Родился я в Эйсоланде, плодородной равнинной области на востоке империи, в простой и небогатой семье Эрландо VIII, короля Эрлинора. Эрлинор – маленькая страна, одно из тысячи семисот двадцати шести эйсоландских королевств. Впрочем, по меркам Эйсоланда, королевство довольно значительное: двести сорок семь жителей обитали в его столице и ещё почти столько же населяли окрестные деревушки. Не было оно и бедным.

Крестьяне выращивали пшеницу, в густой высокой траве бродили тучные стада. Эрлинорское масло считалось лучшим в Эйсоланде, а значит и во всей империи. Горожане производили сельскохозяйственный инвентарь, которому в аграрном Эйсоланде всегда был обеспечен превосходный сбыт. Казалось бы, короли такой прекрасной страны, должны если и не купаться в роскоши, то, во всяком случае, не бедствовать. Но всё омрачало одно печальное обстоятельство.

Дело в том, что ещё при моём прадедушке, Эрландо VI Великолепном, все государственные налоги были откуплены на двести лет вперёд алчным ростовщиком Эйнором Труллом.

Претенциозный и довольно уродливый замок этого нувориша возвышался на невысоком холме в полумиле от города. Ворота замка не закрывались ни ночью, ни днём, так как непрерывно въезжали в него телеги, тяжело гружённые нечестно нажитым добром.

О богатстве и роскоши, в которых жило это презренное семейство, ходили легенды. Одевались они исключительно в морионские шелка. Эрнастанские ковры устилали даже двор замка. Что касается еды, то не было, наверное, во всей империи такого деликатеса, который хотя бы раз не подавался к их столу. Обычным блюдом был для них гигантский алайский виноград, ягоды которого достигали размеров некрупного арбуза. Часто лакомились они поющими персики из Кориса, которые при поедании исполняли чувствительный романс: «О, не ешь же нас, милый хозяин, и не пей наш пленительный сок». В такой поистине вызывающей роскоши утопало это недостойное семейство. А нашей честной, но бедной королевской семье не хватало денег даже на простые ананасы...

А откуда взяться деньгам, если бюджетом распоряжался мерзкий Эйнор Трулл? Средств ни на содержание двора, ни на содержание армии он не отпускал совсем. Как же мы жили? А так вот и жили. Мой папа, хотя и король, отличался необычайной простотой в общении и просто фантастическим демократизмом. Запросто мог зайти в гости к любому из своих подданных. Чаще всего приходил к обеду или ужину. Брал с собой всю семью и кого-нибудь из придворных. Немного, человек десять-двадцать, редко больше. Мы, принцы, будучи хорошо воспитаны, вели себя прилично и, чтобы не обидеть хозяев, подчистую съедали всё, что находили на столе. И в других местах. Даже если угощение было очень скудным, отец никогда, ни малейшим намёком не высказывал хозяину своего недовольства. Он только переводил в этот дом на постой эрлинорских солдат. Всех семерых.

Не такое уж жестокое наказание. Солдаты у нас были дисциплинированными и не доставляли хозяевам никаких хлопот. Хотя жалования солдаты тоже не получали, но никогда не требовали от хозяев еды. Сами находили в кладовке какую-нибудь крупу, сами ловили во дворе какую-нибудь живность, сами варили свою немудрёную солдатскую кашу... Когда вся еда в доме заканчивалась, солдаты и тут не скандалили и не шумели. Просто переходили в соседний дом. Так, благодаря административным талантам моего отца, государственная машина, хоть и со скрипом, но продолжала функционировать даже в таких сложных условиях.

Но в детстве о таких вещах не думаешь. Мы с братьями целыми днями купались в дворцовом пруду, в котором, благодаря тому, что его никто никогда не чистил водились чудесные, восхитительно зелёные лягушки. Объедали дикие яблони и груши в дворцовом саду. Забирались и в сады наших подданных – там и плоды, и ягоды были несравненно вкуснее. На грядках росли вкусные и питательные овощи. Подданные искренне любили королевскую семью и обычно не обращали особого внимания на наши невинные забавы. Но в семье не без урода, некоторые жадные глупцы имели наглость даже жаловаться нашей матушке, королеве. За что матушка наша, женщина мудрая и справедливая, накладывала на жадюг штрафы или даже сажала в тюрьму. Одного особенно настырного жалобщика, нагло вравшего, что мы сожрали всю его репу, она самого превратила в репку. Поскольку была не только королевой, но и очень умелой ведьмой.

Да, с родителям мне очень повезло. Мать – чародейка и ведунья, отец – выдающийся государственный деятель. Оба этих таланта счастливо сошлись во мне, и я мог бы стать прекрасным королём, продолжателем дела моего мудрого отца. К несчастью, существовало очень значительное препятствие. Вернее, целых три препятствия. Трое моих старших братьев.

Да, да – вот такая насмешка богов! – я, самый умный и достойный, был младшим сыном. Три безмозглых придурка, сумевшие путём бесчестных интриг родиться раньше меня, навеки лишили народ Эрлинора великого и славного короля. Нет, не подумайте, что так думал только я. Многие придворные вполне разделяли моё мнение и предлагали различные способы исправления ужасной несправедливости. Конечно же, я с гневом и презрением отверг все предложения о безжалостных и кровавых убийствах. Если бы я и согласился действовать, то только методами гуманными и бескровными.

Ведь оставалась ещё надежда, что повзрослев, старшие братья как нибудь перебьют друг друга сами. Но они, подонки, наоборот, крепко между собой сдружились и даже двое младших вытащили из реки старшего, когда тот тонул.

Этот ужасный случай поверг меня в пучину отчаяния, и я почти поддался на уговоры одного очень искусного лекаря. Сей достойный учёный муж жизнь свою посвятил изучению благородного дела приготовления ядов различных и отрав всевозможных. Предлагал он мне пузырёк хрустальный, в коем чудесная жидкость заключена была. Могла та жидкость даровать нашему народу великого короля, ни капли крови не проливая и мучений никому не доставив, ибо действовало средство быстро и совершенно безболезненно. Просил же он за тот пузырёк три тысячи дукатов. По зрелом размышлении отказался я от сего сомнительного зелья, ибо не было у меня трёх тысяч дукатов. Он же, сын скупой жабы, цену снизить отказался, не смотря на все уговоры.

С тех пор не мечтал я уже о королевской короне и к власти никогда не стремился, ибо понял, что редко она достаётся достойному. И стал я равнодушен к мирским благам и к обманчивому сиянию презренного металла. Ибо и деньги достаются всегда людям низким и недостойным, у честного же и благородного человека никогда они не задерживаются, ибо тратит он их щедро на добрые дела да на выпивку. Понял я, что нельзя свою жизнь на суету растрачивать, а надобно цель себе высокую найти, и идти к ней честно и прямо, в закоулочки кривые не сворачивая.

И решил я изучать науки магические и тайны великих сущностей постигнуть. Дни и ночи читал я потихоньку маменькины книги, игры и проказы мальчишеские забросив. И вскоре такого я достиг совершенства, что одним только взглядом любые сладости с рыночных лотков в свои карманы перемещать научился. Родители мои вскоре об этом прознали, что неудивительно, ибо королевство у нас маленькое, а доносчиков много. Скорее всего, братья мои завистливые и наябедничали. Отец мой долго хохотал, а потом велел выпороть. А мама объяснила, что негоже великое искусство на пустяки тратить и леденцы сахарные, да коврижки медовые с лотков таскать. Вот ежели выпадет случай бриллиант какой слямзить или мешочек дукатов переместить в более подходящее место, тогда дело другое...

Многому научила меня мудрая матушка. Часто выручало меня потом простенькое заклинание, превращающее осенние жёлтые листья в дукаты полновесные. Надобно было только помнить, что чары эти всего три часа действуют и золото без промедления на что-нибудь другое обменять. Покупать же желательно что-нибудь не тяжёлое, дабы вес приобретённого не мешал быстро бежать.

Когда же пошёл мне осьмнадцатый год, я, из чистого научного интереса, конечно, очень стал интересоваться зельями приворотными и эликсирами любовными. Но никак дело не шло. Хоть и варил я зелья по книгам колдовским, ни одной, даже самой незначительной детали не пропуская, хоть и обливался я этими зельями с ног до головы – не действовали мои эликсиры. Даже самые чумазые служанки чарам моим не поддавались и, рожу препротивную скорчив, с визгом убегали.

Матушка, заметив мои неудачи, тактично объяснила, что не всё пишется в книгах колдовских и тайны, в фолиантах пропущенные, мне рассказала. Поведала, что для лучшего действия зелий надобно зубы по утрам чистить и в бане мыться хотя бы раз в неделю. Полезно иногда и одежду переменять, особенно, когда она конским навозом испачкана. Сами же зелья можно, конечно, варить и из крысиных хвостиков, но надобно при варке добавлять специальные ароматические травы. Много раз имел я случай убедиться в необычайной действенности её советов, хоть и до сих пор не знаю научного объяснения этого феномена.

Мать моя была хорошей учительницей. Занятия наши всегда проходили весело и интересно. Она не просто заставляла меня зазубривать длинные и непонятные заклинания, но всегда старалась объяснить мне их скрытый, так сказать, магический смысл. Каждое заклинание я обязательно проделывал на практике на каких-нибудь реальных объектах. Чаще всего на маменькиных фрейлинах или папенькиных министрах. На первых порах, конечно, совершал я много забавных ошибок. Так однажды я так искусно превратил нашего старенького министра финансов в хрустальную вазу, что даже моя маменька, как ни билась, не смогла расколдовать его обратно. Папа поначалу очень сердился, но мама успокоила его, объяснив, что ваза – предмет в хозяйстве полезный, а финансов у нас всё равно никаких нет. Вазу потом снесли в ломбард и получили за неё целых три дуката.

Другой забавный случай произошел с фрейлиной Розалией, которую я превратил в лягушку. До сих пор это одно из моих самых любимых заклинаний. А представьте себе восторг мальчишки, который, вместо скучной и довольно-таки вредной тетки, вдруг увидел перед собой зелёную, восхитительно пупырчатую лягушку. Как весело она прыгала по комнате! Как уморительно что-то лопотала на своём лягушачьем языке! Я так смеялся, что превращая её обратно, пропустил несколько слов. К счастью, всё обошлось – только кожа Розалии приобрела слегка зеленоватый оттенок, да походка у неё стала какой-то немного прыгучей.

На этих и некоторых других примерах, я быстро понял важность дословного знания заклинаний и не сетовал уже на зубрёжку. Талантами меня природа не обидела, учился я быстро. Вскоре превращения в лягушек, крыс и других мелких зверьков я освоил в совершенстве. Тут мне в голову пришла великолепная идея – ведь я могу превратить в лягушек моих братьев! Такое гуманное и очень простое решение. В самом деле, вряд ли лягушки смогли бы взойти на престол. Но братья остались бы живы, более того, жизнь их стала бы очень интересной. Огромный и прекрасный мир ждал бы их в любой луже! Да что лужа! Став королём, я выделил бы любимым братьям самые прекрасные болота нашего королевства! Хотя по человеческим меркам братья мои были тупы и неразвиты, но в лягушачьей среде, вероятно, быстро бы выдвинулись и даже стали царями.

Немедленно начал я выполнение этого великолепного плана, ибо не в моих привычках откладывать совершение доброго дела. Увы, я недооценил неразвитость своих братьев. Они не просто были невероятно тупы – они никак не могли даже на несколько секунд сосредоточиться на каком-нибудь серьёзном занятии. Целыми днями носились придурки по дворцу, сбивая с ног слуг, а с подоконников – цветочные горшки. Став постарше непрерывно скакали на лошадях и вертели огромные двуручные мечи. Для успеха колдовства они должны были всего-то постоять спокойно каких-нибудь полминуты, пока я дочитал бы до конца заклинание. Но идиоты оказались неспособны и на это! Более того, по своей привычке они не стали даже обдумывать ситуацию, а сразу начали меня бить.

Возмутительная эта история вызвала законное негодование наших родителей. Чтобы спасти своего любимого сына от дальнейших нападок, на семейном совете решено было отправить меня в столицу империи, город Дералюз, для получения магического образования.

Через неделю, оправившись от побоев, я вышел из дворца. В походном ранце лежали, выданные мне королевским казначеем, три фунта сухарей и дорожный столовый прибор из олова. Кроме того, отец снабдил меня пергаментом, сплошь покрытом королевскими печатями и предписывающим всем подданным оказывать мне всевозможное содействие, снабжать продовольствием и транспортными средствами. А маменька дала мне книжку мага Карнайла под названием «Как перестать стесняться и напроситься на ночлег».

И от того, и от другого оказалось мало проку. Как я с удивлением узнал, в нашем королевстве поразительно много неграмотных. Кому бы я не показывал свой пергамент, все, внимательно его рассмотрев, краснея и стесняясь, признавались, что так и не смогли осилить мудрёную науку чтения. Не удивительно ещё невежество извозчиков, но поголовная неграмотность владельцев постоялых дворов заставила меня всерьёз встревожиться за судьбы эрлинорского образования.

Присев на травку и поев сухарей, взялся я за Карнайла. Главная идея была в том, что надо не сразу же проситься на ночлег, а сначала вежливо поговорить с хозяином, желательно на темы, ему интересные. Вооружённый этим знанием, сунулся я в несколько домов, но вскоре обнаружил, что искренний интерес у моих собеседников вызывает только одна тема – есть ли у меня деньги, чтобы заплатить за ночлег?

Под вечер, усталый и голодный, я, рассвирепев, превратил хозяина очередного постоялого двора в крысу. Всего на пять минут, но я сразу же получил довольно сносную комнату и неплохой ужин. Утром я плотно позавтракал и перед обедом перешёл границу родного королевства. Я не придал особенного значения этому факту, по наивности полагая все королевства Эйсоланда равно цивилизованными и демократическими. Я жестоко ошибся.

Королевство Лукорран, в которое я так беззаботно вошёл, оказалось ужасной и дикой страной. Там царила жестокая диктатура, беззастенчиво попиравшая все свободы и права. Ничего этого не зная, спокойно вошёл я в первую попавшуюся придорожную гостиницу и, чтобы не терять времени на напрасные разговоры, сразу же превратил хозяина в хорька. Этот невинный и совершенно естественный поступок вызвал последствия ужасающие. Большой хрустальный шар стоящий на низенькой деревянной подставке в углу холла, вдруг налился кроваво-красным светом и начал издавать жуткий и мерзкий вой, перемежавшийся время от времени противными визгливыми звуками. Не прошло и минуты, как прямо передо мной материализовался полицейский демон. Вид его был омерзителен. Сотканная из синего пламени фигура была не менее трёх метром ростом. Огромная чёрная дубинка – символ полицейского произвола – висела на поясе. Прорычав какую-то чушь про «несанкционированное использование магии» кошмарный монстр протянул ко мне свою уродливую лапу. Испытывая крайнее отвращение к этому порождённому адом чудовищу, не в силах более выносить его зловонного дыхания, я стремительно бросился к выходу. Протискиваясь в узкие двери, я вдруг ощутил страшной силы магический удар. Мир потерял цвета. Всё вокруг вдруг стало чёрно-белым. Пропорции как-то странно изменились. Но разбираться было некогда и я быстро юркнул в необычайно высокие заросли какой-то бледно-серой травы.

Не разбирая дороги, бежал я по этой чащобе, цепляясь за колючки и натыкаясь на толстые стебли. Наконец силы меня оставили и я с размаху упал, уткнувшись носом в небольшую лужицу. Почувствовав живительную влагу я припал к ней и начал жадно лакать.

Лакать? Один взгляд на своё колеблющееся отражение открыл мне страшную истину. На меня смотрел из лужи весьма упитанный и довольно симпатичный кот. Меня превратили! Так вот каковы обычаи Лукоррана! Любой гражданин, даже иностранец, даже иностранный принц может здесь быть превращен в зверя без суда и следствия, без, даже, королевского указа! Лихорадочно начал я перебирать знакомые мне заклинания в тщетных попытках расколдоваться. Но ничего не получалось. Заклятие на меня наложили сильное, а кошачье тело плохо приспособлено для колдовства. Сидя я ещё мог кое-как делать пассы, но произносить кошачьим горлом слова заклинаний оказалось совершенно невозможным.

Пришлось приноравливаться к обстоятельствам. Впрочем, всё оказалось не так уж и плохо. Я встретил других котов. Сначала они отнеслись ко мне враждебно, но моё тело было сильным, а душа отважной, и, после нескольких драк, я вполне вписался в местное общество. Имея великолепные способности к языкам, я вскоре овладел в совершенстве и кошачьим. У меня сохранились даже некоторые колдовские способности. Однажды я сумел отпугнуть магическими искрами большую чёрную собаку, наводившую ужас на всю кошачью общину. Слухи об этом подвиге обошли все окрестные чердаки.

Вообще, такая жизнь даже стала мне нравиться. Помойки в Лукорране так были обильны, кошечки на крышах – милы и сговорчивы. Никогда не требовали дорогих нарядов или драгоценностей. Не вели нудных разговоров о женитьбе.

Конечно, не хватало обычного человеческого общения. Добрых дружеских разговоров за бутылочкой вина. Выпивки вообще никакой не было. Люди – странные существа. На помойки в изобилии выбрасывались всевозможные деликатесы, от дорогих колбас до восхитительно жирной сметаны, но ни разу не нашёл я там ни одной, даже маленькой капельки спиртного.

Испытав на себе все прелести кошачьей жизни, я стал немного раскаиваться в своём намерении превратить братьев в лягушек. Сейчас, по зрелом размышлении, я понял, что это не сделало бы их счастливыми. Нет! Я превращу их в котов! Вот эта жизнь им понравится! На каждой крыше есть своя прекрасная принцесса, а часто и не одна. Рыцарские турниры проводятся постоянно, то из-за кусочка колбасы, то из-за тех самых принцесс. А вместо свирепого дракона вполне сойдёт бездомный бульдог, недавно появившийся в наших краях.

У меня снова появилась цель. Я не мог больше продолжать животное существование. Только я мог осчастливить своё королевство и своих братьев. За два дня я привёл в порядок дела: подрался со старым полосатым котом, доел припрятанный в укромном месте кусок свиной грудинки, успешно завершил ухаживания за премилой белой кошечкой с чёрной лапкой... Теперь ничто не удерживало меня в Лукорране, и я двинулся в путь. Быстро бежал я по обочине старой грунтовой дороги. То и дело мимо проносились полицейские демоны. Но ни одному из них не пришло в голову обратить внимание на деловито бегущего по дороге кота, и я от души посмеялся над их глупостью.

Время подходило к обеду, и пора было подумать о привале и какой-нибудь еде. Я стал более внимательно оглядывать окружающий пейзаж, но местность была дикая и совершенно пустынная. Вдоль дороги тянулись унылые заросли травы и каких-то низкорослых кустарников. Нигде не было ни колбасы, ни сосисок. Я стал уже немного тревожиться, но вдруг на дорогу, прямо передо мной, выскочил маленький серый мышонок. Обрадовавшись ему как лучшему другу, я бросился вперёд и нежно обнял своего спасителя. Мышонок, похоже, тоже был рад нашей встрече, во всяком случае, он ничем не проявил своего недовольства. Мы побеседовали о погоде и видах на урожай – мышонок хорошо разбирался в сельском хозяйстве и прекрасно знал все окрестные поля. Как бы между прочим, я упомянул о своём чувстве голода, и поинтересовался, не слишком ли нарушу его планы, если его съем. Мышонок любезно заверил меня, что сочтёт это за честь, и что он всегда мечтал быть съеденным именно таким толстым и важным котом. Он только выразил озабоченность, что такой большой кот не сможет утолить голод таким маленьким существом, и пригласил меня на обед в свою норку. Он сказал, что его братья и сёстры всегда очень рады гостям, а если и родители уже вернулись с полевых работ, то обед будет просто великолепным. Предложение мне понравилось, и мы, непринуждённо болтая, углубились в густую траву. Вскоре я увидел небольшую симпатичную норку, вырытую под большим сероватым камнем. Попросив меня чуть-чуть подождать, мышонок быстро юркнул в чёрный проход.

Понимая естественное желание мышиной семьи подготовиться к обеду как можно лучше, я не стал их слишком торопить. Но через полчаса я всё же деликатно напомнил хозяевам о своём присутствии и поинтересовался, скоро ли можно будет приступить к обеду. Ответа я не получил. Не на шутку встревоженный, я стал громко звать своих новых друзей, но отвечало мне только эхо. Я терялся в догадках. Что могло с ними случиться? Какое произошло несчастье? Обвал в норке? Внезапная страшная болезнь? Ответа я не знаю до сих пор. Сколько я не звал, ни единого звука не доносилось из чёрного прохода – скорее всего, несчастные мыши были мертвы.

Глубоко опечаленный этим происшествием, выбрался я снова на дорогу. Скорбь моя была столь велика, что я даже не чувствовал больше голод – целых пять минут. Но потом он вернулся и немилосердно терзал мой бедный желудок, добавляясь к мукам душевным. К вечеру доплёлся я наконец до полосатого шлагбаума, обозначавшего лукоррано-эрлинорскую границу.

Дальше виднелся ещё один шлагбаум, хоть и не покрашенный, но родной. Я буквально замер, впившись взглядом в эту простую, не струганную доску. За ней начиналась моя страна... Грубый пинок полупьяного стражника прервал мой благоговейный экстаз и подвёл итог многочисленным горестям, пережитым мною в негостеприимном Лукорране. Пинок этот был в то же время и благодетельным, ибо благодаря ему я словно могучая птица высоко воспарил в воздух и, в мгновение ока перелетев оба шлагбаума, облегчённо плюхнулся на родную землю. Радостно увернувшись, теперь уже от отечественного сапога, я скрылся в густой траве.

Глубоко вдыхая прохладный ночной воздух, брёл я по едва заметной тропинке. Наконец-то я дома. Казалось бы, что такое граница? Условная линия, проведённая по земле тщеславными властителями. Какое влияние может оказать она на природу? Солнце одинаково дарит свои лучи и Лукоррану, и Эрлинору. Седобородые тучи одинаково проливают свою живительную влагу на оба королевства. Люди говорят на одном и том же языке. И всё-таки разницу замечаешь сразу. Ручьи у нас звенят веселее. Птицы поют гораздо беззаботнее. Не шныряют по небу злобные полицейские демоны. Люди добродушны и доверчивы. Да что там люди! Даже собаки у нас милы и очень симпатичны – когда спят.

Великолепный образчик знаменитой эрлинорской сторожевой имел я случай наблюдать в одном из крестьянских дворов, куда я тихонько забрался в это прекрасное утро. Представьте себе могучего огромного пса. Размерами своими он раз в двадцать превосходил даже такого крупного кота, каким был в ту пору я. Один удар его могучей лапы без труда свалил бы и самого свирепого волка. Зубы как тростинку легко перекусили бы самую толстую оглоблю. И в то же время от всей его мощной фигуры веяло каким-то удивительным добродушием. Положив на свои сильные лапы большую косматую голову, он мирно спал посреди маленького дворика, нежась в первых лучах восходящего на небосклон солнца. Долго смотрел я на этого красавца, испытывая такой искренний и благоговейный трепет, что не находил в себе сил не только пошевелиться, но даже глазом моргнуть. Наконец, так и не решившись потревожить этот богатырский сон, я тихонько удалился, прихватив с собой милого и очень общительного цыплёнка.

После вкусного и питательного завтрака настроение моё ещё больше улучшилось, и я бодро потрусил в сторону столицы. Однако родная сторона, встретившая меня поначалу так ласково, вскоре показала и свою изнанку. На одной из ферм, которую я посетил однажды ночью, надеясь на гостеприимный приём и дружескую помощь, меня ожидала встреча с глупым и очень невоспитанным петухом. Совершенно неправильно истолковав мой интерес к одной молоденькой пёструшке, он устроил ужасный скандал и даже клюнул меня несколько раз, норовя попасть в глаз. Проклятый ревнивец так шумел, что разбудил не только хозяев, но и сторожевых собак. Я попытался спокойно разъяснить недоразумение, но эти странные люди и собаки не желали ничего слушать. Пришлось уходить по крышам, оставляя на встречных гвоздях изрядные порции своего великолепного меха.

Неприятности, однако, на этом не закончились. В лесу, где я надеялся спастись от преследователей, прямо на меня вдруг выскочил тощий и сильно потрёпанный волк. Мы столкнулись буквально нос к носу. Волк выглядел не лучше меня и, похоже, тоже был жертвой несправедливых обвинений и беспричинной злобы, которую жестокосердные люди так часто обрушивают на братьев своих меньших. Поэтому я отнёсся к нему, как к товарищу по несчастью и вступил в дружескую беседу. Очень скоро, однако, меня несколько насторожил подозрительный голодный блеск в его глазах и чересчур внимательный взгляд. Ситуация не располагала к доверию и я быстро влез на дерево. Волк остался внизу и продолжал меня разглядывать, теперь уже откровенно облизываясь. Через несколько часов наступил рассвет. Никаких важных дел у волка, похоже, не было. Эта двусмысленная ситуация начинала меня тяготить. Собаки и люди столь отважные перед беззащитным котом, почему-то не спешили углубиться в лес и схватиться с серым разбойником.

Чтобы прервать неловкое молчание, я рассказал волку про своё высокое происхождение и связи при дворе. Особенно напирал на близкое знакомство с придворным охотником. Услышав про это, волк, почему-то, пришёл в ещё более дурное расположение духа. Не знаю уж по какой причине, но, похоже, мой новый знакомый не сильно любил охотников.

Я попробовал зайти с другой стороны, и заговорил о своём недавнем визите на ферму. Рассказал о шаловливых курочках и важных откормленных гусынях. Желая тронуть его суровое сердце, не жалел я красок, описывая весёлые игры маленьких розовых поросят. Поведал и об их гладких, лоснящихся от жира мамашах.

Увы! Даже волнующий рассказ о буднях скотного двора не нашёл отклика в его заскорузлой душе. Из отдельных, весьма грубых и не совсем приличных реплик я понял, что два дня назад он уже посещал ту ферму, но грубость и бессмысленная жестокость хозяев совершенно ему не понравились.

Вообще, волк был не очень приятным собеседником. Очень нервировала его дурацкая привычка всё время щёлкать зубами. Раздражали противные плотоядные взгляды. Словарный запас включал не так уж и много слов, об интеллекте не было и речи. Начисто лишённый воображения, он был совершено не способен к абстрактному мышлению. Нас с ним окружал окружал густой лес, в котором наверняка в изобилии водились и милые толстые кролики, и гордые красавцы-олени, и серенькие мышки – маленькие, но невероятно вкусные. Однако этот глупец не мог представить себе даже зайца, пока тот не попадал в поле его зрения.

Заяц-то в конце концов меня и спас. На одну только секунду выскочил длинноухий из-за деревьев, и тут же бросился наутёк. Но и этого оказалось достаточно. Волк уловил это движение краем глаза и немедленно бросился в погоню, избавив меня наконец от своего надоедливого общества.

От души пожелав удачи отважному зайцу, я быстро спустился с дерева и припустил в другую сторону. Проплутав ещё несколько дней, мне удалось наконец выйти к городским предместьям. Вход в столицу был отнюдь не триумфальным. Я еле держался на ногах от голода и усталости. Шкура, в тех местах, где она вообще осталась, была грязна и висела косматыми клочьями. Городские коты смотрели презрительно. Мыши поворачивались ко мне спиной и убегали даже не поздоровавшись. Во дворец меня не пустили. Подручные кота Васьки, контролировавшего дворцовую помойку, изрядно помяли мне бока.

Не знаю, что бы я стал делать, если бы меня не приютила сердобольная кошка Мурка. В жизни не встречал я такого верного и преданного существа. Под драной и грязной шкурой её зоркие глаза и чуткое сердце сразу же разглядели мою тонкую и прекрасную душу. Я тоже полюбил её всем сердцем, тем более, что Мурка работала на дворцовой кухне и часто приносила мне какую-нибудь еду. Я поселился в её скромном жилище в старом чулане. Мы были очень счастливы. Мурка зализывала мои раны, а я, довольно урча, поедал принесённые ею сосиски. Раны мои постепенно затягивались.

Вскоре, по протекции своей подруги, я был принят в штат кухонных котов. На шею мне торжественно повязали желтенький бантик младшего мышелова, и даже дворцовые собаки гавкали теперь на меня довольно почтительно. В королевские покои меня, однако, по прежнему не пускали. А мне обязательно нужно было туда проникнуть и попасться на глаза своей матери – я был уверен, что только она сумеет распознать меня в этом обличье и вернёт мне человеческий облик.

А пока что я приступил к своей новой службе. Жизнь кухонного кота не так легка и приятна, как многие думают. Ночью спать некогда, так как нужно непрерывно ловить мышей. Днём кухонному коту спать, видимо, тоже не полагается – только ты примостишься на самом краешке тёплой плиты или на одном из широких столов, специально предназначенных для отдыха измученных котов, как какой-нибудь наглый поварёнок уже хватает тебя за шиворот и скидывает на холодный пол. А уж если тебя застанут в кухонном шкафу или в той чудесной комнатке, где на толстых нитях висят под потолком великолепнейшие колбасы, то не миновать тебе суда скорого и неправого. И никто не поверит, что ты и не думал эти колбасы трогать, а лишь созерцал их с целью удовлетворения своего эстетического чувства.

Или вот взять тот случай, когда мыши опрокинули трёхлитровый бидон со сметаной. Прогнав злоумышленниц, мы немедленно принялись наводить порядок на вверенной нам территории. Прежде всего, естественно, нужно было убрать сметану, залившую весь пол. Именно этим мы и занимались, когда вошёл Главный повар. Нет, конечно, никто и не ждал награды за свою добросовестную службу – мы знали уже, как наивно надеяться на объективную оценку наших подвигов. Но и таких незаслуженных упрёков, доходящих до совершенно голословных утверждений, что «мы только и умеем, что спать да жрать» и что «от нас больше вреда чем от самих мышей», мы не ожидали. Больше всего досталось нашему сержанту Мурзику, который, проводя следственный эксперимент, неосторожно влез внутрь бидона и не смог убежать. Бедняга был безжалостно выдран и разжалован в младшие мышеловы.

Но я упорно претерпевал все тяготы и лишения этой нелёгкой службы. Ночью яростно сражался с мышами и крысами. Днём терпел необоснованные придирки вышестоящих ничтожеств. В знаменитой битве за Олений Окорок я потерял левое ухо, но лично растерзал восемь огромных крыс. Меня произвели в старшие мышеловы и наградили Большой Колбасной медалью.

Награду вручала мне Синтия, одна из придворных кошечек моей матери. Ах, какая это была кошечка. Маленькая, беленькая, вся такая пушистая... Я понял, что через неё смогу наконец выйти на свою мать и влюбился без памяти. На неё также произвели большое впечатление мой бравый вид и геройская внешность. Наши чистые души с непреодолимой силой потянулись друг к другу, и мы быстро снюхались. После окончания официальной церемонии я деликатно пригласил Синтию на крышу. Она потупила свои прекрасные глаза, смущённо откусила от моей медали и согласилась...

По старой скрипучей лестнице, приятно пахнущей мышами, мы поднялись наверх. Лето уже кончалось и было довольно прохладно, поэтому я привычно направился к торчащей неподалёку печной трубе. Синтия, ласково мяукая, шла за мной... Долго сидели мы, тесно прижавшись друг к другу и к тёплым старым кирпичам. Смотрели на звёзды, говорили о любви, ели колбасу...

Мы оба очень трепетно относились к нашему чувству и тщательно оберегали его от чужих равнодушных взоров. Мы хотели сохранить свою Тайну... Синтия поступала так из соображений дворцового этикета, я же не желал огорчать свою милую верную Мурку. Поэтому мы встречались тайно. Синтия приглашала меня в свою комнату только тогда, когда была уверена, что никто нас не увидит. Тем не менее, мне удалось всё же попасться на глаза своей матери. Как я и думал, материнское сердце узнало меня в ту же секунду. Через двадцать минут я был уже расколдован и рассказывал печальную повесть своих злоключений. Синтия недоуменно мурлыкала в углу не в силах понять волшебного превращения, случившегося с её милым другом.