Производственная педагогическая практика, назначенная на период с 4.03.2021 по 18.03.2021 в МБДОУ д/с №16 «Светлячок» с. Зыбино, проходила в старшей возрастной группе детей в количестве двенадцати. Практическая работа положительно повлияла на освоение необходимых мне профессиональных навыков, открыла возможности всестороннего познания педагогической деятельности и расширила представления о воспитательном процессе, но гадская свинья!!!…»

 

 

«Фу, какое всё серое, грязное и скользкое», – подумала Лиза и уже не в первый раз. Первый был ещё в городе, но сельская весна вообще что-то с чем-то. Домов мало, природы много, а природа серая, грязная и скользкая. После недели плюса опять минус!

Вокруг детсада – сетка-рабица, и что-то не видать, чтобы где-то отогнута. Придётся шуровать до калитки, а до неё ещё метров сто по грязно-ледяным колдобинам! Говорила мать, не едь в кроссовках, подошва замёрзнет и будешь как на коньках, да и холодно в них в минус. Хотела тёплые носки ей в рюкзак закинуть. «Не трогай мой рюкзак!». В рюкзаке – презентик от Юрчика, перцовый баллончик, пшикалка. Нормальный такой презентик и очень вовремя, село не санаторий, но мать бы сразу поняла, откуда уши торчат, а она эти уши вместе с прилагающимся персонажем терпеть ненавидит. «Что у тебя там звякает? Полный рюкзак мордомазилок? И в кого ты у меня такая дурища. Тебе семнадцать, а не семь, когда ж ты наконец начнёшь смотреть дальше своего тупого носа? Возьми носки, пригодятся!». Пригодились бы. Но не взяла. Околевать начала ещё в электричке, из вагона выпрыгивала уже натуральной ледышкой. На станции сказали, что до садика рукой подать, вот и слушай кого-то после этого… Но ладно уже. Почти пришла. Из-за садиковского угла выглянул малой лет пяти, показал на Лизу снятой рукавичкой и выкрикнул – «там!».

– Сам ты там. А я здесь.

Малой, конечно, не услышал, и это к лучшему. Не он наколотил ледяных ухабов и утащил детский сад на другой край села. Малому, наоборот, спасибо надо сказать. На его выкрик прибежала старшая воспитательница, и всё пошло шустрее, чем могло бы, пусть и на какие-то минуты.

– У тебя даже губы посинели! Бедная девочка. Бедная Лиза, – улыбнулась старшая, как будто что-то вспомнила. Ещё бы. Такой олдухе есть что вспомнить, ей уже лет сорок наверно. – Так. Заведующая на больничном. Вот тебе ключ от моего кабинета, второй этаж, сразу направо, там табличка – Исакова Наталья Львовна. Замок немного заедает, но ничего, разберёшься. За тумбочкой у окна обогреватель. Включай на полную мощность.

– В садике холодно?

– Тепло. Но так отогреешься быстрее. К поварам ещё зайди, они тебе горячего компота нальют. Я подойду через полчаса, прогулка у нас в двенадцать тридцать заканчивается. Ты всё поняла?

– Дда.

– Господи, у тебя зубы стучат. Беги!

Бежать бедная Лиза не решилась (асфальтовая дорожка зияла чёрными ледяными зеркалами), но и тормозить не стала. Открыла кабинет без всяких там заеданий, сразу, даже куртку не скинув, рванула за обогревателем, но глянула в окно и всё-таки застопорилась. За окном была свинья.

Не свинья-свинья, а небольшая такая, симпатичная свинка. Просто как на картинке. Она стояла с той стороны рабицы, снаружи. А по эту сторону все как один, и воспитательницы, и дети выстроились вдоль сетки, уставившись на эту самую свинку.

– Няха, – заценила Лиза, прижала пальцем кончик носа, изображая пятачок, и дружески хрюкнула. Почему-то казалось, что смотрит эта няха не куда-нибудь, а прямо в окно.

«Не запостил – не было!». Но пока доставала айфон, свинка исчезла. Вот просто испарилась и всё. Воспитатели и дети начали разбредаться, а Лиза начала то, о чём мечтала последние три с лишним часа – отогреваться.

Исакова застала практикантку окончательно оттаявшей, сидящей в двух приятных местах одновременно: в телефоне и в офисном кресле. Обласканную обогревателем, уютно обернувшуюся добытой из шкафа шалью.

– Согрелась? Пойдём.

– Куда?

– Работать. Подготовка к обеду. Обед. Сон. Нянечка сегодня на две группы, не конец света, но ощутимо.

Лиза расслабленно потянулась.

– Я вообще-то не согрелась ещё. И так сразу никто не работает. Надо осмотреться и вообще… Где я буду жить?

– Заведующая всё расскажет как выйдет. Денёк-другой поживёшь здесь.

– У вас в кабинете?

– У меня в группе. В групповой комнате.

– Спать на детской кроватке?

– Там есть отличный, практически новый диван. Вставай, пойдём. Вставай-вставай. Ты же хотела осмотреться. Работать не заставлю, раз уж у тебя такой настрой. Просто посмотришь, как да что. Пообедаешь.

Особо присматриваться было не к чему, обычная суета, обычные дети. Но обед был вкусным. И это при том, что свёклу Лиза никогда не любила, да и пшённая каша в любое другое время вряд ли зашла бы.

– Хороший аппетит у хороших работников. Так считали в старину, – задумчиво проговорила Исакова.

– Мм… мугу, – согласилась Лиза. Полный рот не мешал ей поддерживать светскую беседу. – Диеты не моё. Хотя у нас куча народу на диете. Одна не ест сладкое, другая после шести, ещё одна – одну гречку. А толку? Как были свинюшками, так и остались… Кстати. Что там была за свинка?

– Какая свинка?

– Когда вы гуляли. Вы все на неё глазели. А мне показалось, она на меня таращится.

– Сильно напугалась? – Вопрос был задан с таким участием, словно Лизе довелось увидеть по меньшей мере медведя.

– В смысле? А чего там пугаться? Она же лапочка.

Исакова страннела на глазах.

– Это наш бич, Лиза, – заговорила она каким-то особенным голосом. Таким где-нибудь на похоронах говорят. Или на поминках. – Нас терроризирует гигантский дикий кабан. И никто ничего не может сделать. Никто.

– Вас? Ваш садик?

– Наше село. Это наш крест, наш бич…

– Вообще-то бич – это бездомный бухарик, – уточнила Лиза, соскребая ногтем налипшую на ложку пшёнку.

– Ну… – хотела что-то возразить Исакова, но посмотрела на Лизу, на ложку – и передумала. – Ну, наверное.

– И какой ещё гигантский кабан? Маленькая свинка. Как она может кого-то пугать?

– Может… Никто ничего не может сделать… Ваня! Покушал? Спать! – встрепенулась старшая. Покушавший Ваня вылил на недокушавщего соседа его недокушанный подлив. – Лиза, займись Ваней. Иначе нам полгруппы придётся купать. Я не шучу, такое уже было. Пусть укладывается!

Когда уложились наконец-то все, Исакова одолжила Лизе свой ноут («отчёт пиши сразу, не тяни, потом не вспомнишь, что и когда»), но кастелянша принесла тематические флажковые гирлянды к восьмому марта и чехлы на стульчики, и весь тихий час пришлось всё это развешивать, натаскивать и привязывать. Потом подъём-умывание-гимнастика-полдник-аппликации-ужин-игры, потом двух малых долго не забирали, и обоих пришлось успокаивать, хотя второй истерил явно за компанию… Такое, блин, «осматривание» – натуральная пахота! Само собой так получилось или эта Исакова сильно хитромудрая (работать она не заставит, ага), Лиза так и не поняла. Но устала как собака, и когда наконец-то осталась одна – со сторожем вообще-то, но он засел где-то на первом этаже и был не просто стар, а суперстар, так что вроде как и вовсе не существовал – когда наконец-то дозабирали детей и поуходили воспитательницы, Лиза, с айфоном, но без сил, рухнула на тот самый «отличный, практически новый диван». Юрчик офлайн и трубу не берёт, Самарина тоже. Мемчики, мемчики. Котики, котики… Стало клонить в сон.

– Лиза, помоги мне.

Реклама? Новая разводка попрошаек? Видос какой-то сам пошёл?

Поскролила. Кажись, ничего такого…

– Помоги мне. Ты можешь помочь.

– Кто это? Кто здесь? – Лиза подскочила, придвинула рюкзак к самым ногам.

Голос не из мобилы.

Мужской.

Совсем не старый. Нет, это не сторож.

И совсем где-то рядом!

Она не дура и знает, что пшикалку не используют в помещениях. А ещё она не дура и помнит, что выхватывать её надо внезапно. А ещё, именно потому, что не дура, выхватит и использует, если придётся.

– Не бо… Не на… бояться. Если ты… я не… Контакт не…

– Какой, нафиг, контакт? Вали отсюда!

Пшикалка придавала уверенности. Не целый вагон, но маленькую тележку точно. Хорошо, что Юрчик у неё такой продуманный. Плохо, что в первый же вечер такое.

Она простояла с прильнувшим к ногам рюкзаком и лёгкой дрожью в коленках столько, на сколько хватило её испуга. Показалось, что довольно долго. Голос не возвращался. Подумалось вдруг: а чего она так уж испугалась? Голос не угрожал, не был страшным или неприятным, даже наоборот – мягким таким, ботанским… Но очень уж неожиданным. И звучал у самого уха. Или даже… Нет, это дичь какая-то. В общем, звучал прямо тут, хотя она так никого и не увидела. Как это возможно? Может, найти сторожа? Ага. Найти и сказать, что слышала голос!

В итоге лечобой от незнакомого и странного голоса был назаначен не сторож, а голос знакомый и нестранный – удалось дозвониться до Самариной. Лиза долго и подробно рассказывала, как добиралась, как можно иногда и пшёнки навернуть, какие дебилы эти дети (не все, но некоторые, но Ваня!) и какая хитролисая здесь старшая воспитательница. Но про её «свинскую свихнутость» не упомянула. И вообще про свинку не сказала. И про голос тоже. Договорила, отправила «найт!» так и не появившемуся Юрчику – и как провалилась. Без ощущений, без снов. С невыключенным светом…

– Лиза, помоги.

– А?.. Да блин, до начала смены ещё сорок минут! Какого хрена? Кому я должна помочь?

На этот раз страшно не было. Утро. Утром всё совсем по-другому.

– Я за сеткой из металла. Спустись ко мне, Лиза. Если ты подойдёшь, тебе будет легче меня понять. Это особенность вашего вида, зрительный контакт предпочтительней.

– Капец… Твой голос у меня в голове?

– Вчера днём ты меня не боялась. И сейчас не боишься. Прошу тебя, подойди.

– Убирайся из моей головы!

– Я не в твоей голове, Лиза. Я за сеткой из металла. Посмотри.

В окнах отражалась комната, и чтобы хоть что-то увидеть, Лизе пришлось прижаться носом к стеклу («опять пятачок!»). Вчерашняя свинка стояла на вчерашнем месте. Она слегка светилась в утреннем полумраке, как светился бы совсем слабенький ночник.

– Ясно. Я кукухой поехала. Говорю со свиньёй…

– Нет, ты не поняла. Это не так. Тебе будет легче понять, если ты подойдёшь.

– Ладно. Щас…

Обулась-оделась, айфон наготове.

Вблизи свинкино свечение выглядело ярче. Во всём остальном вид у неё был как вчера – няха такая няха.

– Ты, свинкер, как хочешь, а я буду снимать.

– Лиза, я не свинья. Ты просто меня так видишь. – Свинка не открывала рта. Слова, как и показалось поначалу, звучали у Лизы в голове.

– В смысле? Ты мне кажешься?

– Не кажусь. Я не иллюзия. Скорее воплощение, настраивающееся на особенности вашего восприятия. Ты можешь меня коснуться.

– Я поглажу. – Лиза провела ладонью у свинки между ушей. – Ты тёплый!

– И не страшный, ведь так?

– Кому как. Для Исаковой страшный. Она говорит, что ты крест, бич… Короче, кабан. Они все тебя боятся.

– Я знаю, Лиза. Но я не свинья и не кабан. Я существо иного порядка. Создатель обитаемых локусов. Демиург.

– Ой, я такое не запомню. Вот у нас в доме живёт пацан. Он с Бурятии, и все зовут его Цыря, потому что никто его имя запомнить не может. Я, кстати, запомнила – Ни-ма-цы-рен. Но не сразу. Твоё, может, тоже запомню, но потом. Пока давай как-нибудь без вот этого вот. Чтоб имя как имя. Или хотя бы покороче.

– Но демиург не имя.

– Фамилия?

– Нет… Хорошо. Называй меня Дёма.

– Во. Дёму я запомню.

– Хорошо. Спасибо, Лиза. Твоя доброжелательность, твоё расположение мне крайне важны. Это село – мой первый локус. Я создал его…

– Стоп-стоп-стоп. Ты создал село? Как волшебник, что ли?

– Можно сказать и так.

– Фигасе. Так а чё ты тогда сразу в садике не появился, а вместо этого меня гоняешь?

– Я не возникаю на территориях, где спонтанные появления особенно нежелательны. Заборы для этого и существуют, для обозначения таких мест. Заборы, двери. Нельзя не соблюдать элементарных законов и правил, тем более в отношении только что созданного локуса. Он требует особого, бережного отношения.

– Только что созданный? А ничё, что это Зыбино тут уже тучу лет? Дома старые, садик старый.

– По абсолютному времени – только что. По моей личной шкале – совсем недавно. По твоей – вчера. По консолидированной шкале вашего вида оно существует несколько десятков лет.

– Фигасе…

– Это моя первая работа, Лиза. И в неё закралась какая-то ошибка. По неизвестной мне причине обитатели локуса видят меня агрессором, крупным диким животным, и страх блокирует всякую возможность контакта. Другими словами, они бояться меня и поэтому не слышат. Я не могу поговорить с ними как с тобой. А это совершенно необходимо. Через них, через их восприятие должна происходить стабилизация этой местности, а если потребуется, то и коррекция. Для того, чтобы локус был жизнеспособным, мне нужно контактировать как минимум с двумя его представителями.

– Со мной и ещё с кем-то?

– Нет, Лиза. Ты не в счёт. Ты гость. Вероятно, поэтому и видишь меня по-другому. Поэтому и можешь помочь. Убеди их, что я не опасен, что я не принесу им вреда.

– И с чего они поверят мне больше, чем своим глазам?

– Я очень надеюсь на это. Такова ещё одна особенность вашего вида. Разве ты никогда не замечала, что вы кому угодно верите больше, чем своим глазам?

– Да как-то нет… А эти самые представители, ну, которых убеждать, должны быть взрослыми?

– Не обязательно.

– Хм… А знаешь… знаешь, я попробую. Убедю… убежду… в общем, попробую.

– Спасибо, Лиза! Твоя помощь бесценна.

– Бесценна? – Лиза ненадолго замолчала, словно бы что-то вспоминая или подсчитывая. – Вообще-то у всего есть цена. Я тебе не альтистка.

– О чём ты?

– Думал, я не знаю? Есть эгоисты и альтисты. Эгоисты думают о себе, потому что не дураки. Вот и меня не надо за дуру держать. За просто так я ничё делать не буду. Баш на баш, так или никак, по-другому не будет. Захреначь-ка в эту сельскую дыру крутой отель! Такой, чтобы ух! Пять звёзд. И чтоб меня там прям ждали. Мне тут ещё две недели торчать, между прочим.

– Я не могу.

– Почему?

– Ты сама ответила на свой вопрос, Лиза. Потому что это сельская дыра.

– И кто виноват? Ты же сказал, что ты создатель! Вот и создавал бы что-нибудь красивенькое.

– Я создал этот локус по принципу подобия. Он подобен окружающим. Постепенно, путём коррекции, он может стать красивым. Но коррекция возможна только через представителей локуса.

– Локус, фокус… Знаем мы таких волшебников. Может, ты тупо обычная хрюшка, а у меня галюны? Ладно. Хрен с ним, с отелем. Тогда сделай так, чтобы на записи было слышно и тебя. А то я прям сама с собой разговариваю, дебилизм какой-то… Да и сам айфончик у меня видишь какой? – И она ткнула мордаху айфона в мордаху свина. – С самого начала был не новый, а теперь совсем покоцанный весь. Уберёшь царапки? Или нет, какие царапки. Мне новый нужен!

Свин Дёма молчал и смотрел на Лизу с какой-то непонятной грустью.

– Ну? Целое село можешь, а какую-то мобилу слабо?

– Лиза. Тебя дезориентирует слово «волшебник». Я отзываю свой ответ «Можно сказать и так». Так сказать нельзя.

– Дёма. Знаешь что? Тебя тоже всё… дезо-что-то-там. Я тоже всё отзываю. Пока-пока. – Она развернулась и быстрым шагом потопала к садику. Наверное, слишком быстрым. Айфон оставался в руке. А зря.

– Лиза! Услышь меня! Твоя помощь нужна не только мне! Она нужна всему локусу!

– Твои пробле… – И Лиза подскользнулась.

Сама она даже не упала, удержалась, но как-то так неудачно махнула рукой, что бедняга-айфон, не новый и покоцанный, отлетел метра на полтора и шибанулся даже не на лёд или асфальт, а на железную ливневую решётку. Собирать то, что не провалилось под эту решётку, пришлось по маленьким-маленьким, острым кусочкам. И уже, конечно, не в айфон, а просто в карман.

– Только подлезь ко мне ещё, гадская говорящая свинья. Только начни канючить – Лиза, Лиза. Думаешь, я не понимаю, кто это сделал? Я у тебя новый просила, а ты мне и старый расхерачил, так, да? Я даже симку не вижу, как так-то! Только подползи. Подкатишься ещё, земля круглая… Посмотрим ещё, кто тут волшебник. Я тебе устрою весёлую жизнь. Позвоню ментам, они тебя отстрелят нафиг! Юрчику скажу, он тебя на шашлыки пустит!

Лиза всхлипывала, на гадскую говорящую свинью не смотрела, но всё равно видела – краем глаза. Свечения уже не было. Почти совсем рассвело, всё было видно и так. И всё-таки момент, в который розоватое пятно за рабицей растаяло, она не уловила. Дёма просто исчез, как и в прошлый раз.

– Скатертью дорога! Кретинский хрюндель… Пятачок криворукий! Криволапый. Тупорылый! Ошибка у него вышла. Не умеешь – не берись! Не умеешь – не берись!

Она посидела ещё немного на корточках, вглядываясь в черноту под решёткой, и поплелась к крыльцу. И очень, как оказалось, вовремя.

В небесах что-то щёлкнуло, загрохотало, сверкнуло – и кааак хлынет! Вот так, без разгону по капле-другой. Хорошо, что над крыльцом козырёк, иначе бы Лизу смыло как соринку! Даже не дождь – сплошная, монолитная, непроглядная стена воды, как будто где-то в небесах махом перевернули бездонное безразмерное ведро.

– Гроза в марте. Дебилизм какой-то… – Своего голоса она не услышала. Вода обрушивалась с дичайшим шумом. И уже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно.

Лиза вернулась на диван дожидаться начала смены, но довольно скоро поняла, что если этот ливень, если этот непрерывный сумасшедший водопад не закончится, смена может и не начаться. Теперь она просто валялась, слушая ровный шум и разглядывая скучные квадратные плафоны, выдающие скучное жёлтое освещение. Свет она так и не выключила, а теперь уже и не нужно. За окнами не только лило, но и снова потемнело – природа явно перепутала утро и вечер. Ещё одна вспышка… Но нет, это не молния. Окна продолжили сиять белизной. А всё вокруг, казалось, засияло тишиной. Шум словно вырубили.

Лиза поднялась и глазам не поверила. Бешеный водопад прекратился. Стало светло – очень светло, не по-утреннему. Природа опять перепутала, только теперь утро и полдень. Или не природа…

– Я знаю, это ты. Всё это делаешь ты, адский хрюндель. Но ты не то делаешь! Делай айфон! Или хрен с ним, с айфоном. Делай любую мобилу! Или – запомни – я их не только убеждать не буду, я их ещё больше напугаю! Всех напугаю. Понял?

Должен был понять. Не дурак же. В чём Лиза была уверена, так это в том, что он слышал. А если вдруг нет – его проблема. В следующий раз пусть слушает.

Подошла Исакова. Начали подтягиваться другие воспитатели и нервные родители с растрёпанными детьми. И только и разговоров, что о сбрендившей погоде. Да ещё о каких-то ямах по всему селу.

– Я штук двадцать насчитала. Глубоченные!

– А я шесть.

– Я восемь. И дна не видно.

– Почему не видно? Я видела.

– Показалось.

– Может, и показалось.

– На территории садика – ни одной ямы, – заверила Исакова. – А с остальным пусть администрация разбирается. Видимо, ливень так почву размыл. Надо зарывать. Чем быстрее, тем лучше… Лиза, а ты что у нас такая тихая? Ливня испугалась? Ну, вот так бывает. Никто не ждал в начале марта. Природа шутит.

– Не природа это.

– Что?

– Я испугалась не ливня. Приходил кабан…

Лиза сказала это совсем не громко, но взрослые вдруг перестали переговариваться, а мелкие галдеть.

– Вы правильно говорили, это не милая свинка. Он огромный. Страшный. Хрюкал и рычал. Я проснулась, выглянула, а он скалится.

– Господи…

– Кабан. Огромный и страшный, – повторила Лиза. Эффектом она осталась довольна.

Дальше день катился по расписанию, все эти гимнастики, непосредственно образовательные деятельности, прогулки и игры. И только после обеда, когда снова был заполучен Исаковский ноут (для отчёта, конечно же для отчёта!), удалось сделать то, что реально необходимо – пообщаться с Юрчиком. Правда, странное это получилось общение. Юрчик только и делал, что «невдуплял».

 

Ури: невдупляю какая хрюшка ты синячиш там?

Лиса: он разбил мою мобилу!!!

Ури: местные тебя построить хотят я завтра сам построю этих хрюканов

Лиса: ОК он один, он димиурка

Ури: синячиш

Лиса: нет!!!

Ури: а чд

Лиса: отчёт

Ури: ну да

Лиса: рил!!!

Ури: ты же скачала

Лиса: названия всякие меняю

Ури: упахалась крч про хрюшку там добавь до кучи

Лиса: вообщем то идея

 

Добавила про гадскую свинью, кинула Юрчику, пусть любуется, и чуть не уронила ноут – соскользнул с коленей, еле поймала!

– Поаккуратнее, – заволновалась Исакова. – Может, что-то не получается? Подсказать?

– Да не, это я так. От того, что… – Лиза хотела снова кабанского страху нагнать, мол, боюсь-боюсь, аж из рук всё валится, но из спальной комнаты донеслись смешки.

– Иди, Лизонька, посмотри, кто там у нас такой весёлый. Иди-иди.

– Я?

– Ты, кто же ещё? Я это всё уже видела, а тебе учиться надо. В отчёт, опять же, запишешь. Отреагировала на гиперактивность в группе во время тихого часа.

– Ясно…

Одно было хорошо – что Юрчик про завтра заикнулся. Он, конечно, тот ещё обещун, но всё же не конченый звездобол, скорее всего приедет. Лиза начала ждать завтра. Всё сегодняшнее бесило и напрягало ещё сильней, до вечера, казалось, как до Луны. Однако, что бы там ни казалось, свечерело.

– Лиза… – окликнула её перед уходом Исакова. – Раньше кабан не появлялся по ночам, сторож так вообще ни разу его не видел, и мы не думали, что… Во вторник выходит заведующая. Будем решать вопрос с твоим проживанием. А пока – помни, что ты не одна.

– Со сторожем?

– Со сторожем и за семью замками.

– Их аж семь?

– Фигурально выражаясь. Я о том, что двери открывать кабаны не умеют.

– Ясно.

– Ну, совсем ты что-то приуныла. Как ты к дискотекам относишься?

– Хорошо, даже очень. У вас дискотека? Сегодня?

– Каждую субботу, в ДК.

– Завтра? Это не скоро…

– А по мне, так очень даже. Суббота, Лизонька, вообще отличный день. Три часа поработаешь – и свободна как птица. А вечером ещё и повеселишься, погуляешь как следует.

– Ясно.

Ясно-то ясно, но нет уж, не будет она киснуть весь вечер в садике. Пойдёт гулять уже сегодня. По-нормальному, без мелкотни, эстафет, без «по двое построились». Она постояла у окна, дождалась, когда уберётся Исакова (не хотелось пересекаться на выходе), пшикалку – в карман куртки (в другой, не в тот, где половина остатков айфоши, остатки только поперебирала, пальцы поколола, грустно, чё) – и вперёд.

Но вперёд получилось всего лишь до калитки. Произошла какая-то хрень! Калитку открыла, а выйти не смогла. Нет и всё, в невидимую стену упёрлась!

На стену можно было надавить, и она прогибалась, но ненамного. По ощущениям было похоже на резину или на не слишком туго натянутую, плотную ткань. Лиза попыталась прорвать эту штуку с разбегу, но отскочила, больно шмякнулась на пятую точку и ударила ногу. Прилично так ударила, не сразу встала. А когда встала и попробовала идти, обнаружила, что хромает.

– Вот блин!

Хромать оставалось только обратно в садик.

За рабицей, между кривых низкорослых деревьев заметалось розовое пятно. Размытое, не принимающее никакие определённые очертания. Но не зря же Лиза повторяла, что она не дура!

– Дёма… А пошёл-ка ты вон, Дёма! Ты зачем опять притащился? Чтобы не дать мне выйти? Я всё равно выйду! А если не захочу, не выйду!.. Не хочу – и не выхожу. Просто не хочу! Не хо-чу! И точка. И подпись: Сергушина Елизавета!

Сергушина Елизавета показала фак и похромала к крыльцу.

К крыльцу, с которым тоже что-то происходило. Оно… оно расплывалось, как рисунок малявки акварелью! И крыльцо, и дверь, и весь садик.

– Блин… Это ещё что? Как это?

Она возила мыском кроссовка по ступенькам, но на ступеньки не попадала. Плоскость. Плоскость с нарисованной лесенкой. И рисунок всё больше плыл, растекался, вот-вот расплывётся в невнятную кляксу!

Лиза обернулась. Слава богу, не рисунок. Просто вечер…

Просто ночь…

Просто утро. Группа выходного дня, с девяти до двенадцати. Гимнастику одна Исакова, игры одна Исакова – «ты посиди, Лиза, обойдёмся без хромых». Двенадцать. До свидания – до свидания…

Просто вечер. Юрчик не приехал. Не приехал и ладно!

Нет. Не просто вечер. Субботний.

Хромая на дисоктеку? ДК, музло всем назло…

Лиза стояла за ДК с сигаретой в одной руке и банкой пива в другой. Что такое вообще приключилось? Она помнит себя у садика, а потом всё замелькало, закрутилось, огромные промежутки времени куда-то повыпадали, а теперь… а теперь она тут. Какое пиво-то хоть? Сенари… Сенару…

– Лиза!

Прямо у её ног стоял Дёма. Няшный, как обычно, и подсвеченный, как обычно в темноте.

– Лиза! Дестабилизация началась. Я удерживаю локус как могу…

– Рылом, что ли? – хихикнула Лиза и выкинула сигарету.

– Вниманием. Напряжённым вниманием к каждой мелочи. Но надолго этого не хватит, нам нужно…

– Да ну? Нам? А ничё, что лично мне эта дебилизация никуда не впёрлась?

– Твоя неприязнь, твоя обида беспочвенны. То, что ты считаешь моими происками, и есть потеря локальной устойчивости. Но шанс ещё есть, пойми! Ты ведь не глупая, ты можешь, Лиза!

– Вот именно, Дёмочка. Я не глупая. Я не дура, я помню, как надо. Надо внезапно!

Пшик-пшик, внезапнее некуда. Визжащая светящаяся свинка понеслась не разбирая дороги. Надо же, такой умный Дёмочка, а не подумал, что нельзя тут так носиться, без разбору, не глядя. Ямы же кругом. Бам – и он там…

– А я-то где?.. – Лиза стояла в буквальном смысле нигде. Ни на чём. Всё вокруг пропало. Серая пустота. Глухая тишина. Ничто.

Разжала пальцы, и почти полная банка пива улетела вниз, ни обо что так и не стукнувшись. Как в бездну.

– Где я? Кто-нибудь! Кто-нибууудь!..

… – Лиза, не отключай сознание! Ты меня слышишь?

– Вроде бы… – Лиза открыла глаза. Увы, это был не сон-кошмарик. Всё та же серая пустота, всё то же ничто и нигде. – Слышу, но не вижу. Ты где-то рядом?

– В каком-то смысле да.

– В каком ещё смысле?

– Да. Можешь считать, что да, рядом.

– Считать? Куда всё делось? Вокруг меня пусто!

– Локус потерян. Его больше нет.

– А все, кто там был? Я же не одна из всех сюда попала?

– Одна. Обитатели пропали вместе с локусом. К сожалению. К моему великому сожалению. Не думал, что это может произойти так скоро. Я могу вытащить тебя, но…

– Но не вытащишь. Я ведь тебе не помогала. А потом ещё и пшикалка…

– Ты не смогла осознать некоторые вещи, сложные вещи, только и всего. Это не может быть ни причиной, ни поводом оставлять тебя в пустой лакуне. Но я должен предупредить. Твоя жизнь изменится. Я могу вытащить тебя только в себя и никак иначе.

– Типа я знаю, как это!

– Твоё сознание будет внутри моего. Это единственный способ хоть как-то тебя спасти. Сохранить хотя бы твоё сознание.

– И тебе не похрен на моё сознание, когда ты только что потерял десятки штук таких же?

– Сознания не бывают такими же, Лиза. И их не считают штуками. Одно не меньше, чем десять, а сотня не больше, чем одно. Ты поймёшь, многое поймёшь, когда увидишь всё сквозь призму моего сознания.

– Но я ведь не стану свиньёй?

– Ты станешь кем захочешь, кем угодно. Когда-нибудь, по прошествии времени. Но пока тела просто не будет. Это единственный способ тебя спасти. И я не говорю, что он плох. Он просто непривычен.

– Гадская говорящая свинья! Это всё ты, ты!.. Единственный?

– Да.

– Единственный… Так спасай, чё!

– Хорошо, Лиза. Спокойно. Ещё спокойнее. Смотри в одну точку.

– Тут всё серое и нет никаких точек! Хотя… Есть, кажись, одна. Розовая. Светится. Как звезда. Ух ты. Она всё больше! Приближается. Или это я приближаюсь… Это не точка, это – ты?

Лиза влетела в розовое свечение. Оно было Дёмой, облаком, звездой, было чем-то, не принимающим никакие определённые очертания. Свечение пыхнуло, как костёр, в который подкинули сухостоя, и она перестала видеть себя, при этом всё остальное видя всё чётче, всё объёмнее, всё яснее. Так вот как устроены миры, как построены локусы! Вот как они выглядят, связи всего со всем, бесконечные грани, которые не ограничивают, а освобождают. Уровни, слои. Общее и частное. Порядок и хаос. Изнутри и снаружи. Свет и тьма. Всё так сложно, всё так просто! Это как…

 

 

Юрчик не успел на последнюю электричку и решил добираться на проходящем, но проходящий задержали уже на полтора часа, ничего не обещали и теперь. Какой смысл приезжать ночью? Поедет утром, на первой.

Он вышел из зала ожидания, вдохнул не поддающуюся описанию раннюю весну, однако и весна не помогла, приуныл. Мало того, что с поездкой не срослось, так даже пива купить не удастся – уже девять, не продадут.

Прямо под ноги упала банка. И не на бок упала, солдатиком. Пиво. Открытое, но не отполовиненное, почти под завязочку! Хоть никому не говори, но показалось – прямо с небес.