Солнце опускалось за ширму сумеречной мглы, время быстро утекало, обрекая Вильяма на неутомимую спешку. Он карабкался по самой высокой стремянке, что видел этот мир. Ступени робко пошатывались, ноги медленно касались холодного от дикого ветра металла. Из-за отсутствия смазки крепления отдавали жутким скрипящим звуком, напоминающего неприятный скрежет железа по стеклу. Однако страх высоты уже истёрся из памяти Вильяма, подобно пушинкам сорванного одуванчика, которых уносит от первого дуновения ветерка.

С такой высоты Земля отдалённо напоминала шар – в самой дали, если приглядеться, можно было заметить, как края поверхности бережно закругляются, заворачивая огни города в аккуратно запакованный конверт. Птицы пролетали мимо, одаривая Вильяма ошарашенным безумным взглядом.

Облако, проплывая неподалёку, однако значительно выше самой стремянки, радостно приготовилось и злобно нахмурилось, приближаясь к покорителю местных высот. Оно чуть было не растянулось в торжествующей улыбке, как вдруг разглядело на жилетке специальный жетон, который отмечал сотрудника государственной компании «Санни Инк» своим ярким логотипом. В тот же момент облако стремительно опомнилось и выбрало более мирную траекторию относительно карабкающегося по ступеням Вильяма.

Подобное дело неминуемо стало его привычкой.

Спустя какое-то время он поднялся до той тонкой плёнки, которая отделяет драгоценную атмосферу планеты от смертоносной пустоты, не давая ей кануть в бездну. Вильям протянул руку и коснулся переливающегося по небу сияния. Оно отозвалось нежно и тут же пустило разноцветные круги по поверхности, вырисовывая картины, что отдалённо напоминали древнюю пещерную живопись. Он провёл пальцем, пробуя начертить некое подобие узора: парочка кругов и бесконечно длинная полоса под ними. Радужная пелена ласково поддалась, окрашивая фигуры в прекрасную картину. Она создавала образы, что тухли и появлялись, оставляя следы, которые надолго отпечатывались в воспоминаниях. В ту же секунду два круга помножились и приобрели светло-жёлтый оттенок. Они выступали и опускались обратно, колыхали на необъятном художественном холсте. Полоса под ними приобрела свои границы. Глубокий синий цвет поглощал всё доступное внимание и погружал в себя. Ведь вдруг он стал бездонно синим океаном неба, что простилалось над землёй и освещало улицы огнями далёких звёзд. Душа Ван Гога, что вмиг испарилась и улетела, но навечно сохранилась в сердцах людей.

Вильям мог наслаждаться этим бесконечно, однако время непременно берёт своё, и единственная возможность с ним ужиться – играть на опережение. Вильям снова протянул руку и заботливо подтолкнул атмосферу, протискиваясь и методично продвигаясь вперёд. Кисть легко прошла сквозь пелену, навстречу льду и хладу обратной стороны мира. Вильям почувствовал лёгкое жжение, но у него ещё оставались секунды для дальнейшего манёвра. Он вытянул пальцы на кисти – вокруг них бегло носились огоньки, подходя к телу лишь на считаные мгновения и разом уносясь в полёт. Он попробовал дотронуться до одного из них, но как всегда этого не вышло. Они носились из стороны в сторону, подмигивая и, будто бы играя, гонялись друг за другом в салочки в этой кромешной тишине. Иногда они уносились вслед, никогда больше не возвращаясь.

Время подходило к концу. Красный угол солнечного диска выглядывал из-за горизонта. Он не махал рукой, но смиренно наблюдал за уходящей стороной Земли. Вильям подобрался к нему и легонько коснулся макушки звезды кончиками пальцев. Полыхающий в сумерках диск был ещё тёплый. Он согревал руку в окутанный ледяным холодом небосвод, словно маленькая печка, топливо в которой поминутно иссякает, истощая свой запас. Ухватившись указательным и средним пальцем за другую сторону Солнца, Вильям аккуратно его потянул. Оно мигом скукожилось и сжалось до размера футбольного мяча, разве что футбольный мяч не светится и не согревает руки своим теплом. Этот шарик ясно смотрел в ответ, хотя за неимением у него глаз, это не было чем-то очевидным. Однако Вильям чувствовал, что это прекрасное создание по-прежнему делится своей любовью, окутывает с ног до головы и успокаивает сердце.

На улице резко потемнело. Светился только город и нежный ласковый шар, что покоился на руках у своего спасителя.

Пару секунд Вильям не мог оторвать от звезды взгляд, но, опомнившись, с любовью, кропотливо и бережно он положил её в рюкзак за спиной. Свет пропал, но теперь уже грел спину так, что высотный ветер больше не грозил своим холодом – он ласково трепал волосы на голове, словно отец, на коленях которого покоится голова маленького сына.

Цвета на пелене погасли и испарились, огоньки уплыли в пустоту, и только скрип ступеней доносился издалека, напоминая о необходимости спускаться вниз, на твёрдую поверхность. Вильям полез. Медленно переставляя ноги, он слушал звуки тишины, которые навевали свой покой и обволакивали душу, успокаивая ещё трепещущий разум. Один единственный раз он оступился, чуть не упав. Однако, почувствовав ответственность за бесценную вещицу в своём рюкзаке, собрался и вновь пополз вниз.

Спустившись, Вильям передвинул пару рычагов, сложив стремянку пополам. Она твёрдо стояла на своём месте, явно не собираясь куда-то уходить. Отведя взгляд от бесчисленного количества звёзд, он развернулся и подошёл к старенькой, потрёпанной годами машине. Сел в раскрытый салон и бережливо захлопнул за собой дверь.

…

На столе дымился горячий, запечённый и подрумянившийся картофель в золотистой корочке. Ароматный и мягкий, он словно выпрыгнул из Большой Книги Рецептов и выбрал именно эту семью. Однако раскрытая духовка ещё не успела остыть и продолжала извергать наружу всполохи тёплого воздуха, что достигали жителей квартиры. Так что естественное происхождение такого приятного блюда не подвергалось сомнению.

Вильям закрыл за собой дверь, защёлкнул замок и аккуратно расположил рюкзак около стены.

- Уже вернулся? – окликнула его жена из кухни.

- Да, Клавдия, - сказал он, снимая плащ. - Пробок почти нет. Повезло.

- Вот и замечательно, - она уже раскладывала блюдо по тарелкам, напевая какую-то далёкую мелодию под нос. Песню, что напоминала о давнишних временах, давно прошедших, но таких же тёплых, как жаркий печной воздух. – Как светлячки? – она сладко улыбнулась.

- Уже никуда не улетают. Представляешь, вблизи они напоминают искорки! – глаза Вильяма блеснули ярким пламенем мечты, что разгорелось, но потухло, оставляя за собой едва уловимый след надежды. – Картофель последний?

Клавдия мигом погрустнела, но постаралась сохранить спокойное выражение лица.

- Ничего, что-нибудь придумаем. У нас ещё где-то сельдерей был. Сходи завтра к Майклу, обменяй пару яиц.

- На что?

Она отложила столовые приборы и, выждав пару секунд, громко вздохнула. Нарушенная тишина, словно круги на воде, пробежала мурашками с ног до головы.

- У нас закончились средства, – сказала она.

- На этой неделе должны прийти начисления.

- Я знаю. Но как ты можешь жить, зная, что завтра на еду может и не хватить? – Клавдия подняла на Вильяма большие голубые глаза. Они намокли и опухли – парочка прошедших в одиночестве часов не пошла на пользу красоте, что медленно утопала в слезах. Барахтаясь и кувыркаясь, она делала последние попытки выбраться из этого солёного моря. Однако прекрасные черты лица Клавдии оставались неизменны для Вильяма, что полюбил её всей душой ещё двадцать лет назад. – Прости, что снова поднимаю этот разговор. Я просто не могу к этому привыкнуть.

Он глубоко вздохнул.

- Я понимаю. Зато у нас есть дом. Ты можешь заниматься танцами и не бояться, что завтра отнимут жильё. Государство ведь оплачивает счета.

- И при этом мы не можем никуда переехать. Мы же привязаны к этому месту, прямо как крепостные!

Вильям понуро наклонил голову, ковыряя остатки картофельной корочки.

- Разве тебе здесь не нравится? - выдавил он из себя.

- Конечно, нравится. Но дело ведь не в этом. Никто не хочет выдавать тебе даже самую дешёвую страховку. Ты даже простуду не можешь вылечить, не выложив несколько сотен долларов, которых у нас и так нет, - срываясь на громкий стон, проговорила жена.

- Ты права. Зато нам бесплатно выдали дом. При такой обстановке в стране, когда повсюду коммунисты, а половина города стремительно теряет работу, это уже что-то невероятное.

- Дом, который мы не можем починить, ведь за двадцать лет он весь поизносился, как пасхальный куличик ко дню Благодарения.

Он снова помолчал, собирая мысли в голове. Словно кувшин с наполненной водой, который несёт на голове индианка, сохраняя хрупкое и деликатное равновесие, нарушение которого даже не стоит обсуждать.

- Клавдия, я люблю тебя также, как люблю саму жизнь. И также я люблю эту работу. Каждый раз, когда ты заглядываешь в тот тонкий мирок, что собрался за пазухой у Вселенной. Каждый раз, когда мимолётные образы ликуют и воспаряют, вырисовывая картины. Каждый раз ты не можешь оторвать от этого своего взгляда и смотришь с замиранием души, как заворожённый. И каждый раз, когда ты несёшь это чуткий артефакт, древний, как сам мир домой, ты чувствуешь, как он на тебя смотрит. Разве ты этого не видишь? Словно гладит по спине и успокаивает, наставляет и вдохновляет на дальнейший путь. Разве это не жизнь?

Его глаза снова обрели искорку души. Она плясала и двигалась, норовя выскочить наружу, заразить других своим неугасающим огнём.

- Тебе нужно меньше читать, – она укорительно взглянула на него, грустно улыбаясь. Слёзы испарялись с век, оставляя бледные солёные следы на коже. – Я тоже тебя люблю.

- Прости меня, – слова едва сошли с его губ, исчезая и превращаясь в призрака ночи.

Спустя пару минут они словно позабыли этот разговор. С уст посыпались разговоры и обсуждения последних новостей. Однако осадок грусти и тоски засел в душе, и только Солнце могло рассеять его своим слепящим светом.

Тепло духового шкафа развеялось, как дым. А еда незаметно исчезла с подноса. Однако разгоревшееся пламя любви и печали обуяло весь оставшийся вечер. Шутки сыпались в беседе, подобно каплям дождя, орошающего всходящие весенние ростки цветов. Улыбки спешно поджигали свечи, разогревая воздух до уровня каления. А огонёк в глазах поднимался подобно пламени, окутывая холод надвигающейся ночи и освещая её темноту.

Перед сном Клавдия всё же попросила Вильяма дать ей возможность заглянуть в рюкзак.

- Можно? – тихо шепнула она.

Вильям нежно кивнул.

- Только не трогай – его сейчас нельзя будить.

Он аккуратно расстегнул молнию на ткани, раскрывая тщательно запрятанный тайник. Она медленно заглянула туда и застыла на месте, не шевеля ни единым мускулом на тускло освещённом лице.

Глаза Клавдии засветились, а губы расплылись в счастливой улыбке, озаряя мглу ночной свечи.

- Оно и правда живое, - её глаза сделались по-детски большими, в них загорелась надежда и благоговейный трепет перед очарованием тусклой звезды. Слёзы действительно были готовы выступить на её глазах, но в них не было той же грусти, что была тогда за столом.

- И смотрит, - довершила она.

- Всё верно, – он кивнул. – Но всё немного не так, как ты думаешь.

Она отвела глаза от рюкзака и недоумённо посмотрела на Вильяма. Он продолжил.

- Оно действительно смотрит. Заглядывает в душу и проверяет, прощупывает, пытаясь поджечь душу своим огненным теплом. Ты понимаешь, Клавдия? Солнце внутри нас. Оно греет нас изнутри, старается исцелить шрамы давних травм. А главное, оно тоже способно светить. Как и мы.

- А как же?.. – Клавдия многозначительно кивнула на звезду, лежащую подле неё.

Вильям взглянул на смутный свет, льющийся откуда-то снизу. И миллионы мыслей пролетали в его голове, подобно светлячкам, которые облепляли его руку на закате дня. И сотни тысяч огоньков разлетелись. Остался лишь один, ясный и чёткий, спокойный, как поверхность водной глади в безветренный день.

- Оно лишь напоминает нам об этом и даёт надежду по утрам. Понимаешь? Сотни людей выходят на улицу только для того, чтобы посмотреть, как красный круг рассвета выползает из-за горизонта. Вечером они выходят ради заката. Почему? Ты знаешь, почему, Клавдия?

Клавдия испугано покачала головой. Слова, что говорил Вильям, пулей вылетали изо рта. И били совершенно точно в сердце, поражая его навылет.

- Потому что оно лишь отражение нас самих.

…

Вильям приподнялся и выключил будильник вытянутой рукой. Циферблат мерно подмигивал, оповещая о наступлении утра.  «5:26» - цифры переливались и светились, не давая хозяину снова впасть в дремоту.

Он выпил кофе перед тем, как сесть в автомобиль. Горячий напиток дымился, пар взлетал к потолку, покачиваясь из стороны в сторону. Запах пробуждал сознание и запускал мыслительные процессы. Вильям вдыхал запах растворимого кофе, что вполне могло напоминать настоящий, если не обращать внимание на незначительные мелочи.

Покончив с завтраком, он, наконец, оделся, бережно поцеловал жену в лоб и вышел за порог своего дома.

Машина тарахтела и подскакивала на кочках. Где-то под капотом гремел открутившийся саморез, потрескивал клапан вентиляции. Вильям погладил обивку бардачка. Такая милая, приятная, но в то же время простая вещь. Как может автомобиль вызывать столько эмоций? Возможно, дело в том, что на этой машине он сотню раз возил Клавдию посмотреть на рассвет?

Первый раз она безудержно кричала от восторга и страха, мурашек, бегающих по телу. И не мудрено – крошечный шар, который еле заметно издалека, за считанные секунды воспаряет и превращается в красного кровавого монстра. Он выглядывает из-за горизонта, выискивая заблудших людей, и заставляет их души плясать танго жизни.

Когда в первый раз видишь такое, всё представление о мире переворачивается с ног на голову. После чего ещё какое-то время приходится ежечасно убеждаться в трезвости собственного рассудка. Однако потом всё в мире становится возможным.

 

Вильям уже приближался к выезду из города. В последнем доме зажёгся свет. Утро потихоньку тормошило людей и пробуждало их ото сна. Наверняка, в одной из квартир уже протяжно свистел чайник, пар поднимался от воды. А кухонные шкафчики гремели, предвещая яичницу с беконом.

И все эти люди с нетерпением ждут нового восхода Солнца. Ведь каждый восход даёт надежду новому дню. И именно Вильяму выпала честь принести эту надежду в человеческие сердца.

 

Пустыня Невады была обширна ровно настолько, насколько она была пуста. Лишь изредка встречающиеся кактусы нарушали тишину и покой местного мирка. Однако так казалось лишь на первый взгляд. Подобно распустившемуся цветку на иссохшем от недостатка влаги кустарнике, Мохаве расцветала, стоило лишь первому оттенку зари ласково коснуться её макушки. И тут же выяснялось, что море обитателей заполонило царство песка и сурового подобия растений.

Вильям вышел из машины. Закрывать двери не было нужды. Песчинки забивались в ботинки и хрустели подобно снегу, пока он неспешно шагал к поднимающейся ввысь стремянке, будто по другой планете. Он нажал на рычаг, механизм зашумел и медленно раскрылся.

Перед Вильямом открылись ступени в небеса. И он шагнул им навстречу.

Несколько минут Вильям терпеливо полз по лестнице, дожидаясь привычного ощущения волшебства. Очередное облако вновь норовило врезаться в него, но спешно ретировалось с места преступления. Летящая навстречу пара птиц чуть было не забыла о необходимости махать крыльями, но вовремя опомнилась и продолжила полёт. К такому быстро привыкаешь.

И всё же Вильям вновь добрался до уровня неба, когда один слой спешно перемежается с другим, смешивается, раскрашивая планету в палитру художника-импрессиониста. И магия открылась, впустив Вильяма в свои секреты.

Тонкая плёнка, натянутая от одного конца Земли к другому, вдруг всколыхнулась и поёжилась. Сотни огоньков приблизились к Вильяму, окутывая его руки. Они ластились и жались друг другу, словно желая согреться от пробирающего пустоту холода. Крошечные покалывания кожи пролетали по нервными окончаниям, достигая головного мозга.

Вдруг Вильям чихнул.

Все светлячки разом разлетелись, остался лишь один единственный огонёк. За неимением глаз он прощупывал кисть в надежде понять, что это такое. Вильям улыбнулся и неловко рассмеялся. Испугавшись, искорка вспорхнула и встрепенулась, намереваясь сбежать. Но Вильям что-то прошептал, отчего та на миг остановилась и заинтересованно застыла в воздухе, если такое вообще можно сказать о сияющем огоньке. Однако уже через секунду она бесследно исчезла, оставив Вильям наедине с самим собой.

«Они понимают», - прошептал он с широко раскрытыми глазами.

Однако время было на исходе.

Вильям протянул руки и расстегнул замок на рюкзаке, нащупал внутри тёплый светящийся шарик, что горел уже значительно ярче, чем в прошлую ночь, и бережно достал. Нечто, отдалённо напоминающее улыбку, растянулось на сияющем багровым цветом диске. Вильям приподнялся на ступеньках и повесил Солнце на небосклон, которое тут же осветило собой окрестности пустыни. Он глубоко вздохнул, взглянув на проделанную работу, после чего спустился со стремянки и неспешно побрёл к автомобилю. Красный свет звезды залил этот мир, напоминая каждому о новом дне. И, зарождая в глубине души надежду, он бережно засеивал счастье.

 

Вильям залез в старую потрёпанную машину и запустил её двигатель. Колёса медленно тронулись с места, разгоняя это железное чудо по асфальтовой дороге. Подвеска неспешно покачивалась, легонько подпрыгивая на кочках и издавая богатый букет звуков. Ещё совсем недавно на улице было беспросветно темно и пустынно, однако теперь Солнце освещало Вильяму его путь домой, не давая заблудиться.