1.

Было холодно.

Шёл снег, покрывший поле цветов холодным одеялом.

И под тёмно–серым небом Старый охотник принял свой последний бой.

Он стоял, слегка пошатываясь от усталости. Его плащ был изодран когтями и клыками чудовищ. А из раны на голове шла кровь, тонким ручейком проходя по лицу.

Он держал сломанный меч двумя руками, стараясь унять тряску, и не сводил своего взгляда с пары упырей, вжавшихся к земле и издающих глухое шипение. Они двигались медленно, опасливо. Волочили свои иссохшие бледные тела по снегу, окрашивая тот в бурый собственной кровью. Они как загнанные звери резкими движениями пытались напугать мужчину, обнажая усеянную кривыми клыками пасть и ударяя крючковатыми когтями по земле. Но тот даже не шелохнулся, выжидая нападения.

С громким щелчком кровосос раскрыл свою пасть, обнажая железный шип на кончике языка.

Вылетев изо рта словно стрела, шип рассёк воздух подле уха мужчины. И вот упырь наступал на него. Эта тварь орудовала своим языком словно плетью, один удар которой способен оставить ужасную рваную рану. Старый охотник подался назад, уклоняясь от ударов и прикрывая голову обломком клинка.

Второй же действовал исподтишка. Пока его собрат практически беспрерывно атаковал охотника, он пытался подобраться к нему сбоку или со спины. Удар за ударом, рывок за рывком, и вот, улучив момент, он рванул к его ногам, обнажая клыки.

Но мужчина с резким разворотом врезал ногой упырю по морде.

С хрустом ломающейся кости тот отлетел в сторону, а охотник рванул вперёд к первому. Тварь ударила языком сверху–вниз, но уйдя в сторону, мужчина, только опустившись на свою переднюю ногу, рубанул мечом прямо по нежной плоти, рассекая ту пополам. Упырь завыл, отскочил назад. Но охотник двумя быстрыми рывками сократил дистанцию, настиг чудище, схватил его за голову и с резким, глухим ударом вбил в землю. Ещё секунда и сломанный клинок вонзился чудовищу в грудь. Оно билось в жалком сопротивлении, вскинув лапы, но лишь слегка оцарапав лицо охотника.

Секунда.

Две.

Три.

Четыре.

И кровосос обмяк. Мужчина ударил по нему ещё раз, вгоняя клинок глубже. Реакции не последовало.

Старый охотник кряхтя поднялся, с рывком выдергивая меч из туши убитого. Дыхание его было сбивчивым, и он жадно глотал воздух. Взгляд блуждал в стороны, ища выроненный практически в начале боя пистолет, но в снегу его было не разглядеть. Слегка прихрамывая, он скорым шагом направился ко второму монстру, что валялся на снегу. Тяжёлый ботинок опустился на горб, вжимая тварь к земле. Пару секунд он смотрел на него. Смотрел, как он корчится от боли и пытался отползти, а после быстрым взмахом меча прикончил, срубив голову.

Секундное затишье прервалось рыком поднявшегося чудовища, что раздался за спиной.

Охотник не успел развернуться. Удар когтистой лапы, что мог снести голову с плеч, угодил ему в вовремя подставленное плечо. С громким щелчком мужчину откинуло в сторону. Рука предательски разжалась, выпуская меч. Охотник не упал, лишь проскользил по земле смешанной со снегом, каким–то чудом сумев устоять. Он шикнул сквозь плотно сжатые зубы. Левая рука обмякла, а пальцы даже не могли сжаться в кулак.

Сражённый несколько часов назад вервольф возвышался над ним во весь рост, рыча от боли и животной ярости. Он слегка склонился, прижав уши к голове и обнажив испачканные в крови зубы.

Охотник рванул к мечу, но ощетинившийся чёрный зверь накинулся на него, сбив с ног и повалив на спину. Нависнув над своей жертвой, он хотел прикончить мужчину мощным укусом в шею, но тот, уткнув колено монстру в грудь и здоровой рукой схватившись за его челюсть, не подпускал к себе. Волк рычал, пуская слюни и ударяя лапами по земле возле головы Старого охотника, а после, дёрнув морду в бок, вырвался из хватки. Он с новой силой укусил, прокусив рукав и впившись железными клыками в руку. Послышался громкий хруст ломающихся костей. Охотник шикнул, свободной рукой врезав вервольфу кулаком по носу, а после, дотянувшись до его глаза, вогнал большой палец прямо в него.

Волк заскулил, разжав челюсти и подарил мужчине драгоценное мгновение, чтобы подобрать меч. Схватившись за рукоять, он вонзил обломок чудовищу в шею. Удар, а затем ещё один и ещё.

Меч вонзается в горло по самую гарду, прокручивается и рассекает шею так, что монстр тут же падает на мужчину замертво, обагрив того чёрной кровью.

С рычанием охотник отпихнул тяжёлое тело от себя.

Пару минут он ещё не мог осознать происходящее. Он лежал, раскинув сломанные руки в стороны и устремив взгляд в небо. Сердце било в грудь, вот–вот готовое выпрыгнуть, а лёгкие пылали. Адреналин продолжал разгонять кровь. Она била в виски, голова от этого кружилась. Во рту ощущался металлический привкус.

Холодная земля медленно приводила Старого охотника в чувство. С глубоким вздохом он выпустил облачко пара изо рта, пытаясь выровнять сбитое дыхание. Затем с усилием присел. Оглядев руку, прокусанную стальными клыками монстра, Старый охотник лишь фыркнул. Боли он уже не чувствовал, но закованная в чёрную кожу рука бешено дрожала. Мужчина встряхнул ту несколько раз, запачкав снег каплями крови, а после, ухватив себя за левое плечо, резко поставил кости на место. На иссеченном морщинами и старыми шрамами лице не дрогнул ни единый мускул.

Меч был сломан. Пистолет утерян. Его старая форма охотника на чудовищ была изодрана, в некоторых местах даже прокушена. Из–под вспоротой чёрной кожи плаща виднелась серебряная ткань, защищавшая владельца долгие годы.

Старый охотник затянул ремни, накинул капюшон на голову и с усилием поднялся.

Он оглядел поле, усеянное морозными цветами и трупами чудовищ. Веяло смрадом раскалившегося железа и едкого дыма. Поле чудесных белых цветов, замороженное холодным ветром и снегом, нынче окрасилось в красно–чёрный цвет неестественной крови.

Упыри с отсеченными языками, слабые тела которых были изломаны тяжёлыми ударами. Вервольфы, павшие от меча и когтей. Гарпии, сражённые разрывными пулями. Плакальщики с разбитыми черепами. Гончие, гули, одержимые, и остальные также были здесь. Все эти разные монстры полегли в столь тихом, безмятежном месте.

Десятки, если не сотня монстров отбросили здесь инстинкты. Они преследовали Старого охотника, загоняли, нападая стаями или всем скопом. И каждый из них, встретивший свой конец от рук человека, сейчас лишь источал чёрный дым, распадаясь в горящем пепле.

— И это всё?.. — спросил он в пустоту, не сводя своего единственного глаза с поля, усеянного горящими трупами. Ответа не было.

Охотник медленно побрёл в сторону деревянной церкви. Снег поскрипывал под ногами в такт выдохам. Каждый шаг давался с усилием. Он не чувствовал ступней, прихрамывал, и казалось, вот–вот свалится от усталости. Оступаясь, скользя по смеси грязи, снега и льда, он давал себе минуту, чтобы прийти в чувство и снова встать. Еле волоча ноги, он немного наклонился вперёд и, не останавливаясь, подобрал рюкзак, сброшенный ещё в начале боя. Взор охотника туманился, он был уверен, что ещё немного и просто свалится без чувств. Упав на колено, мужчина с рычанием сделал усилие, чтобы снова встать, но сил для этого у него не было. Ноги тряслись. Голова кружилась. Что–то словно сдавило его грудь и горло, тошнота переросла в рвоту. Желудок мужчины был пуст уже пару дней, и он отплёвывался лишь тёмной кровью.

Когда судорога прошла, мужчина пополз вперёд, пока не уткнулся в деревянные ступеньки церкви. Он взобрался на них, сел, опустив голову вниз и поправив капюшон. Его меч был изломан и погнут. Пользоваться им уже было нельзя, и охотник попросту отбросил его в сторону. Предчувствие подсказывало ему, что больше оружие ему не понадобится…

«— Германн…»

Нежный женский голос раздался где–то вдалеке, слегка коснувшись его слуха. Имя прозвучало с любовью и трепетом, но холодные мурашки всё равно пробежались по телу. А затем голос прозвучал прямо возле его рваного уха.

«— Германн».

Мужчине показалось, что он ощутил лёгкое касание женских губ и тёплое дыхание, волной проходящее по щеке и шее. А затем что–то будто прошлось по его голове. Словно тонкие пальцы слегка придавливали ткань капюшона. Мужчина не шевелился, сильно склонившись вперёд. Вслушиваясь в собственное дыхание, он ощутил, как пальцы проходят по его спине вдоль позвоночника.

– Да… Я здесь, – уголки сухих губ слегка приподнялись в уставшей улыбке. Он всегда, даже в тёмном беспамятстве узнает этот чарующий голос.

«–Началось».

Старый охотник поднял голову и тут же обмяк, свалившись на бок и ударившись виском о перила.

Его сердце затихло.

2.

Он с усилием открыл глаз, прогоняя сон. Было мягко. От кровати пахло мылом.

Закатное солнце освещало спальню оранжевым светом. Окна были распахнуты, впуская прохладный ветер, сменивший летний жар. Умиротворяющую тишину прерывало лишь детское хихиканье, доносящееся из рядом стоящей кроватки. Мужчина приподнялся на локтях, скидывая белую простынь.

Его сын склонился над детской кроваткой, улыбаясь, и играясь с сестрой, тряся перед той игрушкой, а после, подняв глаза, заметил проснувшегося отца.

– Арно?

Мальчик слегка вздрогнул от неожиданности. Он, оставив малышке игрушку и быстро подойдя, крепко обнял Германна, обхватив его своими ручками. Боль слегка ударила в спину, но мужчина не подал виду, обняв мальчика одной рукой.

– Я скучал… – совсем тихо сказал Арно, вцепившись в мужчину, словно тот сейчас исчезнет. Германн ласково погладил по его маленькой голове, приподняв уголки губ в доброй улыбке.

– Я тоже, малыш… Ну всё–всё, дай я хоть посмотрю на тебя, – с лёгким смешком он положил обе руки на уши мальчика. – Вы только посмотрите на него! Как возмужал! А в росте–то прибавил! – он стал слегка щекотать его, вызывая детский смех. – Ещё немного и догонишь меня, кошмар! Ты собрался вырасти выше меня? Не стыдно?

– Пха–хах, папа, хватит! – мальчик задёргался от щекотки, отпихивал руки отца от себя пока, наконец, тот не закончил щекотку. Мальчик толкнул его к кровати, повалив и начав щекотать мужчину в ответ. Вот только Германн не боялся щекотки.

– Ха–ах, ну ладно–ладно, сдаюсь… Эй, Арно, сколько я проспал?

– Ты пришёл вчера. И спал.

– Весь день?

Мальчик кивнул.

С тяжёлым вздохом мужчина поднялся с кровати, опершись о дверной косяк, чтобы не свалиться с ног. Голова слегка кружилась, а глаз закрывало от сонливости. Арно, увидев это, взял папу за руку, желая поддержать его.

– Нет–нет, всё нормально… Где мама и Виктор?

– На улице.

Мужчина аккуратно зашагал, натягивая оставленную на тумбочке белую рубаху. Ноги ощущались тяжёлыми, болели в ступнях от натёртых мозолей. Он слегка оттянул пальцем бинт на своём боку, окрашенного в лёгкий бурый оттенок. Чуть ниже рёбер красовался длинный шов, явно сделанный дрожащей рукой.

– Артур, чтоб тебя… Можно было и поаккуратней, – шикнул Германн, оставив бинт и застёгивая пуговицы.

Подойдя к кроватке и поставив руки на высокие бортики, он аккуратно заглянул, словно боясь напугать ребёнка. Но к его удивлению, лишь завидев Германна, девочка заулыбалась, махая маленькими ручками. Он не знал, может ли ребёнок в таком возрасте узнавать людей, которых не видел довольно продолжительное время, но сам факт её улыбки заставил мужчину растаять.

Он провёл пальцами по её щёчкам, любуясь как малышка улыбается.

– Привет, мой зайчонок, – с нежностью шепнул мужчина, потрепав ту по коротким светлым волосам. – Арно, приглядишь за ней? – спросил мужчина, с неохотой отходя от кроватки.

– Ты куда?

– К маме, – с лёгким смешком растрепав волосы и сыну, мужчина поковылял на выход.

Дом встретил его тишиной, прерываемой лишь тихим скрипом деревянных ступенек. Они владели им не так долго, и как считал Германн, он был слишком большим для их семьи. Он хотел небольшой земельный участок вдали от городской суеты, а получил практически поместье. Подобный подарок от дорогой подруги он считал излишним, но кем он был, чтобы спорить с двумя женщинами: своей женой, что мгновенно приняла дар, и своей императрицей, дар вручившая.

Придерживаясь за перила, он спустился на первый этаж, мельком заглянув в гостиную. Обстановка слегка изменилась с его отъезда, видимо Мария сделала перестановку. Поставила кресла и стол в центр комнаты. И зачем–то поменяв ковёр.

Мужчина ступил на улицу. Прохладный ветер обдал лицо, а закатное солнце на секунду ослепило его.

Мария снимала высохшее после стирки бельё, складывая вещи в корзину, что держал стоявший подле неё пухлый мальчонка.

Германн несколько секунд разглядывал её летнее платье. Затем спину и чёрные волосы, завязанные на затылке в хвост. Её аккуратно сложенная, нежная фигура казалась хрупкой, словно кукольной. Он смотрел на неё издали долгие секунды, пока Виктор не заметил стоявшего на ступеньках мужчину. Германн тут же приложил указательный палец к своим губам. Слегка прихрамывая, он медленно подошёл к Марии, и, обхватив ту руками, прижал затылком к своей груди.

Она наверняка слышала его шаги, но всё равно слегка дёрнулась от неожиданности, а затем, улыбнувшись, сказала.

– Доброе утро, соня, – чуть ли не промурлыкала девушка, подняв тёмно–фиалковые глаза.

– Я дома… – тихо шепнул Германн, уткнувшись носом в её лоб. Обнимая Марию, он чувствовал себя спокойно. От неё пахло сливами и летними цветами. – Почему ты не разбудила меня?

– Я хотела дать тебе подольше поспать, поэтому все вели себя тихо, словно мышки, – с лёгким смешком она повернулась к мужчине, обхватив тонкими руками его шею и слегка склонив к себе. Мария поднялась на носочках, проводя пальцами по густым волосам мужа и заметив на его висках раннюю седину. Наклонив его голову ещё немного ближе к себе, с нежностью поцеловала в губы. Поцелуй получился сухим, слегка колючим из–за его щетины, и неприлично долгим. Под конец же, неожиданно для мужчины, его укусили. Укусили не ласково.

– Три месяца, Германн.

Мужчину смерили хмурым взглядом. Мария злилась.

– Два.

– Что, прости?

– Два месяца… и двадцать три дня. Или двадцать четыре…

– Мой милый муж, ты хочешь, чтобы я тебя ударила? – она расцепила руки, встав перед ним и гордо сложив руки на груди. – Виктор, набери, пожалуйста, этому глупому лису ванну. Покрути сначала левый вентиль, а когда ванна почти заполниться, правый. Не перепутай.

– Хорошо… – мальчик поставил корзину с бельём и быстрым шагом ушёл прочь. Когда он скрылся за углом, Мария глубоко вздохнула.

– Мой милый муж, не соизволишь ли ты объясниться передо мной, твоей глупой женой? Что подтолкнуло тебя на мысль уехать, не предупредив меня и три месяца не отправлять ни единой весточки?

Охотник про себя выругался. От её «мой милый муж» хотелось спрятаться.

– Я привыкла, Германн. Привыкла, правда. Но это настолько скотский поступок, что мне хочется удушить тебя, – девушка слегка сжала свой рукав, впиваясь ногтями. – … В общем. Я хочу сказать. Я… привыкла к твоим уходам. К охоте. К мыслям о том, что тебя могут привезти избитым настолько сильно, что придётся терпеть тебя всю оставшуюся жизнь без твоего очаровательного личика.

– «Очаровательного»?.. – он указал пальцем на левую часть своего лица, которую украшают три шрама, тянущихся от носа и лба до порванного уха.

– Молчи, пока я говорю, – прошипела Мария. – Но знаешь к чему я привыкать не стану, Германн? К тому, чтобы каждый день думать, что моего мужа возможно уже убили. Я никогда не останавливала тебя, я попросту не смогу этого сделать. Ты всё равно пойдёшь. Я поставила одно условие – весточки. Письма, телеграммы. Хоть что–то, что сообщит мне, жив ты или уже кормишь собой очередную тварь. Ничего из этого я не получила за три месяца. Три месяца! – она слегка дёрнулась, словно хотела его ударить, но тут же передумала. – Я изводила себя. Хотела отправиться за тобой, но не могла из–за детей! Я ходила в штаб, чтобы из чужих уст услышать, куда ты уехал, и чем ты вообще занят. Просила связаться с другими охотниками и узнать видел ли кто–нибудь тебя. И ты не представляешь, как я была рада, слыша от чужих мне людей, что ты жив.

Он смотрел на неё, не сводя взгляда. Не отворачивался, не смотрел в землю. Лишь на неё, её глаза и хмурые брови. Её голос был твёрдым, отчитывающим. Через ком в горле в нём слышалась обида. Мария подошла и уткнула палец к груди мужчины, придавливая.

– Сейчас. Сейчас я дам тебе право слова. И если ты будешь отшучиваться, увиливать, или нагло врать мне, я этого так просто не оставлю. Ты меня понял?

– Да.

– Что случилось? – она отвела взгляд куда–то в сторону. – Кто–то умер?

Повисла недолгая тишина. Германн находился в раздумьях, стараясь подобрать правильные слова.

– Нет. Из наших знакомых никто.

– Тогда в чём дело?

Она посмотрела на него, вскинув одну бровь вопросительно вверх. А он не сводил с неё своего уставшего взгляда и с глубоким вздохом, наконец, сказал.

– Я закончил, Мария, – он сделал шаг вперёд, положив руки на её лицо и слегка приподняв то, мягко проводя по нежной коже пальцами.

– То есть?

– Я больше никуда не уеду. Хватит с меня этой глупой охоты, я хочу быть здесь, – он мягко уткнулся в её лоб, прикрыв глаз. Его разум был неспокоен. Мария уловила это в его напряжённом взгляде и голосе. Но прильнув к ней, казалось, что сейчас для него не существует ничего кроме неё.

– Подожди… подожди–подожди, то есть как это «хватит». Что случилось? – она обеспокоенно посмотрела на него.

– Я измотан, Мария, – он положил свои огрубевшие ладони поверх её. – Не потому что я устал сражаться или потому что страх начал меня сковывать. Когда я начинал, во мне теплилась надежда на спокойную жизнь. Мол, отвоююсь, попутно сделав миру услугу, и заживу спокойно, – он отпустил её руки, но не отстранился. – И сколько я так бьюсь? Лет десять? И сколько ещё должен? До самой старости? Стариком бегать по полям вырезая чудовищ? – Он перевёл взгляд в сторону – Я просто…

– А как же принципы? – резко перебила Мария, повернув его голову неожиданно резко, буквально заставив его смотреть на неё. – Твои принципы.

– Плевать на них. Мария… Сейчас мне наконец хватает смирения сказать себе: Я многое повидал в жизни. И я сделал всё что мог. Охотился, дрался, боролся с проклятием. Я спас так много людей, что не сосчитать. Но я не хочу так жить. Не хочу возвращаться домой полумёртвым, не хочу возвращаться и каждый раз замечать, как выросли мои дети.

– Почему сейчас? Почему так резко?

– Не резко. Я давно думал об этом. Месяцами я всё думал, может, пришло наконец время отложить меч в сторону и не знаю… Пожить?

Костяшками пальцев Мария стукнула мужа под ребром, попав ровно в то место, где находился шов. Германн скрючился, шикнул, тихо ругнувшись.

– Ты меня за дуру держишь?

Германн придерживал себя за бок, выпрямляясь, глубоко дыша. Помимо раны, ныла практически вся грудь. Видимо на охоте его не только ранили когтем, но и сломали ребро.

– Я не врал. Я не хочу такой жизни.

– Возможно. Но ты врёшь мне о причинах, о смирении. Неужели ты думал, что подобной заученной и душещипательной речью ты сможешь увиливать от моего вопроса? – она слегка склонила голову на бок, вновь сложив руки на груди. – Я спрошу снова, так что постарайся ответить честно. Что случилось?

Повисла недолгая тишина. Германн не хотел этого говорить. Не хотел рассказывать, но ложь не сработала. Подойдя к ступенькам, он присел, опираясь плечом о перила. А Мария смотрела на мужа, поджав губы.

– Она пришла в наш дом.

– Кто эта «она»?

– Тварь.

Мария напряглась, слегка дрогнув. Но уняв эту секундную слабость, она аккуратно присела подле мужчины. Он продолжил.

– Она прошла через ловушку. Я засёк её, как только она перешагнула через ограду.

– Германн…

– Дай мне закончить. Пожалуйста, – он не смотрел на неё. Смотрел куда–то вдаль притупившимся взглядом. – Я взял меч. Вышел, а она меня ждала. Назвала место, и я пошёл.

– Детали, Германн.

Мужчина вздохнул.

– Она была разумной. Девушку обратили против воли, и ведьма послала её по мою душу. У неё был колдовской мешочек на шее, что позволил пройти в ловушку безопасно. Я убил её и пошёл по следу.

– Посреди ночи. Не сказав мне.

– Будешь осуждать меня за то, что я сам хотел разобраться с этим?

– И имею на то полное право, – она огрызнулась в ответ.

– В своё оправдание скажу, что я тогда вообще мало о чём думал…

– Это так на тебя похоже, – она усмехнулась. Германн слегка улыбнулся. – Ладно, продолжай.

– Я поехал на место. Эта ведьмы обитала на болотах, но след остыл и её там уже не было. Я не знал, куда она могла податься, пока не встретил других охотников. Не только по мою душу эта тварь послала обращённых, – он хрустнул пальцами, неохотно вспоминая. – Ведьма бежала на север. Проходила по небольшим поселениям, похищая молодых девушек и отравляя детей сладостями. Два месяца мы гнались, пока не настигли её. Для чего это было, мы так и не узнали. Возможно мы её чем–то обидели.

Мужчина сложил руки вместе, слегка сдавливая пальцы от напряжения. Ему было стыдно перед Марией, и он вымолвил.

– Я сорвался, потому что чудовище оказалось на моём пороге. Я не писал, потому что, не смейся, но мне было стыдно. Я подпустил тварь к своему дому. И не мог успокоиться. Был напуган, зная, что существует разумное чудовище, знающее, где я живу. Я должен был остаться, или хотя бы рассказать тебе обо всём. Но я этого не сделал.

– Поэтому Артур чуть ли не каждый день ко мне захаживал? Из страха решил его ко мне прицепить?

Германн кивнул.

– Повернись ко мне, – сказала Мария, подсев слегка ближе. Охотник повернулся, взглянув ей в глаза.

– Это правда?

– Так всё и было.

Она долгие секунды смотрела на него. Сверлила взглядом, а после, положив сжатый кулак ему на голову, встала со ступеней.

– Пошли. Тебе нужна ванна.

– Ничего более не скажешь?

– А разве есть толк, когда ты говоришь мне лишь половину правды? Не стану скрывать, я оскорблена твоими секретами, – она открыла дверь, остановившись и взглянув на мужа. – Но если мне их из тебя даже не выбить, то что остаётся? Выгнать тебя, чтобы мозги на место встали? Мне совесть не позволит сделать этого.

– Ты злишься?

Она ненадолго задумалась.

– Нет. Я хочу, чтобы ты встал и пошёл в ванну. И чтобы мы не возвращались к этому разговору. Я догадываюсь, но не хочу знать всей правды. Я хочу, чтобы ты был здесь… Со мной. Обещай, – потребовала она. – Обещай, что будешь со мной.

Она не могла на него разозлиться. Даже оскорбительная ложь была для неё не важна. Её муж вернулся домой, живой, относительно цел и здоров. Когда он сказал, что больше никуда не уедет, где–то в глубине души она сияла от счастья. Неважно какая была причина этого решения, самое главное – он больше не будет охотится на чудовищ, скрывающихся во тьме. Займётся чем–то более спокойным. Работу, на которой ему не надо будет рисковать жизнью, он найдёт запросто.

Охотник слегка улыбнулся, с кряхтением от боли в боку поднявшись. Прихрамывая, он поднялся по ступенькам, поцеловав девушку в затылок.

Весь вечер они были вместе. Наслаждались друг другом, забыв обо всех переживаниях, и тяжёлых разговорах.

И лишь глубокой ночью, когда она уснула на его плече, беспокойные мысли вернулись, истязая мужчину.

В ту минуту, когда он приставил пистолет к голове ведьмы, она взглянула на лицо охотника, пришедшего её убить. И узнала его. Узнала, расплывшись в отвратительной клыкастой ухмылке.

«– Ты… Зверь, разорвавший горло… Богу… Ты… отказавшийся от дара собственного рождения... умывшись в крови… восстанешь вновь… И принесёшь ты смерть… Как наш Король!»

3.

«–Восстань».

Германн дёрнулся, а затем резко выпрямился, приходя в сознание. И вновь перед ним тёмное серое небо и усеянное смертью поле. Чёрный дым от тел убитых монстров возвышался как при лесном пожаре, но был он столь густым и неестественным, что не растворялся в воздухе, а чёрной струёй уходил вверх.

Мужчина приложил ладонь к своей груди. Ощущался медленный стук сердца. А затем и биение второго, более громкого, стучащего следом. Не было в теле слабости и истощения. Не было ран и сломанных костей. И даже давно потерянный глаз вернулся на место. Ощущение холода притупилось.

Приложил ладонь к лицу, проведя пальцами, и ощутив как сильно взбухли вены у его глаз. Он вздохнул. В холодном воздухе не появилось облачко пара.

Германн вытянул из кармана рюкзака пожелтевшее фото. И не узнал на нём ни одного лица. Всматривался долго, не моргая, а затем заскрежетал зубами от обиды. Нет, с памятью всё было в порядке. Он знал каждого, кто был на этой фотографии, знал, кто и где стоял, но сейчас даже осознать этого не мог. Его жена и дети стали неразличимы для его глаз.

«– Как человек не способен различать муравьёв под своими ногами, так и монстр никогда не узнает в лицо ни одного человека».

Затылок неприятно кольнуло, заставив его оглянуться по сторонам, выискивая источник ощущения. И вскоре он показался.

Пятёрка чудовищ вышла из густой чащи. Вервольфы, некогда бывшие людьми, медленно приближались к нему, не сводя чёрных глаз. Ступали медленно, аккуратно, подобно волчьей стае наткнувшейся на полусонного медведя. И прямо перед ними шла высокая фигура. Она ступала смело, ведя за собой остальных подобно поводырю.

Издали оно напоминало человека, но руки и ноги его были неестественно длинными. Тощее серое тело было укрыто неаккуратными рваными шкурами, словно чудовище своими собственными когтями снимало их с добычи. Голову украшали размашистые рога из чёрного железа, а безносое лицо походило на обтянутый кожей череп. Германн до сегодняшнего дня ни разу не встречал подобного существа, но слышал о таких от охотников, пришедших с далёких северных гор. Помнил даже, как этого монстра–людоеда они называли.

Вендиго.

Они приблизились, а Германн продолжал сидеть на одном месте. Вервольфы, подобно охотничьим псам, окружили его в кольцо. А их хозяин встал перед ним и заговорил.

– …Зачем… всё это?.. Зачем убивать… своих собратьев?..

Его голос был неприятным, хриплым, словно что–то мешало ему говорить. Смотря на мужчину сверху–вниз, он наклонился вперёд, изучающим взглядом проходя по его фигуре. Металлические когти звякнули и противно скрипнули.

Германн поднял голову, всматриваясь в чёрные глаза чудовища. И тихо, спокойно вымолвил.

– Вы ворвались в мой дом. Убили моего сына. За это я вас всех и убью, – а после, громко, и угрожающе выделив. – Всех. До единого.

Голос Германна звучал эхом в голове чудовища.

– Ответь мне, вендиго... Ты слышишь голос, приказывающий убить меня?

Это был словно обнажённый нерв в голове каждого монстра. Вечно жгучий, приносящий постоянное страдание инстинкт. Нет ни одного монстра, что не ощущал бы этого позыва. Даже Германн где–то на подкорке сознания ощущал этот давящий зов природы, что для высших монстров звучал как приказ.

«– Убивай людей».

Хозяин волков не сводил с него глаз. Впервые за долгие годы он ощутил, как холод сдавил его грудь, словно чья–то рука ухватила за сердце и стала нещадно на то давить. Где–то в своем естестве он также ощутил инстинкт, тянущий его назад в лесную чащу, в самый тёмный угол. Это был страх, который он не ощущал после становления монстром. Страх, природу которого почему–то понять не мог.

– …Нет…

– А узнаёшь ли ты моё лицо?

Вендиго промолчал.

– Вот как, – поднявшись с места, Германн стянул капюшон с головы. – Значит… В твоих глазах я «собрат», да?

Германн выпрямился. Смотрел на чудовище, сковывая того в животном ужасе.

– …В этом… нет нужды… Мы уйдём… И завтра…

– Нет, – прервал его Германн. – Ты живёшь свой последний день.

Разорвав кожаную перчатку, чёрные когти полоснули по телу чудовища. Вендиго шатнулся, отступил на несколько шагов, не поняв сначала что произошло. Схватился за рану своей широкой ладонью, крепко сжав. Волки зарычали, ощетинились, обнажая клыки.

В вечерней полутьме на монстра смотрела пара чёрных глаз, сквозь которые прорывался золотой свет.

Глядя на них, вендиго тихо и благоговейно выдохнул.

– …Король…

4.

Лошади отказывались идти дальше, как бы сильно их не тягали вперёд. Они ржали, били копытами, ударяя теми прямо по невидимой линии, дальше которой ступать они отказывались из–за животного страха. Инстинкты кричали о том, что дальше по дороге их ждало нечто ужасное.

– Всё! Хватит! – отпустил поводья Аарон, ведь ещё немного и конь просто зашиб бы его копытами. Отпущенное животное пробежало назад по грунтовой дороге, держась поодаль. – Да отпустите уже! – прикрикнул он гневно на своих спутников, и те, всё же сдавшись, тоже отпустили своих испуганных лошадей, что стали держаться вместе.

Фелиция цокнула, убрав выбившуюся прядь волос со своего лица.

– И как нам возвращаться обратно?

– Подумаем об этом, если вообще вернёмся, – сказал вставший рядом с ней здоровяк, стянув со своих мощных плеч мешок со снаряжением и бросив тот перед ногами.

Девушка не нашла что на это ответить.

Они готовились к охоте. Тяжёлое, опасное, зачастую даже неблагодарное ремесло уже стало обыденным в их жизнях, но сейчас всё ощущалось иначе. Даже Ви, державший всегда позитивный настрой, граничащий с ненормальным желанием отправить на тот свет как можно больше «чернокровок», сейчас держался отстранённо.

– Эй, «Капитан». Гляньте, – охотница кивнула в сторону чёрного дыма, застегнув на своём поясе короткий меч и рапиру с изящным волнистым лезвием.

– Тебе не надоело так меня называть? – спросил Аарон слегка раздражённо. Каждый раз, обращаясь мужчине, она с долей ехидности в голосе называла его «капитаном».

– Ничуть. Так, вот этот чёрный дым – это нормально? Раньше с этим сталкивались?

– Нет, – ответил ей здоровяк. Подойдя к девушке со спины и стянув капюшон с её головы, он по привычке стал завязывать её светлые волосы в косичку. – Это и для нас впервые. Так что держись поближе, не рвись в бой как обычно, ладно?

– Ладно, раз ты так говоришь, – завязанную мужчиной косичку Фелиция затянула на своём затылке, дабы волосы не мешались на случай, если им придётся вступить в бой. – Спасибо, Ви.

– Эй, – подал наконец голос Аарон. – Птицы...

Мужчина указал на пролетавшую над их головами птичью стаю. Поначалу летели они нормально, но затем, словно заступив за невидимую черту, резко развернулись в полёте в противоположную сторону. Некоторые из них начали падать, замерев, даже не махая крыльями.

Охотников пробрала дрожь. Никогда ещё подобного они не видели. Звери не только бежали или обходили стороной всю эту местность, но и умирали, подступившись слишком близко. Их тела не выдерживали мгновенно нахлынувшего напряжения, что сковывал мышцы вплоть до сердечных.

– Это… совсем не нормально, – тихо шепнула Фелиция.

– Точно не лесной пожар, – согласился Ви.

– Рёв… – сказал капитан, завороженным и дрожащим голосом.

– Что, прости?

– Рёв. Отец рассказывал об этом, – командир не сводил своих глаз с возвышавшегося до небес чёрного столпа дыма, уходящего куда–то в глубину небес. – Он рассказывал… Что монстры существовали и до того, как Зверь убил Бога. Зверь лишь пролил его кровь, породив целые орды чудовищ, которые появляются из нас, людей. А тех монстров, до катастрофы, создал сам Бог.

– До меня всё ещё не доходит, – сказал Ви.

– Разве тебе он этого не рассказывал?

Фелиция слегка съязвила.

– Наверное, это преимущество любимчиков.

Командир вздохнул. Отвечать на подобную язвительность совсем не хотелось. Хотя было удивительно, что даже когда напряжение витало в воздухе, Фелиция умудрялась язвить.

– По рассказу отца: «Зверь вызвал своих собратьев рёвом, что окинул мир, и пробрал ужасом всё, что ходило, ползало, или летало. Когда все его братья явились, Зверь убил их, обагрив себя их кровью. И на месте их смерти возник чёрный, как ночь, столп, устремившийся в небо». Вот это, – он указал пальцем на дым. – Разве не похоже? А ещё лошади, что отказываются идти. И мёртвые птицы.

Ви сглотнул. А их капитан продолжил.

– Нет ни одного доказательства того, что чудовища конфликтуют друг с другом. Нет также ни одного подтверждения, что они охотятся на зверей ради пищи. Их единственная цель – человек, – Аарон затянул саблю на поясе. Поднял свою винтовку, дёрнул, обнажив барабанный механизм, и стал заряжать патроны, помеченные красной полоской. – Я это к тому… либо там произошла небольшая война между охотниками и чудищами, что очень маловероятно, – он резко поставил барабан обратно, а затем поднял пистолет, вручив тот Ви. – Либо там что–то, способное убить сотню чудовищ.

Повисла недолгая тишина.

– Может тогда лучше подождать подкрепления? – спросила Фелиция.

– Я уже отправил весточку, пока мы были дома. Но нужна разведка. Если там будет что–то, с чем справиться мы не сможем, – капитан ненадолго задумался. – Мы сбежим. Отступим к дому и подумаем все вместе, что делать дальше. Согласны?

И они пошли.

Путь был неблизким. Когда дорога кончилась, они вошли в лесную чащу, в которой то и дело натыкались на мёртвых зверей и птиц, что свалились замертво прямо во время побега от эпицентра. Разило железом. Шли они в напряжённом молчании, обливаясь холодным потом, потому–что начали ощущать то же, что и погибшие звери. Что–то сродни природному ужасу перед огромным хищником. Сердце потихоньку начинало колотиться, а здравый смысл словно дёргал их в стремлении развернуть назад.

Но охотники продолжали идти. Уже видели выход из рощи, но тут командир ударил Ви по груди, остановив. Охотники тут же присели, прильнули к деревьям, скрываясь за ними.

Командир указал парой пальцев, и они увидели его.

5.

Тёмная фигура, стоявшая к охотникам спиной, одной рукой держала павшего вендиго за рог. Униформа выдавала в нём одного из них, но приглядевшись, они заметили иное. С его длинных рук словно стянули кожу, обнажая мышцы и шипастые кости из чёрной стали. Они были чем–то средним между плотью и железом. Четырёхпалые ладони заканчивались острыми закруглёнными когтями, более походившими на увесистые кинжалы.

Его глаза светились в полутьме. Сквозь чёрные склеры прорывалось золотисто–бледное свечение.

Чудище в его руках тихо хрипело, будучи не в силах набрать воздух в лёгкие, и вымолвить мольбу о пощаде. Мужчина слегка приподнял его, ударил когтями по горлу, а затем с силой бросил умирающего монстра перед своими ногами.

Его длинные руки ухватились за рога. Нога прижала тощее тело к земле. И с пробирающим до самых костей хрустом, мужчина за пару рывков оторвал вендиго голову.

Секундное облегчение. Глубокий вдох холодного воздуха. И рваный кашель от неожиданной и резкой головной боли.

« – Быть героем – это умирать, чтобы жили другие. Ты способен на это, Германн?»

Голос далёкого прошлого дал о себе знать. Когда всё естество обнажалось холодными нервами наружу, давно забытые голоса решили сыграть с ним в злую игру. Наказание за пересечение черты. За то, что отбросил так тяжело добытую человечность.

Он медленно повернулся. Его пылающие золотым светом глаза остановились на людях, укрывшихся за деревьями. Секунда раздумий, и он рванул в противоположную от них сторону. Всё ещё считая себя человеком, он отказывался убивать своих товарищей по оружию, выбрав побег.

Но не успел он пробежать и десятка метров как раздался выстрел. Пуля влетело в колено с громким хлопком. Небольшой взрыв чуть не оторвал мужчине половину ноги заставив упасть. Охотники подбежали к нему, окружили, наставив оружие.

Германн ничего не почувствовал, когда раскалённый свинец разорвал его плоть. Сперва это его удивило. Он успел позабыть каково это – не ощущать боль от ран. Это казалось неестественным.

«– Больно? Ха–ха! Это хорошо, братец! Раз больно, значит ты ещё жив! Сожми зубы, сейчас быстро всё на место поставлю!»

Он медленно приподнялся, пока его колено потихоньку регенерировало и вставало на место. Огляделся по сторонам. Хоть лица охотников и казались ему нечитаемыми, но он чётко ощущал их напряжённость и слышал, как под доспехами бешено бились сердца. Их капитан подошёл ближе, приставив дуло ружья ко лбу Германна.

Он начал прикрикивать. Что–то говорил, но жёлтоглазый не понимал его слов. Он их слышал, но смысл не доходил до него. Словно звук ручья или разогнавшегося ветра.

« – Мария, не задирай его! Он спас мою шкуру, и что более важно, он – наш гость. Так что прояви хоть капельку уважения».

Германн медленно поднялся, не смотря на приставленное к голове ружье. Ему показалось странным, что его ещё не пристрелили, но думать об этом времени не было. Он хотел сбежать.

Как только разорванная нога с громким хрустом встала на место, он увёл дуло в сторону ударом кулака и тут же рванул к охотнице, стоявшей за его спиной. Он знал, что остальные не выстрелят. Осколки от пуль, что рвут плоть чудовищ, вполне себе могут прошить тело насквозь, задев союзника.

Но охотница отпрыгнула в сторону, уколов чудовище рапирой под ребро. Германн даже не замедлился. Выстрел. Затем ещё один. Первая пуля просвистела у уха. Вторая же угодила в плечо, но не разорвалась. Выстрел. Третья задела лодыжку. Мужчина оступился, упав на колено.

Ви мигом настиг его, с размаху ударив топором.

« – У тебя есть потенциал, парень! Махать мечом ты умеешь, но вот стоять твёрдо на ногах ещё надо поучиться».

Руками Германн закрыл шею. Раздался звонкий звук удара металла о металл. Не отступая, охотник нанёс второй удар, который был отбит железной ладонью. Затем, сделав обманку, Ви развернул лезвие и ударил сверху–вниз. Германн схватился за топорище, на секунду подумав, что остановил атаку, но его тут же рубанули в открывшийся бок саблей. Успевший подбежать Аарон ударил сильно, но не пробил прочную ткань плаща.

Германн отпрыгнул от них, но нарвался на клинок охотницы, вонзившийся ему в спину.

« – Я всегда хотела большую семью…»

Боль молнией прошлась по телу. Жгучая, тянущаяся и невероятно сильная. Лезвие короткого меча пронзило его насквозь, попав в то место на спине, где плащ был порван. Разворачиваясь, он рефлекторно ударил со всей силы тыльной стороной кулака, но охотница нырнула вниз, а после отскочила.

Германн наклонился, тяжело задышав и не сводя взгляда с девушки. Она держала рапиру в одной руке, а во второй очень опасное оружие, лёгкая царапина от которого приносила неимоверные страдания. Чёрные вены на лице Германна стали отчётливее. Сердце забилось чаще. Тело старалось подавить сотни ядов, которыми было смазано грязное лезвие старого меча. Они словно настоящее пламя выжигали чёрную кровь, струящуюся по венам. Поджигали изнутри.

« – Потерпи. Сиди ровно, не опускай голову! Мария, принеси спирт и нитку с иголкой, зашить его надо!»

Германн выпрямился во весь рост. Рана с тяжестью, но всё же затянулась. К удивлению охотников он не умирал как встреченные ранее монстры. Большинству хватало даже небольшой царапины, чтобы беспомощно биться в агонии.

Ви наставил пистолет, но Германн за пару шагов разорвал дистанцию, приблизившись чуть ли не вплотную. Схватившись за оружие, он вырвал его из крепкой хватки, ломая мужчине пальцы. Охотник зарычал и тут же врезал топором, но лезвие угодило в подставленную кисть. Отпихнув здоровяка ударом ноги в живот, Германн разломал пистолет, и метнул его в девушку. Он выиграл секунды, подбежал к их командиру, не успевшему выстрелить, и разломал ружьё на две части.

Фелиция уклонилась, и, настигнув Старого охотника, рубанула отравленным клинком по шее. Но срубить голову не получилось, меч застрял на полпути, и Германн отпрыгнул назад.

« – Ты не человек».

Охотники начали напирать в паре. Что-то кричали, видимо переговариваясь между собой. Удар за ударом они оттесняли его назад. Били сильно, и самое главное весьма метко. Германн бешено кружился, уходя от выпадов, но всё равно открывался, получал удары в бреши защиты. А когда к ним присоединился Ви, пришедший в чувство, Германн пропустил серьёзный удар топора в спину.

« – Это поражает. Подобного самовнушения я не видел никогда. Ты настолько уверил в собственную человечность, что даже твоя кровь стала красной. Ты удивителен».

Охотники сражались отчаянно. Они не давали ему сбежать и не оставляли и секунды чтобы привести мысли в порядок. В отличии от орды монстров охотники сражаются в синергии. Один бьёт в голову, второй в уязвимую точку, а третий в спину, и меняются они так естественно, что Германн не успевает защищаться от всего.

Их командир перехватил инициативу, обрушивая на чудовище град ударов. Он бил мечом быстро и так умело, что Германн еле успевал уклонятся и отбивать выпады. Справа–слева–справа, укол, справа–слева, и ещё один укол. Старый охотник поймал клинок, погнул, а затем сломал тот пополам резким движением ладони.

« – Что ты такое?..»

Обойдя Германна, Ви вогнал остриё на обухе секиры в его левый бок, пробив охотничий доспех и сломав несколько рёбер. Германн схватился за древко топора. Он хотел вытащить остриё, но Ви надавил сильнее, вгоняя его глубже. Дышать стало тяжелее. Секунда, и сломанная сабля вонзилась в правое плечо Старого охотника, застряв меж костей и не давая пользоваться второй рукой.

Охотница подбежала сбоку. Крутанулась, разогналась, и ударила отравленным мечом, который должен был разрубить шею чудовища. Но тот слегка наклонился вперёд. Клинок рассёк щёки и был зажат зубами. Фелиция надавила сильнее, но меч не сдвинулся.

На секунды они остановили его. Втроём держали на одном месте, не позволяя сделать и шагу. Капитан что–то выкрикнул, взявшись за отравленный клинок и надавить на него, заставив со скрипом скользить по зубам.

« – Не убивай его! Стой!»

Германн зарычал, напрягшись и с силой дёрнув за древко топора. Ви понесло вперёд, и железный кулак прилетел ему в нижнюю челюсть словно кувалда. Он как кукла подлетел, а после упал на спину без чувств. Желтоглазый зубами сдавил ядовитую сталь сильнее, но не мог ту перекусить, рыча от боли и сходя от неё с ума. Лицо и шея пылали из–за яда. Казалось, что даже думать было слишком больно.

Он рубанул когтями по Капитану, пустив ему кровь, и с мощным ударом ногой в торс, отбросил на несколько метров. На мгновение он разжал челюсти, позволив охотнице вырвать клинок и отступить.

« – Смотри на меня! Не закрывай глаза, смотри на меня! Я здесь, слышишь!? Я здесь!»

Вонзив кончик рапиры в землю, она схватилась за лезвие и быстрым движением резанула свою ладонь. Выставила руку вперёд оттопырив пальцы. Ощутив как начало жечь руку, она пустила поток красного огня в чудовище.

Германн закрылся своей железной лапой словно щитом, но кровавый огонь накрыл его. Рука раскалилась, запахло горелой плотью. Пламя сожгло рукав по самое плечо, опалило левую часть лица, но Германн зашагал к девушке. Прикрываясь рукой, он быстро настиг её, ухватил за ладонь, обжигая и ломая ту. Девушка лишь шикнула сквозь зубы, тут же взмахнув второй рукой и резанув ядовитым клинком по лицу противника.

Германн рефлекторно отпрыгнул, а она начала наступать.

« – Я не могу, Мария... Ничего не могу тебе дать. Не могу дать тебе ребёнка».

Среди троицы этих охотников желтоглазый посчитал её самой опасной. Не только из–за клинка, каждый порез которого ощущался как сожжение заживо, но и из–за того, как она с ним обращается. Мужчина шагнул назад, а она вытянулась и смогла рубануть по его подбородку. От хлёсткого удара когтями она ушла в кувырке, уколов его мечом в бок, и тут же переведя клинок, резанула по лодыжке, отскочив. Германн упал на колено, но успел защититься от укола в глаз.

Охотница была очень ловкой. Атаковала не так сильно, но была в разы быстрее и ловчее. Казалось, что даже из самого неудобного и невыгодного положения она способна нанести смертельный удар. Держалась низко, рубила по ногам, пока в какой–то момент не поймала Германна на ошибке. Он ударил размашисто, промахнувшись, и потеряв равновесие. А она, пустив сломанной рукой искры в жёлтые глаза, за пару шагов подобралась к нему чуть ли не вплотную.

Мгновение.

« – Германн, не делай такое лицо, прошу. Ты похож на выгнанного в грозу щенка, пф–ф… Я знала за кого выхожу замуж. И ни о чём не жалею».

Охотница вогнала меч в его грудь по самую рукоять. Германн ощутил, как ядовитая сталь пробила кости и прошла через сердце. Это была её цель – сердце, что разнесёт яд по всему телу. Яд, что выжжет всю проклятую кровь и положит чудовищу конец.

Неожиданно для девушки он схватил её за плащ. Тяжёлым сапогом он разбил хрупкую лодыжку, скинул руки с меча, и буквально ударил её о землю, выбивая дыхание.

Занеся лапу для удара, Старый охотник затрясся от боли. Отрава пульсировала венах, он был загнан в угол подобно зверю, и каждая рана, медленно затягивающаяся на его теле, горела огнём. Глазами бешенного животного он смотрел на неё. Хотел убить, вогнать когти в её грудь и закончить наконец этот изматывающий бой. Секундная слабость перед инстинктами.

« – Обещай, что будешь со мной»

Ещё немного и он бы убил её. Но набрав воздуха, она крикнула изо всех сил.

– Папа!

Его естество рухнуло вниз. Германн замер. Перестал дышать, всматриваясь в черты её лица. Увидел слегка покрасневшие от слёз серые глаза. Её светлые, почти белые волосы. Небольшой шрам на верхней губе. Почувствовал еле уловимый аромат духов, которые любила Мария. Пахло сливами и летними цветами.

« – Я совершил слишком много зла. Убив Бога, я проклял этот мир, Артур. Из–за меня столько людей погибло от клыков и когтей… Если бы я пощадил его, родители всех этих детей были бы живы. Ты прав, я стараюсь искупить вину, оберегая их, но они пошли по моим стопам. Арно, Виктор, Фелиция, Аарон… Они стали охотниками, хоть я и был против. Остальные дети смотрят на них с восхищением. Я боялся, что и они встанут на этот путь. Боялся, но не останавливал. А сегодня умер мой сын. Арно умер из–за принятых мною решений. Поэтому не останавливай меня. Поэтому не смей пользоваться именем моей жены, чтобы остановить меня. Я убью их всех, а если не убью, то умру, разорвав проклятие. Разговор окончен».

Его глаза заблестели в полутьме, а золотое свечение в них медленно затухало. Опустив лапу, он впился когтями в землю, склонившись над девушкой. Проронив несколько слезинок, он тихо прошептал.

– …Мой… зайчонок…