В роскошный кабинет зашёл секретарь. И выпучил глаза. И все листочки из его рук посыпались на пол.

Нет, он, конечно, знал, что владелец тридцати мусоросжигательных заводов — мужик что надо. Но настолько?

— Чего такое? — с усталостью в голосе спросил директор. И вновь уткнулся носом в тарелку: там лежал сырой ломоть курицы.

— Эээ, Валентин Петрович, у вас через пятнадцать минут назначено собрание с руководителями отделов. — секретарь с ужасом глядел, как начальник, чавкая, пытается разжевать особо жёсткий кусок. При этом у него был такой несчастный и обиженный вид, будто птица испортила ему жизнь.

— Да-да, спасибо. Всё? — буркнул предприниматель. Мельком сверился с часами, нахмурил брови.

— Ещё две встречи поздно вечером, но все в офисе. — секретарь помялся на месте, раздумывая, задать ли один очень острый вопрос. И всё-таки рискнул. — Валентин Петрович, а вы разве не веган?

— Веган. А что? — начальник промокнул губы салфеткой. — Нет, ну ты можешь себе представить? Захожу в свою пекарню, покупаю пирожок с капустой — а они дают мне сущую гадость. Это даже жевать невозможно! Надо завезти к ним моих грузных ребят, будут знать, как всучивать верным покупателям непропечённое тесто!!! — ноздри Валентина Петровича раздувались, как кузнечные мехи. Закончив свой монолог, он с тяжким вздохом вновь вгрызся в сырое филе, безутешно пытаясь запить его жасминовым чаем.

Сбитый с толку секретарь проморгался, почесал нос. Картинка не менялась, а запах мяса всё также улавливался. Определённо, это у директора не все были дома. Вот как только это донести?

— Но... Валентин Петрович... Вы едите курицу. Да ещё и сырую... — секретарь упал в пол, как бы за драгоценными бумажками, но на самом деле — подальше от поля зрения начальника. Так он и ползал по заморскому элитному ковру, медленно-медленно собирая бесконечные листы, пока Валентин Петрович боролся с реальностью.

— Что?

Начальник вышел костяком. Ростом под два метра, на каждом плече спокойно уселась бы дама. Имел несколько татуировок, самую большую — на спине с изображением европейского дракона. Любил поесть, но не забывал про активности — так что мышцы у него выпирали будь здоров. Даже с этой его духовной веганской диетой.

В общем, секретарь изрядно удивился тому, как его батюшка-громила бледнеет и дрожит, близкий к обмороку. Директор бы наверняка шмякнулся: сыграло смущение. Как-никак для рядового помощника Валентин Петрович должен быть не иначе, как богом.

Смертельную бледность на его лице сменило зелёное отвращение. Затем зарумянились точёные скулы — уже от стыда и позора. После Валентин Петрович рассердился на остатки курицы: раскрыл окно и одним движением избавился от обеда. В ответ послышалась возмущённая ругань — говорят, оскорблённое филе нашло нового дегустатора.

— Так, дружочек мой, ты ничего не видел. Понятно? — зловеще прошептал директор и пригубил чаю. Словно тот мог стереть с языка отчётливый привкус мяса.

Секретарь подпрыгнул с пола, как вышколенная собачонка на команду «Взять!». Горячо закивал и попятился к двери.

— Стоять — вдруг рявкнул руководитель.

— Ммм? — выдохнул подчинённый, сжимая листы.

— Можешь принести с моего холодильника пирожок с капустой? Ты увидишь его, он в коробочке лежит, обвязанной ленточкой. — в голосе Валентина Петровича на секунду промелькнула беспомощность, чем смягчила приказ.

— Конечно! — секретарь тут же исчез.

Начальник дождался, пока тот вернётся. Затем повесил с обратной стороны табличку «Не беспокоить» и закрыл дверь на ключ. Теперь, изолированный по своей воле в кабинете, он был не директором, а просто Валентином — до ручки измождённым предпринимателем-монополистом, примерным семьянином, завидным мужем, вечноработающим отцом и… да ролей было много, и все он не помнил.

Валентин нашарил в ящичке стола капли для глаз, открутил крышку. Задумчиво сверился в компьютере со своим расписанием, удрученно пытаясь найти промежуточек для отдыха. Пока вычислял в уме, чем можно пожертвовать, зазвонил телефон. Он всегда звонил в самый неподходящий момент. Примерно каждые пятнадцать минут.

— Внемлю, — простонал Валентин, пытаясь свободной рукой справиться с каплями.

— Дорогой, ты сегодня будешь к ужину? Моя мама приехала с археологической экспедиции! Представляешь, её команда закончила раньше времени! Она успела как раз к твое… Ты чего там? Алло? Всё в порядке?

— Кхе-кхе-кхе, да, всё шикарно. Лучше не бывает. Просто кхеперхнулся.

— Чем? Серьёзно? О боже, ты так кашляешь! Как же мне тебе помочь?!

— Кхе-кхе-кхе, да капли в глаз попали… в смысле в нос. Прошло через горло. Не в то горло. Кхе-кхе. Не бери в голову, кхе. Мама, говоришь, приехала? — как бы Валентин ни старался держаться, но его мужицкий, грубый голос всё-таки дрогнул.

— Да, она привезла тебе подарок!

— Ты смотрела, что там, кхе-кхе? Оно… кхе… живое? Мне хватило гадюки с её прошлой экспедиции. И чёрной вдовы с позапрошлой. И летучей мыши с позапозапрошлой. В общем, если живое, дорогая, милая моя, солнце моё, луна моей жизни, умоляю теб…

— Я не смотрела ещё! Это же сюрприииз! — обиделась жена. И вздохнула. От лёгкого-лёгкого раздражения.

— Боже-помилуй… — вырвалось у Валентина, и он тут же прикрыл рукой рот.

— Что?

— Ничего-ничего! Луна моя, твоя мама ещё у нас?

— Нет, уехала. Ей нетерпелось вернуться к работе. Хотела ещё созвониться с архитекторами по поводу нашей стройки на берегу моря. Вечером у неё танцы. Она… это… на пилон пошла. Потом сразу борьба…

Валентин уже не слушал. Он писал секретарю, чтобы тот отменил вечерние встречи. Сегодня он позволит себе прийти домой пораньше. Хотя бы потому, что не делал этого уже два года.

Ладно, на самом деле он боялся содержимого коробки. Если оно в этот раз с лапками, усиками, плодится и летает — нужно как можно скорее нейтрализовать возможную опасность.

— Скоро буду, — прервал он речевые излияния жены и положил трубку. Быстро собрался и, оставив веганский пирожок с капустой возле рабочего стола, выпорхнул из офиса.

Дома его ждали. Всегда ждали.

Шесть детей, два сторожевых и два охотничьих пса, четыре полудиких кота и красотка-супруга. Ещё пять коней, три садовника, три горничных, один дворецкий, один повар и три телохранителя-охранника. С некоторых пор к ним добавилась обыкновенная гадюка по кличке «Добрыня», чёрная вдова «Белая», летучая мышь «Ночная бабочка», ужасный листолаз «Лупоглазик», медуза «Львиная грива» (правда львиная грива), сова с алопецией «Пушинка» и енот-полоскун «Нуксолоп».

Стоило Валентину только показаться у ворот, сразу заголосили сторожевые псы. К ним присоединились охранники-богатыри, открывающие двери. А ещё — два особо говорливых коня из ближайшей левады. Самый наглый кот-шатала, увидев хозяина, забрался по брюкам к нему на ручки. И только самый младший ребёнок, тоже гуляющий на улице, не обратил на папу никакого внимания.

Его можно простить. Как-никак он занимался важным делом: ковырялся в грязи, отчего-то укутанный в отцовское одеяло.

Валентин стрелой пронёсся мимо всех, удерживая мурлыкающего оцелота. Оказавшись в стенах родного дома, он скинул ботинки, кота, пиджак и маску преважного начальника. Он бы с удовольствием остался в одних семейниках, но по дому сновали горничные, повар и дворецкий. Если с последним он мог быть собой, то с остальными и подавно. Поползут слухи.

Хозяин дома метнулся в богато обставленную столовую. Там его уже ждали жена, два кота, две дочки и лёгкие веганские блюда на ужин. От запаха свежеприготовленной запеканки с тофу и салата с манго он едва не поперхнулся слюнями.

Идиллию нарушал дворецкий, протягивающий к предпринимателю звенящий телефон. Оказалось, Валентин неправильно прочитал фамилию человека, с которым должен был встретиться, обсудить покупку новой картины. Известный по всему миру искусствовед и художник Беспорядкин славился обидчивым нравом. Дворецкий намекнул, что от Валентина ожидаются красноречивые извинения.

Покончив с семейной беседой и ужином, Валентин сбежал наверх, к себе в домашний кабинет. Помылся, переоделся в пушистый халат и надел любимые тапочки в виде кошачьих лапок.

И наконец заметил на столе загадочную коробку. Чтобы заставить себя остаться в комнате, предпринимателю понадобилась воля.

У подарка лежала записка в форме сердечка. Чем больше хозяин дома углублялся в чтение, тем сильнее сжимал стол и напрягал ноги, так и норовившие развернуться к выходу. Послание гласило: «Я выкопала это в экспедиции, из песков Чёрного моря. Надеюсь, тебе понравится. Хотя бы потому, что я должна была честно отдать это в музей. Тёща».

— Мамочки родные, она выкопала это. Она ещё и украла это. Могу ли я выкинуть коробку, так и не раскрыв? — Валентин схватился за голову и стал бродить по кабинету туда-сюда. — Нет, решительно нет. Она же, богомолья вдова, спросит, как мне. Она же, чёрт побери, будет в следующий раз искать по дому, куда я поставил её подарок… А если не найдёт, то спросит у дочери, и они вместе будут высасывать из трубочек мой мозг, пока я не выдам в ярости, что осмелился оскорбить мать моей жены…

Валентин с хныканьем упал на кресло-качалку. И чуть дёру не дал, когда ему на плечо приземлилась — вернее, свалилась — лысая сипуха.

— Пушинка, ты хоть бы предупреждала, что летишь! Я же постоянно забываю, что ты сова!!!

Птица ухнула, как бы извиняясь. Перепрыгнула на стол, чтобы усесться на коробку с подарком.

— Ты права. Я должен открыть это немедленно. Нюни тут развёл! Видел бы кто меня, чуть ли не плачущего над сюрпризом тёщи… — Валентин вскочил со стула так, что потемнело в глазах. — Я справлюсь! — он опасливо приблизился к коробке, мягко подтолкнул сову сместиться, затаил дыхание и открыл крышку.

Ничего не взорвалось. Не застрекотало. Не заскрипело. Не завизжало. Не квакнуло. Не выпрыгнуло.

Среди пёстрой бумажной обёртки лежал закупоренный глиняный горшочек. Ничем непримечательный, обычный горшочек.

Валентин давно не испытывал такого облегчения. Он дико расхохотался, и, заметив, с каким научным интересом таращится на него сова, в смущении замолчал.

Аккуратно достал подарок, удивившись весомой тяжести. Покрутил в руках, рассматривая под мягким светом настольных ламп. Понюхал — пыль, песок и глина. Потряс, прислушиваясь к звукам внутри — тишина.

Предприниматель опустился на диван. Перевернул горшочек, всё ещё разыскивая подвох. И заметил на дне маленькое пятнышко от земли. Поскрёб ногтем, потёр ладонью и, довольный, отставил посудину на тумбочку.

Встал, включил винтажный патефон. Зажёг по комнате свечки с ароматом ранеток. Перенёс мольберт с незаконченной картиной в середину комнаты, повыдавливал краски, набрал воды и начал рисовать. Искусство всегда помогало ему отвлечься от забот.

Не прошло и пяти минут, как в дверь постучали. Это был дворецкий — прокричал, что Беспорядкин принял извинения и пригласил Валентина на ближайшую выставку современного искусства. Справился, нужно ли принести что-нибудь. После постучала младшая дочь. Наябедничала, что младший братец ловит рыбок в фамильном пруду папиным шёлковым одеялом. Затем поскреблась жена, кокетливо спрашивая, придёт ли к ней ночью муж. И нужно ли ей попозировать для его картины.

К нему приходили и приходили, а, когда поток дверных просителей и доносчиков иссяк, драгоценную тишину нарушил противный трезвон телефона.

С Валентина было довольно. Он вышвырнул трубку в окно. Снова встал за мольберт. Обнаружил, что патефон перестал изливать музыку — это закончилась пластинка. С дымом из ноздрей завёл новую, взял кисточку и стал остервенело накидывать на холст мазки.

В дверь снова поскребли. На этот раз — когтями. Валентин почувствовал, как задёргался глаз. И выбрал стратегию упрямого невнимания. Пусть царапают доски, сколько им всем угодно, он больше не ответит. Как-никак имеет право: уже полночь.

— Ты бы открыл оцелоту всё-таки. Никогда не знаешь, что потом взбредёт хищному зверю в голову. — донёсся из-за спины чуть рокочущий, мурлыкающий голос. Что-то тихонько забренчало.

— Я сам разберусь! — рявкнул Валентин.

— А ещё ты рисуешь не той стороной кисточки. — заметил чужак, чуть растягивающий гласные буквы.

Тут до хозяина дома дошло, что он не один.

Валентин развернулся.

На столе из красного дерева сидел молодой человек и весело болтал длинными ногами. Он махнул рукой, здороваясь. Дзинь-дзинь — это звенели колечки на его пальцах.

— Ой, прошу прощения. Забыл. Мои манеры. — чужак встал и низко поклонился.

Предприниматель настолько обомлел от вычурного вида незнакомца, что позабыл, как невежливо в деловом мире пялиться, не моргая.

А пялиться было на что. Незваный гость словно вышел со сцены рок-концерта. Леопардовую рубашку, заправленную в полосатые штаны, украшал шейный корсет, вышитый каменьями. Длинные рубиновые волосы разметались по плечам, представляя больше беспорядок, чем намеренную укладку. По-девчоночьи хорошенькие черты лица выделяли пурпурные тени под глазами и подкрашенные скулы.

— Я недавно ещё обзавёлся новым перстнем — взгляни, пожалуйста. — молодой человек протянул вперёд ухоженные ладони и поиграл жилистыми пальцами, на каждом из которых сверкало по три печатки. Их звон напомнил хозяину дома колокольчики на шее у холёной коровы.

Когда тишина приобрела оттенки неловкости, молодой человек кашлянул. Валентин вернулся на землю и выставил вперёд кисточку.

— Неужто вы планируете убить меня этим? — заулыбался незваный гость.

— Кто ты? Как здесь появился? Кто тебя нанял? Отвечай! — Предприниматель запрыгал в бойцовской стойке, запнулся о свой пушистый халат и едва удержался на ногах.

Чужак спиной обошёл стол, увеличивая расстояние.

— Я Захариурвашас, европейский джинн. Если уберёшь жуткое орудие убийства, можно будет звать просто Захар.

Сипуха, дремавшая на книге под тёплой лампой, очнулась. И ухнула от восторга: она любила суету. А, заметив, как много блестяшек на незнакомце, стала примеряться, какую бы стащить первой.

Доселе благородный и величественный Захариурвашас, увидев ожившее лысое чучело с инопланетными глазками, издал тонкий девичий визг и отпрыгнул назад. Прямо в открытое нараспашку окно.

Однако он не упал: так и повис в воздухе полулёжа. Отдышался, успокоился, и неизвестные Валентину силы гравитации закинули гостя обратно. Тот выпрямился, отряхнулся от невидимой пыли. И с откровенной брезгливостью воззрел на сову.

Сипуха, оскорблённая таким поведением, продемонстрировала не менее высокое отвращение. Скрип когтей оцелота под дверью добавил всему некую ауру зловещности.

Валентин отчего-то принял презрительный взгляд Захариурвашаса на свой счёт и произнёс:

— Её зовут Пушинка. И перестань так таращиться, можно подумать, никогда не видел птицу без перьев. Между прочим, она умеет выколупывать круглые объекты из лунок. Если ты понимаешь, о чём я. — предприниматель недвусмысленно указал на глаза.

— Прошу прощения за свою грубость. — джинн поклонился птице. А затем обратился к хозяину. — Что ж, мы оба устали. Предлагаю поговорить в более уютной и комфортной обстановке. Может, по какао с маршмеллоу?

— Я похож на человека, который хлебает какао с мурш…маршхеллоу?

Захариурвашас почесал подбородок, изучая грузного мужчину перед собой. Если бы не пушистый пастельный халат и тапочки в виде кошачьих лапок, джинн принял бы Валентина за одного из своих бывших владык: прокуренного и побитого судьбой наркоторговца. Сипуха ухнула, как бы подтверждая мысли незваного гостя. Она думала точно также.

— Ну… да. Добавить перчинки? Будет вкусно. — Джинн показательно покинул безопасное место у стола и прошёл к двери. Впустил заждавшегося оцелота. Тот вошёл, покрутился по комнате и встал на дыбы, и зашипел на джинна.

Захариурвашас с уязвлённым стоном уселся на диван. Вытащил из воздуха поднос с яствами и аккуратно уложил на стеклянный столик.

Валентин сел напротив. Оцелот тут же устроился у него на коленях, одним глазком наблюдая за вновь задремавшей под лампами сипухой.

— Как ты появился у меня в кабинете? — начал допрос предприниматель, пока джинн добавлял в какао щепотку перца.

— Ты потёр мой горшочек. Слышал когда-нибудь легенду о джиннах? Про три желания? — капля какао попала Захариурвашасу на перстни, и он стал вылизывать их. Разумеется, чтобы похвастаться раздвоенным голубым языком.

— Старая карга снова притащила мне живность… Что ж… Почему ты не загорелый, подтянутый араб? Почему у тебя глиняный ночной горшок, а не царская лампа? — сардонически осведомился Валентин.

— Твоя тёща не со зла, она правда не знала. Разве что интуитивно. По поводу остальных вопросов — я западный. У нас другие правила игры. — джинн подал предпринимателю фарфоровую чашечку. По всей комнате разнёсся аромат какао-бобов, кокосового молока, перца и ванили.

Патефон по хотению Захариурвашаса заиграл на флейте. Пламя зажженных ранее свечей окрасилось пурпуром, добавляя всему происходящему толику сказочности. Предприниматель заклевал носом.

Джинн отправил с подноса в рот мятный пряник и пригубил какао. Покивал в такт музыке, томно повздыхал и побренчал пальцами.

— Когда ты исчезнешь? — нарушил его покой Валентин. Он поудобнее устроился в кресле, и приоткрывшийся от движения халат явил миру волосатую грудь. Потревоженный оцелот с возмущённым мявом вновь устроился на коленях хозяина.

Джинн вмиг растерял аппетит и перешёл к делу.

— Когда мы заключим нашу сделку. — пояснил он будничным тоном.

— Какую сделку?

— У тебя есть желание?

— Я не рассказываю никому о своих желаниях. Не сбудутся.

Молодой человек хихикнул, как школьница при виде чего-то очаровательного.

— Со мной сбудутся. В общем, всё просто: ты называешь мне, чего хочет твоя душа, мы заключаем сделку и — вуаля! — ты счастлив, я счастлив.

— Опыт переговоров подсказывает мне, что так не бывает. И зачем мне доверять своё желание тебе? Разве ты толковый исполнитель?

Джинн поперхнулся. Валентин продолжал:

— Какой у тебя опыт работы? Чем ты лучше тысячи других джиннов? Что говорят твои бывшие партнёры? Где они все сейчас? Какие у тебя расценки? Какой график работы? Кто даст гарантии, что ты чётко исполнишь то, что я хочу? Сделаешь тестовое задание?

Захариурвашас поразмыслил, затем ответил:

— Мне больше семи веков. Как ты можешь догадаться, работаю с первого года появления на свет. Мои бывшие владыки закончили свои жизни в основном через смерть, так что я положительно не могу познакомить тебя с ними. Рекомендательных ярлычков мне тоже никто не давал: у западных джиннов нет такой культуры. Единственная гарантия — договор, который мы закрепим подписями. Я не имею права его нарушать, равно как и ты, потому что это невозможно, — джинн пожал плечами.

— Тогда возвращайся в свой горшоч… Откуда у меня второй звенящий телефон! — Валентин разлепил тяжёлые веки и с кряхтением встал. Наглый оцелот держался за халат хозяина, как утопающий за спасательный круг. Предприниматель отскрёб его от себя и метнулся к книжному шкафу.

Тот телефон никогда не звенел без особенной причины.

— Слушаю, — сказал он, вмиг превращаясь в делового начальника.

Джинн наблюдал, как всё больше и больше хмурится Валентин. Получив всю информацию, тот распрощался с доносчиком и выключил трубку. И вздохнул, глянув на время.

— До скорого, Захар. Мне нужно ехать. — Валентин, не заботясь о приличиях, переоделся в костюм прямо при джинне.

Когда предприниматель был в дверях, молодой человек окликнул его.

— А я ведь могу дать тебе то, чего ты сам не можешь себе дать. — прошептал он и театрально покачал головой.

— И чего же?!

— Время.

Валентин хлопнул дверью, оставляя джинна в одиночестве.

Тот вытянулся на диване, поманил к себе растерянного оцелота, устроил его на своих коленях и выключил музыку. Затем, прикрыв глаза, с лукавой ухмылочкой пробубнил старую считалочку «сплю на новом месте, приснись, моя невеста», и, впервые за несколько десятков лет беспамятства, по-настоящему уснул.

Валентин вернулся под восемь утра.

— Вставай, — гаркнул он на храпящего в обнимку с котом джинна.

Захар лениво открыл глаза. Увидев слишком решительный взгляд Валентина, тут же всё понял и, стараясь не тревожить оцелота, осторожно поднялся.

— Что нужно, чтобы заключить с тобой сделку? — измождённо спросил предприниматель. Приглушённый свет в комнате подчёркивал его мешки под глазами. Да, этот человек правда не давал себе продыху от дел.

— Только твоё желание. И подписать договор. — джинн вытащил из кружевного рукава пустой свиток.

Снова сели в кресла у стеклянного столика.

— Кофе, — потребовал Валентин, — и бутерброды с икрой. И рахат-лукум.

Захар выждал, пока предприниматель заморит червячка. Чтобы не выдать своего волнения, джинн занялся печеньками. Как только Валентин расслабился, молодой человек осторожно спросил:

— Чего ты хочешь?

— Хочу в отпуск.

— А что не позволяет отдохнуть без моего вмешательства? — полюбопытствовал джинн, услышав такую незамысловатую мечту.

— Не получается. Стоит оторваться от бизнеса — семья тревожит. Стоит уехать в другую страну — всё равно находятся люди, которым что-то от меня нужно. Всем кажется, что я знаю, как жить их жизнь. Я не жалуюсь, такое впечатление выгодно в деловом мире. Просто я подустал. Понимаешь, вчера я позавтракал сырой курицей своего сотрудника, перепутав её с пирожком. А я веган.

«Подустал» — это мягко сказано. Захар отчётливо понимал. Право же, джинна поистине удивляло с каким стремлением смертные сами запрягают себя в трудовую колею. И им же правда кажется, что иначе быть не может. Джинн тряхнул головой, прогоняя жалостливые мысли.

— Сформулируй своё желание полностью. Я запишу его. — диковинно-лиловые глаза Захара слабо сверкнули.

— Хочу отдохнуть. Чтобы никто меня не тревожил, не узнавал, не дёргал. Чтобы про меня как бы забыли на мгновение, чтобы, когда я вернулся, моя репутация оставалась чистой. — сбивчиво подытожил предприниматель. Голова после бессонной ночи соображала плохо — и он как мог старался точно описать то чувство свободы, что приходило ему лишь во снах.

— Отлично. Подпиши это. — джинн положил на стол перо. И свиток. Изнанкой.

То ли от переутомления, то ли от пьянящей атмосферы волшебства, то ли от чего-то ещё… Валентин впервые в жизни не проверил обе стороны договора.

Он быстро прочитал, что джинн обязуется исполнить его единственное желание, и молча подписал документ.

Молодой человек ловко скатал свиток и спрятал в рукаве. Ему стоило всей выдержки не заплясать на месте.

— А теперь я покину тебя и вернусь, как только определюсь с первым желанием. — уклончиво проворковал Захариурвашас, и в его голосе расцветала слишком приторная слащавость.

Но Валентин не услышал. Он спал крепким сном.

 

Услышать джинна пришлось несколькими днями позже. На мероприятии Беспорядкина.

Полоса неудач началась с самого утра.

Сначала предприниматель надел разные носки, да ещё и наоборот. Затем застрял в лифте своего же офиса, пролил кофе на рубашку и забыл зажжённую сигарету на книге. Пожар не случился только из-за плотного корешка той, но дымило будь здоров.

Когда же пришла пора выезжать на выставку, Валентин обнаружил, что водителя нет: то ли заболел, то ли обнаглел. Времени оставалось мало, и пришлось предпринимателю самому о себе позаботиться. На шоссе ему подвернулся дорожный ловелас, оставивший нехилую царапину на бампере новёхонького авто. Валентин бы вышел и намял хлещу холку, но терпеть не мог опаздывать, так что проглотил ругательства и уехал.

А после… появился Захар.

Предприниматель, весь запыхавшийся и изведённый, зашёл в первый галерейный зал. Несмотря на поздний час, на выставке яблоку негде было упасть. Народ расхаживал весь надушенный, принаряженный, со светскими улыбками, кто-то — с закусками и напитками в руках.

На мраморных стенах висели абстрактные картины. В середине каждого зала стояли скульптуры. Так Валентин чуть не снёс человечка из грубых верёвок и едва не попал в лапы гигантской мозолистой руки из металла.

Художника пришлось поискать: тот отдыхал в обществе кучерявого олигарха и его жены. По совместительству — бывшей любовницы предпринимателя.

Беспорядкин, как обычно одетый в пятнистую рубаху и не менее пятнистые рабочие штаны, сплошь заляпанные, был точно бельмо на глазу.

— Господа и прелестная дама, приветствую вас! Прошу прощения за задержку. Там такие пробки — право же, стоило вывести вертолёт, — вклинился Валентин в их беседу со смешком. Вместо дерзкого тот вышел неловким и нервным. Возможно, потому что предпринимателю пришлось встать слишком близко к бывшей любовнице. Запах её цветочных духов дурманил разум и навевал на неуместную ностальгию. Глаза так и норовили скатиться в очень уж нескромное декольте.

Беспорядкин почесал затылок.

— Да ты каждый раз так говоришь, — подмигнул он. — Будешь шампанское? Скоро вернусь, — сказал художник и оставил Валентина наедине с двумя стервятниками.

— Я слышал, у вас на днях на одном из заводов произошёл взрыв? — обозначил способ убийства кучерявый магнат. Его мелкие водянистые глазки с прищуром так и норовили просверлить в Валентине дыру.

Предприниматель вспомнил, как ему в полночь позвонил исполнительный директор и дрожащим голосом просил приехать.

— У вас толковые исследователи. Однако, ничего серьёзного не произошло. Никто не пострадал, и мы уже проводим восстановительные работы. — ответил Валентин, тщательно скрывая за спокойной и деловитой учтивостью раздражение. — Ваша дама прелестно выглядит в этом рубиновом платье. Вы подбирали? — нанёс ответный удар он.

Зачем же бывшая надела тот самый наряд, что он подарил ей на первом свидании? Неужели её новый хахаль не может позволить себе купить чистый шёлк? Или это толстый намёк? На что?

— К даме можно обращаться напрямую, — ответила она и стрельнула глазами как-то таинственно. — А я слышала, что взорвалась старая техника. Как будете отбиваться от проверок? Говорят, им есть, что искать на ваших заводах.

Благо, Валентину не пришлось отвечать. Подошёл Беспорядкин, протянул старому приятелю бокал и предложил всем посмотреть на его новые картины. Стервятники чуть скривились, недовольные тем, что их добычу отняли. Предприниматель тайно благодарил художника за вмешательство — у него совсем не было сил и желания мериться достоинствами в словесной перепалке, и уж тем более разбираться в паутине секретов бывшей. И вообще на выставку он торопился с особенной целью.

Им с художником нужно было уединиться, чтобы обсудить очередную сделку. И желательно как можно скорее. Девственные, ещё не обложенные налогом деньги, что называется, «жгли карманы».

Показав все картины, (коих было неприлично много) Беспорядкин повёл их в другой зал, с алыми стенами. Валентин уже мысленно проклинал ритуалы вежливости.

— А это инсталляция, которая обошлась мне в несколько пучков нервов, — присвистнул гений и ткнул замаранным в краске пальцем на огромный стеклянный шкаф.

Тот стоял посередине галереи, огороженный аккуратным позолоченным заборчиком. Даже толпы людей не могли полностью скрыть жуткую акулу, томящуюся в формалиновом ящике. Холодный свет оставлял на ней глубокие тени, отчего рыбина казалась живее. Её жуткие пустые глаза глядели в стену, будто там стоял тот, кто лишил её дыхания.

— Настоящая. Но ты не красней так, Валь, она давно и очень мертва. — зашептал художник старому приятелю.

— Сколько стоит? — спросил магнат.

Беспорядкин бросил взгляд на Валентина, достал из кармана блокнот, почесал в затылке, нашёл подходящую страницу и торжественно произнёс:

— Миллиард рублей.

— Мы берём её! — крикнул чуть рокочущий голос за Валентином. Сначала тот узнал диковинные духи с толикой мистерии и цитруса. Когда же обернулся — девчачье лицо с плящущими бесенятами в глазах.

Джинн нарядился в устаревший викторианский смокинг, расшитый бисером, и тут же привлёк к себе внимание округи.

— Мы берём её! — закричал Захар так, что на него уставились абсолютно все в зале. — Она прекрасна! — он чуть ли не пускал слюни.

— А кто вы? — осведомился Беспорядкин, и от неловкости нашарил в кармане малосольный огурец. Он всегда старался занять руки, когда нервничал.

— Ох, он совсем не хочет меня вам представить, сэр Беспорядкин! — джинн обиженно надул губы. А затем, повысив голос, продолжил. — Я Захар, сын Валентина. — джинн потряс глубоко задумавшегося художника за руку. Тот всё ещё зажимал пальцами мокрый огурец, и джинн испачкался, но продолжал улыбаться. Лёгкий гул людских голосов скрыл его тихий брезгливый свист.

Магнат-стервятник хохотнул, бывшая любовница же — прикусила сустав пальца, уже подсчитывая в уме состояние новоприбывшего. Валентин ошарашенно стоял и обрабатывал информацию. Люди рядом поглядывали на цветастую компанию художника, ожидая, что же будет дальше.

— Валь, у тебя разве не трое? — Беспорядкин почесал затылок. — А, впрочем, какая разница. Цифры — лишь абстракция. Возьмёшь рыбу вместо картины? Можешь потом отдать её в какой-нибудь музей, как благотворитель. — он смущённо надкусил огурец, осознав, что произнёс последнюю фразу слишком громко.

— Да, мы возьмём её! — тонко завизжал Захар, и предприниматель уставился на него с раскрытым ртом. От хихиканья двух стервятников к нему всё-таки вернулся дар речи, и он прошипел, обращаясь больше к джинну, чем художнику:

— Друг мой, прости, пожалуйста, мне надо побеседовать со своим отпрыском. Мы скоро вернёмся.

Он загрёб «сына» за грудки, не заботясь о впечатлении, и повёл в самый тёмный и дальний угол помещения.

— Ты что здесь забыл, паршивец?! Какой «сын»?! — зашептал Валентин, едва не переходя на крик. Он почти задыхался — джинн наодеколонился похлеще девицы, впервые вышедшей в свет.

Захар напустил на себя серьёзный вид.

— Исполняю своё первое желание, мой повелитель. Хочу, чтобы ты купил мне ту акулу и поставил её в свой кабинет, раз я там теперь живу. Она напоминает мне моего прошлого владыку.

— О чём ты мелешь? Какое «своё» желание? Какой владыка?! Ты понимаешь вообще, что творишь!? Я теперь не смогу просто взять и отказать Беспорядкину! Надо было так визжать на весь зал?! — Валентин тряс его, как тряпичную куклу. Кольца на пальцах джинна так и звякали, вторя каждому движению.

Захар облизнулся так алчно, что предприниматель от растерянности отпустил его.

Молодой человек достал из рукава свиток и протянул владыке. Валентин быстро прочитал. Джинн перевернул договор другой стороной.

А там же премило значилось, что предприниматель должен исполнить девять желаний джинна, чтобы получить своё единственное.

— Я отказываюсь этому следовать. — запинаясь, произнёс Валентин. Его зрачки сужались и расширялись, как у больного.

— Прошу прощения, мой повелитель, но я вынужден сказать вам, что вы не можете отказаться. Вы подписали этот волшебный документ, и само мироздание не позволит вам пойти на попятную.

— Это сущая бессмыслица. Джинн должен исполнить три желания владыки, а никак не… это. — пролепетал Валентин, и ослабил пуговицы на вороте рубахи.

— Так работают восточные. Но нам, европейским, достаточно отметить, что все желания кратны трём. Главное, чтобы все согласились. А вы, мой повелитель, были вполне «за». — обозначил Захар, и в театральном сочувствии приподнял брови.

Он едва не запевал песенку: всё шло чётко по плану. Джинн хотел одного — довести очередного владыку до ручки, чтобы тот загадал в своём единственном желании избавиться от мучителя. Захар же по праву сможет целый век ничего не делать. Ну ладно, не совсем «ничего»: ему всё-таки придётся пару раз в неделю наведываться в исправительное учреждение для волшебных проводников. Но разве это цена за настоящую свободу от рабства?!

— Знаешь, что? Вертел я твой договор и твоё мироздание. — фыркнул Валентин и разорвал свиток на маленькие кусочки. — Разодетое пугало, отправляйся-ка ты обратно в свой ночной горшок! — предприниматель ушёл к художнику.

Захар покачал головой и сложил свиток, уже выправившийся, в рукав. Людям всегда требовался наглядный пример, чтобы начать расценивать законы мироздания всерьёз.

— Друг мой, прошу прощения за поведение сына. Он пошутил. Мы с ним повздорили пару дней назад, и ему показалось, что будет забавно, если я куплю гнилую акулу, — обратился предприниматель к Беспорядкину, стоящему в одиночестве.

Гений дрожал, глядя в телефон.

— Сегодня ночью сниму коттедж, устрою вечеринку! Ты тоже приходи. Только без младших: я уже попросил Марка пригласить… хм… актёров… — упомянул имя магната он и прикусил губу, что-то обдумывая. Затем не сдержался и поделился, — Да я же теперь могу купить коттедж, зачем просто снимать… Дашь контакт своих архитекторов? Я помню, ты говорил, что строишь где-то дом на берегу. Всегда мечтал жить у моря! Знал бы ты, как я тебе завидовал, когда ты сказал, что начал строиться! Кто бы мог подумать, что ты окажешься так щедр!

— В смысле? — побледнел Валентин.

— Да я про оплату. Ты же раньше никогда не переводил быстро, всегда с задержками. А тут… такая сумма и уже у меня на счету! Полностью! Я без понятия, что на тебя нашло, но назад уже не отдам! — Беспорядкин светился, и предприниматель мельком увидел его банковский счёт. Там красноречиво значилось то, отчего у Валентина встал ком в горле и сердце пропустило удар.

— Когда эту зубастую малышку привезут к нам? — беззаботно осведомился джинн у художника.

— Да хоть сейчас. Она же ваша! Пойду позабочусь об этом. — Беспорядкин ушёл, приплясывая.

Валентин скатился по стенке и схватился за голову. Захар повторил, как если бы они вели какую-то особенную игру.

— Да не горюй ты так. У тебя же ещё полно денег, — утешал джинн, качаясь на кортах, и его викторианский смокинг шелестел об пол.

— Миллиард рублей за гнилую акулу… — почти плакал Валентин, — миллиард рублей… Какого чёрта вообще миллиард, если я писал Беспорядкину, что мне нужно за сто миллионов…

— Он обсчитался, — с иронией ответил Захар. — Перепутал количество нолей. Гуманитарий же, чего ты хочешь? Фу, рассол от его огурца всё ещё остался у меня на печатках… Гадость какая…

 

Второй раз джинн появился, когда Валентин собирал дочь на конкурс красоты. Предприниматель терпеть не мог магазины, но старшая так просила, чтобы он заехал посмотреть с ней новое платье…

Захар потребовал познакомиться с девушкой. Закончилось всё тем, что Валентину пришлось оттаскивать обоих друг от друга: бесстыдники катались по полу элитного магазина. Каждый с криком и ругательством пытался перетянуть на себя ремень из змеиной кожи. Видите ли, он последний шёл по невероятной скидке.

На следующий день журналисты вволю позабавились над заголовками, отчего предприниматель едва не повырывал на голове волосы. Он вновь переговорил (с револьвером в руках) об изменении условий волшебного договора. Джинн сладко показал, что это невозможно. На свитке не оставалось новых надписей, с него ничем не стирались старые.

Третье желание Захара оказалось поистине возмутительным. Валентину пришлось представить джинна обществу как своего внебрачного сына. Дома все разругались, но в конец склонили голову перед несгибаемой волей свихнувшегося предпринимателя. Молились — лишь бы он не начал переписывать на чужака имущество. Валентин тоже молился.

Разумеется, он пытался избавиться от джинна. Даже заставил тёщу забрать горшочек и закопать обратно в том самом месте, где она его раздобыла.

Ничего не вышло: через пару часов Захар вновь появился подле предпринимателя, выплёвывая песок и нехорошие слова.

В четвёртый раз джинн каким-то образом перешёл дорогу крупной мафии, и Валентину пришлось выкупить его за долю в своей компании. К тому времени предприниматель возобновил уроки с духовным наставником и научился дышать так, чтобы успокаивало, — через пакетик.

Пятым хотением Захара снова стали деньги. Он увлёкся скачками и потребовал заплатить магу-шарлатану возле метро, чтобы тот «послал выигрышные токи». Скакун, на которого ставил джинн, пришёл последним.

В шестой раз паршивец заставил Валентина пойти с ним на бачату и танцевать в паре на протяжении месяца.

Седьмое желание прозвучало так «давай мы вместе переоденемся в стюардесс и поработаем на рейсе». Журналисты буквально дрались, чтобы опросить первых пассажиров с того самолёта. Валентин заставил себя не читать новости.

В восьмой раз Захар потребовал свой бизнес. Зарегистрировал компанию «ООО Мечтаймасштабно» и сделался торговцем мечтами. Предпринимателю пришлось нанять тому команду, и он от души старался набрать истинных лодырей — под стать директору.

На последнем же, девятом желании, джинн потребовал невозможного. Он захотел спрыгнуть с парашюта и собрать в банку облака. Разумеется, вместе с Валентином.

Знал ли Захар, что предприниматель панически боится высоты? Он визжал нечеловеческим голосом и едва не кончился от страха, когда они с джинном мягко сели в поле. Захар веселился и обнимал повелителя, мурлыкая ему слова благодарности за такие приключения.

На следующий день он посмел разбудить своего владыку раньше нужного. Затем, чтобы спросить:

— Хочешь ли ты загадать ещё одно желание? Скажем, то, которое обратило бы все твои потери?

Валентин, сполна познавший сделки с двуличными волшебными существами, так резко ответил «нет», что джинн не сумел скрыть досады. Он тогда уединился в горшочке, переваривая очередной поворот судьбы, с которым не собирался мириться. Его долгожданная свобода от рабства откладывалась на неопределённое время.

Захар вернулся к повелителю следующим утром. Предприниматель тогда отметил про себя, как подозрительно тихо в его доме.

— Я всё подготовил. Пройдём со мной. — джинн протянул руку.

Валентин взял её. Они переместились в прелестный благоухающий сад у бирюзовой, журчащей речки. Под массивными дубами стояла мраморная арка. У её ног — деревянная коробка, обвешанная цветами, точно ёлка — гирляндами. Сладко и грустно играла скрипка, и тихий плач вторил ей, точно вышколенный хор.

У предпринимателя засосало под ложечкой. Он пригляделся и не поверил своим глазам: плакали его родные.

— Почему они горюют? — тупо спросил он у Захара.

— Я сфабриковал твою смерть. Теперь ты можешь делать, что хочешь. Стать кем-то другим, например. — джинн закурил трубку и прикрыл глаза от удовольствия.

— Что? Нет!

Валентин бросился к близким. На него смотрели и продолжали плакать. Ему отвечали, с ним вели беседы и продолжали плакать. Он обнимал жену, детей, но те продолжали плакать, отвечая на его ласки.

Они видели и не видели его. Осознавали и не осознавали. Знали, что он жив, и не знали одновременно. Он словно застрял где-то «между».

Предприниматель с кулаками бросился на Захара, в сторонке бренчащего на укулеле. Они покатились по траве.

— Да как ты мог, ишак бухарский! Плёшка тараканья! Козёл кривоногий! Это не то, что я просил! — орал Валентин, раздавая небрежные, но весомые оплеухи. — После всего, что я для тебя сделал!!!

— Хорош! Только не по лицу! Только не по лицу! Ай! Да я же попросил! Всё! Баста! Стоп-слово!

— Хочешь по физиономии? Да? На! Получай! Шмыдень длиннохвостый! На! Чучело с раздачи! Японский городовой, как только меня угораздило заключить с тобой сделку!

Джинн увернулся от новой порции кулаков и тут же переместился на ветви дерева, чтобы предприниматель не достал его. Гневно откинул спутавшиеся волосы, раскрутил свиток и зачитал желание Валентина.

— Слышишь? Я сделал всё так, чтобы каждое твоё условие сработало! «Хочу отдохнуть» — пожалуйста! «Чтобы никто не тревожил, не узнавал, не дёргал» — так точно! «Как бы забыли на мгновение», «репутация оставалась чистой» — прямо с кальки! Чего тебе ещё надо?! Ты свободен, как птичка! Так лети, куда хочешь! — Захар едва не задыхался от возмущения.

— Но это неправильно… — вымолвил предприниматель, отряхиваясь от налипших травинок. — Как же я вернусь к ним? — он потерянно расхаживал взад-вперёд.

Захар мурлыкнул:

— А это уже, мой драгоценный повелитель, будет новое желание… Достаточно потереть мой горшочек…

И растаял, оставив после себя мираж улыбки.