I

Геликоптер приземлился, и перед Фрезом открылась пустыня. Дальше нужно было идти пешком.

Сколько раз он оказывался здесь, а всё же воспринимать гигантское, мало чем заполненное пространство было непривычно ему до сих пор. «На этих землях можно было бы при желании построить ещё один каменный город», — так говорили про пустыню абсолютно все, кого он знал. То есть, многочисленные студенты Фреза и его коллеги. За исключением одного, к дому которого он сейчас направлялся.

Солнце едва пробивалось сквозь пелену облаков, и поэтому Фрез долго вглядывался в однообразную даль равнины, прежде чем его цель обнаружила себя, вспыхнув разноцветными огнями стёкол. Его коллега сам спроектировал и построил свой дом, стены и крыша которого почти целиком состояли из витражей различной формы и окраски. Но несмотря на репутацию пустынника и другие его причуды Фрез твёрдо знал, что на самом деле Атгурин — абсолютно нормальный глорианец, замкнутый, конечно, но и только. Фрез давно уже ездил к нему и понял, что образ жизни Атгурина мало чем отличается от образа жизни многих учёных, проживавших в каменных городах. Просто он целиком поглощён своей работой, а всё остальное едва ли волнует его.

Фрез приложил ладонь к тёплой перламутровой пластине и услышал, как внутри непрозрачных витражей прокатился мелодичный звон. Молчание. Фрез нахмурился и задержал свою руку на перламутре чуть дольше. Кажется, или действительно после того, как отгуляло по дому эхо, он заметил какой-то шум? Но ему не хватило времени, чтобы всерьёз обеспокоиться: тонкие двери распахнулись, и вот уже сам Атгурин, запыхавшийся и слегка возбуждённый, приветствовал его.

Фреза не удивила странность коллеги. «Наверное, он как всегда, потерял счёт времени», — усмехнулся про себя гость и ответил на рукопожатие скорее формально, без претензии на встречную сердечность. Он в который раз не смог удержаться от восхищения тем, каков оказывался дом Атгурина изнутри. Помимо света, спокойно проходившего сквозь разноцветные стекла, на нём отображались многочисленные узоры и рисунки, на разглядывание которых можно было бы потратить целый вечер, а может, и несколько вечеров. Что, впрочем, Фрез никогда не стал бы делать.

И всё-таки кое-что было не на месте. Внушительных размеров К-Мольберт, который Атгурин обычно использовал, когда работал над своими проектами, сейчас лежал в самом центре гостиной, закрывая собой ход в подвал, где находилась кухня. Атгурин увидел вопрос в глазах Фреза, но проигнорировал его и тут же, предложив устроиться поудобнее, принялся расспрашивать своего гостя обо всей жизни университета. Фрез, как всегда, не без удовольствия стал рассказывать про интриги коллег и казусы, случавшиеся периодически с каждым студентом. Однако как бы увлечённо ни говорил Фрез, он видел, что Атгурин думает о чём-то ещё. Оба периодически поглядывали на К-Мольберт: один со смущением, а другой не без любопытства.

— Я, разумеется, не забыл о том, что обещал тебе привезти, — прервал себя Фрез, подумав о том, что скоро нужно прощаться, — Ты не угостишь меня?

— О, точно, — нахмурился Атгурин и ответил, слегка помедлив, — Да, разумеется. Тебе как обычно или со льдом?

— Я бы просто выбрал что-нибудь, — небрежно ответил Фрез.

Атгурин замялся и странно посмотрел на него.

— Что-то случилось? — Фрез наклонился к нему. Он знал, что Атгурин считает его своим единственным другом. — Я же сразу заметил: тебя что-то тревожит.

Атгурин отвернулся, но спина и плечи выдавали сильное напряжение. Фрез понял, что тот решает, довериться ему или нет. Наконец хозяин дома встал и повернулся к нему в пригласительном жесте. И раньше случалось Фрезу видеть коллегу взбудораженным, но никогда это возбуждение не проявлялось с такой экспрессией.

— Лучше я сперва покажу, — ответил на его немой вопрос Атгурин, — Объясню после.

— Как скажешь, — дружелюбно пожал плечами Фрез.

«Вечер становится интересным», — подметил он про себя и направился вслед за Атгурином в сторону К-Мольберта.

***

То, что увидел Фрез, трудно поддавалось логическому объяснению. Когда они спустились на кухню, им открыдлась следующая картина. Между обеденным столом и буфетом прямо из-под плитки, разбивая её, росло цветодрево. Каждая его чёрточка служила отражением красоты, не встречавшейся в повседневном мире — в том мире, где Фрез привык находиться. Это могло показаться абсурдным сном, но ветви, оплетавшие стены кухни, листья и благоухавшие цветы, к которым, преодолев естественный страх, всё-таки прикоснулся Фрез, оказались настоящими. Цветодрево было не менее реальным, чем все те вещи, которые оно стремилось потеснить ради своего роста. Атгурин внимательно следил за реакцией своего друга, явно нервничая. Наверх они поднялись в полном молчании. Сели — тоже.

— Семьдесят лет, — ошеломлённо покачал головой Фрез, глядя прямо перед собой, — Это невозможно.

— И всё же. — ответил Атгурин.

На Глории уже как семьдесят с лишним лет не было ни одного растения.

***

Чуть позже Атгурин рассказал ему, как всё произошло. Он обнаружил крохотный росток несколько дней назад, утром. В прекрасном настроении спустившись на кухню, он чуть не уничтожил его, но вовремя заметил и остановился за шаг до него как вкопанный. Да, из книг, над восстановлением которых он работал каждождневно, Атгурин знал, что это. И это происшествие конечно же взволновало его. Но и заинтересовало не меньше. Он решил наблюдать.

Цветодрево росло удивительно быстро. Уже к вечеру оно превысило уровень стола и на нём, таинственно скрученные, появились первые бутоны. Следующим утром Атгурин проснулся от головокружительного аромата. Он ринулся на кухню и увидел, что цветодрево достигло его роста и пышно расцвело. Когда же Атгурин очутился прямо перед растением, он почувствовал, как в глубине его сердца зарождается незнакомая тяга, мучительная и сладостная одновременно, потому что он тут же осознал, как мало цветодрево зависит от него. Это просто случайность, что оно появилось здесь, в его доме. Но Атгурин признался, что хочет верить, будто бы это — совсем не так.

— Цветодрево, — повторил он, и голос его звучал страстно, а Фрез с изумлением наблюдал за разгорячившимся коллегой, — Вот чего, дружище, мне так давно не хватало.

— Так, — сказал после всего, что он выслушал, Фрез. Настроен он был весьма скептически. — Атгурин.

— Да? — Атгурин впервые заметил, что друг не разделяет его радости и остановился.

— Когда ты собираешься, — Фрез слегка помедлил, прежде чем завершить свою фразу, —что-то предпринять?

— То есть? — нахмурился Атгурин, машинально отступив на полшага.

Фрез скорчил гримасу, означавшую нечто вроде «как бы мне так сказать», а затем постарался выразить свою мысль как можно дружелюбнее.

— Атгурин, мы же взрослые люди. Ты и я учёные, и мы оба, когда учились, посещали историю континентов, не так ли?, — Атгурин нехотя кивнул, — Значит, тебе известно тоже, что и мне. Это хоть и не запрещено, но всё-таки не имеет права на существование. Ты же это помнишь, да?

Атгурин помрачнел, но не ответил.

— Ты ведь знаешь это. — продолжил Фрез тоном, подчёркнуто мягким, — Цветодрево нужно как можно скорее уничтожить. Для твоего же блага.

— Нет! — воскликнул Атгурин и теперь уже по-настоящему отшатнулся от Фреза, как будто тот только что попытался предложить ему совершение убийства, — Да как ты можешь после того, что увидел, так говорить? Уничтожить? Для моего же блага? Да я умру, если с этого цветодрева упадёт хоть один листок, сломается хоть одна веточка. Я же до этих дней не жил, а лишь влачил жалкое, бессмысленное существование. Книги, труды, наука? Один цветок дороже мне всех этих пыльных книг, рассыпающихся в своей ветхости! Скажи мне, зачем я с такой скрупулёзностью изо дня в день восстанавливаю их, сам не зная, для чего и для кого я делаю это? — он замолчал, а Фрез сидел, низко опустив голову и не спешил с ответом. — Разве это не смешно, не странно? — продолжил, чуть тише Атгурин. Он успокоился, но не смог удержаться от укора, — Я показал тебе своё чудо, а ты говоришь мне уничтожить его.

Фрез, за всю эту речь не сказавший ни слова, то хмурился, то поднимал брови. Он искренне пытался, но не мог понять: как за несколько дней его тихий коллега успел превратиться из глорианца, выше всех прочих благ ставившего личную свободу, в кого-то, настолько привязавшегося к другому, чем бы или кем бы оно ни было? Прежде чем он смог что-то сказать в ответ, Фрез долго качал головой и затем обратился к Атугрину так, словно перед ним стоял человек, которого внезапно поразила отвратительная болезнь.

— Подумай, Атгурин, — сказал он, — Ты подумай над тем, что я сказал.

II

Тем же вечером Фрез вернулся в Каменный город, но даже место, которое он не отделял от самого себя, сегодня казалось ему едва знакомым, непонятным образом преобразившимся во что-то ещё. Всю дорогу, пока водитель геликоптера развлекал его привычными байками, Фрез думал об Атгурине, о той странной форме безумия, которая нашла на него.

— И всё же нельзя сомневаться в том, что он говорил абсолютно искренне, — лишь однажды пробормотал Фрез, вглядываясь в тёмное окно, и вдруг обратился к спутнику, который не сильно расстроился, поняв, что его всё это время не слушали, — Как думаешь, Пет, если кто-то сильно заблуждается, но при этом не допускает даже мизерного сомнения в том, что то, что он чувствует, — правильно, возможно ли будет его образумить?

Пет ухмыльнулся и покачал головой.

— Скажите дураку, что он дурак, и на всю жизнь сами окажетесь у него записанным в дураки, — ответил он весело, — Другими словами, пытаться доказать кому-то, что он не прав, бессмысленно. Вы лишь заставите его защищать своё мнение до последнего, вот и всё.

— Есть факты. — не согласился с ним Фрез, — Я всё же склонен считать, что уж факты-то его образумят. — он с досадой вздохнул и откинулся на сиденье, — Давай сегодня без разговоров, а? Как-то я устал, странно. Семестр, вроде бы, только начинается.

— Я понял. Отдыхайте, профессор, — кивнул Пет, и переключил своё внимание на проносившиеся под ними каменные джунгли и горы.

Фрезу вдруг пришло в голову замечательное решение. А что, если он отыщет закон, документально подтверждённую историю или даже и то, и другое, касающееся цветодрев? Тогда Атгурин будет вынужден образумиться и принять единственно верное решение: уничтожить это опасное существо. То, что цветодрево являлось не предметом, а чем-то, обладавшим толикой сознания, Фрез тоже очень хорошо запомнил со времён их студенчества. Это были разумные растения, а всё, что претендует на свободное волеизъявление, помимо самих глорианцев, уже давно считалось подозрительным, а зачастую и незаконным. Он был почти уверен в том, что с лёгкостью отыщет пункт, где есть чёткие рекомендации или даже требования, как следует поступать в такой ситуации. Как-никак, именно благодаря прекрасно разработанному своду правил и предписаний так слаженно функционировало их общество.

И всё же в последующие дни он всё никак не мог выкроить время на то, чтобы как следует взяться за выполнение своей затеи. Едва начиналось утро, Фреза с нетерпением дожидался университет. Студенты искали его внимания, как у занимательного профессора, куратора и кумира, коллеги обращались к нему, как к соратнику в борьбе с кипой ежедневных задач. Вдобавок, и те, и другие видели в нём собеседника, с которым приятно задержаться на несколько минут, отложив срочное дело. А ещё от него требовали непрерывных действий собственные научные исследования, пересмотр лекций и планирование конференции, к которой руководство университета настоятельно рекомендовало ему приготовиться заранее.

Дни летели, и в итоге Фрез так закрутился, что позабыл не только о своих намерениях, но и о самой проблеме. Обычно ведь к Атгурину он ездил редко и всегда по работе. Фрез привозил ему старые, почти рассыпавшиеся фолианты учёных прошлого, которые его коллега восстанавливал, снимая отпечатки исчезнувших или совсем затёртых страниц с помощью специальных, тонко настроенных кисточек. Затем Атгурин переносил отпечатки на К-Мольберт и буквально собирал ветхий труд заново, как мозаику. Благодаря его кропотливому труду университет получал виртуальные копии древних книг, которые можно было материализовать в любом количестве и точно таком же виде, какой имело оригинальное издание. Несмотря на репутацию пустынника Атгурин считался одним из лучших в этом деле, в котором, признаться, специалистов оставалось не так уж и много. Глорианцы всё чаще предпочитали черпать новую информацию, прослушивая записи с миниатюрных пластин, а культура чтения устаревала и готовилась сойти на нет.

Как-то само собой получилось, что Фрез выкинул эту историю из головы, и когда в один из будней принёс собой дурную, но очень быстро разлетевшуюся по всему каменному городу сенсацию, он был потрясён не менее других. Тем более, это дело напрямую касалось университета.

При очень странных обстоятельствах погиб один студент, а на следующий день его сосед, живший в смежной с ним комнате, наложил на себя руки. Сначала прохожие подумали, что юноша решил всего лишь искупаться в искусственном озере, которые в городе встречались на каждом шагу. Однако, когда тело несчастного вытащили из воды, сомнений не возникло: он умышленно решил расстаться с жизнью. «Почему?» — задавала вопрос вся общественность. В городе редко происходило что-то, выходящее за рамки обычных ссор, потому что высшим качеством любого глорианца уже давно была признана добропорядочность. Что же могло сподвигнуть того, перед кем открывалось столько возможностей, таким неприятным образом от них отказаться?

Тут-то и обнаружилось, что у внешне спокойных жителей каменного города припасено несколько скелетов в шкафах. Когда Фрез узнал, что не только у Атгурина в пустыне, но и в домах некоторых горожан вырастали цветодрева, существование которых они по самым различным причинам скрывали, он словно очнулся от дневного сна. Фрез закончил самую важную часть работы и на следующий же день взял отгул. Вооружившись фактами, которые даже не понадобилось искать, он вызвал с утра пораньше Пета. Геликоптер послушно устремился в сторону пустыни, где Атгурин пребывал наедине, возможно, с самым настоящим чудовищем, тем более опасным, что его облик говорил об очаровательной простоте.

— Что-то Вы раньше времени в этот раз, профессор, — Пет, как всегда, сказал это без задней мысли, но Фреза это замечание почему-то смутило.

— Ничего удивительного. Знал бы ты, сколько книг предстоит восстановить к грядущей конференции, спросил бы, почему так поздно, — отшутился Фрез и Пет понимающе кивнул, вспомнив, какую внушительную стопку книг его пассажир прихватил с собой.

— Вы уверены, что сможете донести всё это за один раз, профессор? Ведь идти, насколько я помню, Вам долго, — Пет выбрался из кабины геликоптера, чтобы помочь Фрезу достать ценный груз, — Нет, так нельзя, тем более, это ценные материалы! Плохо, если Вы устанете и споткнётесь, упадёте, а книги пострадают по закону подлости. Говорю же, что могу помочь Вам. И можете не волноваться насчёт геликоптера.

Фрез, во время полёта уже отказавшийся от помощи, ощутил тяжесть книг и задумался ещё вот о чём. А что, если Атгурину требуется помощь? Хватит ли одного Фреза, если вдруг понадобится грубая сила? Его авторитет бесспорно был высок, но нельзя сказать то же о физических данных. Он впервые, кажется, с уважением посмотрел на Пета, который выглядел старше его и не отличался особым умом, однако фигуру имел подтянутую, крепко сбитую.

— Да, ты прав, Пет, мне не дотащить всё это, — сдался Фрез, и водитель с радостью забрал у него книги, — Спасибо.

Уже издали Фрез понял: с домом Атгурина что-то не так. Может, дело всего лишь в пасмурной погоде? Нет. Чем ближе они подходили, тем сильнее становилось беспокойство Фреза. Как-никак, он знал своего коллегу уже очень давно.

— Ого. — Пет искренне изумился, — Он живёт здесь?

— Что-то случилось, — покачал головой Фрез и ускорил шаг.

От дома, переливавшегося всеми красками, сейчас остался лишь остов, окружённой осколками витражей. Но здесь происходило что-то ещё. Землю некоторых местах словно выжгли. И везде, куда не ступал Фрез, обходя обломки и прочий мусор, под ноги ему попадались ветви, листья и высохшие цветы.

— Атгурин! — он наконец-то увидел своего коллегу. Тот лежал на самом краю подвала, сцепив на животе руки. Он страшно похудел. Когда Фрез подошёл ближе, то увидел, что Атгурин не спит. Его потухшие глаза следили за пеной облаков так, словно упирались в однообразную поверхность стены. Не сразу Атгурин заметил своего гостя, а когда он с тем же безразличием, не меняя позы посмотрел на него, Фрезу сделалось не по себе.

— Что случилось? — он опустился рядом, забыв про грязь.

Атгурин вновь посмотрел на небо. Не сразу он заговорил, а когда всё-таки заставил себя это сделать, голос у него был монотонный и настолько тихий, что Фрезу то и дело приходилось наклоняться, чтобы слышать его.

После того, когда Фрез приезжал к нему в гости, Атгурин успел провести ещё несколько счастливых дней. Его привязанность к цветодреву росла всё быстрее. Оно действительно оказалось существом, определённо имеющим толику самосознания. Цветодрево постоянно взаимодействовало с Атгурином. Если оно желало порадовать своего хозяина, то начинало усиленно благоухать и цвести, а как только Атгурин, привлечённый умопомрачительным ароматом, спускался на кухню, оно страстно оплетало его своими ветвями.

Всё началось тогда, когда Атгурин, пересилив своё желание всё время оставаться с цветодревом, попытался вернуться к работе, которой у него уже порядком поднакопилось. Оставленное в одиночестве, цветодрево решило напомнить о себе: сначала Атгурин почувствовал, как благоухание, разносившееся по дому, чрезмерно усилился, а затем за ним последовали испарения, уже ядовитые. Атгурин тогда потерял сознание и страшно испугался. Когда же он бросился на кухню, цветодрево как ни в чём не бывало встречало его: ласково оплело своими ветвями, которые сжали в объятьях Атгурина на этот раз чуть дольше и гораздо сильнее. Он попытался вырваться и сделал это с большим трудом. Тогда он понял каким жестоким может быть это создание.

Когда влюблённость превратилась в страх, а он — в ненависть? Этот переход совершился для Атгурина почти незаметно, так как в последующие дни он был занят попытками победить злонамеренное растение. Когда он в первый раз уничтожил его, то долго плакал, потому что до сих пор видел в этом создании своё счастье. Но на следующий день росток появился снова и на этот раз он изначально был ядовитым. Так и началось длительное противостояние, которое продолжается до сих пор.

— Да, мой друг, ты оказался прав. Ты всегда прав, — заключил свой рассказ Атгурин. Он посмотрел на Фреза с апатичной усталостью прямо в глаза, — Я каждый день вынужден убивать его. Вот что значат все мечты о настоящем счастье.

«Лучше бы ты не становился мечтателем никогда», — подумал Фрез, отвернувшись от него. И увидел, что неподалёку от них замер Пет, всё слышавший. Доброе лицо водителя говорило о жалости.

— Я не так давно слышал об одном глорианце, профессор, — Пет подошёл чуть ближе, — Кажется, он в соседнем городе живёт. Говорят, что он придумал средство, которое помогло ему избавиться от своего цветодрева навсегда.

— Мы обязательно найдём его, — с оживлением воскликнул Фрез и поднялся, отряхивая колени, — Слышишь? Мы найдём его, Атгурин, и привезём тебе.

Он помог ему сесть. Лицо Атгурина выражало беспокойство. Впервые он проявил хоть какие-то эмоции.

— Средство?

— Да. — Фрез взял его за плечи, — Ты сможешь дойти до геликоптера?

Атгурин отрицательно покачал головой.

— Я не могу бросить свой дом. Это всё, что у меня есть. — он призадумался, а затем кивнул больше самому себе, — Я попробую восстановить его, думаю, это мне по силам.

— Хорошо, — улыбнулся Фрез и ободряюще потрепал его по плечу, — Я тоже уверен в этом. Тогда — до следующей встречи. Жди меня со средством и кипой новых материалов.

Когда они прощались, Фрез подумал, что Атгурин уже гораздо бодрее на вид. Он всегда видел в нём только коллегу, но сейчас не смог удержаться и по-дружески обнял страдальца, желая его поддержать. К геликоптеру Фрез шёл в приподнятом настроении, и Пет, державшийся чуть позади, с интересом наблюдал за профессором, открывшимся ему с новой, до этого неизвестной стороны.

Атгурин же, расставшись с гостями, оставил потугу искренне улыбаться и опустился на обломки. Посмотрел туда, где завтра должен был появиться новый росток.

— Навсегда? — тихо переспросил он.

III

Энтузиазм Фреза в этом деле не пропал, но перед тем, как он смог что-то предпринять, ему пришлось спешно заняться группой не самых прилежных студентов. Пет тем временем искал того, кто мог бы подсказать им, где находится тот самый глорианец.

Дело с цветодревами сейчас рассматривал Совет верхоправцев. Одной из тем разговоров среди коллег Фреза, да и всего университета в целом, стало возможное запрещение цветодрев — оказывается, закона против этого растения пока что не было.

Наконец, за несколько дней до конференции, в кабинет Фреза влетел сияющий Пет. Его победоносно поднятая рука сжимала новостную пластину, которую профессор немедленно забрал и приложил к своему уху. Слушая то, что живо рассказывал автор репортажа, Фрез барабанил по столу пальцами не без лёгкого возбуждения.

— Приказываете мне лететь сейчас же? — улыбнулся Пет.

Фрез протянул ему пластину и взглянул на часы. Ещё не было и полудня.

— Заводи геликоптер, только сильно не распространяйся, — он поднялся со своего места и пожал плечами, когда Пет посмотрел на Фреза с непониманием, — Устрою себе короткий день. Неофициальный, конечно.

— Даже так, профессор? — искренне удивился Пет.

— Это ведь связано с работой, а не какая-нибудь там прихоть, — слегка нахмурился Фрез и удивился своему порыву как-то оправдаться перед собственным подчинённым, — Причина не обязательно должна быть личной. Чем скорее мы вернём Атгурина в строй, тем будет лучше для всего университета.

— Я всё понимаю, профессор. — кивнул Пет.

***

Жвер почему-то сразу не понравился Фрезу. Едва увидев этого глорианца, почти старика, он испытал нечто вроде жалостливого отвращения, хотя для подобного чувства, неожиданно сильного, у Фреза, в общем-то, не было никакой причины. Тем не менее, он с привычной любезностью попросил у него прощения за беспокойство и вкратце описал ситуацию, из-за которой они решили обратиться за помощью к нему, Жверу.

Старик оказался химиком старой закалки: во времена его молодости алхимикам ещё разрешалось создавать сильнодействующие яды, одна капля которых могла свалить самого здорового из глорианцев. Отчасти благодаря деятельности института, где проводил свои исследования Жвер, на Глории перестали существовать не только растения, но и прочие живые существа. Когда возникла опасность пострадать самим глорианцам, производство ядов запретили. Жверу оставалось только заняться удобрениями и ворчливо обсуждать былое с парой-тройкой коллег, разделявших его никого не щадившие взгляды.

— И вот, когда, казалось бы, я подумал, что жизнь моя в целом лишилась всякого смысла, — делая огромные паузы, продолжал дребезжать Жвер, рассказывая добрую часть своей биографии, а Фрез размышлял, как повезло оставшемуся в геликоптере Пету, — Появилось оно. Цветодрево.

— Так, — Фреза, оцепеневший от скуки, моментально оживился, — И что же? Вы решили, не откладывая в долгий ящик, уничтожить его?

— Как бы не так, — хрипло рассмеялся старик и вдруг лицо его стало очень серьёзным, почти трагичным, — Сперва я полюбил его больше всего, что когда-либо мне нравилось.

— Вот как, — пробормотал Фрез, — Что же тогда произошло дальше?

Жвер внимательно посмотрел на него. В глазах старика искорками вспыхивало безумие.

— О, я любил его и это — несмотря на всю мою веру в рациональность. Я желал обладать им вечно, один и всецело — несмотря на то, что Законами предписано стремиться к общему благополучию трудом во имя других и поддержанием умеренности в себе. Я хотел, чтобы это навсегда осталось моей сокровенной тайной, источником наслаждения, защитой от внешних бед… — он надолго замолчал, перебирая пальцами полы костюма, и вдруг, заставив Фреза вздрогнуть, повысил голос, ругая кого-то невидимого, — А что, что, скажите мне, я получил? Коварство, и от него же — разбитое сердце! Это создание, такое, на первый взгляд, невинное, стало душить меня — и душить, скажу я Вам, во всех смыслах. Нет, понял я тогда, что зря отступился от идеала, от Разумного, — он отдышался и успокоился, — Тогда я нарушил закон ради того, чтобы уничтожить грозившую мне опасность. И вернул то спокойствие, к которому стремится каждый уважающий себя глорианец.

Фрез понимающе кивнул, но на душе у него было прескверно.

— Вы мудро поступили, а сейчас, возможно, Ваше решение проблемы сможет стать примером и для других. Вы же слышали новости о цветодревах?

— Да, мне уже сообщили. — ответил старик и прибавил не без тщеславия, — И Вы не первый гость из другого города, который прилетел для того, чтобы попросить мой яд.

— Вы помните, как можно изготовить его?

Стариковские губы скривила усмешка.

— Зачем готовить, когда его и так хватит на всех? — он поднялся и с неожиданным проворством заковылял, направляясь в соседнюю комнату, — Вы только подождите минутку.

— Спасибо.

***

Близился вечер, а геликоптер летел к пустыне. Фрез всё никак не мог выкинуть из головы того старика: несмотря на то, что он готов был согласиться с каждым его словом, он не мог думать об этом человеке без чувства отторжения. «Почему же моё мнение настолько предвзято?», — удивлялся себе самому Фрез и не мог найти ответа, который бы его удовлетворил.

Пет насвистывал песенки, решив не беспокоить профессора разговорами, а Фрез, наконец-то отвлёкшись от рефлексии, достал из кармана жёлтый пузырёк. Вот оно, средство для восстановления былого равновесия и жизни, которая всегда устраивала их обоих. Сейчас он протянет Атгурину руку помощи, и всё вернётся на круги своя: Фрез будет изредка навещать этого глорианца — коллегу, который считает его своим единственным другом. Так ведь было всегда и разве здесь мало хорошего? Спокойствие и простота, лучшего нельзя и пожелать. Идеальная жизнь глорианца всегда идёт рука об руку с благоразумием. Фрез, как никто другой, знал это, и почувствовал волну радости, предвкушая, как обрадует Атгурина крохотный пузырёк, который он вот-вот ему передаст.

Фрез бодро пересекал пустыню, когда увиденное заставило его сперва остановиться, а затем — ускорить шаг. Лучи солнца, стремившегося к горизонту, зажгли разноцветную палитру красок, но Фрез с испугом вглядывался в эту красоту: слишком уж много она занимала пространства, словно то был не дом, а целый оазис из обломков стекла. Так оно и оказалось. Изумлённого Фреза встречал искусственный парк, созданный из камня и витражей. И именно здесь он увидел Атгурина, увлечённо исправлявшего одному ему видимые изъяны архитектуры. Заметив Фреза, он оторвался от своего занятия и с искренней радостью направился к нему.

— Ты вернулся! — ласково поприветствовал он друга и тут же ответил на немой вопрос, — Как видишь, даже у меня, «пустынника», может вдруг обнаружиться парочка новостей.

— Вижу, ты воспрял духом, — осторожно улыбнулся Фрез в ответ и пожал протянутую руку, — Что же это за новости?

Однако Атгурин не торопился с ответом. Он таинственно улыбнулся.

— Я должен кое-что закончить, пока солнце не село — нужно, чтобы правильно падал свет. Ты же иди в дом и отдохни немного. Я скоро присоединюсь к тебе и всё расскажу.

— Ладно. — и Фрез, весьма озадаченный, направился в центр парка.

Атгурин почти полностью воспроизвёл структуру разрушенного дома, но когда Фрез оказался внутри, он оторопел. Пол гостиной остался лишь около стен, тогда как всё остальное пространство теперь занимали тонкие колонны и пара винтовых лестниц. А все ярусы, начиная от подвала и до потолка, оплетали зелёные ветви, усыпанные нежными соцветиями. В самом центре жилища Атгурина источало своё великолепное благоухание цветодрево. Величественное и дышавшее жизнью, которую оно хранило в себе.

Фрез на несколько мгновений застыл, вперив взгляд туда, в центр, где широкий ствол вгрызался корнями в серые плиты. Кровь пульсировала у него в висках, а мысли одна за другой проносились, и он не успевал толком вникнуть ни в одну из них. Он вдруг суетливо встрепенулся и посмотрел назад: никого. Фрез был здесь один. И прямо перед ним находилось цветодрево, чья чудовищная красота превратила его коллегу в безумца.

Рука сама потянулась к жёлтому пузырьку, и Фрез неторопливо, будто во сне, вынул крошечную пробку. Ему требовалось сделать лишь пару шагов, пара капель на корни и — готово. Всё просто. Но когда Фрез спускался по лестнице, он с удивлением заметил, что его ноги дрожат. Он остановился на третьей ступени от конца, совсем близко от корней цветодрева. Вдруг стало очень тяжело дышать. Но в том не было вины растения: в душе Фреза разворачивалась неистовая борьба.

Он понимал, что ради блага Атгурина, да и своего тоже, он должен довести начатое до конца и отравить цветодрево, заставив его мигом обратиться в пыль. Однако Фрезу мешала какая-то незнакомая, но бесспорно не эфемерная сила. Это она заставила безвольно опуститься руку, которая держала пузырёк с ядом, это она заставляла сердце колотиться так, что мысли и чувства Фреза окончательно перемешались. Пытаясь вырваться из этого странного состояния, он застонал и, с ненавистью затолкав пробку обратно в горлышко пузырька, поднялся по лестнице и вышел из дома Атгурина. Ни разу не обернувшись, он пошёл назад, через парк, где столкнулся с хозяином, который встретил своего гостя с удивлением.

— Мне пора, — холодно сказал Фрез, и последний раз его глаза встретились с глазами глорианца, который был ему почти что другом, — Рад, что у тебя всё в порядке.

И не прореагировав на вопрос и уговоры остаться, он вернулся в пустыню, оставив искренне недоумевавшего Атгурина в одиночестве. Фрез твёрдо решил, что его нога больше никогда не ступит в это место, превратившееся в пристанище безумия. Атгурин, этот некогда примерный глорианец, теперь потерян как для общества, так, увы, и для него. Фрез это знал, потому что по-другому объяснить увиденное и пережитое он не мог.

IV

Что-то было не так с конференцией на этот раз. Нет-нет, всё вроде бы шло как обычно, а то, что ему с утра до ночи приходилось находиться в университете, было в порядке вещей. Однако Фрезу казалось, что конференция, лекции, общение с гостями и заинтересованными студентами, решение многочисленных проблем и споры с коллегами — всё это — проходило сквозь него, но совершенно не затрагивало ту жизнь, которая разворачивалась у него внутри. Мысли Фреза находились не здесь, а где-то ещё, как бы он ни пытался не направлять их на Атгурина.

Однажды, уже после конференции, к нему постучался Пет.

— Вам сегодня понадобится геликоптер? — поинтересовался он.

Фрез посмотрел на него так, словно не понимал, о чём идёт речь. На самом же деле он прекрасно помнил, что в этот день раньше бы отправился навестить Атгурина.

— Я говорил тебе, что куда-то собираюсь? — спокойно поинтересовался Фрез вместо обычного ответа.

— Но разве не нужно отвезти новую партию материалов? — Пет немного растерялся, — Или я ошибся с датой?

— Ах, да! — Фрез притворился, что понял своего водителя только сейчас, — Ты про реставратора. Надо отправить ему материалы, точно. Сможешь сам отвезти? И выбери того, кто тебе поможет.

— А как же… — «Вы?», хотел добавить Пет, но осёкся, встретившись с холодным взглядом.

— Я не такой уж незанятой человек, чтобы делать то, что не входит в мои обязанности, — медленно ответил Фрез, — Думаю, это должно быть достаточно ясно каждому из моих коллег.

— Я Вас понял, профессор, — кивнул Пет не без удивления, но спрашивать ничего не стал.

Когда его водитель ушёл, Фрез мгновенно переменился в лице и тяжело вздохнул. «Значит, и у меня есть эта пагубная сторона — нерациональность? — с горечью подумал он, глядя в окно, — И правда, зачем же я мотался к Атгурину столько лет, если не хотел, чтобы и он мне был не просто коллегой, но и другом? Единственным, настоящим другом... Да о чём я вообще думаю? Дурак я, самый настоящий дурак! Потому-то я и не спокоен, как прочие глорианцы, и совсем забыл, каково это — ощущать нечто, похожее на счастье. Хорошо однако, что я вовремя заметил эту свою опасную причуду. Значит, теперь нет нужды потворствовать тому, что разрушает мою жизнь и внутреннюю гармонию».

***

Сколько прошло времени с того дня, когда Фрез решил не ездить к Атгурину? Конференция закончилась много недель назад, но ни он, ни его водитель больше тему поездок не поднимали. Однако за всё это время Фрез то и дело слышал что-нибудь о своём коллеге. Отзывы нередко удивляли его. Поговаривали, что Атгурин начал принимать у себя других, причём не только тех, кто интересовался его официальной работой. Глорианцам неожиданно открылась его творческая сторона и сперва коллеги, а затем даже просто их знакомые стали напрашиваться к нему в гости, чтобы своими глазами увидеть искусственный сад и дом талантливого архитектора, внутри которого, как драгоценнейший камень или экспонат жило прирученное и ещё более прекрасное, чем оно было в первые свои дни, цветодрево. Последнее обстоятельство вызывало в душе у Фреза глухое ворчание. Значит, вот он каков, «пустынник». А они, они — все эти гости! Тоже хороши... Потворствуют Атгурину в его безумстве, а то и вовсе потешаются над ним.

Но и это неправда. Потому что когда Фрезу довелось пообщаться с теми, кто побывал у Атгурина, напрямую, он понял, что его коллега и созданное им по-настоящему нравилось глорианцам и говорят они искренне. Фрез также про себя отметил, что Атгурин начал делать успехи в работе, насколько это вообще возможно в реставрации книг.

Вдобавок к этому, Фрез был страшно разочарован тем, как в итоге решилась проблема спонтанно появлявшихся цветодрев. Совет верхоправцев рассмотрел и утвердил новый закон, в котором содержание этих «полуразумных растений» не запрещалось, но глорианец, решивший оставить его, должен был снять с государства ответственность за все последствия такого поступка. Всё, что требовалось от глорианца, это подтвердить свои намерения лично, чтобы его решение было записано на пластину и в несчастном случае у государства не возникло никаких проблем. Тот же, кто просил помощи с уничтожением цветодрева, теперь совершенно законно мог получить яд, которого у Жвера и ещё нескольких таких же, как и он, озлобленных стариков, действительно осталось в достатке. К искренней досаде Фреза многих устраивало такое положение дел.

***

Как-то в дверь его кабинета позвонили, и Фрез, уже начавший готовиться к следующей конференции, мрачно вздохнул: «Входите». Он подумал, что это тот самый нерадивый студент, который сперва, постыдно в кого-то влюбившись, напрочь забыл о том, что он учится, а теперь же ходил за ним, как за заведующим кафедры, целыми днями, потеряв и «любовь всей своей жизни», и стипендию. Фреза он раздражал неимоверно, но он всё-таки занимался организацией его пересдачи, так как не мог ставить кому-либо палки в колёса по причине одной только личной неприязни.

Когда студент вошёл, робко переминаясь с ноги на ногу, Фрез даже не поднял на него глаза. Он сделал вид, что внимательно изучает одну из недавно отреставрированных Атгурином книг, нацепив свои знаменитые скопы.

— Я всё тебе расскажу через несколько дней, — спокойно отрезал он и продолжил заниматься своим делом.

— Здравствуй, Фрез, — тихо ответил Атгурин.

Фрез на секунду замер, а затем, взглянув на Атгурина чуть ли не с испугом, тут же опустил глаза.

— Что ты здесь делаешь? — удивлённо спросил он, но поспешил оправиться, — Да не стой ты в дверях. Проходи, садись.

Атгурин, помедлив, сделал ещё пару шагов, но сесть так и не решился. Он остался почти у самой двери, явно готовый уйти по первой же просьбе.

— В город я приехал по одному делу... По какому, ты, наверное, понял и сам, — сказал Атгурин, будто бы желал оправдаться, — Но, если честно, ещё я очень сильно хотел увидеть тебя, — сказал он после небольшой паузы, и Фрез почувствовал, как начинает дрожать его левая рука, так и оставшаяся лежать на страницах открытой книги, — Я понимаю, что ты в последнее время слишком завален работой и вообще, наверное, неблагодарное это дело — меня навещать. Я это понимаю, — повторил Атгурин. — Вот и подумал, раз уж никак нельзя отказаться от этой поездки в город, почему бы не навестить тебя самому? Если честно, от города мне теперь, кажется, ещё хуже. — пробормотал он, запнувшись, — Но я так рад увидеть тебя... Только ты и впрямь выглядишь так, будто бы страшно устаёшь, дружище.

По мере того, как он слушал Атгурина, говорившего, как всегда, тихо и ласково, но с необычной для него осторожностью, Фрезу всё больше становилось не по себе. Когда его коллега закончил, он наконец-то решился посмотреть на него. Атгурин тепло и несколько растерянно улыбнулся. «Мне стоит уйти?», — вот, о чём говорило его лицо.

И Фрез, который собирался отделаться от реставратора посредством равнодушных вопросов, замешкался. Он, всегда подбиравший нужные слова, как блистательный лектор и душа компании, захотел промолчать. А затем сделал то, чему потом всегда удивлялся, вспоминая, но о чём ни разу не пожалел.

— Я и вправду очень устал, — тихо вздохнул Фрез и улыбнулся Атгурину в ответ. Печальной получилась эта улыбка, но никто бы не усомнился в его искренности в тот момент. Фрез неожиданно для самого себя поднялся, обошёл письменный стол и протянул поражённому Атгурину свою ладонь для рукопожатия, на которое раньше мог лишь нехотя отвечать. — Спасибо, что решил навестить меня... Друг.