Бусины чёток с лёгким звуком соударялись друг с другом, перебираемые сухими, узловатыми пальцами верховного жреца. Худой и костлявый, с лысой головой, похожий скорее на высохшую мумию, чем на человека, он недвижно сидел на жертвенном камне. Глаза его были полуприкрыты и являли взору смотрящих на него просителей лишь подёрнутые желтизной белки.

Мастер боя Конкракоч и мастер знаний Макуар смиренно ожидали ответа на свой запрос. Они даже дышать старались бесшумно, чтобы не заглушить стук соприкасающихся друг с другом бусин. Именно по ним, по этим звукам и вибрациям, жрец считывал волю, диктуемую богами, с которыми общался, входя в транс.

Так продолжалось уже несколько часов.

У Конкракоча с непривычки уже стали ныть колени, на которых он стоял в позе просителя. Макуар же был более привычен к подобному времяпровождению, в силу своего положения, однако, возраст давал о себе знать. Поэтому он стал незаметно раскачиваться всем телом, пытаясь найти более удобное положение для своих коленей.

Крупные капли пота обильной росой покрывали лица обоих, как, впрочем, и тела. Мастер боя подумал, что его тогу впору уже выжимать, так она напиталась.

В зале, где происходил приём было жарковато. Горячему летнему полудню аккомпанировал Вечный Очаг, негасимый огонь, горевший посреди зала на особой площадке, огороженной полированными прозрачными камнями. На нём сжигали сердца принесенных в жертву.

Макуар как–то неудачно качнулся и стал терять равновесие, что грозило перерасти в падение, но Конкракоч быстро подхватил его левой рукой, предотвращая, казалось, неизбежное. И в этот же момент Верховный жрец открыл глаза.

Мастер боя и мастер знаний замерли в ожидании огласки неоспоримой воли богов. Согласно ей вместо ответа на запрос можно было оказаться на жертвенном камне, который сейчас грел авторитетный старец своим костлявым задом. И не поспоришь!..

– Боги очень неохотно общались со мной, – начал говорить верховный жрец, шамкая беззубым ртом (обряд посвящения в высшие иерархи включал в себя прилюдную процедуру вырывания всех зубов представителем касты неприкасаемых).

– Боги, – продолжал жрец, – с большой неохотой, но согласились удовлетворить ваш запрос.

Одновременно из мощной, развитой груди Конкракоча и тщедушной Макуара в унисон вырвались вздохи облегчения.

Было от чего.

Боги в последнее время проявляли явную неблагосклонность к почитавшему их народу. То засуху нашлют, то саранчу, а в прошлом году вспороли ночное небо огненным ножом, и все ждали, когда с небес низвергнутся кровавые дожди. С неба кровь так и не пролилась, но с недавнего времени она стала обильно проливаться на земле.

О чужаках-вторженцах, прибывших, как утверждалось, из–за небесных вод, сезонов десять ходили смутные слухи, один ужасней другого. Говорили, что они прибыли на огромных крыланах по воде, осели на побережьях огнедышащих скал, сторожащих окраины мира, и совершали там такие массовые жертвоприношения – заклания обитавших там аборигенов, что зародились опасения, как бы тамошние боги не стали сильнее здешних. Такое уже бывало в прежние времена, когда набравшиеся сил боги тех же огнедышащих скал сподвигли свои островные народы объединиться и предпринимать набеги-нашествия на Большую Землю. Последнее, произошедшее три-четыре поколения назад, было столь опустошительным, что некоторые разрушенные города оказалось некому восстанавливать. Они так и остались лежать в руинах и сейчас использовались как каменоломни.

Тогда Царство смогло отбиться и уничтожить практически всех вторгнувшихся островитян, впервые использовав Химеру, оставшуюся в наследство от практикующего магию народа, ушедшего за Грань. Химеру они оставили сторожить вход, ведущий за Грань, от проникновения людей; до тех пор, пока он полностью не закроется.

Про так называемых загранщиков уже мало кто помнил, кроме, может быть, жречества, которое и возникло на основе изучения их наследия. В целом же, о них знали, что они умели творить настоящие чудеса, соединять несоединимое, жили в раз пять дольше людей, и в их языке каждому слову соответствовало одно-единственное значение.

Способность загранщиков совершать чудеса и соединять несоединимое подтверждалось присутствием Химеры, существа, по сути, неживого, но в которое, по надобности, можно было вложить жизнь и разум.

Нынешние вторженцы, перенесённые с Огненных скал крыланами, высадились на побережье одной из отдалённых провинций и своими поступками давали понять, что прибыли с намерением завоевать эту страну навсегда.

Гонцы сообщили, что дружина наместника провинции и собранное им ополчение были разгромлены в скоротечной битве. Сам наместник сложил в ней голову. Столица провинции была взята приступом, разграблена и предана огню. Пленённых жрецов вторженцы заставили бегать по раскалённым углям до тех пор, пока они не падали, чтобы заживо в этих же углях запечься.

Сдавшимся на милость победителей воинам, которых было несколько тысяч против пары сотен вторженцев, отрубили кисти рук. Тех, кто выжил, стали использовать как вьючный скот. Об этом поведал умудрившийся сбежать от них пленник. Он также рассказывал о том, что вторженцы используют для боя не могущих извиваться, прямых, как стебли бамбука, змей. Их чем-то насильно кормили – забивали им эту пищу в глотку палками, а затем, прижигая им хвосты тлеющими верёвками, провоцировали у них огненную рвоту. Горе было тому человеку, который оказывался на пути этой отрыжки даже на расстоянии в несколько десятков шагов. Он падал на землю либо уже мёртвым, либо сильно израненым угодившими в него змеиными зубами.

Ещё беглец рассказывал, что у вторженцев было тоже нечто вроде химер, с которыми некоторые из них вступали в совокупную связь, становясь единым целым, выше любого самого рослого человека и несоразмерно сильнее и быстре. Перемещаясь гораздо стремительней самого быстрого гонца, они разили дружинников наместника очень длинными копьями, которым нечего было противопоставить.

В обычной битве такие длинные копья были бы крайне неудобны, но, в том то и дело, что битва происходила необычным образом. По словам беглеца, громоподобные отрыжки змей сразу, в самом начале сражения, выкашивали боевые порядки атакующих дружинников и ополченцев, а химеры вторженцев врывались в образовавшиеся в строю бреши, и их никто, никах, никаким героизмом не мог остановить на пути к обречённому наместнику-предводителю. После его убийства у всех на глазах, и после того, как безжизненное тело подняли вверх на копьях для всеобщего обозрения, войско превратилось в охваченную паникой, спасающуюся бегством толпу.

Потери сторон были около тысячи дружинников и ополченцев против нескольких вторженцев, в том числе и одной из химер, которая, когда её поразили, распалась на мёртвого человека и существо, похожее на огромного, сбросившего рога, оленя.

Далее пошли слухи, что к вторженцам стали приходить на поклон делегации данников Царства. Вырисовывалась мрачная перспектива: немногочисленная группа врагов, обрастая союзниками из переметнувшихся на их сторону данников, и растущая, словно катящийся с горы снежный ком, может двинуться на столицу и положить конец истории Царства.

Такого исхода никак допускать было нельзя.

Царь срочно издал указ, разрешающий использовать в войне смазанные ядом наконечники стрел, дротиков и копий, что доселе считалось недостойным для настоящего воина.

Мера эта была крайняя, но явно недостаточная.

Начать хотя бы с того, где взять столько ядов? Сколько знахарей потребуется разыскать, чтобы обязать их изготавливать яды в необходимых для царской армии количествах? Как хранить и распределять произведённые яды? К тому времени, когда эти вопросы будут решены, вторженцы уже успеют покончить с Царством.

Требовалось более скорое, радикальное решение.

Возродить Химеру из спячки было гораздо проще, чем проводить мероприятия по снабжению войск ядами для смазывания наконечников. Вначале нужно было поместить её обезвоженную мумию в воду, а затем, когда она начнёт дышать, пуская пузыри, выкармливать молоком кормилиц до тех пор, пока ей не захочется плоти. Этот момент и нужно будет уловить, чтобы заложить в неё нужное сознание.

По этой причине мастер боя Конкракоч вместе с мастером знаний Макуаром и ожидали, когда Верховный жрец объявит окончательную волю богов, дающую им доступ в ледяные гробницы. Дело теперь оставалось лишь за оговорками.

– Боги разрешают вам войти в ледяные гробницы и взять требуемое, но выбор у вас только из женщин.

Конкракоч едва сдержался, чтобы не выругаться. Боги хотят проучить свой народ, погубив его!

Он покосился на Макуара. У того тиком дёргало левый глаз.

– Идите и выбирайте! – закончил жрец.

Мастер боя и мастер знаний, пятясь, не вставая с колен, выползли прочь из святилища. На выходе их приняли жрецы среднего ранга, и один из них протянул Конкракочу охранный кипу (бронзовое кольцо с разноцветными шнурами, на которых навязаны узлы различных конфигураций).

Ледяные гробницы располагались в леднике, находившемся на расстоянии дня пути от святилища.

 

***

– А это кто? – спросил Конкракоч, останавливаясь возле очередной вырубленной во льду ниши, в которой лежало перемёрзшее в лёд мёртвое тело.

Он ёжился от непривычного для жителя равнины холода, несмотря на то что на нём было наверчено несколько шерстяных плащей, а ноги были обмотаны шарфами и обуты в войлочные сапоги.

Макуар посмотрел на опознавательные знаки, выбитые на отполированном льду возле ниши, и ощупал один из шнурков на кипу, выданном ему до того хранителем гробниц.

– Это, – сказал он, – принцесса Шиумани. Знатная была интриганка. Умерла от последствий вытравливания плода, который нагуляла с низкородным красавцем. Что, кстати, случалось с ней ни один раз.

– Это всё там так и навязано? – перебил его мастер боя, косясь на кипу.

В его голосе звучало удивление.

– О, нет, – ответил мастер знаний Макуар. – на шнурке только имя, время упокоения и номер ниши. Просто я знаю о ней.

– Не подходит, – сделал заключение мастер боя. – Нам не похотливая интриганка нужна, а какая-нибудь жестокая и, желательно, бешенная.

– Может жрица подойдёт? Здесь есть жрицы, которые собственноручно вскрывали грудные клетки обречённым и вырывали сердца на жертвенных камнях, – поинтересовался Макуар.

– Жрица тоже не подходит, – отверг предложение мастера знаний Конкракоч. – Она по сути своей – не убийца, а лишь исполнительница ритуального действа, которого требует воля богов.

– Тогда, может быть, подойдёт жена управителя царскими амбарами, предшественника нынешнего величества?

– И чем она отличилась? – спросил Конкракоч.

– Её подозревали в отравлении нескольких десятков людей – соперниц, перешедших ей дорогу, мужчин низкого происхождения, с которыми вступала в интимные отношения и просто не угодивших ей служанок, – сообщил мастер знаний.

– Отравительница не подходит, – резюмировал мастер боя. – Травить – это слишком по-женски. Нужна не просто убийца, но убийца с мужественными задатками, боевой, так сказать, мясник...

– Так что же вы сразу не сказали, кто вам конкретно нужен?! – перебил его Макуар. – Мы бы сразу пошли к ней, а не мёрзли в этих ледяных тоннелях.

– К кому? – навострил заиндевевшие уши Конкракоч.

– К даме Иккуканари, – ответил мастер знаний. – К той, которая во время битвы с боримпучами, в тот момент, когда наши воины дрогнули и побежали, выхватила из рук одного из бегущих боевую дубину и побежала, размахивая ей, навстречу врагам. Ошеломлённые её поступком воины устыдились своей трусости, забыли свой страх, прекратили бегство, повернули назад и опрокинули ряды уже предвкушавшего скорую победу врага.

– Битва с боримпучами? – спросил Конкракоч с явно прозвучавшей в голосе неуверенностью. – Что-то я не припомню такой. Хотя, я ещё не родился, когда княжество боримпучей присоединили к Царству. Но я ничего не слышал о даме Иккуканари.

– Как и не слышали, что как-то в былое время наши доблестные воины улепётывали с поля боя, словно кролики и мастера боя не смогли прекратить их бегство, а какая–то женщина и прекратила его и возглавила контратаку, посрамив тем мастеров боя, – подначил его Макуар.

– Ну, на то вы и мастера знаний, чтобы знать то, что позабыто другими, – вывернулся из неловкой ситуации Конкракоч. – Откуда, кстати, она взялась, в битве?

– Была походной наложницей у командующего. – Услышал он в ответ.

Мастер боя обескураженно сглотнул, промолчав.

– Кстати, имя этого командующего... Вы удивитесь... – продолжал загонять его в эмоциональный угол мастер знаний.

– А как насчёт необходимых нам качеств? – вновь вывернулся Конкракоч, перебивая.

– О, вам понравится, – отвечал Макуар. – Она собственноручно размозжила своей дубиной то ли пять, то ли шесть вражеских голов, пока сама не пала в бою. Своей жертвой она обеспечила победу.

– Надеюсь она погибла не от ранения в голову? – поспешно, с тревожными нотками в голосе, спросил мастер боя. – Если ей проломили череп – не годится.

– Мне и самому интересно узнать, – ответил Макуар, ощупывая узлы на шнурах кипу в поисках нужного. – Таких подробностей в моей памяти нет... Вот! – азартно провозгласил он, нащупав нужные узелки. – Нашёл, где она лежит! Далековато отсюда, но идёмте!

 

***

– Где я? Что со мной? – проскрипела мандибулами Химера, похожая на гигантскую сороконожку.

Она была огромна: высотой в добрую половину человеческого роста и шагов пятьдесят в длину. Конкракоч, стоящий в отдалении, удовлетворённо хмыкнул. Мозг дамы Иккуканари, вложенный в голову Химеры, прижился. Она закончила свою жизнь, поражённая стрелами в горло и грудь, и потому этот орган сохранился в целости и сохранности.

Химера с сознанием героической дамы очнулась и теперь дело оставалось за малым.

Навстречу ей выступил мастер знаний Макуар. Длинные, суставчатые усы многоножки потянулись к нему. Мастер знаний ловко словил один рукой и аккуратно обвил его вокруг своей шеи и быстро-быстро зашептал текст с необходимой для Химеры информацией.

У неё отсутствовали органы слуха, но она чутко воспринимала вибрации. Она некоторое время впитывала в себя дрожь голосовых связок, исходящую из горла, и в конце концов обвилась вокруг Макуара, стремясь уловить все вибрации его тела. Тот уже успел ввести себя в транс и, совершенно не отвлекаясь на происходящее, продолжал нашёптывать текст. Глаза были полузакрыты. Тело не двигалось.

В его шёпоте было всё: ответы на её вопросы: « Что с ней?» и «Где она?»; сколько времени прошло с её гибели; повествование о том, что на родину напали жестокие враги с ручными змеями, с рыком извергающими огонь и смерть и могущими создавать собственных химер; что их не могут одолеть царские войска и что благодарные даме Иккуканари потомки молят её о помощи, чтобы она помогла расправиться с этими вторженцами, чьё присутствие на родной земле не предвещает ей ничего хорошего. И, самое главное, они все состоят из вкуснейшего мяса.

– Где они? – проскрипела сороконожка–Иккуканари. – Кто мне расскажет, где их отыскать?

– Я расскажу! – закричал мастер боя Конкракоч.

Он сделал несколько прыжков, на месте хлопая в ладоши, обращая на себя внимание создаваемыми хлопками вибрациями, и побежал навстречу Химере, у которой оставался свободным один ус.

 

***

– Здесь пролегает полоса песков в несколько лиг шириной, а за ней начинается возделываемая равнина, и открывается путь прямо на столицу Царства, – командор гун Торкаб склонился над развернутой картой, нарисованной на материале, одновременно похожем и на крупноволокнистую ткань и на бумагу.

Карту предоставили в дар купцы одного из народцев, перешедших на их сторону. В этом дикарском царстве, по–видимому, не всех устраивал существующий порядок вещей.

Командир кавалерии гун Окаб и командир аркебузиров гун Энгеркаб молчали, ожидая, что дальше скажет предводитель.

– Если до сих пор мы громили толпы дикарей, прикидывающихся воинами, – заговорил он, – и обрели множество союзников из угнетаемых местным царьком туземцев, то я полагаю, что нам нужно продолжать действовать в той же манере – безжалостно и жестоко. Другого обращения они попросту не поймут. Вы тоже так думаете, святой отец?

Вопрос был адресован походному священнику в сане монаха, святому отцу Андакабу, стоявшему чуть поодаль, за спинами благородных гунов.

Тот вздохнул и произнёс:

– В «Писании» сказано, что антигосподь отделился от Господа с паствою своей. Судя по тому, что я наблюдаю, паства антигосподня она не только та, что обреталась среди благочестинных верующих в былые времена года и была уничтожена воинами веры, но обретается в изобилии и здесь, на Новой Земле. Пока дикари не обращены к лику истинного господа нашего, они являются паствой антигоспода и жестокость по отношению к ним полностью оправдана и им во благо. Пусть антигосподь убоится через страдания паствы своей силы господней и покинет её.

– Примкнувшие к нам дикари говорят о каком–то мистическом существе, которое оставили после себя обитавшие здесь в давние времена нелюди, – сказал гун Окаб.

– Боитесь, что ваших лошадей невзначай напугает? – подначил его гун Энгеркаб. Если что, мы эту нечисть пушкой1

– Кстати, – сказал командор, – пушка нам весьма понадобится, когда мы подойдём к столице. Дикари, я полагаю, не намереваются сдавать её без боя. Каково состояние орудия?

– Орудие в хорошем состоянии, командор, – отрапортовал командир аркебузиров. – Бережём для генерального сражения. Пока её не задействовали – обходились лишь огнём из аркебуз.

– Вот, до поры до времени и обходитесь только аркебузами, – приказал командор. – Как только дикари к ним попривыкнут и начнут смелеть, пушечная канонада явится для них большим сюрпризом. Тактика, что применялась в боях с дикарями на островах, вполне применима и для здешних баталий.

Все согласно закивали.

– Что ж, господа, – резюмировал гун Торкаб, сворачивая карту. – Нам следует продолжать поход. За пару дней, полагаю, мы пройдём эту пустыню и дикарская столица с её богатствами станет нашей.

Маленькая армия из двухсот человек, сорока лошадей и трех сотен носильщиков из пленных с отрубленными руками, двинулась вперёд по песчаным дюнам.

Они пробыли в пути уже несколько часов, когда командору почудилось какое-то движение в песках. Он даже привстал в седле, чтобы получше разглядеть, что это там привлекло его внимание.

Что это могло быть? Змея? Ящерица? Варан?

Командор не видел ничего – только песок блестел под лучами солнца.

Хотя, нет!.. Песок в отдалении шевелился так, будто под ним перемещалось что-то очень большое и длинное.

Оно приближалось!

Внезапно под ним нервно загарцевала лошадь и, испуганно заржав, взбрыкнула, а затем встала на дыбы.

Гун Торкаб, не ожидавший такого оборота, вылетел из седла и, совершив в воздухе неграциозный кульбит, грохнулся оземь плашмя, лицом вниз. Если бы не песок – расшибся бы знатно. Вытряхивая песок из ноздрей и приподымаясь на руках, командор вдруг осознал, что он смотрит прямо в тысячи тысяч фасет двух огромных выпуклых глаз, в которых зеркально отражались тысяча тысяч его лиц.

Завороженный этим зрелищем командор так и застыл на месте.

Он услышал какой-то скрипящий звук, который показался ему знакомым.

Затем резкая боль пронзила всё его естество и, прежде чем кануть в благостное небытие, он понял смысл услышанного звука. Командор уже немного понимал дикарский язык, и этот скрипящий звук выплеснулся в его угасавшее сознание словосмыслом – «Враг!»

Один за другим люди и лошади исчезали в разверзающихся под их ногами песках.

 

***

 

– Никто из вторженцев не уцелел? – спросил Конкракоч.

– Если только не отрастили крылья, чтоб улететь, – ответил Макуар.

– Жаль. Надо было бы допросить хоть кого-то из них. Их крыланы всё ещё на нашем берегу, и их нужно уничтожить. Пленные бы нам и поведали, как к ним, с какой стороны, подступиться. А так придётся действовать наобум.

– Действовать? – переспросил Макуар.

– Войско выступает на рассвете, – ответил мастер боя. Чтобы застать врагов врасплох, надо до них добраться раньше, чем до них доберутся слухи о песчаном побоище. Тем не менее мы готовы не считаться с потерями.

– Боги вам в помощь! – напутствовал его мастер знаний. – Нам-то будет проще, чем вам.

– Это отчего же? – удивился Конкракоч.

– Вам предстоит воевать с порождениями неведомого мира, с чужими, а нам предстоит отлавливать и обуздывать хоть и чудовище, но чудовище своё, родное, – ответил Макуар.