Имя автора будет опубликовано после подведения итогов конкурса.

Когда опускается дым

Обожаю огонь. Люблю огонь. Могу часами глазеть в танец манящей сердцевины. Стоит только взглянуть на пеструю струйку у полоски горизонта, то можно сказать на моей улице наступает дивный праздник. Огонь – это мой дом, мой хлеб и наш народ.

Скитаясь среди пепельной ночи, всегда тычешься носом как слепой щенок, теряя из виду дорогу. Бывает просто заканчиваются чьи-либо следы, да и ледяные глыбы все ни те и лежат в неположенном месте. Даже воздух совсем иной, затхлый и спертый, как в гробу. А порой ее вовсе, нет.

Затем поднимается ветер. Его можно услышать издалека, если припасть ухом к земле и замереть. Гулкие толчки громыхают где-то в глубине самой земли, но нет, это с близлежащих гор ледяные валуны и ветхие скалы срываются в бездну.

И вот уже рьяный ветрюга обрушивается на тебя, а деваться некуда посреди ледяного простора. И тут главное не закрывать глаза, но, если веки слегка сомкнешь, то пиши пропало. Пепельно-седая мга, кружащая над головой свой медленный хоровод смерти будет последним, что ты увидишь перед собой. Эта вырвиглазная пуча из одного всю душу вытрясет, а другого оставит безголовым бродить. Только третий позавидует мертвым. И повезет только тому, кто огонь разглядит во тьме.

-“Чужие слова дели на десять – не прогадаешь”- говорил мой папка, еще при здравии. Так что расскажу я тебе, такому же скитальцу, что видел своими собственными глазами и как остался последним из города Поющего Пламени.

Мы брели вдвоем через ущелье. Смрадный снег лежал по колено, а под ним замерзший труп земли. Ветер сходил с ума. Бешенные порывы приносили нам замшелую пыль и намеки о приближении бури. Ледяные куски были тут и там. Белая пыль стоит кругом - ни черта не видать. Подолгу приходилось лежать головой вниз, чтобы не снесло башку или еще чего. Мы выдохнули, когда гора наконец вынырнула из черного дыма на горизонте.

Сама гора была без надобности, однако нам надо было забраться на одно плато под названием Лютое. Как же долго пришлось тащить наши худощавые тела наверх. Но перед тем, как туда попасть…Ооо...Это целое дело. Зажигать путеводный огонь на сумеречной тропе — это целое дело и одного никогда не пустят. Только вдвоем и точка. Две головы всегда хорошо, одна потолковее, другая подурнее, а там как-нибудь приложится.

Подъем на плато тянется через вереницу пещер. А там и черт, и человек, любой ногу сломит. Одно было нам на руку, что пещеры эти опустели давно, когда иссяк последний источник чистой воды. После человек больше там не жил.

Однако не все так гладко, как хочется, ведь так? Старшой когда-то поговаривал так:

- …А ты слушай, Рог, да на ус наматывай! Тогда в хождение перлись по четверо, как сейчас помню. Таков был закон того времени – огонь должен гореть всегда. Ну, а о людях в последнюю очередь думать стали. Это только потом дошло до всех, что четверо слишком много и неразумно. Да и кто вообще…Ай ладно! Чего уже…Я был чуть моложе тебя, потому поставили замыкающим...

А мы все торопились-то! До ночи хотели убраться с этого чертового места. Один из нас чуть в пропасть из-за этого не свалился, но это ерунда, так, баловство. Первого парня размазали об стену. Второго, что старшим был, схватили за его шлем. Третий достал огненную смесь и заорал мне бежать к выходу. Уже у входа прогремел взрыв. Я был последним из той группы.

Именно тогда я получил свой первый урок. Смотри внимательнее на вход в пещеру. Тут двери нет и войти может каждый. Если надо, то вылежи каждый камушек, остановись-рассмотри застывший кусок дерьма, но дорога должна быть чиста…”

И вот мы теперь стояли у входа пещеры. Перед нами был виден нечеткий, но вполне читаемый отпечаток человеческой ноги.

В общем-то, когда ветер начинает шалить, то не мудрено, что всякая тварь живая хочет спрятать свою шкуру как можно глубже и подальше. Однако для этого наш город изобрел одну хитрость. Для самых страждущих попасть сюда, так сказать, здасьте – будьте добры, умойтесь кровью – труполовка.

И такого добра навалом раскидано по всем тропкам, проходам, развилкам. Прозвали эту страхолюдину так, из-за того, что, когда она срабатывает, в яму падает уже мертвое тело. Труполовку не обойти, с ней не договориться, простая как молоток и столь же надежная. Кто туда только не падает… Мастерюга, создавший железную дробилку, прочно дружил с руками, но не с головой.

Порой худо настолько, что даже самые матерые и опытные огнедухи складывают свои головы в яме труполовки. Иногда за раз уходят сразу двое. Такова ли истинная цена огня? Часто я спрашиваю себя, даже после…Но что и сейчас, что и тогда, будучи младшим огнедухом, ответы так и не откапывались из-под моего сознания.

Мы еще некоторое время терлись у входа пещеры. Все внимание на себя взял отпечаток стопы какого-то двуногого создания. Ничего серьезного или подозрительного.

На застывшей ледяной грязи виднелся след тяжелой обувки с прочными гвоздями на окольцовке. Больше похоже на человеческий след или пытается быть похожим на него. Бывало и такое, что тварь, бывшая когда-то человеком, теряла любые признаки здравомыслия или банально облика людского. Однако, при этом, стопа существа продолжала носить ту же обувь. Тогда непредвиденное обязательно случалось. Надо про это всегда помнить, так говорил мне старшой. Вероятно, под заказ делалась, такое добро на дороге не валяется. Дальше нам след на отрез отказывал, что-либо рассказывать путного.

-Какие у вас мысли, Старший…? – начал я негромко.

Он выставил ладонь и велел мне тут же заткнуться. Старшой, как ни в чем не бывало, вновь облокотился у входа к скале и с закрытыми глазами принялся ждать. Издалека печально завыли остатки бури. Где-то посыпался обвал. Ледяная пыль перекала и ровными нитками стелилась под ногами. Какое-то время спустя он вытащил что-то из сумки и воткнул в землю, а ухом прильнул к рукоятке механического цилиндра.

Закончив, он отряхнулся и наконец сказал:

-Там либо нас кто-то терпеливо поджидает, чтобы бошки нам поотрывать к чертовой матери. Или же этого странника сцапала труполовка. Но больше волнует меня другое, сколько вошло в пещеру?

-Старший, а у нас разве есть иной путь попасть на плато?

-В точку, как всегда, Рог. Чертова гора не сильно богата выбором пути наверх. И да, к слову, та байка с выжившим огнедухом, еще свежа в твоем разуме?

Я мотнул головой.

-Добро, собирай треугольный фонарь, будешь мне дорогу освещать. Если это незванная рожа подумает высунуть свойнаглый нос, я найду чем его угостить.

На спине старшего огнедуха висел блинчатый бак с жидким огнем под завязку. Он выставил перед собой дуло оружия ,зажег фитиль и вошел в темноту пещеры.

Оказалось, все было гораздо проще. Вот идешь себе в стеклянной шапке с бляхой дебелой во рту, чтобы от желтого смрада в пещере кровью не плеваться. Невольно темнота малехонька расступается из-под фонаря. В начале ничего не замечаешь, а уж потом... Как мы сразу не догадались.

На каменной развилке валяется треугольное светило железом обитое. Внутри фитиль свечи потух лет сто назад, а стеклянная линза в дребезги покрошена. Там же пыльный сверток карты и комок уже давно застывшей рубиновой лужи. Жестокая работа труполовки – тут без шансов. От игольных зубьев в голове, никому не становится легче жить. Это обычно все, что от них остается.

Мой старший, опустил дуло ружья и тяжело вздохнул. После такого вздоха он всегда произносил одно и то же. Но даже через стеклянный шлем на его голове, я видел, что это ему дается с каменным трудом.

-Пусть жар света, во всякий час, будет оберегать твой славный дух и не вздумает покинуть тебя. Доброй дороги тебе, брат наш...

Как правило путеводный огонь должен пылать на возвышении, чтоб торговые коробы на колесах всегда находили тропу до города Поющего Огня, а наши до их. Потому дорога – наш хлеб с солью в этой вечной мге из золы и пыли над головой. Хотя мне почему-то кажется, что это канувший в лета сотлевший прах былых времен.

И вот, пройдя последний подъем пещеры, мы очутились на плато Лютое. Перед тем как выйти наружу, пришлось сменить бляхи у стеклянных шлемов, так как дышать становилось все труднее, а нам еще предстояло пройти немалое расстояние. Судя по карте, оставалось пройти 670 шагов, держась левой стороны, а затем свернуть у высеченного знака на ледяном булыжнике.

Знак я нашел среди серого мрамора кусков льда. Практически все плато обросло им и все вокруг походило на гигантского спящего стража, который невольно был поглощен лютым нравом здешних земель. Согласно легенде, он направлялся в сторону города Поющего Огня, но по дороге устав, решил набраться сил и заснул крепким сном. Однако эти земли не даром прозвали чертовыми. И следующее утро было последнем, потому как пришел черный дым, а с ним и мертвая стужа и нынешний сумрак. Пепельная мга волнами ринулась по равнинам, извилистым холмам. Старые люди поговаривают, что дозорный не сразу смог всё глазом окинуть. Единственное на что ему хватило сил, это бить изо всех сил в сигнальный колокол башни.

Народ бежал, сломя голову, в угольные шахты. Другие спрятались в подземном хранилище города. Некоторым пришлось отсиживаться даже в домашних погребах. А кто ни успел укрыться от напасти, тот намертво застыл на углах улиц. Ледяная ночь бушевала восемь дней и восемь ночей. Затем, все сбились со счету. Кто-то утверждал о восьми, а другие кричали о двенадцати. Никто толком не помнит сколько именно, да и время легко точит камни памяти.

Когда люди повылезали из убежищ, то обомлели. По всему городу лежала угольная сера. Только ее отличие было в том, что она была не родом с глубин шахт. Это проверяли не один десяток ученых умов. Одним словом, никто толком не мог сказать, откуда пришла эта мерзость и надолго ли. Помимо застывшего дыма, свалившегося на голову, с ядрёным морозом, город заполонили мертвые статуи из мраморного льда. А вдалеке появилось, что-то похожее на скошенный хребет горы. Отдаленно она напоминала заснувшего в холоде гиганта.

Ну что уж сказать, народные байки. Но если уж копать в корень, то мне кумекается, что если и был гигант, то не шел он на нас, чтобы стереть с лица земли. Скорее пытался спастись или же предупредить всех живых. Так что уж было не уютно стоять на спине замерзшего гиганта. Таков был сказ о плато Лютое. Других, по правде говоря, и не ведаю, так что, это все что у меня есть.

Надо было избавиться ото льда, чтобы освободить знак. Я вновь достал треугольный фонарь. Перед тем, как нажать на рычажок, закрутил дуло ружья по центру, откуда шел свет фонаря. Затем я вытащил кожаную трубку со спины, где у меня также висел блинчатый запас жидкого огня.

Ненадолго на всем плато воцарился тусклый свет. Окружавшие нас всюду острые бритвы ледяных глыб заиграли рыжими зайчиками. Посеревший лед стал яростно шипеть, местами слегка курился из-за столетнего покрова пепла.

- Это и правда оно. Без тебя я бы этот знак до самой старости искал. Потому с тобой и пошел. На тебя можно положиться, Рог. – неожиданно промолвил мастер, когда я кончил топку льда.

Я был рад этим словам. Редко такое услышишь от старшого, который на протяжении всего хождения предпочитает молчание. Мне собственно от этого не холодно и не жарко. Любого огнедуха волнуют две вещи: чтоб путеводный огонь освещал путь-дорогу, ну и что уж там, и чтоб каждый вернулся обратно целехоньким. И если для этого придется помолчать, я помолчу. В конце концов, я не не растаю от этого. Да и если честно, то родных людей не выбирают, поэтому привыкнуть к отцу, сущий пустяк. Другое дело, долго привыкаешь к дисциплине, ведь дома — это отец, а снаружи старший огнедух, а с этим все строго.

Кстати, знак был простым. Потертый временем, желтый круг находился внутри большого треугольника. Справа тянулась стрелка к красной свече, больше похожей на факел. Да, незамысловато, да, местами сикось-накось, через одно место как говорится, но это в первую очередь знак. Во-вторых, в самую последнюю очередь огнедух думает о красоте намалеванного знака, когда твой стеклянный шлем зарастает бледным инеем, а толстенный шерстяной плащ покрывается комьями льда. Так что, особо и не постараешься, когда ели концы с концами сводишь. Нам оставалось спуститься в низину плато.

Именно тогда я впервые и увидел мёртвый хоровод. В этот момент у нас чуть челюсть не отвисла. Хотя может и отвисла, просто стеклянные шапки их вовремя придержали. Стоя на верхнем плато горы, мы узрели удивительное чудо, которое возможно никто никогда и не видал до этой поры.

Дым был всегда. Угольная шапка над головой не приносила особой радости, но поколения за поколениями, наш город свыкся с ней. Несмотря на мертвый запах, невыносимый смрад и хлопья пепла, тяжко конечно, но кое-как вдыхаешь этот дым в свою душу и привыкаешь. Со временем наши кудесники смастерили стеклянные шлемы с бляхами и стало чутка полегче жить, а глубины города хранили драгоценный уголь и жидкий огонь. По всему городу стояли каменные шесты, а на них сверху крепилась наша гордость и символ города – треугольный фонарь с огнем внутри. Так что света хватало всегда и на всех, какие бы времена не наступали.

Но было еще кое-что похуже. В некоторые дни дым опускается чересчур низко, как сейчас, и без фонаря и стекляшки на башке можно быстро сгинуть и навсегда остаться где-то во мраке. Те, кто умирают от черного дыма, такого и врагу не пожелаешь. В глазах белым бело, раздувшаяся грудь и лишь только из носа застывшие струйки черной жижи... Вам доводилось такое испытывать? Хорошо, если нет…

Наши стеклянные шапки глядели наверх. Среди черноты моргнуло что-то тусклое, но светлое. Затем оно уже мерцало без остановки, все расширяясь и расширяясь. Едва не ослепнув, мы не почувствовали зов подступающего ветра и сковывающего холода. Нам было так наплевать, что даже отмороженные конечности, перестали нас волновать. Та магия, высоко наверху, не смотря на обступающий дым, была завораживающей.

Мгновение спустя, едко оранжевый желток глаза блеснул каким-то чудным светом. Ледяные глыбы превратились в зеркала и стали пускать лучи абсолютно неизвестных для нас цветов. По правде говоря, мы и не знали слов таких для описания, да и представлять попросту не могли. Отцу как-то принесли в подарок странный камень из шахт. Здоровенная прозрачная балда с целую ладонь. Только покажешь его на свету, а он будто песней разливается в куче цветов. Красивая штуковина была, да и еще стекло могла резать, но бесполезная в нашей непростой жизни. Этот чудный камень мог приблизительно описать то, что мы узрели.

Наверное, я тогда точно осознал, чего действительно хочу. Разумеется, у меня до этого были свои цели и желания. Я рос в простой семье каменщика. Однако, когда родился ваш покорный слуга и еще пять сыновей, отец подался в огнедухи. С самого детства мы мечтали тоже стать огнедухами, как и отец, а матушка только и делала, что подогревала наш живой ум рассказами о хождениях отца. У меня не было никаких сил, чтобы таскать тяжести, да и шибко умным меня не назовешь. Про таких как я обычно говорят, тихий малый. Но при всем при этом я был упертее всех братьев и обладал железным терпеньем. Иногда у входа к путеводному огню приходится лежать на земле по долгу, так что каждый мелкий камень кажется пыткой на медленном огне. Ведь, если поблизости был кто-нибудь, то своей силой я вряд ли кого удивлю.

Отсюда отец с матерью и нарекли меня именем Рог. Наверное, поэтому из семи огнедухов в нашей большой семье, и остались только мы с отцом. После того, как я остался последним сыном, старший огнедух попросил перевода в мой скромный отряд. С тех пор, прошло немало времени. Старшой, как я его называю, закрепилось в нашем отряде, все-таки, он мне был, как ни как, папка родной.

С девушками огнедухам не везет почти постоянно, работа такая. После потери всех братьев, я желал одного, чтоб отец с матушкой были в здравии, да и чтоб город поющего огня стоял вечно. Большего мне было и не надо.

Собственно, все это вполне ясно, как дым над головой. Однако я пожелал всем сердцем взглянуть на этот оранжевый желток, похожий на глаз, еще раз. И увидеть его, когда опускается дым.

У огнедуха было две головные боли: зажечь путеводный огонь, и, если надо поддерживать, пока не устаканится. Да и найти дорогу туда-обратно. Как понимаете, в этом испытании любой может сгинуть уйму раз, это как пить дать.

Я это все говорю к тому, что из-за таких суровых условий, город берег огнедухов, как зеницу ока. Кормили хорошо, вещами вооружали, которым не было сносу. Короче только дурак будет жаловаться на такие условия.

Даже, если в городе царил голод.

Да, были и такие времена. На улице города и крошки не сыщешь, только пепел и замершие лужи из грязи на каменной дорожке. Настоящий черный день для всех грызунов и плохо лежащих вещей в городе. Тогда некоторые огнедухи стали воровать еду или недоедать, дабы передавать кое-какие крохи своим семьям, но за это их сурово карали.

Доходило до публичных наказаний. Но однажды произошла одна единственная казнь. После этого больше никто не таскал драгоценную еду с хранилищ города. Тот казненный был молодым огнедухом. Посреди центральной площади его посадили на решетку котла. Смотритель медленно стал разгонять паровую машину, пока от криков огнедуха не осталось даже костей. В воздухе стоял запах сожжённого мяса.

После на место казни вышел Первейший огнедух и произнес:

-Думаете, убивать таким макаром, нам это любо!? Своего же собрата по огню, жителя великого города Поющего Огня?! Если же это так, то вы безумцы.

Сейчас наш город имеет 15 дорог с 57 путеводными огнями, а огнедухов всего 25! Теперь уже 24. При этом в огнедухи никто не хочет идти! Только на словах смелые, да храбрые? А?

В толпе привычный гул стих, все будто разом проглотили языки.

- Так вы думаете нам это по духу?! Город на грани голодной смерти и нам не хватает огнедухов, чтобы поддерживать путеводные светила! А они, между делом, указывают торговцам с пищей, где наш город!

Если же вы продолжаете так думать, то вы истинные глупцы! Закон для всех единожды написан был! Все об этом ведали…”

Вдруг какая-то женщина выкрикнул где-то у края площади:

-Как тебе хватает совести такое говорить! Тебе даже крошек жалко! ТЫ! Ублюдок! Хотя, нет, ублюдки не сжигают собственный сыновей! ИЗВЕРГ! Ты Первейший убийца, но не огнеду…

Толпа вновь загудела, но человек на месте казни ответил:

-Видите те черные хребты недалече? Которые пролегают у главной дороги? Хорошо присмотрелись? А теперь представьте это расстояние в раз 15 больше. 15 раз пройдите этот путь и вернитесь обратно! Тогда с вами и поговорим. Вы не забыли кто обитает в горах? А слыхали о одичавших племенах, те что побросали свои города и словно звери, без имени и роду, скитаются по пустынным холмам? Они как ненасытные змеи ползут, а за собой оставляют обглоданные города!

Как же дойдет подмога с соседнего города, если они заглянут к нам на огонёк, а путеводные светила потухнут!? Об этом никто не подумал?!

Теперь молчала, даже женщина.

- А сын мой, оступился и заплатил за это! Но для меня каждый огнедух, мой сын и брат! И напоследок. Если вы хотите, чтобы искры дошли до огнива, то по нему надо ударять сильнее, ведь так? А если наши огнедухи будут голодными, то что ж это получается будет? Покумекайте об этом, люди добрые! Тогда вспомните откуда берётся настоящий свет. А он зарождается здесь, в городе Поющего Огня!”

Сейчас, стоя на плато и вспоминая те слова, Главы огнедухов, убившего собственного сына, теперь я точно могу сказать. Вот он, настоящий свет. Точно уж не мы. Почему же мы не ведали о нем раньше и зачем верили в выдуманный, когда ответ вечно висел над головой?

Этот свет, что падал сверху, был таким нежным и теплым. На мгновение хотелось побросать шлемы и ощутить это всем телом. Про такой огонь говорят, что он согревает еще и душу. Последний раз я чувствовал такое тепло, когда вернулся домой с первого хождения. Все братки мои, еще живые, и матушка ждали нас с отцом. Дозорный объявил в колокол о приближении бури. Мы едва успели заскочить через люк прямо под самый буран. Все железные ставни тут же поросли инеем, а окна пришлось намертво закупорить и закрыть. В эту пору воздух тяжелеет, все покрывается льдом, а дым медленно спускается к порогу твоего дома.

В хате пыхтела на всю катушку паровая печь. Матушка суетилась вокруг нас, пытаясь снять с нас стеклянные шапки. На мне висели куски черного льда, пальцы под толстыми перчатками посинели, но я был счастлив. Снаружи творилось какое-то безумие. Ветер бушевал, весь дом ходил ходуном, а тут семья, смех, пахучая похлебка и тепло. Такому дому всякая буря ни по чем.

Все уже давно улеглись и храпели беспробудным сном, а я все сидел и вглядывался на желтый огонек внутри окошка паровой печки. В эти моменты забываешь о дыму.

На плато стал зарождаться другой мир. Впервые творилось невообразимое чудо – черный дым стал исхудать на глазах. Лед больше не выглядел ни серым, ни черным, а зеркально-прозрачным, как тот странный камень у отца. Мрачные бритвы скал больше не свисали над головой. Это был второй раз, когда я вокруг себя вновь ощутил жар домашнего огня.

После начался кошмар.

Наверху ясный глаз стал сужаться. Его моргание происходило все реже, вместе с ним теплые лучи забирали свое спокойствие, ясность и постоянство. Первый отошел, мой отец.

-Рог! Очнись, ну же! Что с тобой? Мы попали, слышишь, попали!

Он стал меня трясти и спустя секунду я все понял. Вокруг нас происходил ужас. Плато Лютое полностью оправдывало свое прозвище. Ветер перестал стесняться и перешёл все границы дозволенного, оскалив свои клыки и став озверевшим демоном.

Только сейчас я услышал, как колотые глыбы льда носятся везде и разносятся друг о друга, как срываются обломки скал, а плато с отдаленным воем трещит по швам. Маленький кружок затишья сужался по мере того, как глаз света закрывался. Сами того не ведая, мы угодили в самую пасть мёртвого хоровода.

Я мало, что помню из того, что произошло после. Могу только гадать. Пытаясь разглядеть хоть что-то за толстой стеною хаоса, я ощутил жесткий толчок вперед. Больше я ничего не помню.

Тело жутко ломило, словно все кости пропустили через труполовку. Изо рта текла кровь. Стеклянный шлем не успокаивал все нараставшую головную боль. Затем я заметил сразу две вещи.

Длинная нить трещины на стекле своего шлема.

Голову моего отца.

Ветра уже будто и не было. Стоял тот же серый дым. Повсюду валялись перемешанный в смятку крошенный лед, куски колотых камней, а сверху посыпался серый пепел. Но было кое-что еще.

Голова старшего огнедуха смотрела в мою сторону. Стеклянный шлем покрылся сплошным багрянцам и трещинами. Остальную часть тела зажимал огромный валун. На его лицевой стороне виднелся значок треугольного фонаря с желтым огоньком, а справа был алая свеча… Из-под камня вытекала бурая кровь вперемешку с горючей жидкостью для огненного оружия.

Я с трудом подполз к отцу. Меня всего трясло. Оцепенение прошло, но до меня только сейчас дошло, что отец понял, что из мертвого круга выберется только один. Его толчок спас меня. Внутри просто разрывалось все на части, и я ничего не мог с собой поделать, однако где-то в голове теплилось странное чувство.

Я снял шлем и обнажил свою бритую голову. Да, глупо, опасно. Хоть и, став задыхаться, но я произнес:

- Спасибо вам старшой… Пусть…не…нет...Пускай свет, что ты увидел в свой последний миг будет вас, также завораживать и не покинет вас никогда…Простите, что не смог спасти. Доброй дороги тебе, папка.

Традиция есть традиция.

Потом я все-таки добрался до нашей цели и зажег пламя. Но все было напрасно. Это уже не могло спасти наш город. Пока мы стояли на грани смерти внутри ветряной воронки, на город напали. Каким-то образом соседний город узнал об этом и послал подмогу, но из-за черного дыма они не смогли отыскать дорогу до битвы. Прошло порядочно времени, пока я добирался обратно.

- Я дома – произнес я вслух в пустоту.

Мой город был начисто стерт под самый корень. Как будто здесь плясали мертвые воронки, пока я плелся все это время. Ни людей, ни вещей, ни домов. Нашел остатки родного дома. Все завалено обломками и сожжено. Все проходы улиц заполнял лишь толстый слой золы и пепла.

Единственное, что уцелело в городе - это была печь. Та самая, где сожгли первого и последнего молодого огнедуха, что воровал еду из хранилища. У меня возникло желание, странная мысль, навязчивая…Я подошел к печке. Медленными шагами я поднялся по каменным ступенькам. Затем стал на решетку и закрыл глаза….

В одном из трактиров сидели скрюченные спины скитальцев, торговцев, охотников, головорезов. Все они молча слушали молодой голос загадочного бродяги:

-Говорю я вам, знаю эту гадость не понаслышке. Однажды на одном плато…Настоящая пляска смерти, круг затишья сужается и никуда тебе не деться…Откуда я это знаю, спросите вы? Поющий огонь мне подсказал.

С тех пор я очередной, а может и последний скиталец в этих бренных землях. О судьбе своего города узнал сначала от проезжавших торговцев, потом, зайдя в соседний город откуда шла подмога, выяснил остальное. Все как один сказали, что после того, как путеводный огонь вновь осветил дорогу, все было уже предрешено.

Издалека, даже сквозь дым пылали языки костров, дрожала земля. Стоял дикий ор. Город зажали с трех сторон “бешенные”. Главное племя когда-то бывших людей. Злые твари приходят в города и сжирают даже последнего червя из земли. У этих ублюдков один закон писан. Называется “дочиста”:

-Выжигай дочиста, убивай всех дочиста, грабь всех дочиста.

Уходя из погребенного города навсегда, я прокричал вслух на площади:

-Я последний из города Поющего Огня! Память о вас, я буду хранить, вечно и буду нести всем живым! И пусть с вами, будет сиять яркое пламя, во всякое время. Вы сражались отчаянно и не сбежали с родной земли! Я лишь жалею о том, что не бился с вами бок о бок. Доброй дороги вам, народ поющего огня!

Знаете, я обожаю огонь. Люблю огонь. Стоит мне только его захотеть увидеть, как тут же поднимается ветер, черный дым отступает сверху и огненный глаз открывается. В этот момент мертвый хоровод воет, как дурной и выжигает все, что находится рядом.

Странное дело, после этого трещит голова, ревет боль в затылке и на время пропадает мое зрение. Видимо у этой силы есть своя цена. Мне это пока тяжело дается, но всему свое время. Я оброс густыми космами и отпустил бороду. Теперь если кто и помнил меня, то вряд ли узнает, да и кому нужен странный скиталец, пришедший из ниоткуда. Прошло столько времени, что я и не помню дорогу обратно.

Ну, что ж, в любом случае, я хочу сперва вернуть должок одному племени. Узнаю, как они относятся к огню и ветру. Они даже и не представляют о том, что огонь может петь под мелодию ветра, и выжигать их изнутри. Заживо.

Но одно меня мучает. Это со мной происходит гораздо реже, какие-то странные мысли. Иногда в сумрачные дни, когда дым опускается у моего убежища, я себя во сне спрашиваю, откуда у меня такая чуждая сила и не за самим ли собой я гоняюсь в безлюдных землях? Может я все выдумал? Может это моя сила стерла навсегда мой родной город? А значит ли это, что черный дым пришел с моим рождение в этот бренный мир?

 

 

 


Оцените прочитанное:  12345 (Ещё не оценивался)
Загрузка...