной косяк и съехала вниз, наблюдая, как Миша и Ксения, взяв Петра Сергеевича под руки, выводят его из кабинета. Больше он уже никогда не вернется за свой рабочий стол. И они не вернутся. Предчувствие кольнуло Женю острой ледяной иглой, но другого выбора для себя она не видела.

― Паша, ты меня знаешь, лучше не дури, ― Егор дышал однокласснику в спину, но тот только огрызнулся.

― Пошел ты, как будто я его не любил.

Мотя замешкался в классе, глупая ухмылка сползла с его лица, и несколько секунд он простоял в полном одиночестве, прислушиваясь к мышиной возне и рассматривая, как в желто-красном столпе света кружится пыль, оседая там, где только что были его одноклассники.

― Эй, суки, чего меня бросили? – заголосил он и, перепрыгивая через две ступеньки, скатился по лестнице вслед за остальными.

Школа осталась, а десятый «А» ушел вместе со своим классным руководителем. Один в посмертии и шесть живых.

 

― Женя, давай выкладывай, куда мы идем, ― Михаил зорко оглядывал улицу, но кроме скучающей продавщицы в мутном окне продуктового магазина, никого не увидел.

Днем всегда было тихо. Кто еще был с красным профилем – работали или учились, а синепрофильные вообще были народом незаметным и тихим. Если у кого-то буксовала рабочая программа, он просто останавливался и стоял до тех пор, пока не рассыпались ноги. Раз в сутки санитарная служба собирала таких и отвозила в утиль. Михаил слышал, а Егор даже видел, что некоторые из живых перехватывают радиосигнал службы занятости, и устраивают прожарки мертвым, транслируя свои команды и заставляя их выполнять невероятные кульбиты. Хоть какое-то развлечение в мире, где давно отрезали интернет и отключили телевидение. Больше половины населения растворилось в посмертии. Книги были, но зачем их читать никто уже не помнил. Мир, который был в них описан, давно похоронен и забыт.

― Кажется, я заметил патруль, ― прошептал Павел и втянул голову. – Зараза, нас точно накроют.

― Где? ― Мотя выскочил вперед и едва не угодил под трамвай.

Громыхая так, что закладывало уши, старый облезлый вагон вылетел из-за угла и пронесся мимо. Ни одного пассажира. По улице снова расползалась тишина, когда за спиной у ребят раздался голос.

― Куда направляемся? Документы показали быстро! – не успел Михаил ответить, как патрульный в бронекостюме схватил Ксюшу за локоть и оттащил в сторону. – С тобой отдельно поговорим, я, кажется, тебя уже видел, – за пластиковой белой маской с узкими прорезями для глаз невозможно было рассмотреть лицо, но это было не важно. Эту историю они все уже не раз проходили.

― У нас урок по ОПП, ― у Паши прорезался тонкий писклявый голос, но, открыв рот, он не мог остановиться. ― В этом году сдавать выпускной экзамен. Что может быть важнее для гражданина, чем научиться приносить пользу обществу, вы же согласны со мной? Знаете, я, например, коплю деньги с подработки в супермаркете, чтобы заранее купить несколько запасных конечностей. К сожалению, в посмертии то и дело случаются аварии, и останки приходят в негодность. То руку станком отрежет, то ногу оторвет в ДТП, а я бы хотел как можно дольше прослужить нашей стране. Даже ячейку уже арендовал для протезов в криогенном хранилище, ― слова слетали с языка все быстрее, Павел начал заговариваться, но никто не перебивал его, одноклассники просто вытаращились, потеряв дар речи. – В какое время живем! – объявил Паша и издал какой-то непонятный горловой звук. – Неисчерпаемые ресурсы, подумать только! Рабочая сила – и никаких затрат, вот в чем секрет…

― Мертвые – это исчерпаемый ресурс, ― автоматически поправила Женя, в очередной раз подтвердив статус отличницы, и это стало триггером.

Без предупреждения патрульный ударил Павла кулаком в лицо. Мальчишка упал, прижимая дрожащие руки к носу, из которого хлестала кровь.

― Заткнись! – взревел громила. – Заткнись, чтоб тебя! Я этого дерьма на инструктаже, дома, да из каждого, сука, утюга наслушался! Пшли отсюда! – он пнул Павла под ребра.

― Ксюша, ― хрипло позвала Женя и вцепилась в Мишкин поношенный пиджак. Никто не сдвинулся с места, даже Павел замер, глядя на остальных снизу вверх.

― Эта шалава со мной пойдет, ― и патрульный повернулся к ним спиной, направляясь к спрятанной в переулке машине. Ксения молчала, опустив голову и спрятавшись за гривой длинных русых кудрей.

― Нет, подождите, она же ничего не нарушала, ― впервые Михаилу отказало самообладание, он готов был умолять, готов, на что угодно ради Ксюши.

Ответом ему был низкий напоминавший рычание смех. Время остановилось, Михаил еще чувствовал, как, растрепавшиеся от ветра, ее волосы щекочут шею, и по позвонкам сбегает приятная искра, и одновременно видел, как она удаляется от него, и как покраснела ее молочная тонкая кожа там, где огромная рука обхватила предплечье.

― Да дай сюда, заморыш, ― никто не заметил, как Егор трясет Мотю, пытаясь отобрать его единственное сокровище ― жалкий перочинный ножик.

― Ты что, ― успела только выдохнуть Женька, как, преодолев расстояние между ними и патрульным в два огромных шага, Егор с размаху воткнул лезвие в едва заметную щель между защитным пластиковым костюмом и шлемом. Громила неловко взмахнул рукой, будто отгоняя назойливого комара, но Ксюшу на мгновение выпустил, и этого хватило, чтобы Егор оттащил ее подальше и спрятал за свою спину.

― Нам хана, ― Павел подскочил, как ужаленный, и закричал. – Че встали? Женька, блин, в какую сторону? Быстрее, пока он не очухался.

― Спасибо, ― по щекам Михаила бежали слезы, он еле передвигал ватные ноги.

― Да забей, старик! Как будто мне впервые, ― Егор попытался усмехнуться, но рот ходил ходуном, а зубы стучали мелкой дробью.

― Через квартал будет заброшенный парк, ― Женя подхватила Петра Сергеевича, пока Ксюша держалась поодаль и прятала красные заплаканные глаза.

― Парк? Это твоя гениальная идея? Это тот парк, где…

― Да, где якобы собирается ковен ведьм в полнолуние, ― Женя оборвала Пашу и продолжила. – А еще на этом холме старинное кладбище.

― Все лучше и лучше, ― буркнул староста.

― Миш, ну ты прям как двоечник, ничуть не лучше Моти, ― взвилась Женька и закончила свою теорию. – Под ним старые коллекторы, забыл что ли? Петр Сергеевич рассказывал, как еще в позапрошлом веке до революции первый водопровод проводили, собирали стоки с пивзавода и?

― Сбрасывали в реку, ― подтвердил Михаил. – А если они обрушились? Когда в них спускались последний раз?

― Не знаю, но там искать точно не будут. Петр Сергеевич говорил, что этих ходов даже на карте нет, только он помнил, где они. Ну, из тех, кто еще был жив.

― Я хочу есть, а он ножик не отдает! – заныл Мотя и кивнул на Егора. В ответ Егор продемонстрировал улыбку, которая еще не вполне приросла к его лицу, но отражала новое внутреннее состояние – тонкий, как лезвие, оскал хищника.

― Пусть пока он поносит твой ножик, хорошо? – произнесла Ксюша, возвращаясь в круг друзей. Она осторожно погладила Мотю по голове, и тот нахохлился, как взъерошенный птенец.

― А потом что будем делать?

― Хватит, Жень! Разберемся с проблемами по мере их поступления, ― металл, проскользнувший в голосе Михаила, только подтвердил общую мысль. Никакого будущего для них не существует. Только то, что они выберут и сумеют отнять у жизни.

 

Вдалеке солнце медленно садилось за горизонт, рассыпая огненные блики по водной глади. Пахло рекой и вечерней прохладой. Когда минуло пять, и живые стали покидать рабочие места, выбираясь на улицы, погруженные в ранние сумерки, включилась радиовышка на холме, где располагался центральный парк.

Сквозь треск и хрип послышался гимн, за которым грянули бурные овации. Подхваченные эхом, они встряхнули дряхлые останки города, распугивая сонных голубей и призраков, дремавших за разбитыми окнами покинутых домов.

Тусклый болезненно-оранжевый свет, при котором невозможно было даже завязать шнурки, был только на руку подросткам, и, цепочкой, хватаясь друг за друга, они пролезли сквозь дыру в кирпичном заборе и оказались среди густой в человеческий рост травы и подлеска. Какая там тропинка, вперед было не продраться, одно точно – здесь их даже если будут искать – никогда не найдут.

― Цепляйтесь, если кто потеряется – считай все, ― Михаил привычно следил, чтобы все было в порядке. – Жень, как тут что найти?

― Я про другое думаю, ― робко произнесла Ксюша. – Правда, у нас есть душа? Я к тому, что пока тело не упокоится после смерти, она, получается, мучается?

― Ага, застревает, как в клетке, ― отозвался Павел, ― Петр Сергеевич так это описывал.

― Значит, это ад? Место, где страдают души, ― еще тише сказала Ксения, но никто ей не ответил.

 

Расталкивая тонкие ветви молодых кленов и тополей, Женя нашла остатки старой плитки, которой были выложены дорожки, и безошибочно привела друзей к бетонной плите, за которой начинался спуск в подсобные парковые помещения, а от них, как она надеялась, в коллекторы. Замок на металлических дверях по центру давно проржавел, и Михаил без труда сбил его первым попавшимся булыжником.

― Погоди, ― Егор оттолкнул приятеля и приложил палец к губам, ― слушай.

Некоторое время они стояли неподвижно в океане шепчущей ночной травы. Приглушенные звуки города едва долетали до них, перебиваемые стрекотаньем сверчков и редкими птичьими криками.

― Филин, что ли… ― пробормотал Паша.

― Да замолчи, ― Егор врезал ему по ноге, и тот только хотел возмутиться, как снизу, из-под земли послышался долгий мучительный стон, и сразу все стихло. Даже лист на дереве не шелохнется. У Павла волосы встали дыбом.

― Я не полезу!

― Может быть, там кому-то нужна помощь, ― предположила Женя.

― Какая помощь? Кому мы можем помочь? Мы мертвяка спрятать не можем толком! Ты ж говорила, никого здесь не бывает, ― взвился Павел и впервые успел увернуться от затрещины, Егор опустил руку и усмехнулся. – Достали меня быть вообще!

― Слушай, а ты точно в ведьм не веришь? – Ксения попыталась остановить подругу, но Женька уже спускалась вниз, подсвечивая себе дешевым школьным фонариком, вечно мотавшимся у нее в рюкзаке.

― Ее точно не подменили? – пропуская старосту вперед, Егор задумался, что они вообще знают друг о друге, но последовал за остальными.

― Кладовка какая-то, ― Женька убрала с прохода ржавые грабли и смахнула свисавшую с потолка паутину. Михаил с Ксюшей аккуратно спускали учителя по ступенькам и перешептывались между собой.

― Он стал таким холодным.

― Да, и мне почему-то все время кажется, что он на нас смотрит…

― Что? – встрепенулся Паша.

― Ничего, иди давай, ― Михаил толкнул одноклассника в спину и выразительно посмотрел на подругу.

― Может, нам померещилось? Я никого не слышу, ― Егор озвучил то, о чем думали все. – Ну, или мы разминулись с ним.

Что-то бросилось им под ноги, заметалось и юркнуло в боковой проход.

― Думаешь, их тут много? Крыс.

― Непонятно, они же должны чем-то питаться…

― Что? – Павел снова развернулся к друзьям, но встретил только ледяное молчание. – Хватит шептаться, это нечестно. Говорите так, чтобы все слышали.

― Свет! – Женька остановилась. – Вы это видите?

Длинный темный коридор, стены которого были выложены грубым скользким от сырости камнем, заканчивался размытым пятном желтого света. Где-то рядом копошились еще крысы, и, когда вдалеке промелькнула тень, на миг закрыв светлое пятно, Михаил принял решение.

― Мы не пойдем туда. Так, давайте обратно, придумаем что…

Резкий сдавленный крик, перешедший в стон, не дал ему договорить. Совсем близко, метров десять-пятнадцать вперед, но они не могли никого разглядеть, только темнота, плесень на стенах и слабый поток вонючей жидкости в желобе под ногами.

― Валим! – Паша, оттолкнув Мотю, бросился к выходу.

Тяжело заскрипели ржавые петли, металлические двери подсобки с грохотом закрылись, и они оказались в ловушке. Дернув Ксению на себя, Женька утащила их в боковую галерею, где вместо камня над ними была кирпичная арка, а кованная металлическая лестница уходила еще на уровень вниз, глубже и глубже под город.

― В какой-то из лекций Петр Сергеевич рассказывал, что от пивзавода был ход на другой берег, под рекой, с выходом в горах. Может, нам туда податься? – размышлял Егор.

― Ты это специально! – растолкав остальных, Паша вцепился в куртку Жени и притянул к себе. – Зачем нас сюда привела? Хочешь, чтобы мы все тут умерли, вместе с ним, ― он кивнул на учителя, равнодушно остановившегося на ступеньке посередине лестничного пролета.

― Как будто нам есть, что терять! – фыркнул Егор, но Павел еще больше вспылил.

― Есть! Я хочу нормальной жизни! Надо было сразу поступить, как положено! Черт бы с ним! Он уже все! Какая разница, что будет с его телом, его там уже нет! – он повысил голос, и над их головой послышались чьи-то шаги. – И не смей мне угрожать, Егор! – не обращая внимание на испуганные лица, Павел брызгал слюной и продолжил бы дальше, если бы Михаил не спросил.

― Это правда? Все то дерьмо про запасные конечности, про криоячейку и твои накопленные гроши?

― Вы думаете только о себе, ― ответил Павел после долгого молчания и отстранился от остальных.

― Что, если он все еще там? Просто заперт и не может уйти? – Ксюша поправила выбившуюся из брюк рубашку Петра Сергеевича. – Если все на самом деле так, это ужасно, мы должны его спасти…

― Ты не знаешь, Ксюх! Что за ерунда, это только теория! А вот почему Евгения так хорошо тут ориентируется – это куда более интересный вопрос. А? Что молчишь? – бесцветный голос Егора растворялся в затхлом воздухе темных бесконечных коридоров, по которым сновали полчища крыс, и вяло струился поток застарелых нечистот.

― Тссс! Пригнись, ― бросившись вперед, Михаил придавил одноклассника к стене и навис над ним. – Смотри, ― прошептал он Егору в ухо и кивнул наверх, где на площадке, с которой они только что спустились, стояла черная фигура в высоком остром колпаке и мантии. Огарок свечи, которую она держала перед собой, чадила удушливым ядовито-зеленым дымом. От страха Егор зажмурился и успел подумать, что чуть не обмочился, когда Ксюша спросила.

― Вы тоже это видите?

Площадка была пуста и по-прежнему погружена в темноту, не было ни звука, только их сбивчивое дыхание и запах. Отвратительный запах гари, чем-то напоминавший дым от копченого жира, заполнил галерею, но Ксения предупреждала не о нем. Она показывала вытянутой дрожащей рукой на Петра Сергеевича, чье восковое лицо растянулось в отвратительной гримасе. Из-под его век пробивалось ядовито-зеленое свечение. Михаил отступил от учителя, одновременно отодвигая подальше остальных.

― Мы должны его спасти, ― зарыдала Женя и опустилась на корточки. – Он же дал нам все, как вы не понимаете! Если бы не Петр Сергеевич, мы бы были, как все.

― Что плохого в том, чтобы быть как все, ― отозвался Павел, но Егор его перебил.

― Что он дал нам? Говори, что тут происходит!

― Разве ты не понимаешь? Он дал нам выбор, кем стать, сказал, что то, как мы существуем – еще не все, есть что-то большее, есть другие… люди. И может быть, они не заражены, как мы, посмертием. Может быть, они свободны. Свободны жить, и свободны уйти насовсем.

― Он говорил, что мы не обязаны быть, как все, ― подтвердила Ксюша.

― А кто тогда нас заразил?

― Ты видел ее, мы все видели. Ведьмы.

 

Сбившись в угол под лестницей, где их трудно было обнаружить, подростки окружили своего мертвого учителя и стали шептаться, вспоминая, о чем он говорил им на занятиях. Шум в галерее над ними становился сильнее, медленные тяжелые шаги сменились топотом множества суетливых ног, а стон, время от времени разносившийся по коридорам, потонул в хоре приглушенных расстоянием криков. Когда мутная зловонная жижа на дне каменного желоба окрасилась красным и побежала быстрее, Ксюша едва сумела сдержать рвущийся наружу крик. Это был уже не водопроводный сток. Уровень поднимался и скоро вышел бы из русла, заполняя лабиринт темных подземных тоннелей.

― Это что, кровь? Это что, правда, кровь? – заикаясь, повторял Павел.

― Я же не знала, ― Женька ревела, закрыв руками лицо. – Я просто обещала ему, что мы позаботимся о его останках, похороним его, и Петр Сергеевич рассказал, где лучше это сделать. Он…он говорил, что это наш последний урок, что он покажет нам правду, и мы все поймем. Все поймем… Зачем он хотел, чтобы мы оказались здесь? Я не специально, я правда не знала…

― Н-надо, ― Михаил несколько раз пытался произнести свою мысль, но язык словно онемел. – Одну проблему за другой, ― наконец, выдохнул он и обратился к Женьке. – Ты сможешь найти тот коллектор, который выводит стоки в реку? – она кивнула. – Хорошо. Тогда сначала надо помочь Петру Сергеевичу. Пошли.

Женя робко шагнула вперед и, нащупав дрожащим лучом от фонарика, невысокий узкий проход, где можно было идти только друг за другом, позвала остальных.

 

― А это сработает? Если он под влиянием чар, может быть, сначала надо было разобраться с ведьмами? – пот лил с Михаила градом.

Вес учителя полностью лег на его плечи, как Ксюша не пыталась ему помочь. Странно, но он не чувствовал ни отвращения, ни страха, волоча тело Петра Сергеевича на себе среди криков, крови и темноты. Как будто они вместе проходили один из кругов ада, и Михаил подумал, что ему будет тяжело расстаться с учителем.

Он знал Петра Сергеевича с семи лет, когда только поступил в школу, а тот уже преподавал полезное посмертие старшеклассникам. Глядя на него, Михаил взрослел и хотел стать таким же, как Петр Сергеевич – мягкая сила и мудрость. Вряд ли найдется хотя бы один выпускник, который знал Петра Сергеевича и не любил. Как он может его навсегда отпустить?

― Он упокоится, Миш, и будет счастлив там, куда когда-нибудь попадем и мы, ― не нужно было произносить слова, чтобы Ксения догадалась, о чем думает Михаил, или что он чувствует.

― Я понял! – Егор встал перевести дух. – Река! Бегущая вода, вы что, не помните сказки? Ни одно зло не преодолеет такую преграду. Водный поток. Правильно. Река все смоет. Он знал.

― Сказки? – Павел окинул одноклассника презрительным взглядом и прополз мимо. – Сказок нам только тут не хватало.

― Мы пришли, ― Женька остановилась над провалом в полу, откуда доносился гул несущейся с огромной скоростью воды. Сток, по которому они шли, обрывался, и кровь стекала вниз, растворяясь в бурном черном потоке.

― Что это? – Мотя приложил ладонь к каменным плитам.

Они все чувствовали вибрацию, волнами расходящуюся по тоннелю. Сила природной стихии, бушевавшей под ними, приводила в трепет. Стены и потолок вдруг показались им хрупкими и ненадежными.

― Подводная река. Здесь ее русло уходит под горы.

― Как думаешь, там глубоко? – Егор вытянулся на полу и заглянул в провал. Шум воды оказывал на него какое-то гипнотическое действие.

― Не знаю, метров тридцать – сорок, ― Женя всегда старалась ответить максимально точно.

― Это бездна, ― обыденно добавил Мотя и отвернулся, с интересом разглядывая трещины в стенах.

― Надо прощаться, ― начал Михаил и осекся. – Я не могу, ребята, простите.

― Как-то это странно, ― Егор пожал плечами. – Что в таких случаях говорят?

Они молча смотрели друг на друга, растерянные и напуганные, пока Петр Сергеевич сидел возле стены, безвольно опустив руки все еще с пятнами от мела. Вдруг он начал подниматься, неловко припадая на колени.

― О нет, нет, с ним что-то происходит…

― Да ничего не происходит, ― ответил Егор Женьке и, подставив плечо, помог учителю подняться. – Вспомнил, наверное, что пора заканчивать занятие, выключать свет и закрывать класс.

― Мы вас любим, правда, очень, ― выпалила Ксюша, и ее щеки запылали румянцем. – Мы никогда вас не забудем! ― она подошла к учителю и коснулась губами его бледной холодной щеки.

― Никогда, ― подтвердил Михаил.

― Не забудем, ― кивнула Женя, и Мотя с Пашей с ней согласились.

Петр Сергеевич попытался сделать шаг, Егор последовал за ним, и они оба оказались на краю обрыва. Снизу поднимался рокот водной толщи, учитель стал соскальзывать, но Егор все не отпускал, его взгляд остановился на ворочающейся под ними темноте, и на секунду он почувствовал, что парит в облаке мелких ледяных брызг.

Ребята бросились к нему, схватив в последнюю минуту кто за куртку, кто за брюки. Михаил рванул его на себя, и Егор распластался на полу, разрезав щеку об острые камни. Они смотрели друг на друга во все глаза и не сразу поняли, что Петра Сергеевича больше нет с ними. Мотя осторожно подполз к краю и посмотрел вниз.

― Нет его, ушел.

― Река забрала. Он уже далеко отсюда, ― Женя подползла к подруге, и они обнялись.

― Черт, что это было? Я думал все, мне конец, ― Егор сел и вопросительно посмотрел на остальных.

― Надо возвращаться. Пора получить ответы, за которыми мы пришли, ― Михаил помог девчонкам встать и повел их обратно во тьму на звуки стонов и криков.

 

― Мы не вмешиваемся, всем ясно? – спрятавшись за камнями частично обвалившегося коридора, Михаил преграждал дорогу остальным. Жар от костра, полыхавшего в подземном амфитеатре, припекал затылок, и он бы дорого отдал, чтобы никто из его друзей не увидел ту картину, которая открылась перед ним.

Огромный жертвенник из черного монолита возвышался в центре, вдоль стен по вершинам какой-то геометрической фигуры были установлены кострища, где, пожираемые огнем, кричали от боли живые люди.

Сколько их было, фигур в остроконечных черных колпаках, Михаил не мог сосчитать. Двигаясь в некоем ритуальном танце, они по очереди вонзали ножи и иглы в привязанных к подножью камня жертв. Кровь стекала в специальные стоки, вырубленные в полу. Низкий лающий голос, твердивший какие-то заклинания, отражался от каменного свода и гудел в ушах, врезаясь в сознание, в сердце, оставляя выжженный след в памяти.

И повсюду стояли мертвые. Посмертие крепко держало их в своих лапах, не давая упасть или уснуть. Подчиняясь заклятию, они повторяли движения ведьм, только медленнее, словно в нерешительности.

Подростки следили за происходящим из укрытия, раздавленные страхом и новым знанием о мире, в котором им предстояло бесконечно долго существовать.

― Нет никакого кодекса, долга и прочей ерунды, ― прошептал Павел. – Мы все просто под заклятием, но зачем? Неужели просто ради рабочей силы?

― По-твоему, этого мало? Тебе не нужна еда, не нужен сон, никто не обязан о тебе заботиться или лечить, неисчерпаемый ресурс, ― едко заметила Женька. – Хватит, сматываемся, пока нас тоже не принесли в жертву.

― Куда нам идти? Они повсюду, в каждом городе или поселке. Они же соревнуются, какая область больше поставит новых рабочих единиц, ― Павел тащился последим, равнодушно замечая, что они ходят по кругу в этих бесконечных проклятых тоннелях.

― Остановись, ― Михаил положил руку Павлу на плечо и посмотрел в глаза, затем обратившись к остальным. – Вы тоже об этом думаете? Ну?

― О том, скольких учеников Петр Сергеевич успел выпустить за свою жизнь? – криво усмехнулся Егор, затем посерьезнев. – Они как мы, у них тоже есть выбор. Может быть не все, но многие, наверняка.

― Мы не вернемся в школу? – удивленно произнесла Женька и добавила. – Нет, конечно. Мы же сдали экзамен по Основам полезного посмертия, ― она нервно расхохоталась.

― В интерпретации Петра Сергеевича – на «отлично»! Ну же, вы согласны? – огонек, загоревшийся в глазах Михаила, был заразителен, и бывшие школьники с облегчением почувствовали, что все случившееся обретает смысл.

― Будем искать его учеников, да и просто – тех, кто не хочет быть, как все.

― Расскажем им правду!

― Думаете, у нас получится это остановить? – в голосе Павла послышалось сомнение.

― У нас может и не получится, но у тех, кто придет за нами – обязательно.

И десятый «А» растворился в темноте подземных коллекторов, изменяясь, превращаясь, как и мир, в котором они жили, в нечто иное. Посмертие не заканчивалось никогда, его можно было только разрушить.