Обратная чешуя Аннотация (возможен спойлер): Ферлиг убивал. Убивал много, яростно, радостно насмехаясь. Его меч беспощадно срезал обратную чешую с тел мертвых драконов. Смех оборвался в тот день, когда обратная чешуя выросла вокруг сердца Ферлига. [свернуть] – Дядя Ферлиг, дядя Ферлиг! – голосит малышня, дергая мужчину за подол рубахи. – А вы когда-нибудь трогали дракона?! Маленькие любопытные глаза сияют, гипнотизируют и выпрашивают еще больше рыцарских историй. Ферлиг усмехается в рыжую бороду и осторожно похлопывает ближайшего мальчишку по светлым волосам. – Конечно. Я даже преподнес королю в подарок щит из его обратной чешуи. – Рыцарь потирает зудящий бок, раздраженно цыкая. – Обратная чешуя? Это как? – самый бойкий мальчишка тянет рыцаря за штанину. – Она прочнее доспехов, но нежнее, чем пышные… пироги, – вовремя останавливается Ферлиг. – Обратная чешуя защищает сердце дракона. Я не раз срезал ее и лично преподносил королю. Несмотря на воодушевленный тон и горделивый взгляд, рыжебородому хочется вырваться из круга мелюзги, выпить бодрящего сидра и отдохнуть в тишине. И без вони. Ферлиг шмыгает носом и оглядывается по сторонам. Вареное мясо, прогорклый жир на сковороде и легкий запах гнили окружают его, подкрадываются со всех сторон, мешают сосредоточиться. Кто-то снова дергает за рубаху, просит о чем-то, но рыцарь отмахивается и встает с обитого мягкой подушкой стула. – Эй, Айнор, чем у тебя воняет сегодня? – Ферлиг щурится, разглядывая пухлого трактирщика, бегающего туда-сюда за прилавком. – Воняет? У меня?! Пожирающий драконов, я честный хозяин трактира, у меня всегда только самое свежее! – Пухлый мужичок с обиженным лицом подпихивает прямо под нос Ферлигу шипящую сковородку с золотистой картошкой, шкворчащим беконом и ароматной зеленью. – Убери это! – Рыцарь поджимает губы, морщит нос и отмахивается от особого блюда, которое раньше могло заставить его скакать целую ночь без сна. Теперь же Ферлига тошнит от одного запаха жареных овощей и паленого бекона. – Дружище, ты не болен? – Айнор с удивлением и недоверием смотрит на королевского рыцаря. – Задело немного в последней битве, но я в порядке, – дергает щекой Ферлиг, принимая деревянную кружку, полную прохладного сидра. – А дракон? – Улетел. – Рыцарь скрипит зубами, вспоминая зеленую чешуекрылую тварь, проткнувшую его бок острым когтем. Зуд и боль в забинтованной ране лишь подогревают его гнев. Ферлиг потирает мозоли на пальцах, хмуро глядя в кружку. – Давненько ты не промахивался. – Айнор суетится за стойкой: протирает кружки, выхватывает у повара тарелки и передает смердящие блюда улыбчивым разносчицам в ярких платьях. – Я задел его обратную чешую. Даже рукой коснулся, – гордо вздергивает подбородок рыцарь. «И теперь ты умрешь…» – насмешливый шепот врывается в голову, то ли проклиная, то ли предрекая судьбу. – Что?! – Рыцарь резко оборачивается, выхватывая меч из-за пояса. За спиной никого. Только испуганные посетители трактира настороженно смотрят на рыжебородого со своих мест. Тихие шепотки, нарекающие его в лучшем случае чокнутым, разбегаются водной рябью по столам. Рыжебородый окидывает всех режущим взглядом, будто готов проткнуть мечом первого же, кто осмелится с ним заговорить. – Ферлиг, не горячись, не горячись. Хочешь мое фирменное за счет заведения? – тревожится Айнор, неловко улыбаясь остальным гостям. Пожиратель драконов лишь раздраженно дергает плечами, прячет свое блестящее оружие и молча выходит из смрада трактира. Свежий воздух приносит облегчение, опутывает ароматом ромашек, цветущей липы с запахом нагретой травы. Кровь, пульсирующая в висках, успокаивается, размеренно течет по венам и расслабляет напряженные мышцы. Ферлиг бредет к дому так медленно, лениво, словно вовсе не хочет туда возвращаться. Рыцарю хочется упасть на траву, покататься по ней, как в детстве, вдохнуть поглубже запах земли и отправиться на охоту. Взлететь бы повыше и… Ферлиг замирает. Как он, человек, может взлететь? Он сухо смеется над своей головой, захмелевшей всего от половины кружки сидра. Кажется, он действительно болен. Бок неприятно тянет от каждого жеста, будто кто-то намазал кожу липким медом. Нестерпимый зуд скользит по животу, поднимается к плечам и не затихает, даже когда сильные пальцы трут злосчастное место вокруг раны. Завтра. Он сходит к ворожее завтра, а пока… Дверь с надрывным скрипом открывается, впуская в прохладный дом запахи горячего лета. Пыль, сырость, подвальная прохлада и кислый аромат яблок окружают, ударяют по носу, навевают сон. Тихое копошение букашек становится долгожданной колыбельной, укутывающей как теплое одеяло. Дверь так и остается распахнутой, позволяя ночной прохладе принести ласковые голоса птиц. Ферлигу впервые за долгое время снятся сны. Тяжелые, наполненные металлом и кровью, диким воем и разрываемой плотью. Под веками пылает огонь, нос свербит от дыма, и хочется поскорее вынырнуть из этого ада, одолеть дракона, получить награду. Обратная чешуя мягко сияет под мозолистыми пальцами, отдает последние частички драконьей жизни. Яркие, хранящие в себе тысячи лет памяти глаза закрываются навсегда под громкий самодовольный смешок рыцаря. Ферлиг просыпается, чувствуя себя так, словно он только что умер и был воскрешен. Зуд. Раздражающий зуд грызет талию, как будто по крохотному кусочку кожи танцует орава муравьев. Ферлиг ворочается, катается по простыне, но так и не находит покоя. Грубые мозолистые пальцы впиваются ногтями в бок, но натыкаются на что-то твердое, как будто под окровавленной тканью прячется полукруглая пластинка. Синие глаза режут настороженным взглядом мятую ткань, но сдирать наложенные ворожеей повязки рыцарь не хочет. Он то хмурится, то выглядит как опасный хищник, поджимает губы и расслабляет плечи. Ферлиг кивает себе, сбрасывает одеяло и выходит в рассвет. Торопливый бег, ни на миг не сбившееся дыхание и громкий, не терпящий возражений стук. Стук летит над деревней, уносится ветром к реке, чтобы затеряться где-то в далеких горах. Веледа открывает дверь, только когда ближайшие дома пробуждаются. Ее всегда насупленные брови кажутся острыми мечами над яркими колодцами глаз. Тонкие губы вырублены топором на грубом неказистом лице, рассеченном набухшим розовым шрамом. Ее бесцветный левый глаз смотрит насквозь, будто мужчины перед ней не существует, пока правый, как болото, затягивает синие глаза в молчаливое противостояние. Веледа сдается первой. – Велено было к обеду приходить, – прохладный, как родниковая вода, голос омывает Ферлига, заставляет дрожать. – Зудит, – коротко оправдывает свое появление рыцарь, не зная, как объяснить остальное. По поджатым губам легко читается недовольство с ноткой презрения, но Веледа больше ничего не говорит, пропуская рыцаря в дом. Там пахнет мятой и полынью, высушенным солнцем, морозом и удушающим перегаром, оставленным после приготовления различных настоек. Ферлиг одним движением стягивает с головы рубаху, предоставляя повязки ловким женским рукам. Окровавленные полосы медленно спускаются в металлический тазик и наполняют чистый травяной аромат нотками ржавого металла. С последним громким шорохом в комнате становится тихо. – С драконьей хворью не ко мне, – хмыкает женщина, ставя на место склянки с заживляющими мазями. Она говорит спокойно, каждым словом втыкая затупившийся нож в спину. Ферлиг стоит в оцепенении несколько минут, прежде чем до него доходят слова. – Драконьей… хворью?.. – рыжебородый вздрагивает и оглядывается. В мутном стекле отражается он сам, но его левый бок сияет начищенным серебром. Мурашки пробегают по коже, холодят разгоряченное тело и заставляют сердце сбиваться с ритма. Пальцы осторожно спускаются к тому, что еще вчера было простой раной. Холодная, гладкая, прочнее стали, чешуя дракона плотно укутывает его надежнее любой брони. Брони, которую он страстно желает содрать. Ферлиг сглатывает скопившуюся во рту слюну, но горло все равно кажется таким же скрипучим и натертым, как плохо смазанное колесо телеги. Мужчина подхватывает кувшин со стола и выливает воду в рот, плещет на лицо, пытаясь успокоиться. Ворожея совершенно безразлично вытирает руки и открывает заслонку выбеленной печи. Огонь топит в своем пламени кровавые тряпки, пожирает ткань, вгрызается в каждую ниточку, оставляя лишь ворох пепла. – А чего ты еще хотел, Пожирающий драконов? Они обиды всегда возвращают. – Как от этого избавиться? – после секундного оцепенения, рыцарь крепко сжимает зубы и ищет спасительное исцеление. – Не ко мне, – упрямо бросает Веледа, отправляя в огонь последнюю тряпку. – Сколько? Я заплачу, – упрямится рыцарь, впиваясь ногтями в мозолистую кожу ладоней. – Ни одна монета в мире не поможет тебе смыть кровь Великих драконов с кожи. – Веледа с громким металлическим звоном захлопывает топку, сжигая в ней последнюю надежду на выздоровление. – Великих драконов, – презрительно фыркает Ферлиг, снимая меч с пояса. – Ты знаешь, что за одну эту фразу я могу лишить тебя головы. – Можешь. Только вот и сам лишишься ее через месяц. Каково это – пасть от руки врага? Друга? А может, даже брата? – Веледа насмехается над рыжебородым, вызывающе смотрит в глаза. – Чешуя уже закрыла сердце. В тебе больше не осталось человека. Трясущаяся мужская ладонь сжимает хрупкое женское горло. – Как. Снять. Проклятье. Дракона! – слово за словом выплевывает Ферлиг, сильнее сжимая шею Веледы. – Сожрать сотню рыцарей, – усмехается женщина, и ее бледный глаз, как никогда, сияет жизнью. Ферлиг отступает, потерянно глядя на нее. – Дракон лишил тебя глаза и мужа. Почему? – вопрос звучит резко, хрипло и таит обвинение. Обвинение, на которое Веледа отвечает гордой усмешкой. – Драконы? Драконы никогда не спускались с небес, чтобы творить зло. Только люди были достаточно безжалостны, чтобы вторгаться в их дома и убивать. Мой глаз, мой муж пали от меча, а не клыков. – Оскал на некрасивом лице становится кровожадным, нечеловеческим. Ферлиг натягивает рубашку, оставляя на ней мокрые пятна, вскользь задевает кончиками пальцев чешую. Зубы трутся друг о друга, но раздражение и гнев никуда не уходят. Зуд, ярость и обжигающая боль, проникающая в каждый кусочек кожи, разгораются, как пламя дракона. Ферлиг врывается домой быстрее, чем гонец с приказом о помиловании на место казни. Он задирает помятую рубашку, поджимает губы, смотрит с отвращением на сияющую серебром чешую. Его лицо морщится, как залежавшееся яблоко, когда он пытается отколупать ногтем эту гадость. Гадость не поддается. Жесткие пальцы зарываются в рыжую шевелюру, довольно ощутимо подергивая ее. Будто несколько вырванных волосков заставят драконье проклятие исчезнуть. Глаза наполняются ужасом, паника крутится в желудке, поднимается выше и уже бьется где-то в горле. Ферлиг пошатываясь бредет на кухню, трижды запинается о собственную ногу. Рыцарь падает, поднимается, снова падает. Его не останавливает ни расцарапанная скула, ни онемевший локоть. Ферлиг хватает нож и с размаху бьет по сияющей чешуе. С губ срывается рык, больше похожий на отчаянный вой. Осколок металла торчит из оконной рамы и осуждающе смотрит на Ферлига. Руки мужчины трясутся, безумные глаза мечутся в поисках единственного спасения. Тяжелый двуручный меч сияет в углу, подрагивая от возбуждения. Он уже чует кровь очередной жертвы. Зубы Ферлига зажимают одеяло, рот наполняется привкусом мокрой шерсти, нос морщится от этой вони, но Ферлигу плевать. Взмах. Звон. Облегчение и останавливающая сердце боль. Меч срезает чешуйки с бледной упругой кожи. Ферлиг не издает ни звука, пока его бок не становится похож на тиковое дерево. Половина его тела залита кровью, и рыцарю кажется, что он вот-вот умрет, но счастье, поднимающееся из его души, затапливает теплом. С болезненным стоном Ферлиг падает на кровать, роняет меч на пол и теряется в кошмарных снах. Ему снится драконье пламя, ласкающее его грудь изнутри, снится стук когтей по камню и радостный вой, сотрясающий небеса. Его крылья расправлены широко, ветер обнимает, щекочет каждую чешуйку, нежно шепчет и направляет куда-то, где есть рай для драконов. Ферлиг просыпается в холодном поту. Подушка, матрас, одеяло и простыни насквозь пропитаны его кровью. Густой, душный запах железа, ржавчины и мокрой земли проникает под кожу, будоражит инстинкты и заставляет угрожающе рыкнуть, отгоняя опасность. – Брат? – настороженный, ломающийся голос раздается у порога, заставляя Ферлига замереть. – Верайр? – хрипло зовет Ферлиг. Его голос звучит странно, глубоко, напряженно, будто буквы ему незнакомы. – Брат, что с твоим… – Верайр не успевает задать вопрос до конца. Он осматривает пол, кровати и Ферлигу, заставляя смуглое лицо бледнеть. – Брат! Верайр бросается к Ферлигу, хмуря светлые кустистые брови. Его глаза скользят по острым чертам лица названого брата, встречаются с переливающимся синим серебром взглядом, проходятся по могучему торсу и замирают. – Ферлиг, неужели ты… – Прочь! – рычит рыцарь и подхватывает меч с пола. Металл сталкивается с металлом. Ферлиг защищается, никак не решаясь перейти в наступление. Его руки двигаются скованно, недостаточно плавно, гибко, как парализованные. Даже не глядя в воду, можно сказать, что его «лечение» не удалось. Чешуя покрывает половину его живота, поднимается до шеи, укутывает плечи, изменяет голос и чувства. – Уходи. Уходи, пока я не разорвал тебя, – рычит Ферлиг сквозь зубы. – Разорвал? Разве тебе хватит сил? Ублюдок, я считал тебя братом, а ты всегда был… Каково это – убивать себе подобных? Ферлиг молча отбивает чужой меч, прикладывая все силы и гибкость рук, чтобы оттеснить врага к выходу из дома. Тело непослушное, неловкое, как набитый зернами мешок. Но с каждым шагом, с каждым движением энергия пробуждается, поднимает маленькие ураганы внутри. – Убил ли ты хоть одного дракона? Или же ты всего лишь срезал с себя чешую, выдавая это за победу? – распаляется молодой Верайр, насмехаясь и изворачиваясь. Надменность, самодовольство, восторг от удивительного везения, свалившегося на его голову, вырывается диким смехом, сметает маску дружелюбия и братского беспокойства. – Неужели король столь слеп, что не заметил дракона под своим носом? А может, и он дракон? Шаг. Удар. Звон. Треск. Меч, попавший в плен дерева. Ферлиг мрачно пинает Верайра под колено и выскакивает из дома первым. Ругательства летят ему вслед, растворяются под быстрыми копытами коня. Ферлиг не знает, куда бежать, поэтому отпускает поводья, позволяя коню вести. Поля сменяются предгорными пустырями, выжженной травой, разбитыми скалами и горными тропами. Ферлиг молчит, бездумно глядя вперед. Убивать или быть убитым. Такова теперь его жизнь? Конь останавливается и отказывается сделать хоть шаг вперед. Он яростно машет гривой, топчется на месте и дрожит. – Лэрд? Что случилось? – голос слушается все хуже, рычит и гремит, заставляя коня встать на дыбы. Ферлиг скатывается на землю, смягчает удар кувырком. Лэрд отступает, трясется и оглядывается. Рыцарь болезненно улыбается и наконец понимает. Лэрд боялся только одного. Драконов. Теперь этим драконом стал тот, кого конь любил больше всего. Горькая усмешка трогает губы Ферлига. – Возвращайся домой. Конь непонимающе смотрит на хозяина, продолжая одновременно тянуться к нему и дрожать. – Возвращайся и найди себе нового рыцаря! Конь ржет, топчется на месте, глухо бьет копытом по камню, но не уходит. Горло Ферлига сжимается, вздрагивает, когда он сглатывает. – Уходи! – Тихий рык срывается с губ, но вопреки словам Ферлиг поднимается, чтобы уйти сам. Глаза от чего-то печет, в носу становится кисло, и по горлу прокатывается надрывный вой. Вой, каким обычно сопровождается последний вздох дракона. Ферлиг бредет один. Он не замечает разницы между днем и вечером, ночь в его глазах слишком яркая, чтобы быть ночью. Камни, травинки, мелкие грызуны, встречающиеся на его долгом пути, кажутся светящимися, сияющими, как маленькие костерки. Он идет, не обращая внимание на треск ткани, потерянные сапоги, скрежет когтей и даже то, что, шагая на четырех конечностях, он все равно выше, чем раньше на двух ногах. Ферлиг поднимается к пику горы, принимая все изменения как неизбежное. Ему все равно. Все равно. Все равно! Ферлиг пытается в это верить, но выходит плохо. Шаг за шагом, вздох за вздохом. Все ближе к вершине. Рыцарю… А считается ли он еще рыцарем? Ферлиг болезненно кривит губы в оскале, ослепленный первыми лучами солнца. На вершине ветер пахнет свежестью, пылью, горькой как мед и теплой как одуванчик мать-и-мачехой с чем-то опьяняющим, как свобода. Розовые лучи солнца переливаются, сияют всеми оттенками крови в серебристых глазах. Душа замирает где-то в районе медленно бьющегося сердца. Шаг. Шаг. Шаг. Все ближе к краю. Шаг. Шаг. Шаг. Тихий шорох камней, срывающихся вниз, и громогласный рев, поднимающийся из живота. Рев, сообщающий миру о человеческой смерти и новой драконьей жизни. Серебристой стрелой Ферлиг летит вниз с широко раскрытыми глазами. Весь мир наполнен светом, искрами и оглушающим буйством красок. Дракон забывает обо всем, впитывая каждую крупицу жизни. Серебристые крылья раскрываются у самой земли. Взмах. Взмах. Взмах. Громкие удары чешуи о воздух похожи на аплодисменты. Ферлиг взмывает выше и выше, торопливо оглядываясь по сторонам. Он летит неумело, криво, сбивается с ритма, нелепо кувыркается в воздухе и смеется, но изо рта выходит лишь прерывистый рык. Восторг, недоверие, восхищение переплетаются вместе, раздирают душу на части, заставляют подниматься все выше в небо и камнем лететь до самой земли. Повторять снова и снова, пока по серебристым бокам не скользнет первая стрела. Тихое фырканье и легкий дымок вырываются из носа, когда Ферлиг одним взмахом крыла сметает смертельный выстрел. Дракон смотрит на трех закованных в металл людей с недоумением и легкой грустью. Разве они не понимают? Не понимают, каково это – парить в небесах, гладить взглядом сияющую со всех сторон жизнь, согревать каждый миллиметр непробиваемой чешуи в лучах солнца? Сохранять, а не уничтожать. Беречь и брать ровно столько, сколько необходимо. Всегда возвращать и благодарить жизнь. Как смеют они не знать?! Ферлиг яростно ревет, желая прекратить бессмысленную и бесполезную борьбу. Объяснить, показать и завершить эту глупую кровавую битву. Вместо слов, только громогласный рык, эхом скользящий по горам. Стрелы поднимаются вновь, но им уже не догнать вольное существо. Облака стелятся под крыльями, оседают на чешуе мелкими капельками, соскальзывают вниз, как осколки дождя. Навстречу скользит другой, но одновременно такой же, как он. Рычащий гром заставляет восторженное сердце биться чаще, сильнее. Серебро кружит вокруг неба, трется чешуей о чешую, тыкается прохладным носом в горячий голубой бок, приветствуя, а не убивая. Второй дракон лишь легонько оглаживает серебро безопасным огнем, проходится шипами хвоста по шее Ферлига и задает направление. Бывший рыцарь устремляется за драконом, усердно машет крыльями, преследует, как добычу. Добыча. Это слово заставляет Ферлига вздрогнуть, взмахнуть крылом и перевернуться в воздухе на мгновение. Внутри растет напряжение, горечь, какой он еще не испытывал. Она прокатывается по сердцу, оседает на языке, тонет в огне. Кажется, люди называют это виной. Слова извинения раньше никогда не касались его губ, не достигали чужой души. Драконы не умеют говорить и просить прощения. Ферлиг готов умереть, лишь бы сказать свое первое «прости». Голубой дракон впереди изредка оглядывается, манит хвостом, убеждает лететь за собой. Даже если в конце пути его ждет казнь – Ферлиг это примет. За этот полет, за красоту жизни, за шанс хотя бы на миг понять, каково это – парить в небесах, Ферлиг примет все. Горы стремятся к ним, хотят прикоснуться к блестящей чешуе, пока два дракона поднимаются все выше и выше, стремясь дотянуться до солнца. Ферлигу даже кажется, что еще пара взмахов и он сможет оставить след клыков на ярко сияющем шаре, как на куске сыра. Ферлиг щелкает пастью, клацает зубами, но солнце всегда ускользает. Дракон фыркает, выпуская дым. Бывший рыцарь еще немного парит, прежде чем сложить крылья и нырнуть в ущелье вслед за проводником. Многоголосый рев и рычание встречают их двоих, напоминая гром аплодисментов в тот день, когда он получил свой первый меч из рук короля. Хлопки ладоней в памяти смешиваются с хлопаньем крыльев, воем, криками и десятками голосов, шепчущих в голове. Новый. Сильный. Могущественный. Свой. Голоса приветствуют его не как убийцу и преступника, приведенного на казнь, а как новую жизнь, нового члена семьи. Ферлиг отвечает тихо, сдавленно. Неуверенно рычит, сверкая серебром крыльев и желтизной клыков. Неловко. Странно. Стыдно. Разве он достоин такого приема? Разве стоит он, Ферлиг, хотя бы одного приветствия? «Отец, отец идет!» – многочисленные голоса восторженно вклиниваются в его мысли, пугая сильнее, чем усмешка палача. Черный дракон, чья голова усеяна длинными, изогнутыми рогами, идет спокойно, размеренно, гордо. Он не склоняет голову, но все склоняются перед ним. Ферлиг склоняется тоже, практически утыкаясь мордой в камни. Бывший рыцарь готов раствориться, упокоиться навеки в этой земле, когда замечает за черной спиной другую. Зеленая чешуя перекатывается от каждого шага, как волны на море. Чешуя, которой однажды касалась его ладонь. «Брат». Тихое, спокойное, звенящее слово отдается поминальным колоколом в голове. Брат. Как может он звать братом того, кто чуть не забрал его жизнь? Зеленый дракон уважительно останавливается в толпе других, задорно сверкая изумрудами глаз. «Брат» выглядит так, будто сейчас же начнет прыгать вокруг Ферлига, бодать его в бок и трепать зубами кончик хвоста. Бывший рыцарь не понимает, злится, недоверчиво смотрит в яркие глаза, задаваясь вопросом. Как? Как они могут прощать? «Сын». Ферлиг вздрагивает и встречается взглядом с черной бездной. Ни осуждения. Ни презрения. Ни ненависти. Только черное безмолвное спокойствие. – Отец, простите меня, – срывается ревом с плотных чешуйчатых губ мольба. – Я все исправлю. Ферлиг дает обещание, не зная, понимают ли его рык. Он обещает себе, обещает драконам совершить что-нибудь невозможное. Заслужить прощение, получить свой шанс быть настоящим драконом. Глубоко в сердце бывшему рыцарю смешно до боли. Настоящим драконом. Еще вчера он считал свои жертвы, гордился содранной с сердца чешуей. А сегодня быть драконом – величайшая из наград. «Мертвых не воротишь. Живых не тронешь». Эта фраза звучит как наставление, как мудрость, как приказ. Врывается в сердце, опутывает разум, не позволяя даже помыслить о вмешательстве в танец жизни и смерти. Ферлиг склоняет голову, принимая волю Отца. Черный дракон скалится, обнажает острый ряд зубов. Улыбается. Ферлиг растягивает чешуйчатые губы в ответ. Зеленый дракон радостно скачет вокруг, постоянно притягивая удивленный серебристый взгляд. «Прости». Ферлиг мысленно пытается донести свое сообщение, повторяя одно и то же без остановки. «Брат, от твоих извинений у меня сейчас голова лопнет». По голосу слышно, что Зеленый смеется. Ферлиг все еще не понимает, как драконы могут быть такими. Не свирепыми, не смертоносными, не уничтожающими все вокруг. Как они могут быть человечнее людей? «Меня, кстати, зовут Дидрок». – Дракон продолжает прыгать вокруг Ферлига, не услышав его ответа. «Ферлиг». «Пойдем, я все покажу». Дидрок машет крыльям, и его чешуя вновь похожа на море. Ферлиг следует за ним, как потерянный ребенок, жадно изучая мир. Он впитывает в себя горы, водопады и реки, впитывает грациозные танцы в небе и шутливые плевки огнем. Ферлиг учится горячим дыханием зажаривать пойманных диких зверей и выжигать пламенем камни. Бывший рыцарь с восхищением смотрит на мир, которого недостоин. Тяжелый жесткий комок где-то в животе с каждым днем тянет парящее сердце, прибивает его к земле. Неделя за неделей проходят в томительном стыде, который однажды вырывается вопросом: «Вы можете общаться с людьми?» «Только с теми, кто желает нас слышать». Дидрок кисло скалится, пока Ферлиг вспоминает свои сражения. Голос дракона ему не довелось слышать ни разу. «Как заставить их слышать?» «Как заставить дождь пролиться? Как оживить выжженную землю? Как обернуть луну солнцем? Брат, ты просишь невозможного». Серебристый дракон молча соглашается с Зеленым и в оцепенении долго сидит на пике Раздумий. Глаза цвета расплавленного металла сияют в лунном свете, как огромные светлячки, до тех пор, пока утро не сменяет ночь. Дидрок со злорадством смотрит вслед исчезающему в облаках Ферлигу, прежде чем почтительно сообщить Отцу: «Он правда ушел». «Разве ты не этого хотел?» «Не так». Отец тихо выпускает пару колечек дыма из ноздрей: «Порой желания сбываются не тогда и не так, как мы того хотим. Остановишь его?» Дидрок отрицательно мотает головой. Месть ли это, надежда на покой или спасение – все равно. От сердца к сердцу, от чешуи к чешуе, от человека к дракону или наоборот – все это не имеет значения, когда колесо судьбы покатилось по колее событий. Ферлиг машет сильными крыльями, дурашливо грызет облака, успокаивая взбунтовавшееся сердце. Наконец-то он сможет сделать хоть что-то правильно. Снизу то и дело доносятся визги, пролетают стрелы, а временами и сверкающие смертельные наконечники копий. Дракон не обращает внимания на суету, лишь стремится к цели. Замок короля встречает серебро чешуи арбалетными стрелами, меткими пиками и глухотой. Рев, рычание и жаркое дыхание – все, что доносится до людей на стене. «Хотя бы один, хоть кто-то услышьте. Достаточно и одного, любого! Взрослый или ребенок, женщина или мужчина. Прошу. Лишь одно слово». Ферлиг продолжает кричать мысленно, ревет во все горло, получая лишь металлические укусы. Обратная чешуя горит, распаляется, сияя ярче солнца, обнажает доверчивое сердце, показывает уязвимость. Дракон не сжигает, не убивает, даже не пытается сбросить врагов со стены. Как будто чего-то ждет, играет с людьми, пытаясь донести: «Я не опасен». Несколько часов похожи на странные танцы с потерей сотен стрел. – Постойте, постойте. Вы разве не слышите? Он хочет поговорить! – растрепанный мужчина в щегольской одежде взбегает на стену, выискивая командира. Ферлиг замечает его, лишь когда обмен ударами, больше похожий на неудавшееся избиение, прекращается совсем. «Ты меня слышишь?» Восторг и упоение поднимаются от шипов на хвосте к самым коротким рожкам на морде, когда незнакомец кивает. «Мир. Давайте заключим мир». Ферлиг осмеливается предложить сразу, прямо в лоб, без витиеватых речей, свойственных человеку. Когда перед ним самый преданный шут короля, разве есть смысл утруждать себя сложными оборотами? – Мир? Вы хотите мира? – Большие глаза шута становятся еще больше, когда он понимает суть просьбы. – Вы обещаете перестать есть людей и больше не нападать на селения? Больше никаких смертей и кровопролитий? Брови шута то хмурятся, то приподнимаются в удивлении, выражение лица меняется слишком быстро, чтобы разглядеть хоть одно. «Вы не убиваете нас, а мы не трогаем вас». Ферлиг уверенно кивает, закипая в предвкушении. Шут, как болванчик, машет головой, а затем бежит во дворец. Серебристый дракон в тот же миг поднимается в освежающую прохладу облаков. Он кувыркается в небе, подставляет сияющие бока солнцу и ведет себя как маленький глупый щенок, а не жуткий истребитель человечества. Стража смотрит на эти виражи как на странный, совершенно нереалистичный сон. Проходит полдня, прежде чем дракон резко пикирует вниз. В ответ к нему устремляются копья, мечи и даже дубинки. – Не стрелять! Приказ короля! – резко рявкает глашатай, презрительно глядя на стражу. Стрелы, готовые сорваться с тетивы, расслабляются и ждут новой команды. Ферлиг неловко зависает над замком, отбрасывая гигантскую тень. Измученные жарой стражи на мгновение испытывают чувство благодарности к крылатой ящерице, принесшей свежесть в их тяжелую службу. Глашатай долго и нудно зачитывает приказ, вызывая недоверчивые ухмылки на лицах солдат и ужас у придворных. Король велит дракону остаться в замке и даже награждает его титулом Драконьего посла. Особо впечатлительные аристократы, глядя в небо, представляют серебристое чудовище, спокойно расхаживающее по королевским тропкам, и не очень красиво теряют сознание. Ферлиг, уловивший только общую суть, радостно скалится, выпускает фонтан огня в небо и неуклюже приземляется, повалив всех, кто еще стоял на ногах. Глашатай трясущимися руками кладет перед ним свиток с указом и отбегает на почтительное расстояние. Довольный дракон кусает когтистый палец и прикладывает кровавый отпечаток под широкую роспись короля. Ферлиг мгновенно ощущает опасность и тревогу со всех сторон, но не успевает даже толком двинуться. Тяжелый, звонкий металл прибивает крылья и спину к земле, запутывается в шипах на его хребте и с каждой попыткой двинуться все сильнее вгрызается в чешую. Ферлиг рычит, выпуская огонь из самого сердца, прежде чем на морду опускаются плотные ремни, напоминающие уздечку для лошади. Дракон замирает и принюхивается. Он не слышит ни хлопков чужих крыльев, ни зова братьев, ни паники в сердцах людей. Но его нос окутывает запах десятка разных драконов. Сладкие и резкие, древесные и болотистые, горькие и свежие. Так пахнет обратная чешуя, из которой сделан намордник. Его намордник из обратной чешуи десятков драконов, которых он погубил. «Мы ведь договорились!» Ферлиг рокочет, не в силах раскрыть пасть. – О, уважаемый дракон, вас никто убивать и не будет. Нам даже ваши братья больше не нужны. Видите ли, нам не нужно убивать вас, чтобы получить обратную чешую. Достаточно лишь срезать ее и дождаться, пока она вырастет снова, – говорящего Ферлиг не видит, но голос этого человека узнает из тысячи. Каждый день многие годы именно этот голос отдавал ему приказы, наставлял и направлял его. Сегодня он здесь, чтобы отдать новый приказ. Приказ на его бесконечную пытку. Ферлиг прикрывает глаза, яростно раздувает ноздри и вновь пытается вырваться, вбивая зубцы металлической сети еще глубже в тело. Умереть, лучше было бы просто умереть, разбиться, ринувшись с неба вниз. «Убейте». Умоляюще клокочет дракон, не веря, что найдется хоть кто-то готовый его спасти. – Мы не можем нарушать договор, – с мягкой улыбкой отвечает король, самодовольно прячась в тени. В тот же миг острая, режущая боль охватывает область вокруг сердца дракона. Ферлиг долго неподвижно лежит на земле. Он не знает, прошел день или час, сколько раз всходила луна или наступал рассвет. Он тихо умирает в агонии бесконечной боли, рвущейся от еще живого сердца, которое больше никогда не спрячется за обратной чешуей. Густой запах крови пропитывает землю, забивается в ноздри, становится постоянным привкусом во рту. Намордник из чужой чешуи больше не пахнет десятками разных драконов. Только его собственный аромат, до тошноты похожий на теплое поле одуванчиков с легким медовым привкусом, расходится во все стороны. Ферлиг остается неподвижным весь день, лишь по ночам приходя в движение. Он не верит, что сможет вырваться. Не верит, что сможет умереть. Лишь ночью дракон ревет и воет, трясет крыльями, терпит привычную боль, создавая как можно больше шума. Сводит с ума всех, кому не повезло застрять во дворце. Только ночью Ферлиг еще улыбается. Улыбается, хрипло прерывисто рычит, выдавливая из кровоточащих губ смех. Дракон чувствует гневные взгляды, слышит проклятия в свою сторону и чувствует черную радость в душе. Давайте, давайте, терзайте меня, и я верну вам в три раза больше. В застланных болью глазах только горечь и слепая месть. Сияющий мир покрылся багровой кровью, уничтожая восторг, ломая крылья. За беспросветным мраком даже дракон не может разглядеть единственный огонек надежды. Огонек, трусливо сияющий, опасливо выглядывающий из-за занавесок, но разгорающийся все сильнее. Не замечает, пока однажды привычный ночной шум не дополняется новым звуком. Металл играет новую мелодию. Мелодию свободы под аккомпанемент поворота ключа и тихого щелчка замка. Запах этого человека трусливый, знакомый, разогревающий гнев и непонимание в душе. – Тише, тише, еще половина замков, – успокаивает скорее себя, чем дракона, мужчина. Крылья нервно шевелятся, чуть не сбивая с ног «благодетеля». Замки осыпаются на землю как луковая шелуха. Наконец щуплый коротышка изо всех сил тянет сеть, вырывая ее из тела дракона. Ферлиг болезненно стонет. В замке раздаются крики, слышится топот десятков ног, подгоняемых горном тревоги. «Зачем?» Это все, что хочет знать Ферлиг, расправляя раненые крылья, освобождая закованные лапы и выпуская на свободу зубы. – Затем, что я человек, а не чудовище, – просто отвечает шут, стягивая последние оковы с некогда сияющей чешуи. Дракон кивает, пристально глядя на маленького шута, который оказался самым большим человеком среди «великих» людей. Огни приближаются, гудят встревоженными голосами, стучат древками болтов и арбалетов. Ферлиг пытается подняться, взмыть в небо, но боль от разодранных ран мутит рассудок, не позволяет парить. Бывший рыцарь с трудом переставляет лапы, ползет к стене, впивается в нее когтями, зубами, пытаясь перебраться на ту сторону. Сторону, где пахнет полями, ветрами и свободой. Первый залп стрел вгрызается в камень, лишь слегка царапая прочную чешую. Ферлиг не запоминает практически ничего, не отвлекается на преследование, лишь упрямо ползет, считая секунды до заживления ран. Вопли, крики и команды долетают до его ушей, когда передняя лапа обрушивает верхушку каменной кладки вниз. Ферлиг оборачивается, собирая в груди самое яростное пламя, которое обрушивается на головы преследователей. Убить. Уничтожить. Выжечь, как язву, это лживое место. Ферлиг упрямо сжимает губы. Его собственно «нет» сливается с громким воплем шута. Каленая стрела, способная пробить даже драконью чешую, торчит в груди обычного, маленького человека, спешащего открыть для Ферлига ворота свободы. Огонь вырывается из пасти, озаряя небо. Живых не тронешь – вот клятва дракона. Когтистая лапа бережно оборачивается вокруг безжизненного тела шута. Серебристые крылья разрезают ночь, устремляя двоих к небесам. Ферлиг летит молча, бездумно. Не играет больше с облаками, не разглядывает сияющий мир. Лишь бережно несет в руках смерть, даровавшую жизнь. Он летит криво, соскальзывает все ниже и ниже, с трудом взмывая вверх. В горах до безумия спокойно, размеренно, тихо. Время застыло в своей неизменности. Ферлиг приземляется тяжело, прокатывается животом по камням, нарушая привычный порядок вещей. Он дышит с трудом, кашляет дымом, раздирая горло. Драконы замирают. Им требуется несколько мгновений, прежде чем тревожный рев поднимается со всех сторон. «Ферлиг, Ферлиг!» «Он дышит?» «Что случилось?» «Тихо». Голос Отца прокатывается по мыслям последним, успокаивая шум и бормотание. Черный дракон величественно и размеренно осматривает Ферлига, сжимая зубы все крепче. «Он жив». В пронизывающей тишине слышны лишь редкие хлопки крыльев, шорох хвостов. Ферлиг переворачивается на спину, разжимая лапу. Тело шута соскальзывает на землю, как безвольный мешок. «Похороните». Ферлиг смотрит в сияющее светлое небо, плывущие мирно облака и молчит. «Кто это?» «Последний человек на этой земле». Ферлиг ничего не объясняет, не рассказывает, но каждый дракон его понимает. Понимает, откуда раны на его теле, понимает, что произошло, понимает, кто в этом виноват. Понимает, кого так бережно принесли когтистые лапы. «Хорошо». Черный дракон встречается взглядом с каждым, заставляя склонить головы перед шутом. Шутом, который никогда не получал уважения, не слышал добрых слов. Шутом, который был Человеком. Похороны проходят быстро, тихо и торжественно. Ферлиг лежит неподвижно, бездумно прикрыв глаза. Он не хочет видеть, как исчезает в земле человек, чьего имени он никогда не знал. Не хочет видеть, как драконы склоняют головы. Не хочет ничего. Не хочет, но говорит. Говорит о том, что люди не оставят их в покое. Говорит о полете и далеких пустынных местах. Местах, где нет самых мерзких и коварных существ на свете. Отец согласно кивает, драконы обеспокоенно хлопают крыльями, и лишь Зеленый виновато опускает глаза. Опускает голову, больше не пищит восторженно «брат». Он хотел не того и не так. Только прошлые ошибки не вернуть. Ферлигу, в общем-то, все равно на чужие страдания. Все равно, пока он не слышит сдавленное и тихое «прости». Дракон молча кивает. Разве Дидрок виновен в его решении? Разве он приказал ему искать примирения у людей? Ферлиг принимает. Принимает себя, принимает драконов, принимает даже людей. Только где-то там в сердце немного болит. Болит сегодня, завтра и даже в тот день, когда они улетают. Улетают в другие города, другие страны, другие миры. Драконы улетают, оставляя за собой бледный, безжизненный мир без капли человечности. Улетают, чтобы однажды снова поверить людям. И кто знает, сколько Шутов их ждет по пути. Обсудить на форуме