Управлять дорогой было все сложнее, и на одном из поворотов Санни не справилась с кривизной взмывшей вверх по склону узкой двухполосной ленты. Ее нога продолжала вдавливать в пол педаль газа, когда темно-серый от дождя асфальт остался внизу. Мимо пронеслись макушки сосен, и машина на пару секунд оказалась в свободном полете.

Затянутое пеленой облаков небо напомнило Санни о взбитой со сливками карамели. Спрятавшееся за тучами солнце садилось за горизонт, и тяжелый, налитый червонным золотом закат остался снаружи тумана, поднимавшегося с реки.

Сании подумала, что, если бы ослепительные солнечные лучи коснулись ее лица, залили автомобиль и дорогу, они бы стерли из памяти весь тот ужас, который она пережила несколько часов назад. Может быть, она бы смогла нормально вздохнуть, а не глотать воздух полуоткрытым и искривленным ртом. Но этого не произошло.

На мгновение Санни парализовало предчувствие, что никакой надежды уже нет, что они проиграли, и разбиться, исчезнуть – это лучшее, что может случиться. Она распахнула глаза, надеясь, что сумеет взлететь над облаками, но, разумеется, это было невозможно.

Дорога внизу вильнула и исчезла в клубах молочного тумана. Острые пики сосен, на которые падал автомобиль, мелькнули в лобовом стекле, и Санни закричала от отчаяния и гнева, которые разрывали ее тело на части.

Это помогло ей вспомнить о своих способностях, взять реальность под контроль и плавно посадить машину в опускавшуюся на пригород холодную ночь. Колеса мягко встретились с дорожным покрытием и продолжили свою работу. Полог леса сомкнулся над головой, отрезая даже слабую возможность увидеть Луну или звезды. Где-то вдалеке закричала ночная птица, длинно и тревожно. По коже Санни побежали мурашки — она поняла, что ей нужны ответы.

Пришло время использовать те способы, которые еще неделю назад казались неоправданно опасными. Что ж, она одна в этой истерзанной паразитами машине. Никого из ее банды. Даже Котика с вечной щербатой ухмылкой и чудовищными татуировками по всему телу, которые он так любил оживлять и сочинять для них безумные истории, пока они коротали наполненные страхом ночи на невероятно старой скрипучей кровати.

Санни смахнула слезу со щеки и откинулась на спинку сидения. Пора было проверить, так ли уж она хороша в моделировании реальности. Погасив фары, Санни убрала руки от руля, опустила стекло и высунула ладонь в сырой туман, показавшийся настолько густым, что его можно было рвать руками, словно липкую сахарную вату.

Все что она видела – это тьму, из которой могло появиться что угодно, но Санни отказалась от попыток на это повлиять. Пусть дорога решает. Пусть то, что должно родиться из темноты, покажется.

Она верила. Не смотря на ссоры с Котиком до хрипоты, Санни была убеждена, что не только их жалкая, редеющая с каждым днем банда может влиять на материю реальности. Должен быть кто-то еще. Кто-то сильнее них, и кому подвластно даже время.

Крупные слезы катились по ее пылающим щекам, но Санни их не стирала. Если бы ей рассказали, что раньше люди были способны молиться, она не поняла бы ни слова, но именно это — пламенеющая надежда без всякой причины — наполнило ее сердце.

Снаружи появился звук ритмично ударяющихся о мягкую лесную подстилку лап.

Несколько.

Больше десятка.

Больше сотни.

Они окружали машину, оставаясь невидимыми под покровом заботливо укрывавшей их тьмы.

Паразиты.

Санни взвизгнула, когда скользкие пальцы одного из них попытались схватить ее за руку. Реальность, к которой она прикасалась, больше не была пассивным воплощением кода. Леса и холмы, река и небо — все исчезло, превратившись в один черный поток.

— Уже близко, — прошептала Санни дрожащими от страха губами и предприняла последнее волевое усилие.

Она швырнула автомобиль вперед и сделала то, чего они все так боялись: оказалась за гранью порядка. В нигде. Среди непрерывно меняющегося кода, будто в кипящей магме планеты, на которой когда-то жили их предки. Санни падала сквозь завесу бесконечно долго и в тоже время не больше трех-четырех секунд. Время, как и материя, здесь расщеплялось и приобретало любую форму. Она зажмурилась и начала вспоминать.

 

— Мы опоздали, — Котик выглядел потерянным. Вся злость, сдерживаемая внутри как пружина, куда-то подевалась. Он как будто уменьшился в размерах. Мускулы не выглядели такими внушительными, как прежде, а бронзовая гладкая кожа стала серой и рыхлой.

Очевидно, то, что они в очередной раз не смогли предотвратить несчастье, надломило его. Котик едва ли бы способен выступить в привычной роли вожака. Члены банды смотрели на него, на Санни и на остальных, и понимание в их глазах превращалось в растерянность. Что дальше? Затаиться и придумать новый план? Но что еще они могли предложить? Время планов прошло.

Санни звонким голосом разбила тишину, окутавшую их разочарованием и бессилием.

— Мы пойдем и попытаемся хотя бы кого-то спасти!

— Дорогая, их больше нет. Все. Они дезактивированы. Видишь? – Сью убрала показала на раскрытые стеклянные двери веранды.

Ветер играл невесомым кружевом белоснежных занавесок. Разбросанные детьми игрушки лежали среди аккуратно подстриженной травы. Невозможно было на них смотреть, понимая, что в нескольких шагах внутри гостиной двое близнецов застыли неподвижно за обеденным столом и больше никогда не выйдут наружу искать их, снова играть с ними и смеяться. С юга на город надвигалась буря, и то тут, то там по улице хлопали на ветру незапертые двери и оконные ставни. Ни души.

Сью убрала растрепавшиеся рыжие кудри в хвост и одернула складки рваной юбки. Как и Санни, она не могла просто стоять и смотреть.

Постепенно народ стал уходить. Созванная по тревоге из разных локаций банда преобразователей осталась ни с чем, и было непонятно, явятся ли они на зов в следующий раз.

— Я хочу на них взглянуть, — Санни оттолкнула Котика, попытавшегося преградить ей дорогу, размашистым быстрым шагом пересекла лужайку и запрыгнула на крыльцо.

— Берегите себя, этот город уже не спасти, зараза слишком распространилась. Скоро солнце зайдет, и вы увидите, что мертвые огни здесь повсюду. Уходите! Ищите другую локацию, которую еще можно попытаться вылечить, — Сью крепко сжимала Котика за плечо и не отводила жесткого внимательного взгляда, но он не слушал, продолжая смотреть вслед Санни.

— Они были нам как семья. Сначала подобрали ее, потом, когда мы с Санни встретились, приняли в дом и меня. Почему они не послушали? Мы же предупреждали! Почему никто нам не верит, Сью! – он говорил глухо, сжимая запрятанные в карманы кулаки.

— Они же не видят мертвые огни, как мы, не чувствуют, как загнивает и разрушается реальность. Для них мир проще и понятнее. С чего им сходить с ума, когда парочка бродяг, страдающих галлюцинациями, пытается нагнать на них страху? Ты бы поверил на их месте?

— Сью, уходим! – бритоголовый здоровяк потянул девушку за рукав и огрызнулся на Котика. — Пока не придумаете, что делать, больше нас не собирайте. Еще не хватало, чтобы эта зараза к нам прицепилась. Мы с деткой живем в непростой обстановке, но там хотя бы нет паразитов. Там не происходит такое вот дерьмо! – песчаная тропинка перед ним завибрировала, и поднявшееся над детской площадкой марево проглотило их со Сью. Котик остался один.

— Это пока нет, Мышонок. Пока… — и он побежал в дом за подругой.

— Простите нас, — Санни погладила каштановые волосы хозяйки дома и прикоснулась губами к ее холодному лбу.

Семья сидела за столом. Все выглядело так, словно кто-то нажал кнопку «стоп», и изображение на пленке застыло. Крупный лысеющий мужчина тянулся за салатом и отбросил за плечо аляповатый галстук. Его жена широко улыбалась, закрыв глаза. Может быть, она даже хохотала в последнюю минуту. Их дети швырялись друг в друга гарниром и остались навсегда с перекошенными недовольными лицами пухлощеких купидонов.

— Нам надо убираться, — Котик озирался по сторонам. Комната быстро наполнялась тенями, и это пугало его. Пока снаружи день еще был в самом разгаре, здесь, внутри уже сгущались сумерки, и неизвестно, кто мог в них притаиться.

Санни закричала. Пронзительно, громко. Волна страха и отвращения захлестнула ее. Из угла, где пространство за шкафом оставалось сырым и темным даже в полдень, показалась серо-зеленая покрытая слизью фигура паразита. Пригибаясь к полу, он в два прыжка пересек кухню и запрыгнул на неподвижные колени мужчины. Это отвратительное лишенное собственного сознания существо словно обнимало свою жертву, приникая все ближе к остановившейся груди, к раскрасневшемуся от утреннего кофе лицу, застывшему навсегда с полураскрытым ртом. Санни схватила чайник с плиты и швырнула его в паразита.

— Прочь!

— Санни, бежим, — Котик потянул ее за рукав, но она оттолкнула его и закричала на тварь.

По дому прокатилась звуковая волна. Стекла в окнах и двери взорвались, звонко осыпаясь на мраморные плитки пола тысячей осколков.

— Что ты натворила! – он сглотнул и отвернулся, не в силах произнести больше ни слова.

Когда-то все должно было закончится для них, нельзя бесконечно скрываться. Однажды, но не сейчас! В эту минуту он не был готов расстаться с жизнью, и, бросив безумный взгляд на раскрытую входную дверь, Котик тихо выругался. Ему понадобилось время, чтобы не пуститься наутек и принять решение остаться с Санни до конца. В каком-то смысле, так было даже лучше. Один на один с паразитами, Котик боялся потерять самообладание и дать слабину, но пока она рядом, он сумеет выстоять до конца. Санни всегда, с первой минуты была для него непрекращающимся потоком неприятностей и единственным источником силы.

— Я не позволю им тут поживиться! – она ударила сапогом заползшую под стол тварь, сжавшуюся в дрожащий комок под действием болезненно громких звуков. Слизь, стекавшая с его тела, успела поглотить мужчину и перекинуться на остывший завтрак на столе. — Они – это все, что я знаю о семье, о доме, — речь ее напоминала разъяренное шипение кобры, но Санни некогда было объяснять очевидное.

Гул, нараставший под полом, начал давить на уши. Аккуратно подогнанные друг к другу плитки взорвались, и в кухню с треском устремились толстые корни деревьев. Захватывая все больше и больше пространства, растения опутывали ветвями и листьями все вокруг, в том числе и неподвижных людей. Под их напором затрещали стропила и балки. Паразит бросился к выходу, но мощный бугристый корень, с которого продолжала сыпаться земля, швырнул его к стене, где несколько зеленых жгутов впились в трясущееся от страха скользкое тело.

— Котик, что ты встал – беги отсюда! Это мой выбор. Проваливай! – глаза Санни закатились, сама ткань реальности дрожала под напором ее силы, но снаружи время шло неумолимо быстро.

Последний отблески заката догорали вдалеке. По идеально ровным лужайкам и подъездным дорожкам поползли первые туманные пальцы. А значит, у них оставалось не больше четверти часа, прежде чем опустится непроглядная ночь, и в тумане загорятся мертвые огни – точечные разрывы в пространственно-временном потоке, в которые, точно в космические черные дыры, устремится информация из реальности.

Поблекнут цвета, исчезнут запахи, пропадут звуки. Сначала небольшие – мыши и воробьи, потом крупные животные, вроде соседского мастифа – все они потеряют объем, схлопнутся и запрыгнут в это прожорливое черное горло, как будто таково было их собственное желание. Но с людьми все было еще хуже. В них было что-то такое, что не распадалось на информационный код. Даже потеряв индивидуальность, воспоминания и лица, они продолжали существовать в медленно стираемом чем-то или кем-то мире, превращаясь в безвольных паразитов.

— Мы не сможем их переместить отсюда, ты знаешь – мы пробовали, — Котик вышел на крыльцо, загородив распрямившейся и будто бы увеличившийся в размерах фигурой проход внутрь, и злобно разглядывая собиравшуюся во дворе толпу.

Шестеро.

Еще двое за забором.

Не меньше десятка паразитов выбирались из открытого гаража.

Пропащее дело, им с Санни не выбраться.

Словно зачарованные, твари повернули к нему серые лица, на которых вместо глаз или рта лениво крутилось зеленое кольцо перезагрузки. Больше не люди. Утратившие волю, все, чем они были. Ими двигала единственная цель – поймать любого, кто отличается от них, и превратить в себе подобного. Поцеловать своим длинным хоботом, появлявшимся из центра лица, и изменить ту неуничтожаемую суть, которая крылась в каждом человеке.

Что, если в конце времени, мир исчезнет, и лениво ворочающееся в пустоте хранилище расщепленного кода будет забито этими тварями? Что, если никакого Палладина, о котором постоянно твердила Санни, не существует? Ведь если бы он где-то был, разве бы он не вмешался? Не встал на сторону их банды и не выступил открыто? Может быть, он мертв. Может быть, он уже один из НИХ?

Напротив Котика медленно раскачивались в тишине дюжины три паразитов, и он почувствовал, как похолодело в груди, когда ему померещилось чье-то лицо. Злые черные глаза и красный ухмыляющийся рот, скачущие по толпе этих скользких тварей.

— Все, они не доберутся до них, — запыхавшись, Санни подскочила к Котику и сжала его руку.

Он бросил печальный взгляд на гигантский холм за спиной, в который Санни превратила дом дорогих им и уже несуществующих людей. Стоил ли их вечный сон той цены, которую ему и Санни придется заплатить?

— Санни, — он застонал.

— Я сплела прочную защиту. Учла предыдущие ошибки. Это нечто вроде пузыря – прозрачный кокон из битых блоков кода. Ни мертвые огни, ни паразиты на него не позарятся. Для них это уже уничтоженная информация. Только мы с тобой видим лес и гору внутри, где спят наши близкие. Они не превратятся в этих тварей! Я не позволю, этого не будет! — она сжимала его ладонь все крепче.

— Отлично. Теперь, когда все закончится, в черной дыре, в которую превратится реальность, будут барахтаться не только полчища паразитов, но и могильник с нашими друзьями. Гениальная идея, Санни! – он попытался улыбнуться, но его лицо словно окаменело – туман уже поднялся до лодыжек, а в небе загорались первые звезды. – Тебе придется бежать изо всех сил… Машина за поворотом, если доберешься до нее – сумеешь набрать скорость, необходимую для прыжка из этой реальности в… куда-нибудь более спокойное место.

— Ты со мной! — она вцепилась в него, больно царапаясь ногтями и обжигая шею горячим прерывистым дыханием.

— Я и так задержался. Если бы не ты, Санни, если бы ты не подобрала меня и не отбила от этих тварей, я давно бы стал таким же, как они. Пора возвращать долги. Ты побежишь со всех ног, а я попытаюсь их остановить. Такой план, понятно?

— Нет! – она шагнула вперед, пытаясь встать между Котиком и паразитами, но он легко, точно щенка, отодвинул ее назад и толкнул в бок, указывая направление, где они оставили машину.

— О чем ты думала, Санни, — в его голосе не было укора, как не было и вопроса.

Они оба знали, что она чересчур сильна, как преобразователь, и взбалмошна, как подросток, а он слишком в нее влюбился и не сможет вечно прикрывать их спины.

— Я тоже любил эту семью, – он посмотрел ей в глаза, спокойный и почти счастливый, прикоснулся губами к пропахшим костром и лесом волосам и крепко прижал к себе одной рукой, пока второй тяжело, точно камни скалы, ворочал реальность.

У него всегда были ограниченные силы, достаточные, чтобы скрываться одному, но мало, чтобы защищать остальных. Он так и не понял, почему другие в банде признали в нем вожака. Да никогда и не задумывался над этим всерьез. Шкурные вопросы, как Санни их называла. Некоторые вещи не поддаются логике, их чуешь нутром, как один хищник принюхивается к другому.

Асфальт подъездной дорожки вздыбился. Улица понеслась на них, словно неуправляемый грузовик, и когда их старенький голубой форд оказался у крыльца, со скрипом открыв водительскую дверцу, Котик швырнул ее на сидение и остатками быстро угасавшей силы толкнул машину вперед, дав Санни фору в три квартала.

Но она все равно увидела.

Через покрытое пылью заднее стекло, она успела рассмотреть, как под напором серо-зеленой безликой массы, Котик упал, и вокруг созданного ею холма, помещенного в пузырь, закипела отвратительная река из искалеченных тел и слизи.

 

Машина ударилась о поверхность запрятанного среди скал озера, и начала тонуть. Санни попробовала разбить ногой лобовое стекло, воздух быстро заканчивался, и когда, вернув остатки самообладания, она попыталась управлять водной толщей, представляя, как волны поднимают и выбрасывают машину на берег, а не тянут на дно, раскрыла рот от удивления.

Кругом все было пронизано чьей-то волей. Каждая капля воды или песчинка здесь подчинялись тому, для кого Санни с ее потрепанным фордом были не важнее блуждающей по лучу пылинки.

Однако, это никак не помогало ей выбраться. Пришлось действовать варварскими методами, прикладывая физические силы и положившись на работу мышц. Когда ей все-таки удалось разбить стекло и выбраться на поверхность, Санни долго покачивалась на волнах, рассматривая место, куда ее закинула дорога.

Путь решил.

Она не ошиблась, полагаясь на судьбу. Эта небольшая долина в окружении горных пиков, пронзающих небо, была средоточием силы, мощные потоки которой текли вокруг нее словно магма земной коры. Но все выглядело заброшенным. Как будто хозяин давно покинул свое убежище.

Единственная постройка – лодочный сарай, к которому тянулся прогнивший мост, зарос мхом, а его крыша провалилась. За ним, над прозрачной озерной гладью плыл каркас незавершенного величественного собора, медленно разваливающийся на части, что навевало самые дурные мысли. А что, если Палладин умер? Санни вспомнила предупреждения Котика, выбралась на заросший разнотравьем склон и зарыдала.

 

В мантии Андрей чувствовал себя отвратительно. Резким движением он сорвал застежку на груди и облегченно выдохнул, когда слабый ветерок внутри пещеры забрался под ворот его клетчатой рубашки.

Роли, что они со Стасом нацепили на себя, плащи, побрякушки, все это порядком ему надоело. Он устал быть Палладином с колоды игральных карт, и мечтал вернуться в свою глухомань, пить ледяную озерную воду и читать трэшовые книжки в мягком переплете.

Настоящая жизнь давно закончилась. Прошло три или пять столетий, время тоже было атрибутом симуляции, поэтому на него не стоило полагаться.

Андрей бережно хранил каждое воспоминание из мира до Полной Загрузки, а вот Стас был поехавшим еще до того, как с планетой случилось непоправимое. Он презирал и ненавидел человека, которым когда-то был. Может быть, по этой причине черная мантия Магистра сидела на нем безупречно. Может быть он всегда в ней был. Просто раньше она была невидимым тяжелым эмоциональным фоном, окружавшим его личность. Теперь, когда Стас завел себе свиту, Андрей окончательно убедился, что у него не осталось ничего общего с бывшим другом. Жалкое зрелище – полторы дюжины каких-то искалеченных скользких тварей, с окном перезагрузки вместо лиц.

— Стас, откуда ты их выкопал? Я не помню подобных тварей ни в одной локации. Они же сами напрашиваются, чтобы их удалили. Ты ведь не мог создать нечто подобное? Нет, разумеется. Твоя работа поиск и устранение багов, организация досуга. Как, кстати, дело идет? – Андрей наступил в какую-то вязкую черную жижу и попытался отодрать прилипший кроссовок. – Не смешно! Убери эту гадость! – он начинал злиться, глядя в невозмутимое скрытое фарфоровой маской лицо Магистра.

— Тебе нужно быть внимательнее, в следующий раз смотри под ноги, — усмехнулся Стас и, приподнявшись на несколько дюймов над каменным полом пещеры, поплыл вглубь освещенного тусклыми зелеными фонарями коридора. Молчаливая серая масса его свиты пошлепала по грязи следом за ним.

Андрей почувствовал, как кровь прилила к голове. Ему ужасно захотелось схватить Стаса за капюшон и вывалить в этом дерьме, по которому ему пришлось идти.

— Я готовлю кое-что особенное. Это будет мой самый масштабный квест, сыграть в который придется каждому, даже тебе, — он оглянулся и на миг Палладин увидел, как на белом фарфоре маски сверкнули черные живые глаза, и расцвела кровавая улыбка.

— Зачем ты притащил меня сюда? – гранитный свод поднимался над ними, и вместо грубых неотесанных камней Андрей увидел огромные стрельчатые арки с витиеватым, отражающим слабый болотный свет фонарей орнаментом.

Словно угольные шпили, скрытые под землей, они взлетали на головокружительную высоту, и Андрей почувствовал, как холодок пробирается по его спине — он узнал это место. Каждый выписанный в граните цветок и символ, каждую балку – все это было отражением его собственного незаконченного проекта. Так бывает в симуляции – создавая что-то большое и значимое, от него неизбежно отбрасывалась тень подобия на все локации, пока где-то в изнанке не появлялся негатив. Здесь же ситуация могла повернуться. Пока Палладин тщетно пытался реализовать сам объект, его обратная сторона обрела собственную жизнь и, вероятно, влияла на первоначальный образ. Контролировала?

Как Стас его нашел? Что ему нужно?

У Андрея закружилась голова. Тяжелый гнилостный запах от паразитов, волочивших лапы за Магистром, стоял в воздухе. Не было ни единого просвета, ни огня, ни свежей струи, как будто они спустились в могилу, запертую тысячу лет назад.

— По двум причинам, — остановившись у черного возвышения, за которым предполагался алтарь, Магистр обратился не только к Палладину, но и ко всем скрывавшимся по углам тварям, очевидно, не обладавшим сознанием. И это многократно усиливало абсурдность и зловещую атмосферу разыгрываемого Стасом представления. – Я много раз просил разобраться с преступниками, считающими себя в праве преобразовывать реальность, но не получал от тебя никакой помощи. Что ж, мне пришлось взяться за дело самому!

Раскинув руки, в длинных косых рукавах напоминавшие крылья, Магистр указал на колонны, к которым были привязаны тела. Крупный лысый парень со сломанным носом хмуро взирал на происходящее, в то время, как его соседка по несчастью брезгливо задрала подбородок. По всей длине ее юбки тянулись потеки крови, а рыжие растрепанные локоны закрывали подбитый глаз.

— Э…. – Андрей лишился дара речи. – Твою мать, Стас, что тут происходит? – низкий баритон его голоса загромыхал по галереям подземного собора.

— Ты еще что за мудак? – глухо поинтересовался Мышонок и запрокинул голову, когда, подчиняясь желанию Магистра, веревка затянулась сильнее и сдавила его горло.

— Видишь, они не уважают тебя! Как ты мог спускать им подобные дерзости? Они вмешивались, изменяли и нарушали законы созданных тобой локаций, кто дал им право творить? Их нужно наказать и преподать урок остальным! – Магистр соединил ладони перед собой, и по пещере прокатилась слабая ударная волна.

Андрей с нескрываемым ужасом наблюдал, как его бывший друг впечатывает образ своих жертв во все отражения, одновременно удушая их и пронзая острыми металлическими шипами орнамента, оплетавшего колонны. Что теперь? Он никогда не задумывался о вероятности столкновения с Магистром.

— Ты Палладин? – девушка чуть повернула к нему голову и прошептала. – Санни найдет тебя. Передай ей, что нам очень жаль, — кровь хлынула у нее изо рта, но она нашла в себе силы прокашляться и добавить. – Скажи: Сью с Мышонком всегда были за них.

— Прекрати! Ты вмешиваешься не в свое дело! Почему с этим не разбирается Пользовательская Ассамблея? Где их представители? — каждый следующий вопрос звучал все тише. Андрей уже знал, что скажет Магистр.

— Я их упразднил. Найди мне остальных преобразователей и главное – девчонку, понял? Приведи ее ко мне!

— Ты не смеешь отдавать мне приказы, — процедил Андрей сквозь зубы и повернулся, собираясь уходить.

— Конечно нет, — отозвался Стас и заговорил мягче. — Это просто дружеская просьба. Пойми, я пытаюсь сохранить порядок. Зачем они вмешиваются в то, что происходит?

— Затем, что могут, — огрызнулся Палладин. – Тебе ли не знать, любая способность или сила – как открытая рана, если ей не пользоваться – невыносимо болит. Что еще тебе нужно? – Андрей остановился, выжидая, пока Магистр сойдет с возвышения. Это представление зашло слишком далеко. Ни роль зрителя, ни тем более подданого не была приемлемой для Палладина.

— Отдай мне Дверь. – Магистр заглянул Андрею в лицо, и на несколько секунд опустил свою маску, пытаясь сыграть на так любимых его другом воспоминаниях. Перед ним же не чудовище, не псих – это по-прежнему Стас, его друг, с которым они делали домашку и лазили по крышам. Магистр не учел только одного – что на его истинном лице отразилось все, что хранило его сердце. Боги видят, фарфоровая маска была милосерднее, но Андрей не подал виду.

— Зачем? Ты же всегда боялся даже думать о возможности выхода. Что, если по ту сторону больше ничего нет? Возможно, тем, кто остался снаружи, так и не удалось никого спасти. Ты всерьез собираешься ее открыть? – Андрей поправил и запахнул алую мантию, аккуратно щелкнул застежкой и накинул капюшон на годами нечесаные черные кудри.

— Я заберу ее у тебя! – прошипел Магистр, и искаженное злобой лицо Стаса исчезло под холодной невозмутимостью маски, один в один напоминавшей стертые лица тварей из его свиты.

— Ты ошибаешься, эта дверь должна оставаться закрытой, — Палладин ушел, уверенно и быстро размешивая грязь кроссовками, а бессмысленные дремавшие вдоль стен паразиты поворачивали вслед ему пустые серые головы и тянулись за ним, как хилые ростки никогда не видевших солнца цветов.

 

Санни потянулась за сэндвичем и с наслаждением впилась в него зубами. И еда, и напитки, и сладкий горный воздух были здесь оглушающе настоящими, ими невозможно было насытится. Все ощущения «до» теперь казались ей пластмассовыми и блеклыми. Кроме Котика. Она представляла, что он где-то поблизости, и ненадолго ей становилось легче.

Попробовав вырастить несколько маргариток, Санни научилась подстраиваться под информационный ток, бегущий по силовым линиям, и с его помощью усиливать свои способности. От восторга, с которым она занялась наведением порядка, у нее закружилась голова.

Она обновила доски лодочного сарая и поставила на мостик ажурные кованые перила. Затянутые мхом гнилые доски с крыши ей удалось не только водрузить на место, но и разбить там небольшой скромный цветник. Санни рассмеялась, наблюдая, как бархатистая огромная бабочка кружит над ее крокусами.

Опустив ноги в прозрачную озерную воду, она любовалась косяками снующих туда-сюда разномастных рыб. Самое невероятное, что все здесь было по ее ощущениям чистым, первозданным. Никто, кроме Палладина не прикасался к коду в этой долине, и, разумеется, никакие мертвые огни не могли бы здесь появится.

Покончив со скромным запасом еды, обнаруженным на берегу рядом с брошенным в густую траву матрасом и стопкой потрепанных книг, Санни закусила губу, приглядываясь к плывущему над водой каркасу величественного белокаменного собора. Ее снедало любопытство, что же получится, решись она вносить свои правки и сдвинуть затормозившееся строительство. В воображении Санни никак не мог сформироваться окончательный образ здания, его форма ускользала, и только чувство расплескавшегося чужого вдохновения было явным и будоражащим.

Наглость? Возможно. Котик бы попробовал ее остановить, но Санни овладел азарт. Она не сомневалась в своих силах. Ей никогда не приходило в голову, что она может что-то испортить или погубить своим прикосновением. Как человек, не разделявший свое естество на допустимые и запретные стороны, она делала то, что чувствовала, и ей хотелось – о, еще как хотелось – прикоснуться к этому собору и внести в его образ свои мечты и линии.

Вытянув руки с раскрытыми ладонями над головой, она приподнялась на цыпочки и, пошевелив растопыренными пальцами, ухватила тонкий поток ветра. Сплела его, сочиняя форму, напоминавшую раскрытую розу, и примерила на одном из блоков разобранного по частям фасада. Неплохо. Растительный орнамент тут же раскрылся и впустил новый образ, сплетаясь витиеватыми стеблями.

— Хорошо! – от радости она захлопала в ладоши и наскоро собрала из остатков разбросанных по берегу досок узенькую крутую лестницу, дотянувшуюся до первой ступени застывшего над озером собора.

Санни взлетела по ней и уже потянулась к колонне из нежно-розового мрамора, как замерла в полушаге с протянутой вперед рукой. Странно. Перед ней появилась и тут же исчезла в глубине зала грубая сваренная из металлических листов запертая дверь, изъеденная по краям ржавчиной и, по всей видимости, деформированная от сильных ударов с другой стороны.

Кто-то прятал ее вдали от остального мира, от всех существующих в симуляции миров, и Санни испугалась. Что теперь делать? Странное щемящее чувство сдавило ее грудь – надо ее открыть! Ей нужно пройти через эту дверь. Может быть, путь вел ее именно к ней.

 

Первой мыслью было схватить девчонку и вышвырнуть обратно, за разрыв, которым Андрей отгородился от созданного им мира. Не задавая никаких вопросов, не раздумывая, как отмахиваются от надоедливого отвратительного насекомого. На мгновение он даже захотел лишить ее силы, превратив в глупого обывателя, но он не знал, как это осуществить.

Взбежав по шаткой лестнице следом за ней, Андрей вступил в прохладную полную отраженного света галерею собора и замер, осторожно переводя дыхание. Гнев еще кипел внутри, но другое, поразившее его чувство было не менее сильным.

Узнавание.

Он хотел вдумчиво рассмотреть и оценить каждую измененную ею деталь, каждую линию, но медленно зарождавшееся в сердце восхищение сотворенной ею красотой не позволяло ему сосредоточится. Взгляд Палладина метался от одной взмывавшей вверх арки к следующей, от витиеватой резьбы наличников до двигающихся картин витражей. Ему хотелось охватить все разом, и каждый изгиб или украшение казались ему знакомыми.

Он уже встречал что-то похожее в других локациях. Тогда это выглядело странно, в некоторых реальностях – провокационно. Она не всегда привносила красоту в его миры, иногда это был вызов или вопрос. Андрей вдруг начал вспоминать все увиденные им изменения и выделил несколько разных почерков. Банда преобразователей, ну конечно! Чем-то это напоминало граффити, которыми бунтующие подростки разрисовывали города в том, настоящем мире.

Палладин понял, что они искали его. Столько скорби и отчаяния было в их последних творениях. Обреченности. Это было прощание с умирающей красотой и исчезающей жизнью.

Еще до того, как Санни закричала, упав на колени перед двумя колонами ближе к алтарю, Палладин почувствовал оцепенение, как напрягается организм, готовясь принять болезненный удар.

«Мы соприкасаемся. Ее сознание через ставшими общими для нас структуры реальности теперь настроено на мое, а я – на нее. Боги, это так страшно! И так…волнительно» — думал Андрей, пока крик отчаяния и боли сотрясал незавершенные стены здания. Палладин разделял с ней ту потерю и страх, которые захлестывали Санни девятибалльными волнами.

— Сью! Нет! Неправда! Мышонок, я не верю! – она попыталась оторвать мраморные ветки и листья, чтобы статуи ее мертвых друзей могли вздохнуть, сойти с колонны и заговорить, как ни в чем не бывало, но это было невозможно. Всего лишь отражения. Воплотившиеся здесь образы тех, кто умер где-то бесконечно далеко, в изнанке реальности.

Несущие конструкции покачнулись. Центральный купол задрожал и начал осыпаться, и в разветвлении трещин, разбегающихся с невероятной скоростью, показалась тьма. Другой, завершенный собор начал просачиваться в эту реальность, пытаясь стряхнуть с себя созданные Палладином и Санни образы, как будто чья-то рука выворачивала миры.

— Закрой глаза! – подбежав к ней, Андрей обхватил девушку и, крепко прижав к себе, попытался закрыть от ужаснувшей ее картины.

Пол под их ногами начал разрушаться. Каменные плиты с грохотом полетели во встревоженные воды озера.

— Тебе нельзя о них думать! Ты не понимаешь, где находишься. Сейчас же прекрати! – твердил он ей в ухо, пока они скатывались по накренившемуся полу к стене, ударяясь об обломки рухнувших колон.

— Они все мертвы! Никого больше нет! – Санни вырывалась. Отталкивая Андрея, она искала взглядом ту странную дверь, изначально приковавшую ее внимание. – Пусти! Я должна ее открыть! Ради них!

Уродливый прямоугольник покрытого ржавчиной металла неподвижно парил под осыпающимся куполом и как будто звал, обещая если не выход, то по крайней мере избавление от страданий.

— Глупая, это смерть! Ее нельзя открывать, — взбешенный Адрей продолжал сжимать плечи Санни.

Ее спутавшиеся золотистые волосы хлестали его по лицу, острые ногти впивались в кожу, и он не знал, что было важнее – остановить проникновение реальности Магистра с его мерзкими тварями и манией величия в этот мир, или помешать этой проклятой девчонке открыть Дверь – единственный портал в то давно покинутое настоящее, которое наверняка больше не существовало. Что же окажется за ней? Пустота? Всеобъемлющее ничто? Или выжженная ядерным пеплом земля, где не осталось никакой жизни.

— Ты не знаешь наверняка, — она уставилась на Палладина ошалевшим взглядом и успокоилась. Столкновение их воль и сознаний было таким сильным, что она сумела заглянуть в его мысли, и они ее смутили.

— Я знаю больше, чем ты, — прошептал Андрей, одновременно возмущенный ее бесцеремонным вторжением в голову и заинтригованный открывавшимися ему воспоминаниями и мыслями.

Их связь работала в обе стороны. Санни покраснела, не готовая к тому, что тот, чьим творением она восхищалась всю жизнь, на кого возлагала столько надежд, и с кем больше всего на свете мечтала встретиться, что он окажется именно таким – обычным нескладным парнем в клетчатой рубашке и джинсах. И что он так легко узнает все ее даже потаенные желания и мысли.

— Хм, мне жаль, — придвинувшись ближе, так что их дыхание обжигало лица друг друга, он постарался смягчить в ее памяти события предыдущей ночи, потерю Котика и семьи.

— Ты еще ничего не знаешь, — злость и печаль в ее голосе звучали намного отчетливее, чем надежда.

Санни обрушила на него все, что с ней происходило, что она видела, какие ужасы они с друзьями пережили. Пусть он разделит с ней это бремя, пусть видит.

На лбу Палладина выступили крупные капли холодного пота. Он попытался отстраниться, но внутри Санни полыхал такой гнев, что она не намерена была просто так его отпускать.

Он отказался от всего, от созданных им реальностей и людей, которые в них жили. Предпочел не знать и не вмешиваться, занимаясь рыбалкой и почитывая свои мерзкие книжки.

— Смотри лучше, — произнесла она одними губами и вдохнула всю переполнявшую ее горечь в его рот.

Она целовала его медленно, причиняя боль не только воспоминаниями и чувствами, но и физическую. Теперь уже Санни вцепилась в Андрея, запустив острые ногти в ее волосы и не давая ни малейшей возможности освободиться.

Но их связь по-прежнему оставалась взаимной. И он ответил на поцелуй, раскрывая перед Санни свое сердце. Он делился всем, что столько веков утаивал даже от себя — памятью о настоящей жизни, о том, как тает на коже первый снег и о бесконечных вселенных, которые он почерпнул из таких вот дурацких на первый взгляд книг.

Вдохнув жизнь в кем-то сложенные из слов на бумаге образы, Андрей никогда не считал себя создателем, только – со-творцом, которому выпал шанс воплотить фантазии, придуманные другими. Как будто все они были здесь – известные писатели, художники, режиссеры, а он просто парень, вращающий колесо проектора.

 

— Хорошая девочка, — рассмеялся Магистр, наблюдая, как, забыв обо всем, они с Андреем наслаждались поцелуем. – Удачно, что я тогда не добрался до тебя, покончив только с твоим приятелем. Ты открыла мне дорогу через Завесу, а этот собор помог мне найти Дверь. Наконец, у меня появилась возможность погостить у лучшего друга. Андрюша, что же ты так долго скрывал от меня свою берлогу? – расхохотался он в ответ на растерянный взгляд Палладина. – Тебе же никогда не мешали преобразователи, скачущие по локациям, как блохи, и вмешивающиеся в код, вот и не удивляйся. Они же обычные системные черви, вся их сила – ошибка программирования, но они натолкнули меня на мысль, и я сумел воспользоваться тем открытием, к которому ты не проявил ни малейшего интереса. Я научился находить даже слабых, дремлющих преобразователей среди миллионов людей и превратил их в вирус.

— Мертвые огни? – выдохнула Санни и зажала ладонью рот.

— Да детка, эта привилегия для таких как ты, а остальные – простые паразиты. Их нельзя уничтожить, благодаря протоколам, которые прописал Палладин, но можно обезличить и заставить служить. Так даже интереснее, у меня никогда не было столько подписчиков.

Призрачный зеленый свет, проникающий через разломы каменой кладки собора, наполнил не только галерею, где они столкнулись друг с другом, но и всю локацию. Небо снаружи заволокли тяжелые свинцовые тучи. Трава, деревья, озеро – все утратило краски, превратившись в черно—белый набросок реальности, а туман, стелившийся по земле, стирал и те немногие оставшиеся линии.

— С ума сошел? – Андрей до конца не верил в происходящее.

Движущаяся серая масса, волной захлестнувшая горы, спускалась к берегу, и он различил в ней тысячи уродливых фигур, на пустых лицах которых вращалось с невообразимой скоростью и светилось красным окно перезагрузки. Они отражали ярости Магистра. Что думал и чувствовал он, то насквозь пронизывало их.

— Что ты собрался сделать? – встав между Стасом и Санни, Андрей бросил отчаянный взгляд на плавающую над их головами дверь, но все еще не готов был ее открыть.

— Мне душно здесь, понимаешь, Андрюша? – на фарфоровой маске Магистра проступили чернильные глаза и алый полный острых клыков рот. – Мне опостылел твой мир. Эти тупые загнанные сюда стада людей, способных только потреблять и проходить дебильные квесты. Опостылело придумывать для них развлечения и истории, которые он могли бы прожить. Что ж, я сочинил по-настоящему крутую игру! Пока ты скучал и терял свои скиллы. Дурак! Если бы я обладал хоть половиной твоей первоначальной силы, разве я стал бы тратить ее на это? — от омерзения, с которым Магистр указал на окружавшую его локацию, присовокупляя весь остальной мир, на его маске высветилась ошибка, и на несколько секунд кровожадное выражение его лица рассыпалось на пиксели. – Я хочу вернуться туда! В настоящий мир! Если от него хоть что-то осталось, я заставлю его пожалеть за те унижения, что он мне причинил! Заставлю поклоняться себе, как делают эти твари. Посмотри, разве это не прекрасно? Разве ты не хотел бы, чтобы они принадлежали тебе? — подчиняясь желанию Магистра, безмолвная толпа паразитов упала в земном поклоне и осталась в этой позе ждать следующего распоряжение.

— А если на той стороне ничего нет? Если те, кто остался снаружи обезумели, как и ты, и взорвали планету? Что ты будешь делать тогда? Стас, ты просто поехавший геймер, очнись! Приди ты в себя! Как будто тебя одного не любили или били родные?

— Зачем ты создал для них такую сытую довольную жизнь? – закричал Магистр, и по маске побежали черные трещины. – Почему никто из них не страдал? Не мучился? Зачем была нужна эта утопия, ты пытался сойти за Бога и создать свой собственный рай? Это неправильно! Так не должно было быть! Чем они заслужили такое? – он продолжал кричать так неистово, что сквозь черную мантию и игральную маску проступил хилый бледный мальчишка, перекошенный злобой и обидой.

— Мне даже в голову это не приходило, — удивился Андрей. – Разве недостаточно было того ужаса, в котором мы жили последнее десятилетие, пока не наступила Полная Загрузка? – Андрей осторожно приближался к другу, все еще чувствуя, как шевелятся волосы на голове от силы, которую ему передала Санни.

— Отвали! Уйди с дороги! – Стас оттолкнул стоявшего перед ним Палладина и устремился вверх, к покореженной металлической двери.

— Ты не посмеешь! – Андрей попытался дотянуться до Магистра, но какая-то странная тяжесть навалилась на него, сдавливая со всех сторон и превращая в лепешку.

— А я не зову тебя с собой, ты мне больше не нужен. Оставайся здесь или… Лучше сливайся с остальными, — это не был оскал, и не была улыбка.

Стас смотрел на бывшего друга сверху, держась рукой за ручку двери, и прощался с ним навсегда. Что будет дальше с Палладином не имело для него никакого значения. Он стал для Магистра материалом, которому предстояло выполнить свое предназначение.

Андрей попал в ловушку. Вместо Сью и Мышонка появились сначала небольшие, со спичечную головку, черные точки, тут же начавшие втягивать информацию из реальности и сдавливающие Палладина противоположными векторами силы. Снизу, поднявшись из озера, к Андрею приближалась черная спираль, мертвый огонь которой был намного мощнее остальных, и по мере того, как, разрываемая на куски реальность идеального мира, созданного Палладином, исчезала внутри нее, огни Сью и Мышонка стали расти, как будто подпитываемые третьей более мощной силой.

Андрей застонал, стало невозможно ни дышать, ни даже моргнуть. Он чувствовал, как ледяной холод мертвых огней скребется, пытаясь проникнуть в его сознание, медленно подтачивает последнюю преграду его воли, и вот-вот запустит свои черные пальцы в его воспоминания, утаскивая их в ту пустоту, где сгинет и весь остальной оставшийся мир.

— Глянь, ты думала, твой Котик ни на что не способен, а он стал одним из сильнейших моих огней! Все потому, что слишком много чувствовал. Это ты сделала его таким, — хохотнул Магистр, бросив любопытный взгляд на скорчившуюся от страха Санни, и продолжил разворачивать сплавленный металл, мешавший Двери открыться.

Его тонкие заканчивающиеся длинными когтями руки тряслись, а верхняя губа чуть подрагивала. Стас боялся даже подумать, что справиться с таким плетением реальности ему не по плечу, и только Палладин сумеет ее открыть. Бред, невозможно! Он столько сделал, столько сознаний и сил подчинил себе, что этого должно было хватить на один паршивый припой, но… Как Магистр ни старался, ничего не происходило.

Не проронив ни слова, Санни, точно дикая кошка, набросилась на Магистра и успела сорвать с него маску до того, как он швырнул ее вниз, чуть не размозжив об острые торчащие точно зубья обломки каменных плит.

«Откройся мне», — мысленно попросил Андрей, не надеясь, что она услышит его угасавшее сознание.

«Это все он! Подонок! Тварь!» — преодолевая боль, она поднялась и приготовилась к следующему прыжку, не обращая внимания, что паразиты забрались наверх и окружили ее.

«Санни!» — он произнес ее имя так тихо, как падает в пустоте осенний листок. Все барьеры в его сознании были сломаны. Андрей погружался во тьму.

Она услышала. Как слышала и раньше, еще до их встречи, просто не придавая значение незнакомому робкому голосу, подсказывавшему ей, что и как нужно изменить или куда идти. Сквозь пелену слез в ее глазах блеснула паника и понимание, что сейчас она потеряет и его, как потеряла Котика и остальных друзей.

Отчаянное желание выжить и спасти ослепило ее сознание, она легко положилась на интуицию, отринув любые сомнения и рациональные мысли. Это всегда приносило ей облегчение, а сейчас еще и надежду. Что-то серьезное происходило. Что-то могло по-настоящему измениться во Вселенной и в их мире.

Создать пузырь, как тот, где безмятежно спала семья, ставшая ей почти родной, было несложно. Она знала, чувствовала, что нужно делать, и вырывала из лап мертвых огней последние остатки силы. Санни дралась с пустотой, в которой даже смерти не существовало, и единственное, что помогало ей удерживаться от падения во тьму, было то неповторимое чувство слияния.

Прикосновения одного разума к другому.

Узнавания не только воспоминаний, но и сущностей друг друга. Ничего более мощного и головокружительного невозможно было представить. И как она не дорожила Котиком, ей так и не удалось заглянуть в его сердце. Может быть, он боялся ее впустить, прекрасно зная, как безрассудна и опрометчива бывает Санни. Может быть, она сама не замечала раскрытые для нее объятья, сосредоточившись на поисках ответов и войне с паразитами.

Сейчас она думала только об Андрее, сливаясь с ним настолько, что ее собственные черты стали напоминать покрытую рябью поверхность, где в непрерывно меняющемся отражении все чаще появлялся он, и все реже – Санни. Ей нужно было вернуть его, и в тот миг, когда она поняла, что дальше нельзя – перед ней оскалилась тьма, Палладин ответил.

— Дверь! Хватай ее и беги!

Положившись на удачу, Санни рванула истончившуюся реальность на себя и с удовлетворением заметила, как, точно тряпичная кукла, Магистр сорвался и полетел вниз, прямо в сияющие мертвые огни.

«Он жалок, даже не имеет собственной силы»

«Но ему хватило воли заразить вирусом и злобой целый мир»

«Пойдем со мной, откроем ее вместе. Здесь больше ничего не осталось»

«Мы можем оставаться здесь бесконечно долго. Это безопасное место. Я чувствую»

«Не получится, опасность в нас самих. Мы – созданные для движения системы. Вечность взаперти погубит и наши чувства, и наши мысли. Все дальше и дальше за горизонт. Разве не об этом ты мечтал в далеком детстве? Я видела».

«Нехорошо подглядывать. Давай на счет три»

Беззвучно и легко спали оковы, дверь повернулась на петлях, и они шагнули в длинный темный туннель, оканчивавшийся пятном неяркого белого света.

***

Андрей открыл глаза и некоторое время неподвижно смотрел на белую обшивку отсека гибернации. Ощущение собственного тела возвращалось медленно, и, вытянув перед собой бледные руки, он заметил, как они дрожат от напряжения. Казалось, он проснулся после очень долгого глубокого сна, и с каждым вздохом видения становились все более далекими и размытыми.

Андрей сел, опираясь на отодвинутую пластиковую крышку, и огляделся. Огромное, погруженное в сумерки хранилище на сколько хватало глаз было заполнено такими же модулями, как тот, в котором он только что очнулся. Над ним тускло горела круглая лампочка, и на планшете постоянно обновлялись индивидуальные показатели.

— Санни! – он не узнал свой голос. Сердце тяжело ударило в груди. Что, если все это ему приснилось?

— Тебя на самом деле зовут Андрей? – только когда она ответила, он заметил вдалеке еще одну загоревшуюся лампочку. Санни петляла между секциями и рядами невыносимо долго, и все это время он боялся сделать даже вдох, как будто это могло спугнуть ее, и она бы исчезла.

— Да, — он облегченно кивнул на панель с личными данными, мягко светившуюся возле изголовья. – А ты и в правду похожа на Солнце, — он бережно прикоснулся к длинным золотистым волосам, спускавшимся волнами поверх типового серого комбинезона.

Ему ужасно захотелось ее поцеловать, узнать – как это будет в действительности, но, когда она села рядом, крепко сжимая его руку, он заметил за ее плечом круглый небольшой иллюминатор.

Молча, они долго смотрели на окутывавшую их корабль туманность, зачарованные красотой и бесконечностью космоса, в котором им предстояло по-настоящему жить.