— Летит!! Летит!!

Мальчишки шлёпали босыми пятками по мостовой и бежали, тыкая пальцами в небо. Огромная тень неспешно плыла, заслоняя сдвоенную звезду, обогревающую россыпь островов в безбрежном океане. Из домов высовывались любопытные головы. Мужчины и женщины отрывались от работы, глядя вверх. Старики внимательно изучали летящий объект.

Любой бы заинтересовался парящей цепочкой скал, размером с небольшой остров каждая. Они проплывали неспешно и торжественно, как церемониальная стража, а по земле внизу шли жители островов, задрав головы.

Два солнца отсветили на белых зданиях, блеснули на воде, чудом не падающей с края парящей скалы. Лучи золотили стволы деревьев, кроны, заставляя вспыхивать листья отсветами. На мгновение показалось, что сверху вниз смотрят белые прозрачные фигуры. Острова исчезли также внезапно, как появились. Окутались густыми облаками, потом подул ветер и разметал облака. Небо снова было пустынным и бездонным.

Островитяне потоптались на берегу ещё немного, а потом начали расходиться. Последним берег покидали самые молодые и самые мудрые.

Мальчик со светлыми глазами всё ещё вглядывался в безбрежную синь. На смуглой коже, разрисованной зелёной и синей краской, блестели океанские брызги. Он остался последним из ватаги ребят, бежавших за парящим видением. Рядом с ним стоял мужчина и тоже смотрел вверх, прищурившись от света двух звёзд. Его белые от солнца длинные волосы летели по ветру, как нити паутины.

— Бану, это были те самые острова, из легенды? Из той, что ты нам рассказывал?

— Да, Тиал, те самые, — он аккуратно коснулся плеча парнишки и махнул в сторону пляжа.

— Но ведь… легенда! Это же было много времени назад! — парень перешёл на быстрый шаг, а потом замер, глядя на старшего. — А ты же говорил, что видел…

— Видел, Тиал. И хочу кое-что показать тебе, — мужчина улыбнулся, размеренно шагая по мягкому песку, — но больше никому! Поклянись!

— Пусть Гарма поглотит мою плоть! — воскликнул мальчика, зачёрпывя океанскую воду.

— Он не прощает вранья, — кивнул Бану и сам дотронулся до пеной волны, накатившей на берег.

Некоторое время за них говорили только волны и ветер. Пляж упирался в голую тёмно-красную скалу, торчащую острым рогом в океан. Ни шторма, ни бури не смогли причинить ей вреда. Она была вырезана из чего-то прочнее, чем камень, словно сама кость земли. Гладкая и блестящая в сумерках она казалась чёрной, а на рассвете алела, как кровь. Заповедное место, куда не разрешали ходить никому, кроме старейших.

Бану подошёл к скале и стал легко подниматься вверх. Парень замешкался и только вблизи увидел, что в камне есть удобные выемки, наподобие ступеней. Он бросился следом.

С вершины было далеко видно океан. В стороне восхода собирались тяжёлые тучи, но шторм отнесёт их от острова — не тот был ветер. А небо отсюда казалось розоватым, словно вечный предзакатный свет поселился здесь. Бану сел на самом конце осторого рога и свесил ноги вниз. Тиал с опаской примостился рядом, глядя на торчащие под скалой камни. Он не торопил своего спутника, но нервно кусал губы, предчувствуя нечто важное.

— Ты слышал эту легенду с тех самых пор, как научился понимать речь, — улыбнулся мужчина, но я расскажу тебе её снова и, возможно, ты узнаешь много скрытого.

Когда-то на месте наших островов была большая единая земля. Она служила пристанищем разным существам: большим, малым, диковинным. И разным народам. Мы все были очень непохожи, но ужасно любопытны. Особенно молодёжь. Видишь ли, у каждого народа была своя территория. Государства. Да, не было единого племени, рассеянного по островам. Было много разных очень больших племён со своими правилами, уставами, с разной верой и разными нормами. И чтобы эти государства не ссорились, правители-вожди собрались и создали свод единых норм. Каждый в своей земле мог править так, как ему вздумается, но общий устав нарушать нельзя.

А территории у этих государств были такие, что огромный зверь водяной за один день не смог бы столько проплыть. И очень много народа. Ты столько никогда не видел. Но все началось с чувства.

Бану закрыл глаза и замолчал. Парень едва не свалился со скалы, пытаясь рассмотреть лицо за белым прядями.

— Да, чувство. Как у тебя к Зэлле.

— Бану… — Тиал залился густой алой краской.

— Это не постыдно! Это прекрасно, — вздохнул мужчина, слегка толкнув плечом собеседника, — никогда не стыдись этого. Даже тогда, когда это чувство было под запретом между разными народами, его никто не мог сдержать. Оно, как Грама — безбрежное, сильное, ласковое временами, неистовое подчас. Оно не может быть другим.

На землях, которые ты бы не смог отсюда увидеть, даже если залезешь на самое высокое дерево, жили прекрасные существа. Эфриги. Белая кожа казалась прозрачной, но в свете близнецов сияла. Бездонные глаза, как те камни, что сверкают на вершине Плоского холма, переливались разными оттенками. Они легко ступали, дружили с живым и не живым, слышали даже то, что невозможно услышать и читали любого, как ты читаешь ветер и облака. Мудрые и искусные создания, прекрасные. И старейшие из живущих. Они любили странствовать, хотели нести свою мудрость тем, кто принимает её, часто приглашали учеников в свои города. Я, пожалуй, был последним, кто учился в стенах их светлых академий, выращенных из камня.

Прекрасное место — Тротейя. Где всё соседствует, но не борется. Где жизнь течёт, но не ускользает. Каждый день там был подобен открытию. Там я встретил Мэйю. Она была похожа на живую статую — фигуру из камня. И на самый быстрый блик на воде. Моргнёшь и вот он уже далеко от тебя, рукой не достать. В ту пору, когда я был ещё очень юн, она оставила за спиной многие тысячи дней и ночей. Главной её заботой было учить. Она ходила по городам и странам, несла знание эфригов другим народам.

Мы легко подружились.

Вместе мы гуляли по благословенным садам и городам её родины. Она открывала мне тайну за тайной, рассказывала о глубоких знаниях и скрытых смыслах мира. И я был очарован всем. Знаниями и их силой. Лёгкостью и красотой Мэйю. Волшебным её голосом и глубокими глазами. Но крепко знал общие правила и потому отрывал от сердца нежность, которая рождалась внутри.

Однажды она вытащила меня поздним вечером на прогулку. Её глаза сияли от переполнившей душу тайны и сама она серебрилась в свете далёких звёзд. Тайком мы прошли в недра академии, куда студентам был вход запрещён. В огромном зале, размером больше нашего острова, величественно парил над полом кусок скалы. У него не было подпорок, он просто летал.

Я видел, как на нём укоренились небольшие деревца, прорастают травинки, как он очень медленно покрывается почвой. Она сказала тогда: "Это — Хина Кадара, последний наш оплот. Скоро мир накроет волна огромных перемен. Нам придётся уйти отсюда".

И тогда я не смог молчать. Рассказал ей о своём чувстве. О том, что теплится внутри, заставляет мечтать, глядя на блики. Но в ответ получил только грустную улыбку. Она увела меня из академии бродить по городу и дышать прохладой у родников. Только на излёте ночи Мэйю рассказывала мне свою историю.

Когда она путешествовала по нашим землям, то встретила необыкновенного мужчину. Он поразил её тем, что не имея знаний эфригов он был дружен с природой и близок духом со всем миром. Он не благоговел перед сияющей девой, а принял её, как равную, отвёл в своё поселение. Там старейшины приняли Мэйю, как потерянную дочь. Они кормили её и веди долгие беседы без слов. Там она узнала то, что подозревала всегда: все разделённые народы имеют один корень. Изменились внешне они под влиянием своих привычек и желаний, но когда-то все были родными друг другу.

Они называли себя Тигу.

Да, прямо как мы. И жили на берегу огромной воды всегда, мало поменявшись с тех пор, как первые существа дали название всему, что видят вокруг. Она причастилась к их мудрости и знаниям. А проводником по тайным тропам и спутником в её путях по волнам стал первый встреченный из племени — Мар. И когда пришло время покидать поселение он сказал, что Мэйю вернётся и подарил ей маленькую раковину на тонком шнурке.

Немало времени утекло прежде, чем она смогла снова отправиться в путь. Её сердце тянуло к островам, а ночами она засыпала под шум волн, раздающийся из раковины. И во сне летела туда, где на сине-зелёной воде качается световой блик. К мужчине, покорившему её сердце, даже во сне.

Когда она вернулась он уже не был молод, но оставался в расцвете сил. Она вглядывалась в морщинки, оставившие след на лице, и понимала, как несравнимы их жизни по длине. Она только набирала силу, а он мог встретить её стариком в следующий раз. И Мэйю решилсь на отчаянный шаг.

Она убедила Мара и старейшин, что если он уедет с ней в Тротейю, то сможет почерпнуть новых знаний и, вернувшись, обогатить свой народ мудростью. Они долго совещались между собой и с миром вокруг, а потом сказали: "Мы не верим, что твой народ сможет дать нам больше знаний, чем мы имеем. Но судьба Мара с тобой, за пределами наших земель, он едет". И она готова была плясать и плакать от радости, не замечая странных печальных улыбок. Так рука об руку они отбыли.

В своём государстве Мэйю представила гостя правителям, рассказала о цели визита, умолчав о чувствах. Она водила Мара по академии, рассказывала о разных достижениях, но часто получала вопрос: "Зачем?". И в половине случаев не могла на него ответить. Но упорно отстаивала идею об изменении структуры тела. Она не хотела, чтобы Мар постарел и умер, сама мысль об этом была для неё невыносима. И однажды он согласился.

Только после длительного процесса изменения тела Мэйю призналась ему, как сильно было её чувство, как безумно притяжение. Тайно ото всех они проводили вместе всё время, что могли выделить друг другу. Но годы спустя в душе Мара поселилась печаль. Он узнавал от неё чудеса, но не находил ответа, зачем они нужны ему. Всё, чего он хотел было дома, всё, но не она. И он предложил Мэйю вернуться, остаться с ним там, где волны выбрасывают шепчущие ракушки на берег, где ветер говорит разными голосами. И тут внезапно согласилась она. Хотя бы на время уехать со своим тайным избранником в свободное от чужих взглядов место — это казалось сказкой.

Когда они прибыли, то узнали, что старейшины сменились, но их всё так же радушно приняли. Мар много дней и ночей рассказывал о том, что видел, слышал и осязал. О переменах в мире. И об огромном чувстве, из которого родилась новая жизнь. У Мейю должен был появиться ребёнок. Его нарекли Бану и оставили в поселении, чтобы никто не узнал о смешении народов. Мар и Мейю вернулись в Тротейю, договорившись, что старейшины отправят Бану в академию, как только мальчик подрастёт.

Я хорошо помню тот яркий рассвет, который разгорелся, когда я услышал конец истории. Мать сказала очень тихо, что однажды она нигде не нашла Мара, а на все вопросы старшие отвечали, что это уже не её дело. Слёзы блестели на её щеках, а я не знал, как утешить, только коснулся её плеча. Но Мэйю вздрогнула и сказала, что мне немедленно нужно покидать академию, забирать друзей и возвращаться в поселение. Из-за чувства и меня, ставшего плодом этого чувства, государства рассорились и сейчас грядут большие перемены. Потому и создают летучие острова эфриги. Они не могут участвовать в конфликте и не хотят умереть.

Мы вернулись в стены академии. Собирался я быстро. Кого смог убедить в тот же день — того увёл с собой. Мэйю показала мне место на карте, от которого отойдёт Хина Кадара в назначенный час. Оно было безопасным в глубине континента на необжитых диких землях. Внизу, под толщей скалы и почвы, были убежища, где эфриги хранили необходимое для побега. Там и остались мы — мой народ и горстка друзей, которые мне поверили.

Когда наверху бушевала война, мы тихо отсиживались внизу, благословляя Мэйю. Я увидел её только раз. Перед тем, как остров поднялся вверх. На этом самом месте. Мы молча обнялись, она поднялась на Хина Кадару, и огромная летающая скала взмыла в воздух. А потом и вовсе растворилась в облаках, прямо как сегодня.

Когда мы вышли на поверхность, то увидели, что наш маленький кусочек суши чудом уцелел. Не было огромного континента. Остались только разрозненные островки и безбрежный Грама.

— Так ты… — Тиал облизал пересохшие от соли и ветра губы. — С тебя всё началось? Но почему ты до сих пор жив?

— Мар и Мэйю изменили свои тела, стали бессмертными. Я старею, но очень медленно и в конце концов когда-нибудь умру, — мечтательно улыбнулся Бану, — но хочу ещё раз увидеть мать.

— Так она тоже жива?!

— Эфриги до сих пор там, на Хина Кадаре, — мужчина посмотрел в небо с нежностью, — может, они когда-нибудь спустятся к нам.

Он встал и пригласил с собой Тиала. Вместе они спустились со скалы и ушли в поселение.

***

Вскоре после этого Бану умер, не дождавшись обещанного чуда. Тиал взрослел и молча хранил тайну. Он верил, что однажды острова спустятся и эфриги сойдут оттуда в сияющем великолепии, чтобы помочь их народу. Ведь они смогли вырастить острова, значит смогут восстановить хотя бы часть утраченного, дать долгую жизнь и здоровье тем, кто остался, поделиться потерянной мудростью.

Из парня он превратился в молодого мужчину. Осмелился предложить своей женщине разделить путь под двойной звездой. Обзавёлся семьёй. Но каждый раз он вглядывался в небо, ища среди облаков Хина Кадару. Несколько раз смутный силуэт легенды проступал на горизонте и скрывался из виду. Годы всё шли и история Бану начинала казаться только стариковской выдумкой, а увиденное в детстве — сном.

— Летит!! Летит!!

Мальчишки шлёпали босыми пятками по мостовой и бежали, тыкая пальцами в небо. Тиал выскочил из дома так быстро, как смог, бросив распутывать сеть. Голос его сына звенел на всё селение, заставляя сердце мужчины биться быстрее. Воспоминания детства нахлынули и готовы были смыть в бездну времени.

Тиал нагнал толпу мальчиков и задрал голову, глядя туда, куда они указывали. Цепочка островов действительно летела… Нет, падала! Огромные глыбы камня стремительно неслись к поверхности воды.

— Назад! Все назад! — Тиал сгрёб как можно больше детей и кричал остальным во всю мощь лёгких. — К холму!! Все к холму!! Сейчас!

Люди выскакивали из домов, кричали оставшимся на берегу и звали. Взрослые хватали самых маленьких и бежали туда, где возвышался Плоский холм. Тиал подталкивал старших парнишек и девчонок, а сам спустился ближе к берегу, чтобы проверить, не задержался ли кто у воды. Но люди привыкли следовать за старшими и сильными, они беспрекословно выполняли то, что велел Тиал и другие, подхватившие его клич.

Только он сам застыл в конце тропинки к пляжу. Мужчина не мог отвести глаз от страшной картины, забыв об опасности. Глыба острова падала обманчиво-медленно. Вот нижний край вошел в воду, разрезая гладь, как огромная лодка. Вспенившиеся волны забесновались, разлетаясь в стороны. Рядом в воду влетали осколки камня, обломки зданий. Уши заложило от грохота. Громада Хина Кадары словно споткнулась об воду и рухнула на бок, породив огромную волну.

Тиал успел только сгруппироваться, когда его толкнула в грудь вода так сильно, что воздух едва не выбило из лёгких. Волна снесла первые ряды домов, перехлестнула почти половину поселения и замерла, чуть лизнув подножие Плоского холма. Тиал едва пришёл в себя, лежа на проваленной хижине среди обломков чьего-то скарба. Он тряхнул головой, поднялся и пошатываясь побрёл к кромке океана.

Взбаламученный Грама яростно швырял серую пену на упавшие острова. Вокруг плавало много оглушённой рыбы. Найдя ближайший плавучий предмет Тиал зашёл в воду и неспешно погрёб к месту катастрофы. Вскарабкавшись по боковым выступам на скале, мужчина добрался до устья того, что было рекой.

Всё было странно. Здания лежали на боку, а улица была по правую руку от идущего Тиала, как стена. Приходилось идти по фасадам домов и следить, чтобы нога не попала в разбитое окно или дверной проём. Мужчина прошёл немного вглубь, заглянул в самый безопасный на вид дом, выдержавший падение. Голова кружилась с непривычки. Когда пол справа и стоишь на стене, спрыгнув в дверь становится не по себе.

Мужчина обследовал все комнаты, что смог открыть, но живущие здесь как будто давно покинули дом. Никаких признаков одежды или утвари, игрушек или личных мелочей. Хотя, он не знал, нуждались ли эфриги в чашках и ложках.

Выбравшись, он пошёл дальше вглубь города. Нигде не было ни погибших, ни раненых, а дома, в которые проникал Тиал, были пусты и заброшенны. Где-то валялись обломки каменных людей и животных. Тиал ужаснулся по началу, решив, что неведомая сила превратила живое в неживое, но потом вспомнил, как Бану рассказывал про статуи. Он подобрал птичью голову, которая выглядела до пугающего настоящей и долго её рассматривал, пока блик на воде, скопившейся в окне, не резанул по глазам. Туда не проникал свет звезд-близнецов, лужа была в тени. Мужчина посмотрел в сторону источника света и замер.

Над мостовой, не касаясь камня, висела женская фигура, словно сотканная из чистого белого свечения. Лица было не разобрать, только силуэт, который то появлялся, то исчезал. Тиал отбросил кусок изваяния и поспешил к ней, но видение мигнуло снова и оказалось немного дальше. Она двигалась по улице, словно остров всё ещё висел в воздухе ровно, подчиняясь законам мира. Мужчина пытался догнать её, перепрыгивая через обломки и завалы, но едва не расшибся. Однако видение не собиралось исчезать бесследно, оно ждало, пока мужчина приблизиться и отдалялось. И он перестал спешить.

Звёзды-близнецы значительно продвинулись по небу, тени изменили своё положение, а они всё шли к самому большому зданию, похожему на купол посреди площади. Обширное пустое пространство вокруг здания не давало Тиалу приблизиться ко входу. Там замерла светящаяся фигура провожатой, как будто ожидая. Цепляясь за остатки каких-то декоративных сооружений он смог добраться до дверей, которые сразу же распахнулись. А фигура женщины исчезла. Вглубь строения вёл длинный узкий коридор, чтобы идти по его стене нужно было согнуться почти вдвое. За ним глазу открывался лабиринт из тонких матовых перегородок.

Тиал заметил свечение где-то в центре и попробовал пробраться туда, но остановился, заглянув за первую же ширму. Под прозрачным колпаком лежал белоснежный человек, оплетённый чем-то похожим на лозу. Корни и побеги проникали под кожу и как будто питались от тела. Белые волосы сбились, засыпав каскадом лицо, свесилась тонкая рука с иссохшей кожей. Он был мёртв.

Мужчина перелезал от перегородки к перегородке, заглядывая в саркофаги, но везде видел одно и тоже: женщины, мужчины, дети спали беспробудным сном, опутанные растениями. Лианы заплели всё вокруг, сцепились корнями и листьями, завязались стволами. Тиал видел, как зреют закрытые бутоны, но сквозь плотное стекло купола не проникало ни лучика света, только рассеянный полумрак.

Добравшись до центра, он перевёл дух прежде, чем заглянуть за последнюю переборку. Усталость и голод томили его, ушиб головы давал о себе знать. Совершив последний рывок мужчина увидел сияющую женщину, стоящую у большого дерева, как ему показалось. Она повернулась, блеснула на шее подвеска с шепчущей раковиной.

— Мэйю! — воскликнул Тиал.

Прозрачное видение вздрогнуло и повернулось к нему, распахивая тёмные глаза.

— Вот ты и дошёл, — она кивнула, но подняла в предупреждающем месте руку, — ничего не говори. Я не слышу, ведь уже мертва.

Привидение показало на корни дерева, под которыми едва угадывался ещё один саркофаг.

— Кто бы ты ни был, гость, знай, что мы — эфриги, решившие покинуть родную землю на Хина Кадаре, нашем последнем оплоте, до великой катастрофы, уничтожившей континент и несколько огромных держав. Все записи о нашей мудрости, знаниях, пройденном пути хранит она, — женщина коснулась древесного ствола и тот слегка загудел, — Кадара. Мы подключили и настроили симбиотические системы для связи с духом. И поняли, что тела — это последняя нить, связывающая нас с миром, она же самая тяжёлая. Чтобы обрести свободу познания и вечность мы уснули, доверившись Кадаре. Если ты пришёл сюда, значит она выбрала место, где выпустит наши души, чтобы нести знания тем, кто ещё остался. Впусти сюда свет. Рычаг аварийной системы находится у дальней стены. Механизм приведет в действие платформу с уловителями света, откроет купол. Но, прежде, чем ты это сделаешь, выполни мою просьбу: найди Бану и скажи, что я ни на миг не забывала о нём.

Изображение мигнуло и погасло. Тиал отодвинул опавшие листья и вгляделся в лежащее тело. Лицо закрыли переплетённые корни, но с груди свешивалась шумящая ракушка на тонкой цепочке. Ощущая невольный трепет мужчина взобрался на угол саркофага, подтянулся выше и добрался до самой противоположной стены. Утопленный в углублении тонкий рычаг был похож на нераскрытый бутон. Взявшись за него, Тиал закрыл глаза и попробовал подумать, что случится, если он выполнит просьбу Мэйю. Знания мудрой, но ушедшей от своих коней расы будут выпущены в мир вместе с их душами. Он не мог представить, как это произойдёт, что случится, но понимал, что другого шанса просто не будет.

Он закрыл глаза и потянул за рычаг.

Конструкция натужно заскрипела. Где-то лопнув посыпалось стекло. Купол начал потихоньку расходиться в стороны, раскрываясь, как огромный цветок. Тиал не мог уйти, глядя на то, как сегмент за сегментом разъезжаются закрывающие свет стеклянные элементы. Растения словно почувствовали проникающий свет – лианы зашевелились, листья приподнялись, а бутоны, как живые ленивые змеи, медленно поползли в центр, к дереву-родителю.

Звезды близнецы заглянули прямо в открывшийся купол. Их яркий сдвоенный свет упал на сотни бутонов и родительское дерево. Послышался тихий щелчок, как будто лопнула кожура спелого плода, потом ещё и ещё. Всё пространство по мере того, как лучи света заливали его, наполнялось щёлканием, а потом шорохом. Уставший Тиал смотрел, как повсюду распускаются бледно-голубые цветы, размером с голову взрослого человека. Они жадно впитывали солнечный свет, вытягиваясь к нему, а потом нежные лепестки начали съёживаться и истлевать на глазах, обнажая белые коробочки семян.

Мужчина смотрел в немом восхищении на то, как быстро происходят метаморфозы: вот коробочки стали из белых золотистыми, потом налились густо-алым и тихо раскрылись. Почти сразу же растения начали отмирать и падать, превращаясь на лету в серо-коричневую пыль. В воздухе остались висеть миллиарды светлых точек. Игривый солёный ветер заглянул в раскрывшийся купол, подхватил их и потянул вон, в просторы неба. Несколько выпало из воздушного потока. Плавно покачиваясь они оседали на дно зала, но были перехвачены рукой Тиала. На загорелой ладони лежали, пульсируя светом, оперённые пухом семена не больше ногтя. Мужчина зажал их бережно в руке и двинулся прочь.

После заката он вышел на родной берег. Всё поселение ходило вдоль кромки воды, поднимая обломки. Никто из жителей острова сильно не пострадал. Только семья Тиала молча смотрела на воду и взывала к милостивому Граме, прося отпустить отца живым или мёртвым. Когда они увидели его, гребущего на обломке доски к берегу, то бросились в воду. Несколько молодых мужчин последовали за ними, вытащили соплеменника. Но тот отказался от помощи, попросил горячего питья и направился к старейшинам.

В кругу возле костра он рассказал историю Бану и показал семена. Старейшины молча совещались довольно долго. Тиал даже успел заснуть сидя у огня, прислонившись к нагретому камню. Очнулся он от того, что один из стариков разжал его руку и взял семена. Он долго смотрел на светящиеся точки, а потом двинулся вглубь поселения, на холм. Мужчина хотел встать, но веки смежились и он провалился в глубокий сон.

***

Поселение готовилось к сезону ураганов. Отстроенные дома утеплили и укрепили. Громада Хина Кадара закрывала дополнительно берег от ветра и принимала на себя неистовство волн. Всё лодочное сообщение прекратилось. Горизонт затянуло серыми тучами, задули холодные ветры и однажды с неба упала завеса ливня. В эти дни даже соплеменники не ходили без надобности куда-то.

А когда всё закончилось старейшины позвали на Плоский холм. Там, где не росло ни одной травинки раньше, вверх устремилось тонкое гибкое дерево. Оно раскинуло тёмные листья на светлых изящных ветвях и тихонько раскачивалось, роняя прозрачные капли росы на землю. Удивлённые люди окружили его, не смея подойти слишком близко. Казалось, оно может сломаться от одного взгляда. Только старейшины сели в тени листьев и позволили гибким побегам оплести себя, будто те были живыми руками, жаждавшими объятий.

— Хина Кадара видит вас. Мы вернулись, чтобы нести свет, — заговорили разом сидящие возле дерева.