Альтернативный мир. 2030 год

 

В зале отдыха хостела на промятых диванах сидит человек десять, половина из которых делает вид, что смотрит телевизор. Просторный зал почти лишен мебели, и звук гулко отражается от стен. Какой-то тип справа спит, свесив вперед голову, небритым подбородком касаясь линялой майки. Не помню, как его зовут, хотя он представлялся. Парочка парней зависает в телефонах, их имен я тоже не знаю, как и причин, по которым они здесь. Я не сближаюсь с людьми. Это опасно – меня могут раскрыть.

Высокая фигура Клинка незаметно возникает в дверях и глазами показывает на выход. Он хмурится, сжимает массивные кулаки.

– У меня есть новости об ушедших, – беззвучно шепчет мне в ухо, когда я равняюсь с ним в проходе. Ему приходится слегка наклониться – я сам парень не низкий, но Клинк выше на полголовы. Мы, не сговариваясь, направляемся в столовую, там сейчас пусто, до ужина еще минут сорок. В приоткрытую дверь на кухню я вижу двух поварих, высыпающих в огромные кастрюли горы нарезанных овощей. Мы занимаем самый дальний стол. Клинк продолжает хмуриться, устало откидываясь на стуле.

– Ну? Что за новости? – Я нетерпеливо барабаню пальцами в перчатках по столу. Если перчатки снять на столе останутся влажные пятна. Для обитателей хостела – у меня псориаз. Удобно. Один раз сказал, и никто больше не пристает к моим перчаткам.

Клинк рассматривает мое лицо и шею, намазанную тональным кремом.

– А ничего так, не подкопаешься, – заключает он. На мне парик и линзы. По меркам обитателей этого мира, я выгляжу нормально. Странно, но в рамках. Клинк же внешне ничем не отличается от людей. Вообще.

– Те, что пошли на Запад в погибли в П. – Голос у Клинка напряженный. Он был против их плана, но уговорить остаться не смог.

– Как это произошло?

– Непонятно. Проводник повел их через лес до самой сетки. Они перешли границу, и мы думали, что все хорошо. Но через двенадцать часов к тому же месту с западной стороны подъехал пограничный джип и перебросил тела обратно.

– Кто из наших?

– Тилли и Сэм. У Тилли твоя природа, он мог просто замерзнуть, если все это время их держали не в помещении. Проводник вернулся и похоронил их.

– Как так-то?

– Похоже, это ждет всех, кто прибывает с востока. – Клинк со стола берет солонку, крутит ее в руках, четыре крупных кристалла соли просыпается и тут же начинают плавно левитировать пока не паркуется на ладони Клинка.

– Блин, зараза, – бубнит Клинк, делает пару глубоких вздохов и кристаллы моментально ссыпаются на пол.

– Клинк, заканчивай это. – Он виновато смотрим на меня, вытирает руку о свитер. Очевидно, меня ждут еще неприятные новости – в спокойном состоянии Клинк прекрасно контролирует свою природу. Контроль – это то, что позволило ему, одним из первых наших, получить паспорт этой северной империи. Сейчас же он не в лучшей форме, раз намагничивается даже соль.

– Это еще не все. – Клинк тяжело вздыхает: – Двоих новеньких, которые добирались в багаже в Г, также обнаружили.

– И? – Биолаборатория. Сразу. – Эта информация ржавым ножом проходится по нервам. Из биолабораторий не возвращаются. Я знал их всех, хорошие ребята. Мы сутками спорили, какой путь к натурализации надёжнее. Я не захотел идти с ними, на что Тилли назвал меня зомбированным дураком, а Сэм трусом. А теперь Тилли и Сэм мертвы, и новенькие тоже.

– Черт. То есть профессор прав?

– Похоже на то, Дровис. Тебе нужны эти чертовы документы. Почему не попробовать получить их здесь?

– Почему? А если меня не признают человеком? Меня ждет такая же биолаборатория, но только в этой стране.

– Здесь хотя бы есть комиссия, они рассматривают дела, а не сразу… – Клинк проводит тыльной стороной ладони по горлу. – Профессор поможет с биозаключением. Он уже многим помог.

– Не всем. – На это Клинк опускает голову и рассматривает свои руки, сцепленные в замок.

– Дровис, риск есть. Комиссия критерии не раскрывает. Но и шансы неплохие. Если ты будешь себя контролировать.

Я опять упираюсь взглядом в краснощеких поварих за стеклом кухни. Вдвоём они переставляют с плиты на стол громадную кастрюлю с супом, обхватив ручки полотенцами с двух сторон. Видно, как их лица напряжены. Я бы помог, если бы мог. Это то, что мне недоступно здесь. В состоянии покоя поднимать такие тяжелые предметы в этом мире не могу. А профессор и Клинк настойчиво советуют из этого состояния, почти что немощи, не выходить. Иначе моя природа поменяется, во что я превращусь и какие-то свойства проявлю, страшно представить. Ну и тогда меня найдут и дальнейшее еще страшнее представить.

Сам я в спокойном состоянии вешу, как кастрюля в руках поварих. Я даже в лифте сам проехать не могу, потому что сенсор не распознает во мне взрослого человека. Еще один плюсик в пользу этого хостела – здесь нет лифтов. Хотя, о чем это я! Этот старенький хостел на окраине города – база Клинка: он всех прибывших прячет здесь, среди странной публики безработных и мигрантов.

Тот мир, который мой, по необъяснимым причинам выплюнул меня, как и еще три десятка наших, снабдив телами гуманоидов. И чтобы усилить эффект, у нас у всех совершенно разные мутации. Я на девяносто семь процентов состою из воды. Здесь используют слово “телесный” для описания бежево-розового цвета. Что в отношении меня звучит как насмешка. Мой “телесный”– это светло-голубой.

От холода мои процессы замедляются, от жары наступает стремительное испарение влаги. У меня нет волос, но здесь их у многих нет. Как нет и белых зрачков, которые мне приходится прятать под линзами, как и нет ярко-голубых белков глаз – тут уже помогают очки. Как-то я случайно вылил на себя чашку кипятка, и он выел на ноге кусок моей водной плоти, хорошая новость, что регенерация была быстрой. И полной, что еще важнее. Моя несанкционированная эманация – необъяснимая ошибка, сбой. Уверен, система будет нас искать и за нас бороться, но до этого нужно как-то дожить.

Выбросы наших в этот мир продолжаются, и Клинк, первый из нас оказавшийся тут, старательно всех находит. Следует благодарить вселенную за то, что первым несчастным заброшенным сюда был именно он, с его внутренней антенной поиска. Будь это я, например, погиб бы сам и никому бы не смог помочь.

– Здравствуйте, Дровис, – профессор Савельев отвечает на мой звонок сразу. – Рад, что вы позвонили.

– Профессор, я согласен.

– Дровис, не волнуйтесь, я обещаю неприкосновенность в нашем институте. Само исследование займет время, нам придется под вас оборудование настраивать, как я уже говорил. МРТ, например, вам делать нельзя. Вероятна поляризация молекул в клетках. Мы не должны допустить необратимого биопроцесса в вашем теле.

– Когда мне быть у вас?

– Чем быстрее, тем лучше. У нас вам будет безопаснее, пока все не прояснится.

Я вижу в глазах Клинка облегчение, когда, собрав свой небольшой рюкзак, жму ему руку на прощание.

Добираться в метро я не решился, электромагнитные поля там не стабильны. На улице холодно, фольга в которую обмотано мое тело под одеждой спасает – суставы сгибаются, как обычно, значит, вязкость суставной жидкости не повысилась.

К счастью, автобус, который подвозит меня к набережной, пуст и никто повышенным вниманием меня не осаждает. Полчаса спокойствия. Все меняется, когда я выхожу, чтобы дождаться другого вместе с толпой пассажиров.

Отворачиваюсь от ветра и прожигающих любопытством взглядов, смотрю на темную воду реки. Река называется так же, как и город, но в отличии от города спокойна, ход ее не быстр, и этот контраст завораживает. За спиной ревет поток машин – в этом городе он нескончаем. Я привык.

Поэтому не сразу понимаю, что произошло, когда где-то справа за спиной слышу пронзительный звук клаксона, затем сразу нескольких, скрипящий визг тормозов, удар, крики прохожих. Как в замедленной сьемке, одна из машин такси вылетает на тротуар набережной и, пролетев несколько метров, падает плашмя в реку прямо передо мной. На пассажирском сиденье мелькает девушка, на заднем – ребенок.

Мой вес практически равен весу воды, я говорил кажется. Поэтому, перескочив через ограждение и спрыгнув с парапета прямо на воду, я не тону, а бегу по ней к тому месту, где река медленно утягивает в свое брюхо машину.

Желтая KIA погружается неспешно, но неотвратимо. Ледяной ветер дует резкими свистящими порывами. На реке ничто не преграждает ему путь, и он свирепствует, беспрепятственно срывая с меня и шапку, и парик, и очки. Сзади слышу крики, но их уносит ветром. Что я думаю в этот момент? Ничего. Именно это я и сказал впоследствии комиссии. Что я помню, это как поменялась плотность моего тела, дыхание стало частым, покалывания на моей голубой коже, предвещающие электромагнитный скачок. Я точно помню момент, когда я вышел из состояния покоя. Как усилилось электромагнитное напряжение в молекулах воды, воды моего тела.

Технически все вышло само собой – усилил воронку и создал столб воды, который и вытолкнул машину ненадолго обратно на поверхность. Это “ненадолго” и дало возможность водителю отстегнуться, выпрыгнуть в воду и доплыть до берега, мне вытащить ребенка одной рукой, а другой открыть дверь девушке. Ребенка я практически смог удержать над поверхностью и так дотащить до берега. Девушку дотянул шарфом, один конец которого бросил ей.

Как мне потом рассказали в комиссии, ребенка и девушку подхватили у самой набережной, подъехавшие полицейские и я сам смог выбраться на берег и только потом отрубиться. Холодная вода затекла за фольгу в ботинках и брюках, и мои жизненные процессы замедлились до критических.

Меня дико пугало то, что расследование по поводу моей персоны комиссия вести долго не собиралась. Профессор предлагал им положить меня в институт для исследований, но следователь эту идею мягко отклонил и продолжал задавать какие-то не те вопросы. Что я чувствовал, когда прыгнул в воду? Понимал ли я опасность для своего организма? Испытывал ли я страх?

Заседание комиссии по натурализации длилось двадцать минут, на котором мне задали все те же вопросы. Профессора даже не заслушали, только зачитали его короткую справку о том, что природа моего существа не известна и требует изучения.

Я сидел с опущенной головой, потеряв интерес к происходящему. Надежда улетучилась, и я понуро ждал своей участи. Наверное, поэтому не сразу понял вердикт комиссии и практически прослушал кусок, где утверждалось, что мое сознание не отличается от человеческого. После этого мой слух включился, и я смог запомнить следующее:

– Психоэмоциональные и когнитивные реакции существа Дровиса идентичны человеческим. Уровень проявленной эмпатии, сочувствия говорит о высоком самосознания и духовной развитости. В этой связи комиссия постановляет принять в гражданство Империи Дровиса. За счет Империи назначить биофизическое исследование, с целью оказания медицинской помощи в случае необходимости. Господин Дровис, если ли у вас вопросы к комиссии?

– Я благодарен, но я же… почему?

– Почему мы не принимаем во внимание вашу физиологическую природу? Потому что не это важно. Империя наполнена физиологическим и расовым разнообразием, как вы можете догадаться. Наша задача - сохранить нравственный ценз. А тут вы многим фору дадите. Поздравляю! Рад вашему прибытию!