Последняя мечта умерла ровно в 11:03.

Миссис Сатерди знала это точно, потому что как раз в это время поставила гуся в духовку и посмотрела на часы.

Сначала раздался тонкий вскрик, потом стук и звон. У миссис Сатерди уже почти полвека не умирали мечты, потому она решила, что в дом пробрался грабитель, который, разумеется, захотел украсть винтажную вазу с камина, но та наверняка выскользнула у него из рук. Вазу ей подарил Пол на их первое совместное Рождество, она была изящной и отлично вписывалась в интерьер. В праведном гневе миссис Сатерди схватила нож, которым только что обрубила гусиные ножки, так как те не помещались в жаровне, и направилась в гостиную.

Хвала Иисусу, невредимая ваза стояла на месте рядом с фотографией Пола с совсем еще маленьким Уиллом на плечах. В комнате, залитой летним светом, словно подсолнечным маслом, было пусто. Около журнального столика блестели осколки стекла в луже воды – ах, она опять не унесла на кухню стакан, – и лежала мечта.

– Дорогая, дорогая, – невесть кому пробормотала миссис Сатерди, отложила нож и неуклюже опустилась на колени рядом с ней.

Мечта была довольно большой – сантиметров тридцать в длину, не меньше. Перламутровая, прозрачная и теплая на ощупь. В груди миссис Сатерди что-то дрогнуло, и это была не аритмия, и вообще не сердце, а может, и сердце, которое внезапно отяжелело.

– Ах, я слишком стара для такого, – пробормотала она, с трудом поднялась на бежевый диван с розочками и сняла красную трубку с телефонного аппарата. Клара ответила сразу. Услышав новость, какое-то время молчала, что было ей не свойственно, а потом воскликнула:

– Мечта в твоем-то возрасте! О, дорогая, никто не должен узнать. Люди не поймут.

– Но что мне делать? Не могу же я вызвать службу – вся улица сбежится…

– Послушай, я как раз недавно читала интервью Милли Саммерс, ну, помнишь ту дамочку из «Вечернего шоу», она рассказывала, как однажды похоронила мечту в коробке из-под обуви. Вот умора, подумала я тогда, но сейчас мне кажется, что это не такая уж и плохая идея. Ты можешь управиться быстро.

– Коробка из-под обуви, как странно. Спасибо…

– Тебе нужна помощь?

– Нет, что ты, я справлюсь… Жду вас с Питером на ужин, гусь уже в духовке!

– Постой… А что это за мечта?

– Я пока не поняла.

Гусь был крупным, слишком крупным для трех персон, но другого в мясной лавке не нашлось. И сейчас миссис Сатерди подумала, что оно и к лучшему, потому что у нее как раз есть в запасе примерно три часа. Все должно получиться.

Она достала коричневую коробку из-под зимних ботинок Пола, постелила на дно кружевной платок, который купила на гаражной распродаже пару лет назад, но так ни разу и не надела, и бережно переложила мечту. Рядом с ней миссис Сатерди примостила две трубочки высохшей корицы, которые уже не пахли, и веточку розовой герани, которая пахла резко и вызывающе. Получилось красиво и уютно. Тяжко вздохнув, она закрыла крышку, переобулась в кожаные садовые туфли, в которых удобно работать на земле, надела сиреневую шляпку с вышитой белой балериной и отправилась на кладбище желаний.

 

Первые деньки лета, несмотря на весьма прохладную весну, выдались теплыми, и миссис Сатерди пожалела, что накинула на плечи незабудковый кардиган. Но снимать его сейчас было неудобно: она обеими руками крепко прижимала к себе заветную коробку. Хай-стрит казалась безлюдной. Обычно в это время молодежь учится или работает, а старики вроде нее возятся в саду. И это тоже было удачно – еще не хватало встретить кого-нибудь из приятельниц.

Часы на далекой площади пробили полдень. Время обеда. Чтобы не проходить мимо булочной Сэма, миссис Сатерди решила свернуть на Грин-лэйн – чуть более длинный, но спокойный путь, потому что никто из близких знакомых здесь не жил. И тут же столкнулась с Корделией Боуэн, активисткой во всех общественных организациях города, а кроме того бывшей одноклассницей Уилла, которая как раз сворачивала туда же.

Обе они вздрогнули и слишком радостно поприветствовали друг друга. Корделия всегда нравилась миссис Сатерди: приличная девочка с хорошими манерами и училась лучше всех в классе. Это благодаря ей Уилл в свое время поступил в университет, потому что она подготовила его к экзамену по математике.

– Как поживаете, миссис Сатерди? Прекрасно выглядите, какая шляпка!

– Благодарю, дорогая, вот, решила прогуляться до рынка.

– О, а мне… надо дойти до аптеки. Купить что-нибудь обезболивающее, знаете ли, для Джона, да, он, как обычно, мучается с головой.

– О! Значит, нам по пути.

Миссис Сатерди огорчилась. Теперь, чтобы скрыть свою ложь, придется свернуть в сторону рынка и сделать еще больший крюк. В ответ на это ноги досадливо загудели.

– Какой милый букетик. – Миссис Сатерди вежливо кивнула на возмутительно яркие нарциссы у Корделии в руках, и та внезапно раскраснелась и заговорила о погоде.

Миссис Сатерди подумала, что Корделия все же очень хорошенькая, а с возрастом стала такой мягонькой и приятной, ну чистый хлебушек, и каре это так идет ее круглому лицу, и не скажешь, что ровесница Уилла – ах, как неудачно, что мальчик пошел в отца и так рано обрюзг.

– Как Уилл поживает? – спросила Корделия быстро и весело.

– Да все так же. Обещались летом приехать всей семьей, если Донна поступит, она очень умная девочка и так похожа на тебя в том же возрасте!

– О, Донна уже выросла, как время летит! Мой Томми поступает на следующий год, так волнительно. Передавайте приветы!

– Спасибо, непременно

 

Они шли по пестрой улочке, утопающей в синих колокольчиках, алых рододендронах и белых розах, дышали теплым нектаром летнего дня и испытывали неловкость. Корделия явно ходила быстро и сейчас изо всех сил подстраивалась под медленное шарканье миссис Сатерди, которая мучительно придумывала, как бы им поскорее расстаться, и тогда девочка побежала бы по делам, а ей не пришлось бы кружить попусту. Вдобавок в душе заскреблось сомнение, что оставлять включенной духовку было не лучшей идеей. А вдруг замкнет, а вдруг пожар. Она охнула.

– С вами все в порядке, миссис Сатерди? Вы так бледны, я сразу заметила, что что-то не так. Может, присядем и отдохнем?

– Нет, все хорошо… Просто я оставила гуся в духовке и тревожусь, как бы что ни случилось…

– Вам, видимо, очень срочно нужно на рынок? Если хотите, я сбегаю до аптеки, а потом куплю на рынке все необходимое и занесу к вам домой. Мне совсем не сложно!

– Благодарю, дорогая. Но я уверена, что у тебя и без моих забот много дел.

– О, вовсе нет, дети в школе, Джон на работе, обед готов, собрание Общества борьбы добра со злом в шесть. Я совершенно свободна и буду очень рада помочь вам.

– Как чудесно, – кисло улыбнулась миссис Сатерди, – но, видишь ли, я люблю сама выбирать овощи. Я так старомодна в этих вопросах…

– Понимаю, я тоже. Тогда я могла бы проводить вас до рынка, вместе мы быстрее разделаемся с покупками, а потом я донесу продукты до вашего дома. Не зря же мы встретились!

Нет, эта девочка просто несносно мила.

– Как любезно с твоей стороны, но… но… Разве мистер Олдридж работает не до обеда?

– Мистер Олдридж?

– Да, фармацевт.

– А, точно… Я и забыла.

– Так что я бы с радостью приняла твое предложение, но увы, увы… Ничего, я давно живу одна и привыкла обходиться самостоятельно. Надеюсь, гусь меня дождется, и ноги не подведут, и рукам хватит сил, все будет хорошо.

– О, миссис Сатерди, дорогая! – Глаза Корделии блестели сочувствием.

– Все хорошо, деточка. Я знаю, что ты бы помогла мне, если бы была такая возможность.

Корделия резко остановилась, и миссис Сатерди, поддавшись движению, едва не упала лицом вперед. Но крепкие руки Корделии поддержали, она смотрела твердо и решительно.

– Миссис Сатерди, на самом деле я вас обманула. Мне не надо к фармацевту. Потому я с огромным удовольствием провожу вас.

– Как мило, как же это мило. – Настроение миссис Сатерди вконец испортилось, а ноги и вправду заболели.

Дальше они ковыляли еще медленнее. Лицо Корделии сияло, а миссис Сатерди начала ощутимо хромать.

– Может, обопретесь на мою руку? Мы могли бы поменяться: я возьму вашу коробку, а вы – мои нарциссы…

– Нет! Все в порядке. Просто возраст.

– Ай-ай, миссис Сатерди, вы такая же упрямая, как мама. Мне ведь только в радость. Я же вижу, что вам неудобно.

Миссис Сатерди вспотела в своем кардигане, а запах цветов казался удушающим и липким. Она сдула прядь с щеки и выпалила:

– А куда ты на самом деле направлялась?

Удивительным образом это сработало. Корделия перестала тянуть руки к коробке с мечтой, а вся как-то сникла и потупилась.

– Ох, я вам расскажу. Вы только никому не говорите, пожалуйста. Ох, так неловко… В общем, я шла… На кладбище желаний.

– О!

На этот раз остановилась миссис Сатерди и в изумлении уставилась на свою неожиданную попутчицу.

– Да… Я потому и отправилась туда сейчас, чтобы ни на кого не наткнуться, а то еще чего подумают…

– Дорогая, все хорошо. – Миссис Сатерди надеялась, что в ее голосе не слышно того огромного облегчения, что она испытала. Да, Корделия моложе ее, но все же не школьница и не студентка, которым пристало расставаться с мечтами, вступая во взрослую жизнь. Иногда так случается, и в том нет их с Корделией вины. Она торжественно произнесла: – Бывает, мечты подстерегают нас в самом неожиданном возрасте, не правда ли? Тем более твоя, судя по всему, совсем небольшая. Куда ты ее спрятала? В карман?

Корделия изумленно воззрилась на миссис Сатерди, а потом раскашлялась.

– О Боже… Вы… подумали, что я… что мне… О нет, все не так! Моя последняя мечта умерла ровно двадцать лет назад!

– Тогда что же? – Миссис Сатерди едва не выронила коробку от смущения.

– О, мне, представляете, стал являться призрак одной мечты… Одной из ранних. Вот уже которую ночь приходит и спать не дает. И я решила, что стоит навестить могилу, во всяком случае, с призраками умерших родственников именно так и советуют поступать, я спрашивала.

Миссис Сатерди сокрушенно покачала головой, а сама с ужасом подумала, что после такого конфуза ей еще придется идти с Корделией до рынка, покупать ненужные овощи, возвращаться домой, а потом искать возможность снова выбраться на кладбище, а до того жить с мертвой мечтой под боком, какая гадость, и ведь нет никаких гарантий, что ей снова не встретится какая-нибудь Корделия…

Она тяжело вздохнула.

– Корделия, деточка, я тоже должна кое в чем признаться. Только умоляю, никому ни слова.

– Неужели и вы видели призрака? – восторженно воскликнула она.

Миссис Сатерди поморщилась.

– Нет, к сожалению. Полагаю, с этим было бы проще разобраться. Нет, дорогая моя. Сегодня утром у меня умерла последняя мечта.

Несколько секунд Корделия выглядела озадаченной. Потом вскрикнула и указала пальцем на коробку.

– Да, она здесь. Я бы хотела поскорее с этим покончить и вернуться к гусю, сама понимаешь.

– О, я слышала, что такое случается, но не думала… Надо же… Миссис Сатерди, вы полны сюрпризов.

Она лукаво улыбнулась и погрозила пухлым пальчиком. Миссис Сатерди подумала, что все мы не без изъянов, вслух же устало произнесла:

– Что ж, теперь можно не таиться и спокойно идти на кладбище.

– Да, лучше поторопиться, пока не набежали старшеклассники.

– Обычно их мечты умирают после экзаменов.

– Не скажите! Я точно знаю, что после выпускных такое тоже случается.

Корделия внезапно погрустнела, и какое-то время они, к великой радости миссис Сатерди, шли молча. Но не долго.

– Знаете, – Корделия заговорила почти шепотом, – мне же как раз явился призрак мечты, которая умерла вскоре после выпускного. Она была большая, и закопать ее было не так просто, я вся измучилась тогда. Тем более как раз перед этим мне пришлось закопать еще одну. О, миссис Сатерди, знали бы вы…

– Конечно, я знаю, деточка. Сама не раз на кладбище ходила, как и все мы. Это грустно, но как иначе повзрослеть.

– Я не про то. Просто эта мечта была отчасти связана с вами.

Миссис Сатерди удивленно посмотрела на ее смущенное лицо.

– Неужели. Как неожиданно.

Она попыталась припомнить то время. Уилл – высокий, патлатый, мечтающий стать рок-звездой, влюбленный в Кэти Фрай, как же славно, что ничего у них не вышло, интересно, где-то она сейчас, непутевая девка. Да, Корделия. Она приходила к ним по вечерам в течение двух месяцев, они с Уиллом занимались в гостиной, а миссис Сатерди приносила им какао и домашнее печенье, а Пол ворчал и иногда заглядывал проверить, «не творят ли они там каких глупостей», от чего Корделия становилась пунцовой, а Уилл лишь отмахивался и говорил: «Не обращай внимания на предков». Как же давно это было.

Она улыбнулась, и Корделия истолковала эту улыбку по-своему.

– Да, вы правы, нет смысла скрывать: тогда я была немножко влюблена в Уилла. Ах, и вспоминать смешно.

– А, да…

Миссис Сатерди растерялась. Хотя… Дело молодое. Конечно, она платила Корделии за занятия, но неужели у молодой девушки не нашлось бы более увлекательных дел, чем уроки с ее бестолковым сыном?

– Мне так жаль, дорогая. Увы, наши первые влюбленности редко заканчиваются счастливо.

– Но почему же. Вы с дядей Полом…

Миссис Сатерди пожала плечами. Пол был не самым плохим человеком и мужем, но можно ли назвать их жизнь счастливой? Впрочем, ей все равно его иногда не хватало.

Они свернули на Сэметри-плэйс и под щебетание Корделии, которая перемежала воспоминания из юности историями о семье и болонке Фипси, – а также восхитилась идеей с обувной коробкой и размером мечты, хотя, конечно, бывают и побольше, – добрались до пестрой вывески, краску на которой старательно обновляли каждую весну: «Здесь можно попрощаться с мечтами!»

Около сторожки Корделия окончательно смолкла, и они огляделись. Но к счастью никого поблизости не оказалось. Безликий Сторож темнел за перламутровым стеклом. Ходили слухи, что стекло это сделано из той же энергии, что и мечты, и что только с его помощью можно удержать Сторожа на месте, и что стоит ему выбраться, бед не оберешься. Миссис Сатерди и Корделия осторожно просунули в прорезь монетки, те со звоном покатились и глухо стукнулись о темную ладонь. Миг им казалось, что сейчас Сторож поднимет свое сокрытое тьмой лицо и скажет или сделает что-то страшное, но тут же ворота отворились, и миссис Сатерди с Корделией спешно вошли в переливающуюся прохладу кладбища.

– О, я уж и позабыла, как здесь странно и волнительно, – пробормотала Корделия, сглотнув, и голос ее слегка дрожал. Миссис Сатерди только кивнула в ответ.

Когда-то ей казалось, что кладбище желаний похоже на лунапарк – оно все словно состояло из жидких фейерверков, перетекало, струилось и лучилось. Здесь всегда было тепло, но не жарко, сухо, но не душно. Если ты смотрел прямо перед собой, то картинка казалась четкой – обыкновенное кладбище под сенью разноцветных деревьев, похожих на ивы, но на периферии зрения все подрагивало, словно на поверхности мыльного пузыря. У миссис Сатерди сразу же закружилась голова. Пожалуй, вот еще одна причина, почему мечты принято хоронить в юном возрасте. Корделия тоже немного побледнела и первые несколько шагов пошатывалась, но быстро пришла в чувство и взяла миссис Сатерди под локоть.

– Вы в порядке? Выглядите так, словно не совсем… Я даже немного переживаю…

– Все хорошо, дорогая, – простонала миссис Сатерди, – это должно пройти, ты же помнишь. Видимо, с возрастом сложнее привыкнуть к такой силе фантазии….

– Тогда предлагаю не разделяться. Давайте сначала проведаем могилку моей мечты, это совсем рядом, а потом сходим и похороним вашу.

Миссис Сатерди слабо кивнула.

За оградкой Корделии оказалось совсем мало могил, штук шесть. Зато посередине растянулась самая длинная из тех, что миссис Сатерди довелось видеть за всю свою жизнь. Ростом почти с человека.

Именно около нее Корделия и остановилась, скорбно склонив голову. Миссис Сатерди, которая уже немного пообвыклась в зыбучести пространства, погладила ее по плечу.

– Дорогая, я и не предполагала, что ты так сильно любила Уилла.

– А? Что? – Взгляд Корделии был туманным, она тряхнула головой и прокашлялась. – Даже не знаю, миссис Сатерди, любила, да, наверное, как любят все подростки, видели бы вы, как сейчас страдает Томми, ну, что было, то было, все к лучшему.

Миссис Сатерди восхитилась ее мужеством.

– Как это великодушно с твоей стороны, дорогая, но ты вовсе не ранишь моих чувств. Если бы все сложилось иначе, я была бы только рада видеть тебя невесткой… Воистину великая любовь!

Миссис Сатерди смахнула слезу. Корделия удивленно моргнула, потом проследила за ее взглядом, и глаза ее расширились.

– О нет, неужели вы подумали? Что я… Что это могила любви?!

– А разве нет? – растерялась миссис Сатерди.

Корделия хихикнула, как девочка, и ткнула пальцем в куст хризантем, под которыми обнаружилась крохотная могилка.

– Та мечта здесь.

– Но ты говорила…

– О, да, из-за той мечты об Уилле эта мечта и умерла … Вы помните выпускной?

Миссис Сатерди неопределенно кивнула. Они с Уиллом вместе выбрали для него желтый галстук под цвет платья Кэти, было шумно и вроде бы весело, кажется, Уилл с Кэти поссорились…

– О, я тогда впервые набралась храбрости и выступила на сцене. Я пела «Прощание с детством», но вы наверняка забыли, да это и понятно.

Но миссис Сатерди вспомнила! Корделия, тогда совсем тонкая, в невесомом голубом платье с распущенными золотистыми волосами, чистый ангел, встала у микрофона. Заиграл рояль. Она раскрыла рот. И внезапно из этой крохотной девочки полилась сильная, чистая, глубокая песня, ее голос заполнил зал, поглотил разговоры. Все оставили дела и смотрели на нее во все глаза и слушали ее во все уши.

– Я помню, дорогая, это было великолепно!

– О, вы преувеличиваете, но спасибо, спасибо! Я всегда мечтала выступать на сцене, по выходным убегала в поля и там пела и представляла, как ветер разносит мой голос по миру. Да, смешно вспоминать.

Корделия улыбалась светло и горько и сейчас, как никогда, напоминала ту девочку в ореоле своего сияющего таланта.

– Но почему. – Миссис Сатерди не хватало слов. – Но почему ты… Неужели и эта мечта умерла? Твое выступление было блестящим!

– Уилл тоже так сказал, когда подарил мне букет.

Букет! Миссис Сатерди казалось, что нарциссы – слишком вульгарные цветы для выпускного, но они лучше всего гармонировали с золотистым платьем Кэти Фрай. Она сорвала в саду самые упругие и крупные бутоны и повязала их тонкой бежевой лентой. Но Кэти не довелось даже подержать букет в руках: Уилл вышел на сцену и подарил его Корделии, а миссис Сатерди захлопала еще громче и радостнее, потому что ее сын впервые почувствовал, что такое истинное искусство. Позже она видела, как Уилл и Кэти ссорятся и, конечно же, не стала ни о чем спрашивать. Потом она столкнулась с Кэти в уборной и похвалила ее платье, а та едко бросила в ответ, что разумеется, ведь его не испортили такими глупыми и жалкими цветами, как нарциссы.

– Да, Уилл тогда назвал мое выступление блестящим, – повторила Корделия задумчиво, – и сказал, что мне надо стать певицей, и подарил букет прелестных нарциссов, я таких красивых никогда не видала, наверное, вам не просто было их разыскать. Из-за этих цветов я тогда поняла его… Неправильно. Особенно когда позже узнала, что они с Кэти расстались. Ох, как это глупо и стыдно вспоминать, – она нервно захихикала.

Но миссис Сатерди не нужно было слушать продолжения. Она помнила, что в какой-то момент Корделия перестала заниматься с Уиллом, а тот на все вопросы досадливо пожимал плечами и говорил, что с женщинами так сложно – любят навыдумывать себе. Они с Кларой немало посмеялись тогда над такой юношеской самоуверенностью. В общем, не составляло никакого труда представить, что произошло: Корделия подумала, что цветы – это признание в чувствах, и наверняка решилась на откровенный разговор, а Уилл – о, этот мальчик всегда был таким бестактным! – ответил ей грубостью… И ее гнев обернулся против несчастного букета и той песни, из-за которой все и случилось.

– Мне так жаль, дорогая, но в итоге все сложилось хорошо, у тебя прекрасный муж, чудесные дети.

– Разумеется, – Корделия раздраженно отмахнулась рукой. – Разумеется.

Она бережно опустила нарциссы на могилу и вздохнула. Миссис Сатерди молчала, охваченная печалью. Эта печаль вливалась ручейком в грудь, в черную толщу тоски, пробудившейся сегодня утром, когда она увидела прозрачное тельце у журнального столика, и заполняла все тело. «Я слишком стара для такого», – подумала миссис Сатерди.

– Зато Уилла можно поблагодарить за то, что он помог мне освободиться от этих глупостей с карьерой певицы, – Корделия резво поднялась на ноги и хмыкнула. – Ах, я – и певица, вы только представьте, смех да и только. Если бы не тот случай, я бы так и носилась с этой мечтой и никогда бы не повзрослела. Так что все к лучшему. Что ж, пойдемте хоронить вашу припозднившуюся мечту.

Она повернулась к могиле спиной и решительно зашагала прочь. Миссис Сатерди засеменила следом. Коробка внезапно стала тяжелой, руки противно ныли, отдавало в шею и между лопаток.

– Надеюсь, больше она ко мне не заявится, – бодро вещала Корделия. – Вот ведь угораздило нас, а, миссис Сатерди?

Она говорила и говорила, а миссис Сатерди все чаще запиналась, вдобавок ноги стали проваливаться в упругую радужную землю, еще больше затрудняя ход. Наконец она не выдержала.

– Корделия, деточка, мне нужно отдохнуть.

– О, миссис Сатерди, что с вами? На вас лица нет!

Корделия довела ее до лавочки под одним из этих странных поникших деревьев. Миссис Сатерди очень хотелось скинуть тяжелые кожаные туфли, а еще она с тоской вспоминала о желтых таблетках на столе, которые забыла выпить, разбитом стакане воды на полу, который забыла убрать, и гусе в духовке, который прямо сейчас наверняка полыхал вместе с ее уютным домиком. Она подумала о маленькой девочке на большой сцене, а потом вспомнила, как они с Полом однажды выбрались в Нью-Йорк, а после он постоянно ворчал, что ну их, эти большие города; она думала об Уилле, который облысел и не звонил, о Донне, своей первой внучке, которая на днях похоронила уже третью мечту и очень хотелось, чтобы университет не стал четвертой, о малышах Бобе и Луке, которым это только предстояло. Она вспомнила, что, если повернуть направо, то можно набрести на тихую и почти пустынную оградку. Там, если ей не изменяла память, пять могилок, небольших, но все – об одном. О том, сколько раз Клара хотела стать мамой.

Сквозь гул в ушах она слышала, как что-то говорит Корделия, потом почувствовала, как та ее трясет, как дует ей в лицо. «Ах я старая рухлядь!», – разозлилась миссис Сатерди и шумно выдохнула. В голове прояснилось. Она проморгалась и постаралась улыбнуться.

– Прости, дорогая, не знаю, что со мной. Такие места не годятся для пожилых дам, увы, увы, надо хоронить мечты вовремя.

–Уф, как я рада, что вы в порядке, а то уже думала, что делать, кого звать, не это же пугало из сторожки, и опять же позовешь, а все узнают, что мы здесь, а не хотелось бы, сами понимаете, вдруг еще…

– Корделия.

– Да?

– Пожалуйста. Я хочу побыть в тишине. Немного.

– Да, конечно, понимаю.

Она плюхнулась рядом. Миссис Сатерди смотрела на коробку на своих коленях, отмечая при этом, как ерзает Корделия, как затихает ненадолго, тут же тяжелеет лицом и вскидывает голову и лихо смотрит по сторонам. Наконец она не выдержала.

– А вы не хотите узнать, что там за мечта у вас?

Миссис Сатерди поежилась.

– У меня есть некоторые предположения…

– О, даже не одно! Какая вы мечтательница, однако! – И вновь это лукавое подмигивание и этот игриво грозящий пальчик.

Миссис Сатерди вздохнула.

– Возможно, это связано с путешествиями. Я похоронила ту мечту за два дня до свадьбы, но вспоминала о ней… Или что-то связанное с фортепиано, хотя не могу сказать, что гаммы давались мне легко, да что там, от моей фразировки мистер Вонг едва не терял сознание. Но вдруг.

Она нахмурилась.

А еще Генри Стоун из восьмого класса – странно, конечно, спустя почти шестьдесят лет, но возможно. Или отголоски кулинарного шоу миссис Чайлд. А может, это те восточные розы, которые так и не удосужилась посадить – кто знает. Ремонт опять же. Получить права? Освоить велосипед?

Миссис Сатерди приподняла коробку и задержала дыхание.

Мечта как мечта. Красивая такая, нежная, хрупкая. Она коснулась ее рукой, всмотрелась в самую ее глубину, где искрилось ядро, и вскрикнула.

– Что? Что такое? – всполошилась Корделия.

– Не может быть!

– Что там, миссис Сатерди?!

Она недоверчиво покачала головой, фыркнула и вдруг рассмеялась. И кладбище, не привыкшее к таким звукам, зашелестело в ответ.

Наконец, она отдышалась и смогла проговорить:

– Корделия, деточка, ты не поверишь, но это… мечта о балете! Моя детская мечта, мама тогда сказала, что там строгий отбор, и мне с моей гибкостью не стоит и пытаться. Удивительно, это жило во мне, а я и не подозревала. Конечно, я обожаю балет, но, признаться, за все эти годы посмотрела всего несколько постановок, да и те по телевизору. Как же это странно, странно.

И из глаз ее потекли слезы. Она тут же промокнула их рукавом кардигана, заулыбалась еще шире, сделала вид, что смотрит на оградку по левую руку и лишь отмахнулась от Корделии, которая протягивала платок и говорила что-то приободряющее.

– …вот увидите! Я вам помогу ее схоронить, и сразу станет спокойно и хорошо и можно будет жить дальше! Ну же, миссис Сатерди, выше нос, вы только поглядите вокруг – сколько тут таких странных желаний, если задуматься – обсмеяться можно, правда ведь? Ну вот даже я – и певица, ха!

Миссис Сатерди подышала под счет, чтобы немного успокоиться. Руки ее все так же продолжали гладить теплое тельце. И вдруг под правой ладонью она почувствовала трепыхание. Совсем легкое. А потом еще. Она посмотрел на мечту – та еле заметно, но шевельнулась!

– Корделия.

– А? Вам лучше? Ну вот и отлично! Сейчас мы вашу красоточку отнесем…

– Корделия! Смотри! Она еще жива!

Корделия плюхнулась на колени прямо напротив коробки, долго и недоверчиво всматривалась, а потом вздрогнула, когда по мечте пробежала слабая, но явственная рябь.

– Ничего. Сейчас умрет, – произнесла она глухо.

Миссис Сатерди гладила мечту и улыбалась.

– Или нет.

– Умрет. Все они умирают.

– А ты слышала что-нибудь про воскрешение? Кажется, что-то такое рассказывала мне Клара, как удачно, что они с Питером сегодня зайдут, обязательно расспрошу, что можно сделать. Быть может, попрошу Уилла свозить нас в город, наверняка там есть какие-то специалисты…

– Миссис Сатерди.

– Да, деточка?

– Вы же не собираетесь оставить ее?

– Разумеется, собираюсь!

– Это бред!

Только теперь миссис Сатерди заметила, что голос Корделии стал сухим и резким. Она удивленно подняла взгляд и увидела, что лицо ее заострилось, брови нахмурились, а глаза ожесточились.

– Вы несете полный бред, – с нажимом повторила Корделия. – Нужно подождать пару минут, и эта мечта сдохнет, как и все остальные.

– Деточка, мне бы не хотелось слышать такие грубости от тебя.

– Это не грубости, а правда. Боюсь, вы слишком стары, чтобы понимать это. Но мы не зря встретились, и я вам помогу. Мы похороним эту идиотскую мечту, потом я провожу вас до дома. И мы никому ни о чем не расскажем.

Миссис Сатерди закрыла коробку и крепко прижала ее к себе.

– Если эта мечта умрет, то я, без сомнения, похороню ее. Но пока она жива.

– Да вы вконец сбрендили!

– Корделия!

– Да! Так и есть! Какой балет! Простите, но вы на себя в зеркало смотрели?!

Миссис Сатреди поджала губы.

– Увы, деточка, хотя и стараюсь в последние годы туда не заглядывать. Но все же волей-неволей приходится иногда поправлять шляпку или проверять, не застряло ли что в зубном протезе, так что, поверь, я хорошо представляю, как выгляжу. И все же раз моя мечта считает, что имеет право на существование, то так тому и быть.

– Вам не стать балериной! Это нелепость! Бред! Так нельзя!

Изо рта Корделии брызгала слюна. Миссис Сатерди медленно поднялась и посмотрела на нее с жалостью.

– Прости, деточка, но у меня дома в духовке стоит гусь. Я и так слишком задержалась. Мне пора. Прощай и… забегай в гости.

Она повернулась и направилась к выходу, который туманился справа от ворот и сторожки. В спину ей донеслось отчаянное:

– Я расскажу Сторожу! Это нарушение! Я всем расскажу! Это смешно! Вы смешны, как же вы смешны!

 

Миссис Сатерди старалась не хромать и держать голову высоко. На миг стало страшно, что ее не выпустят, но туман мягко сомкнулся вокруг нее, и тут же она очутилась в теплом душистом лете. Она отчетливо видела каждую черточку, каждый лепесток, каждую каплю от поливочных машин на газонах. В солнечных лучах кружились крохотные пылинки, в листве заливались птицы – и все разные, у каждой – своя песня.

Миссис Сатерди с удивлением поняла, что спина и ноги перестали болеть, и поспешила домой. Коробка в ее руках трепыхалась и звенела. Возможно, дома она уже будет пустой, и тогда внутри миссис Сатерди забьется новый источник, чистый, свежий и искрящийся.

Миссис Сатерди поднесла коробку к губам и шепнула:

– Обещаю купить билеты и сходить в театр. Например, на «Лебединое озеро». Да, «Лебединое озеро» – прекрасный выбор. – Она вдруг нахмурилась и произнесла громко: – Но никаких балетных пачек и шпагатов. И не надейся. Я слишком стара для такого!

Миссис Сатерди пригрозила коробке пальцем, а потом подпрыгнула, и ее туфли с остатками земли, пропитанной фантазиями, понесли ее, легкую и изящную, прямиком через Хай-стрит к милому дому, где ровно в 14:03 она достанет из духовки самого румяного и сочного гуся, какого ей доводилось когда-либо запекать.